It's Getting Dark

Алый рассвет, подобно кровавому пятну, расплывался на порабощённом ночным мраком небосводе. Тьма отступала на запад, унося с собой миллионы мыслей, что роились в человеческих умах до прихода нового дня. Вихрь холодного декабрьского ветра залетел в приоткрытое окно одной из спален готической усадьбы неподалёку Лондона. Он принёс с собой лишь новые тревоги для той, что ласково приоткрыла ему окно своей комнаты. Анна Крэйн стояла у дубового подоконника и заворожено наблюдала за тем, как постепенно мрачно-белая гладь снега, который выпал вот уже несколько дней назад, окрашивается в багровые тона под лучами утреннего солнца. Память рисовала страшные картины, которые так хотелось забыть: Ливерпуль, убийство того пленника, Эндрю, Батерси, мёртвый связной, взрыв… Эти события витали в её сознании, подобно ветру, что разгуливал сейчас по просторной спальне, и изредка, яркими вспышками мелькали перед глазами. Только оборачиваясь время от времени назад и вглядываясь в ещё поглощённую утренним сумраком комнату, Анна Крэйн понимала, что всё это в прошлом, что дальше будет легче. Там, почти у самого края широкой кровати, лежал мирно спящий Джеймс. Рядом с этим переменчивым психом мисс Крэйн чувствовала себя, наверное, безопаснее, чем с кем-либо другим в этом мире. Пока ей совершенно не хотелось углубляться в тему чувств к этому человеку. Спокойствие и уют — всё, что нужно Анне, и, как ни странно, Джеймсу Мориарти удавалось обеспечивать это ей по мере своих возможностей. Пусть даже только на моральном уровне. На часах уже почти восемь утра — привычное время бодрствования для злодея-консультанта, но он спал… Он устал и даже слишком. Анна видела, чем обернулись для Мориарти тридцать дней допросов от Майкрофта Холмса: тотальное переутомление, дёрганость в движениях и полное моральное истощение. Худшим для неё, пожалуй, было именно последнее, ведь, смотря на бесстрастную глыбу, коей временами начинал казаться Джеймс, Анне становилось не по себе. Хотя, впрочем, это было явлением временным, ведь, все мы знаем — мистер Мориарти слишком непостоянен, чтобы быть бесчувственным, нервным психом долгое время. Вскоре он откинул эти два прилагательные и принял свой привычный облик «непосто-я-янного» психа… Но всё это было уже после той престранной длинной ночи, которая никак не мола выйти из головы Анны.

***

Джеймс Мориарти сидел перед информаторкой не в самом лучшем из своих амплуа: уставший, изнеможённый и слишком отстранённый от общества. Такой он мог показаться уязвимым… До того самого момента, пока не раскрывал рот и не выпускал на девушку поток привычных (пусть и слегка наигранных) язвительно-философских речей, в которых даже сам Ницше бы не разобрался. Но за всеми этими праздными разглагольствованиями крылась достаточно безумная и невероятная правда, принять которую Анне было отчасти тяжело. — Ты спрашивала о том, где я был, — говорил он, когда мисс Крэйн уже закончила свой рассказ о прошедших нескольких неделях. — Это место вряд ли будет тебе знакомо. Там обычно наша лояльная власть вместе со спецслужбами оттачивает своё искусство допроса с пристрастием. Одна военная база на севере страны — омерзительное место, где из собеседников у меня был только Майкрофт Холмс, пара заурядных молчаливых охранников и моё отражение в зеркале. Впрочем, я там был в гостях не так долго… — Подожди, стоп! Ты сказал «Майкрофт Холмс»? — вскрикнула внезапно девушка, перебив рассказчика. — Да, дорогуша, именно он. Наш снеговик со своим чопорным зонтиком и завышенным чувством собственной важности, — Джеймс раздражённо скривился. Анне стало не по себе от полнейшего непонимания того, что ей рассказывал Мориарти. Она металась от одной мысли к другой, из-за чего вместо вопроса выдала лишь оборванную фразу: — Но я встречала его… — Дай угадаю: на открытии особняка Стайнберга? — Джеймс привычно растянул губы в насмешливой улыбке. О, пресловутая ядовитая ухмылка Мориарти, которая без лишних комментариев значила: я опять на шаг впереди, дорогуша. Этот его фривольный жест уже давно въелся в память девушки, и всякий раз, когда Мориарти выдавал сие выражение лица, она наперёд знала, что в конечном итоге окажется полнейшей дурой. — Откуда ты знаешь? — оторопело спросила Анна, теряясь в догадках. — Это было частью одной нашей небольшой сделки. Она предусматривала содействие Холмса тебе за мою умеренную плату. Поражённая девушка смотрела на своего собеседника и всё пыталась осознать, что же он имел ввиду. Впрочем, ответ на этот вопрос находился на поверхности и стал понятен ей уже через несколько секунд. Джеймс Мориарти не оставался в стороне от проблем Анны и решил через Холмса-старшего каким-то образом помочь девушке. Вот только как? — Угрозы нынче называют содействием? — поинтересовалась немного раздражённо девушка. — Думаю, если бы Холмс-старший подошёл к тебе и сказал, что его «гость», Джеймс Мориарти, сдал одну свою подпольную контору для того, чтобы он помог тебе не сдохнуть от рук Стайнберга, ты бы подумала, что он умом тронулся. — Решил опять влезть в мои личные дела? — с едким презрением обратилась к Джеймсу Анна. — Я просто оказывал посильную помощь. — Которая сводилась до одного идиотского разговора и пары раздражающих СМС от Майкрофта Холмса. — Не забывай об убийстве твоего «любимого» кузена. Если бы не люди Холмса, ты бы сейчас лежала в своей квартире со снайперской пулей во лбу. Угадай, кто бы посодействовал этому? — Уолтер-больной-на-всю-голову-Стайнберг? — Именно. И вновь слова Мориарти ввели девушку в ступор и заставили надолго уйти в свои размышления. Они разговаривали весь остаток длинной декабрьской ночи. Джеймс успел во всех красках описать то, что с ним происходило на той военной базе. И, наверняка, многие могли бы даже посочувствовать ему, не знай они, что пошёл на все те ужасы злодей-консультант по собственной воле, преследуя одному ему известные цели. Так странно было сейчас на душе у Анны. Она прокручивала в своей голове эту часть разговора, осмысливая каждое слово, сказанное её собеседником, и приходила в ещё большее смятение, нежели раньше. Мориарти спас её, сомнений нет, но, что же потянет за собой такое спасение? Стайнберг - не идиот, он, наверняка, всё узнает, причём уже очень скоро, ну, а за этим последует нечто поистине ужасное. «Стоит пожить ещё немного, до того как тот псих решит прикончить меня», — подумала Анна и, закрыв окно, вернулась на кровать и погрузилась в сладкий длинный сон. Долгие дни тянулись после для девушки в самом необычном ритме: она постепенно поедала себя этой идеей выследить Стайнберга, который совсем недавно покинул страну вместе со своей верной свитой в лице помощника Киллиана и ещё пары людей. Анна понимала, что это всё лишь затишье перед самой ужасной, всё сметающей бурей, которая или канет в лету вместе со Стайнбергом, или заберёт на тот свет и информаторку, и тех, кто ей помогал. Постепенно это желание переросло в идиотскую манию, которую прекратить не удавалось даже Джеймсу. Он лишь каждый вечер, как по часам, напоминал Анне, что человеку для нормальной жизненной деятельности необходим сон… хотя, если быть до конца честными, сам злодей-консультант в те дни редко ложился спать и большую часть времени проводил в своём кабинете. Но на один, поначалу, совершенно непримечательный день выпали несколько самых неожиданных поворотов в судьбе Анны Крэйн, которые смогли изменить её взгляды на этот мир. Привычный будний день для мисс Крэйн начинался с ударной дозы кофе и свежих новостей. Этот день явно не собирался быть таковым, поскольку начался он для информаторки громким стуком во входную дверь. Девушка выбежала из кухни, так и не поставив кофе на огонь, дабы открыть незваным гостям дверь. На пороге усадьбы оказался взволнованный до дрожи в коленях Моран с еле живой Амелией, которую он всеми силами пытался удержать в стоячем положении. Анна с ужасом смотрела на подругу, которая уже, похоже, даже на ногах стоять не могла. — Что с ней случилось? — спросила она, отступая, чтобы пропустить Себастьяна с Амелией внутрь дома. — Ей плохо. Тошнит постоянно. Сейчас вообще на ногах стоять не может. Иногда её вырывает, — ответил Моран. — Ты накормил её своей стряпнёй? — разъярённый взгляд Морана в ответ значил лишь то, что сейчас совершенно не время для язвительных шуточек. — Ладно, прости… Неси её в гостевую комнату. Я поищу, что ей можно дать. Пока Себастьян донёс Амелию до спальни, Анна сбегала в ванную за аптечкой, где должны были быть кое-какие болеутоляющие. Мысленно она уже перебирала все возможные причины такого самочувствия подруги, но вскоре прекратила это праздное занятие, ибо сначала нужно было поговорить с Эмми, а уж потом делать какие-то выводы. Ещё одна занятная мысль, которая промелькнула в голове Анны в тот момент, заключалась в том, что ранний отъезд Мориарти оказался как никогда кстати сегодня. Она, конечно, рассказала Джиму о том, где сейчас находится Амелия, но злодею-консультанту такой расклад вещей явно не особо понравился. Мориарти, как и всякий разумный человек, понимал весь риск подобного решения, а потому яро не одобрял его. Да и к Амелии он нежных чувств не питал. В общем-то, сейчас это не особо важно для Анны, ведь мысли её всё больше охватывала тревога за Амелию. Она вбежала в гостевую комнату с аптечкой в руках и застала то, как её обессиленная подруга лежала на кровати и тихо стонала от боли, а рядом с ней сидел взволнованный Себастьян. Не успела Анна сделать и шаг, как вдруг Амелия неожиданно резко поднялась с кровати и вбежала в гостевую уборную, захлопнув за собой дверь. — Эмм?.. — позвала её неуверенно Анна. В ответ была лишь тишина, разбавляемая звуком проточной воды из крана. — Часто она так? — обратилась девушка уже к Себу. — Достаточно. Я думаю, может, она отравилась чем-нибудь… Хотя, это странно. Она ела то же, что и я… И готовил это не я, если тебя это уж так беспокоит, — Себастьян был раздражён, что ясно слышалось в его голосе. Да это и не удивительно, ведь мужчина совершенно не понимал, что же происходит с его… соседкой, если можно её так назвать. — Себ, а чего ты врача не вызвал? — Личный врач Мориарти не брал трубку, а к другим обращаться, я думаю, не стоит. Врачи — не самые надёжные люди… — Ну да, ты прав…— немного отстранённо сказала Анна. Почему-то в её голове именно сейчас крутилась одна весьма идиотская навязчивая мысль, которая всё не давала девушке покоя. Это было чистым безумием и, наверняка, просто глупейшей версией из всех возможных, но и её стоит проверить. Ну, а для этого нужно хоть пару минут побыть с Амелией наедине. — Можешь на минутку выйти? — попросила друга Анна, когда шум воды, доносящийся из-за двери, прекратился. — Мне надо с ней поговорить. — А это обязательно… — Да, — отрезала девушка. — Давай, Себ. Всего пару минут. Не сказав ничего в ответ, Себастьян покинул гостевую комнату. Через пару секунд двери ванны отворились и из неё вышла бледная, как мел, Амелия. На посеревшем от мучительной боли лице читалась усталость. Без лишних слов девушка легла на кровать и положила руки на живот, тихо застонав. Анне было больно смотреть на подругу и ещё больнее — мучить её расспросами. Но по-другому пока, увы, никак. — Эмми, — тихо шепнула информаторка, беря за руку подругу. — Ты как? — Не очень… Мне жутко больно, — она согнулась в три погибели и вновь громко застонала. — Эй-эй, смотри на меня! Сосредоточься на мне. Ты слышишь меня, Эмм? — Да-а, — сквозь боль простонала подруга. — Ты ела в последнее время что-нибудь острое или, возможно, просроченное? — Нет, — заверила её Амелия. — Может, пила какое-то лекарство? — Нет. — Знаешь, это, конечно, бред, но всё же…— Анна нервно усмехнулась. — Не подумай ничего такого, просто ответь мне: в последнее время, может, в последние месяца три у тебя был «незащищённый» секс? После этого вопроса Амелия, уже и не обращая внимания на тянущую боль, приподнялась, опираясь на локти, над кроватью и ошарашенно вскрикнула: — Что? — Есть большая вероятность того, что ты, моя дорогая подруга, беременна. Словно приговор прозвучали эти слова для Амелии. Она начала вспоминать. Сквозь затуманенное болью сознание девушка пробиралась до своих воспоминаний и пыталась найти факты, которые или подтверждают или опровергают версию подруги… К несчастью Амелии, она нашла одно, обрывчатое воспоминание, которое могло доказать предположение Анны. Будто из прошлой жизни пришёл к ней образ той ночи: пьяный угар, длинная дорога до дома и слишком затуманенные умы, дабы рассуждать логично. Тогда в ней играли лишь разбушевавшиеся гормоны, сдабриваемые парой бокалов «Маргариты», ну, а в Генри Стайнберге — пол литра отборного французского коньяка. — Нет… — шептала она сквозь подступившие слёзы. — Нет. Не-е-ет, — тянула Эмми, захлёбываясь собственными рыданиями. — Что «нет», Эмм? Ты что-то вспомнила? — Анна подсела ближе к подруге и вновь взяла её за руку. — Это… Этого не может быть!.. Почему именно он? — последнее слово она выделила презрительно-ненавистной интонацией. — Да что случилось, Эмм? — всё пыталась докричаться до подруги Анна. — Три месяца назад, за пару дней до приезда в Лондон, я и Генри... — Я поняла, можешь не продолжать, — на следующем же вопросе Анна сильно замялась. — Ответь мне только: у тебя когда в последний раз были месячные? — Я не… — на миг Амелия призадумалась, прекратив этот всплеск истерики. — Несколько месяцев назад…— шепотом ответила она. — И тебя это не насторожило? — Я думала, это из-за нервов. Ведь это возможно из-за нервов? — с надежной спросила она у Анны. — Эмм, мне жаль… — Анна опустила взгляд и с неимоверным шоком вперемешку с досадой взирала на мягкие пастельные простыни, пытаясь настроить мысли на нужный лад. На миг в комнате воцарилась гробовая тишина. Обе девушки даже не смотрели друг на друга. Они блуждали в собственном сознании, пытаясь отыскать там ответы на самые насущные вопросы. Первой отозвалась сухим, хриплым голосом Амелия: — Если это так, если я беременна от этого ублюдка, то я сделаю аборт. Мне плевать, что, узнай моя мать об этом, она к чертям отречётся от меня, ибо аборты «не соответствуют канонам церкви и заповедям божьим», — притворно-гнусавым голосом, почти таким же, как у её матери, сказала девушка. — Этот ребёнок… Я не смогу смотреть на него даже, понимаешь? — крикнула она в лицо Анне. От этих слов информаторка словно осатанела. Она вскочила с места и, навалившись на подругу, прижала её руками за плечи к матрацу. — Это твой ребёнок, — шипела она полным ярости голосом. — Твоя плоть и кровь. Ты будешь любить его, потому что он — на все сто процентов твой и ничей другой. Он не заслужил того будущего, которое ты ему хочешь дать. В чём вина ребёнка, если его отец — кретин высшей пробы? Вы все считаете, что дети должны искуплять вину своих родителей? Что если те, кто тебя сотворили на свет мудаки, то ты такой же? То тебя нужно ненавидеть? Так нет, моя дорогая. Даже у самых законченных сукиных сынов рождаются прекрасные дети — добрые, искренние, не такие, как их родители. Мой кузен, сын твоего бывшего муженька Стайнберга, Тобиас, — он тот, о ком Генри никогда никому не расскажет, ибо стыдится грязной правды. Но, уж поверь мне, тот человек — лучшее, что мог породить на свет выродок вроде Стайнберга. И он ни на йоту не заслуживает той судьбы, которая у него есть. — Анна, ты не понимаешь… — Понимаю, Амелия. Ты у нас слабый, сломленный жизнью человек, который считает, что теперь может ломать жизнь ещё не родившемуся ребёнку, — это так ты о себе думаешь, да?! Но, знаешь, Эмм, ты просто жалкая, слабохарактерная сука, которая теперь решила отыграться на ни в чём неповинном ребёнке… — Энн, пожалуйста… — И будешь ты такой, пока не возьмёшь себя в руки и не примешь единственное важное решение в твоей жизни. Сама. Без чьих-либо подсказок и помыканий. Анна отпрянула от Амелии и, встав на ноги, развернулась и пошагала к двери комнаты. — Ты куда? — крикнула ей вслед подруга. — Пойду, попрошу помощника купить тебе тест и кое-какие лекарства, — сказала она и вышла из комнаты. В гостиной Анна наткнулась на Морана, бесцельно наматывающего круги по комнате. За всеми этими нервами она совершенно забыла о нём… Как бы он отреагировал на беременность Амелии? Наверняка, Себ был бы подавлен. Анна не стала рассказывать ему ничего, а на вопрос: «Ну как она?» ответила, что это кое-что по женской части, и скоро, скорее всего, они с этим разберутся. Отдав одному из людей Джима, что работал в охране, список с нужными лекарствами, девушка приказала ему купить всё как можно скорее, после чего вернулась обратно в усадьбу. Сама Анна в последнее время не рисковала появляться в Лондоне, потому как даже не сомневалась в том, что там её ждёт верная гибель от людей её дяди. Через час вернулся охранник. Он отдал пакет с лекарствами Анне, которая сходу двинулась к подруге, опять-таки попросив Себастьяна не беспокоить их некоторое время. — На, там тест, — Анна бросила Амелии небольшую коробку. — Сначала проверим, а потом уже посмотрим, что делать дальше. Эмми поднялась с кровати достаточно легко, ибо боль уже отступила. Она закрылась в ванной, прихватив с собой тест, ну, а Анна села на небольшой пуфик у кровати и стала ждать подругу. Через какое-то время к ней вышла Амелия. Гримаса боли, застывшая на лице, отчаяние в глазах и дрожащие руки дали без слов понять мисс Крэйн, каким был результат теста. — Что там? — скорее для формальности спросила Анна. — Положительный… — безжизненным голосом отозвалась девушка. — Чёрт, — тихо вздохнула информаторка. Она не знала, что делать. Былой запал, искра справедливости — всё это уже угасло в ней. Нет, ребёнка убить она не даст, но пока… Пока Анна просто не знала, что делать. Она видела изнеможённую подругу и понимала, что той нужен отдых. «Ну, а всё остальное мы решим немного позже». Вручив девушке слабое успокоительное, она приказала ей попытаться не нервничать и просто поспать. Амелия и не думала перечить Анне, а потому смирно выпила предложенную таблетку и легла на кровать. Глянув ещё раз на Эмми, Анна покинула её комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Она спустилась на первый этаж к Себу. — Она спит, — ответила на немой вопрос друга девушка, садясь рядом с ним на диван в гостиной. — Это хорошо. Пусть отдохнёт. Так, а что с ней конкретно? — Я же говорила, это по женской части. Ничего смертельного. Всё скоро утрясётся. — Думаешь? — взволновано спросил Себ. — Наверняка. Анна натянуто улыбнулась, похлопав друга по плечу. «Всё в порядке», — говорил её вид. «Блять!» — орало сознание. К чертям оно послало всё красноречие, ибо то, что случилось сейчас с Анной, никак цензурно описать не удавалось. Вот так, в атмосфере притворного спокойствия и искреннего волнения сидели они до того момента, пока не стало темнеть. Себастьян в то время уже начинал подумывать, что скоро ему придётся отчалить домой, ну, или подыскать себе спальню для ночлега, а Анна с опаской всё думала о том, что же будет, когда объявится Джим. К её удивлению, в тот же момент во входную дверь дома кто-то постучал. Девушка пошла открыть, ну а Себастьян же увязался за ней. На пороге стоял охранник. — Что случилось? — К вам гость, мисс Крэйн. — Кто? — Он назвался вашим братом. И тут уже челюсть отвисла не только у Анны, а, собственно, и у Морана, стоящего позади неё. Информаторка была, мягко говоря, в шоке от таких новостей, а ещё больше в шоке она была, когда её братец замаячил в поле видения. Он шёл, прихрамывая на левую ногу, от чего издали казалось, будто это вовсе и не молодой парень бредёт, а какой-то хромой старик. — Здравствуй, сестрёнка, Себастьян, — поприветствовал он их, входя в дом. Оба: что Анна, что Моран смотрели с нескрываемым удивлением на своего позднего гостя. — Ты что здесь делаешь? — Я? Как всегда спасаю вас, куда же без этого, — Эрик натянуто улыбнулся, потирая больную ногу. — А по-конкретнее? — А по-конкретнее, Анна, я пришёл закончить то, что начал уже много лет назад. Анна не стала ничего говорить в ответ. Она не стала забрасывать его сотней насущных вопросов, ибо видела, что стоял он с большим трудом, а потому лишь молча кивнула на арку, ведущую к гостиной. Эрик и Себастьян поняли её без слов. Там, на большом диване, в окружении приглушённого лампового света и завели они свой длинный разговор. — Себ, — обратился внезапно Эрик к снайперу. — Мне надо поговорить с Анной. Собственно, для этого я и пришёл. Всё, что нужно будет, она тебе расскажет, а пока… не мог бы ты оставить нас на некоторое время? Анна с сочувствием глянула на Себастьяна, но, увидев в его глазах понимание, даже смогла благодарно улыбнуться. Снайпер пошёл к Амелии, оставив мисс Крэйн и её блудного брата наедине. — Значит, ты решила побыть благодетельницей и приютила у себя девушку, которая помогала нашему дяде… — Согласна, решение не самое разумное… Но, как показывают последние дни, особым умом в подобных экстремальных ситуациях я не блещу, — Анна благодатно откинулась на спинку мягкого дивана, немного разминая шею. — Я и не сомневался, — вздохнул Эрик. — Ну что, флэшка ещё у тебя? — Да. — Это хорошо. Значит, осталась пара формальностей, и я смогу, наконец, исполнить то, что задумал. — Звучит, как начало какого-то зловещего плана, — ухмыльнулась Анна, пытаясь выдавить из себя последние нотки увядающего сарказма. — Скорее, как начало одного очень занимательного и предельно интересного рассказа. Ну что, Анна Крэйн, готова услышать историю моей жизни? — Что, прости? — воскликнула девушка, резко поднимаясь в сидячее положение. — Я же обещал рассказать тебе всё, вот я и рассказываю. Ну, так что? — Я вся во внимании, Эрик. Недолго собираясь с мыслями, Эрик Крэйн начал свой рассказ. — Начать, наверное, стоит с того дня, когда мы виделись с тобой в последний раз за многие годы. 25 января 1990 года, Лос-Анджелес. Как теперь помню, на дворе стояла жара, хоть и близилось Рождество. Я тогда сидел на героине… Это было ужасно. Первая доза за две недели. Для меня она была, как глоток свежего воздуха в пыльном чулане. Сложно описать тот кайф, который приходил после дозы… Я тогда мало что соображал. Всё сидел и смотрел в потолок, пока не отпустило и «малыш Вилли», ну, Уильям Бейкер, не подошёл ко мне и не похлопал по спине. Он что-то лепетал о деньгах. Я слабо слышал его. Кажется, тогда наш местный дилер решил поднять цены на дозу. Столько денег, понятное дело, ни у меня, ни у той дворовой шпаны, с которой я ошивался, не было. Он пригрозил, что пристрелит нас всех к хренам собачим, если мы не найдём до вечера деньги, чтобы отдать ему остаток суммы. Почти полдня мы просидели у старой стройки на Брикстон-авеню и думали, что делать и где найти столько денег. Парни говорили что-то о краже, но я сразу отмёл тот вариант. Был риск засветиться в полиции или, ещё хуже, — в прессе. Отец бы прибил меня. И вот Бейкеру стукнула в голову «блестящая» мысль: а что, если грабануть кого-то из своих. Мы должны были взять немного, ровно столько, сколько нам было нужно. И, видит Бог, я не хотел этого. Я орал, бил Вилли в челюсть раза три, но чёртов долг и тот сукин сын, который обещал пристрелить нас, если не отдадим долг, меня пугали куда больше, чем обычное воровство, и я согласился. Их стволы должны были быть не заряжены. Они клялись мне, что не тронут никого… Но уже через десять минут после того, как я впустил Вилли и Далласа в дом, из гостиной донеслись выстрелы. Мне говорили не высовываться, и я, боясь быть пойманным, так и делал. Мне было страшно, Энн. Клянусь, только тогда я по-настоящему ощутил, что такое чёртов страх… Это такой огромный клуб дыма, что застилает здравый рассудок и толкает на самые мерзкие вещи. Я тогда струсил, убежал вместе с Вилли и Далласом, хотя всей своей поганой душой хотел вернуться за тобой… Мне, правда, жаль, что всё так вышло. И тогда было жаль. Я хотел себе пулю в лоб пустить после той ночи. Целых три раза я намеревался это сделать, но так и не смог. После той ночи я, брошенный посреди далёкого пустыря с каким-то несчастным мизером денег за пазухой, начал новую, самую грязную и отвратительную жизнь. Я скитался, как чёртовая помойная крыса, по самым тёмным закоулкам нашей родины. Там, среди пары уличных хулиганов, я и нашёл своё место — вдали от дома, без лишних знакомых рож поблизости и вечной опасности быть пойманным полицией. Не жизнь, а благодать, если не учитывать полную антисанитарию и отсутствие нормального жилья и питания. Вскоре, может, через год или два я начал заниматься продажей наркоты. Местные парни набрали неплохую команду, научили меня работать чисто и без лишней шумихи. Получалось у меня неплохо. Вскоре дела пошли в гору, я, наконец, пристроился в каком-то полуразваленном мотеле на окраине Гастина, и после долгих лет, проведённых мной, как самым омерзительным грязным псом, я всё же смог почувствовать себя человеком. Но и эта относительная идиллия продлилась не долго. Нашу компашку накрыли, её главарей пристрелили, а нас — барыг — избили до полусмерти и выбросили подыхать в подворотне. Тогда я думал, что, наверное, скоро точно умру… Чёрт, я уже мысленно даже завещание составил. Я хотел, чтобы меня похоронили в Лос-Анджелесе, рядом с родителями, а не в безымянной могиле, как какого-то бомжа. Но, чёрт бы побрал эту судьбу, ведь я не сдох! Меня нашли какие-то парни из местного синдиката и решили сделать из меня «годного человека», как они это называли. Те пареньки были пожёстче наркодилеров. Они меня хоть и подлатали, и накормили и даже место приличное для ночлега дали, но всё же взамен попросили от меня полную самоотдачу их делу. Эти ребятки учили меня стрелять, драться, метать ножи. Через пару недель меня записали экстерном в какую-то местную школу. Я окончил её года через два. Потом был универ, тоже экстерном. «Чёртов адвокат с беретой наперевес», — так они меня иногда называли. Я хорошо стрелял, хоть от этого меня и тянуло блевать порой. Особенно, если мишенью становились живые люди. Где-то приблизительно в тот момент я и повстречал Абрахама Джоэла, кстати… Но это не важно. Важно то, что однажды, в какой-то захудалой газетёнке я увидел статью о девочке-гении, которая умудрилась в свои неполные восемнадцать занять первое место на республиканской олимпиаде по программированию, и имя ей - Анна Крэйн. Я гордился тобой тогда, правда. Наверное, из всего того дерьма, которое на меня каждый день выливала жизнь, эта статья была единственным проблеском чего-нибудь светлого и чистого - того, что согревало душу. Я хотел увидеть тебя. Приезжал несколько раз в Лос-Анджелес, чтобы хоть одним глазком на тебя взглянуть. Но моя совесть так и не позволила заговорить с тобой. Да, жизнь меня тогда потрепала неслабо: уже в двадцать шесть на моём веку были сотни жертв и десятки ранений… Правда вот, ни хрена легче от этого не становилось. Я шёл на задание, словно те зомби в свои пыльные офисы — без единой эмоции. Мне было плевать на тех, кого я убиваю. Так же, как и срать мне было тогда на тех, кто умудрялся таки поймать меня (что случалось тоже нередко) и выбить всю дурь из тела и мозгов. Лужи крови, треск метала, шум спускового затвора береты — всё это приводило меня в ярость. Я ненавидел свою жизнь. В какой-то момент мне даже показалось, что всем этим я искупляю свои былые грехи, но это было не так. Сколько бы человек не жертвовал, Анна, сколько бы ни страдал, этого никогда не будет достаточно, чтобы искупить его вину перед собственной совестью. Вскоре, когда мою голову посетила одна глупая мысль, я это превосходно понял. Увидев на небольшой трибуне тебя, произносящую поздравительную речь на выпускном, я понял, что должен, во что бы то ни стало, отомстить тем ублюдкам, которые лишили нас семьи. Я нашёл их слишком поздно, чтобы расплатиться с ними по счетам. Кладбище на севере Лос-Анджелеса теперь хранило в сырой земле их гнилые тела. И, наверное, стоило мне тогда просто вернуться в Гастинг, к боссу, чтобы принять очередное задание, а не решить побродить по местам «былой славы». Там, на «Почётной миле», в подворотнях, где собирался весь сброд современного общества, я встретил Калеба, старого знакомого, который знал Вилли и Далласа. Он рассказал мне о том, как умерли парни. Поговаривали, что их убил какой-то местный богатый мажор в отплату за то, что они ему чем-то не угодили. Вроде как они убили лишнего человека на задании — сестру того ублюдка. Это случилось ровно через неделю после того дня, когда умерли наши родители. Я весьма основательно углубился в ту тему, и уже месяца через два у меня на руках были распечатки из одного занятного сайта матери Вилли Бейкера, Андреи — свободной журналистки, которая своими трудами подписала себе смертный приговор. — Андреа Бейкер была матерью Вилли? — как-то неожиданно вклинилась в рассказ Анна. — Да, Энн. Вижу, ты слышала об её сайте… — Да, но так и не нашла его. — Ну, правильно. Стайнберг позаботился, чтобы ничего из того сайта не попало в руки прессе или спецслужбам. А было там мно-ого всего: схемы махинаций, фото, свидетельские показания, даже некоторые видеоматериалы имелись. Андреа доказала причастность Стайнберга к убийству её сына, которое коррумпированная полиция и не собиралась расследовать. И за это её сожгли заживо в собственном доме. Во многом материалы этой женщины и помогли мне выйти на Стайнберга. О, а он уж с приёмом не затянул — как только я решил как-то распространить всё найденное мной, его люди начали за мной слежку. Я вынужден был скрываться в самых забитых закоулках, которые лишь находил. Работу пришлось оставить. Я опять начал скитаться по свету, перебиваясь временными заработками и накопленными деньгами. Один лишь раз я встретил Стайнберга. Он был тогда на подъёме — богатый, статный псих с огромной свитой и кучей незаслуженных привилегий. Он не стал убивать меня... Генри бросил меня у порога моего дома, избитого и переломанного, непригодного для нормальной жизни. Напоследок он только сказал, что даже если я и сохранил что-то из той информации, то никогда не смогу ничего сделать. Ведь, в таком случае, пострадает то, чем я действительно дорожу. Ну, а пока мне оставалось только не подохнуть до приезда вызванной каким-то прохожим скорой помощи. Мои благие намерения чуть не завели меня в могилу, но никак не искупили той вины, которую я чувствовал перед тобой и перед самим собой. А потом, наверное, лет через пять я вновь услышал о тебе — девушке, которая решила поиграть с огнём и сама чуть не сгорела в адском пламени. Та операция, «Занавес», была впечатляющей бойней. В подпольных кругах быстро стали разноситься слухи о том, что Севил Хант и его банда «Мучеников» устроили на тебя охоту за ту промашку. Что ж, тогда я понял, что пора действовать и исправлять ошибки единственным доступным способом. Внедриться к «Мученикам» было достаточно просто с моим послужным списком. Я недолго поработал на них, взяв псевдоним из того тупого комикса о Людях Икс, и вот на горизонте вновь замаячила ты. То покушение на тебя в Нью-Йорке было тщательно спланировано и отработано почти на отлично. Почему почти? Потому что эти кретины понятия не имели, кто на самом деле помог тебе спастись из того сырого склада. — Меня спасли, кажется, какие-то дети… — Ну да, конечно, дети. Дети, которым я заплатил, чтобы они не рассказывали полицейскому, что видели меня. Я был тогда там: зажимал тебе рану шарфом, чтобы ты окончательно не окочурилась, проверял пульс, пытался привести в чувство. Но тебя увезла скорая, и я уже не мог ничего поделать. — Ты… спас меня? — с недоверием спросила Анна. — В какой-то мере — да. — Ну, а потом… — А потом ты сама знаешь, что было: Британия, тот склад в Бромли, ваше с Себастьяном магическое спасение, Манчестер, убийство Ханта и опять продолжение моих скитаний по свету. На этом, наверное, всё. Ты знаешь, кто я. От и до. Больше мне нечего от тебя скрывать. Ну, а теперь моя история закончена. Держи это, — он вытащил из кармана пальто белый конверт и протянул его Анне. — Откроешь, когда придёт время. — И как я узнаю, когда придёт время? — О, поверь, ты поймёшь. Ну, а теперь мне стоит перекинуться парой слов с Себастьяном и отчалить. — Куда ты собрался? — Я же говорю: пора всё заканчивать, Анна. Эта игра слишком затянулась. — Ты же не пойдёшь к нему?.. — Это уже не твои заботы, сестрёнка. — Её заботами они станут тогда, когда Стайнберг решит переключиться от одной цели к другой, — послышался знакомый баритон со стороны коридора. Это был весьма уставший и раздражённый своим не самым лучшим рабочим днём Джеймс Мориарти. Он вошёл в гостиную с выражением абсолютного безразличия, но, как только его взгляд наткнулся на Анну и её брата, лёгкое волнение мелькнуло в его глазах. Мориарти это семейное воссоединение не особо нравилось, ведь он знал, что последует за ним. Очень хорошо знал. — Решил довести свой план до конца, Эрик? — У меня нет другого выхода. — Ты же понимаешь, что Генри вряд ли остановит твой искренний идиотский акт самопожертвования. — Ну, кто знает… Всё равно, поздно уже что-то менять. Ладно, — вздохнул Эрик, взглянув на часы, — через час у меня рандеву с нашим достопочтенным психопатом. Думаю, пора прощаться. Он ушёл без особых длинных пафосных речей напоследок, только сухое братское прощание и ни слова в качестве дальнейших напутствий. Лишь короткое: «Я верю, ты знаешь, что делаешь», — было сказано Анной на прощание. Когда дверь за их нежданным гостем закрылась, мисс Крэйн внезапно стало не по себе. Её грудную клетку будто сжали сильным прессом, отчего дышать было практически невозможно. Ум всё подкидывал эпизоды из рассказа брата, и от этого уже было просто невозможно избавиться. Она узнала всё в самый последний момент его жизни. Как, чёрт подери, прозаично. Может, раньше Анна бы попросту разревелась в такой момент, впала в истерику, забилась в нервных конвульсиях и превратилась в жалкое подобие человека, но только не сейчас. Время выковало в ней некую определённую стойкость к таким эмоциям. Лишь глубоко внутри, там, где камень сухости и безразличия точили искренние эмоции, какая-то часть девушки всё же срывала голос в отчаянном крике адской душевной боли. В то же время, вне её тела кипела жизнь. Мориарти и Моран отвели Анну на негнущихся ногах на кухню, и первый с присущей изящностью и тонкостью всё пытался достучаться до девушки. Они говорили, кажется, об Амелии. Мориарти не особо нравилась перспектива соседства с той барышней, но Анна наотрез отказалась в ближайшие сутки избавляться от подруги в усадьбе. Собственно, вся её участь в том диалоге сводилась лишь до трёх фраз: «Нет», «Мне плевать» и «Это твои проблемы». Совершенно неверные реплики для беседы со злодеем-консультантом, но Анне Крэйн тогда было на это глубоко плевать. Она сидела и с тревогой ждала момента, когда же придёт время открывать тот чёртов конверт. — Анна? — донеслось до её слуха через какое-то время. Это был Себастьян. — А? Что случилось? — встрепенулась она, словно ошпаренная. — Ты как-будто в прострации. — Не трогай меня, пожалуйста, Себ. — Да я и не собирался. Вот только… твой телефон уже битые десять минут трезвонит. Может, глянешь, что там? — снайпер вручил девушке сотовый. В то время сидящий рядом Мориарти слегка насторожился. Он отложил в сторону свой телефон, на котором вот уже полчаса что-то усердно печатал, и взглянул на Анну. Сама девушка с опаской взяла в руки сотовый и одним движением разблокировала его. «У Вас одно новое сообщение», — гласила надпись, высветившаяся на экране. Протянув пальцем по иконке, Анна на миг замерла. Перед глазами в одно мгновение ока высветилось тусклое изображение: там, на фоне масляно-белого снега чёрным пятном вырисовывался человеческий силуэт. Анна узнала черты того мужчины, его бледные, иссохшие руки, изящное, словно высеченное из мрамора лицо и безжизненный взгляд, что устремился куда-то ввысь. Голову парня пронзила небольшая тёмная дыра от пули, откуда струилась бурая кровь. «Эрик…» Телефон выскользнул из рук прямиком на широкую столешницу и с треском ударился о неё. Анна же лишь с болью смотрела то на Джима, то на Себастьяна и понимала одно — это конец. Она проиграла, так и не начав серьёзный бой. Ведь он был мёртв, её брат, человек, которого когда-то она и знать не хотела, а сейчас желала знать и узнавать хоть всю свою жизнь. Но, к сожалению, уже поздно. Тонкие струи слёз окропили щёки девушки. Она прикрыла ладонями лицо и стала молча изливать своё горе. Хотелось бы прекратить рыдать, но так было легче. Боль словно ускользала из неё, принося за собой лишь зияющую пустоту. Анна не кричала, не извивалась в руках подхватившего её Мориарти, а только смирно подчинялась всему, что делают с ней. Джеймс помог ей дойти до их комнаты и, положив на кровать, глянул ещё раз на измученное лицо девушки и молча покинул её. В соседней комнате сидела задумчивая Амелия и с грустью смотрела на вещь, что определила её дальнейшее будущее — на положительный тест на беременность. Её мысли были куда более приземлёнными, нежели у Анны. Может, это и безумство, но она приняла решение. Единственное правильное решение. Жаль, тем же не могла похвастаться мисс Крэйн. Её важное решение только ждало её где-то совсем недалеко впереди. А пока она пыталась сделать наиболее тяжелый шаг — принять чужую жертву во имя её собственного спасения.