Я вернулся...навсегда.

Тсунаеши устало прикрывает глаза и смотрит в потолок. Он вернулся. Вот и все. Пора уже смириться, но на душе тоскливо и хочется заплакать или завыть, а ещё – вернуться. Как забавно. Савада засыпает, отчаянно желая проснуться в том, лучшем мире. Хранители стоят под дверью и не могут зайти. Дуло пистолета и предостерегающий взгляд черных глаз заставляет действовать осторожно. Они уходят, не потому что испугались, просто не хотели будить босса. Утром они встают пораньше, что уж говорить, они и не спали вовсе, боясь закрыть глаза и обнаружить, что всё происходящее – сон. С волнением и затаив дыхание, хранители открывают дверь и замирают. Комната пустая, нет любимых напитков и босса. Паника затапливает сознание, напрочь лишая возможности мыслить здраво. В голове крутится по кругу в сумасшедшем торнадо мысль: не вернулся, всего лишь сон, а после другие — с привкусом горечи: даже во сне, он не улыбался, не был рад возвращению. Это больно. Дышать, думать, двигаться, просто стоять на месте, наблюдать, как падают в пропасть остатки души в виде горстки пепла. А потом, словно наваждение спало и все подорвались с места, направляясь в комнату Десятого. Там их ожидал сонный босс, который недоуменно смотрел по сторонам и зевал. Хранители рассмеялись. До слез. Только Мукуро и Кёя болезненно усмехнулись. — Что случилось? – Тсунаеши удивленно смотрит на хранителей. Они смеются, но им не весело. Больше похоже на выплеск эмоций, на недоистерику. Хранители замолкают и смотрят, боясь моргнуть, упустить мгновение. Савада боится поверить, он неловко улыбается, отводит взгляд и ненавязчиво намекает, что он хочет побыть один. Они уходят, и Тсуна может спокойно вздохнуть, их эмоции душили. Теперь он не мог им доверять. Слишком больно будет осознать, что он действительно не нужен. Он больше не выдержит. Тсунаеши не подозревал о том, как слаб и хрупок, он оказался на самом деле. — Они перепугались, как дети, забавно? – Реборн приваливается спиной к стене и смотрит пристальным взглядом на ученика, и, не дождавшись ответа – уходит. Савада молчит, его не грызет совесть и вина, впервые ему почти всё равно. И от этого «почти» хочется закричать, ударить пару раз себя и вырезать несколько умных слов на запястье, а потом на груди, в области сердца и контрольный – на лбу. Впереди много дел. Нужно завершить начатое с участком К***, а потом ещё пару встреч и переговоров. Тогда он позволит себе маленький отпуск на месяц. Уедет один и отдохнёт. «Все хорошо», — внушает себе, пытается улыбнуться отражению, но выходит кривая гримаса. Он разучился улыбаться. Странно, но не получается. Он думал, что это будет легко сделать. Внутри всё неприятно скребётся и хочется по-детски спрятаться под одеяло и забыть обо всём. Вернуться назад, отмотать время и отказаться от наследования, жить обычной жизнью. Отказаться от мафии, от Семьи, от Вонголы, от Хранителей. А ещё он хочет перегореть, перестать чувствовать, избавиться от кома в горле и тянущей боли в груди. Он медленно одевается, идёт в кабинет и заказывает чай, не желая столкнуться с Хранителями. Тсуна позорно их избегает, и осознаёт, что трус. А также, что внутри теплится маленький огонёк надежды. За это Савада себя ненавидит. Ничего. Это пройдет. Просто нужно немного времени. Так бывает. Мечты разбиваются, а надежды не оправдываются. В этом нет ничего необычного. Он понимает это, но в голове всё равно навязчиво звучат слова Реборна: «Они изменились», и внутри всё трепещет и так хочется поверить. В последний раз. Тсуна одергивает себя и тянет за прядку. Нет, с него хватит. Стук в дверь отвлекает от мрачных мыслей. Наверное, принесли чай. Савада успевает нацепить фальшивую улыбку, которая так и замирает на лице, когда в кабинет заходит Реборн, держа в руках поднос с горячим чаем и печеньем. Комнату тут же наполняет запах корицы. Тсунаеши чувствует, как у него слезятся глаза. Он чертовски скучал по Реборну. Савада пытается улыбнуться по-настоящему, но снова не получается, будто ему что-то мешает, стоит невидимая стена, которую он не может преодолеть. — Прекрати, — киллер аккуратно ставит поднос на стол и легко взлохмачивает волосы ученика рукой. — Спасибо. Чай горячий и, кажется, что внутри стало чуточку теплее. Хранители до последнего ждали босса в зале совещаний, с нетерпением кидая взволнованные взгляды на дверь, будто она могла в любой момент открыться, а на пороге замаячить хрупкий силуэт с подносом в руках. Но часы раздражающе тикают в тишине, отбивая время, и ничего не происходит. Становится холоднее. Хаято нервно наматывает круги, у него дрожат руки, всего лишь ломка. Нестерпимо хочется курить, аж выворачивает внутренности наизнанку. Босс не пришёл и тяжело дышать, он задыхается этим чистым воздухом. Ему нужен никотин. И тёплая улыбка босса. Ямамото спокоен, он хорошо научился сдерживать эмоции, почти забыл, как улыбаться. Он хочет попросить Тсунаеши улыбнуться, показать как нужно. Но его нет. Он не пришёл. И возникает чувство, что не придёт. Оставит их всех в темноте. Впервые мечник чувствует страх. Ламбо раскачивается на стуле, смотрит пустым взглядом в одну точку и молчит. У него нет сил говорить. Он хочет сладкое. И увидеть Десятого. Риохей чувствует упадок сил, ничего не хочется делать. Апатия. Будто что-то в нём сломалось, надломилось, оставило трещину. Мукуро сидит на подоконнике и играется с трезубцем, он не смотрит на дверь. В этом нет нужды. Тсунаеши не придёт. Но почему-то он не хочет исчезать из этой комнаты, в которой хранятся теплые воспоминания их посиделок. Кёя хмурится, недовольно скрипит зубами, но не двигается с места. Савада не придёт. Он почти презирает себя, что ждал его появления, как жалкое травоядное.

***

Хаято никогда не был так рад понедельнику, он нетерпеливо мнётся возле двери, не решаясь постучать. В голове много мыслей, но они пусты, а внутренности скручивает в узел, и чертовски тяжело дышать, будто вместо воздуха – табачный дым. Вдохнешь глубже и лёгкие наполнятся смертельным никотином, а потом ты задохнёшься. Руки дрожат, не от желания закурить. Подрывник решительно делает шаг и поднимает руку, но дверь резко распахивается. Реборн выходит и смотрит внимательным, немного садистским взглядом, и говорит: — Нет нужды. Больше никто не будет сопровождать Десятого. Я сам. Хаято застывает, он не может понять, недоуменно моргает, ему кажется, что он ослышался, а внутри что-то рушится, пустота медленно засасывает. Дверь закрывается, и Хаято медленно бредёт обратно. Его зеленые глаза погасли, а внутри больно сжималось сердце. Он чувствует растерянность и не знает, что нужно сделать, чтоб вернуть всё назад. Вернуть босса, вернуть теплую улыбку Десятого, и ощущение заботы и любви. Гокудера впервые молится, чтоб не было поздно всё это вернуть. — Как жестоко, — насмешка, легкая довольная улыбка на хищном лице. Реборн видит, что ученик страдает, мечется между двумя крайностями, попросту выгорает изнутри. Киллеру впервые приходится смириться с тем, что не в его силах, что его недостаточно, чтоб вернуть Тсунаеши. Мужчина смотрит на уставшего, почти сломленного ученика, который сидел за столом, полностью погрузившись в бумаги, не замечая цепкого взгляда чёрных глаз. — Когда ты вернёшься? Савада вздрагивает, он услышал, но не поднимает взгляд, лишь пальцы судорожно вцепляются в бумагу, а сам парень замирает на секунду. — Что за глупости, — наигранно отмахивается Тсунаеши. Реборн горько усмехается, так как ученик не сказал таких заветных и долгожданных слов: «Я ведь уже вернулся».