Я вернулся...навсегда.

Тсуне снится странный сон, будто его душит осьминог, но когда он просыпается, то спустя доли секунды осознает, что его кто—то очень крепко обнимает. Савада ошеломленно взирает на беловолосую макушку, старается отцепить от себя сильные руки и в смятении переводит взгляд на потолок. С каких это пор, в его кровати стал спать Риохей? А до этого Ламбо? — Утро, я экстремально выспался. Давно так крепко не спал. Так, а теперь пора на пробежку, — спустя пару минут бодро просыпается боксер, выпускает босса из стальной хватки и тормошит каштановые волосы с широкой улыбкой. — Я… останься с нами, — на пороге, тихо говорит Риохей. А потом полный энтузиазма убегает, на бегу делая выпады и удары руками. Савада никак не может привыкнуть к теплому поведению Хранителей и их пристальному, почти жадному вниманию. Он снова спускается вниз и готовит легкий завтрак для всех. Уже третий день. И Тсунаеши боится признаться самому себе, что он начинает привыкать к такой жизни. Хранители с каждым днем становятся оживленными, и тьма из их глаз уходит, давая место теплому и яркому свету. А вот Реборн почему—то с каждым днем становится мрачнее и очень задумчивым. Шатен опасается спрашивать про капсулу и терпеливо ждет, когда ему скажут и отправят обратно. Гокудера в этой реальности обожает его, почти поклоняется, он все такой же вспыльчивый, но улыбчивый и курит редко. Ямамото часто улыбается и шутит, а ещё любит в свободное время играть в бейсбол. Риохей все так же полон экстрима, правда, стал немного сдержанней. Ламбо ведет себя как ребенок и часто плачет, требуя конфеток, любит прикрывать глаз и говорить слишком взрослые слова для своего возраста. Мукуро все также опасен, хитро щурится, но необычайно добр и даже заботлив, хоть и в своей издевательской манере. Хибари мало говорит, но изредка смотрит теплым взглядом и может обнять, а потом легко коснуться губами виска, лба или шеи. В такие моменты Савада жутко краснеет и вспыхивает с макушки до пят, а Кёя усмехается, без насмешки, а словно увиденное им — очаровательно мило. А ещё, они знают, что он любит. В его времени Хранители не знали даже, что он обожает чай с лимоном и двумя ложками сахара. Это так непривычно. Трогательно и немного больно. Савада знает, что ему придется вернуться в свою реальность, и он будет скучать по таким вот моментам. Тсуна в смятении, внутри столько мыслей и чувств, будто задыхаешься от них, и никак не удается глотнуть свежий воздух, насытить кровь кислородом и привести организм в чувство. Он хочет и в тоже время не хочет возвращаться в свою реальность. Ему тут лучше. Его любят, о нем заботятся и он больше не одинок. Внутри грызет червячок сомнения и не получается успокоиться и принять решение. В его мире, он никому не нужен, разве что Реборну, там он никчемный и нежелательный босс для Хранителей. Там он одинок. — Заскучал? – тихий голос рядом, заставляет испуганно подскочить и обернуться. Хибари стоит в паре шагов, на нем черный классический костюм, он недавно вернулся с миссии. Хранители вообще старались не брать никаких заданий, чтоб подольше побыть рядом с Тсунаеши. Но были миссии, которые нужно было выполнять безотлагательно. — Н—нет, — заикаясь, ответил Савада. Он всегда опасался Хибари, тот вызывал в нем страх и желание спрятаться. Хранитель Облака был своенравным, капризным, как дите, когда дело касалось драк с сильными противниками, одиночкой, ненавидящим толпы и скопления людей, но он был сильным и на него всегда можно положиться. Шатен чувствовал неловкость в присутствии сероглазого брюнета. Щеки опалило жаром, и сердце сбилось с умеренного ритма, наращивая темп, с силой ударяясь о грудную клетку. — Вернешься? Тсунаеши вздрогнул, не ожидая такого вопроса. Ему всегда казалось, будто Хранитель Облака понимает его, может читать, как открытую книгу, но которому было абсолютно на него наплевать. — Я… не… да. Я должен. Так будет лучше. Я там нужен, меня там ждут, — с трудом, глотая ком в горле, отвечает кареглазый парень. Холодные пальцы стальной хваткою касаются подбородка, заставляя поднять голову. Серые глаза так близко, что можно увидеть вкрапинки и линию ободка. — Ложь. Тсунаеши закрывает глаза, так как больше нет сил смотреть на Хранителя, в его стальные глаза, в которых подросток видит своё отражение. Да, это ложь. Его не ждут, он там не нужен. Савада прекрасно это знает, внутри горечь и хочется забыться. — Даже если и ложь, вам какое дело? – голос дрожит, карие глаза полыхают яростью и шатен мотает головой, избавляясь от захвата. Хибари усмехается, мягко, даже с какой—то ошеломляющей нежностью и, молча, уходит. Тсунаеши тяжело дышит и хочет заплакать, внутри бушуют ураганом эмоции, сметая мысли и кружа в водовороте потока воздуха.

***

Реборн тушит окурок в пепельницу и устало потирает виски. Надежды нет, вариантов никаких, он ничего не может сделать, от осознания собственного бессилия хочется завыть волком или лучше выпустить пар, убив парочку или больше людей. В особняке царит тишина и пустота, будто заброшенный дом с привидениями. Хранители до сих пор не смогли осознать то, что их босс, которого они презирали, исчез. Они так хотели, чтоб неряшливый с глуповатой улыбкой босс куда—то делся, больше не видеть его, и по воле судьбы, их желание неожиданно исполнилось. Вот только радости никакой. Возникает желание улечься в кровати, укрыться одеялом и тихо сдохнуть от тоски. Гокудера старается не обращать внимания на тупую боль в груди, будто потерял нечто важное. Знакомое чувство, которое он старался забыть. Кажется, он чувствовал себя так, когда погибла его мать. Только боль немного другая, но все равно хочется забыться, перестать ощущать, перестать думать и вспоминать. Подрывник стал гулять по ночам, выкуривая сигарету за сигаретой, ощущая горький привкус никотина на языке, бесцельно бродя по улицам. Идеальное место и время, чтоб наткнуться на уличных бродяг, о такой мишени только и мечтать. Костяшки сбиты в кровь, в зеленых глазах горит бешеный огонь. Нечеловеческая ярость. Поверженные противники не приносят удовлетворения, лишь на миг давая возможность забыть добрые карие глаза. — Чертов босс, возвращайся. Хаято не верит, что все—таки произнес слова. Жалкие слова. Хранитель урагана чувствует себя ничтожеством, стискивает зубы и достает из кармана джинс пачку сигарет. Осталось три. Нужно меньше курить. А то такими темпами угробит к херам здоровье. «— Тебе нужно меньше курить, это вредно для твоего здоровья». Кажется, будто рядом призрачный хрупкий силуэт, медовые глаза светятся заботой и в них легкий укор. — Как скажете, Джудайме, — усмехается Гокудера и убирает пачку обратно. Небо черное, на нем нет ни одной звезды, улицы тускло освещают фонари. Хаято уходит, завтра будет новый день и чистое небо. Такеши проводит все свое время в додзе, изнуряя себя тренировками. Так легче. Взмах катаны, стойка, разворот и снова удар сверху вниз, шаг назад. Глубокий вздох, мечник убирает катану в ножны и взлохмачивает свои волосы. Никак не удается избавиться от чувства угнетения и подавленности. Хранитель Дождя смотрит на свое отражение в зеркале на стене и пытается улыбнуться. Ямамото сам не заметил, как стал считать Саваду Тсунаеши частью своей жизни, хотя упорно старался избегать сближения. Людям нельзя доверять, они обязательно предадут и бросят. Как его мать. По утрам в додзе всегда лежал поднос с чаем и печеньями, и записка корявым почерком: «Не перетруждайся». Савада иногда приходит посмотреть на его тренировки, он всегда мягко улыбался, а карие глаза лучились теплым светом. Почему—то становилось намного спокойнее и уютнее. Подросток уходил спустя полчаса, напоследок тепло улыбаясь и бормоча какие—то ободрительные напутствия, когда у мечника не получался прием и он останавливался, зло стискивая рукоять катаны. И Хранитель Дождя сразу успокаивался. Риохей чувствует себя уставшим и подавленным. Рядом больше нет солнца, а небо заволокло тучами. Ламбо бродит по особняку, заглядывает в каждую комнату в надежде найти молодого Вонголу. Мукуро забавы ради создает иллюзии, но почему—то никак не получается создать образ Савады. Хибари. Хибари просто ждет.