Keep You Like an Oath

Трис Я нахожусь в знакомом положении, сидя на полу в квартире Тобиаса с разложенными бумагами вокруг себя, напоминающими узор. Раздаётся стук в дверь, и входит Кристина, прикрывая глаза одной рукой. - Все ведут себя прилично? - не дожидаясь ответа, она разлепляет свои пальцы, заглядывая через отверстие между ними. - Черт, - произносит она, оглядевшись вокруг и обнаружив меня одетой. Я качаю головой, забавляясь. Я чувствую себя так, как и давным-давно, когда была шокирована поцелуем двух инициированных в столовой Бесстрашия. - Я просто рассматриваю снова наши находки, - говорю ей, и она пересекает комнату, осторожно пробираясь сквозь бумаги, чтобы ничего не нарушить, и садится на корточки позади меня. - То, что поставляли из Эрудиции, планы нападения, продажные лидеры Бесстрашия, публичные разногласия с Джанин, секретный пакет и объявление в Отречении, - поясняет она, аккуратно складывая шесть папок, которые я сортировала. Она кладёт свой подбородок на моё плечо, и я чувствую, как двигается её лицо, когда она говорит: - Получается, Джанин является довольно неприятной личностью. Стопка из шести папок говорит сама за себя. - Серьёзно, - я соглашаюсь с этим, когда Крис встаёт и направляется к креслу рядом, - все эти новостные статьи были достоянием общественности. По крайней мере, в Бесстрашии, где беспорядок был в частном порядке. - Ну, э-э, - Кристина качает головой, - это ещё хуже. Верный соратник наносит удар тебе в лицо. - Звучит так, как говорят Искренние, - проговаривает Тобиас, выходя из кухни с большой миской попкорна. - Да, - парирует она, - но это кажется слишком агрессивной позицией, не так ли? С ножом? - она имитирует движение ножа одной рукой. - Действительно, - соглашается Тобиас, поднимая одну бровь, поглядывая на меня. - Нашли что-нибудь? Дверь открывается, и заходят Зик и Юрайя, неся поднос с кексами из столовой. - Сегодня у нас будет пир! - объявляет Юрайя, относя их на кухню. Я приветствую их, а затем поворачиваюсь в сторону Тобиаса. - Я не нашла много, - говорю я, - большинство подтверждает то, что мы уже узнали... Или подозревали. Трое из пяти лидеров Бесстрашия наверняка в Эрудиции, и я ничего не могу сказать об остальных. Джанин отправляла сюда большие поставки: сыворотки, передатчики, оружие, а также еду и одеяла. - Кроме того, она спорила со всеми на заседании Совета фракций, - добавляет Кристина, - не только с Отречением. - Мы знаем, что мой отец и лидер Отречения планировали сообщение после инициации, - говорю я. - И мы осведомлены, что какая-то информация была украдена из Отречения во время атаки. Но мы не знаем субъект объявления или информацию. - Это, должно быть, одно и то же, - произносит Зик, и мы киваем. - Вероятно, но нет никаких доказательств этого, - отмечает Кристина, и мы угрюмо сидим в течение нескольких секунд. - Так как мы поступим? - спрашивает Юрайя. - Какой наш следующий шаг? Я не знаю, куда нужно идти, и это не будет общедоступным предложением. - Для того, чтобы напасть на Джанин, действительно навредив ей, мы должны знать, что объявление и украденная информация из себя представляли, - я держу свой голос на том уровне, каком могу, - и есть только два живых человека, которые знают. - Тобиас смотрит на меня уверенно через всю комнату, его голубые глаза очень светлые. Он знает, что я делаю. - Значит, побеседуем с одним из них, - предлагает Кристина, а Зик и Юрайя кивают. Тобиас по-прежнему молчит. - В чем подвох? - Зик смотрит на меня, затем на Тобиаса, а потом снова на меня. - Кто они? - Единственные люди, которые знают о объявлении, - говорю я и делаю глубокий вздох, - сама Джанин и Маркус Итон. Все молчат. - Как насчёт Джэд? - Кристина, наконец, спрашивает. - Она участвовала в планировании нападения, но она не в Эрудиции, верно? - А может, и нет, - отвечаю, - может быть, она просто хорошо заметает следы. - Имеется несколько доказательств подозрительного отсутствия Джэд из её файлов. - Но, в любом случае, никто не видел Джэд после нападения, - указывает Зик, - она либо мертва, либо в бегах где-то. Мы не сможем найти её и заставить рассказать, что она знает. - Она наверняка не знает, что такое объявление вообще было, - говорит Тобиас, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. - Знали только лидеры Отречения, - он поднимает свои глаза и смотрит на меня. - Я ненавижу это, но нам нужно поговорить с Маркусом. - Я пойду, - предлагаю быстро. Я не хочу, чтобы Тобиас был вынужден бороться с монстром. Маркус достаточно повредил его. - Нет, - отвечает он, - ты не знаешь, как работает его ум. Он будет манипулировать тобой в опасной ситуации, а затем заставит тебя принять поражение, - он выпрямляется и втягивает в себя воздух. - Я поговорю с ним. - Нет, ты говорил, что в последний раз избил его? - спрашивает Зик, делая воздушные кавычки к слову "говорил". - Я сомневаюсь, что он так просто выдаст огромный секрет. Тобиас хмурится, но не отвечает. Зик прав. Тобиас публично унизил Маркуса, избивая его ремнём на глазах у половины города. Это было то, что он заслужил, но это не будет мотивацией для помощи нам. И я знаю, что просто попросить его - не сработает. Я уже пробовала в Дружелюбии, но он отказался. Так, что осталось? - Мы можем угрожать ему? - спрашивает Юрайя. Понятно, что он не шутит. - Шантажировать? - Затащить его в Искренность и заставить принять сыворотку правды для допроса, - в голосе Кристины слышится горечь. Я думаю о своём собственном опыте с сывороткой правды и содрогаюсь. Это было плохо для Кристины. - Потому что прямо сейчас Джек Кан очень любит Бесстрашных и рад сделать нам одолжение, - ехидно отмечает Зик, и мы снова молчим. - Мы можем подкупить его, - говорит Юрайя, - Бесстрашным тортом, - он сейчас ухмыляется, выкидывая нелепые идеи. - Живя в Отречении все эти годы, он, должно быть, изголодался по хорошей еде, - произносит Кристина, смотря на меня. Я знаю, что она помнит первый день посвящения, когда я даже ни разу не пробовала гамбургер. - Я только перешла и не видела его, - говорю я, и она одаривает меня широкой улыбкой. - Маркус - искусный манипулятор, правильно, Четыре? - спрашивает Юрайя, и я не удивлюсь, что это очередной бред, который он сейчас предложит. - Может быть, мы сможем манипулировать им тоже. Зик протягивает руку, чтобы шлепнуть его по затылку, но Юрайя перемещается в сторону, смеясь. - Мой брат - хитрый юморист. Кристина наклоняется вперёд, локтями упираясь в колени. - У каждого есть слабости, - говорит она. - Даже у Маркуса Итона. Я не уверена: блестящая эта идея или ужасная. Смотрю на Тобиаса; он рассматривает пол, крепко сцепив руки перед собой. Мы все ждём его реакции. Медленно он произносит: - Гордость. Это все, что он говорит. И этого достаточно. Вместе мы начнём составлять план. Тобиас После того, как все разошлись, я запираю дверь и выключаю освещение. Только лунный свет и мои мысли в пространстве, направляющие меня; я пересекаю комнату и залезаю под одеяло. Трис уже здесь, ждёт меня. Она перемещается на мою сторону, и я чувствую её пальцы, обводящие узор пламени татуировки на грудной клетке. Она спит сейчас со мной, живёт здесь, в моей квартире. Есть много других мест, много свободных квартир, так как половина Бесстрашия покинула его. Хотя мне нравится делиться своим пространством с ней; похоже, что она решила остаться здесь. Я думаю, что мне бы хотелось место жительства больше, если бы мы могли найти новое вместе. Квартиру побольше в Бесстрашии или даже пустой дом где-нибудь поблизости. Место, которое мы могли бы исправить, чтобы оно по-настоящему принадлежало нам обоим. - Я знаю, это, должно быть, странно для тебя, - шепчет она. Её голова покоится на моей груди, и я чувствую, как её голос вибрирует, через свой торс. На мгновение я думаю, что она имеет в виду свое присутствие в моей постели, и я хмурюсь, - из-за твоих родителей. Странное облегчение знать, что она говорит только о моей неудавшейся семейной жизни. - Не совсем, - отвечаю я честно, - мои родители... Я думаю, что привык к ним уже давно. - Я никогда не знал другого. Она прочищает своё горло, соглашаясь или нет, здесь не поймёшь. - Странно было на днях, в секторе Отречения, - говорю я, проводя рукой по её гладким коротким волосам. - Это было почти так, если бы мы оба решили остаться. - Это плохо? - звук её голоса немного тревожный. Я помню, как чувствовал себя, когда прижимался к её коже: ничего между нами, кроме темноты и тепла. - Были хорошие части и плохие, - отвечаю, - хорошие в тебе, - она улыбается в мою грудь - прекрасное чувство. - А плохие? - про этот вопрос она бы не спрашивала, но будучи Бесстрашной, всё равно это делает. - Отречение, - я практически выплёвываю слово. Она молчит, ждёт моих объяснений. Я знаю, что она там видит жизнь иначе, чем я, у неё совершенно другое впечатление. Я рад за неё, но это не меняет того, что я пережил. - Когда моя мать умерла, - говорю я медленно, на ощупь пробираясь по краям этой некрасивой истории. Даже если я многие вещи разделял с Трис, я никому не рассказывал это раньше. - Ты ходила на похороны, верно? - Да. - Я не понимал многого в течение долгого времени, - произношу я, - но поскольку она, на самом деле, не умерла, там не было тела. Трис молчит долгую минуту, но я точно знаю, когда она понимает, что я говорю. Её тело напрягается в моих руках, и она издаёт мягкий вздох. - Так что всё это было фальшивкой? - спрашивает она. - И все знали? - Очевидно, не все, - отвечаю, - но лидеры фракций, медицинский персонал, священники. Они должны были знать. Каждый из них солгал и сказал мне, что моя мать умерла, чтобы сохранить лицо Маркуса. Я слышу её дыхание и оборачиваю свои руки вокруг её грудной клетки так, что тоже это чувствую. - Я... Я понятия не имела, - говорит она наконец, - это ужасно. - Это не твоя вина, - я запускаю свою руку в её волосы, прочёсывая пряди кончиками своих пальцев. - Я должна была понять, - шепчет она, и я слышу любопытство Эрудиции в её голосе, что в её аналитическом характере. - Я встречал её, и она, очевидно, жива, - я хочу, чтобы она знала это, но я действительно не желаю обсуждать это. - Это было давно, - говорю я ей, - но я рад, что не остался там. Ты и я... Мы созданы для Бесстрашия. - Может быть, я родился в Отречении однажды и стремился к добродетели этой фракции, но в глубине души я знаю, что моё место теперь здесь. Здесь или нигде. - Ты... Ты справишься с планом? - спрашивает Трис. Я слышу жалость в её голосе. Она уточняет, но я знаю, что она хочет узнать. - Это лучшая идея, которая у нас есть, - отвечаю я, хотя это не ответ на вопрос. - Мы испробовали всё остальное, мы можем подумать о том, чтобы выяснить всё для того, чтобы навредить Джанин. - Да, - шепчет Трис. - Единственный путь - через Маркуса. Я не в восторге, но я могу сделать это, - заканчиваю я. - Ты уверен? - спрашивает она, подняв голову вверх, чтобы она могла смотреть мне в глаза. Лунный свет слабо пробивается сквозь окна, но я могу разглядеть контуры её лица. - Пока ты со мной, я буду в порядке, - говорю ей, и её улыбка вспыхивает ярко в бледном свете. Трис была права, когда сказала, что мысль борьбы с Маркусом пугает меня. Я проходил через свой пейзаж страха достаточное количество раз, чтобы убеждаться в этой правде. Но страх - это лишь отправная точка. Я не буду по-настоящему Бесстрашным, пока не смогу побороть свои страхи и научиться сопротивляться, осваивая их. Она кладёт голову на мою грудь снова, и я притягиваю её близко и целую в макушку. Я открываю рот, чтобы сказать ей, как много она для меня значит, но она говорит первая: - Я люблю тебя. Это первый раз, когда я услышал, как она произносит эти слова. Я уже знал, что она чувствовала ко мне, но всё равно ощущаю, что моё сердце подпрыгивает на звук. - Я люблю тебя, - говорит она снова, на этот раз яростно, - и я знаю, что мы сможем сделать это. Я надеюсь, что она права. Трис - Так вот, значит, как выглядит дом Стиффа, да? - спрашивает Кристина, шагая через дверь в дом моих родителей. Юрай бьёт меня по плечу, и я улыбаюсь ему, чтобы показать то, что я не обижаюсь. - Ясно, - говорит он, входя внутрь, - но я думаю, что это ещё приятнее, чем мамина квартира в Бесстрашии. - Самоотверженные люди все без исключения бескорыстные, - отвечает Тобиас, - и тут необязательно нужна фракция. Я никогда не думала так раньше, но удивлена, что он так размышляет. Чем больше я узнаю о детстве Тобиаса с Маркусом, тем больше я понимаю, что он видел совершенно другую сторону Отречения, чем я. Зик, должно быть, тоже это очень понимает, потому что он хлопает Тобиаса по плечу, прежде чем двигается по направлению к кухне. - Давайте поработаем, ребята. У нас нет целого дня. Мы все несли сумки с продуктами, и я ставлю свою на кухонный стол рядом с другими. Открываю шкаф, где мама хранила все принадлежности для чистки, и раздаю их. Я вспоминаю, как мои родители проживали в этом доме, могу даже представить их, сидящими за столом. Всё ещё трудно думать о них, но свежесть боли их потери немного утихла. Подняв одну руку к своей ключице, я касаюсь татуировки воронов. Кристина пихает белую скатерть в мои руки. - Время, чтобы накрыть стол, - говорит она грубым, недобрым голосом. Вместе мы расстелили льняную ткань на простом столе моих родителей, соответственно расставили тарелки и вилки. Зик и Тобиас подметают и убирают дом, очищая и полируя так, что всё выглядит идеально. Между тем, аппетитные ароматы доносятся из кухни, где Юрайя готовит. Я чувствую запах жареной курицы и овощей, а также неповторимый землистый аромат свежеиспечённого хлеба. - Кто знал, что Юрайя умеет готовить? - спрашивает Кристина, понизив голос. - Не я, - говорю, - но всё пахнет потрясающе. Я не могу ждать, чтобы попробовать это. - Оставьте мне, - произносит она, и я думаю, что вижу блеск её глаз, когда она поглядывает в сторону кухни. Давно я чувствовала себя комфортно, дразня Кристину о парнях. Так как Уилл... Но, возможно, боль тоже спадает немного, потому что я решаю сделать это, так или иначе. - Могу поспорить, он продемонстрирует тебе всё в частном порядке, если ты попросишь. Она подмигивает мне. - Звучит, вроде, неплохо. Мы идём наверх, чтобы подготовиться; Кристина близко позади меня. Обычно, она эксперт в моде и макияже, но я не нуждаюсь в такой помощи сегодня вечером. Как я заметила на днях, в шкафу моей старой комнаты пусто. Мои родители пожертвовали нуждающимся вскоре после того, как я перешла в Бесстрашие. - Я удивлена, что они оставили кровать, - говорит Кристина. Я не отвечаю, пожимаю плечами и отворачиваюсь. Надеюсь, она не заметила, какое красное моё лицо. Те вещи с Тобиасом, чувствуя его руки на себе, видя его голым... Это всё так ново и хрупко, что я не готова рассказывать об этом Кристине. - Должна быть одежда в шкафу у моей мамы, - произношу я и веду по коридору. Это требует некоторого времени, но я, наконец, вытаскиваю мягкое серое платье и кладу поперёк кровати. Кристина находит длинный темно-серый кардиган. Я стаскиваю с себя чёрные узкие джинсы и футболку и надеваю платье, которое свободно висит на мне. Декольте настолько велико, что оно смещается в сторону, обнажая одно костлявое плечо. Пожимая плечами, я иду, чтобы снять платье, но Кристина останавливает меня. - Я поработаю с этим, - говорит она. Я одариваю её скептическим взглядом, но она только улыбается. - Я люблю вызовы, хорошо? Она что-то делает с английскими булавками и нитками в крошечном швейном наборе, и несколько минут спустя платье обтягивает мою грудную клетку, и я надеваю кардиган. Кристина берёт у отца длинный ремень и оборачивает дважды вокруг моих бёдер, поправляя платье с разных сторон. - Без макияжа? - спрашивает она, как будто я совершаю какое-то преступление против моды, о которой совсем не думаю. Её знакомые карие глаза надеются, что я не смогу заставить себя сказать «нет». - Просто немного туши для ресниц, - мямлю я, и она смотрит восторженно. После того, как она заканчивает, Крис отходит в сторону и осматривает меня, будто я корова на сельскохозяйственной ярмарке Дружелюбия. - Неплохо, точнее, так себе, - сообщает она. - Есть ли здесь зеркала? - Одно, - отвечаю я, кивая. Я веду её в коридор и сдвигаю панель, скрывающую зеркало. Я могу вспомнить последний раз, когда моя мама стригла мне волосы здесь, как она стояла позади меня и улыбалась, а наши взгляды встречались в отражении. Мои глаза наполняются слезами при воспоминании, и я стараюсь не моргать. - Всё так плохо, да? - спрашивает Кристина, шутя, сжимает моё плечо с одной стороны, в любом случае. Мы обе потеряли близких нам людей. Вот так мы стоим больше минуты, прежде чем я могу взглянуть на своё отражение. Бледно-серое платье моей мамы обнимает мою грудную клетку, подчёркивая изгибы моих бёдер. Вырез высокий, но широкий, повторяющий формы моих ключиц, и это выглядит скромно и стильно одновременно. Юбка падает мягкими складками до икр. Ниже подола я вижу мои крепкие чёрные сапоги Бесстрашия. Поверх платья - тёмно-серый кардиган, который закреплён ремнём моего отца дважды. Наряд идеально сочетает в себе Отреченный серый и Бесстрашный черный, с оттенком стиля Эрудиции и идеальностью Искренности. Я смотрю на себя... Взрослую. Сильную. Женственную. - Кристина... - проговариваю я, не в состоянии выразить свою благодарность словами. - Это... Я... Как ты вообще... Она улыбается в зеркало, встречаясь со мной взглядом в отражении. - Иди и возьми его, тигрица, - шепчет она, смеясь. Тобиас Буханка хлеба остывает на столе, а курица и овощи готовятся в духовке, когда Зик, Юрайя и Кристина идут наверх. Я едва успеваю повернуться к Трис и сказать: "Ты выглядишь красиво", как раздается стук в дверь. Она сжимает мою руку своей, а затем проходит через комнату, чтобы открыть дверь. Это какой-то нереальный опыт, наблюдая за ней в этом доме, одетой во все серое Отречения. Даже её действия отличаются: её осанка сутулая, шаги маленькие, каждые движения стали другими. Трис открывает дверь, и Маркус стоит на пороге. На мгновение он выглядит неопределенно. Я прожил с ним шестнадцать лет и не могу вспомнить такое выражение на его лице. Но затем черты его лица твердеют в обычном расчёте решимости, и я начинаю дышать легче. - Мисс Прайор, - говорит он с лёгким кивком. - Мистер Итон, - проговаривает Трис, плавно жестикулируя в сторону гостиной одной рукой, - пожалуйста, входите. Я так рада, что Вы смогли присоединиться к нам сегодня, - она спокойная, услужливая с Маркусом, уделяя ему своё внимание. Она ведёт себя, как идеальная Отреченная девушка, полностью противоположная храброй, огненной девушке, которую я полюбил. Это странно. - Тобиас, - говорит Маркус, поворачиваясь ко мне и признавая, когда Трис забирает у него пальто. Когда я сразу не отвечаю, Трис смотрит на меня. Искры из её глаз практически вылетают, и я слышу её голос у себя в голове, который говорил, что когда я смелый, он ничто. Да. Это моя девушка. С облегчением я перевожу дыхание и распрямляю плечи. - Здравствуйте, сэр, - произношу я. Я не могу добиться идеального благосклонного тона, как у Трис, но, по крайней мере, мой голос тихий. - Вы хотели поговорить со мной? - спрашивает он. - Да, - просто отвечаю я, - хотели бы Вы присесть? Вы, должно быть, голодны. - Я понятия не имею, как живёт Маркус или где он обитает, что ест, но я уверен, что он не ел домашней еды долгое время. Он не приветствуется в Дружелюбии или Бесстрашии, он покинул Искренность и не пойдёт в Эрудицию. Поэтому он должен жить у себя. Трис исчезает на кухню, и я подвожу Маркуса в сторону стола и даю объяснение, как мы планировали. - Для Беатрис было трудно терять обоих родителей так внезапно, - говорю я низким голосом, как будто я пытаюсь её защитить. Называть её Беатрис, наверное, самое странное из всего этого, но, кажется, привольнее в этой среде, - она хочет соблюдать старые традиции, чтобы почтить их память. Маркус хмурится, и его голос переходит на осуждающий тон, который я так хорошо знаю. - Тебе не кажется все это немного неожиданным? - В Отречении мы потратили бы месяцы, чтобы лучше узнать друг друга в множествах общественно-полезных проектах и социальных действий молодых людей, совместном использовании тяжелой работы и долгих разговорах, прежде чем смогли бы перейти к ухаживаниям. Но для того, чтобы начать встречаться, потребовалось бы благословение наших родителей. - Это произошло быстро, - говорю я, соглашаясь с ним и предоставляя ему право убеждаться в своей гордости, - но с обстоятельствами, которые окружают, мы не хотим терять время, - я вытаскиваю стул из-за стола и прошу его присесть, не отрывая от него глаз. Я не потрудился сказать ему, что в Бесстрашии люди заводят отношения гораздо быстрее, чем в Отречении. Он скептически прочищает горло и отворачивается, но не пытается спорить. Я сажусь на другой стороне стола, ожидая, пока он сядет. - Так это... Ужин по поводу ухаживаний? - спрашивает он недоверчиво. В последний раз, когда я видел своего отца, я избил его ремнём на глазах у сотен людей. И теперь я прошу его благословение. Неудивительно, что он смутился. Глубоко вздохнув, я сжимаю руки в кулаки, а затем отпускаю. "Будь храбрым," - говорю я себе. - Пожалуйста, садитесь, - я жестикулирую к стулу перед ним, когда сажусь на свой собственный, - ради Беатрис, не для меня. Этот подход, на самом деле, работает. Мой отец может быть жестоким лицемером, но он до сих пор Отреченный, и он будет сидеть ради кого-то, но не для себя. Когда он берет свой стул, Трис входит в комнату с кувшином воды и корзинкой свежего хлеба. Её сроки настолько совершенны, что она, должно быть, подслушивала у дверей. - Мистер Итон, - произносит она и выглядит почти столько же нервно, как и я, - хотите хлеба? - Спасибо, Беатрис, - отвечает он, вытаскивая кусочек из корзины. - Могу я называть тебя Беатрис? - Конечно, - говорит она, скромно опустив глаза, будто она стесняется разговаривать о себе. Я ненавижу видеть её такой. Холодная дрожь неправильности ползёт по моему позвоночнику, но я стараюсь не показывать это на своём лице. Маркус передаёт мне корзину с хлебом с одобряющей улыбкой. Появляется желание ударить его, но дела имеются поважнее. Юрайя посыпал одну буханку свежим перцем, и я тщательно отбираю кусочек без черных крапинок. Блюдо со сливочным маслом стоит посередине стола, которое я беру и накладываю себе, откусывая хлеб. Маркус делает то же самое, но я замечаю, что он не ест еду, пока я не начну. В первую очередь я наливаю стакан воды для своего отца, так как в Отречении обслуживают других, а потом уже себя. Маркус ждёт снова, пока я не попью из того же кувшина, прежде чем поднести стекло к своим губам. Он умён, но все же недостаточно. Он не заметил два вида хлеба. Трис приносит на блюде жареную курицу в окружении моркови и картофеля. Выглядит вкусно, особенно после недели еды, в основном, консерв. С разрушением инфраструктуры города в клочья, трудно получать регулярные поставки из Дружелюбия. Если Маркус давно живёт самостоятельно, я могу только представлять, что это блюдо значит для него. - Многовато еды для трёх человек, - комментирует он, улыбаясь уголками губ. Правильно, конечно. Это не изысканный пир для него, а эгоистичная трата ресурсов. Настоящая правда заключается в том, что есть ещё три голодных человека, прячущихся наверху, которые будут доедать остатки. Черт, Юрайе пришлось приготовить достаточно для всех. - Моя мама всегда готовила больше, - говорит Трис с дрожью в голосе, - таким образом, отец мог взять немного еды на работу, а не просто бутерброд. Это, видимо, убеждает его. Он берет другой кусок хлеба, и я облегченно вздыхаю. Мы обслуживаем друг друга и едим спокойно. Трис все ещё играет роль скромной обречённой девушки, а мне до сих пор противно это. Маркус задаёт случайные вопросы о Трис и наших отношениях, которые, я думаю, хорошие. По крайней мере, он купился на этот предлог для ужина. Я бы предпочёл держать десять миль между Маркусом и Трис все время, но я не получу сегодня, что желаю. Трис может о себе позаботиться. Постепенно плечи Маркуса начинают терять свою жестокость, и его веки начинают свисать. - Этот цыплёнок настолько хороший, - говорит он, его слова медленные и немного невнятные, когда он тянется за очередной порцией. - Я рада, что вам нравится, - произносит Трис гладко. - Больше хлеба? Он вытаскивает кусок из корзины, и я ловлю взгляд Трис. Она коротко качает головой и многозначительно поглядывает в сторону хлеба в руке. Идея ясна. Ждём. Терпение никогда не было моей сильной стороной. Когда секунды идут, я сжимаю пальцы под столом, упирая кулаки в колени, чтобы удержаться от звука. Хотя Юрайя проделал отличную работу в приготовлении пищи, всё это на вкус, как пепел в моём рту. Выпивая чашку с водой, я встаю и беру кувшин со стола. - Я заполню его, - проговариваю я и сбегаю на кухню, не дождавшись ответа. Это не поможет. На самом деле, это даже хуже, потому что теперь Трис находится наедине с Маркусом в столовой. Если он причинит ей боль, два моих худших опасения оживут все разом. Я ставлю кувшин в раковину и включаю кран, наблюдая незрячими глазами, как уровень воды медленно поднимается. Я говорю себе, что смогу это сделать. Это всего лишь еда. "Будь храбрым, Тобиас, - слышу я в своей голове. Когда ты смелый, он ничто." Вода выливается к тому времени, когда я выхожу из оцепенения, выходит из кувшина спиралью вниз, в канализацию. Я подпрыгиваю, чтобы выключить её, и тогда приходится искать на кухне какую-нибудь тряпку или полотенце, чтобы вытереть, прежде чем я отнесу кувшин обратно к столу. Когда я шагаю назад в гостиную, я вижу то, что никогда не видел раньше. Маркус улыбается. Не туго, а вежливой улыбкой, отведённой для Совета фракции, или не наглой, самодовольной и триумфальной улыбкой, а ленивой, невменяемой, мягкими губами и дряблыми мышцами. Я думаю, что замечаю даже ямочку. Это я так выгляжу, когда пьян? Вполне возможно. Эта мысль заставляет меня желать смеяться. Трис, однако, невероятно раздражается. Как только я возвращаюсь в комнату и не дожидаюсь ни секунды, она начинает задавать вопросы из нашего придуманного списка. - Мистер Итон, Вы знали моего отца много лет, верно? - это осторожный вопрос, вообще не спорный и очень мягкий, на поверхности. Он для того, чтобы увидеть реакцию Маркуса. - Мы были в одном классе инициации, - отвечает он. Я удивлён: я думал, что они были примерно одного возраста, но понятия не имел, что присоединились к фракции вместе. - Он был такой начитанный всезнайка, - говорит он, смеясь от воспоминаний, - он даже гладил свою серую одежду. - Это так странно. Трис стеснительная и жёсткая, и мой отец смеётся и ест хлеб, подобно школьнику. Кажется, я скоро начну грубить, как Искренний. - Он всегда заботился о своей одежде, - проговаривает Трис нежно, и я начинаю беспокоиться, что она выходит из колеи. Хотя возвращает разговор обратно: - но я знаю, что вы работали вместе несколько лет. - Много лет, - соглашается Маркус, его голос тёплый и неряшливый, как будто он, на самом деле, ощущает ностальгию. - Эндрю Приор - хороший человек. Из хорошей семьи, - он тепло улыбается Трис, и я понимаю, что наши выдуманные оправдания на этом ужине приносят настоящий успех. Он дал своё благословение на наши ухаживания. Так. Чёрт. Странно. - Я знаю, что он работал над чем-то большим, - задумчиво размышляет Трис, как будто мысль только что пришла в голову. - Самым большим, - говорит Маркус, кивая. Он берёт ещё хлеб из корзины, обильно намазывая сливочным маслом. Я задыхаюсь от смеха, потому что он взял большой кусок. - О чём? - спрашивает Трис, потягивая воду из стакана. Маркус наклоняется вперёд. - Он хотел показать всем. Всему городу. Это мы уже знаем. Мы знаем, что Эндрю хранил диск, чтобы сделать какое-то важное объявление. Что мы не знаем, так это то, что он хотел сказать. Что объявить? - Что показать? - снова задаёт вопрос Трис. Мы так близки к разгадке, так близко, что я почти чувствую, что тайна парит над столом, осязаю её. Маркус хмурится, как будто он вдруг вспомнил что-то, что выглядит комично. - Но это секрет, - провозглашает он медленно. - Вы можете сказать мне, - отвечает Трис, - я его дочь, в конце концов. - Нет... - настаивает он, и его лоб морщится, с усилием отбиваясь от мира сыворотки. Несмотря ни на что, я впечатлён его способностью к сопротивлению. Даже Трис не могла это сделать. - Неважно, в любом случае. Она украла файл. И собирается уничтожить его. Теперь кое-что проясняется. "Файл," - сказал он. Я молча молюсь, что это означает компьютерный файл, а не папку для бумаг, которая может быть сожжена и не восстановлена. - Джанин забрала его, я знаю, - говорит Трис, - и теперь Вы не можете показать его. - Не можем показать его всем сейчас, - соглашается Маркус. Его голос печален, но я чувствую какой-то кайф, появляющийся от его слов. Он просто признался, что похищенная информация была предметом объявления Эндрю. - Вероятно, уничтожили. Мы договорились, что Трис будет говорить, но я не могу сдерживать себя больше. - А не было копии? - спрашиваю я. Если это компьютерный файл, всегда должна быть резервная копия. Маркус научил меня этому. Он пожимает плечами, смотря на меня. - Возможно, и она сейчас у них, - мой слух ловит слово «возможно». Это значит, что он не знает, украли копию или нет. Эрудиты умные, конечно, но планы, которые мы нашли, принадлежали предателям Бесстрашия, большинство из которых ничего не знают о компьютерах. Я чувствую, как пузырь надежды растёт внутри моей груди. Это компьютерный файл, и резервная копия может всё ещё быть там. Несмотря на сопротивления Маркуса, он дал нам ценную информацию сегодня вечером. - Слишком плохо, - соглашается Трис, стреляя в меня взглядом, - хотите кофе? Маркус искривляет лицо. - Чай? - спрашивает он, и я ещё раз усмехаюсь. Может, он просто не любит кофе, и всё это время он лгал и говорил, что это какая-то принципиальная позиция, а не дело вкуса. - Я думаю, у нас есть чай, - говорит она, и её голос обладает успокаивающим качеством, который может быть подходящим для маленьких детей или испуганных животных, - я принесу Вам чашку. Быстрым движением она забирает корзинку с хлебом и помещает её поверх курицы, затем относит всё обратно на кухню. - Славная девушка, - выпаливает мне Маркус, как только она исчезает, а затем хмурится: - Хотя она не вела себя так хорошо раньше. Я быстро вспоминаю. Трис говорила, что я не очень хороший, когда была под воздействием той же сыворотки Дружелюбия, танцуя по садам и нося цветы в волосах. Мне становится всё труднее сдерживать истерический смех. - Я люблю её, - произношу я коротко. - Хороший повар тоже, - добавляет он и на этот раз не смеётся. Я ничего не могу поделать. Я уверен, что Трис умеет готовить, так как выросла в Отречении, но я никогда не видел её, делающей это. Кроме того, Юрайя готовил эту еду, и я знаю, что Маркус никогда бы не благословил эти ухаживания. - Всё было вкусно, - я соглашаюсь. - Ты зря смеёшься, - говорит он, стараясь проявить свою старую суровость сквозь дымку мирной сыворотки, - нельзя выбирать девушку только за красивое лицо. Нужно обедать с ней каждый день. Это останавливает мой смех. Маркус вообще старается обойтись без какой-то отеческой мудрости? Это неудивительно, однако, что он считает, что я должен жениться на девушке, умеющей готовить. Это именно и есть эгоистично, что он и подразумевает. Как будто жена лишь слуга. Будто не я готовил ему ужин в течение многих лет после того, как мама ушла. Я молчу и просто произношу: - В Бесстрашии любят кофе. - Верно, в Бесстрашии, - соглашается он с печальной гримасой на лице. Трис возвращается, неся дымящуюся чашку чая. Она ставит её перед Маркусом и занимает своё место снова. - Не уверен, что понимаю это, - бормочет он, хмурый взгляд всё ещё на его лице, - но если вы двое хотите моего благословения, у вас оно есть. Трис протягивает мне свою руку и обхватывает мою, под столом. - Спасибо. Я молчу. Это всё слишком странно. - Странно, - вторит Маркус моим мыслям. Он смотрит на нас, и я вижу борьбу в его глазах, как будто он сопротивляется сыворотке. В этот момент я знаю без сомнения, что мы допустили одну грубую ошибку. Мы недооценили Маркуса. Он будет выяснять, что мы делаем. Нет, не мы. Я. Мои пальцы невольно сжимают ладонь Трис, крепко держась. Я только надеюсь, что мы сможем обогнать его.