Исцелись, любовь моя (Я буду рядом)

После того, как Феликс проснулся, он провел неделю в больнице, полностью восстанавливая физическое здоровье. Мы с Фелицией хотели навещать его каждый день, но даже его матери и Хедвике удалось это только один раз, не говоря о нас. И то хорошо. Милош вообще не имел ни малейшего понятия, что его старший брат в больнице. Мы продолжали врать ему, что Феликс сейчас в поездке со своими друзьями. Это было для его же блага, он был еще слишком мал, чтобы полностью понять ситуацию. Как только врачи удостоверились, что физическое здоровье (психологическое же оставляло желать лучшего) Феликса в норме, они отпустили его домой. Он почти не разговаривал, что сильно волновало нас, но доктор сказал, что это временно, и, как только он адаптируется, все станет как прежде. Это должно произойти якобы «в ближайшее время». Также Феликс дважды в неделю должен был посещать психолога, который нашел бы все его проблемы и предотвратил еще одну попытку самоубийства. Я считал это бесполезным: Феликс никогда не станет открываться какому-то незнакомцу. Если он нам никогда ничего не рассказывал, то человеку, которого видит впервые и подавно слова не скажет. Но это якобы помогало и являлось необходимым, так что мое мнение ничего не изменило бы. Поэтому я решил оставить его при себе. Через неделю я решил, что настал тот момент, когда пора во всем разобраться. Хотя все еще был растерян. Я не знал, что творится в его голове, а хуже всего то, что не имел ни малейшего понятия как, блин, помочь ему. Чувство бесполезности раздражало больше всего. Ему было больно, а я не мог забрать эту боль. Это было отвратительней всего. Было одиннадцать часов вечера, когда я вернулся в комнату после душа. Феликс не поменял своего месторасположения с тех пор как я ушел. Он сидел на подоконнике, поджав колени к груди и обхватив их руками, а голову запрокинул назад, прислоняясь к стене. Я подошел поближе и сел на таком расстоянии, чтобы ему было комфортно. За последние дни я заметил, что он избегает излишних прикосновений. Это было для меня в новинку: раньше он любил обниматься, держаться за руки, просто иметь со мной хоть какой-либо физический контакт. Я не хотел пугать его, но и старался вести себя нормально, насколько это возможно. Ему не стоило знать о моих страхах, ведь ему и без этого было куда страшнее, чем мне.  — Феликс, — тихо начал я, глядя на него. Он не двигался, но по тому, что он перевел взгляд с окна на свои колени, я понял, что он меня слушает. Еще одним изменением в его поведении было то, что он избегал зрительного контакта. Вообще. Как можно чаще он избегал смотреть в глаза собеседнику. Раньше это было, когда он стеснялся и боялся разговаривать с незнакомцами. Но сейчас он избегает и близких людей. — Милый, нам надо обо всем поговорить. Знаю, ты скорей всего не хочешь этого, но поверь, тебе станет легче, когда ты выговоришься. Я сам не знал, являются ли эти слова правдой, но так говорило множество людей из фильмов, так что я решил поверить Голливуду. Который был ненадежен во всем, да. — Я не знаю, о чем ты думаешь, как себя чувствуешь, поэтому прошу, поговори со мной. Я всего лишь хочу помочь тебе. Я люблю тебя, солнышко. Обещаю, я не буду смеяться или как-то негативно реагировать, я хочу помочь. Но я не смогу этого сделать, если не буду знать, что происходит с тобой. Он молчал. Подождав минуту, я не выдержал: — Феликс, я хотел кое-что спросить… — мои ладони вспотели. Это будет сложнее, чем я думал. — Только ответь честно, хорошо? Он кивнул, по-прежнему не смотря на меня. Я сделал глубокий вдох. Ничего не выйдет. — Почему… Почему ты это делаешь? — Почему делаю что? — это ни капли не облегчило мне задачу. — Почему ты пытаешься убить себя? Он выглядел удивленным, а затем вздохнул. — Каждый из вас задает мне этот вопрос. Неужели вам не ясно? — он изменил свое положение и больше не поджимал колени. И смотрел на меня. Его глаза были не такими, какими должны быть. Его взгляд всегда был светлым, даже ярким, а зрачки всегда светились счастьем. Сейчас же они были тусклыми, почти серыми. — Я хочу умереть. Я застыл на месте. Когда он сказал это, его взгляд был абсолютно пустой, а голос не выражал никаких эмоций. Это напугало меня. Но сильнее испугало то, что он сказал. «Я хочу», а не «Я хотел». — Еще вопросы будут? — …Нет, это все, — дрожащим голосом ответил я. Я пытался быть сильным, хотя в душе был напуган до чертиков. Я никогда не был в такой ситуации, когда кто-то говорил мне, что хочет умереть. И хуже всего то, что он был абсолютно серьезен. Он кивнул, а затем направился к ванной, попутно взяв свою пижаму. Я шумно выдохнул, едва за ним закрылась дверь. Честно, не знаю, что делать. Этот разговор ни капли не помог ему, но и хуже не сделал, чего я опасался. Ну, вот как мне помочь ему, если он отталкивает меня? Я не понимал его проблемы. Издевательства как-то повлияли на него, изменили его, но как именно — неясно. Если я хочу, чтобы он был в порядке, я обязан заставить его говорить. Именно. К черту все. Я иду туда и не отстану до тех пор, пока не он заговорит по-настоящему. Решив так, я встал с кресла и направился к ванной. Постучаться или войти просто так? Может быть, он раздевается, и ему будет неловко, если я зайду. Я прислонился к двери, прислушиваясь. Ничего не услышав, решил, что просто продолжил ничего не делать. — Феликс? Милый, можно войти? — спросил я и тут же услышал, как что-то металлическое упало на пол. Я слышал, он открыл шкаф и тут же захлопывает дверцу. — Конечно, — ответил он, после этого. Я сразу же открыл дверь и зашел внутрь. Он сидел на полу в центре комнаты, прямо напротив шкафа. — Что ты делаешь? — спросил я. Его эмоции было трудно понять. Страх или волнение? — Ищу кое-что в шкафу. Я заметил. На нем была байка с длинными рукавами, из-за которой сначала нельзя было увидеть. По левой руке струилась кровь. Она капала на пол, а Феликс, похоже, игнорировал это. И тут меня осенило. Он причиняет себе боль. Металлом, который упал, вполне могла оказаться бритва. Я подошел ближе и опустился рядом с ним на колени. — У тебя кровь, — спокойно сказал я, стараясь мягко намекнуть, что заметил. Не сработало. Он запаниковал, стараясь скрыть ее. Неудачно. — Ничего страшного, — пролепетал он. — Наверно случайно ушибся. Я даже и не… — Феликс, я знаю, что ты режешь себя. Он замер. Его глаза с явным испугом смотрели на меня. — Покажи мне свою руку. Под кожу может проникнуть инфекция. Позволь мне позаботиться о ранах. Он опустил глаза и позволил взять его за руку. Я осторожно закатал рукав. Фелиция была права. Все его предплечье было покрыто шрамами. Некоторые короткие, всего пару сантиметров, некоторые тянулись от локтя до запястья. Некоторые были свежими, некоторые выцвели уже давно. Только потом я заметил прямо у запястья обильное кровотечение. Рана была глубокой, но я был уверен, что, к счастью, он не задел артерию. Я полез в шкаф за бинтами. Там, в самом углу, лежало окровавленное лезвие бритвы. Должно быть, он кинул его вслепую, так как кровь была и на других вещах. Взяв аптечку, я наклонился к Феликсу. Все время, когда я обрабатывал раны, мы молчали, но, когда я закрепил повязку, решил поговорить с ним еще раз. В конце концов, именно за этим я сюда и пришел. — Зачем ты это делаешь? — Это помогает мне справиться со всем, — я еле расслышал его ответ. — Что ты имеешь в виду? — я продолжил спрашивать, зная, что был единственный способ разобраться во всем. — Это помогает мне справиться с ненавистью к себе и чувством бесполезности, — его взгляд по-прежнему был прикован к полу. — То есть, какой смысл жить, если все ненавидят тебя и желают смерти? Каждый день они напоминали мне, что моя жизнь ничего не стоит. И я осознал это. Я такой неудачник, что даже убить себя не смог. Я вообще ничего не могу сделать. Чтобы я не делал, они замечали мои оплошности, чтобы я не говорил, они доказывали, что я неправ. Какой смысл жить, если мир четко дает понять, что я хуже всех? Было бы лучше, если бы я ушел… Он закончил без каких-либо эмоций в голосе, словно он говорил про обычные и естественные вещи. В глубине души я ожидал таких слов, но они все равно ранили. То, как он сказал, будто говорил о самом естественном явлении в мире, но это было именно то, что творилось в его голове. — Ты не должен так говорить. Я люблю тебя. Твоя семья любит тебя. Ты важен всем нам. — Почему?! — всхлипнул он, посмотрев на меня мокрыми от слез глазами. — С чего бы это всем любить меня? Не понимаю, как кто-то может испытывать ко мне любые другие чувства, кроме ненависти. Меня не за что любить. Я раздражающий, вечно в депрессии и в переживаниях ни о чем. Я уродливый, низкий, жирный. Как бы я не старался, я всегда и везде лишний. Я просто урод. Ты ведь сам сказал мне это когда-то, помнишь? Тогда ты прекрасно понимаешь, что меня невозможно любить. Я… — Ты не прав, — я перебил его. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать. — Не смей говорить так о себе. Знаешь, почему я здесь? Знаешь, почему я признался первым, почему хотел быть твоим парнем? Потому что я люблю тебя. И я очень хочу, чтобы ты видел себя таким, каким я вижу тебя. Я люблю в тебе все. Каждую деталь, каждую мелочь. Нет ничего, чего бы я ни любил в тебе. Ты идеален для меня. Твоя личность уникальна, ты не скучный и непредсказуем как другие, нет, ты всегда удивляешь меня чем-нибудь новым. Ты один из самых умных людей, которых я знаю, и, может быть, твоя точка зрения немного меланхоличная, но это делает ее особенной. Ты не боишься говорить правду и говоришь то, что думаешь. Ты не идешь следом за толпой, ты выбираешь свой путь, и я люблю тебя именно потому, что ты принадлежишь себе. Ты можешь заставить меня улыбнуться, рассмешить меня, заставить меня плакать. Ты понимаешь меня. Я никогда не смогу быть связан с кем-то так же сильно, как с тобой. Поэтому я люблю тебя, потому что благодаря тебе я счастлив. Ты прекрасен. Мне плевать на мнения других людей, для меня ты чертов ангел. Не хватит всех слов мира, что описать твое великолепие. В тебе красиво абсолютно все: волосы, глаза, улыбка, кожа, улыбка, смех, все твои черты характера. Для меня ты красив во всем. Не думаю, что ты поймешь, как ты мне важен. Невозможно описать то, насколько я был потерянным, когда думал, что ты умер. Ты, именно ты, — весь мой мир, моя жизнь. Я готов отдать все что угодно, лишь бы был рядом. Если бы ты умер, я бы никогда не смог бы прийти в себя. Я люблю тебя. Он заплакал еще громче. Я больше не стоял на коленях, а сел, лишь крепче сжимая его в объятьях. Его руки крепко сжимали мою рубашку. — Я этого не заслужил. У тебя должен быть кто-то лучше, — он задыхался от слез, и я едва разобрал сказанное им. — Ты не должен любить меня. Я не заслуживаю тебя. Ты должен найти кого-то, кто лучше меня. Кто не я. — Но я не хочу кого-то. Мне нужен только ты, Фелек*. И я искренне считаю, что мы достойны друг другу. И как бы это слащаво не звучало, но я уверен, что мы созданы друг для друга. Такие мысли делают меня счастливым. Несколько минут мы просидели в тишине. Я успокаивающе поглаживал его по спине. Слезы перестали литься по щекам, но рыдания не утихли. — Я рад, что ты здесь. Очень рад, — прошептал он. — В конце концов, ты единственный знаешь меня лучше, чем я сам. Ведь это правда, я действительно запутался и испугался. Испугался сильнее, чем был перед самоубийством. Я не знаю, что будет дальше. Сейчас окружающие ведут себя совершенно иначе. Я в ужасе от таких перемен. Не знаю, что теперь делать. Я хочу, действительно хочу, стать лучше, чем раньше. Я ненавидел те чувства. Просыпаться каждый день, понимая, что все вновь будет также плохо, как вчера, может и хуже. Каждый день я поражался себе, что еще не сдаюсь. Каждый день мне было тошно делать вид, что все в порядке. Я ненавидел себя все больше и больше. Знал, что скоро чая терпения треснет, и порезов будет недостаточно. Я давно знал, что собираюсь убить себя. Я не верил, что все изменится к лучшему. Ничего не изменится к лучшему и никогда не менялось. Я просто чувствовал себя таким одиноким и брошенным, — он всхлипнул, приковывая взгляд к полу. — Ты не одинок. У тебя всегда был я. Ты мог поговорить со мной. Знаешь, я очень расстроен, что ты этого не сделал. Но это в прошлом. Прошлое пусть остается в прошлом. Сейчас самое главное, что ты жив и здоров. Очевидно, что теперь все будет по-другому. Но мы справимся. Я буду рядом, независимо от того, какие сложности нас ждут впереди. Всегда буду рядом. Пообещай, что с этого момента, каждый раз, когда ты вдруг почувствуешься себя одиноким, бесполезным или тебе просто будет плохо, захочется вновь порезать себя, просто поговори со мной. Напрямую или по телефону, неважно. Просто поговори со мной. Неважно сколько времени это займет, неважно, где я буду. Я выслушаю все, что ты скажешь. Я хочу помочь тебе почувствовать себя лучше, meilė**, — улыбнувшись, я нежно поцеловал его в лоб. — Ты уже мне многим помог, — прошептал он. — Без тебя я бы не ждал так долго, все закончилось бы гораздо быстрее. От каждого твоего звонка я чувствовал себя немного лучше. Всякий раз, когда ты признавался мне в любви, даже я если я не понимал, как это возможно, я откладывал суицид на другой день. Пару раз ты заставал меня врасплох, когда я уже едва не убил себя. Ты заставлял меня смеяться, и я ненавидел это. Ненавидел, потому что знал, что из-за тебя у меня появляются сомнения в моем решении. Ты действительно помогал мне в худшие времена. Вот почему, в конце концов, я стал держать дистанцию. Я знал, что ты — причина, заставляющая меня жить. Таким образом я бы смог уничтожить себя и не чувствовать себя виноватым. И типа я решил, что это сработало: ты перестал звонить, престал писать. Тогда я почувствовал, что тебе пофиг на меня, даже, если прекрасно осознавал, что я сам просил тебя перестать звонить. Это помогало мне считать, что тебе насрать, и я был готов к самоубийству. И все же ты действительно мне очень помог. Спасибо, что удерживал меня от проступков все это время. Он замолчал. — Отныне я никогда не буду прерывать нашу переписку, — я искренне улыбнулся, почувствовав облегчение на сердце и трепет бабочек в животе. Сколько бы мы ни встречались, сколько бы времени не проводили вместе, каждый раз он заставлял меня испытывать эти чувства. — Знаешь, я так до сих пор и не понял, что мне нужно сделать, чтобы помочь тебе. Я никогда не сталкивался с подобным. Что ты хочешь, чтобы я сделал? На мгновенье он выглядел растерянным, и даже начал паниковать, что опять сказал что-то не то. — Не оставляй меня, ладно? — попросил он и густо покраснел. Меня охватило внезапное желание отнести его обратно в спальню, бросить на кровать, прижать к матрацу и всю ночь напролет заниматься непотребствами. Но его едва выписали из больницы, его психическое состояние было ужасно, и ему до сих пор было неуютно, когда я прикасался к нему. Пришлось засунуть свое либидо куда подальше. Это не сработало, но самоконтроль все же взял вверх в этой ситуации. — Не оставлю. Ты всегда будешь со мной, ангелочек, — сказал я, поглаживая Феликса по щеке. Он посмотрел на меня, слегка улыбнувшись. — Я проведу с тобой столько времени, сколько тебе нужно, милый. Я буду рядом. Он наклонился ближе, закрыл глаза и мягко коснулся губами моих губ. Держать себя в руках становилось все сложнее. Я тоже закрыл глаза, отвечая на поцелуй, чувствуя, как его руки обнимают меня за шею. Его губы на вкус были такими мягкими и сладкими, словно шоколад. Я обхватил Феликса за талию, притянул ближе. Поцелуй скоро закончился, но я пытался убедить себя, что этого достаточно, что еще слишком рано для большего, что если сейчас не остановиться, то будет поздно. Расстояние между нами было настолько коротким, что я чувствовал его дыхание на губах. — Я люблю тебя, — прошептал я. — Я тоже люблю тебя, — ответил он также тихо. Впервые за такое долгое время я чувствовал, что все действительно хорошо. Может быть, я еще не до конца разобрался в его чувствах. Может быть, я еще не разобрался, как именно мне помочь ему полюбить себя. Но одно я точно осознал: жизнь налаживается.