Встречи между встречами

За короткое время Консул научился отличать самые незначительные симптомы, самые первые признаки того, что предыдущая доза ультраморфина начала выдыхаться. Ленар всегда был бледен, всегда выглядел нездорово, но когда он поморщился в десятый раз за время короткого ужина, а потом пошатнулся и ненадолго опёрся на стену, прежде чем распрощаться и отправиться к себе в каюту, Консул знал, что должен последовать за ним. Наверное, он мог вызвать у остальных паломников подозрение, — а не в сговоре ли они со священником, зачем так часто остаются наедине друг с другом, неумело при этом скрываясь? Но Консул не слишком боялся подобных обвинений. Он и впрямь мог походить на предателя — чёрт, да он и был им! Но Ленар Хойт — ни за что, и это, наверное, было очевидно даже готовой бросаться упрёками направо и налево Ламии. Когда Консул вошёл, священник стоял на коленях, обнимая себя за плечи; по его телу то и дело пробегала судорога, свистящие вздохи вырывались из груди. Услышав приближающиеся шаги Консула, он открыл глаза и поднял голову, а затем протянул дрожащую руку. Он до сих пор не воспользовался ультраморфином лишь только потому, что ждал, пока Консул поможет ему — хоть он и сам мог справиться. Консул сделал укол так, как будто для него это было особой привилегией. Хойт благодарно вздохнул, как будто для него особой привилегией было вмешательство Консула. Консул положил руку ему на плечо, чувствуя, как затихает дрожь в скорчившемся на полу теле, а потом помог священнику подняться на ноги и довёл до кровати, придерживая за локти. Голова Хойта моталась из стороны в сторону, нащупанный Консулом пульс был слабым и частым, но его щёки уже розовели, жёсткая складка стиснутых губ разглаживалась, подсыхала влага вокруг глаз. Ленар Хойт оживал и молодел; конечно, он давно уже не был мальчишкой, но только не в глазах Консула. − Разве это справедливо, отец Хойт? — спросил Консул, когда решил, что его друг оправился достаточно для поддержания короткой беседы. − Что именно? — уточнил тот, хотя вопрос был более чем очевиден. − Ваши страдания… Страдания Поля Дюре… Вы оба стали жертвами неизвестного паразита, жуткого существа, захватившего ваше тело… Поль поплатился за любопытство, которое, как известно, не порок, а за что поплатились вы, да ещё и в двойном размере? − Я?.. — задумчиво протянул Хойт и слабо улыбнулся. — Я не думаю, что страдаю сильнее вас, Консул — или сильнее кого-то другого из нашей удивительной компании. Мои мучения затрагивают лишь тело и не касаются души; они связаны с настоящим, а ваши — с прошлым и будущим. Я знаю, что вам больно оттого, что вы сделали и собираетесь сделать, и мне жаль вас гораздо больше, чем себя. Я тоже растерян, и напуган, и почти в отчаянии, но моя совесть чиста. Консул понимающе кивнул и устало потёр рукой лицо. − Надеюсь, вы не подумали, будто я обвиняю вас в чём-то? — мягко спросил священник. — Я никого не сужу, и уж тем более — никого из собравшихся здесь. − Конечно, нет. − Вы хороший человек. − Вы тоже. Вы лучше всех нас. «Хороший человек» − ценнейший комплимент в их время. Семеро хороших людей прибыло на Гиперион, хлебнув немало дурного, и их ждала не менее жуткая неизвестность. − Спокойной ночи. Вот, пожалуй, и всё, что можно было и стоило произнести вслух.