В шкуре зверя.

      Джеймс молчал всю дорогу, улыбаясь себе под нос. Поступок Морана заставил его обратить внимание на факт наличия неких ... чувств.       Преданность снайпера у него никогда не вызывала сомнений. А то, что он без особого труда обернулся, превозмогая действие сыворотки — впечатляло.       Равно как и поступок Джона.       Они доехали довольно быстро — ночью все магистрали были пусты, звери предпочитали передвигаться на своих лапах, крыльях или что там имелось у них.       Джеймс вошёл в пустой дом, пропуская тигра и, не сдержавшись, обратился сам. Быть зверем означало быть свободным.       Выбираясь из машины, тигр забрал и свою винтовку. Он неторопливо шёл по пустому дому, сильному зверю не пристало напрасно спешить, будучи на своей территории.       «Тигр», — кот в три прыжка обогнал Себастьяна и преградил ему дорогу, выпуская когти и шипя.       Смешное зрелище со стороны. Оцелот был едва ли не в три раза меньше тигра.       «Не будь таким хмурым, — мурлыкнул кот, — у зверей нет проблем, кроме охоты».       Было это следствием контроля или же формы, но оцелот никогда не отзывался и не использовал имя человека, в которого превращался. Он был сам по себе, Мориарти — сам по себе.       Моран только недовольно рыкнул, не разжимая челюсти — настроения играть у него не было.       «Мне нужно убрать винтовку на место, не могу же я её тут бросить», — тигр прошёл мимо оцелота, твёрдо намереваясь именно это и сделать. А ещё он не собирался выходить из своей комнаты. Он достаточно спалился, не хватало ещё, чтобы его босс начал подшучивать из-за этого. Характер оцелота был ещё более невыносимым, чем у человека. Тигр невольно посочувствовал бывшему военврачу, ему достался не менее невыносимый компаньон.       Когда тигр прошёл мимо, с видом одновременно виноватым и гордым, кот вцепился в его скользящий по полу хвост, впиваясь острыми зубами и когтями; конечно, у него не было сил на то, чтобы остановить зверя, поэтому он повис на хвосте, когда тигр, зарычав, дёрнул им.       «Не пущу, — раздался упрямый голос. — Я тебя знаю. Ты засядешь в своей норе. А мне будет скучно одному, и снова придётся становиться человеком».       Моран сердито тряс хвостом, не особо надеясь, что сможет стряхнуть, и просто ждал, когда кот отпустит. Любой другой уже стучался бы черепом по стенам или получил бы лапой, но Джима он бить не мог, и только смиренно, тихо и ворчливо рычал.       Оцелот всё-таки разжал зубы и подошёл к тигру, потираясь лбом о его переднюю лапу и урча, словно внутри у него был маленький моторчик. Моран закатил глаза, но смирился с тем, что в покое его не оставят. Он попытался отстраниться от мурчащего и ластящегося оцелота — кот явно не понимал, что это могло значить для тигра.       «Я не запрусь в своей норе, как ты выразился, можешь сам в этом убедиться».       Войдя в свою комнату, тигр положил винтовку на кресло — он разберёт и уберёт её на место утром.       «У меня нет настроения играть, так что со мной тебе будет ещё скучнее», — пожал плечами Себастьян, подходя к оцелоту и несильно тыкая его лапой.       Кот отскочил от лапы и подошёл, снова потираясь о неё лбом, боком; хвост торчал трубой, оцелоту явно нравился тигр. В его понимании он был всего лишь большим ворчливым котом. В принципе, таковыми были почти все, с кем оцелот порой встречался.       Кот запрыгнул на тигра, проходя по мощной спине, чуть выпуская когти. Тигр, замерев, стоял, терпеливо ожидая, пока кот ходил по его спине. Хотелось стряхнуть нарушителя, но Себастьян не мог себе этого позволить. И дело было не в том, что Джим — его босс, зверь есть зверь, но даже как оцелот... тигру он был дорог.       «Почему я могу в любой момент стать человеком, а ты нет?»       «Не знаю, думаю, это что-то в мозгах и воле. Ты силён как раз разумом и, видимо, как-то это отражается на управлении сущностью, — тигр осторожно опустился на ковёр, неспешно ложась, чтобы кот успел слезть без риска быть придавленным, и, повернув голову, покосился на оцелота.       «Я никогда не задумывался о причинах. Просто всё так, как есть».       Оцелот плюхнулся животом на его спину и потянулся к морде, принюхиваясь, словно чужие мысли можно было так уловить полнее.       «Ерунда, — фыркнул он. — Ты не менее разумен, а твоя воля крепка». — Просто ты ещё не пробовал, — мягко заключил Джеймс, оказываясь лежащим на тигре. — Моей наглости нет предела, — усмехнулся он, — забрался на тебя верхом...       Он слез, садясь на пол, и привалился к тёплому боку тигра. Тигр вздрогнул от неожиданности, когда оцелот вдруг стал человеком. — Твоя воля смогла победить сыворотку. Ты не думал о том, что мог выстрелить в пса, просто бросился защищать меня сам.       «Может быть, но я пытался, на самом деле, и не получается. Не знаю... Тут был веский аргумент, чтобы измениться», — тигр, зажмурившись, довольно заурчал, почти как простой кот, только тембр урчания был выше. Мориарти бросил взгляд на морду хищника. — Я ценю это. Не думай, что это не так. Просто был зол, когда всё пошло не по плану.       Пальцы осторожно поглаживали бархатное ухо тигра. Было приятно, и тигр подставил голову, тыкаясь ею в ладонь Джима.       «Знаю...»       Себастьян снова попытался перекинуться. Человек был рядом, и тигру нравилось, что он его гладил, он не собирался лишать себя этого. Повернувшись, он лизнул Джима в лицо — раз, другой, — тихонько урча, несмотря на все попытки Морана вернуть себе облик человека, но в какой-то момент тигр отошёл в сторону, неожиданно и без предупреждения, и полулежавший на ковре Себастьян ткнулся губами в губы Мориарти, тут же замирая от неловкости момента.       Джеймс легонько рассмеялся, когда тигр начал ластиться, словно домашний кот. Он попытался отстраниться от шершавого языка, больше шутливо, чем по-настоящему испытывая что-то неприятное, и обхватил тигра за шею, и только это позволило не упасть, когда вместо огромного кота рядом оказался человек. — А ты быстро, — улыбнулся Джеймс, зарываясь пальцами в его волосы, — а я уж думал, придётся постараться, чтобы мотивировать тебя. Потому что, хоть ты и привлекателен в обоих воплощениях, спать со зверем я ещё не готов. Он улыбнулся, вглядываясь в глаза напротив, и, сократив расстояние, поцеловал Себастьяна в губы.       Себастьян куда больше рассчитывал, что его оттолкнут, и лихорадочно соображал, как такую подставу со стороны тигра обратить в шутку, но слова Джима застали его врасплох. Ещё не совсем исчезнувшее восприятие тигра заставило зажмуриться от ощущения чужих пальцев в волосах. Моран буквально замер, не зная, смеётся его босс или говорит серьёзно, особенно относительно его последних слов. Но Джим и тут не дал ему возможности ответить, поцелуй обжёг губы, и всё, о чём он мог думать, это близость в какой-то момент ставшего таким желанным чужого тела. Себастьян обнял Джима, притягивая к себе, мягко отвечая на поцелуй, порывисто стискивая его тело в своих объятьях.       Джеймс почти до боли сжимал его волосы, исследуя рот поцелуем. Он прикусил губы Себастьяна, довольно зашипев как кот, когда тот сжал его в объятиях. Мориарти давно положил глаз на снайпера, тот действительно привлекал его, но было недосуг смешивать работу и личную жизнь. Но раз тот и сам не был против... Джим проник ладонью под рубашку, скользнув пальцами по поджарому животу. — Спальня там, — кивнул он наверх, довольно облизывая губы.       Себастьян судорожно вдохнул воздух, переводя дыхание, стоило Джиму отстраниться. Он невольно выгнулся под прохладной, но сейчас такой обжигающей ладонью Джима, дыхание снова перехватило. Моран так долго этого хотел, что сейчас с трудом давал себе отчёт. — Да... — хрипло прошептал Себастьян, в противовес этому снова притягивая к себе Джима, жадно целуя, кусая, выдыхая в его губы тихий стон.       Он с большим трудом и сожалением отстранился, разрывая поцелуй и выпуская Мориарти из рук. Чего ему совершенно не хотелось делать, подчиняясь смутному страху, что тогда он отпустит и все свои возможности быть рядом. Моран, подчиняясь Джиму, поднялся с пола, следуя за ним на верхний этаж, чувствуя, как с каждым шагом сильнее бьётся сердце, словно у мальчишки. Джеймс словно читал его мысли. — Много думаешь, полковник, — мурлыкнул он, вскакивая на ноги и утягивая Морана за собой. Джеймс сейчас был похож на свою животную ипостась, ни одной серьёзной мысли. Зато в глазах среди расплавленной горячей черноты плавали холодные иглы. Мориарти чувствовал свою власть... Обманчивое ощущение.       Он оглянулся на снайпера, поднимаясь по ступенькам. Моран, со своими длинными рыжими волосами, высокий, с солдатской выправкой, единственный, кто имел слово против него, теперь выглядел так, словно испытывал страх. Это было странно. Джеймс остановился и положил руки ему на плечи, пользуясь лестницей, чтобы быть на одном уровне с его глазами. — Я всегда видел твои взгляды. Я не против. — Хочешь сказать, что я зря столько ждал? — прошептал Себастьян, обнимая Джима и тут же рывком прижимая его к стене.       Моментально становясь выше и нависая над Джимом, глядя на него горящим взглядом и подавшись вперёд, коротко, но жадно поцеловал Мориарти, тут же отстраняясь. Он облизнул губы, пробуя оставшийся на них вкус губ Джима. — Знал, значит… Да ты садист, — тихо, почти рычаще произнёс Себастьян, наклоняясь, касаясь губами шеи Джима и чуть прикусывая кожу. — А ты... как будто... этого не знал, — выдохнул Джеймс, открывая шею под его поцелуи, прижимаясь к сильному телу. Ему нравилась мысль, что Моран оставит на нём свои следы. Его Тигр. Собственничество было в его крови. — Нет, — с какой-то яростью ответил Себастьян.       Нет, он видел, но считал, что все намёки Джима это просто ещё одна грань его характера, игра и просто желание подёргать за хвост. С таким, как он, приходилось хорошенько подумать, прежде чем делать какие-то выводы. Запустив ладони под его футболку, Джеймс стянул её, разрывая поцелуй, и скользнул пальцами по груди Себастьяна. — Твои тренировки прошли не зря, — усмехнулся он, облизывая губы. Он иногда имел удовольствие наблюдать, как полковник занимается в спортзале.       Перехватив его руку, он опять потянул Морана наверх — конечно, желание было неопровержимо, но продолжать на лестнице... как-то слишком по-животному.       Себастьян вопросительно изогнул бровь на слова Джима: то ли это относилось к тому, как он сейчас выглядел, то ли это было ответом на то, почему Джим был не против. Моран и правда немало свободного времени проводил в тренировках. Стрельбище или спортзал, всё, что не даст ему потерять форму и убьёт время бездействия.       И ему снова пришлось с большой неохотой выпустить Джима из своих рук. С одной стороны, он был согласен с Мориарти, с другой... тигр начинал недовольно рычать, считая, что люди слишком долго медлят, и он вообще зря поддался и уступил.       Звериная сущность в Джеймсе словно слышала недовольство тигра, поэтому Мориарти толкнул дверь в комнату Морана, оказавшись на этаже. Она была ближе. Даже эти несколько шагов показались вечностью. В голове Себастьяна пронеслось, что всё-таки что-то полезное в этой дурацкой афере с бассейном было. Захлопнув за собой дверь, Джим обнял Себастьяна, распуская полностью его волосы, и, скользя носом по шее, впитывал мускусный запах. Так пах только он... и у Джеймса начинала от этого кружиться голова. — У тебя есть ... смазка? — хрипловато спросил он, поднимая на снайпера слегка туманный взгляд. — Нет, — в голосе проскользнули какие-то мстительные нотки. — Откуда бы у меня взялось время с кем-то спать, да ещё и дома?       Нельзя было останавливаться ни на секунду — Джеймс понимал, что Морану тяжело не только сдерживать возбуждение, но и внутреннего зверя. И это сочетание как-то просто било в голову, давая невероятный коктейль страсти. Себастьян впился в губы Джима, не дав ему ответить. Он чуть отстранился, оставляя место между их телами, чтобы скорее расстегнуть многочисленные, на его взгляд, пуговицы пиджака и рубашки. Чуть подрагивавшие от нетерпения пальцы ослабили узел галстука. Чтобы его снять, пришлось бы разорвать нетерпеливый поцелуй, а это, пока ещё оставался воздух в лёгких, было просто невозможно. «К чёрту», — пронеслось в голове Мориарти. Чтобы выбраться из пиджака и рубашки, пусть и с помощью Себастьяна, понадобилась по-настоящему кошачья ловкость, с учётом задачи — не прерывать поцелуй. Пока Моран возился с оставшимся на его шее галстуком, Джеймс оглаживал его по плечам и спине, изучая гладкую кожу с рельефом мышц под ней.       Пальцы скользнули на пряжку ремня, освобождая от этой ненужной детали, и расстегнули молнию на брюках. Тут пришлось отстраниться, лёгкие уже горели без воздуха. С губ Себастьяна сорвался тихий стон, он был рад, что ткань джинсов больше не давила, причиняя определённые неудобства, учитывая возбуждение. Стоило разорвать поцелуй, и Себастьян смог, наконец, убрать порядком доставший его галстук. Тяжело дыша, Джеймс посмотрел на снайпера, подтолкнул его вперёд, к кровати, пока тот не уткнулся и не сел на неё. Устроившись сверху, оседлав его бёдра, Джеймс стал исследовать поцелуями шею, чуть прикусывая солоноватую кожу. Моран скользил ладонями по спине усевшегося на нём Джима, чувствуя обжигающее тепло его кожи. Он, наклонив голову, подставил шею поцелуям-укусам Джима, часто дыша, даже не пытаясь выровнять дыхание. Себастьян буквально растворялся в приятных для него ощущениях. Он чувствовал, как под кожей тёк огонь, распаляя с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Скользнув ладонями по изящной спине Мориарти, до бёдер, на мгновение замер, даже затаив дыхание, прежде чем опустить руку ниже и накрыть ладонью пах Джима, пока ещё не сильно надавливая на вполне отчетливую выпуклость. Джеймс толкнулся в его руку, хрипло простонав. — Сними же, глупый ты... — прошептал он ему на ухо, прикусывая мочку. Было сложно совмещать желание не отрываться от чужой кожи, быть как можно ближе, и при этом раздеваться.       Джеймс взял себя в руки и встал с колен Себастьяна, раздеваясь полностью. Он даже замер, заметив, что глаза Морана приобрели желтоватый цвет, и смотрел он вполне плотоядно. Джеймс улыбнулся, подойдя ближе, положил обе руки на его плечи. Такое желание в чужом взгляде не могло оставить равнодушным. — Да, — прошептал он, соглашаясь то ли со своими мыслями, то ли с мыслями Себастьяна.       Себастьян даже не пытался скрывать голод, горевший в его глазах. Он жадно смотрел на раздевавшегося Джима, глуша утробный рык зверя, рвавшегося наружу. Окинув плотоядным взглядом обнажённую фигуру Мориарти, он облизнулся. Себастьян, положив руки на бёдра Джима, поднялся с кровати, в секундной улыбке мелькнули клыки. Сдерживать тигра... он и не думал, что это может быть так сложно. Себастьян уронил Джима на кровать, нависая над ним, целуя, с жадностью кусая губы, но тут же отстранился — нужно было и самому раздеться, пусть даже оторваться на секунду было мучительно. Но пока Моран раздевался, он старательно запихивал тигра куда подальше, не хватало ещё в порыве расцарапать кожу Джима. Уродовать такими следами его тело казалось преступлением.       Джеймс с жадностью смотрел на Морана. Черты его лица неуловимо изменились, открывая что-то хищное. Ни одной мысли не было, чтобы диктовать свои условия, как Джеймс обычно поступал с любовниками. Хотелось узнать, на что был способен его лучший снайпер.       Джеймс ждал его возвращения, приподнявшись на локте, облизывая пересыхающие от возбуждения губы. Жар охватывал всё его тело, а Моран ведь пока толком ничего и не сделал. Он протянул ему руку, утягивая на себя. Себастьян касался губами шеи, ключицы Джима, чуть прикусывая кожу — казалось, он решил не оставить без внимания ни сантиметра кожи. Опираясь руками в кровать, нависая над Джимом, он чувствовал не просто жар кожи, но и жар самой страсти. Опалявшей и отбиравшей осторожность. Несмотря на всё возбуждение, Себастьян вовсю отдавался ласкам, стараясь не просто доставить удовольствие, но и отвлечь Джима. Потому что быть сверху он ему не позволит, а значит, ощущения будут приятными далеко не сразу. Он целовал и прикусывал кожу, отвлекая на это всё внимание.       Ласки заставляли сбиваться дыхание и заканчиваться всем связанным мыслям в голове. Джеймс подставлял под поцелуи шею, которую сегодня вполне мог прокусить полуволк, если бы не его тигр. Он ещё осознавал, что продолжение будет болезненным, но к чёрту... Морана хотелось так, что сводило зубы. Джеймс был бы рад хотя бы какому-то крему, но вряд ли что-то подобное было у снайпера. Он поймал его пальцы, целуя в середину ладони, и провёл по ним языком, провокационно глядя в жёлтые глаза Себастьяна. Тот судорожно выдохнул — лёгкое прикосновение языка казалось почти вызывающим. Он коснулся двумя пальцами губ Джима, многозначительно надавливая на них; в голове мелькнуло, что он так сможет хоть как-то облегчить боль. Так, конечно, будет дольше, но пока тигр только рычал, отражаясь в жёлтых глазах, но не более, а значит, он всё ещё контролировал происходящее.       Джеймс приоткрыл губы, прикосновения пальцев к скользкому языку вызывало мурашки. Он тщательно увлажнял их слюной, глядя в глаза Морана своими непроницаемо чёрными глазами. Разведя колени, он закинул на него одну ногу, потираясь о бёдра, чувствуя его возбуждение. От мыслей, что всё происходит на самом деле, шли мурашки. В таком положении Джим ещё не был, в принципе редко позволяя кому-то брать его, но Моран вызывал подспудное желание отдаться.       Себастьяну стоило труда, чтобы не плюнуть на все эти предосторожности. Он смотрел на Джима, тяжело дыша, в голове роились мысли и желания совсем не такие невинные, как прикосновение языка к пальцам. Мягко убрав пальцы, он прижался к Джиму, всё ещё стараясь не сорваться. Коснувшись прохладными пальцами кольца мышц входа, он мягко обвёл их, прежде чем проникнуть сразу двумя, стараясь не спешить, растягивая, и заодно стараясь понять, как сделать так, чтобы удовольствия было больше, чем боли.       Джемс закусил щеку изнутри, почувствовав вторжение — слюна разве что слегка облегчала скольжение, но совсем не влияла на степень расслабленности мышц. Приходилось заставлять себя не зажиматься. Впиться укусом в чужие губы показалось хорошей возможностью, чтобы не сойти с ума от диссонанса сигналов тела и собственных желаний. Себастьян с жадностью целовал, кусая в ответ, не отстраняясь; голова шла кругом от понимания, что он довёл Джима до такого возбуждения. Когда пальцы Себастьяна нашли простату, Джеймс выгнулся, гортанно вскрикнув, двигаясь вперёд, чтобы продлить прикосновение. — Ещё... — выдохнул он хрипло.       То, как преступный гений подался ему навстречу, Себастьян мог понять только одним единственным образом. Он убрал пальцы, но только потому, что уже не было сил сдерживать себя. Себастьян с силой вцепился в бёдра Джима, не отводя от него взгляда. Он не сомневался, что тот постарается отстраниться. В тот момент, когда он, не сдержавшись, резко вошёл в Джима, только в последний момент сумев остановиться, Себастьян заткнул ему рот поцелуем, заглушая его крик боли. Но надолго его не хватило, Моран вошёл в Джима на всю длину и, не давая времени привыкнуть, начал двигаться, но осторожно и неторопливо. Джеймс поднял руку, вцепляясь в плечи Себастьяна. Тот сделал почти невозможное — заставил потерять контроль над внутренним зверем. Ногти заострились, вонзившись в кожу Морана.       Джеймс не мог шевельнуться, тихо постанывая, скользил языком по чужим губам, но боль уходила, её место занимал жар, заставляющий выгибаться навстречу. Он согнул ноги в коленях, скрещивая их за спиной Себастьяна, и открыл повлажневшие глаза, выдыхая стоны в чужие губы. Себастьян чувствовал некоторую вину в том, что причиняет боль Джиму, но рык тигра внутри заглушил эти мысли, тем более что вонзившиеся в плечи когти заставили забыть об этом, оставив только попытки не дать тигру проявить себя.       С каждым движением Себастьян старался как можно крепче прижаться к Джиму, он не хотел разрывать агрессивного поцелуя, даже когда лёгкие начало жечь от нехватки воздуха. Просто невероятно, что он мог настолько поддаться желанию, что почти переставал чувствовать разницу между собой и тигром.       Разорвав поцелуй, Себастьян с трудом вдыхал раскалённый воздух, ещё сильнее обжигавший лёгкие. Стоны Джима буквально лишали воли, Себастьян опасался, что ощущение звериных клыков не обманно, и придётся воздержаться от поцелуя или укусов в порывах страсти, иначе он может поранить Джима. Из его собственного горла вырывались стоны, смешиваясь с рыком.       Джеймс хотел бы перевернуться, оказавшись сверху, получить возможность контролировать ритм, но Моран так вжимал его в матрас, вбиваясь раз за разом, что с каждым толчком выбивал из головы все мысли. Джим просто позволил себе полностью расслабиться в чужих руках, громко застонал, в этот раз от удовольствия, когда член Морана прошёлся под правильным углом. Его когти втянулись, оставляя обычные, человеческие ногти, но царапать спину Морана от переизбытка ощущений Джим не перестал. Член тёрся между их телами, и эта дополнительная стимуляция заставляла чувствовать подступающий оргазм. — Да... — выдохнул он, откидывая голову назад, подставляя открытую шею.       Себастьян от стонов Джима буквально терял разум по крупице — ещё немного, и тигр забрал бы власть себе. Страсть в нём всегда была животным началом, но никто не мог настолько распалить его, чтобы зверь с такой силой рвался на волю. Он зажмурился, когда Джим откинул голову на подушки, обнажая изгиб шеи. Себастьян стиснул зубы, сдерживаясь от того, чтобы не поддаться этому соблазну, не впиться зубами в горло. Это было почти невозможно — он прикусил себе нижнюю губу, яростно, до крови, надеясь, что это отрезвит его. Боль, конечно, отрезвляла, зато кровь ещё сильнее дразнила тигра.       Джеймс вряд ли понимал оказываемое влияние, но внутреннюю борьбу уловил. Открыв глаза, он скользнул взглядом по лицу Себастьяна, искривлённому судорогой боли и удовольствия, и прикипел к окровавленным губам; рычание будило и в нём какие-то древние инстинкты. Джеймс скользнул ладонью по щеке Морана, заставляя смотреть себе в глаза. — Заставь... меня... кончить… — рвано выдохнул он, подаваясь вперёд и впиваясь поцелуем в чужие губы, мало обращая внимание на клыки.       Из горла Себастьяна вырвался утробный рык, но, чтобы не увлечься, он позволил Джиму быть инициатором хотя бы в этом. Клыки могли поранить такой ловкий язык Джима, но это всё же не рана на горле. Себастьян перенёс вес на одну руку, пальцами другой пройдясь по телу Мориарти, замерев на несколько секунд на бедре и только потом скользнув ниже, накрывая ладонью член Джима, сжимая пальцы на основании и медленно скользя по стволу. Между их телами почти не было места, чтобы двигать рукой, но Себастьян считал, что это, скорее, только к лучшему.       Скользя кончиком языка по клыкам, Джеймс чувствовал привкус крови. Оцелот тоже был хищником, но он довольствовался мелочью, и, видимо, инстинкта убивать в нём было не так много. Хотя сейчас Джеймс с трудом контролировал себя, чтобы снова не выпустить когти и не располосовать чужую спину в кровь. Он глухо застонал, толкаясь в руку Морана, и, подаваясь назад, сжимался на его члене, чувствуя приближение оргазма. Понимание того, что Себастьян не сдержит тигра, вносило ноту адреналина и возбуждало сильнее.       Себастьян полу-стонал, полу-рычал от возбуждения, от предчувствия скорой развязки, от того, как остро он чувствовал сейчас чужое возбуждение. Податливость Джима дразнила всё сильнее, подталкивая двигаться быстрее и яростнее, и в такт этому ритму скользить рукой по члену Мориарти, почти кожей ощущая его возбуждение, и то, что он тоже близок к оргазму. Всё это кружило голову, расцвечивая мир всполохами, наполняя запахами, которые мог чувствовать только рвавшийся на свободу тигр. Чувствовать, и сходить от них с ума.       Джим не выдержал первым — коротко вскрикнув при очередном толчке, он забился в руках Морана, кончая, изливаясь в его ладонь, чувствуя, как внутри него пульсирует чужой орган. Такого яркого оргазма Джеймс не помнил. Он прижался к Себастьяну, дрожь пробегала по всему телу, не давая нормально дышать, и перед глазами вспыхивали яркие круги.       Себастьян был даже рад, что всё получилось именно так. Потому, что сам продержался лишь секундами дольше, но этого времени как раз хватило, чтобы упереться руками в кровать, и удлинившиеся почти до состояния тигриных ногти вспороли ткань, а не плоть. В последнем рваном толчке Себастьян со стоном выгнулся, и этот стон перешёл в рык, и вот теперь клыки были очевидны, даже сама голова словно замерла на половине обращения, меняя челюсть и расширившиеся желтые глаза, но всё же Себастьян не дал зверю окончательно выйти наружу. Отстраняясь, выходя из Джима, он с трудом мог дышать — мышцы свело судорогой оргазма и незавершённого превращения. Себастьян буквально рухнул на кровать, чудом не придавив своим весом Джима. И хоть он так и не перекинулся в зверя, а сейчас и вовсе снова был человеком, из его горла вырвалось довольное рычание.       Перевернувшись на бок, довольно щурясь, он посмотрел на Джима и хмыкнул. Джеймс тяжело дышал, но перевернулся, подтягиваясь к Морану, провёл ладонью по плечу, успокаивая. Медленно вид Себастьяна становился вполне человеческим. Конечно, было откровенной глупостью тащить полковника в постель после первого же осознанного превращения. Но Джеймс не жалел. Хотя неприятные ощущения в пояснице и ниже уже присутствовали. — Жив? — усмехнулся он, заворачиваясь в одеяло. — Тебе придётся купить новую мебель... если всё пойдёт так же. — Это я должен был спросить, жив ты или нет, а то тигр почти вырвался, — Себастьян, ухмыльнувшись, добавил: — так что ты был очень близок к тому, чтобы таки переспать со зверем. Моран собственнически обнял Джима, притягивая к себе, он потёрся носом о его плечо. — Мебель это пустяки...       Хотя, конечно, если тигр каждый раз будет так реагировать на Мориарти, то одной мебелью тут не отделаешься. Нужно было что-то делать со своим самоконтролем, потому как даже нежность тигра принесёт с собой увечья. Себастьян мог бы списать это на результат слишком долгого ожидания, но что-то ему подсказывало, что всё не так просто. — Не уверен, что я бы стал вырываться, — задумчиво пробормотал Джеймс, зарываясь пальцами в его волосы. Ему начинал всё больше и больше нравиться этот жест. — Попробуй сейчас перекинуться и обратно, — предложил он, разглядывая Морана. Тот, даже будучи человеком, был похож на своего зверя. Моран несколько озадаченно изогнул бровь, не совсем понимая, как стоило относиться к словам Джима — для него это было слишком серьёзным вопросом, чтобы вот так пустить всё на самотек. — Из лап тигра ты и не вырвался бы, — спокойно произнес Себастьян.       Расслабленность сменилась задумчивостью. Оба последних раза он не контролировал ситуацию, это было не его желанием, а желанием зверя. Да и выпустить зверя ночью проще, чем загнать его обратно. Несколько мгновений, и вот на боку Джима покоится массивная полосатая лапа. Себастьян поморщился. Почему-то ему было больно перекидываться. Он невольно вспомнил выражение боли на лице доктора, когда тот перекидывался. Жёлтые глаза задумчиво моргнули, Моран постарался отодвинуть тигра и вернуть себе человеческий облик. Получилось, но снова было больно. Не смертельно, совсем, и не такое приходилось терпеть, но всё же... — Джим, ты знал, что перекинуться под этой штукой — больно, или это непредусмотренный побочный эффект? — Понятия не имел, — Мориарти задумчиво смотрел на превращения Себастьяна. — Я не пробовал эту сыворотку. Мне она никогда не была нужна. Контроль над оцелотом это врождённый навык, отточенный до автоматизма.       Он сел на постели, прикрывшись простынёй. Всё это было очень перспективно... и требовало больших исследований. Морана подопытной крысой делать не хотелось — крупноват. Джеймс усмехнулся, но одёрнул себя. Что за сентиментальность? Без сомнения, гормональный фон после оргазма не пришёл в норму. Ему вообще сейчас хотелось обернуться котом и урчать, лёжа под боком у Себастьяна. Мориарти не мог себе такого позволить. — Что ещё изменилось? — спросил он, глядя на Морана. — Ты чувствуешь больший контроль, чем обычно? Зверь и ты отдельно? Я не знаю, как это происходит у вас...       Сколько себя помнил Джеймс, он всегда был отдельно, зверь отдельно. Он мог использовать его возможности и допускать некоторые кошачьи повадки в человеческой жизни, но тот никогда не брал верх, как в случае Джона Ватсона, например... Всё это вызывало массу вопросов. Себастьян, лениво щурясь, наблюдал за Мориарти. Да, что и говорить, но с этим котом он ещё намучается. — Не больший, — он покачал головой. — Мы всегда отдельно, за исключением ситуаций, когда реакции другого важнее. Вроде того прыжка тигра: это казалось правильнее, и тигр не спрашивал разрешения. Хотя сейчас он обижен, что у него отобрали его законное время.       Моран сцапал подушку, подтягивая её под голову и обнимая руками. По всему выходило, что Джим не собирался отдыхать, хотя отдых как раз был бы уместен. Чуть подумав, он просто поднялся, сгребая Мориарти в объятья и силой укладывая рядом с собой. — Что ты прыгаешь как горный баран? Утром тебе и так будет невесело, дай организму отдышаться, — произнёс Себастьян, недовольно рыкнув, и крепко обнял Джима. Забавно, эти тигриные выражения эмоций у него так и останутся? Джеймс недовольно и холодно взглянул на него. — Моран. Время идёт. Я уверен, Холмс не станет ждать утра, чтобы начать анализы. А его пёс сейчас не просто ходячая бомба, но и живая пробирка с антителами. Я, конечно, хотел, чтобы Шерлок узнал о сыворотке, но, с учётом ваших превращений, дело принимает неизведанный оборот. Пусти меня, тигр... — выбраться из чужих рук было не так-то просто, объятия казались железными. Часть сознания Джеймса, которая хотела остаться в них, как обычно, оказалась задавленной другой частью, которой было откровенно плевать на эмоции. — И что с того? — проворчал Себастьян, открывая глаза, но даже и ухом не повёл, чтобы подчиниться. — Если этот умник хочет проверить, что там намешано, он это и так сделает. А я не хочу таскать тебя весь день на руках. Спи, и забудь о деле хоть ненадолго. Я и так сказал тебе всё, что знаю. Моран был столь же непреклонен, как Джим — упрям.       Джеймс недовольно зашипел как кот и обернулся прямо в руках Морана. Оцелот был многим меньше, чем человек, так что из рук Себастьяна удалось выскользнуть, чтобы спустя секунду жалобно мяукнуть и упасть на постель. Это Унизительно даже для зверя, но боль не позволяла двигаться. Он свернулся, прикусывая свой хвост, не глядя на Морана. «Отнеси меня к себе», — раздалось через некоторое время. — Чем тебе не нравится моя кровать? — Себастьян, открыв глаза, смотрел на оцелота. Правда, вслух «я же предупреждал» он всё же говорить не стал, ни к чему злить Мориарти. Остался только неприятный укол от мыслей Джима. Джеймс был горд и упрям, его моральные принципы были чем-то странным, но один из них гласил, что показывать свою слабость нельзя. Оцелот поднялся и почти скатился с кровати. Движения были скованными, через боль, он всё же дошёл до двери. «Открой».       Себастьян считал, что это ослиное упрямство. Посмотрев на явно мучившегося кота, он с трудом мог побороть желание забрать его в кровать, и пусть тот хоть его всего исцарапает — переживёт. Но вот вопрос, сможет ли пережить ущемленную гордость сам кот, и не решит ли отомстить уже человеком. Моран всё же поднялся с кровати; подойдя к оцелоту, он взял его на руки и, открыв дверь, отнёс в спальню Джима. Опустив на кровать, укрыл одеялом. — Окей, хочешь спать один — спи, — бросил он, прежде чем выйти и вернуться в свою кровать.       Что ж, глупо было рассчитывать на какую-то сентиментальность со стороны Мориарти. Ничего, это он тоже переживёт, не в первый же раз.       Оставшись в своей комнате один, кот жалобно мяукнул и распластался на кровати. Через несколько минут тело содрогнулось, принимая человеческий образ. Джеймс закутался в одеяло, глядя невидящим взглядом перед собой. Во рту была горечь. Он жалел, что Моран не остановил его. И не мог себе позволить желать этого. Утром, пообещал он себе, всё будет как прежде. * * *       Джон, всё ещё ощетинившийся, шёл за Шерлоком; ему не нравилось, что он должен был идти с ним, это было слишком опасно. И чем сильнее он это осознавал, тем сильнее злился на Мориарти, тем больше маламут хотел перегрызть ему горло. — Успокойся, — ровно произнёс Шерлок, останавливаясь, — опасности больше нет. Равно как и взрывчатки. Её масса сейчас включилось вместе с одеждой в шерстяной покров твоего тела. Молекулы динамита, пока ты в виде зверя, так же опасны, как и твоя куртка. В своё время я изучал этот вопрос...       Шерлок замолчал — он не мог не отметить, что Джон бросился на его защиту, превозмогая действия химического вещества в своей крови. Нужно было изучить эту сыворотку, и желательно бы взять у Джона анализы. Только вот до утра нельзя было ждать — состав мог быть быстро разрушаемым. — Нам нужно как можно быстрее оказаться дома. Придётся бежать.       Шерлок обернулся и, взмахнув крыльями, устремился вверх. На лету он оглянулся, глядя на маламута, проверяя, следует ли тот за ним.       Боль в мышцах понемногу проходила, это успокаивало. Маламут, остановившись, посмотрел на Шерлока. Несмотря на логичные объяснения, ему всё равно не хотелось сейчас быть рядом с ним. Нет, не так, быть в опасной близости от него.       Глядя на ворона, Джон вздохнул: вот чёрт, он не мог не послушаться. Для маламута Шерлок был почти хозяином. Кем-то своим. И полуволк побежал, не ища в небе ворона, дорогу до дома он и так прекрасно знал, и не было смысла задирать голову и смотреть на птицу, это только мешало. До утра было время, и нужно было поскорее решить вопрос, иначе он решит его сам. До превращения обратно в человека уйдёт, чтобы не быть слишком близко, и постарается самостоятельно избавиться от столь опасного груза. А пока... странно было думать, что взрывчатка сейчас — не более, чем шерстинки на его шкуре.       Шерлок сидел на оконном карнизе, дожидаясь Джона. Маламут появился через несколько минут, высунув язык, он тяжело дышал от бега. Холмс вспомнил, что Ватсон обычно не давал своему зверю побегать. Ворон слетел на землю, превращаясь в человека. — Подождём утра, — произнёс он, открывая дверь и дожидаясь, пока Джон войдёт внутрь, — но мне нужно будет уже сейчас взять у тебя кровь на анализ. Эта сыворотка... Мне кажется, Мориарти вряд ли представляет, с чем столкнулся на самом деле. Джону было тяжело бежать слишком уж быстро, он буквально ввалился в их квартиру на Бейкер-стрит и обессилено упал на ковёр в гостиной. «Какие ещё к чёрту анализы крови? У меня и так всё тело болит... — устало проворчал маламут, закрывая глаза. — Лучше подумать, что делать с взрывчаткой, когда я перекинусь снова — не ходить же мне всё время зверем». — Забудь о бомбе. Ты превратишься, и я сниму с тебя этот жилет, — одёрнул его Холмс, вытаскивая что-то из шкафчика. Он поджал губы, думая, что, пожалуй, можно быть более... человечным по отношению к Ватсону. — Всё под контролем, — произнёс он, садясь рядом с ним на корточки. — Тебе поможет расслабиться, если я буду гладить тебя? Мне нужно взять у тебя анализ крови, и чтобы он был чистым от адреналина.       «Шерлок, ты не понимаешь. Да, я не хочу, чтобы ты был рядом, если жилет рванёт, но не только. Дело не в том, что я устал, пока бежал за тобой сюда, и всё ещё не отошёл от всей ситуации, и теперь не могу расслабиться. Это болевое напряжение. Не знаю, что вколол Мориарти, но я не мог перекинуться. И то, что мне это удалось... я думал, меня на куски разорвёт. А после бега лапы буквально горят, так что мышцы я не смогу расслабить всё равно, — Джон решительно заткнул маламута, которому как раз было бы приятно, если бы пальцы человека гладили его. — Впрочем... тебя же не переубедить всё равно... коли так.». Маламут вытянулся на ковре, положив морду на короткий ворс, стараясь не дышать так часто, хоть как-то успокоиться. «Главное, что мы живы…»       Шерлок нахмурился, услышав о боли. Что ж, если Джон заставил себя перекинуться, то это было серьёзным физическим напряжением. Болевой шок — нормальная реакция.       Холмс мог быть жестоким, но не был садистом. Он раздумывал всего минуту, потом придвинулся ближе и положил лобастую голову себе на колени, перебирая густую шерсть. — Преодоление сыворотки... немыслимо, Джон, — улыбнулся он. — Не думаю, что это доступно каждому. Это уникально.       Он думал о том, что Джон сделал это, думая, что это ему грозит смертельная опасность. Она, конечно, грозила... но Шерлок подумал, что, возможно, Джон волновался бы меньше, зная об истинной природе их с Мориарти отношений.       «Не знаю. «Уникально» — это слово применимо к тебе, а не ко мне, — Джон был польщён, и рад, что на звериной морде это никак не отразится. — На самом деле, мышцы всё время пытаются вернуться в... человеческое положение. Сложно с этим бороться, а сейчас просто нет сил это делать».       Маламут, закрыв глаза, удобней устроил голову на коленях Шерлока — ему это нравилось, и плевать он хотел на смущённое ворчание Джона.       «Это, конечно, не факт, хоть такое напряжение и вырабатывает адреналин, но... может его не так и много, чтобы помешать тебе?» — Джон мысленно закатил глаза — ну всё, маламут растёкся преданной тушкой по коленям детектива. Но ему приходилось признавать, что это не только звериное желание. Пусть многие и предпочитали утешать себя, что они не имеют никакого отношения к желаниям зверя, но, на самом деле, все желания обоюдны. С некоторой разницей, только и всего. Это Джон выяснил, пока налаживал контакт со своим зверем. — Ты не смог бы ужиться со мной, будь ты как все, — хмыкнул Шерлок. Обернувшись, он откинулся на стоящее сзади кресло и тоже прикрыл глаза. Пальцы перебирали шерсть, гладили за ушами. — У меня была собака... в детстве. Обычный пёс, — внезапно произнёс он, — сеттер по имени Редберд. Мой единственный преданный друг. Он замолчал, вспоминая. Всё это до сих пор хранилось в его Чертогах. Маламут довольно щурился — будь он котом, то обязательно урчал бы. «Значит, тебе везёт на собак, — Джон чуть усмехнулся. — Ну или почти собак».       Всё-таки маламут был псом лишь отчасти. Джон чувствовал, что расслабляется по-настоящему, словно сыворотка больше не действовала на него, и его страшно тянуло в сон. Он только и успел, что подумать — не уснуть бы вот так, как тут же уснул.       Шерлок и сам только сейчас начал понимать, что он был напряжён. Хотя это был тот уровень, что он всегда ощущал... Но мерное дыхание и тяжесть на коленях, вкупе с приятными воспоминаниями, позволили его снизить. Он пропустил тот момент, когда шерсть под пальцами изменила структуру и превратилась в волосы. Расслабившись и уснув, Джон превратился в человека. Шерлок бросил взгляд на часы — было под утро. Осторожно убрав руку, он потряс его за плечо. — Мне кажется, ты предпочёл бы спать без взрывчатки, — спокойно произнёс он.