Чертовы сучьи инстинкты

- Ну здравствуй, - ровным голосом сказал Кэш. - Здравствуй, - сдержанно ответил Роб, опуская стакан. В "Кофемании" народу было мало: заведение уже закрывалось. Где-то по углам еще ворковали парочки, кто-то одинокий грустно смотрел в окно, на танец хрупких снежинок, кто-то уже выходил, неслышно хлопая дверью. Но Кэш был не из уходящих. - Ты меня знаешь? - без удивления спросил Кэш, садясь за барную стойку. - Знаю, - Роб, дотерев стакан, отложил его, зачем-то повертел пальцем коробочку с круглыми кофейными зернами, - у нас с Леном нет секретов друг от друга. Кэш скривился. - "Леном"? - Лендоном, если ты не помнишь его полное имя. - Я-то помню. Вопрос в том, помнишь ли ты, раз называешь его так по-идиотски. Что ты вообще о нем знаешь? Что ты вообще думаешь о нем? Чего молчишь? Не знаешь? Помолчав, он отпил от своего эспрессо глоток, потом прикрылся ладонью, будто обжегшись. Роб все так же молчал. - А вот я знаю. Знаю, чем ты дышишь, каким местом думаешь. - С чего бы? Откуда? - По харе твоей вижу. Роб приглушенно рассмеялся; в кафе, оседая на пол, пришла тишина, когда последний посетитель ушел. На кухне завозилась управляющая - скоро должна была начать считывать выручку. - Кажется, все очень даже наоборот. Судя по твоим словам, это ты тут думаешь не чем надо, раз бросаешь мне, альфе твоего друга, такие обвинения. Хочешь сказать, что бережешь его честь чисто по-дружески? - Это не твое дело, - глухо отозвался Кэш. - Как раз-таки мое. Лен - мой парень, и я пока ни разу его на разочаровал и не разочарую в дальнейшем. Я не обязан перед тобой отчитываться. Кэш, со звоном поставив чашку на блюдечко, со странным, болезненным весельем вперемешку с нарастающей злостью спросил, глядя снизу вверх в холодные темные глаза этого альфы, которого он ненавидел до зеленых кругов перед глазами. - Может, сейчас и выясним, кто перед кем должен отчитываться? Роб рассмеялся снова, в этот раз громко, со вкусом, запрокинув голову и пустив по пустому помещению раскатистый гул от своего низкого голоса. Кэш молчал, смотря на оппонента с нескрываемым презрением; хоть Роб и превосходил его по всем параметрам, не в его правилах было сдаваться и спускать дело на самотек. Он долго думал, перебирал возможные варианты, выжигая сердце душной злобой и ревностью; глядел невидящими глазами на номер Лендона, перечитывал его последние сообщения... Это было глупо. Но глупее всего было бы просто забить и забыть. Если нужна была борьба, то он с радостью за нее принялся бы. Поэтому и начал с самого простого на его взгляд: с этого его самоуверенного хахаля-альфы. С ним было проще разобраться. Ведь одна только мысль о разговоре с Лендоном приводила его в просто неописуемый стыд и ужас. Хвастаться нечем: хоть и обвинил Роба в извращении, сам Кэш ровно ничем от него не отличался. - Когда ты освободишься? - спросил Кэш, сдерживая себя. Дрожь, зародившаяся где-то в ногах, медленно охватила все тело. Но это был не страх. Это было предвкушение. Самое настоящее предвкушение стычки, драки альфы с альфой. Сладко заныли десны, ходуном заходила грудь из-за внезапной нехватки кислорода, зашевелились волосы на затылке. Кровь забила изнутри фонтаном. На заднем дворе кафе было неожиданно темно - хоть глаза выколи. Проморгавшись, Кэш начал привыкать к окружающей обстановке; Роб сказал ему, что выйдет следом, как только опечатает кассу. Здание было выстроено специфично: в форме буквы "п"; выйдя через черный ход, он с трех сторон оказался будто зажат в ловушке. Странное чувство. Но не успел Кэш как следует встревожиться, как дверь хлопнула позади. Он мигом повернулся, вскидываясь, готовясь к грязному нападению со спины, но в этом не было необходимости: из-под слабо светящей над входом лампы знакомый до боли силуэт резанул по зрачкам не слабее полной темноты или абсолютного света. - Ты что тут забыл? - недоуменно спросил Лендон, опуская руку с зажигалкой. Из уголка рта торчала незажженая сигарета. - Лендон?.. - Да, это я. Но я так и не понял, что ты делаешь тут так поздно, да еще и на заднем дворе. Ждешь кого-то? И нахмурился, опасаясь внезапной, но очевидной догадки. - Ты же не хочешь сказать, что пришел к Робу? Пожалуйста, скажи мне, что ты забрел сюда случайно. Или что ты начал курить. Хоть что-нибудь. - Я пришел расквитаться с этим говнюком. Лендон, закатив глаза, таки поднес зажигалку к лицу; сложив ладони домиком, он прикурил, следом выпрямляясь и попыхивая сизым, терпко пахнущим дымом. - Он не говнюк. - Мое мнение касается только меня. - Нет, ты ошибаешься, раз считаешь, что твои бессмысленные выходки против моего парня меня не касаются. Кэш скривился - в полумраке было неясно, от отвращения или от боли. - Вот как ты заговорил, - прохрипел он. Лендон, сдержав прилив глухой тоски, затянулся, выдохнул дым через нос. Закрыл глаза. - Роб - мой партнер. И любой, кто осмелится его хоть пальцем тронуть, пожалеет, что вообще потрудился родиться. И тебя это тоже касается. В этот момент дверь хлопнула снова, но вовремя ли - никто так и не успел понять. Кэш, озверев, как раз-таки ни о чем не думал. Просто пылал одним желанием - растереть соперника в порошок. Оттолкнув зазевавшегося Лендона, Кэш набросился на застигнутого врасплох Роба; точным прицельным ударом угодив прямо в подбородок, он мельком успел позлорадствовать на разницу в росте, которая сыграла с оппонентом злую шутку. Роб бы упал, если бы за спиной не было двери; приложившись от нее спиной, он сполз, с нечленораздельным мычанием держась за подбородок. Кэш, обезумевший до кровавой пелены перед глазами, с размаху пнул того коленом в живот. Раздался болезненный, почти животный крик. Но тут Кэш, совсем забыв обо всем, почувствовал бешеный по силе удар локтем по затылку. Позвоночник прострелила чудовищная боль, мигом вырубившая его, как отключенную от сети систему. ... Боль, боль, боль, просто море, океан ноющей, пульсирующей боли везде - в голове, в спине, в разбитой от удара об землю губе. Кэш потрогал ее языком и тут же об этом пожалел - та отозвалась чертовски неприятным сосущим ощущением. Боль в ней была изрядно притуплена - ее чем-то смазали так густо, что онемели обе губы полностью, неприятно пульсируя. Почему-то кругом было темно и тихо, но тепло - явно не улица. Он был раздет, под спиной было мягко - кровать. Чья? - Очнулся, наконец? Естественно. Можно было и сразу догадаться. Если не логически, то по запаху - родному, самому приятному на свете. Он витал везде в этой комнате. - Ничего не болит? - Издеваешься? - прогнусавил Кэш. Лендон, тихо усмехнувшись, склонился над ним - в темноте и тишине явственно чувствовался его запах и дыхание, обжегшее лицо. - Прости. Я не хотел так сильно. Но ты, - его голос зазвенел угрюмой тяжелой злобой, - сам виноват. Ты херов отморозок и ублюдок. Совсем мозгов не осталось. Омега, помолчав, встал с кровати, намереваясь уйти; Кэш резко сел, даже не зашипев от боли, прострелившей шею. Опустив ноги на пол, он с трудом встал. - Ты охуел?! Ложись обратно! - Нет. - Ты же сейчас опять упадешь в обморок! - Мне плевать. - Кэш... - Заткнись, твою мать! - хрипло повысил голос Кэш, подходя вплотную и хватая друга за плечи. Тот неожиданно замолчал, обескураженно глядя на альфу. В полумраке его глаза казались огромными и темными, почти детскими, наивными. Онемевшими от лечебной охлаждающей херни губами Кэш прижался к его губам, прижал их языком, млея от одного только ощущения их близости, хоть и изрядно притупленного. Он сжал руку на его затылке еще плотнее, выдохнул, нажимая кончиком языка на твердо сжатые губы, ожидая отторжения, криков, удара... Но Лендон, прерывисто выдохнув, внезапно разжал рот, обдавая подбородок Кэша своим дыханием, и язык того скользнул глубже, за кромку зубов, к тугому, влажному и горячему сопротивлению его языка. Сердце от перенапряжения будто вылетело через пятки; внутренности сжались в комок, легкие превратились в два безвоздушных мусорных мешка - и только лицо, руки и губы будто жили своей отдельной жизнью. Лендон сам обнял его, сжал в кулаке куртку до хруста, вылизывая его рот, покусывая и посасывая; Кэш, онемевший, одуревший, на одну секунду успел подумать, что еще чуть-чуть - и сожрать друг друга недалеко, но ничего страшного в этом не было. Наоборот даже: так, став частью его тела, в виде частиц носясь в его жилах, вплавляясь в самые дальние уголки его тела, он бы стал частью, частью неотъемлемой, необходимой, которую если отрывать, то только с жизнью. У них была только такая возможность - но и ее с головой хватило, чтобы забыть о том, кто ты и где находишься. Лендон, оторвавшись, тяжело задышал, зажмурив глаза и прислонившись лбом ко лбу; Кэш проделал то же самое, но только не закрывая веки, а наоборот, жадно впитывая волнующий запах, исходящий от него; и хоть в нем не было и грамма омежьей похоти, родной запах его пота, мыла и чего-то терпкого, инородного, но неотъемлемого от сущности Лендона, пробирал альфу до самых костей. Он с трудом удерживался от того, чтобы не вгрызться в его рот снова, и то и дело облизывал и мял собственные губы, трепещущими ноздрями вдыхая воздух и про себя умоляя, умоляя Лендона, умоляя кого-то совсем ему неизвестного... Умоляя самого себя, в конце концов - быть благоразумным. Лендон утопал в ощущении полной неги и истомы, сковавшей тело от одного только поцелуя; после Роба он уже перестал остро реагировать на ласки, но сейчас тот с трудом сдерживал себя, свою свихнувшуюся к херам омежью натуру, которая вопила, драла изнутри когтями и требовала выхода, и как можно скорее. Запах возбужденного, разгоряченного и желанного альфы забил нос моментально, сжал в кулаке легкие, заставлял сладко сжиматься сердце и желудок. Но промелькнувшая мысль о Робе мигом испортила весь настрой. Его принципиальная, честная сторона вопротивилась этому, орала об измене и вероломности. Часть же потаенная, темная, никогда не пробуждаемая ранее Робом, наоборот, плевала на это; она гадливеньким шепотом убеждала его, что это же так просто: снова податься вперед, снова влить свои губы в чужие, а потом... Потом... Лендон приглушенно застонал, сжимаясь и кусая губу. Его руки твердо легли на плечи альфы... И так же твердо его оттолкнули. Разомлевший Кэш чуть не упал от такого напора. - Мы не должны, - попытался Лендон возразить твёрдым непреклонным голосом. Но его решимость таяла так же стремительно, как мороженое на солнце в летний день. Всего пара шагов образовавшегося расстояния - но ощущения были такие, будто возникшая боль от потери этой близости оставят его без кожи. - Ты рехнулся. Кэш, очевидно, чувствовал то же самое - его лицо выразило столько боли, что Лендон сам почувствовал ее, будто на этот небольшой отрезок времени их нервы и сосуды стали одной общной системой. - Лендон, я не хотел... То есть я хотел, но не так. Я не знаю, что со мной творится и как с этим бороться, но что бы я ни делал - ничто не помогает мне забыть. Поэтому... - Кэш сделал шаг, потом другой, щекоча кожу своей близостью, врастая в него крепче, глубже - снова, - я скажу тебе. Должен сказать. Лендон, уже догадавшись, подавил желание закрыться руками, как от удара. Ему было почти физически больно от этих еще невысказанных слов и от того, что придется ответить. От того, что бы хотелось ответить на самом деле, но чего тот никогда не услышит. - Я люблю тебя. ... Вот ну и что теперь делать?