Чертовы сучьи инстинкты

Лили широко, вопреки обыкновению, зевнула, прикрыв рот рукой, потянулась. Плечи затекли, спина устала, а попа уже давным-давно, еще полчаса назад, стала чуть ли не квадратной. А этот профессор все говорил и говорил. Бубнил и бубнил. Лили, уже давно отложившая в сторону свою тетрадь для записей, передумала, притянув ее к себе снова, но отнюдь не затем, чтобы продолжать добросовестно записывать занудный материал про виды рынков и их бюрократическую систему. Она просто взяла в руки ручку, открыла тетрадь сзади, на девственно-бледной стороне последнего листочка, и принялась рисовать. Хотя рисовать - это чересчур громко сказано. Просто чертить разного рода каракули: цветочки, звездочки, листочки, спиральки. Парень, сидевший от нее в паре метров, скосил глаза в ее тетрадь и хмыкнул. Взгляд Лили тоже невольно последовал к нему в тетрадь: там, вальяжно раскинувшись на тетрадных клеточках, лежал тигр, нежно и любовно прорисованный до последней черточки множественными чернильными штрихами. Его оскаленная пасть была обращена прямо к ней, к Лили, в которой мигом всколыхнулся бурный восторг и изумление. - Как здорово! - воскликнула она. На нее обернулись сидящие рядом студенты и абитуриенты, парень с тетрадкой хмыкнул и уверенно обратился к ним: - Все нормально, ребята. Не отвлекайтесь. Все, как ни странно, его послушались почти сразу; слава богам, лектор ни на секунду не отвлекся от своего бубнения, но Лили все равно чувствовала себя ужасно пристыженной и готова была провалиться сквозь землю, лишь бы только этот наглый парень не смотрел бы на нее с такой же наглой самоуверенной усмешкой, игравшей на красивых губах и в теплых карих глазах. - Думаешь, что это смешно? - прошипела бета. - Ни в коем случае, - отмахнулся он, - я-то ничего не говорил, в отличие от тебя. - Ты сам виноват! - В чем? - притворно (ну очевидно же, что притворно!) оскорбляясь. Лили, покраснев от злости, не нашлась что ответить; пока она хватала воздух губами, все пытаясь что-то сказать, этот нахал отвернулся, делая вид, будто ее нет и в помине. Нет, ну бывают же такие ублюдки! Лили не переставала думать об этом, даже когда уже давно вышла из университета, звонко цокая по обнажившемуся ото льда асфальту. Теплый ветерок щекотал ее разрумянившиеся щеки и трепал распущенные отросшие волосы, раздувая их в пушистое облако. Все, кто шел по улице, оборачивались ей вслед, но она, не обращая на них ни капли внимания, думала и надеялась на то, что в следующий раз его там не будет. И вообще, когда ее так выбешивали в последний раз?! *** Лендон, вздрогнув, открыл глаза. По зрачкам сразу же будто резануло гладким, ослепительно-белым тесаком света. Привычная темнота над кроватью отсутствовала, и причину этого омега понял только когда проморгался, почесав глаза и от души зевнув. На щеке отпечатался уголок страницы, спина и плечи затекли: снова уснул за учебниками, в частности - за алгеброй. Разложенные тетради, на которых он и прикорнул, хоть и были абсолютно точно мягче стола, но для спанья явно не годились. За последние дни хоть и произошло дохрена всего, но от мечты поступить в местный ВУЗ он не мог отступиться. Только факультет информационных технологий, и только в этом городе. Уезжать домой, едва наскребя на дорогу и снова садясь на шею родителей, Лендон был не настроен. Ну и что, что омеги, как правило, крайне неусидчивы, ленивы и медлительны? Ну и что, что инженеров и врачей из них не сделаешь? Лендон, хоть никогда и не бывший гением, даже не позволял себе хоть на секунду усомниться в своем решении стать самостоятельным и успешным в этой отрасли. Он чувствовал, что это его призвание, и отступаться не собирался ни за какие коврижки. И всякие Робы, Кэши и даже Лили не могли отвлечь его от дела. Лендон, потянувшись, ощутил, как напряглись затекшие мышцы, и тут же поморщился от резкого приступа слабости, горячей волной обжегшей поясницу и всю спину. В горле пересохло, и он облизал губы, покусал до слабой, но ощутимой пульсации. Уже почти март, и такие симптомы могут указывать только на одно - на приближение самой затяжной, мучительной и бурной весенней течки. Тут и недели на восстановление не хватит - придется снова закупаться сильнодействующими снотворными и обезболивающими, от которых одурение не проходило минимум неделю после течки. Придется проверить все двери и окна на наличие щелей, через которые может просочиться запах течной омеги. Придется снова валяться в полубредовом состоянии на холодном полу в ванной, и идти в кровать только чтобы вырубиться на пару часов. Питаться только водой и таблетками, стараясь не выблевать ни то, ни другое. И постоянно утирать жадно раскрытую, мокрую дырку, пачкающую простыни. Вариант проведения этой течки с Робом был отметен с самого начала - запах омеги, бывшей в течке и повязанной с альфой, будет настолько разяще-резким, очевидным и вопиющим, что никакие презервативы и заглушители не скроют его. Это запах торжества природы, наших низменных инстинктов над нами и нашими сопротивляющимися мозгами. Лендон прикусил губу снова, задумываясь: а как бы могла пройти эта вязка? Так ли это круто, как говорят? Мысль о Кэше испортила настроение окончательно. И без него проблем хватает, но почему именно он стал для омеги самой большой и самой болезненной?