Чертовы сучьи инстинкты

Я иногда задаюсь вопросом: почему природе иногда надо все так усложнять? Почему нельзя все сделать по правилам, по негласным законам, чтобы все были счастливы и не страдали полной ерундой, какой я страдаю последние годы? Неужели, вот неужели это так сложно? Сложно было природе вылепить меня по всем омежьим правилам, гласящим быть тонким, хрупким, невысоким, с милым личиком, с трогательным выражением на нем же? Чтобы я охал-ахал от всякой романтики, от цветов и подарков, чтобы смех мой был как звон колокольчика, а голос - как у птички? Чтобы я этим самым голосом старательно выводил рулады-серенады под альфой, чтобы мое тело было податливым, нежным, желанным? Где, блядь, моя сказка, где мой чертов хэппи энд? Где бренчание пианино в конце, где все плачут сиропом, пукают бабочками и рожают одного за другим купидончиков-милах своему альфе? Почему в итоге я уродился таким огромным, широким, с легко прокачивающимися мускулами, со слишком грубоватой для омеги рожей? Почему я должен мучаться каждый раз, утаивать, недоговаривать, лгать и оправдываться только потому, что для омеги я слишком огромен и груб, а для альфы у меня слишком мокрая задница? Почему я вынужден проходить через все это дерьмо? На данный момент я в тысячный, в миллион-тысячный раз задаю себе этот вопрос и, конечно же, не получаю ответа. Да и было бы странно, если бы я получил его. Хотя бы потому, что у меня хватает ума не спрашивать это вслух, а мысли еще никто, надеюсь, не научился читать. Хотя, глядя на взволнованное, белое, без единой кровинки лицо Кэша, нависшее надо мной, смотря ему в широко распахнутые и влажноватые глаза, я начинаю в этом сильно сомневаться. Кажется, будто он знает. Знает, через что я прохожу, и тоже не в состоянии помочь мне хоть чем-то. - Очнулся... - хрипит он простуженно. Кашляет, прочищая горло, - ты как вообще? Норм? Мы с Лили чуть сами не откинулись, когда ты грохнулся... Я с трудом стряхиваю с себя оцепенение, пытаюсь собраться с мыслями, которые разбежались кто куда и показывают мне носы и языки из самых дальних уголков и коридорчиков сознания. Я плохо осознаю, где нахожусь, но прекрасно помню, что случилось и о чем мне предстоит объясниться перед Кэшем... От моих движений кровать недовольно заскрипела. Моя кровать. Он привез меня домой. - Лендон... Почему ты сразу все не сказал? - глухо спрашивает Кэш. Его лицо принимает вопрошающее, но нисколько не злое выражение, волосы растрепались, а нерасстегнутая до конца куртка и съехавшая набок шапка придает ему вид расстроенного отказом родителей ребенка. Я пытаюсь что-то сказать, как-то оправдаться, но изо рта не хочет вылазить ничего, даже нечленораздельное мычание. Меня будто за глотку берут. Почему не сказал? Да потому что - не милый, не трогательный, не нежный. Просто дефектный. - Мы так испереживались, - продолжает тараторить Кэш, - я же давно заметил, что с тобой что-то неладное творится, и молчал... Я думал, что ты сам мне все расскажешь, если захочешь... Ну почему, почему я такой идиот?! Эта неожиданная для меня картина, это странное самобичевание пробуждают во мне тщательно подавленные угрызения совести. Он-то тут при чем? Разве есть его вина в том, что я слишком труслив, чтобы быть тем, кем меня сделала природа? - Кэш, я... - Завтра же пойдешь в больницу, - отчеканивает внезапно он, холодно поблескивая глазами, - и чтобы не увиливал! - В больницу? - я впадаю в ступор, - а зачем? Я же не... - Ох, Лендон! - прерывает меня женский высокий голос, который я тут же узнаю. Узнаю и с ужасом втягиваю голову в плечи. В мою комнату впархивает Лили, неся в руках кружку с чем-то горячим, и присаживается на краешек постели, рядом с Кэшем. Она не переоделась, ее зеленое шифоновое платье все еще на ней, и когда она наклоняется, я вижу изгибы ключиц и гладкую ложбинку между грудями... Именно из-за этой прелестной картины я и влип по уши, и теперь не знаю, что и думать. - Как ты мог не сказать, что заболел, дурачье?! - восклицает она, помогая мне усесться на кровати и подавая кружку с горячим ароматным молоком, - я лично прослежу, чтобы ты лечился и не сачковал! Не хватало еще усложнений всякий, пневмоний и воспалений легких! Эм... Чего? - А как ты хотел? - спрашивает Лили, округляя глаза, - все праздники ходить с башкой по ветру? - Мог бы и ответственнее отнестись к себе. Меня чуть кондрашка не хватила, когда Лили прискакала ко мне как угорелая и заявила, что тебе стало плохо. Еще и в обморок грохаться придумал! - с нотками обиды в голосе поддакивает Кэш. Я перевожу недоуменный взгляд на Лили. Та вновь делает страшные глаза и подмигивает мне - быстро-быстро, почти незаметно. У меня будто гора с плеч сваливается. - Ну... Хорошо... - выдавливаю я. От моего вялого согласия лицо друга немного расслабляется, даже появляется подобие улыбки, когда он говорит: - Ведешь себя, как беременная омега. Как удар под дых. Вот честное слово. - Кэш! - возмущается Лили, - а ну, кыш, кыш отсюда, если ты собрался дальше всякие гадости говорить! - Ээй! - загорается он, - я его, между прочим, на своем горбу тащил, в кроватку укладывал и сопельки подтирал, пока ты там возилась! Мне можно! - Ах, возилась?!.. Дальше они начинают привычную для меня перебранку, от которой как никогда хочется улыбнуться во всю ширь, рассмеяться, расцеловать и Лили, и Кэша... И пусть он думает, что я сошел с ума! Пережитое нервное напряжение сплывает, унося с собой неожиданно много сил - как моральных, так и физических - и теперь я хочу только спать, спать... Тем более, что судя по нарастающей головной боли и шуму в ушах, я и правда умудрился заболеть. Вот ирония-то. - Дуйте отсюда, - сонно обращаюсь я к друзьям, - вам сейчас, мягко говоря, не до меня, так вываливайтесь, пока я не уснул и не вынудил вас этим остаться тут и возиться со мной дальше. - Спи, - успокаивает Лили, - просто прекрати слишком много думать и спи. Кэш встает с кровати, застегивая куртку и поправляя шапку. Он мне улыбается, хотя лицо до сих пор бледное и осунувшееся, а глаза кажутся на нем огромными и темными, совсем не радостными. Он выходит, не прощаясь, лишь махнув рукой; я еще долго слышу отзвук его шагов в подъезде, пока не начинаю проваливаться в сон.