Чертовы сучьи инстинкты

- Я, на самом деле, ужасно устал от однообразия, - утомленно вздыхает Роб. Я непроизвольно фыркаю, отчего чай в поднесенной к самому лицу кружке исходит быстрыми волнами. Поспешно отпиваю чересчур горячий напиток и морщусь от боли: обжег язык. Вот придурок. - Воот, - добродушно усмехается он, глядя на мои нелепые мучения, - вот чего-то такого мне и не хватало все то время, как я общался с омегами. Его яркие карие глаза светятся теплыми огоньками; я отчего-то смущаюсь, осторожно откладывая кружку, при этом мысленно швыряя ее об стену и с матюками растаптывая осколки в пыль. - Извини, я как идиот себя веду, - оправдываюсь я. Роб тоже откладывает свою чашку, смотрит на меня с напускной серьезностью, хотя уголки его губ дрожат от сдерживаемой улыбки. - Нет, Лен. Ты просто само очарование. Если бы не приглушенный оранжевый свет от лампы, я бы сейчас был красный с отливом в синюшный, как вареная свекла; всегда ненавидел эту свою особенность превращаться в овощ всякий раз, как меня смущают. Раньше такое могло быть только в детстве, а сейчас - почти каждый раз, как я встречаюсь с Робом. И, чтобы не выставить себя в еще более неблагоприятном свете, я делаю вид, что меня жутко заинтересовал его предыдущий ответ. - А какими были твои бывшие омеги? - Точно хочешь знать? - спрашивает Роб с плохо скрытым равнодушием. Я киваю, - ну, какими... Сам, наверно, предполагаешь, ведь ты человек неглупый, и типичных омежьих повадок, к счастью, лишен. Во-первых, свидания. Эти бесконечные ужимки, томные глазки, безупречные движения, будто их всех как аппликации на заводе - под копирку делают. И всегда одна и та же манера разговаривать: делать вид, будто им страшно интересно, о чем я говорю, хотя я голову даю на отсечение, если хоть один из них имел что-то в своих черепушках под ухоженными благоуханными макушками. Роб, откидываясь на спинку, прикрывает глаза, начиная массировать переносицу, будто у него началась сильная головная боль. Я мысленно зарекаюсь его перебивать. - Во-вторых, секс, - он приподнимает веки и бросает немигающий, почти гипнотизирующий взгляд из-под ресниц; у меня снова начинается легкий приступ паники напополам со смущением. Даже это обыденное слово из его уст звучит... волнующе, - опять то же самое. Те же движения, те же звуки. Даже конча на вкус приторная. У всех одинаковая. Абсолютно. У. Всех. Роб, коротко кашлянув, замолкает; к нам за это время подходит официант - точно такой же пацанчик, о которых рассуждал мой спутник: невысокий, ладный, с аккуратной стрижкой и легким макияжем; подведенные светлые глаза смотрят то на Роба, то на меня, щечки очаровательно краснеют. Очевидно, выбор для него оказывается не самым легким, но апатичное, несколько злое лицо Роба его отпугивает, и он, поколебавшись, обращается ко мне. - Не желаете заказать еще что-нибудь? - спрашивает он, хлопая длинными ресницами. Не могу удержать смешок: вот как в воду глядел, честное слово. Как по сценарию. - Нет, спасибо, - отвечаю я, - если нам что-то понадобится, мы скажем. - Приятного отдыха, - несколько разочарованно тянет заученную фразу омежка. Он, видимо, в недоумении: на среднеастетического альфу правила съема работают почти всегда. Проигнорировать может либо пресытившийся всем этим добром, либо, извиняюсь, импотент. С Робом все ясно, а со мной еще яснее, но этот мальчик об этом вряд ли догадывается. - Вот видишь, - приподнимает брови Роб. - Да я привык уже. И знаешь, Роб, - я задумчиво поглаживаю краешек чашки пальцем, кожей ощущая исходящее от остывшего чая влажное тепло, - ты все-таки неправ насчет омег. Я глубоко вздыхаю и улыбаюсь. - Я знал и знаю множество хороших ребят, имеющий омега-статус. И это не оправдание омегой таких же омег - просто это в самом деле так. У нас в команде есть один парень по имени Мак, и ты бы видел, какие усилия он прикладывает к тому, чтобы не отставать от других и не быть обузой! Я бы не сказал, что он гений волейбола и что у него большое будущее в этом, но если он будет дальше так стараться, то не то что спорт - он сможет заполучить все, что захочет! А еще я многое могу сказать о моей однокласснице, Милли Морган. Если какому-то смертнику не посчастливится сказать при ней хоть слово о слабости, глупости и распущенности омег, то я ему могу только посочувствовать. Милли - наш активист, староста, председатель школьного совета и просто хороший человек. Она пробивная, смелая и решительная - никто в ней не признает омегу с первого раза, пока не узнает ее поближе. Я ей всегда искренне восхищался. Есть еще Алекс, Брент, Мари... Да пока я о всех них расскажу, ты успеешь уснуть. Перевожу дыхание, украдкой посматривая на Роба; тот молча слушает меня, подперев ладонями щеки, и перебивать не собирается. В полутьме я не вижу выражения его лица, но от него не веет агрессией альфы, которого вздумала поучать омега. - В общем, не стоит класть всех под одну гребенку. Это будет то же самое, что... Мой голос прерывается неожиданно для меня самого; будто снова нахлынивает то ощущение глухой животной тревоги, жажды чего-то неизвестного, но необходимого, будто мне пережали горло; по спине пробегают мурашки, во рту становится сухо. - То же самое, что сказать, что все альфы - грубые, высокомерные и бесчувственные создания? - продолжает за меня Роб; я чувствую в его голосе тепло. - Да, - выдыхаю я. Не все альфы такие. Большинство - да. И то только потому, что они стараются поддерживать имидж брутальных и сильных самцов. Но есть и такие, которые всегда плевали на эти правила. - Ты о ком-то вспомнил? - спрашивает Роб. Я мысленно даю себе пинка, выпрямляюсь и глубоко вздыхаю. Улыбаюсь. - Нет. Тебе показалось.