Ошибки жизни

Я не смог сдержать слез. Потому что не хотел уходить. Пусть и прожил здесь каких-то 5-ть лет. 5-ть непростых лет... Мне пришлось много где побывать и многое пережить до того, как меня приняли сюда. И о том времени стараюсь не вспоминать лишний раз. Слишком там много боли. И не только моей... А здесь... Здесь я нашел тех, кто принимает меня. Принимает таким, какой я есть. Нашел Неясыть, нашел Тошку, нашел многих других... А вместе с ними нашел и дом. Неясыть, развернувшись, тихо подошел и, постояв так, пока мои слезы не иссякли, снял очки: — Хватит на сегодня, — протянув их мне, посмотрел в упор: красная, словно свежая кровь, радужка правого глаза в лучах закатного солнца казалась рубиновой, а холодно-желтая (родовой признак Гончей) левого стала янтарной – Пошли спать... До отбоя еще далеко, так что в бараке, кроме нас, никого не было. Неясыть зашивал свои джинсы, пока я читал сценарий постановки. Моя роль (одна из главных, Элиота) представляла из себя довольно одностороннюю личность: сын какого-то там богатого герцога, но добрый и отзывчивый, с первого же взгляда влюбился в деревенскую девушку, которую встретил при конной прогулке. Сюжет банален до невозможности: их родители против таких отношений, но они встречались, вопреки любым преградам и уговорам. И все же неминуемо пришла разлука. И то, что их разлучило, не было человеком. Это была война. Чтобы защитить любимую и ее родную деревню, Элиот уезжает добровольцем. Фридерт, желая уберечь его от несчастий, дарит ему меч со словами: «Заклинаю этим клинком, чтобы ты вернулся». И после его ухода каждый день подолгу молилась в церкви, чтобы Бог не допустил смерти ее любимого... Но, к сожалению, этому не суждено было сбыться. На последнем рубеже, за которым была деревня Фридерт, Элиота убивает стрелой в спину. Узнав об этом, девушка три дня и три ночи молила Бога: «Отдай время, отпущенное мне, ему! Пусть он живет!». И на этот раз молитва была услышана... На поле битвы Элиот очнулся и обнаружил, что лежит не в собственной крови, а среди лепестков алых роз, что так любила Фридерт... И поспешил в деревню. А нашел ее в той церкви, у статуи Богоматери. Она уже не дышала. И тогда эхом отдался от сводов его крик: «Нет! Верни, Господи, ее время обратно! Пусть живет она!». И эта мольба была услышана. Узрел Бог, как велика и крепка их любовь, и дал их душам покой. А их время даровал деревне, в которой жила девушка. И с тех пор любые беды обходили эти места стороной... Едва я успел дочитать последнюю страницу, как Неясыть закончил со своими джинсами: — Теперь ты понимаешь, почему я потребовал тебя на роль Элиота? — Вполне, — отложив сценарий в сторону, посмотрел в окно: темнеет, скоро мы будем здесь не одни – В эпизоде, когда Фридерт отдает ему меч, он в благодарность ее целует... – сглотнул – Но мне все ж непонятно, в чем проблема? Ты же наверняка... — Да, так будет проще, — перебил меня спокойно – Но все равно не могу миловаться с любым встречным, пусть и не всерьез, особенно – в губы... Щеки горячо закололо: — Мог бы и на Тошку свалить. Не думаю, что Марк бы долго упирался... — Я решил, — заглянул мне в глаза, отчего слова застряли в горле – Тем более, что за Тошку меня бы порвала Кетти-Бри. — Но... — Не смеши, — тряхнул головой – Она большая собственница. И ее не устроит, что это – лишь постановка... Выхода попросту не было ни у одного из нас... На следующий день, на репетиции после ужина, сразу возник вопрос: откуда у Неясыти столько царапин и ссадин? Я даже не успел произнести ничего внятного, как тот сам отмахнулся: — Да так, попросил у Пастуха мотик погонять и упал... И этого оказалось достаточно, даже для дотошного Марка. Репетировали до самого отбоя. Хоть это и было очень даже утомительно, заснуть у меня не получалось. И очень быстро стало понятно, почему: я так и не побывал в гараже... Черт, весь следующий день буду зевать! Снизу послышалась возня. Неясыть, потирая татуировку на щеке, уперся локтями в край кровати: — Бессонница мучает? — В точку, — сев, пожал плечами – Не вижу ни единого выхода из этой ситуации. Он, пораздумав, приблизил лицо и понизил тон: — Пошли тренироваться, — и, спрыгнув, быстро натянул джинсы, носки и кроссовки. Я, радуясь его неожиданному энтузиазму, поспешил также одеться. Ночь холодила кожу. Чтобы не замерзнуть, приходилось постоянно двигаться. Меня переполняло ощущение, что все и должно так быть: я жму на газ, заставляя мотоцикл двигаться все быстрее, вперед и вперед, а духовный брат сидит сзади, уши его плотно прижаты к голове, почти неразличимые в лохматых волосах, а пушистый хвост от азарта дергается из стороны в сторону... Конечно, и на этот раз не обошлось без падений. Но их оказалось раза в два меньше, чем вчера. И джинсы не пришлось штопать, а майку – выкидывать. Правда в том, что мы так и не выспались. И весь день клевали носом. Конечно же, за это немало досталось от преподов и тренеров. Следующей ночью решили между собой, что тренируемся от самого отбоя (с 9-ти вечера) до полуночи ровно. И времени на то, чтобы отдохнуть, хватало. А о постановке «Снега и Льда» и говорить нечего: Марк нас муштровал только так. Особенно – в сцене прощания главных героев и заключительную часть, где Элиот взывает к Богу о жизни Фридерт. Такое впечатление, что он хотел что-то доказать себе самому (или нравились ему попросту эти эпизоды?). Я и Неясыть выполняли его указания беспрекословно – наше духовное родство было таким же тесным, как и у средних влюбленных. Так что проблем с объятиями и нежными словами не возникало... Репетиции длились вот уже пятый день. Прогресс, несомненно, появился, но старосте все время что-то не нравилось. И на шестой день, едва мы дошли до середины (где как раз прощалась Фридерт с Элиотом и дарила ему меч), он, вскочив со стула, замахал на нас руками, в одной из которых был зажат уже изрядно потрепанный экземпляр сценария: — Все, хватит! Пока не закончите этот детский сад – не приходите! – и ушел, громко хлопнув дверью. Неясыть накануне высказал теорию, что среди предков Марка затесалось минимум два режиссера. И сейчас у меня возникла уверенность: не два, а три! Зато эти свободные часы пошли на пользу нашей тренировке. Когда почти стемнело, я притормозил на повороте: — Держишься лучше? Он поднял большой палец вверх: «Все пучком, босс!». — Будешь тренироваться в стрельбе? В глазах мелькнуло колебание: — Тогда шуму будет... Не боишься? — А ты просто огнем бей. Тогда останется лишь копоть. — Ну ладно, — задумался – Как скажешь. А уж с этим пришлось провозиться до самой полуночи... Несмотря ни на что, завтра репетиция продолжилась в том же духе. И все было бы хорошо, если... — Марк, хватит нас гонять, как скаковых лошадей! – заявил громко Неясыть – уже в отлично сидящем сценическом платье, парике и макияже (от настоящей девушки и не отличишь!) – Спешкой ничего не добьешься! — А не надо было все это дело запускать! – отпарировал тот, приблизившись – И не пришлось бы спешить! С минуту они глядели друг на друга, как готовые подраться мартовские коты. Остальные на это и рассчитывали, но... искры погасли так же быстро, как и вспыхнули. — Пошли, порепетируем в более спокойной обстановке! – цепкая хватка тут же сжалась на моем локте. Я не стал возражать против этого, да и местечко было выбрано подходящее – задняя веранда, где гулять не особо любят. Неясыть, сняв парик и вытащив бутафорскую грудь из платья, облегченно вздохнул: — Неудобные штуки, однако... – по выпрямившимся ушам пробежала синеватая искра, и под повязкой на левом плече засветилась одна из его татуировок: мышцы чуть опали, а декольте приподнялось от появившейся груди (пусть и довольно маленькой), но голос (все считали, что он просто еще не ломается) остался прежним – С этим лучше... Все адские Гончие – гермафродиты. И Неясыть – не исключение. Но, в отличие от них, одновременно могла проявляться только одна часть: или женская, или мужская. Понятное дело, что он предпочитал вторую. А другая держалась под печатью, которая как раз и была под этой неразрушаемой повязкой. Вообще все четыре тату на его руках – печати для ограничения его сил (еще мне в действии удавалось видеть ту, что на тыльной стороне левой ладони – от управления стихий) – чтобы даже при сильнейшем взрыве эмоций не началось катастроф и бедствий. Хотя в отношении одаренных детей это не редкое явление. Но запечатывать их силы никому в голову не приходило. Интересно, кто же наложил их Неясыти?.. От раздумий меня отвлек толчок бедром: — Не спать на службе, сын герцога Элиот! Я, усмехнувшись, закрыл плотно глаза, сосредотачиваясь, и начал...