Ошибки жизни

Шумел мотор под полом, брезент колыхался на ветру. Кончалась осень. Близилась зима – наверняка холодная даже для этих мест. Я, наблюдая, как еще пара машин-транспортировщиков катили по колдобинам и ухабам бездорожья, едва сдерживался от того, чтобы не заснуть – после двух суток нервов и опаски внезапных налетов и мин... Империя таки умудрилась создать аппарат, который скрывал самолеты от наших радаров. И величина самолета значения не имела никакого. А нам противопоставить им нечего... Черт, проклятый Император! Запудрил мозги: типа, оружия не создаем, все исследования идут на повышения качества жизни в нашей стране, любви к войнам не питаем больше!.. Тьфу! Рядом к стене прикреплен мой мотоцикл. Что ж, пришло и его время показать себя. Я внес несколько доработок в амортизаторы и систему подвески, так что ему даже горы теперь не страшны... Мы с Неясытью тоже не теряли времени и тренировались в езде... — Пастух, а ты носом клюешь, — испугал тот, упершись руками в колени мне и глядя в упор разными глазами – Иди-ка, поспи... — Не сейчас, — отмахнулся – Мы на вражеской территории. А если нас обнаружат? Он, что-то фыркнув себе под нос недовольно (сам-то тоже глаз не смыкал третьи сутки!), сказал: — Если нас обнаружат, то так тому и быть. А подежурить за тебя может и Котя, — кивнул на сухопарого парнишку с лохмами выгоревших на солнце волос – Он же Чующий... А Котя приветственно махнул рукой из своего угла. Я вздохнул: — Конечно, ты свой отряд знаешь наперечет, и я тебе верю, но... – сжав зубы до шума в ушах, бросил негодующе – Как я могу спать?! Неясыть, тоже вздохнув, дотронулся до моей ладони: — Пожалуйста, постарайся. Ведь наше задание – особой важности. Мы должны провести разведку и возможную диверсию в тыл врага. Генерал отдал последние силы, чтобы поддержать щит Невидимости над нами, пока не окажемся на безопасном расстоянии от границы... Ты видел, что творится на поле битвы. И наша задача – это остановить! Да, я видел... Пусть и не битву, но то, что осталось после нее. Ничего. Бесплодная равнина, где хозяйничают падальщики и дикие собаки... с которыми мне не хватило духа навести контакты. И рвы с присыпанными землей трупами... По спине пробежала дрожь при одном лишь воспоминании, а с уст сорвалось: — Я им задам. Обещаю, Неясыть, я им задам... – в груди заклокотало от ненависти – Уж помяни мое слово, я их всех и Императора на мелкие кусочки порву!.. Показалось, или в его глазах мелькнул... страх? Отвернулся, едва мне удалось разглядеть, и посмотрел вновь – и опять спокойно. Да, наверно, показалось... Поздно вечером нас высадили. Водители, пожелав удачи, укатили обратно. Ближе к границе их будут ждать наши люди, которые прикроют им обратную дорогу в штаб... Будем надеяться, что все сложится хорошо... Лейтенант, сверившись с картой, повел вперед. Главными каждой группы по 10-ть человек назначены Неясыть, Тошка и я. А вместе они составляли отряд, номер которого был 13-й. Интересно, а как там на фронте мой, 4-й? Работа у них сугубо в тылу, но все-таки, вдруг... Раздумья об этом прервались командой выступать. Когда вышли к более-менее нормальной дороге, я сел на мотоцикл, подождал, пока сзади пристроится мой духовный брат, и нажал на газ. При случае мы должны сыграть роль беженцев, которые бегут с линии боевых действий куда глаза глядят. То, что мы – республиканцы, роли особой не должно играть. Ведь мы всего-то «пацаны, у которых и пушок на лице не растет»... От подобных мыслей мы становится смешно: «пацаны»... Да если кто заподозрит чего, один может запульнуть такого, что головешки даже до земли не достанут, как пеплом разлетятся! На это у нас имеется полное право. И по шуму от этого те, что следуют за нами, поймут, что в этом направлении идти не стоит, и, свернув, затаятся или обойдут подальше. Военной одежды на нас нет, оружия, окромя ножей и пары пистолетов малого калибра – тоже. Ничего, что может внушить какие-то подозрения. А заклинанию, скрывающему ненормальность, что само абсолютно незаметно, Неясыть обучил их всех до единого, да так, что они могли его применить сразу, если их будили посреди ночи после долгого изнурительного перехода. И о нас с Тошкой можно сказать то же самое. Приятно урчит внизу мотор моего «харлея». Холодный ветер бьет в лицо, развевая волосы... Хочется забыть обо всем... но нельзя. Гончая сзади старательно ловит воздух носом – чутье, конечно, у него ничем не лучше человеческого, просто привычка. Да и я в последнее время ее перенимаю, когда настораживаюсь... На периферии слуха хрустнула ветка – я заметил это даже сквозь шум от мотоцикла и воздуха в ушах. Сбавил немного скорость, будто экономлю бензин. Неясыть напрягся, отпустив мой пояс – готовит заклинание. Пискнув, из норы выскочила крыса – да, кто-то идет... И это солдат. Имперец. Раздается слабый сиплый крик о помощи. Оглядываюсь, будто расслышав, но не поняв, откуда это. Крик повторяется, гораздо сильнее. Неясыть, оглянувшись туда, пихает в плечо. Теперь жму на тормоз. Вместе подбегаем к израненному и измотанному до полусмерти человеку. — Сэр! Сэр, с вами все в порядке? – Неясыть лихорадочно, но осторожно теребил за плечо, глядя испуганно на меня – Он не приходит в себя! Я, поняв все без лишних слов, влил в открытый рот ему воду. А через пару секунд он жадно вылакал всю фляжку. И уже через несколько минут внятно рассказал: — Меня сильно ранили... и просто оставили тут, с небольшим количеством еды и воды. Я поправился немного, вроде от боли сознание не теряю... – дотронулся до виска – Но, похоже, съел и выпил все, что сам этого и не помню... Или звери все растащили? Без понятия. И почему я до сих пор жив?.. – и, вдруг опомнившись, взглянул с опаской – Вы кто такие будете? — Я – Гарри, он – мой друг Мартин, — сказал я быстро и чуть испуганно, когда его рука потянулась к ружью на поясе (пусть и успел заметить, что патронов в нем нет) – Мы из поселения... сбежать хотели... — Откуда?! – спросил едва ли не яростно, хватаясь за приклад. Неясыть вскрикнул и, вскочив на ноги, рванул меня за собой: — Еще один псих! – глаза с темными линзами, которые делали его глаза неприметно карими, горели страхом (не знай я всего, уверился, что натуральным) – Бежим, давай!.. Я выпрямился более осторожно, не сводя взгляда с имперца: — В колонию для малолеток... пришел человек... наплел чего-то про патриотизм и бой за Республику... – заметив, как мелькнуло на лице выражение злобы, вздрогнул – Нас послали на границу... сказали, что простят все прегрешения... зачислили в отряд... но только не сказали, что нас будут расстреливать, как уток на охоте!.. Нет, как крыс чумных в яме!!! – и выкрикнул – И что в том, что мы дезертировали с остальными?!! Гончая сильнее сжал мое плечо: «Молодец!». Да, нелегко мне эти слова дались... Имперец, еще минуту подержав нас в ужасе и страхе, опустил ствол к земле: — Ладно уж, не бойтесь... – и спросил более спокойно – А сколько вас? Мы переглянулись, будто пытаясь вспомнить. Некоторое время натурально спорили, кто согласился на побег, кто подорвался на мине по дороге, кто нагнал накануне... — В общем, нас ведет Фил. Дослужился до офицера, но и ему это надоело, — уверенно констатировал Неясыть, глядя на него в упор – А всего нас 35-ть человек. — Так много?! – удивился. — Ну да, — пожал я плечами – В основном были уголовники всякие, зэки... А какому зэку захочется подохнуть за страну, которая их упекла подальше от солнечного света? — А за что вас? – посмотрел сочувствующе (мне даже стало немного совестно). — Меня – за поджоги, — указал я на себя угрюмо, будто не понимая: ну что я такого сделал, всего-то подурачился? – В последний раз там продавщица не выбралась и задохнулась угарным газом. А вот он... — указал на друга – ...случайно папашку своего заколол. Что там у тебя стряслось? – посмотрел на него. Тот фыркнул: — Да козел он был! Сутками не просыхал. Мамка давно померла, а меня он держал только за пособие... которое пропивал. Вот я и не выдержал однажды... Человек задумался: верить нам или нет? Неужели мы так плохо сыграли? Но, кажись, довольно неплохо – в следующую секунду он доверительно поведал: — Я Каен. Офицер армии Империи... – заметив наш громадный испуг, поспешил тут же успокоить – Да не бойтесь, вам я ничего не сделаю, как и вашим друзьям, раз на то пошло. Вы помогли мне. И я не хочу оставлять свой долг неоплаченным – если вы меня проводите до ближайшего нашего лагеря, я замолвлю за вас словечко... Ну а дальнейшую его речь можно пересказать так: «Вас примут, устроят и дадут новую цель и новую жизнь в Империи. И, возможно, вы сумеете поучаствовать в этой войне, но не в качестве пушечного мяса, а как равноправные рядовые армии великой и несокрушимой, но справедливой Империи...»... Бо’льшей чуши я в жизни не слышал. Приходилось напрягать всю силу воли, чтобы не проблеваться. Не понимаю, как Неясыть это вынес... Потом мы его расспросили кое о чем, посетовали, что нам никак не по пути, сколько ни крути – Фил хотел идти на запад, а на север (где, по словам этого человека, как раз и располагались основные армии и руководящие силы) не желает соваться ни под каким предлогом. Заверили, что переубедить его никак не можем, вдвоем только очень боимся идти, пусть даже с нами и будет «самый настоящий офицер»... Словом, с неохотой распрощались с ним и уехали, оставив половину продовольствия, что с нами было. Ну, в чудесной сумке Неясыти хватало много чего, и еды в том числе, так что смерть от голода нам не грозила... Вечером, вернувшись к нашим, все подробно рассказали. То, что этот имперец не мертв, вопреки всему, говорило о том, что если в нем и зашита ампула с ядом, то не сработала. А не сработать она не могла сама по себе. Значит, если она и зашита, то та, что активируется при желании носителя. И из этого следует, что этот «офицер Каен» — далеко не мелкая сошка, и слова его близки к истине. Ведь стали бы тратиться они на то, чтобы вшивать такие сложные ампулы всем... Лейтенант (его и правда звали Фил) отдал короткий приказ: — Сворачиваем на северо-запад. Чтобы в случае чего не вызвать подозрений. Тактика все та же. Но на этот раз ищите поселение, откуда можно угнать автомобиль – времени может не хватить. А от известий мы отрезаны... Уж что-что, а оказаться по эту сторону границы, когда Республика проиграет войну (чего бы мне страшно не хотелось допускать, но приходится) – самый страшный кошмар, что пока, слава Богу, во снах меня не посещал... Командир сказал – и подчиненные сделали. Через два дня у нас имелась парочка джипов. Возникали, как ведется, проблемы с топливом, но бросать транспорт пока не приходилось. А заставы Империи все близились – я это чуял нутром в буквальном смысле. Витало это в воздухе, зуб даю! И остальные также что-то чувствовали. Но не думал тогда, что первая же наша стычка окажется настолько... Эти мины были охранными. То есть, шумят больше, чем подрывают. Девчонка (что была единственной в отряде хорошей Видящей – рентгеном, короче), каким-то образом их не заметив (новые примочки аппаратуры наверняка), умудрилась подорваться. Одну ногу оторвало выше колена. В общем, от потери крови смерть уже имелась. Потому что врачей мы с собой не брали – те были нужны на фронте, и тратить на нас их резона не имелось. А сами мы не могли ничего сделать – антибиотиков не водилось в аптечке, и кроме перевязки, помочь ничем не могли. Ладно уж, успели перевязать, пока враги не прибежали... Да и не догнали нас при всем умении и упорстве. Но ее крики всю ночь... это было невыносимо... Ужасная смерть... Но, кроме нее одной, потерь больше не было – вот только Джейкоб Паркер под пулю подставился и прихрамывал изрядно, но без осложнений. У этого змея еще та живучесть обнаружилась... Неясыть, к моему удивлению, это пережил сносно – пара минут прострации – и реплика «Такова жизнь»... Значит, уже приходит в себя, на душе у меня полегчало – я боялся, что эта рана в его душе никогда не сможет зажить... Тошка справлялся превосходно: диверсии в стан врага, незаметные проникновения, после которых оставались одни трупы врагов – все без сучка и задоринки. Его группа не то, что не несла потерь, а даже не попадала в переплеты. Спецом по этому стал я... Да, обучать свой 4-й отряд в штабе секретного отдела оказалось делом неплохим – те на лету все схватывали, но вот в сражениях, похоже, мне приходится за это расплачиваться: за 3 недели задания я потерял 4-х. И, сколько ни пытался их уберечь при следующих стычках, потерял еще одного – Котю, того Чующего, который тогда был готов подменить меня на вахте во время поездки в тех транспортерах, уже через день. В него от подорвавшегося имперца попала его ампула с ядом. Мистика какая-то сплошная... При ударе не лопнула, застряла в мышце глубоко, вытащить так не получалось. Я и Неясыть оттащили его подальше, пока остальные хозяйничали в лагере одной из армий Империи – время катастрофически поджимало. Кровотечение несильное – значит, важный сосуд не задет. Но в любую секунду мог прийти на чип сигнал об активации – и тогда... Мне хватило ровно минуты, чтобы объяснить духовному брату, что и к чему, чего нельзя задевать ни в коем случае. Опыт в этом я приобрел при изучении извлеченных из тел частей этих ампул, так что в этой области знания имелись немалые. Но надо было спешить. Котя глухо вскрикнул, когда я пинцетом немного надорвал и раздвинул края раны. Гончая, сосредоточившись, сформировал на пальцах тончайшие телекинетические нити и, зацепив ими ампулу, стал осторожно, под доле миллиметра, вытягивать. Процесс до жути болезненный, но наш Чующий терпел: не дергался, не шевелился и не кричал больше. У меня уже возникла уверенность, что все будет отлично, как... сначала едва слышный щелчок, затем – звон разбивающегося стекла. Котя, широко раскрыв глаза, обмяк и больше не дышал. Я, не желая верить в случившееся, толкнул его в плечо – и без результата. А затем набросился на Неясыть, обвиняя в том, что он до чего-то там дотронулся – и эта дрянь сработала... Он ничего не говорил – просто смотрел в упор глазами в темных линзах: сочувствующе, печально и ничуть не обиженно. А я ревел. Ревел, как тогда, когда сообщил ему о своих предчувствиях, когда мы впервые вместе тренировались на мотоцикле, когда впервые назвал себя всадником, а его – стрелком... И я видел, как погибали люди в этой мясорубке. Обычные люди: и старые генералы, как наш штабной, и безусые рядовые, на 3 года лишь нас старше... и мелкие дети, которые всего лишь попадались под руку в разоряемых деревнях, которых своими телами прикрывали матери... Война – это слово из 5-ти букв, такое небольшое, но такое емкое... и подразумевающее столько всего, что при одном лишь взгляде на это волосы встают дыбом, а по спине бежит холодный липкий пот. Это ужас, смерть, боль, отчаяние, злоба, ярость, кровь, взрывы, выстрелы, крики, убийства, стоны, проклятья, пыль, подлость и многое-многое другое в одном огромном котле. И каждая битва кончалась одинаково: пустошь, таящиеся мины под ногами, горы трупов в окопах и рвах заместо могил, и падальщики, подъедающие эти самые трупы. Первые дни меня всякий раз тошнило при виде этого. Наверное, у меня не такой сильный желудок, как у остальных – больше ни на кого подобного эффекта эти зрелища не производили, даже на Неясыть – тот лишь плотно закрывал глаза после увиденного, глубоко вздыхал, сжав губы в тонкую полоску, и через минуту уже шел дальше за моей спиной. Странно, откуда у него такая привычка появилась – идти позади меня, а не рядом? Раньше что-то не наблюдал... Словом, предпочитал я не завтракать и не обедать. Похудел изрядно, и, после долгой тирады Гончей и ссоры с Тошкой, стал есть понемногу. Но потом как-то привык. Не, скорее не привык, а просто желудку надоело всякий раз выворачиваться... А легче на душе не стало, между прочим... Накануне этого дня, вечером, продовольствия мы добыли предостаточно, потому и решили устроить небольшой пир. Ребята долго колдовали на импровизированной кухне и через час выставили перед нами обалденно пахнущие тарелки. Конечно, не ресторан, но после питания чем придется даже хороший плов покажется манной небесной... Я не стал отказываться из-за опасений с желудком завтра – и наедался до отвала. Как и все остальные. Неясыть, особенно налегая на охотничьи колбаски, бухнулся рядом: — Эх, объеденье! — и, заглотив целиком одну, стал пережевывать, но остановился, едва поймав в фокус зрения мое лицо, и разом проглотил (и как в горле не застряло?) – В чем дело, Пастух? Я, отставив тарелку с почти нетронутой пшенной кашей (третью за сегодняшний пир), покачал головой, глядя на темноту по ту сторону костра: — Завтра будет все то же самое... – и многозначительно замолчал. Он, поставив свою тарелку рядом с моей, пододвинулся поближе: — Это неизбежно. Война. Но это пройдет... – взглянул в упор – Пройдет, вот увидишь! «Как бы я хотел тебе безоговорочно верить...»: — Это не пройдет... – и, не дожидаясь вопросов, продолжил – Пока мы не уничтожим под корень то дерьмо, которое этим заведует – ничего не пройдет! Даже в моих ушах зазвенело от ярости в этих словах. Я всем своим существом жаждал мести. Мести за все, что нам пришлось, приходится и придется пережить. Мести за тех, кто погиб в стенах интерната, наших друзей... Мести за все и всех... Неясыть вздрогнул: — Имей терпение. Еще не время... – попытался сдержать дрожь. — Еще не время?! – вспыхнув, вскочил на ноги – Да когда же оно наступит?! Я не могу больше ждать!!! – взмахнув перед его лицом рукой, заметил осуждение в его глазах и в глазах свидетелей моих пламенных слов – Обещаю, они сдохнут, как последние псы!.. И поспешно ушел. Нет у меня времени, чтобы веселиться в то время, как... как... эти скоты обрекают людей на смерть, и на поле боя проливаются реки крови!.. Меня всю ночь преследовали его глаза, как ни странно. Глаза Неясыти. Один алый, будто свежая кровь, другой – холодно-желтый. Он полукровка, сын адской Гончей. А дети в чем-то обязательно похожи на родителей. Я, например, пусть почти и не помню лица своего отца, но наверняка в чем-то мы схожи. Во всяком случае, я к этому стремлюсь. Во мне живет душа фавна – существа дикого и нелюдимого, что не доверяет никому, кроме собственных сородичей... И мне подчас кажется, что эта часть меня не желает связываться с адской Гончей, твердит, что пусть и полукровка, он такой... Я изо всех сил заглушаю этот голос, повторяя, что, кроме внешности и жутких заклинаний навроде Адского пламени, в нем от отца ничего нет... Но правда ли это? Я не видел, как он ведет себя в сражениях – предпочитал наблюдать издалека, и все мое внимание занимала моя малочисленная группа. Рядом всегда находился Тошка, а вот он... всегда в гуще сражения. Говорит, что только наблюдает, следит, чтобы поменьше было раненых и все такое... Ну а вдруг он врет? Фила об этом спрашивать как-то не хочется, а его спросишь – обидится... За этими размышлениями я заснул. И проснулся уже, как огурчик. В голове тут же мелькнула мысль, что все будет очень даже неплохо, жизнь продолжается... Да, все тот же остаточный оптимизм... Война окончательно расставляет все по разным местам... На горизонте возник лагерь. Имперский. Мы, затаившись, на знаках распределяли позиции и время атаки. Меня, как обычно, оставили в тылу. Присев на мотоцикл, я стал ждать. Щит Невидимости – зачастую полезная вещь. Особенно – когда надо остаться незамеченным, и в то же время отвлечь врага наличием скрывающей магии. У них же имеются разные приборчики для этого, а одаренных они не жалуют... Эх, хотелось бы изучить пару этих машинок... «Но нет, сейчас не время об этом думать!». Я сильнее выпустил силу, чтобы подзадорить окончательно. И, когда командир послал нескольких проверить, в чем же дело, наши выскочили, как чертики из табакерки. Моя миссия завершена. Уже перекинул ногу через сиденье, чтобы забраться на холм и все видеть, как меня будто пронзило... Это ощущение... очень знакомо... Ни с чем не спутаешь! Обернувшись, замечаю... В гуще зарослей, наблюдает отстраненным взглядом за боем... фавн. Стоит, не таясь, не боясь будто, что его могут обнаружить. Парень, ненамного старше меня, глаза зеленые (как мне удалось разобрать с такого расстояния), короткие волосы лежали ровно, зачесанные вперед. В голове сами собой промелькнули мысли: «Оседлый... Обувь у него слишком мягкая для кочевок...». Неужели где-то рядом в подполье затаился клан моих сородичей, а я этого даже краем мозга не почуял?! Неужели я разучился это делать за столь долгим отсутствием практики? Впрочем, я об этом не думал в тот миг – а просто, спрыгнув с мотоцикла, оставил его лежать на боку в пыли (клянусь, при других обстоятельствах я бы первым делом поставил его на подножку), как... ...незнакомец исчез. Бесследно. Даже не заметил мгновения, когда он сделал какое-то движение, чтобы скрыться... И следов не оставил – потому что опытный и довольно осмотрительный фавн никогда не оставит за собой следа: ни физического, ни, тем более – магического. А я был слишком мал, чтобы знать разгадку этой тайны... Меня вдруг охватило отчаяние: как же так?! Колени задрожали, на глазах навернулись крупные капли. Наверно, попробуй кто сейчас мне свернуть шею или напасть в лоб – я бы не стал сопротивляться. Потому что боль внутри меня... — Пастух! – крикнули где-то совсем рядом, пробудив во мне призрачный интерес. Быстрый бег на общем шуме. Неясыть налетел на меня темным вихрем: — Скорей!!! – и поволок к мотоциклу – Нужно спешить!.. — В чем дело? – вырвалось у меня из чистой вежливости: «Он убежал. Не увидев меня». Он, видимо, подумав, что меня чем-то оглушило, со всей дури встряхнул: — Засада!!! – его глаза ярко пылали на бледном запыленном лице – Мы так долго терроризируем окрестности, так что стоило ожидать... Мы были беспечны! – встряхнул, что зубы клацнули, сознание понемногу осознавало происходящее – Они косят нас, как саранчу инсектицидами! Эй, слушай: у них есть оружие, которое лишает способностей! Напрочь!!! Мы должны...! Черт тебя дери, Пастух! – на этот раз дал под дых со всей добротой – Да хоть как-то дай знать, что ты меня понимаешь!.. И тут в моей голове запылало: «Оружие... лишает способностей... косят нас... это засада... засада... за-са-да!». Тело само собой бросилось вперед, схватив его и бросив на плечо, как мешок. А в следующее мгновение мы уже с ревом неслись вперед. Я, испытав невероятный стыд за свое поведение, спросил громко: — Что это за оружие? — Как ружье или винтовка, — показал длину – в полметра – Заряжается магазином на 10-ть зарядов. Пуля разрывная, а в ней – вещество... Договаривать ему не было нужды – я и так понял. И нажал на газ, потому что там впереди показались первые имепрцы... И в уши мне ударил первый взрыв от Адского пламени Неясыти... По уверенному виду мне стало понятно, что от них вполне можно защититься воздушным щитом, если только стреляют не в упор и не ближе 20-ти метров. Да и, если что, Гончая всегда успевал прикрыть меня, если не успевал я... Но не в этом причина опаляющей боли, вдруг возникшей в моей груди... Я увидел Фила. Увидел, как он пытался спасти одного из моей малочисленной группы. Того ранило этой пулей в ногу, но вскользь. Шансы, наверно, были. Вот только их им не предоставили. Имперец расстрелял в них всю обойму до того, как я успел подвести мотоцикл на расстояние броска Адского пламени. В то мгновение я пожалел о своем абсолютном зрении. Наши соратники гибли один за другим. Кого могли, мы спасали, но большинство... Надеюсь, на той стороне они не будут страдать... Только это помогало мне не поддаваться отчаянию и ехать дальше. И не оглядываться на Неясыть за моей спиной. Знал, что за это «спасибо» не дождусь. Точно торчат уши и дергается в азарте хвост. А лицо... Он тоже ненавидел их. Тех сволочей, которые уничтожили всех тех, к кому мы так или иначе привязались в интернате, тех, кого там любили, как братьев, как друзей, как дядюшек и тетушек... Занудного Марка, в роду у которого минимум три режиссера, что так муштровал нас с этой постановкой «Снега и Льда», бывшего «Льда и Тьмы»... Мы и не смогли так показать ее в праздник... Не хватило каких-то суток... Добрую кухарку, которая разговаривала с цветами, как с маленькими детьми (да таковыми их и считала) и лучшими друзьями. Чудаковатая чуть, но добрая. Директора Абрахама Фаундлера, который на свой страх и риск создал этот интернат (пусть и с военными целями, но плевать!), привез нас всех сюда... туда и выращивал, как собственных внуков. А своих у него и не было – Нетте ведь было всего-то 20-ть... Неясыть, словно почуяв мои мысли о ней, глухо взрыкнул. Чья-то кровь брызнула мне в лицо. На языке защипало от солоноватого привкуса. В глубине груди заклокотало: смерть им! Пусть сдохнут, как последние твари!!! Далеко справа кто-то закричал. Голос знакомый. Я резко развернул. На периферии зрения мелькнула рука Неясыти с тусклыми огоньками на каждом пальце – готовые к выстрелу заряды... Действительно – это наш. Лежит на дороге, не в силах двигаться от глубокой раны на спине. В нос ударил резкий запах – яд из пуль. Проник глубоко и парализовал нервы. Но что-то подсказывало мне, что шансы на спасение от этого есть. Но не в этом вовсе дело! На него мчался джип с однозначным намерением переехать и раздавить в лепешку. Трое в нем едва не визжали от восторга и предвкушения. Ах вы, ублюдки! Сжал до упора газ, и... ...кончился бензин. Мой железный товарищ резко дернулся еще раз и рухнул, придавив меня своим весом. Гончая успел соскочить и, оглянувшись в полете и точно убедившись, что со мной ничего не случилось, поспешил к нему. А на остальное ему хватило, к моему шоку, только две секунды: первая – чтобы мощной воздушной волной отнести парня с дороги в ближайшие кусты, вторая – чтобы оттолкнуться Ураганным прессом от земли и приземлиться уже прямо на капот джипа. Яростный оскал – и чей-то предсмертный хрип. Адский пламень в упор с такого близкого расстояния – врагу не пожелаешь... Автомобиль загорелся вместе с пассажирами. До меня Неясыть добежал обычным ходом, на своих двоих. Придавило в основном в области груди, так что вот-вот – я бы задохнулся. С виска капала моя кровь. Наверно, оглушило немного – звуки доносились, как сквозь толстый слой ваты, и звон. И время, похоже, поджимало – терял сознание. Заметив и поняв все по выражению моего лица, Гончая вцепился в мотоцикл и с натужным скрипом приподнял. Я, выползая, с немалым облегчением ощутил, что ноги просто онемели: значит, без переломов... — Все хорошо, — выдохнул мне в лицо духовный брат, поддерживая – Сейчас пройдет... Голос звучал успокаивающе, безумные глаза мерцали тревогой – губы разошлись в улыбке, сердце забилось немного чаще: — Я в норме, — и, чтобы подтвердить, сам встал, правда, не без его помощи – Надо ему... Он понял и так – оглядываясь по сторонам, тут же повел к тому кустарнику, куда зашвырнул того парня, которому попали в спину. Тот лежал, часто дыша и истекая по’том и кровью. Начинался жар. Заражение. К горлу подкатил жесткий ком: — Нужны лекарства... Неяс... – и, обернувшись, прямо обмер. Фил, выпрямившись во весь рост, наблюдал за нами. Неясыть, круто обернувшись на полсекунды позже меня, напрягся. А тот лишь фыркнул чуть насмешливо: — Спокойно, это правда я... – и взглянул на меня в упор. Эти вишневые глаза... плавность движений... струйка крови, текшая по мертвенно-бледной коже... Из-за его спины неожиданно показался Тошка (а мы его, блин, с ног сбивались, высматривали среди раненых и убитых!) и, со скрываемой тревогой глянув на парня рядом с нами, сказал: — Плохо дело... – подбежав и оттеснив меня бесцеремонно в сторону, осмотрел рану бегло – Позвоночник все-таки задет. И яд его доконает очень быстро... А мы не слышали его – глаза безотрывно смотрели на лейтенанта, мы не в силах произнести и одного слова: силы ушли, как через сито. Тело не находило способа как-то пошевелиться. Хвост и уши моего духовного брата только подергивались от огромного напряжения нервов. А Фил, не обращая на нас больше внимания, обошел и склонился над раненым: — Хм, ты прав... И лекарства не помогут. Я, вдруг ощутив способность совершать простейшие действия, обернулся: — Но если не попытаемся...! – когда на плечо мое легла рука Неясыти, тут же сжал ее. Наш друг-аква, сделав простенькую перевязку, сокрушенно замотал головой: — Пастух, я ему верю... — Но он же...! – вырвалось из горла Гончей полурыком. — Да, я вампир, — закончил за нас Фил, вновь одарив взглядом этих жутких глаз (хотя у Неясыти и повнушительней, но к ним-то я привык) – Вот уже какую сотню лет. И на меня эти пульки не действуют, раз уж на то пошло... — Времени мало! – прервал нас Тошка – Фил, ты же можешь ему помочь!.. Во мне заклокотало: «Просить вампира... этого монстра с кожей крепче камня... о чем-то подобном... Дикость!.. И как давно он знал?». Стал ли я недолюбливать Тошку после этого? Ничуть. Он с самого начала был доверчивым. Но не мы... Превозмогая трепет, от которого дрожала каждая клеточка моего тела, я встал: — Я не позволю кровопийце творить себе подобного из того, кого спасли мы! – выделил последнее слово – Пока мои уста не произнесут: «Безнадежно», даже не смей... На этот раз пришел черед Тошки сказать свое слово – он твердо выступил вперед, встав между нами и вампиром: — Я понимаю ваше к нему недоверие. Но сейчас не время. Его сердце остановиться может в любой момент. А это надо сделать, пока... — Не стой на пути, Ихтиандр! – бросил коротко и гневно Неясыть рядом со мной – Пусть это и Фил, который был и остается нашим лейтенантом, пусть и благодаря нему мы сейчас живы... но это еще не повод для того, чтобы позволять ему кусать его... Ты не помнишь разве, что новорожденные...? — Зависит все не от меня, — сказал вдруг внешне спокойно Фил, будто речь шла вовсе не о нем – Выбор сделает мальчишка. И, если он согласится, то это станет моей проблемой. Но обещаю: ни один из вас не пострадает... По лицу Тошки было видно: нашу сторону он не примет. Слишком силен для него удар – потерять сразу всех. Я чуял, что, несмотря на все попытки, в живых остались только мы трое и вампир (если его вообще можно назвать живым, труп ходячий), да еще и этот парень. Пока... Я понимал его, сочувствовал его горю, но... так же нельзя! Всему есть предел! — Значит, это благодаря тебе все, кто не попался нам, были уничтожены? – спросил вдруг Неясыть, сделав шаг вперед, обращаясь непосредственно к Филу. — Да, верно. — Никто не сбежал? – чуть прищурился. Мне стало немного не по себе – в его взгляде читалось не только подозрение и недоверие, но и сосредоточенность и неуверенность – и вовсе не по отношению к этому кровопийце. Да и на периферии моего чутья что-то мелькало, но внимание никак не привлекало. Лейтенант, поняв то же, что и я, кивнул: — Из людей – никто. Я наткнулся на один след в лесу... – коротко глянул на меня – Но его оставили еще до разгара всего представления, да и сомневаюсь, что этот индивид имеет отношение к Империи... — Вероятнее всего... – выдохнул я на его немой вопрос. Гончая, вопросительно на меня покосившись, продолжил: — Возможно, это просто какая-то зверушка... Пастух для них – все равно что магнит... Но почему не сбавляет темпа – ветер же в ее сторону... – и снова сосредоточился. Поначалу я не понял, но потом вспомнил: да, его дыхание внушает страх животным. Да, и если бы это правда был какой-то зверь, я бы почувствовал. Застонал, приходя в себя, парень. Фил, забыв про нас, наклонился над ним: — Соображать можешь? «Тоже мне, высший класс благородства!» — мелькнула мысль в голове. — Болит... – зажмурился. — Ты ведь знаешь, кто я? – приблизил лицо, сверкая вишневыми глазами – Я могу тебе помочь. Но только если этого ты сам захочешь... Я заткнул уши: «Не желаю слушать эту ересь!». Фавны издревле ненавидели этих монстров-вампиров. Враждовали по поводу и без. И перемирия не принимались. Мне противно было даже находиться рядом с этим бледным представителем племени, что отрицает каноны круговорота жизни уже своим существованием! А слышать, как этот бедный парень согласится стать таким, как он – да ни за что!!! Неясыть просто отвернулся. Я же продолжал смотреть. Мой мозг приготовился к чему угодно. Так каково же было мое удивление, когда парень, открыв ясные, до предела разумные и спокойные глаза, замотал головой. Однозначно: и в первый, и во второй раз. Он предпочитал умереть собой. Стыдно и подло, конечно, но мне стало даже радостно. Жаль, что самообладание не потерял этот кровопийца – просто закрыл ему глаза одной ладонью, а другой, положив на горло, крепко сжал. Хруста кости я не услышал – все еще держал уши закрытыми. Тошка тут поглядел в сторону, смаргивая навернувшиеся капли – на щеках и без того четко выделялись грязные разводы и бледные полосы. Через секунду я вновь позволил себе слышать: — А что же с этим ощущением?.. – повернулся к Неясыти – тот, сосредоточившись, лишь мотнул головой: уже ничего. — Я тоже не чую этого, — кивнул Фил в знак согласия – Видимо, все-таки зверь... Лагерь имперцев уничтожен. Значит, нам надо быстрее отсюда уносить ноги. Тошка успокоился и, спросив нас о самочувствии, шагнул вперед первым. Мой духовный брат за ним. Я же предпочел стать замыкающим – чтобы держать в поле зрения вампира. Ну и пусть он нам помогал, даже будучи этим жутким существом и скрывая это (мастерски, причем!), я потерял к нему все остатки приязни. Здесь я не видел причин бороться с фавном внутри меня. Мотоцикл не подлежал восстановлению, к моему глубочайшему отчаянию и горю. Сломалось при падении слишком многое... Как ни прискорбно... Я, попросив оставить меня одного, искренне попрощался с ним. И он тоже мигнул фарой... Но, может, это и померещилось... Потому что не до такой степени... Вернулись к оставленным нами машинам – те большей частью взорваны. Нашли какой-то старенький джип в разоренном гараже, я захотел его подлатать, но остальные не желали тратить на это времени. Пришлось продолжить поиски. Прошло ровно 5-ть минут с момента обнаружения того автомобиля (который мне не дали починить), как Неясыть резко затормозил: — Ты ничего не замечаешь? – глаза скосились не столько на меня, сколько на вампира, уши его встали торчком, хвост вытянулся струной. — Что? – тот тоже насторожился – Вроде просто ветер... А в следующий миг... Тошка закрылся щитом, духовный брат оттолкнул меня собой в сторону, но не думаю, что это не успело бы нас поразить, если бы целью не был изначально Фил. Его проткнуло насквозь с жутким скрежетом, будто брошенный снаряд врезался не в нечто мягкое (каким и должно быть тело), а в кусок металла. Вампира разорвало на куски. Они могли со временем срастись, но огонь их превратил в пепел. А пепел от них унес первый порыв ветра. Нападение продлилось не более доли секунды. Мы стояли, готовясь к новой атаке. Перед нами плясал темный вихрь, готовясь вот-вот напасть. Мне упорно не приходило в голову, что же происходит и что делать, как... Мой духовный брат неожиданно напал. Прямо в лоб. Без особых ухищрений. И не успело из моего горла вырваться: «Нет, стой, идиот!» — и передо мной открылась очень престранная картина: Неясыть прыгает, а вихрь, уже готовясь нанести смертельный удар, отпрянул вдруг в сторону, уйдя из зоны досягаемости Адского пламени. Тошка уже приготовился стрелять (но какой толк в обычных патронах?), как уши разрезал голос: женский и звенящий, как колокольчик: — Кто ты, маленький брат? Мне и Тошке осталось только застыть и наблюдать, как вихрь превратился в самого обычного вида девушку лет 20-ти максимум, а Неясыть, вдруг растеряв все желание сражаться, расслабленно стал к ней подходить. Тело мое само встало на его пути: — Нет! Нельзя! Тот, слегка недоуменно на меня глянув (а что такого неестественного в том, что я пытаюсь спасти его от смерти?!), постарался обойти: — Все нормально... – и, встретив мое сопротивление, выдавил слабую улыбку – Я знаю, что делаю. Доверься мне... Ничего не остается... Неясыть, без препятствий обойдя меня, задал в свою очередь вопрос ей: — Что ты здесь делаешь? Кто тебя вызвал? Холодно-желтые глаза сверкнули немного злобно: — Я вообще не думала, что здесь сохранились заклинания для вызова и эти заклятья Удержания... которые действую на нас... – длинные, до середины голеней, волосы колыхнулись от того, что она дернула плечом – Он сказал, что генерал армии Империи. Тебе это о чем-то говорит, маленький братец? Я уже не знал, что и думать. Тошка – тем более. И это страшно раздражало. — Генерал... – нахмурил брови мой духовный брат – Он был там, откуда мы пришли? — Нет. Иначе меня бы уже здесь не было... – и напомнила – Так кто ты? Тот вздрогнул чуть, будто его застали врасплох: — Прости, отвлекся. Я на стороне Республики. Так что мы, выходит, враги, сестрица... Его тон был серьезный. И на лице незнакомки возникла гримаса... боли?! В тот миг я, рискнув, встрял между ними: — Так мы дождемся объяснений, или нет?! Неясыть не успел ответить – она, внезапно дернувшись и глухо вскрикнув, упала на колени, держась за голову: — Нет!!! – удивительно, как горло ее не разорвало от такого истошного крика – Вы не заставите меня!.. – и снова обратилась в вихрь. Духовный брат поспешил заслонить меня собой: — Подальше! – крикнул Тошке, и, когда он отошел еще метров на 50-т оттуда, где стоял, пояснил мне коротко – Мне может ничего и не грозить, а вот вам... — Так что происходит?! – схватил его настойчиво за руку. У него вырвался печальный вздох, когда вихрь вдруг обратился... в собаку? Волка? Настолько огромного, что холка выше всякого тяжеловоза?! Оно отбежало в одно мгновение прочь и там наблюдало за нами, напрягая свое тело и скаля острые зубы в злобной гримасе. В голове шла борьба ее инстинктов и приказов того, кто ее призвал. Холодные желтые глаза этого зверя горели двумя яркими фонариками. И тут мне стало сразу ясно: — Она... Гончая?! – сердце заколотилось, грозя вырваться из груди – все мое существо требовало бежать, бежать прочь, за горизонт, а потом и еще столько же – и тогда станет безопасно... Неясыть, развернувшись ко мне лицом, не выпускал все-таки из виду свою сестру: — Среди Гончих существует закон № 1: «Даже под страхом небытия нельзя идти против сородича». Его поставил Гарм, и никто не смеет его нарушать – иначе... – и осекся. «Иначе – смерть, которую и врагу не пожелаешь...» — закончил я про себя, держа себя в руках и стараясь не терять метающуюся из стороны в сторону Гончую из виду. А, к слову, Гарм для них – основатель, отец и наставник. Существо, которому много и много тысяч лет, точного количества не знает никто – и он сам, похоже. Единственная Гончая, у которой имеется определенный пол. Потому что глава и правитель должен обязательно в чем-то превосходить своих подчиненных. И не только силой, но и своим положением. Все Гончие подчинялись ему беспрекословно – потому что он жесток. Тошка поспешил подойти к нам: — Так вот почему «сестрица»? – спросил сразу, не сводя с нее взгляда. — Ага, — кивнул Неясыть, сжимая кулаки – Она борется... — Тогда почему мы стоим?! – глянул недоуменно сначала на него, потом – на меня – Надо делать ноги, пока можно!.. Духовный брат сказал то, что, на мой взгляд, было очевидно: — Если она не справится, то это не поможет... — А если справится? – спросил опасливо, понизив тон. — Тогда не будет смысла бежать. Она уйдет. Обратно в Ад. А мы продолжим путь... Поневоле вспомнилось, как погиб Фил. И поймал себя на мысли, что сожалею. Об его смерти. Пусть и вампир, он был на нашей стороне. А его неуязвимость против этого яда... была бы несравненно полезна... Почти тут же пришла мысль, которой следовало прийти гораздо раньше: «Наша миссия провалена»... Неожиданно метания Гончей стихли. Мы напряглись. В дневных сумерках сверкнули холодные желтые глаза, пронзая нас на расстоянии, и раздалось глухое порыкивание. Неясыть не удержал улыбку: — Иди-иди, у меня тут дела есть... Послышался грохот – и она исчезла. Я не удержался: — Что она сказала? Или подумала? – ведь скажи что она внятное, мы бы расслышали. — Хотела, чтобы я пошел в Ад с ней, — опустил взгляд, будто смущаясь – Вот и все. Тошка хотел еще что-то спросить, но я его остановил: не стоит. Он понял. — Остается понять, зачем Империи призывать...? – начал мой духовный брат задумчиво. — Может, не надо? – вставил поспешно аква – Зачем и почему... Факт есть факт. И это придется учитывать в дальнейшем. «Похоже, до него еще не дошло...» — подумал я с сожалением: — Неужели только мне одному ясно, что миссия наша провалена? – и оглядел их. Неясыть с тяжестью кивнул. Но Тошка завозражал: — Не провалена! – схватил меня за локоть – Мы живы, сбежали! И не можем отступать!.. — Я и не говорю отступать! – вспыхнул непроизвольно я, немало этим удивив обоих – Мы не можем вернуться, пока убитые не отомщены! И то, что случилось сегодня, лишь доказывает правильность этой цели! — Но...! – начал было мой духовный брат слабо. — Без возражений! – перебил его я – Это нельзя так оставить. Аква также выжидающе на него посмотрел. Теперь большинство голосов за мной. И он сокрушенно, состроив какую-то странную гримасу, кивнул: — Ладно, я с вами... – и отвернулся. Будь мы не здесь, я бы спросил, что же его мучает. Но не сейчас. Не в это время. Не в то время, когда идет разгар войны, а мы близко к цели, как никогда...