Ошибки жизни

Я был против всего этого. Категорически. Но что оставалось делать, когда эти двое давят на меня своим количеством и заманчивой перспективой отмщения? Ведь и мне не чужда человеческая мстительность. Благодаря навыкам выслеживания Тошки, мы нашли следующий лагерь имперцев уже через сутки. Те отдыхали, ни о чем не подозревая. Мне давно перестала нравиться вся эта затея с диверсией в стан врага (с самого момента, когда генерал это сообщил, если быть точным), но, как и всегда, пришлось затолкать это подальше на задворки сознания и действовать. Главное – не позволить выстрелить в себя этой жуткой пулей. Ну, хорошо, что щит как-то помогает отклонить их с курса... Но вот резкий запах этого яда, различимый даже для людского носа – от него так легко не отделаешься... И я его почуял сразу же. И не я один. Пастух еще заметил, что в лагере находится еще кто-то из ненормальных. Выходит то, что Империя на этой войне, следуя обычаям, отдала свое предпочтение достижениям науки и технологий – не вся правда? Или это очередная уловка с их стороны? Впрочем, Император – далеко не идиот, и перспективу видит с очень далекого далека... Я, высвободив хвост и уши, понял, что если там и есть кто-то со способностями, то не один – минимум, с десяток. И все сильны. Заклинания, значит... Фавн хотел уже послать нас в атаку, как я остановил: — Не пойдет. Ненормальные сильны... – прочитав недоумение на их лицах, пояснил – И, боюсь, что ваших навыков на них не хватит... — Тогда что же делать? – закусил губу с досады Тошка. Пастух, глядя на меня, спросил задумчиво: — Ты можешь их или обнаружить, или отразить их атаки? Я, кивнув, махнул хвостом: — Он, как стрелка компаса, указывает на источник волшбы. Вы просто не лезьте в ту сторону, а я уж сам разберусь... — Подвох? – поймал меня мгновенно. Мне стало откровенно не по себе: — Придется стоять на виду. Но не бойтесь – я сумею защититься от пуль, — и улыбнулся. Сказано – сделано. Когда они бросились в атаку (наверное, имперцы ошалели слегка, видя, что на них бегут двое мальчишек?), я запрыгнул на скалу, что высилась над лагерем. Выставив воздушный щит, настроился на волну. Трое справа, четверо впереди, и еще трое – слева. Пока не опомнились, взмахнул рукой, снимая печать стихий и Паутины, нейтрализовал второй их магию, а первой – напустил свою, чтобы если не убить, то хотя бы вывести из строя. Минус два. Мучила ли меня совесть, что я напал на тех, кто похож на меня? Скорее нет, чем да. Потому что если бы даже вчерашняя сестрица не сумела справиться с приказами, то уже после первого же нападения на меня или моих друзей, мы были бы мертвы. Все трое. А ее бы ждала кара за нападение на сородича. Пусть я и полукровка, но сути это не меняет. Да и не в этом дело. Эти имперцы смеют ставить под угрозу древние устои, которым не одна тысяча лет! Человек может вызвать Гончую не ради выгоды или преимущества. Это договор. А мне стало понятно, что он нарушен, едва ли не с первого взгляда в ее глаза. Да и вообще – всякие договоры перестали действовать давно!.. Поэтому здесь я столько из-за этого, а не столько ради мести. Гремели выстрелы, пули пролетали далеко от меня. Губы сами собой расплывались в улыбке: вот дураки... Вот появилась парочка одаренных – я, поймав их в поле зрения и доверив хвосту поиск остальных, стал творить заклинание из своего «особого» арсенала. Того, который можно применять не чаще раза в неделю. Из моральных принципов. Нити их жизней горели яркими шлейфами, светясь здоровьем и силой. А я сконцентрировал в своей правой руке магию, заставив ее принять форму навроде ножниц, и, когда эти двое, разозлившись от того, что меня не достать, напали в лоб, просто чикнул ими перед их грудью. Минус еще два. Заклинание это называется Полотно Гиад. Помните же мифы? Категория «S» — сложнейшая. Его, кстати, можно применить только к тем, у кого уровень силы примерно равен моему. А те, кто здесь (не считая моих друзей), таковыми и были. Потому только их нити жизни видны для меня. Вот таким образом ушли в мир иной те оставшиеся ненормальные в этом лагере, что были на стороне Империи. Но хочу сказать, что они были не совсем на их стороне. На них были наложены заклятья Подчинения. Как куклы на веревочках. Против их желания управляли их телами и разумом. Гончую так не проведешь, вот с ней и по старинке справились, наложив Удержание... Перевес неумолимо шел в нашу сторону. В груди затеплилась радость – и раздались еще два выстрела, не очень выделяющиеся на общем фоне, что я на них не заострил внимания и просто выставил вперед щит, но... ...их послали из бронебойного ружья. А его мощность такова, что воздушный щит – обычный воздушный щит, ему не помеха. Раздался глухой хлопок, щит рассыпался, а я, захлебываясь собственной кровью, рухнул на спину от остаточной мощности выстрела. Обе пули попали в цель: одна – под правую ключицу, пробив артерию и вену разом, вторая – в левую часть живота. Обжигала не столько боль, сколько растекающийся по организму яд, лишающий способностей... Но у меня изначально не было способностей к самоизлечению или чему-либо подобному, так что будь это даже самые обычные пули из свинца, мне не жить... Перед глазами опускалась пелена, горло горело, легким не хватало воздуха. Сердце колотилось, как бешеное, так что крови подо мной собралось много к тому моменту, как подбежал Пастух: — Черт возьми! – серые глаза сверкнули одновременно и яростью, и ужасом – Нет!.. Я, закрыв плотно глаза, попытался сказать что-то ободряющее, навроде «Ничего, это еще не конец» или «Встретимся потом» — как принято в подобных случаях, но не получилось. В ранах засаднило в два раза сильнее, когда он осторожно приподнял мою голову и слегка похлопал по щеке: — Пожалуйста, держись! – из глаз уже лились ручьи слез, руки прижали к себе, силясь остановить кровотечение (будто он не чувствует яд), голос срывался на рыдания – Нет! Тут прибежал Тошка. И они вместе стали пытаться мне помогать. Выше моих сил было наблюдать их тщетные попытки. Так что я, заставив левую руку двигаться, твердо остановил. Пастух еще раз умоляюще на меня посмотрел. Ответом ему было мотание головой. Для меня все кончено. Ноги уже к тому моменту не ощущались напрочь. И внезапно серые глаза мелькнули решимостью: — Я помню! – и, закатав рукав, достал свой нож. Сквозь ускользающее сознание различил, что аква спросил, что он делает. Молчит. А я уже ничего не соображал, потому и позволял нести себя течению... Вдруг прямо в глотку упала горячая, как расплавленный свинец, капля. А все мое существо в следующую долю секунды бросилось вперед и впилось в источник этого. Кровь. Свежая, живая... Внутри вспыхнул жар, наполняя меня чистым огнем... Год назад я решил доверить Пастуху свой секрет: «Мой нынешний облик – далеко не единственный. Я могу превращаться, как и остальные Гончие. Раны в этом облике излечиваются сразу, и сила становится больше. Вполне обычно. Но для меня нужна Цена. Цена Крови. Чтобы превратиться, мне нужна кровь. И обязательно – чужая. Я не обязываю тебя этим к чему-либо. Просто хочу, чтобы ты знал»... Когда разум вернулся, и я наконец осознал, что делаю, то заставил себя оторваться. Тело тут же свело судорогой и изогнуло дугой, повалило набок. Огонь стал болью. Болью, что сжигала заживо, отливая новую форму, как в кузнечном горне... Из горла раздался хрип – его я не слышал. Но знал, что звук этот, да и зрелище вообще – не для тех, у кого нервы слабые. И на этом мгновении рассудок потух, утонув в темной бездне перевоплощения... А затем я осторожно раскрыл глаза. Новые ощущения влились единым бешеным потоком в меня, в каждую клеточку моего тела. Уши насторожились, ловя дыхание тех, кому суждено не пережить следующей минуты. Когти впились глубоко в землю. Рядом сдерживали дыхание двое. Как же они теперь малы... Пастух перевязывал запястье правой руки, морщась от боли. Мда, похоже, я глубоко укусил... В груди трепыхнулось сожаление и чувство вины. Хотелось бы извиниться, но в этом облике я не могу говорить. Тем более, что челюсти плотно сомкнуты. Я не могу открыть пасть... Тошка невольно сжался при моем беглом взгляде. Поза выражала опаску. При легком повороте головы по ветру на шее звякнула цепь ошейника. Ну а потом я понесся легкой бесшумной рысью вперед. В погоню за теми, кто не на нашей стороне. Челюсти для убийства мне не нужны особо. Для этого существую лапы с острыми, как бритва, когтями и хвост, на котором я концентрирую заклинания (включая Адский пламень) – но на этот раз они мощнее раз в 10-ть. Взрывы и предсмертные крики стали для меня музыкой, слившись воедино... После минуты торжества моей звериной натуры остался в живых только один. Этот генерал. От него пахло сестрицей. Значит, это он. Скорее забавляясь, чем мучая его, я придавил лапой грудь. Он закряхтел, задыхаясь. Не, инфаркта или смерти от удушья мне не хватит попросту, так что... Через пару мгновений отрубленная одним взмахом когтя голова перестала вертеться в углу. Мой нюх быстро обнаружил все необходимое для вызова Гончей прямиком из Ада. Физическая сила открыла сундук, в котором это и хранилось, а магическая – сожгло до состояния пылеобразного праха. С этим все. Желая убедиться, что завершил, что планировал, я вновь прислушался. В радиусе трех километров билось всего два сердца, кроме моего: Пастуха и Тошки. И очень скоро они прибегут сюда. Губы оттянулись назад от досады – я же порвал на клочки свою одежду... Эх, а я так любил эти джинсы... Но заветный сигнал послан – я превращался обратно. Тело вновь поглотил жар, а сознание пропало в темной бездне... ...из которой вырвал крик: — Неясыть! Времени мало! – за плечо потеребили более настойчиво. Я, отмахнувшись сонно, обернулся, поймав в поле зрения этих двоих... и тут же, до ушей залившись краской, швырнул в их сторону обломок какой-то стропилы: — Отвернитесь!!! – и поспешно прикрылся подвернувшимся одеялом. Или вернее будет сказать «прикрылась». Потому что обратно в человеческую форму я обращаюсь всегда женщиной. Ну и пусть, что они мои друзья, но... не по себе как-то! И, как назло, парнем не смогу обернуться еще с полчаса. Вот уж мне эти человеческие несовместимости с частью Гончей внутри меня... Потеря сил на время, имею в виду... Тошка стал пунцовым прямо до самых кончиков волос. Пастух, скрипнув кожаными перчатками без пальцев, посмотрел куда-то в сторону: — Где твоя сумка? Мы можем ее принес... — Не стоит беспокоиться! – перебила без церемоний, подтягивая ее, появившуюся прямиком из воздуха, за лямку поближе к себе – Забыли, что ли, что на ней заклятье против потери? — Да, прости... – сконфузившись, повернулся затылком обратно. Аква, не выдержав напряжения уже в тот момент, как я только открыла «молнию», выскочил пулей наружу, пробормотав: «Я подожду снаружи – вдруг еще нагрянет кто-то...». Дверь за ним с легким щелчком захлопнулась. Меня ничуть не колышет, что он не желает привыкать к этой моей женской ипостаси. Мол, выбери что-нибудь одно. А я что делаю, по его мнению? Не моя вина, что такова особенность превращения обратно в человека! В сумке этой барахла хватало, так что копаться в поисках одежды пришлось долго. И не выдержал на этот раз Пастух: круто развернувшись, выхватил сумку и, едва сунув руку внутрь, с огромным раздражением вспомнил, что, кроме меня, оттуда никто ничего не может достать. И не столько достать, сколько просто найти. На вид совершенно пустая, а на деле... бездонная. Подарок от папаши моего. Лицо пуще залила краска, неуверенно сумка была всунута обратно мне: — Прости еще раз... – и, собравшись уже отвернуться, напротив, взглянул пристальнее. А у меня не получилось сдержать приступа дрожи. Холодно, знаете ли – на улице уже до минусов, зима все ближе... Глубокий досадливый вздох – и на плечи мне лег его утепленный плащ: — Сказать сложно... – и по инерции потрепал по волосам. Я, пока он не убрал руку, схватила осторожно за запястье и приблизила. Бережно, чтобы не причинить лишней боли, развязала тряпку. Слегка ноющее нутро сжалось от стыда и чувства вины – прямо на ровном порезе от ножа четко выделялся глубокий след от зубов. Не сложно догадаться, чьих. Кровь остановилась, но... скажу, зрелище малоприятное. Особенно – для меня, причины этого. Шрам обеспечен... — Пастух... это мне надо просить прощения... – прошептала тихо, одной рукой достав из сумки своей чистый бинт, а другой – по-прежнему сжимая его локоть. Духовный брат, выдавив улыбку, попытался отшутиться: — Ой, да ладно! Заживет, как на собаке!.. – глухо рассмеявшись, заметил, что мне не до этого, и сказал серьезней – Ты не виноват. Я так решил... Неясыть... — Но так вцепиться...! – я не желала слушать эти дохлые объяснения, как... Его сильные (не то, что у меня – спички!) руки прижали меня к груди, а ухо опалило горячее дыхание: — Неужели ты думаешь, что я бы позволил тебе умереть?! – голос срывался от глухих всхлипов – Когда я только представил, что ты сейчас исчезнешь... Мне самому умереть захотелось!.. – горячий лоб ткнулся мне в затылок – Я потерял все: друзей, дом... Вы двое остались у меня только! Фавны не умеют жить в одиночку... Я молчала, позволяя ему это. А в груди нарастала боль. Так нельзя... Что я делаю?! Но только возникла твердая решимость оттолкнуть его, отстраниться, проявить холод по отношению к нему, чтобы дать повод для глубоких размышлений... Он, сам оторвав меня от своей груди, взял голову в ладони и заглянул в глаза: — Тошка и ты – части моей души. Кусочки моего сердца... – а ясные серые глаза все наполнялись и наполнялись слезами – Если я вас потеряю – то неминуемо погибну... от страданий и тоски... Всю решимость смело’, как ни бывало с самого начала. В голову ударил комок гнева и ярости: «Идиотка!», но тело не слушалось – внимало каждому его слову... Странно, а магнетические способности фавнов разве действуют на Гончих? Такое впечатление, что как раз да. На меня – во всяком случае. Другого объяснения не приходило в голову. Так что я просто вставила осторожно, напомнив: — Мне одежду еще надо найти... – и, как только он с извинениями отлип, выудила из сумки штаны, серую рубашку, шерстяную жилетку и теплую кожаную куртку. Кажется, так одевались лет 50-т назад... Хорошо, что кроссовки попались вполне современные и подходящие под этот прикид и погоду снаружи. Ничего, сойдет. Чтобы одеться, мне понадобилось всего лишь 5-ть минут. Пастух, повернувшись ко мне и заметив, что бинт на его руке болтается, попытался затянуть самостоятельно. А тут же вмешалась, завязав его первой: — Начнет гноиться – скажи обязательно! – и взглянула в упор серьезней некуда. Он кивнул. Ну что за физиономия?! Грудь у меня плоская, бедра узкие, в одежде даже не поймешь, что я пока не парень, так чего ему смущаться?! Внутри все росло раздражение, захотелось встряхнуть его... Но по неосторожному шагу назад и бледности, вдруг проявившейся на его лице, до меня предельно дошла причина такого его поведения – выпито слишком много крови... Вот-вот может случиться обморок. А он еще так несся за мной, стараясь от Тошки не отстать. Думал, что со мной может что-то случиться даже в той ипостаси, беспокоился. А я тут еще и норов выказываю... Я силой посадила его на лавку у стены и, хлопнув по плечу, бросила: — Пойду, попрошу его машину завести... Но Пастух твердо остановил меня, схватив за руку. И глаза посмотрели так же однозначно. Я, подавив досадливый вздох, присела рядом. Через секунду вздрогнула, когда он пристроил голову у меня на коленях. — Теперь моя очередь... – и сквозь сонную пелену улыбнулся. Сердце мое, конечно, заколотилось, но по виду нельзя было сказать. Возражать не стала. Правда, пришлось долго втолковывать Тошке, что все нормально... Заночевали прямо посреди леса километрах в 10-ти от разоренного лагеря, в кузове угнанного внедорожника. Ночь на этот раз выдалась теплее, чем обычно, так что даже так, под шерстяными одеялами, было более-менее тепло. Эти двое сопели и ворочались во сне. Я, пристроившись поуютней между ними, как ни старался, не мог сомкнуть глаз. Бессонница, блин. Как некстати... «Все это неправильно!» — твердил голос интуиции в моей голове, давя на нервы. И в чем-то он был прав – вся эта война с самого начала была ошибкой. Империя напала исподтишка на наш интернат, желая не столько лишить Республику секретного оружия в нашем лице, а просто-напросто ее спровоцировать. И это получилось как нельзя превосходно. Президент сразу объявил о военном положении и начал войну... Идиоты эти люди, с какой стороны ни посмотри... Откуда я взял, что мотивы Империи были именно таковы? Просто так логичнее. А имперцы – самый логичный народ на планете. Они не станут лезть на рожон, не имея перед собой определенного плана и примерной схемы поведения предполагаемого противника. Глубокие мыслители и стратеги... Вот мы и повелись на эту уловку. Полетели, как мотыльки на огонь. И погибаем партиями в этих бессмысленных боях. Потому что Империя озаботилась подготовкой к войне, а Республика была в периоде переформировки средств обороны и борьбы. Что ни на есть самый подходящий момент, чтобы покончить с очень давним конкурентом и соседом. Я могу только похвалить от всей души за сообразительность... «Сделай что-нибудь, дворняга шпареная!» — рявкнул сам на себя, поймавшись на том, что думаю о том, что мы далеко от границы, в глубине территории врага, одни на многие и многие десятки километров существа, которые могу изменить ход войны в другую сторону. Трое мальчишек! Если бы Фил остался жив, шансов было бы раза в два больше! Вампир – это квинтэссенция охотника и убийцы, олицетворение смерти. Тот, кто рожден, чтобы убивать! Но вот сестрица его угрохала одни махом... Но я ее не виню, как ни странно. Потому что призывы для Гончих – та еще заноза в хвосте. Чел прикажет – а она выполняй, и не отвертишься... Пастух, завозившись, перевернулся на другой бок, лицом ко мне. Глаза под веками подрагивали – сниться что-то... Интересно, что? Наверно, прошлое. Вполне возможно, что даже его детство, о котором я ничего ровным счетом не знаю. Он попросил не спрашивать об этом. Я и не спрашивал. Наверно, мой духовный брат в отца пойдет. Не знаю, откуда это знаю, но вот подозреваю. Что-то на это упорно указывает. Пшеничного цвета волосы за последнее время немало отросли. Да и я наверняка запустился в смысле внешности... Надо будет встать завтра пораньше и привести себя в порядок. Хорошо, что бриться еще не приходится... На этих обыденных мыслях пришла легкая сонливость. Я, боясь ее чем-то спугнуть, тут же улегся на спину и закрыл глаза. И, когда мой мозг почти поглотила мутная тень сна, мелькнула мысль: «Срочно отговорить его от этой затеи»... Разбудило меня какое-то яркое сияние. Поспать подольше стало бы уже проблемой. Для меня, во всяком случае. Потому что аква и фавн сопели все так же, накрывшись с головой одеялами. Окончательно придя в себя, очень осторожно выбрался из кузова. В глаза мне ударил отсвет от свежего снега. Голые ладони начало кусать морозом. Зима, значит, пришла... На душе стало как-то мирно... ...и в то же мгновение сознание опалила картина: на таком же чистом белом поле ожесточенно сражаются две армии. Звенят мечи, слышатся крики, а эту невинную и непорочную белизну марает алыми каплями горячей крови... Да, надо отговорить их идти дальше. Миссия провалена. Полностью и бесповоротно. Мы не смогли добраться до правящей верхушки, а уж до Императора нам – как до центра планеты... Мозг мой начал лихорадочно собирать аргументы, а руки, вытерев наледь на зеркале заднего вида, стали прибирать кошмар на голове. Конечно, можно было бы опять обмотать лоб и так прятать уши, но свою повязку я порвал, как и одежду, когда превращался. Холод, что сейчас пробирал едва ли не до костей, к полудню должен уступить теплу, которое и растопит выпавший за ночь снег – значит, проблем с проездом не должно возникнуть. Едва волосы улеглись так, как мне хотелось, дверца открылась, и вылез Тошка: — А, доброе утро, — воззрился на меня удивленно (конечно, я же соня, по сравнению с ним), а потом – на вид вокруг – Ух ты! Клево!!! – и, выскочив и раздевшись до пояса, стал обтираться. Меня при этом зрелище прям передернуло: ишь ты, здоровый образ жизни! Всякий раз боишься воспаление легких подхватить! Следом выбрался Пастух: потирая глаза и зевая. Странно, а ведь заснул раньше нас обоих... Узрев снег, решил не опускать ноги на землю и просто посидеть на корточках: — Скоро вообще придется шалаши строить... – и, заметив меня, пригляделся – Ты что, волосы уложил как-то по-новому? Аква, обернувшись, расширил глаза: — А ведь похоже... У тебя челка была с самого начала, что ли? — Ну да... – выдохнул устало, намотав на палец одну половину – Но надо же было уши прятать, вот я и стал носить эту повязку... — Но почему мы этого не замечали? – спросил фавн. «Да чего вы к этому прицепились?!»: — Не знаю. Потому... — пожимая плечами, подумал, что, возможно, это – единственный шанс их уговорить – Знаете, у меня есть дело к вам... Они быстро поняли мою серьезность. Я продолжил: — По карте я прикинул, что от границы мы отошли на 250 километров. До ближайшего города – 7. А до столицы, Цурикен, приблизительно 13-ть с половиной. Не знаю, с чего начать, потому скажу сразу: нам надо уходить. Поворачивать назад, пока не поздно. Тошка хотел тут же возразить, но его опередил Пастух, вскочив на ноги и заявив: — Ни за что! Пока не разберемся со сволочами, что всем заведуют – не смей и думать об этом! – глаза сверкнули решимостью и гневом на меня за такие слова. Но не в моих планах было тут же сдаваться: — Наш отряд со времени высадки уменьшился в 11-ть раз! – сжал кулаки, когда перед глазами разом пробежала та последняя бойня – Если бы осталось человек хотя бы 10-ть, то был бы резон возражать. Но всего трое?! Как ты представляешь, мы проберемся в охраняемый дом какой-нибудь вельможи и прибьем его без лишнего шума? Сколько у него телохранителей, знаешь?! А сколько у Императора?!! В сотни раз больше! А нас всего лишь трое! Трое мальчишек!.. — Не простых мальчишек! – перебил он меня, все-таки встав ногами в снег – Мы все не просто какие-то мальчишки, и не просто одаренные. Мы полукровки существ, которые созданы для управления магией! Пусть и наполовину, но мы сверхъестественны!.. — Думаешь, Император этого не предусмотрел, когда мы еще только начинали до него добираться и делали первые вылазки во вражеские лагеря? – прищурился, оценивая его возможные ответы и возражения – Мы и так сделали все нужное – и даже больше. Шансов больше нет. Благоразумнее будет сейчас отступить... — Нет!!! – выкрикнул внезапно, подскочив ко мне (хотел еще схватить, но я увернулся) и сверкая одержимо глазами – Тогда все станет бессмысленно! Наши старания... их старания... их смерти и всех остальных... напрасны! Шанс всегда есть!.. — Но он так ничтожен... — ...но все же есть! – закончил, с прежним рвением не желая отступать. Упорный... И отчего же, интересно? Я заколебался. Мне были непонятны мотивы его такого неожиданного энтузиазма и решительности. Только ли месть? Или за этим стоит нечто большее, чем это низменное человеческое желание? Он не дал мне додумать: — Мы не можем уйти, не оставив Империи огромного шрама. Пускай тоже почувствуют, каково это – что-то терять. Терять дом, терять родных и друзей... – голос дрогнул – И я не собираюсь тебе уступать, пока этого не добьюсь! Мне хотелось еще что-то возразить, как его ладонь закрыла мне рот, а глаза в упор глянули с выражением, близким к неистовой мольбе: — Неясыть... я обещал. Не кому-то, а самому себе, что выполню этот долг перед ними. И никто меня не остановит. Даже ты, уж прости... – отняв, добавил – Если ты хочешь уйти – не стану тебя останавливать. И винить в чем-то тоже. Ты сделал достаточно. Ты волен решать свою судьбу... А уж тут не выдержал я. Прикосновение моей холодной ладони к губам заставило его чуть вздрогнуть. В груди невыносимо разрывалось, обнажая так и не затянувшуюся рану, но на лице или каким-то жестом я постарался этого не выдать: — Раз ты так решил – так тому и быть. Я буду молчать. Но... – сжал пальцы на его щеках сильнее, чтобы не вырвался – Как ты мог подумать, что я оставлю тебя?! После того, как ты вчера своей Ценой Крови спас мне жизнь?!! Не шути со мной!.. Да, я немало разозлился на него за это, неслабо испугав этим Тошку – тот схватил меня за локоть и попытался оторвать: — Эй, тише... – пробормотал примирительно, глядя на каждого поочередно – Давайте закроем эту тему! И решим так: если сегодня нам будет благоволить удача и везение, то и не будем поворачивать назад. Ежели нет – вернемся. Вы как, согласны? «Дело говорит...»: — Согласен. Пастух, поначалу покраснев от нежелания ставить под угрозу свою цель, все же взял себя в руки и кивнул: — Ладно, согласен... Мы доверили свое решение судьбе. И судьба распорядилась этим по-своему... Лагерь в паре километров от места нашего ночлега казался на вид самым обычным. Даже если учесть нескольких из числа ненормальных. Всего-то семеро – мне и одному хватит. А эти двое свободно смогут разобраться с людьми. Я, вновь пустив в ход свой хвост-компас, спровоцировал их на сражение. Ну и, так как их было меньше, и уровень сил у них был ниже, чем у вчерашних, моя победа была очевидна. Даже не пришлось использовать Полотно Гиад (а если учесть, что его не используют чаще раза в неделю, то это и так понятно). Пастух с Тошкой спокойно справились со своей частью работы. — Хм, похоже, что этот лагерь немного в стороне от остальных... – заключил фавн, с задумчивостью перебирая запасы в камбузе – Запасов не ахти... — Наверно, состоит из простого люда и призывников запаса, — пробормотал по чистой инерции, оглядывая имеющиеся карты и документы – Впрочем, это и объясняет то, что среди них оказались одаренные – знать не желает с ними связываться, считая это ниже своего достоинства... — Откуда ты это знаешь? – спросил слегка ошарашено Тошка, прервав сортировку их ценностей (знаете ли, подобные обязанности мы давно между собой распределили). Я, поневоле похолодев, отмахнулся: — Да хотел узнать больше врага в лицо, и просидел в архивах и библиотеках... – поймав его еще более изумленный взгляд, замер от неловкости – Ну да, я люблю читать!.. — Признался, наконец! – выкрикнул вдруг Пастух, хлопнув от всей души меня по спине. Аква подхватил. Я вытерпел их добродушные колкости, и потом каждый продолжил заниматься своим делом. Так прошел почти весь остаток дня. Мы не боялись, что могло нагрянуть подкрепление или еще кто-то (к примеру, посыльный) – чутье на чужаков за все последние дни так обострилось у них двоих, что об их присутствии знали метров за 500-600 в среднем. У меня оно развито значительно слабее в человеческой форме, потому мне и приходилось доверять это дело им – их способности в этой области меня поражали. И начали это делать еще в самом начале нашего участия в войне в качестве бойцов. Я им завидовал. Прикрыто, но все-таки так. У них было свое место в жизни, свое предназначение, этот мир принимал их, как родных... Поэтому я ощущал нечто сродни гордости... Сгущались сумерки, когда мы, собрав все, что нам могло пригодиться, двинулись к машине, которую оставили в безопасном месте, замаскировав под сугроб. Тошка первым побежал туда, чтобы снять маскировку и разогреть двигатель. Я и Пастух шли неспешно по его следам. Вид разоренного (нами) лагеря вовсе не располагал ни к какому разговору, так что тишина нарушалась лишь скрипом наших шагов по снегу. И неожиданно прозвучал условный сигнал – значит, что-то произошло. Нам хватило пары минут, чтобы бегом по сугробам добраться до машины. И там... Тошка стоял рядом с внедорожником, держа свои верные винтовки (еще те, что взял в гараже у Пастуха): одну – в руке, вторую – за ремень, готовый вот-вот вскинуть и палить из обеих разом. Стволы смотрели в густой кустарник. Мы замерли, не понимая до конца, что происходит. Я прислушался: «Кто-то определенно рядом... Различаю чьи-то шаги... Похоже, снегоступы. Или это просто зайцы? Нет, шаги слишком тяжелые для зайцев, да и будь ветер даже не в их сторону, они бы сбежали от тревоги тех, кто учует мое дыхание... Это кто-то с мозгами... – хрустнула ветка, глаза вмиг скосились туда, но ничего не отметили – Затаились? Блин, знали бы, что делается, так сбежали бы или приняли бой!»... И тут внезапно Пастух бросился вперед, сломя голову, спотыкаясь, ровным счетом ничего не разбирая перед собой и глядя в одну темную точку далеко впереди... И тут я различил: парень лет 20-ти, вытянутый и худощавый, ясные глаза красивого зеленого цвета глядели в упор на подбегающего моего духовного близнеца... По ауре, что исходила от него даже на таком расстоянии, я понял сразу – это фавн. Чистокровный, без малейшей примеси чужой крови... Самый настоящий сородич отца Пастуха и... его самого. В груди болью отозвался укол ревности, когда этот незнакомец приветливо протянул навстречу нему руку. Будто со стороны наблюдаю, как ответным блеском сверкают глаза Пастуха... Через силу мои мышцы расслабились, а руки опустились от бессилия. Следовало ожидать. Фавны не могут жить в одиночку. Они находят того, кто может заменить им клан. И любят их бескорыстно и преданно... Но только если не появятся другие фавны. Вот тут все былые эмоции и привязанности исчезают, как бы и не было с самого начала, центром вселенной становятся они... И это не предательство вовсе. Наоборот, это верность собственной крови. И, пусть мой духовный близнец (мое сердце поневоле дрогнуло от этого словосочетания) полукровка, в нем это сильно так же, как и в чистокровных... Я знал, что рано или поздно это произойдет. И был готов его отпустить. Но, скажу по правде, не ожидал, что будет так тяжело смотреть, с какой уверенностью он бежит к своей старой жизни, не оборачиваясь, ничуть не сомневаясь... Лучше бы отвернуться, но не хватает решительности: «Еще немного... Хочу посмотреть на него еще немного. В последний раз, перед тем, как он исчезнет...»... В ушах глухо отдавались удары сердца, как воздух стрелой разрезал крик: — Стой, идиот!!! – и широкоплечая фигура кинулась вперед за ним, в кустарник. Тошка. Я пришел в себя и огляделся. К горлу тут же подкатил горький ком: сугробы движутся. Засада! Тело рванулось следом за убегающим Пастухом, губы звали его: истошно и громко, но его разума это не достигало. Глаза вновь поймали лицо фавна-незнакомца. На нем было не только приветственное выражение. Нет, это была лишь маска. На самом деле... «Заклятье Подчинения!» — обожгла мой мозг догадка. Эта тихая безжизненность черт под покровом спокойной красоты, кукольная прерывистость жеста под изяществом... Как я мог этого сразу не заметить?! К лицу прилила кровь от злобы на самого себя: как можно быть таким дураком?! Как можно было позволить так легко ему броситься вперед, даже не убедившись в истинности всего этого! Да не может быть, чтобы фавн без опаски разгуливал рядом с лагерем имперцев! И даже если такое возможно, то с какого перепугу он станет так безбоязненно и открыто поджидать нас у машины?!! Теперь ему, моему собственному духовному близнецу, грозила опасность из-за этой моей безалаберности. Я заставил себя прибавить темпа, пока Пастух не успел... И тут глаза выхватили одну деталь: в то время, как правая рука незнакомца протянута вперед, левая прячется за спиной, держа что-то темное... Граната! Мне хотелось прыгнуть, сбить Пастуха с ног, чтобы остановить, когда в снег упало маленькое колечко. Нет, чека! Не успею!.. Первый взрыв лишил восприятия всех остальных звуков. Мир вокруг меня потонул в безмолвии. Тошка, уклонившись от осколка, что-то прокричал. Пастух же продолжал бежать, одержимый инстинктом... Какое-то седьмое чувство подсказало, что потом из своих убежищ выскочит штук 50-т десанта... Глубокий порез на бедре и на плече ничуть не помешали напрячь силу воли и продолжить попытку остановить его... Вот и расстояние вытянутой руки до спины... Грудная клетка отозвалась вибрацией и эхом на еще четыре взрыва. Один прошел совсем рядом. Будто сквозь пелену чувствовались толчки и попытки выбраться из-под меня, а я не позволял и придавливал собой к земле (и откуда взялось столько силы?)... По голове перестали ударять мелкие камешки. Перед глазами понемногу прояснялся вид окружающего. Сначала безмолвие ничто не нарушало, а потом в него прорвались несколько глухих звуков. Кажется, упало дерево – земля вновь задрожала. Будто не свои, я заставил выпрямиться руки и встряхнуть головой. Чуть не потерял сознание. В упор на меня смотрели серые глаза на белом, как мел, лице. Теперь с них мерцала полная осознанность. Много же ему понадобилось времени, чтобы все понять... Пастух приподнялся на локтях и что-то сказал. Я не услышал – какой-то треск, не более. Желудок слишком приблизился к горлу. Еще немного – и меня стошнит. Он, это поняв довольно быстро, взял за плечи и повернул спиной к себе. Я, ослабев, уткнулся лбом себе в сгиб локтя. Голова нехотя прояснялась. В нос бил запах гари и пороха. А звуки ворвались в сознание, как ножи... — Где Тошка? – наконец удалось разобрать. Дрожь пробрала вдоль хребта: — Тише... пожалуйста... – собственный голос был больше похож на шипение. Духовный брат сжал пальцы на моих плечах сильнее. Уголок напрочь отшибленной воли заставил встать сначала на колени, а потом, предельно осторожно – на ноги. Ух ты, сколько земли переворошило... Все не ловящие фокус глаза заметили на краю одной воронки знакомый силуэт. Ноги, спотыкаясь, понесли туда. Пастух хотел меня остановить, но я оттолкнул его. Надо успеть помочь акве, если тот ранен... Впрочем, можно было и не спешить. Потому что помочь тут уже было нечем. Грудь насквозь пробило осколком камня в области левого легкого. Само сердце, кажись, не задето, но сосуды все перерезаны разом. Одну ногу оторвало по колено. И, понятное дело, об остатках жизни не шло и речи. Зеленые глаза стекленели на морозе. Пастух, остановившись слева рядом, поспешил отвернуться. Да чего ж тут стыдиться?.. Опустившись на колени рядом, я приподнял его тяжелый широкоплечий торс. Вытер струйку темной крови, потекшую изо рта. Закрыл ему глаза. Поддавшись боли внутри, со всей силы прижал его голову к своей груди, но не смог даже облегчить ее – та запылала с удвоенной силой. Саднящая рана в груди, открывшись, стала разрывать меня на части. В горле зарождался вой... Мозг холодила жажда мести... Они заплатят! И тут раздался шум. Из засад повыскакивали люди и бросились в нашу сторону. В один миг мне хотелось устроить тут суд Линча, но... покосившись, обнаружил Пастуха, что рыдал в голос, согнувшись пополам и уткнувшись между коленей. Ярость схлынула, как волна цунами. Уши ловили приближение каких-то новых машин. Рев их двигателей внушал опасение. Нет, нельзя... Неуклюжий прыжок – и я встряхнул его за плечо, отрезвляя: — Пастух! – добившись, чтобы он посмотрел на меня, громко сказал – Сядешь ко мне на спину! Держись крепко! Его полные слез глаза, сначала все горя болью и непониманием, мелькнули искрой осознания. Я, кивнув сам себе и понадеявшись, что она была истинной, а не мороком, снял с плеча сумку и сунул ему, резко развернувшись, бросился к имперцу, что вырвался далеко вперед своих друзей от желания первым с нами расправиться. Кровь, хлынувшая мне в глотку из его сонной артерии, отдавала приятным вкусом. Я не удержался, чтобы не сделать лишний глоток... Медленно упали обрывки моей одежды (мда, набивается тенденция...), глаза быстро оценили положение вещей: десанта штук 50 (минус тот, которого я загрыз, 49), издали приближались какие-то машины – что-то вроде гигантских скутеров на снегу, на колеса прикреплены полозья, водитель находится в закрытой кабине. Величина – с приличный микроавтобус. Штук 12-ть. И скорость – под 100 км/ч. Значит, прибудут сюда где-то через полминуты. Боковое зрение уловило, как люди затормозили, не решаясь приближаться. Рядом корчился еще живой имперец. Пастух встал на ноги, не зная, что делать. Я подумал: «Память девичья!» и, напоминая, наклонил корпус к земле. Тот, сообразив, запрыгнул легко мне между лопаток. Некоторое время выискивал, за что бы держаться, и, найдя цепь от ошейника, крепко сжал пальцами. Тем временем машины приближались. По бокам темнели дула пушек. Сомневаюсь, что заряжены они обычными пулями... Резкий рывок с места – и я несся вперед во всю силу лап... Холодный морозный ветер бил в нос. Единственный путь к свободе – за цепочкой этих странных «скутеров». Над головой и рядом с лапами просвистели выстрелы. На крыше одного открылся люк, и в мою сторону полетела ракета. Пастух что-то крикнул. А мне стало смешно... Легкий маневр, прыжок – и меня под задние лапы чуть толкнула взрывная волна. Стесненные Печатью (в виде своеобразного намордника), мои челюсти оскалились. В горле заклокотало рычание. Фавн, поняв мои намерения, вжался в шерсть на моей шее, слившись со мной напрочь. Я прибавил скорости. Главное сейчас для нас – прорваться. А сбежать я смогу – эти лапы быстрее их двигателей... Когти глубоко располосовали броню «скутера». Водителя и его напарника раздавил весом своего тела, основательно потоптавшись. Цепь прорвана. Я, перепрыгнув через обломки, взял курс на темную полосу перед густым лесом. Оставшиеся 11-ть машин сели мне на хвост. Парочка снарядов Адского пламени им ничего не сделали. А, значит, у них имеются какие-то силовые антимагические щиты?.. Надо будет у Пастуха при случае спросить... Тот, легок на помине, опять что-то крикнул, стиснув мои бока ногами. В ушах шумел ветер и рев работающих за спиной двигателей – не разобрать. Он быстро это понял и наклонился к самому уху: — Это же расщелина! Шириной метров в сто! Разворач...! Дальше я не желал слушать – подпрыгнув чуть-чуть, заставил его замолкнуть. А цель приближалась. Ракеты взрывались едва ли не под лапами – удача, что задевало лишь осколками, которые отражались воздушным щитом. Водители «скутеров» напрочь выжимали педаль газа. Но угнаться за мной не могли. Понемногу, но отставали. Мои верные лапы... Расщелина приближалась, вырастая прямо на глазах. Пастух от страха сильней сжал пальцы на цепи ошейника и, не в силах больше на это смотреть, вжался лицом в шерсть. Опять что-то закричал (вероятнее всего, все то же самое). Я же фыркнул: верь мне, говорю. Секунды полета в воздухе растянулись в минуты, если не в часы. Обостренный нюх ловил миллионы запахов над черной пропастью, уши заложило от взрыва ракеты, что пролетела в каком-то полуметре от моего плеча и врезалась в деревья по ту сторону... Несмотря ни на что, это было красиво. Пастух, видимо, также поймав немного кайфа, закричал (уже в который раз) – но вероятнее всего, опять перепугавшись... Я, выставив перед приземлением вперед все четыре лапы, пропахал две приличные борозды в мерзлой земле. Ну а «скутеры» с их орудиями не могли перебраться через расщелину этим простым способом, так что им пришлось затормозить и сокрушаться. На прощание я послал в них шар из Адского пламени и особо твердых горных пород, которые горели в нем достаточно медленно. Пусть и не пробьет защиту, но соль на раны присыплет изрядно, надеюсь... Пробежал для общей безопасности еще с пару километров. Найдя маленькую щель в скалах, спустил на землю Пастуха. Нервы его были на пределе. Не желая доводить до срыва, предельно шустро перевоплотился за углом, оделся и поспешно вернулся: — Тебя не задело часом? – очень уж не нравилось выражение его лица. Тусклые, переполняемые слезами глаза глядели в упор на меня. Я, со всех сил борясь с головокружением (ну, как правило, мне просто необходимо потерять сознание на минутку-две, чтобы разум адаптировался вновь к этой ипостаси, но на этот раз пришлось это сдержать), приблизился на шаг (верней будет «приблизилась»). И то же мгновение меня крепко сжали, едва позволяя дышать, его руки. В груди также заныло невыносимо от боли потери: «Тошка... Такого хорошего парня... За что?»... — Ну, хоть со своей Кетти-Бри наконец встретится... – прошептала ему в плащ. Он кивнул слабо, буквально разрываясь от рыданий. А я едва не разрывалась от отчаяния и расширяющейся раны в груди, что кровоточила и кровоточила... В горле встал горький ком, колени были готовы подломиться, но его руки держали, не отпуская и прижимая плотнее. Если бы было в моих силах изменить прошлое... И если бы мое сердце позволило мне лить слезы – хоть легче бы стало... Но нет, ни то, ни, тем более, другое не зависело от моих желаний. Прошло минут 10-ть, прежде чем Пастух крайне нехотя оторвался, потирая глаза: — Поверить сложно... – и отвернулся (и чего ему опять стыдиться?!). — Ага, — отозвалась я глухо. Фавн, шмыгнув носом, посмотрел искоса: — Знаешь, а я и правда тебе завидую... – дрожащий голос на этот миг стал увереннее. — Почему? – посмотрела на него вяло, отстраненно проявив интерес. — Держишь себя в руках... в то время, как я такой плакса... – закрыл глаза ладонью. «Дурак, ничего ты не понимаешь...» — положила руку ему на плечо, пытаясь таким образом передать сочувствие и мое истинное состояние: — Я не держу. Просто так получается... – лицо являлось полной противоположностью того, что на самом деле творилось в моей душе – И, если бы мы могли... И тут Пастух, резко развернувшись, впился пальцами в мои локти до боли: — Скажи, почему?! – слезящиеся глаза загорелись яростью и ненавистью – Почему ты меня не винишь? — Что? – опешила в самом деле. — Почему не кричишь?! – будто и не заметив, приблизил меня к себе – Если бы ты тут металась в истерике и обвиняла, корила меня на всем, на чем свет стоит, заявляла, что до конца своей жизни не простишь и будешь презирать... мне было бы легче! «Легче? – в сердце укололо – Что за чушь?!»: — Это было бы неправильно. — Почему?!! – прорычал, уткнув лоб мне под подбородок и вновь заплакав. Ну вот что он со мной делает?! Горло свело спазмом, ни единого звука не удавалось протолкнуть, кроме какого-то жалкого скрипа и писка. С полминуты я боролась с этим, а потом, дав себе мысленную пощечину, резко отстранила его от себя: — Волчий Пастух! – встряхнув, взглянула как можно более серьезно – Вспомни, что ты фавн! А для фавна естественно доверять себе подобным! Пусть даже незнакомым и с виду непонятным! Вы – единственный народ, в пределах которого никогда не было и намека на междоусобицы! Вы всегда сплочались лишь сильнее, когда приходили сложные времена! Это – часть тебя! И если бы ты пошел против этого, то пошел против собственной крови! Ты не знал, что этот зеленоглазый под заклятьем П... – и не успела даже закончить предложения. — Под заклятьем или не под заклятьем – я должен был понять с самого первого взгляда! Иначе какой магией я владею?! – с силой оттолкнув, задрожал ни с того, ни с сего. — Замерз? – дотронувшись, неожиданно обнаружила, как изменились его глаза... Все еще красные, они горели всепоглощающей яростью, ненавистью, гневом и... неистребимой жаждой крови. По мне будто током ударило – и рука сама отдернулась. Шаг назад – но это, показавшееся мне плодом воображения расшалившихся нервов, не исчезло. Лишь стало яснее. Кулаки в кожаных перчатках без пальцев сжались: — Я помню, что обещал... Обещал, что порву их все на кусочки! – огонь запылал ярче – Но еще раньше я поклялся... своей жизнью... своей душой, что защищу вас! И сам же нарушил эту клятву! Поэтому... – чуть померк (что у меня даже мелькнула надежда, что...) – Поэтому я прямо сейчас вернусь и устрою им по полной!.. Его фигура с тихим шорохом скользнула мимо меня, что неподвижно стояла, не в силах пересилить себя, и онемевшей от очевидной мысли: «Да, все это время двигало им только это...». Между ушей замерла искра. Непонятно почему, но у меня получилось (хотя на это на восстановление требуется полчаса). Хруст ломающего кустарника и скрип слабого наста подтвердили, что все происходящее – не кошмарный сон... «Я не хочу этого! Не могу допустить!..». Именно это толкнуло меня рвануться следом, превозмогая боль в незримой ране от потери тех, кто был дорог в этом мире, чтобы хоть его уберечь от их участи: — Постой! – и, когда его спина резко приблизилась к моему лицу, с силой толкнул. Он, забарахтавшись в талом снегу, гневно и неприязненно посмотрел на меня: — Что ты вытворяешь?! Не мешай, прошу по-хорошему!.. — Ты последних мозгов лишился?! – срываясь на крик, сказал твердо и убежденно – Я не дам тебе этого сделать! — Я поклялся! Обещал не только вам, но и себе самому! – вскочил на ноги – Я держу свое слово, несмотря ни на что!.. — Даже если ты умрешь?! – схватил за плечо цепко, приблизившись вплотную. С минуту меня сверлил его взгляд: — Да. Это мой путь. И я от него не откажусь! Меня взяла злоба и раздражение, зубы до скрежета сжались: — Дурак безмозглый! — Кто? Я?! – взрыкнул недобро, нависнув. — Ну не я же! – выкрикнул ему в лицо. Кулак занесся, чтобы конкретно мне врезать. Я мог увернуться, но не стал... Пусть. Если это откроет ему глаза – пусть... Выше моих сил было выносить гримасу жажды крови на его лице. Видеть ярость и безумие в его приветливых серых глазах... Зашуршала в немой тишине его куртка. Кулак, разжавшись, медленно опустился. Он смотрел на меня в упор, в чем-то своем обвиняя и отчасти понимая, но решительности ничуть не убавилось (да не решительности – чистого упрямства!): — Я не отступлю. Отойди... – и сделал шаг вбок. Этому мне не захотелось мешать. Не было желания. Но хватку на плече не разжал. Без результата рванувшись, Пастух обернулся устало: — Ну что еще? – и прищурился (значит, терпение на пределе). И тут я решил пойти на крайние меры: — Ты уверен в этом? – голос был спокоен. — Да! – ответил тут же. — Ладно. Я спрошу еще раз... – покосился оценивающе – Ты в этом уверен? Раздумье длилось секунду ровно: — Да, уверен! — И готов на все ради этого? – без дрожи продолжил – Тебе ничто не сможет помешать? — На все! Ничто и никто! – выплюнул без запинки. Я на мгновение прикрыл глаза: — Хорошо, — не отпуская, повернулся и, открыв их, достал из ножен на его поясе охотничий нож, оглядел внимательно, будто видя впервые – Тогда я тебе помогу... На лице возникло недоумение. Я, не колеблясь (не было смысла), вложил рукоятку в его ладонь – холодную и неуверенно сжавшую пальцы, и отошел на полшага: — Об одном попрошу, — голос не дрогнул вопреки страху – Бей резко. Вот сюда, — указал на место, где проходили все жизненно важные сосуды – Или, лучше, вот сюда... – на сердце – Тогда буду сильно признателен... Лицо побледнело, кадык дернулся под кожей: — О чем... О чем ты говоришь?! – но пальцы продолжали сжимать клинок. Я не потерял самообладания: — Если ты поразишь меня этим ножом, мои силы станут твоими. Это прекрасный способ отомстить, сдержать слово... — Но ты умрешь! – выкрикнул в ужасе, попытавшись отдалиться. Но мои пальцы держали его крепко: — Без этого не обойтись. Но с моими силами ты сможешь остаться в живых... — Для меня неважна моя жизнь! – перебил испуганно, сжав зубы в бессилии и зажмурив глаза, ослабевшая рука выронила нож, который со звоном упал на мерзлую землю – Я не хочу никого больше в это втягивать... Это мое решение, и никто...! — Времени мало, скоро стемнеет окончательно, — перебил я его, подняв нож, и вложил обратно в руку, продолжая глядеть в упор и держать за куртку, в голосе по-прежнему – ни колебания – Бей! Пастух, разъярившись в момент, оттолкнул от себя, вырвавшись из хватки и бросив нож подальше от нас обоих: — Как ты можешь такое говорить, дубина?! Я не могу причинить тебе боль и тем более... — А что ты сейчас делаешь, по-твоему?! – огрызнулся на него, сжав кулаки до хруста в суставах – Заявляешь напрямик, что идешь на смерть ради какой-то сраной мести! И еще хочешь, чтобы я спокойно стоял в стороне и... наблюдал, ждал... Да ты сам себе противоречишь! Ты обещал... Да мне плевать, что ты обещал и кому! Я не хочу, чтобы ты из-за этого расставался с жизнью!.. — Я должен...! — Да ничего ты не должен! Никому, и себе в том числе... – отвел глаза в сторону – Я не хочу отпускать тебя. Уж прости, но это выше моих сил, — и покосился решительно – Так что не медли. Пусть я умру от твоей руки напрямую, чем косвенно... — Что ты...? – глаза потрясенно расширились. — Что я имею в виду? – продолжив за него, вновь повернулся – Разве я смогу нормально жить дальше, зная, что позволил тебе пойти на смерть... ради этой чуши?.. Извини меня, конечно, но иметь целью в жизни месть – полнейшая чушь. Бессмыслица... — Но ты же тоже хочешь отомстить! — Да, хочу, не отрицаю! Но... – лишь тут мой голос дрогнул — ...я не хочу, чтобы жертва их стала напрасной. Только поэтому я живу дальше, доходя до трусости. И готов умереть только ради кого-то и чего-то стоящего, а не ради глупого обещания. Не могу позволить тебе пойти тропой тех, что подыхают по приказу и называют это образцом патриотизма... Пастух выпрямился, искренне пытаясь додуматься: — Не понимаю, о чем ты говоришь? Я ответил просто, не мудря больше, глядя ему в глаза: — Скажи мне, что изменится, если ты сейчас пойдешь к ним и умрешь, утащив следом пару-тройку десятков людей из десанта и поломав штуку-другую этих агрегатов? В ходе войны что-нибудь изменится? Сам Президент будет скорбеть о твоей потере и в твою честь устроит праздничную панихиду? – фыркнул, не скрывая сарказма – Черта с два! Честные республиканцы будут умирать и дальше, а вспомнит о тебе только разве что Генерал, когда будет перебирать отчеты с фронта и увидит твое имя в списке павших. Вспомнит – и тут же забудет. Потому что ты, я, Тошка, все отряды, что он на фронт отправляет – лишь фигурки на шахматной доске. Он стратег не слабее имперцев. Он, не колеблясь, пожертвует пешкой ради захвата ферзя или слона... — К чему ты...? – тон стал настойчивым. — Не перебивай, — вставил бесстрастно – О тебе, о Тошке, о Ко’те, о Паркере смогу вспомнить только я. Но я не стану, уж прости меня ты, и пускай простят они... — Почему? – едва ли не шокировало его это заявление. Ответ мой был в противоположность остальным тихим и слабым: — Потому что с твоей смертью я смогу жить, лишь позабыв обо всем. Потому что рана вот здесь... — положив ладонь на середину груди, сжал с подступившей болью — ...не заживет никогда. Будет гноиться с каждым разом все сильнее, когда я буду вспоминать о вас... – посмотрел на него, пытаясь передать то, что чувствовал – Пусть телом я буду жив, но душой... стану мертв. А я не хочу так умирать!.. На этом все. Больше сказать просто выше моих сил. Разверзнувшаяся рана болела, не давая думать. На его лице не пропала решительность вопреки всем стараниям... Значит, без результата. Он пойдет на смерть ради этой глупой клятвы, позабыв обо всем... И все мое существо знало, что остановить во второй раз не получилось бы... Глаза закрылись, уже готовясь принять судьбу живого призрака... ...как объятья сомкнулись сначала на моей спине, а потом, не размыкаясь, на поясе, опустившись с громким в безмолвии леса шорохом куртки, лицо уткнулось в мой тощий живот, дыхание прерывалось от сдерживаемых слез: — Прости меня... – стоя на коленях и прижимаясь сильнее, бормотал без остановки – Уж прости, если можешь, Неясыть... Ну что я мог сделать в такой ситуации?..