Ошибки жизни

Неясыть неспеша повернулся к незнакомцу сначала лицом, а потом и всем телом. Тело обоих было напряжено, как у приготовившихся к атаке хищников. Меня буквально парализовало ощущением силы этого неизвестного, который убил деда Каена и его самого (вполне возможно, и отца). Перед схваткой с кем-либо всегда необходимо оценить противника, и для этого есть специальное чутье у каждого из существ, имеющих хоть какие-то сверхъестественные способности. Мне думается, что это даже на уровне ДНК. И, кажется, это явление называется «давление силы». Более сильный противник, оказывая его, может лишить малейшего желания связываться. Меньше конфликтов и меньше крови... Да, способности в магии у меня невелики, и лучше бы убраться отсюда подобру-поздорову, но... Не видно смысла. Он хотел нас убить. Не припугнуть, не прогнать, не навести страху, не предостеречь, чтобы не совались не в свои дела... а именно убить. Это неистовое, ярое желание сквозило... нет, горело в давлении его силы. В его глазах мелькало желание полюбоваться тем, как мы будем захлебываться в собственной крови и медленно-медленно испускать дух... Я не чувствовал сил хотя бы шевельнуться, потому и стоял, чтобы не выказать своего страха и трепета. Но на Неясыть это давление, похоже, производило мало эффекта. Холодный желтый глаз сверкнул: — Как твое имя? – голос был похож на шелест листвы. — Бальтазар, — ответил он без запинки, держа на плече странное оружие. Я раньше такого никогда не видел. В форме двойной косы в количестве двух штук, что скреплялись между собой длинной цепью. Острое. И неудивительно, что «это» с такой скоростью и легкостью отрезает голову за раз... Внизу живота у меня сжался кусок льда. Гончая, будто прочитав мои мысли об оружии, спросил: — А что это у тебя за жнец такой? – голос оставался без тени эмоций. Тот, подняв одну из кос над головой, немного пафосно ею взмахнул: — Это не просто жнец, малыш... Это оружие, которое разрежет вас на сотню тысяч кусочков до того, как вы обделаться успеете со страху! И называют его казашири! Неясыть, вздрогнув от слов «разрежет вас», вжался в мое плечо спиной. Его взяла крупная дрожь, а рубашка промокла от нервного пота насквозь. Во мне же вообще не было сил даже шевельнуться. — И зачем же тебе нас разрезать, Бальтазар? – голос же не сдавал позиции. Он подступил на шаг – расслаблено, в уверенности, что мы никуда не денемся: — Я состою на службе. У мистера Хальзе. Фамилия тупая, но платит отменно... – и, резко согнув колени и сверкнув глазами, замахнулся оружием – И он хочет получить ваши головы, ребятки! Раздался короткий свист. Я под действием зашкалившего в крови адреналина едва уклонился в сторону, пропуская его рядом с собой. И это стало ошибкой. Крутящееся лезвие по немного измененной траектории мгновенно вернулось обратно, уже точно метя на то, чтобы разрубить меня напополам... И раздался скрежет. Гончая, стоя на полусогнутых, с тяжелым дыханием держал свою сумку перед грудью, а в ее пряжке натужно скрипело одно из обоюдоострых лезвий. Но было понятно, что скоро и она не выдержит. Звякнула цепь, натянутая Бальтазаром – и пряжка звонко треснула, позволив закругленному концу лезвия пройти дальше и на полсантиметра войти в грудь. Я отступил на шаг, сгорая от стыда и гнева на себя – не сумел и от холодного оружия уклониться... Но он меня не стал винить. Уголок рта дернулся от боли, но на самообладание это никак не повлияло: — Бальтазар... это наш с тобой разговор. Сначала попробуй разобраться со мной! – и тут же резко развернулся, высвободив лезвие. Охотник за головами вновь положил свое оружие на плечо: — Ну, если ты так хочешь... – наклонив одно из лезвий, поймал языком упавшую каплю крови и облизнулся – Ладно, симпатичноглазый ты мой... Если ты сумел остановить мой казашири, то, думаю, сможешь повеселить меня... Ураганным прессом меня отбросило подальше, в грудь не больно врезалась сумка, спасшая мне жизнь. Я, уняв заколотившееся сердце и поняв, что могу только помешать ему, замер, в любой момент готовясь избежать косвенного удара. Остается только это. Потому что если у кого и есть шанс справиться с этим психом, то лишь у Неясыти, что был рожден раньше даже сына Господа... и, понятное дело, что и прожил больше... Налетевший порыв ветра зашумел тканью широкой рубашки с плеча покойного Каена (от судьбы, похоже, не уйти так легко, как кажется на первый взгляд — несмотря на то, что мы его спасли...), в середине груди расплывалось темное пятно. Но взгляд горел... ...и по непонятному мне сигналу оба сорвались с мест. Внутри меня все замерло с первой же доли секунды, когда я понял, что охотник за головами пропал из поля моего зрения, в то время, как Неясыть застыл, словно чего-то выжидая. Хотелось крикнуть: «Шевелись, иначе он тебя убьет!», но удалось сдержаться – моя душа решила ему довериться. Если Гончая умудрялся выжить все эти века, в бесконечных войнах новых и новых держав, боровшихся за главенство на территориях всей планеты, то наверняка не сдастся так легко одному противнику. Мелькнула чья-то неуловимая тень. Я моргнул, пропустив все. На покрытую толстым слоем инея землю упала горячая темная капля – и мой духовный брат уже стоял, пригнувшись, сжав зубы в оскале, а по виску струилась кровь, капая с подбородка. Он, если и успел увернуться от удара, то не полностью. Мне стало страшно: неужели...? Его противник, возникнув будто бы из ниоткуда там, где исчез, хмыкнул едва ли не с презрением: — Ха, это же была самая простая атака! Что-то ты слишком... Но Неясыть не дал ему договорить – бросился вперед, без предупреждения, не меняя позы, с места, где долю мгновения назад стоял, словно бы ослабленный. Но странное оружие прервало его нападение – прыжок назад, на плече проявилась тонкая полоска. Разные глаза, лишь на мгновение скосившиеся на нее с неким страхом, вновь переключились на Бальтазара, выслеживая каждое движение, жест и перемену в мимике – все, что может послужить сигналом начала атаки. Но я лично ничего не мог заметить и дать ему знать – меня все глубже и глубже поглощал ужас... И снова, будто по сигналу, бой продолжился. Мой духовный брат, прыгнув в воздух на высоту под метр (и через долю секунды в это место врезался казашири, вонзив свое лезвие почти до упора), перескочил через небольшой валун (который через еще меньшее время раскололся надвое), побежал по дуге к пустому месту, в котором в ту же секунду появился силуэт охотника за головами, приготовил заклинание... ...и откатился в сторону, оставляя кровавый след. Я сумел остановить рванувшееся к нему свое тело, все же невольно вскрикнув вперемешку с глухим хрипом. Бальтазар, вновь появившись из ниоткуда, покосился на меня и, противно улыбнувшись, облизнул губы. Меня передернуло от омерзения. Убийца... На подламывающихся, дрожащих руках Гончая приподнялся. И Бальтазар уже стоял над ним, держа одну часть оружия на плече, вторую – лезвиями вниз. Мои глаза даже не уловили момента, когда он там появился. Разные глаза сверкнули ненавистью: — Продажная тварь... – и кое-как сумел сесть на корточки, зажимая глубокую рану на правом бедре, вокруг которой брюки уже насквозь кровью пропитались. Мое сердце ушло в пятки: если он такими темпами будет получать раны и терять кровь, то уже через минуту... Его противник, не пытаясь ничего сделать, хотя жертва и находилась в манящей близости, сказал едва ли не мрачно: — Как и думал, ты слабак... – и, подбросив одну косу в воздух... ударил в лицо кулаком. Тем не менее, силы в этом ударе было столько, что тот отлетел на пару метров. У меня вопреки совести в голове появилась мысль: «Надо отсюда смываться!». — А поначалу мне показалось... – запустил в него одной косой – тот чудом увернулся, все же не полностью: и на правом рукаве появились алые следы — ...что ты чего-то стоишь, симпатичноглазый... Но, похоже, что мое чутье немного притупилось, — и, когда он без сил рухнул на бок (мне хотелось закричать, прикрыть его собой, сделать все, что угодно, лишь бы прекратить это! но оцепенение не давало мне это сделать) и снова попытался встать, замахнулся и пустил казашири по воздуху в его сторону... Что-то в моей груди треснуло – наверное, последняя нить, державшая от падения в чистое безумие... Место, где лежал Неясыть, и куда Бальтазар послал клинок, скрыло облаком поднявшейся снежной пыли, сверкая холодными огоньками... В горле встал спазм: «Это конец... Хорошо, что хоть я проживу ненамного дольше...» — пальцы изо всех сил впились в его сумку, что лежала у меня на коленях... Но глаза остались сухи, потому что внутри все существо буквально пылало от ярости... — Ты что, не знаешь границы? – с неподдельной насмешкой фыркнул Бальтазар. Я невольно вздохнул от радости – Гончая лежал животом вниз в нескольких сантиметрах от вонзившегося в землю лезвия... Грудь часто вздымалась, упертые по бокам тела руки пытались поднять его, но без результата... А внутри меня возникла странная уверенность и порыв: хватит! — Эй, дистрофик с серпиками! – голос вопреки клокотавшему страху был громок, тверд и уверен – Перестань издеваться над безоружным и иди ко мне! – «Надо дать шанс ему сбежать! Ну же, брат не по крови, не медли!..». Он, хихикнув, повернулся ко мне: — Малыш, да и отсюда видно, что ты едва сдерживаешься, чтобы в штаны не наложить. Но ладно, раз уж ты так просишь... – нарочито неспешно шагнул – Да и какая разница: одного слабака сначала, или другого... Внутри меня сжался холодный колючий ком, перемещаясь вниз по животу. Ладно, если это поможет ему остаться в живых... Уже стал выпрямляться, как... — Не смей трогать его! – рыкнул низко Неясыть, едва держась на дрожащих ногах (и когда он успел встать?), глаза горели неистовым пламенем сквозь мутную пелену – Я еще жив, и не смей поворачиваться ко мне спиной!.. Тот, даже не вздрогнув, повернулся к нему обратно и, посмотрев в упор каких-то пару секунд, безудержно рассмеялся в голос: — Ха-ха-ха! – и тут же раздраженно выплюнул – И когда же ты сдохнешь?!.. Следующий удар последовал незамедлительно: одна коса, во вращении казавшаяся сплошным диском, за долю секунды преодолела расстояние, их разделявшее, я только и успел крикнуть: «Нет!» — и сделать жалкий бросок вперед, который ничего не смог бы изменить... Вот теперь точно все... Колени пробрала дрожь... Но... где же запах крови? Его же наверняка должно было пополам... Бальтазар, уже решив вернуть себе оружие рывком цепочки, не смог этого – то не поддавалось. Тихо чертыхнувшись, дернул сильнее – и все тот же результат... И, когда облако морозной пыли рассеялось... Неясыть стоял практически в той же позе, разве что за спиной, в обеих руках... была зажата одна из кос! Охотник за головами еще раз дернул за цепь – это едва его сдвинуло относительно исходного положения, поза не поменялась. Все его тело словно бы обратилось в статую. Глаза сверкнули огнем: — Вот и все... – и тут с тыльной стороны левой ладони сорвалась сиреневая искра и, треща, побежала ветвящейся молнией по звеньям цепи к Бальтазару. Тот, выдержав первый удар со сжатыми зубами и попытавшись нейтрализовать ее своим заклинанием, все же не вытерпел и отпустил рукоять второй косы... С легким свистом весь казашири оказался в руках Гончей, который, непринужденно, будто не впервой, взмахнув им, вытянул вдоль тела. Но за спиной, привязанный ремнями, у его противника оставался запасной... и вот теперь и он был готов резать и кромсать. В воздухе эхом отдался жуткий смех: — Малыш, неужели ты надеешься, что сумеешь справиться со мной моим же оружием?! – хихикнув еще раз, со звоном распустил сзади петли цепи – Не смеши! Я больше 10-ти лет потратил лишь на то, чтобы научиться его правильно бросать! Тот и бровью не повел, лишь легкий ветер шевелил челкой. А в уголке рта таилась сдерживаемая улыбка... С пронзительным свистом охотник за головами запустил в него запасной казашири – раздался звон, и коса врезалась в землю далеко в стороне. Неясыть чуть подтянул к бедру отчего-то выпавшую из руки одну из кос... «Нет, — полыхнуло огнем в моих мозгах – Он ее не уронил. Он ее метнул!..». И наконец-то в моей груди теплилась надежда на то, что все будет хорошо... Бальтазар, выругавшись себе под нос, резким рывком вернул оружие обратно: — Хм, всего лишь случайность! – и, перехватив рукоять поудобней, метнул вновь. И на этот раз я различил все в малейших деталях: сверкающий диск приближается стремительно и неумолимо, целясь в голову, Гончая чуть пригибается и от плеча, изогнув всю руку, метает одну из своих кос, которая точно сбивает с траектории ту. И на этот раз никто из нас не мог списать это на случайность. Противник отступил назад: — Да как ты смеешь?! – при этом наблюдая, как тот привычным рывком возвращает себе оружие и, легким приемом перехватив цепь у самой рукоятки, начинает раскручивать над головой – Во всей Империи я один... Неясыть его перебил холодно-ироничным тоном: — В Империи на данный момент – возможно, да. Но, знаешь ли, во все времена в мире существовали школы, в которых учили обращению и с этим, и со многими другими видами оружия... – не делая лишних движений, вновь отбил новую атаку, не перестав даже вращать косу – А уж в мире, где смысл жизни – борьба за нее, неумение владеть основными видами оружия – не просто недостаток, это позор!.. — Не заговаривай мне зубы! – поняв наконец-то, что оружием его не достать, напал в лоб – Ты, хилый пацан, еще не дорос...! Пламенное заявление прервал хруст раздираемой плоти. В ночном свете блеснули разные глаза, отразившись от окровавленного лезвия, насквозь проткнувшего грудь Бальтазара: — Ты, похоже, никогда не любил собирать информацию о своих жертвах. Потому что если бы потрудился, то знал бы, что адские Гончие с рождения имеют врожденные задатки обращения с любым колюще-режущим оружием. И еще... – на мгновение замолк — ...это оружие называется не казашири, а казешини. «Ветер Смерти»... И главная слабость того, кто его использует — отсутствие ближней защиты... Из горла охотника за головами хлынула кровь. Глаза заволокло пеленой. — Впрочем, для тебя это уже неважно... Труп рухнул ему под ноги. За ним со звоном последовало оружие, что на самом деле зовется «казешини», которым хитростью сумел завладеть мой духовный брат... А мои глаза отказывались в упор поверить в то, что сейчас произошло... Победил... Тот продолжал стоять: неподвижно и странно напряженно... А потом мое тело среагировало само собой: легким скачком оказавшись на ногах, в несколько прыжков оказалось рядом и подхватило его, внезапно ослабевшего и не подающего признаков сознания. И сквозь футболку мне на кожу тут же засочилось что-то горячее и пряно пахнущее. Я, сжав зубы, подхватил его на руки и понес внутрь опустевшего дома. Хорошо, что соседи сейчас гуляли на празднике и не видели всего этого. Да и труп этого охотника за головами обнаружат наверняка не раньше утра... Оказывается, завладеть оружием у него не получилось без серьезной цены – прямо на животе красовалась глубокая рана. С ней пришлось возиться дольше всего. Хорошо, что в аптечке нашлись антибиотики и плотные прорезиненные бинты. Начинался жар, но его удалось вовремя сбить лошадиной дозой лекарств. Наверное, нормальные люди от такого погибают, но Неясыть оказался немного крепче их. Но и только, что крепче. Жизнь в нем держалась лишь благодаря силе воли... Прошло 3 часа, а я уже 6-ть раз применял излечивающее заклятье (если учесть, что его я знаю очень плохо, то помощь была от этого мизерная), и никаких сдвигов в желательную сторону не наступало. Но лишь одна мысль, что я могу его потерять, заставляла идти дальше... Тело хотело метаться из стороны в сторону, в горле клокотал сдерживаемый крик отчаяния, но я сдерживал себя, как мог, твердя без устали: «Он не умрет. Он выживет, и мы еще надерем всем задницы... Все станет, как прежде, чтобы я смог в следующий раз его уберечь!.. Ведь еще столько хотелось сделать вместе!..»... Видимо, на полчаса мой мозг отключился. И глаза резко раскрылись, боясь увидеть, что веки больше не подрагивают, а губы не шевелятся будто бы в сонном бормотании... но нет – он лежал: без сознания, на грани, но еще живой. По спине пробежал озноб – в помещении холодало. Правильно, окно же мы разбили, вот и поддувает... Накрыл его одеялом получше. Рука моя неосознанно нашла одно из собачьих ушей среди взъерошенных волос и немного потеребило пальцами. То чуть дернулось, словно сопротивляясь, голова повернулась вяло, громко зашуршав подушкой в гробовой тишине, ладонь моя коснулась холодной щеки с татуировкой в виде иероглифа, которая, напротив, горела, как пламенем. Все же странно... Веки, дрогнув в последний раз, медленно открылись... — П... Пастух?.. – туман чуть прояснился, проскочило недоверие – Ты?.. Я, тут же забравшись на кровать с ногами, улегся вплотную, постаравшись не потревожить его раны, и прошептал: — Ну а кто же еще?.. – и, не выдержав, прижал его лоб к своим губам, выпуская слезы наружу – Все будет хорошо, не беспокойся... Тот, вздохнув поглубже, осторожно вывернулся (вовсе не намереваясь этим обидеть или показать, что ему больно – просто не привык к подобным вольностям – уж я-то знаю...): — Значит, я жив... – голос прозвучал немножко бодрее. — Конечно-конечно! – поспешил заверить я, вытерев все набегающие капли – И еще проживешь много и много лет!.. Губы его расплылись в слабой улыбке признательности: — Надеюсь... но сомневаюсь... – и посмотрел в окно за мной. В груди, рядом с сердцем, ощутимо дернуло чувство тоски: куда смотрят эти глаза? В какие дали? В какие века? И тут Неясыть снова поглядел на меня в упор: — Мы где? — В доме Каена, — ответил коротко и, чтобы отвлечь, добавил – Пока ты не пойдешь на поправку, я наложил заклятье для отвода глаз. На этот раз точно получилось... – «Хотя раньше никогда не выходило...» — Так что беспокоиться тебе не о чем... — Почему?.. — Что? – не понял. — Почему ты успокаиваешь меня, словно ребенка? – на лице скользнуло что-то сродни неодобрения – Я же врал тебе. Обманывал... Только когда он об этом напомнил, я и вспомнил. И набрался смелости начать этот сложный разговор, не откладывая до более подходящих времен: — Обещаю и клянусь, что прощу тебя, если получу откровенные ответы на свои вопросы и желательно – узнаю причины твоего такого поведения. И без компромиссов. Гончая, поморщившись (от боли, наверное), кивнул со спокойным выражением на бледном лице: — Задавай. И пусть души погибших сегодня будут свидетелями: я не солгу, не стану говорить не всей правды. Иначе не дожить мне и до рассвета... Задавай. Мне стало по меньшей степени неловко: — А, может, сейчас не стоит...? — Я в полной норме. Котелок варит. Давай, не тяни... Я, сглотнув и постаравшись очистить голову от посторонних мыслей, сел по-турецки все так же осторожно, положив руки на колени: — Прошу, отнесись к этому серьезно... – глубоко вздохнув для смелости (при этом на его лице появилось однозначное выражение: «Как будто я и без того не серьезен...»), выпалил – Это правда, что мы с тобой духовные близнецы? – «Если скажет «нет»...». Тот, не выказав бурной реакции, не отвел пристального взгляда: — Как будто знал... – и, когда я уже был готов закричать от злости, ответил – Правдой было, правдой и остается. Родились мы в одно время. С разницей в 2621 год. Но это ничего не меняет... Меня это удивило: — А разве... так бывает? — Конечно. Ну, настолько большая разница нечаста, но год-два или 10-ть – это вполне закономерно... На душе ощутимо отлегло и кольнуло от неловкости за свое недоверие: — И где ты родился? — В городе Хауф. Это на юге, там сейчас сплошные пустыни... – сосредотачиваясь, закрыл глаза и без моих дополнительных вопросов продолжил – Сразу после этого меня забрал кровный отец. И понятно, куда – в Ад. Мир, в котором зимой дубняк аж до -130, а летом пекло до +165. И, если хочешь знать, почему туда попадают души всяких грешников, то я могу рассказать... – приоткрыл один глаз – Хочешь? Я только кивнул, заинтересовавшись сменой темы. — Когда кто-то рождается, его душа чиста, как белый лист. Назовем ее «заряд-ноль». И, когда этот «кто-то» совершает добрые дела – бескорыстно, подчеркну, из благих побуждений, то душа в некотором роде меняется под влиянием всего этого и назвать ее мы можем «заряд-плюс». И наоборот, если из детеныша вырастает подлец, подхалим и полная скотина, то душа его противоположна – «заряд-минус». Но, понятно, идеала ни в том, ни в другом случае не бывает: и добрый самаритянин может встать ни стой ноги и незаслуженно обругать близких, и закоренелый убийца может, перебив жестоко всю семью, взять на воспитание их маленького ребенка... Поэтому заряд чаще всего смещен в одну из двух сторон незначительно... Впрочем, и этого хватает, — с полминуты восстанавливал дыхание – Этот мир, Ад и Рай – три самых близко расположенных, и разделяет их довольно тонкие грани. После смерти душа некоторое время остается здесь, но в конце концов ее притянет в один из соседних миров. Вот тогда и наступает очередь зарядов. Изнаночная грань Рая заряжена отрицательно, а грань Ада – положительно. А противоположные заряды притягиваются. Души попадают в то или иное место, и вновь материализуются – в этих мирах высока концентрация частиц, что составляют первоначальную основу любого вещественного тела, и при наличии штуки, которая может дать нужную информацию, образуют его заново. Вот душа и становится этим «носителем информации»... Все проще, чем кажется... Я деликатно вставил: — А в этом мире есть эти частицы? — Есть, но в мизерном количестве, и в особых местах... И кстати, — лукаво покосился на меня – Хочу сказать тебе то, что тебя шокирует. Да, Ад – еще то милое местечко, но существа, его населяющие, считают этот мир настоящим адом!.. Не скрою – его слова меня действительно глубоко шокировали. — И все потому, что здесь так мала концентрация этих частиц – «экто», как их зовут часто. Те, что слабы в магии, вообще не могут тут продержаться дольше получаса, а те, что имеют достаточные способности, сплетают целую сеть сложных заклятий, чтобы себя оградить от пагубного влияния здешней атмосферы... — Так ты...?! – я резко к нему повернулся. — Да нет, ты что?! – отмахнулся небрежно он – Мне что здесь, что там – все едино... Хотя, если подумать... – нахмурился — ...там, кажется, дышалось немного легче... — Легче... – задумавшись ненадолго, осторожно спросил – Тогда почему ты здесь? Он, как-то странно сверкнув глазами, на мгновение покосился в сторону, а потом – обратно на меня: — Жить в Аду можно только на тонкой границе весны. Поэтому существа, населяющие его, постоянно кочуют. Да и то на ней немного мест, где есть все условия для жизни. И за них идет постоянная борьба. Тот, кто не способен бороться – мертвец. Каждый день ты кого-то убиваешь, чтобы не убили тебя или кого-то из твоих близких, отбираешь кусок у другого, чтобы съесть самому или накормить своего еще неумелого детеныша... Это закон. Сначала спаси себя, а потом – тех, кто рядом с тобой. И неважно, какой ценой... — Поэтому...? — Нет. Я не восставал против таких порядков. Меня все устраивало. Гончие живут одной стаей, чтя законы, которые наказал исполнять Гарм, один из которых, первостепенный, «Даже под страхом небытия нельзя идти против сородича». Иначе... сам знаешь. Вот я на этом и прокололся... — Ты...? — Не напрямую, — вновь не дал мне закончить – К 520-ти годам я возглавлял небольшую группу. И тогда повел ее против клана вампиров... – заметив, как я вздрогнул, слегка усмехнулся – Нет, это другие... Хорошо владеющие магией и имеющие крылья. Те, что живут здесь, совсем другое дело... Об это их холодное каменное тело все зубы себе сломаешь... А у тех была горячая плоть... – понизил тон – Ведь Гончие, как помнишь, питаются живой плотью и кровью... Я звучно сглотнул – такое забудешь... — В общем, я их повел... и всех потерял. Вернулся один. Мог вернуться кто угодно, хоть самый неопытный щенок – и ему бы и слова не сказали, а вот предводитель... Равно предательству. Меня судили и изгнали. Сюда, запечатав мою силу... — Эти...? – коснулся одной из его повязок. — Нет, — мотнул головой – Эти я наложил сам, позже, когда мне надоело каждый раз держать себя в руках, чтобы не устроить погрома посреди населенного пункта, да и чтобы не донимали другие одаренные... Вот это, — коснулся указательным пальцем иероглифа на щеке – С ней я не могу сплести магию сложнее среднего уровня силы. Снять ее, как и наложить, может только сам Гарм... Недолгая пауза. — Повезло, что я спокойно могу питаться и обычной пищей... – прогнав со своего лица горечь, поглядел на меня внимательно – Ну, что еще хочешь знать? Мне не хотелось больше продолжать. Потому и спросил напоследок: — Ты хочешь вернуться? – при этом готовясь принять с пониманием любой его ответ. — Если бы это у меня спросили лет эдак 700 назад, то, возможно, я сказал бы «да», но вот сейчас... – закусив губу интригующе, вдруг улыбнулся – Неа, не особо. Здесь мне веселее. Тем более, что смысла нет хотеть обратно... Мои губы тоже не удержались от улыбки. И тут я заметил, что клюю носом. Неясыть, хмыкнув с пониманием, отодвинулся: — Ложись. Тебе тоже надо бы отоспаться... Я пристроился вплотную, лицом к нему и, зевнув протяжно, снова спросил: — И что будем делать потом? Он задумался, глядя в темный потолок: — Неплохо было бы вернуться поскорее в штаб, но... Этот Хальзе... Кажется мне, что для скорейшего окончания войны нам надо от него избавиться. А то неровен час – и его охотники будут охотиться за одаренными уже по ту сторону границы... – и коротко глянул на меня – Но я могу пойти и один, если хо... Я перебил резко: — Я с тобой – и точка... — пусть мне и не нравилась перспектива нового убийства. Тот не стал возражать и просто закрыл глаза. А у меня вырвалось легким, как ветер, шепотом, из самой глубины моей сущности: — Я люблю тебя – и не оставлю, что бы ни случилось... — Знаю, — отозвался так же тихо – Потому и умру вместе с тобой...