Ошибки жизни

Глаза с огромным трудом открылись, и в них ножом ударил яркий свет от ламп дневного освещения (проще говоря, люминесцентных). В теле ощущалась огромная тяжесть. Конечно, без перерыва драться, пусть и с людьми, но владеющими оружием, которое может лишить способностей и убить в одно мгновение... Меня им не задело ни разу, дело было совсем в другом... Что-то ударило мне в голове. Не в голову, а именно в голове. Словно там был молот, и им со всей дури шандарахнули об череп прямо изнутри. Прояснившееся сознание в одно мгновение поняло, что вероятнее всего, нас схватили. Но понадеялось, что хотя бы Неясыть успел... Его тяжелый стон раздался совсем рядом. В груди кольнуло: не вышло, значит... Ну, я его в этом не виню. С его стороны, уверен, было сделано все возможное, и ничего нельзя поделать, если Гарм отказался снимать Печать, а уже принятое решение не отменить. — Эй, ты как? – спросил шепотом я, с некоторым трудом различая его в пелене на фоне серой стены в ярком свете ламп. Тот тяжело пошевелился, скованный в плечах, поясе, запястьях, коленях и в шее крепкими ремнями, и, открыв глаза, тут же зажмурился: — Херово... – чуть приоткрыл левый – А ты? — Не лучше, — отозвался, пытаясь пошевелиться и обнаружив, что связан таким же способом, к креслу с подлокотниками (милая пародия на электрический, для казни) – И что теперь делать будем? Он помолчал некоторое время, а потом, подозрительно оглядевшись по сторонам – комната внешне была пуста (но это еще ничего не значило), бросил: — Выбраться будет сложнее, чем заключенному из человеческой колонии... Окованная железом дверь натужно скрипнула. — Я вас не отрываю от милой беседы? – и вошел сухой мужчина явно преклонных лет, лицо, испещренное морщинами, выражало крайнюю степень насмешки. Неясыть пронзил его уничтожающим взглядом: — Лучше уходите! — Кто вы? – спросил я: «Все равно нечего терять». Тот усмехнулся еще больше: — Мда, подготовились, не узнав моего лица... Позор! Зовут в народе меня мистер Хальзе или Всезнающий – в нашей организации. Или вы даже о ней ни слухом, ни духом? — Тоже мне! – фыркнул Гончая, глядя в стену демонстративно – Знать все на свете не может никто, там более – человек! Для этого у него жизнь слишком коротка!.. «Что этот дурак вытворяет?!» — застыло на губах, а глаза мои впились в духовного брата, пытаясь донести, что подобное поведение нашего положения не улучшит никоим образом. Но он на меня не обращал внимания, будто меня и нет. — Но есть многие другие способы... – хотел было начать новую речь человек, сложив руки перед грудью, как Неясыть вновь его перебил: — Чего ты он нас хочешь? — Догадки на этот счет имеются в твоей чудной головке? Разные глаза прищурились, кулаки сжались: — Доскональное изучение, а затем – сплошные эксперименты и опыты, пока мы не подохнем на пределе наших возможностей, и мозги наши не превратятся в кашу... По спине моей пробежал могильный холод – с таким безразличием это сказано... — А, оказывается, немного мозгов у тебя есть, — приблизившись к его креслу вплотную, занес руку над его головой, поправляя проводки на спинке – А я уж думал, что Гончая в твоей крови окончательно тебя обдурила... «Этот человек знает, что он – Гончая?!». И за долю мгновения до того, как Неясыть успел сообразить, тонкие пальцы ловко выхватили из растрепанных волос ухо и сжали. И в глазах тут же встал ужас и отвращение: — Отпусти...! – голос стал похож на шипение, челюсти, сжавшись, задрожали. Я невольно рванулся, желая ему помочь – и, понятное дело, тщетно. Не понимая толком, что происходит, захотел спасти. Потому что подобные эмоции... Хальзе, с улыбкой покосившись на меня, все также несильно, как и держал, дернул ухо – и от стен со звоном раздался полувизг: — Нет!!! – он заметался, словно припадочный, но сделать ничего не мог – ремни сидели и держали крепко – Пусти!!! И тот, не теряя невозмутимости, разжал пальцы. Гончая обмяк, часто дыша и, чуть придя в себя, с беспредельной ненавистью и желанием порвать на куски посмотрел: — Ублюдок!.. Тот потер между собой пальцы, которыми держал его ухо: — Да, магия Ада чужеродна для меня... Хоть ты и получеловек, но... — Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь подыхать... Голос был у него такой, будто это говорил не он, а... тот же Гарм, к примеру! Жажда крови и убийства ради убийства – вот что читалось в каждом звуке этого голоса. Но Хальзе и бровью не повел: — Норовистый. Ну ничего, подход мы к тебе найдем. Ты еще выдашь секреты своей крови... – повернувшись к нему спиной, как-то странно взглянул на меня – Выдашь, и будешь это делать с удовольствием... Дверь захлопнулась за человеком, щелкнули закрываемые замки. Повисла тишина. Значит, тут полная звукоизоляция – неплохо устроились... — Пастух... – раздался тихий полушепот – Ты можешь пообещать мне кое-что? Я непроизвольно насторожился, заметив, что лицо его в противоположность тому, что было ровно одну минуту назад, спокойно: — Если это в моих силах. — Вполне, — полуприкрыв глаза, погрузился в себя – Если со мной что-нибудь случится, вернись в штаб и попроси дать мое досье. Там хранится CD-диск в конверте. Передай его на почту «до востребования». «А нас не могут подслушивать?»: — Думаешь, мы отсюда сможем выбраться? – «Будто бы не понимает, в свои-то годы...». — Насчет себя – не знаю. А вот ты – наверняка, предпосылки имеются все... – скосил на меня взгляд: задумчивый, отрешенный, спокойный, полный готовности принять все подлянки судьбы лицом к лицу; но был и страх – немалый. — Что ты имеешь в виду? – потянулся к нему, насколько позволяли ремни, чувствуя тревогу и некоторую досаду из-за непонимания его поведения. — Они будут многое пытаться сделать. Но это не пойдет им на пользу... – глубоко и устало вздохнул – Хоть они и слышат меня сейчас, но стопудово не захотят думать... – и покосился на потолок. «Значит, все-таки нас подслушивают?». — Добровольно я им не дамся, что бы они ни делали... И это не приведет к тому, что их знания пополнятся анатомией полукровки-Гончей... Большего тебе лучше не знать, Пастух, правда... – зажмурился, плотно сжав губы – Но хочу тебе сказать напоследок... — Что? – переспросил, когда он уронил голову. Разные глаза впились в меня тут же: — Я любил Тошку. Любил Берилла. Любил всех, кто был рядом со мной до них. И эта любовь с годами вовсе не слабела. Я привязывался к ним с новой силой, и каждый раз... – сглотнул вставший в горле ком (а мне стало больно в груди) – Каждый раз, глядя, как они умирают, я не нахожу себе места, страдаю... Страдаю и хочу плакать... Но не могу, как ни стараюсь. Физически могу, но... Гончая не позволяет... И я хочу все это прекратить побыстрее... На губах моих замер вопрос: «Почему ты хочешь это прекратить?», но в ту секунду глаза его закрылись, а тело обмякло. Отключился. Напряжение для него было слишком сильным... и еще этот Хальзе — что он сделал?.. Прошло несколько часов. А, может, и половины не минуло. Потому что под землей, где нет солнца и других временных ориентиров, определить это невозможно. Глаза всякий раз скашивались в сторону Неясыти: «А я еще завидовал, что он не плачет всякий раз... – поневоле вспомнилось, как, рыдая, прижимал его к себе, а он стоял покорно и молчал, просто это позволяя – Всякий раз привязываться по-новому, а потом терять и пытаться это пережить... Смог бы так я?..». Он, шевельнувшись, слегка откинул голову, насколько позволяли ремни – потеря сознания медленно перешла в сон. Я не стал пытаться будить – так для него лучше. «И это лицо... – в груди больно сжалось, в области сердца – Оно все такое же: умиротворенное и спокойное, как у ребенка...». В поле зрения все поплыло – я сразу же сморгнул навернувшиеся слезы – незачем этим сволочам видеть наши слабости. Достаточно, что нас подслушивают... Мне стоит подумать, как можно отсюда выбраться. Жаль, что стены этой комнаты выложены особым камнем, поглощающим магию. Интересно, а почему Хальзе смог использовать магию? Каким образом? Дело все в том странном браслете? Не знаю. Щелкнули замки, я сосредоточил внимание на двери. Неясыть тоже, мигом растеряв все признаки сна, впился в ту сторону глазами. Легок на помине, вшивый старикан... — С добрым утром, милые мои кролики! — Никакие мы тебе не «кролики»! – огрызнулся Неясыть. Я предпочел промолчать, сдерживая кипящую злобу и ярость. — Боюсь, что назавтра вы будете отзываться только на эту кличку, — пожал плечами человек и, обернувшись в дверной проем, сделал жест в свою сторону – Заходите и тщательно все приготовьте! И не перепутайте шприцы! Душа ушла в пятки, а сердце едва не выскочило через горло при одном лишь виде столика на колесиках, сплошь уставленного лотками со шприцами и парой рядков пузырьков и ампул. Мой духовный брат заметался: — Да что ты затеял, скотина?! Думаешь, мы так легко сдадимся?!! — Посмотрим, — буркнул неожиданно серьезно он, доставая из стерильной упаковки катетер и, затянув на левой руке Гончей ремень потуже, вставил в вену – Может, глядя на твои страдания, этот фавн согласится тебя уговорить к сотрудничеству, раз этого не может ваш покорный слуга. Ведь, похоже, он тебе небезразличен, а? Тот презрительно фыркнул, и лишь одно мгновение посмотрел на меня – и то, что выражало его лицо, было крайне однозначно: «Даже не думай!». Я, скрипя сердце, плотно закрыл глаза. Жаль, что уши не могу... — Эй, ты что, спать тут собрался?! – дала мне по темени сухая ладонь Всезнающего – Смотри! Я хотел было что-то сказать в стиле Неясыти, как от стен отразилось его сдавленное шипение. Ассистент через катетер закончил вводить препарат синеватого цвета. Голова его, дернувшись в сторону, безвольно упала на грудь. Я против желания рванулся: — Нет!.. — Я в норме... – выдавил, подняв медленно голову и приоткрыв полуослепшие глаза – И не собираюсь сдаваться... «Черт тебя дери, что ты делаешь?!!» — по щекам моим потекли горячие капли. Он, заметив это, вновь уронил голову и, больше не смотря на меня, тихо произнес одними губами: «Прости...». Впрочем, я его в любом случае прощу... Остальное превратилось в сплошной кошмар: он кричал, метался, на него давили физически и психически (вколов очередной препарат, упорно задавали один и тот же вопрос), а мне ничего не оставалось, как молча плакать, глядя на это и прикусывать себе язык каждый раз, когда хотелось сказать: «Я согласен!»... Для чего Хальзе все это делал? Без понятия. Наверно, изучить Гончую можно только в том случае, если та на это сама согласится тем или иным способом. Непонятный закон. Относится ли это к тем, что поставил перед ними Гарм-основатель? Или это часть анатомии Гончей, которая передалась Неясыти вместе с остальными ее способностями? В тот момент я над этим не думал – все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы отрешиться от происходящего и не сказать слов, которыми я бы предал нашу связь... С сиплым звуком из пересохшего горла вырывалось дыхание. Разные глаза слепо вперились в стену. Я, поймав эту передышку, пытался прийти в себя: меня заживо рвала на части нестерпимая боль. И не физическая, отнюдь – ко мне даже близко не подходили, и, тем более, ничего не вводили. Просто оставляли привязанным, напротив кресла, в котором бился в постоянной агонии Неясыть... Смотреть, как мучают кого-то, кто настолько связан с тобой – это чистейший ад... Крылья от бури эмоций сдерживала только одежда и спинка кресла. Глаза саднили и болели от такого большого количества вылившихся из них слез, что на щеках не просыхали мокрые следы. Голос сорвался от криков. В низу живота твердел комок ненависти. Будь сейчас хоть один ремень лишь на чуточку ослаблен – и я бы в буквальном смысле размазал всех присутствующих людей по стенке (настолько разрушительный пылал во мне пожар). С ладоней капала кровь от впившихся ногтей, губы и язык опухли – всякий раз их прикусывал, чтобы не сдаться... В ушах звенело. Хальзе, кинув в и без того полный до краев лоток очередной шприц, приподнял за волосы голову Гончей: — Живой, как ни парадоксально... Организм твой быстро уничтожает чужеродные белки. И обычные методы, значит, не подействуют, — и, кинув на меня мимолетный взгляд, недовольно хмыкнул – И друг твой крепче, чем предполагалось. Никогда не встречал настолько стойкого фавна-полукровку... Даже тот чистокровный недолго ломался... Перед глазами моими встала картина: среди редких деревьев стоит стройная фигура моего сородича, его манящий жест и эти приветливые зеленые глаза, и... труп Тошки, вперившего остекленевшие на морозе зрачки в пустое серое небо... В ту секунду во мне вдвойне запылало желание исчезнуть из этого мира. Но сначала отомстить... — Когда-нибудь... вы все поплатитесь! – вырвалось у меня рычанием. Человек слегка удивленно обернулся на меня: — Ишь ты, кто заговорил... – тут его седеющая бровь дернулась, и он обратился к одному из ассистентов негромко – Принеси-ка ту штучку, которую мы закончили совсем недавно... Испытать не помешает... Эти слова заставили меня покрыться холодным потом: «Что они придумали на этот раз?!». Неясыть, немного придя в себя, насмешливо приподнял уголок рта: — Что бы ты не делал, таракан, все равно...! – и, получив с виду легкую пощечину, тут же сплюнул кровь на плиточный пол – Перебивать невежливо... А ровно через минуту металлическая дверь приоткрылась, и отосланный ранее ассистент передал осторожно в руки Хальзе коробочку 10-ть на 10-ть сантиметров, неприметную внешне. И поспешно ушел, как и остальные, которые быстро поняли, что именно в этой коробочке находится. Меня передернуло от злобы на самого себя: ну не представляю, что там может быть! Глава организации, откинув в угол крышку, показал Неясыти содержимое: — Знаешь, что это? Тот, безразлично посмотрев, лишь фыркнул. Я напрягся, ожидая увидеть нечто немыслимое, страшное и... но что это за темная круглая бляшка диаметром в 7-ь сантиметров с противоположно расположенными остренькими выступами? Право слово, ерунда какая-то! Но инстинкт фавна подсказал: это намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Человек, по-своему расценив перемену во мне, двумя пальцами осторожно, чтобы не задеть выступы, вытащил эту «штучку»: — Одно из последних достижений Всесильных. Киборг огромной мощности в одном аппарате величиной меньше ладони! – с истинным восхищением повертев его перед глазами, вновь показал Гончей – И это сделает тебя более сговорчивым, ручаюсь! — Мечтать не вредно... – выплюнул тот, даже бровью не поведя. Я же внутренне весь напрягся: «Киборг. Мыслящая машина, которая может легко... вживляться в тело и управлять им: отчасти или полностью!..» — а душа ушла в пятки – меня объял настоящий страх. Я понимал всю проблемность ситуации, если эта штука будет внутри одного из нас, а вот мой духовный брат... Тот продолжал сидеть, отрешившись от всего окружающего мира. За что и получил очередную оплеуху. Рядом со старым кровавым плевком появился еще один. Неясыть, облизнув трещину на губе, наконец посмотрел на него: — Чего ты от меня хочешь этим добиться? Пытаешься запугать? – в глазах понемногу появлялась осознанность – видимо, препараты начинают выветриваться. — Зная, что это – лаборатория для изучения ненормальных, ты должен еще и понимать, что запугивать здесь никто и никого не собирается... – наклонившись к нему ближе, чуть улыбнулся (одним уголком рта) – Здесь все действуют без колебаний!.. Резкий рывок сухой руки вперед, а затем назад – я даже не успел сосредоточить свое внимание, когда это все закончилось. И как будто ничего и не случилось. Хальзе выпрямился и, сняв резиновые перчатки и бросив их в лоток с использованными шприцами, развернулся к двери: — Уговаривать бесполезно: что тебя, что этого недоделанного фавна. Так что желаю вам хорошо повеселиться! – и, подняв предплечье правой руки, щелкнул пальцами. В одну долю секунды раздался хлопок двери и скрежет закрывающегося замка – и звон бляшек ремней, которые Неясыть тут же сбросил. Сбросил – и согнулся пополам. Я, по-прежнему надежно привязанный, рванулся, отчего кресло скрипнуло: — Что с тобой?! — Этот ублюдок... – прошипел глухо, схватившись за горло – Он...! – тело его дернуло в рвотном порыве, но наружу ничего не вышло. Я похолодел, пытаясь сообразить: — Что он сделал с тобой?.. Холодно-желтый глаз скосился на меня, полный сожаления и гнева: — Эта штука... теперь в моем горле. Слова застряли в легких. Вырвался только рычащий вздох. Я испуганно воззрился на духовного брата. Тот, с трудом встав на ноги, медленно приблизился и стал спешно развязывать мои ремни: — Пока я еще остаюсь собой, но... – сдерживая дрожь в пальцах и прерывисто дыша, закусил губу до крови – Пока не поздно, ты...! — Нет! – перебил я, схватив его за шею и прижав к себе, не желая слышать окончание фразы – и без того знал, в чем она заключалась. — Хватит быть упрямцем! – оттолкнул от себя с неожиданной силой, сверкая глазами – Если сейчас...! И тут тело его резко дернулось. В горле застыл хрип, глаза расширились, а зрачки – наоборот, сузились едва ли не до точек. Я отпрянул было, но правая рука уже схватила за запястье и, рванув, перекинула через плечо. Выше моих сил было среагировать на такую скорость. Затылок ударился об пол, в поле зрения все поплыло. Но рефлекс заставил тут же вскочить на ноги: — Неясыть! Очнись! — Да я в сознании, кретин! – огрызнулся тот недобро, сделав выпад и чуть меня не поймав – Но контролировать себя не в состоянии! Единственное, что я мог – это уворачиваться. Но долго так продолжаться не могло в принципе – и моей выносливости имелся предел. Потому я пытался хоть что-нибудь придумать: — Перебороть не получается? – едва успел убрать руку со стены до того, как туда вонзилась толстая игла шприца. Гончая, пластично перепрыгнув через стоящее между нами кресло, все так же не очень доброжелательно ответил: — Да если бы сумел, то давно бы...! – вскрикнув от напряжения, все же не остановил собственного прыжка и, приземлившись, выпрямился, глядя на порез от отлетевшего куска плитки на предплечье – Это сильнее меня... Я, лишь чудом успев отскочить в сторону, попятился: — Только не думай сдаваться! — Да кто тут из нас двоих сдается?! – выплюнул едва ли не неприязненно, гоняя меня по кругу (скорости в его ногах было меньше, так что так даже лучше, если так можно сказать) – Это ты не хочешь спасать свою жизнь!.. — Но я не могу! – круто развернувшись, упер руки ему в плечи, держа на расстоянии и глядя в упор – Не могу просто, пойми!.. — Не хочу понимать! – прошипел сквозь зубы, вцепившись в меня и швырнув через всю лабораторию, используя за малой силой инерцию моего собственного тела – Не желаю! Осыпалась краска со стены, свежая ссадина на затылке саднила от штукатурочной пыли в ней. Очки для езды на мотоцикле (эх, мой верный «харлей»...) съехали на глаза и приобрели небольшую трещину в оправе. Тело тяжело сползло на пол. Удар был неслабый, но сознание пока не ушло, хотя координации несколько поубавилось... Неясыть, часто дыша, стал неспеша приближаться. Все внутри меня напряглось в мучительном метании: если сейчас что-нибудь не предпринять, то мне грозит смерть от рук собственного духовного близнеца. Глаза странные его в свете люминесцентных ламп загорелись чарующим светом. Как глаза кобры, гипнотизирующей добычу. Но было в них и страдание, и невероятная душевная мука: «Ну почему?! Почему ты не хочешь спасти хотя бы свою жизнь?!!». Бешено колотящееся, как дикий зверь в клетке, сердце сжалось от сотни ледяных игл: «Не могу я просто! Не могу я так легко твою просьбу выполнить. Потому что это выше моих сил... Я не могу убить тебя!..». Швырнув носком ботинка крышку (от коробочки, в которой и хранился этот аппарат, что сейчас им управляет), стопа придавила до боли мою голень к полу: — Это единственный выход, Пастух... – чуть прищурившись, отвел на мгновение взгляд, полный злобы на меня и на себя, и ненависти ко всему остальному миру – Для живого существа всегда приходит конец его жизни. Это неизбежно. И я – не исключение... Вскрикнув, когда кость слегка хрустнула, я выдавил, сбив его ногу со своей: — Плевать... Я не стану! – и решительно глянул исподлобья, полный упрямства. Брови сошлись на переносице, верхняя губа обнажила передние зубы: — Тогда ты умрешь! – скорее взрыкнул, чем произнес, делая выпад вперед и, не поймав меня, прижал уши – Тогда мне незачем впустую сдерживаться... Нападки его стали свирепей вдвойне. Меня взяло замешательство: как так? Глаза горят одержимым огнем... Я ничего не понимал (скорее, отказывался понимать): что на него нашло? Зачем он такое говорит?! По моим щекам побежала пара капель: мой дух уже принял это, как данное, и заранее сожалеет... и прощает его. Не его вина, если он отказался сопротивляться, раз уж и так все противления были бессмысленны с самого начала... Его многолетний опыт подсказал, что путь наименьшей боли – смерть моя и всех остальных, связанных со мной, слабостей конкретно этой Гончей. И я не видел резона для него этой подсказке не последовать... Сколько времени прошло с того момента, как Хальзе ушел, оставив нас драться один на один? Возможно, полчаса. Возможно, и два часа. В комнате, где даже лампы не мигают от скачков напряжения, ощущение времени сглаживается, если вообще не теряется. Стены сплошь усеяны иглами от шприцов и парой кусков отколовшейся от пола плитки; сам пол представлял собой изобилие обломков, кусков, осколков и разных прочих элементов тех же шприцов, пузырьков и ампул, столика, на котором это все привезли, немного от кресел (что удалось отломать), а также штукатурки и той же плитки напольной... А я выдохся. Силы кончились: как и у него, так и у меня. Горло съеживалось от жажды, желудок безнадежно шевелился, требуя еды, мышцы ныли и от усталости, и от полученных в этом бою ударов. Саднили царапины и ссадины. Куском плитки мне ободрало колено. Голова кружилась: сколько раз меня швыряли на стену? Неясыть, пытаясь восстановить дыхание, присел в кресло. Глаза его сверлили меня: — Упорный кретин... – заметив, что рукав рубашки разорван в клочья, оторвал. Ответ вырвался сам собой: — Уж какой есть, извини... – и потрескавшиеся губы растянулись в слабой улыбке. Наступила небольшая пауза. — Готов к смерти? – привстав, стал отряхивать штаны от пыли – А то слишком оно все затянулось что-то, не считаешь? — Наверное, — дернул плечом почти беззаботно – Часов у меня нет с собой... Он выпрямился, продолжая сверлить: — Я знаю. Знаю тебя уже не первый год... – кулаки сжались до побеления костяшек и хруста в суставах – Потому надеюсь, что боль будет недолгой. Прыжок с места опрокинул меня на спину, снова ударив головой об пол. Сквозь мутную пелену я различил над собой худое лицо в обрамлении иссиня-черных волос. Глаза горели: каждый – своим огнем. Колени придавили мои руки, лишив возможности ими двигать, вес самого его тела лег на пояс. И с моей стороны не было ни малейшего сопротивления, когда тонкие руки медленно сомкнули пальцы на моей шее, лишая дыхания. Чувствуя нарастающий жар в легких, я закрыл глаза, покорный... — Почему? – раздался в полной тишине и сквозь звон в моих ушах шепот. Глаза, раскрывшись, увидели его лицо значительно ближе и ясно, как никогда: вот царапина на лбу с корочкой запекшейся крови, вот на щеке, еще кровоточащая и полная пыли от штукатурки, на другой щеке ярко выделялась татуировка «ветер» — та самая Печать, которая лишала его сил, под глазами – темные синяки. От недосыпания и длительного переутомления (так обыденно это звучит... но какой отдых сейчас?). А в уголках больших глаз... наворачивались крупные капли. В первый момент я подумал, что это просто глюк, часто заморгал, но даже после этого видение не изменилось – Неясыть плакал! Сердце мое сжало: до чего же...! — Ну вот почему ты не возьмешь, да и не прикончишь меня?! – выплюнул злобно, со всей силы приподняв за шею голову и ударив затылком (и без того пострадавшим) – И надо-то всего: взять то, что под руку попадется – и по шее! – сморгнул покатившиеся слезы – Тебе же это несложно!.. Я не мог ничего сказать – мое горло было сдавлено. И воздуха лишнего не имелось. Показалось, или пальцы его и правда дрогнули? — Черт! – сжав челюсти до скрежета, прорычал себе под нос – Ладно, твоя взяла, ты, выродок человеческой породы! Делай, что хочешь! Хватка тут же разжалась. Я, закашлявшись, откатился в сторону, со свистом вдыхая. Мне было больно. И не только от ушибов и ссадин. Но и в груди, слева – нестерпимо. Да, было больно... но было и обидно: я же столько сил потратил, чтобы не сдаться, не произнести этих слов, что точно стало бы равносильно предательству нашей связи... А он, идиот, так легко все мои старания и муки свел к абсолютной бесполезности и ненужности... Была и ненависть – но где-то там, глубоко в душе. Ничего, месть когда-нибудь настигнет этих скотов... Раздался хрип. Неясыть, изогнувшись в новом рвотном порыве, добился результата на этот раз – кибернетический аппарат упал на пол в комке кровавой слизи. И тут же превратился в кучку мелких кусочков микросхем, проводов и корпуса из плотной пластмассы, и еще многих других элементов от смачного удара... — Эта сволочь... Никогда не прощу!.. – прохрипел мой духовный брат, отшвыривая все это подальше в угол. И тут вдруг тело его обмякло, тут же мной подхваченное. Я уткнулся носом ему в темя, вдыхая его запах с примесью горелой псины. Для кого-то, может, он и не очень приятный, но для меня он был частью моего бытия... — Гарм меня убьет... – прошептал Гончая, зарываясь лицом в плечо. Меня сейчас ничего не интересовало, кроме того, что им никто не управляет, и нет никакой причины убегать и отбиваться, с каждым шагом и напряжением мускулов чувствуя уколы и всполохи боли в сердце. Это облегчение. И немалая мука – потому что теперь его будут изучать, как вещь, и использовать, как подопытного зверька... И эта фраза про Гарма... звучала серьезно. — То есть, убьет? – попытался взглянуть ему в лицо, но тот не дался: — Это еще один закон. «Никому и никогда не открывать секретов своей силы, если это не твой сородич». Пусть я и наполовину человек, но это и меня касается... В низу живота похолодело от одной мысли, какую кару может назначить тот, кто установил такие жесткие законы для Гончих: — Но ты ведь изгнан, и больше... — Не отпускай, — прервал меня тихим полушепотом, потеревшись щекой о мою шею – Не отпускай, что бы ни случилось. Пожалуйста... Я подумал, что он хочет выпить моей крови, и решил не сопротивляться. Трещали лампы тихо и назойливо... Ничего – в тот раз сумел оклематься, когда у него не получилось сдержаться, и в итоге выдул около двух литров залпом – и на этот раз обойдется. Но Неясыть продолжал сидеть все так же расслабленно, и глубоко дыша. Может, заснул каким-то макаром? Ведь после такой долгой борьбы с самим собой кто угодно отключится... — Он идет, — вздрогнув, отстранился, глядя на дверь – Приготовься! — К чему? – только и успел спросить, как та открылась, и тут же меня силовой волной пригвоздило к стене. Футляр одной из игл, торчавших в стене, врезался под ребро. Неясыть, трепыхаясь, уничтожающе сверлил глазами Хальзе, который бесстрашно стоял в полушаге от него: — Я знал, что это сработает. А ты проиграл... Тот весь вытянулся вперед: — Ты за все заплатишь, клянусь! — Это мы еще посмотрим, — усмехнувшись, натянул на правую ладонь новую перчатку и достал из стерильного пакета новый шприц – с толстой иглой – А теперь позволь нам провести первое исследование магии легендарных адских Гончих... Игла наполовину вошла под повязки на правом предплечье. Что там за печать? Я не помнил. Скорее – не знал точно. На что похожа – имею понятие (что-то вроде паутины) хоть какое-то, а вот для чего... Шприц наполнился кровью в смеси с темной жидкостью. Мой духовный брат, поморщившись и еще раз попытавшись вырваться, фыркнул: — Все равно это ни к чему хорошему не приведет!.. — Ну да, — бросил почти безразлично, слегка встряхивая содержимое шприца – С тобой ничего хорошего не случится. Не повезло, молодой человек, что вы такой живучий... И придется вам смерть встречать от вашего главного... как его там? Неважно... — Думаешь, сумеете сбежать? – прищурился хитро – У него отменный нюх. — Любую собаку можно сбить со следа, — развернулся, чтобы уходить. Мне стало не по себе: «Собака? Он Гарма сравнил с какой-то... собакой?!». Неясыть бессильно повис. Я посмотрел на него, и тут... ...открывается замок двери, губы Гончей прошепчут что-то отрывистое, раздается звон лопающегося стекла, человека окутывает кромешно-черное облако дыма, и путы на нас исчезают – и все это за одну секунду. Духовный брат, схватив меня за руку, повел за собой, перепрыгнув через что-то кричащего Хальзе и петляя по коридорам: — Поспеши! Времени мало! Я не стал спрашивать, что произошло – времени и правда было мало. Не надо нам еще счастья – быть схваченными адептами этого «Всезнающего»... Воздух снаружи обдал нас зимним морозом. А из одежды только штаны, рубашки да зимняя обувь... По спине пробежалась волна дрожи. Суеты пока не наблюдалось – значит, о нашем побеге охрана не знает. — Куда теперь? – спросил его. — Один момент, — оглядевшись, рванул в какой-то гараж и, прикрыв за нами створку двери, сдернул брезент и вздрогнул – Что это еще?! Это было что-то вроде снегохода со способностью невысоко подниматься в воздух. Дорогая штука, наверное. Мне хватило только одного взгляда на панель управления и руль, чтобы догадаться – в этой области этот аппарат ничем не отличается от катера: — Мы вдвоем поместимся, только... – взглянул на него искоса, раздумывая. — Что? – взглянул в ответ, подпирая дверь изнутри – снаружи уже кто-то кричал. Меньше двух секунд пришлось потратить на то, чтобы понять – другого пути нет: — Тот, кто поедет на нем, должен стать приманкой и увести погоню. А другой сбежит, когда они уйдут достаточно далеко... – сжав кулаки, решился – Прости, но у нас обоих больше шансов, если ты поедешь! – «Наверно, он начнет меня презирать!..». Но он только кивнул в полном понимании: — Верно. У тебя ощущение силы нейтральное, и пройти мимо тебя им легче... А мне не очень сложно сбежать, как лисице от своры собак, — улыбнувшись бодро, вдруг изрядно помрачнел – Только я водить не умею... — Это не проблема, — жестом подозвав его, указал – Вот газ, вот переключение передач, вот уровень топлива, вот... — Короче, Склихасовский! – фыркнул одновременно досадливо, одновременно – хитро – Просто скажи, куда жать и где вертеть, чтобы поворачивать! «Мда, привычка болтать еще не выветрилась у меня...»: — Вот так – налево, вот так – направо, — показал спокойно – Если эта штука заглохнет, поворачивай ключ до упора и не отпускай, пока не затарахтит должным образом... – глубоко вздохнув, чтобы перебороть панику и угрызения совести, хлопнул по плечу – Но главное – просто держи равновесие. Впрочем, ты и так умеешь и понимаешь... Он, перекинув ногу через сиденье и сев тем временем, улыбнулся печально: — Да. Спасибо... – и поправил сзади привязанный мешок – имитатор меня. Захотелось обнять его напоследок. Но сдержался – потому что это бы означало, что я боюсь его потерять. Иными словами – не верю в его способности. А это неправильно. Потому я просто взял – и завел агрегат: — Когда открою ворота, сразу стартуй! Но сцепление резко не отпускай! — Ага! – натянув мои очки, наклонился в полной готовности. Как непривычно глядеть на него за рулем машины... Грохот створки двери и рев мотора раздались одновременно. А еще – и выстрелы, которые тут же отразились воздушным щитом. За ним погнались без всяких колебаний, оставив со мной лишь нескольких солдат-людей. Уйти же от них – проще некуда! В кромешной темноте ночи быстро растаяли очертания последних преследователей, звуки замерли в тишине и легком шуме города... Я, накинув рваную куртку, которую нашел где-то в углу, продолжал дрожать от холода – ветер пробирал до костей. Тщательно скрыв все эффекты своей силы, огляделся по сторонам. И, чтобы быстрее согреться, со всего размаху стартанул с места и побежал по следам от полозьев этой смеси скутера и ракеты... Граница города минула совершенно незаметно. Но я не заострял на этом внимания, даже не думал отвлекаться от единственной цели – найти Неясыть. Дыхание мое уже срывалось на сиплое, легкие горели, а по лбу, шее и лопаткам бежал обильный пот. Наверняка подхвачу простуду к утру, если не раньше... И точно с температурой... Совершенно неожиданно в поле моего зрения попал просвет, через который четко виднелся подъем на небольшой пригорок. Оттуда я могу разглядеть, что и как, и, если что, что-то предпринять! До уха долетели звуки стрельбы и чей-то низкий отрывистый крик. В небе всполохом отразился побочный эффект заклинания – ощущение от силы ни с каким не спутаешь – это мой духовный брат. И у него возникли проблемы... Всего несколько секунд понадобилось, чтобы добежать до края пригорка – обрыва, и разглядеть то, что мог не заметить разве что слепой или глухой: через чистое поле, сплошь покрытое свежим снегом, несется на полном газу мелкая точка – Неясыть на этой машине (неплохо держится, кстати), а за ним... еще штук десять еще таких же, но покрупнее и с парой солдат (людей со способностями одаренных – я это чуял с такого расстояния – настолько было сильно), вооруженных до зубов на каждом. Он отбивался от них, как мог: и огнем обычным, и Адским пламенем, и еще многими примочками. Магический напор, да еще эти проклятые пули... Ну и переплет... Хотелось бы помочь, но чем? Ухо различило легкий свист, а потом – нарастающий гул. В эту сторону летело что-то... метеорит? И в следующую долю секунды до меня дошло: нет, это не метеорит! Это ракета! Из горла вырвался бесполезный крик – все равно с такого расстояния он не услышит, ослабшие ноги едва не подкосились... Непонятно, услышал ли он, но... Когда ракета врезалась в его машину, во мне не всколыхнулось ничего, кроме знания: его огонь жизни все еще горит. И ярко. Не знаю, как, не знаю, откуда, но я это знал точно и наверняка. Не потому, что ему намного больше лет, чем мне. А потому, что он – тот, кто есть... И я ему верю – безоговорочно. Но нужно срочно действовать – вот и виден его силуэт в оседающем дыме. Он из последних сил побежал прочь. Крылья за моей спиной распустились сами собой, скинув куртку и разорвав рубашку. Всего пары взмахов хватило, чтобы понять – меня держать они могут. Сердце непроизвольно подскочило к горлу – страшно делать первый шаг. Первый шаг в пустоту... Привычным движением с негромким хлопком я поймал воздух. По-другому это никак не описать. Верхняя пара (у меня же их четыре) усиленно замахала, набирая высоту, а нижняя сложилась почти вплотную друг к другу, работая заместо руля. Получилось все так же, как и с первым их втягиванием обратно в спину – само собой. Словно я делал это раньше неоднократно... Абсолютное зрение мгновенно нашло цель – Гончую, и дало крыльям точный курс. Тело мое снарядом разреза’ло воздушную толщу, вызывая в ушах закономерный шум. Как будто на своем железном коне снова еду, правда... Те же ощущения! Правда, мотор не шумит и не вибрирует, а в остальном... «Сейчас не время думать о посторонних вещах!» — одернул сам себя и прибавил скорости – так, чтобы солдаты не заметили меня раньше времени. Через полминуты я притормозил слегка, чтобы не промахнуться, и стал снижаться. И меня чуть не сбили пулей сначала из ружья (которую отразил мой воздушный щит), а потом – и из чего-то помощнее – лишь чиркнуло по перьям, не задев самого крыла или плеча. Неясыть, быстро поняв мои намерения, в последний раз отскочил от какого-то валуна, который тут же покрылся искрами от выстрелов, и, используя комбинацию из Ураганного пресса и физического толчка ногами, протянул руки ко мне, растянувшись тонким росчерком над темнотой обрыва в чащу леса. Я – навстречу. И вот тут... Сейчас я думаю: глупостью это было – пытаться ему помочь таким образом. Лететь на всех парах, открываясь для выстрелов и магической атаки... Мозгами надо было поработать – и тогда делать... Удача, что меня не сбили в первые же секунды. И той же удачей было то, что мне удалось подлететь к нему достаточно близко, чтобы смочь его подхватить... Но самое нелепое – я не подумал, что если крылья держат меня, то это еще далеко не значит, что они смогут выдержать нас двоих... Опора ветра в мгновение ока пропала. Мы полетели вниз, не расцепляясь. Пока я пытался понять, что же произошло, сверху раздался зычный приказ: «Второй отряд! Вниз!», и на фоне темного ночного неба промелькнули ненамного более темные тени... Воздух свистел в ушах, крылья пестрым шлейфом тянулись за нами и больше не хотели ловить потоки ветра и нести вперед. Не знаю, пролетела ли перед глазами у меня вся жизнь, или нет, но одно я помню точно – в кромешной темноте ярко сверкнули огоньки глаз Неясыти, и его худое тело, которое секунду назад мои руки держали спереди, вдруг оказалось за спиной, тесно прижимаясь. Под нами затрещало несколько веток, которые мы задели – недостаточно толстых, чтобы за них можно было зацепиться и так спастись. Падали мы почти вплотную к стене обрыва, деревья росли неплотно, а внизу ясно сияла поверхность из мерзлой каменистой почвы и редких камней. Когда наконец до меня дошла вся суть ситуации, было поздно. Слава хоть какой-то моей реакции – я врезался в него не всем весом, а иначе убил бы сразу. Но и без того повреждения были слишком серьезны: перелом нескольких ребер (по крови изо рта можно судить, что одно из них могло пройти в легкое), а также руки и шейки бедра. Не смертельно, но если бы только это... Множественные травмы внутренних органов (из чего неизбежно следует внутреннее кровотечение) и перелом позвоночника. Если я попробую его хоть немного пошевелить (не то, что поднять и понести на плече) – это может привести к необратимым последствиям. Хотя... С таким набором повреждений никто не выживает. Преследователи из Всесильных приближались, человек 30-ть – я это чуял. Мешкать нельзя, нужно бежать – со всех ног, со всей прыти, пока они не потеряют след или ты не рухнешь без чувств... Но как я мог сбежать?! Сделай я это – и тех сотен лет, что могу прожить, не хватит на то, чтобы искупить вину за содеянное! Не могу я бросить его! Это выше моих сил... Голоса людей только начали слышаться, когда глаза его медленно раскрылись: — П... Пастух?.. Я легонько коснулся плеча: — Да, я здесь... – не в силах остановить льющиеся из глаз слезы, закрыл лицо рукой. Наверно, это ужасно – быть в полном сознании и понимать, что ты умираешь. Не хочу я для него подобной участи. Мелькнула мысль, чтобы вырубить его, но тут же я ее отмел: «Нет, я хочу побыть с ним... еще немного. Надеюсь, он меня простит...». — Они идут... – выдохнул почти неслышно, чуть повернув голову – Тебе нужно уходить. — Нет, — отрезал я категорично, складывая крылья за спиной плотнее – Никуда и ни за что, как ни пытайся. — Упрямец... – бросил слегка раздраженно, отводя взгляд – Но я все равно рад... — Чему? – выглянул из-под ладони, борясь с новым потоком всхлипов. Губы его растянулись в слабой грустной улыбке: — Просто так. Что ты жив... «Да, я жив. Но как я буду жить без тебя?..» — подумал, доставая свой нож: — Подожди минуту, сейчас... Но он замотал головой: — Нет, поздно... Даже если я выпью твоей крови, от таких травм мне не излечиться... Сердце, раскалываясь на части, болело все нестерпимей: — Я не смог тебя уберечь, прости... – расслышав голоса уже на расстоянии метров в сто, встал на ноги, перья на крыльях встопорщились от страха (ведь я слаб, как ни крути), но дрожь в коленях удалось унять – Но, пожалуйста, постарайся подождать... Не уверен, поняли ли он смысл моих слов... — Даже не думай! – просипел, впившись пальцами в землю и косясь на меня – Беги!.. «Значит, понял...». Уже в 50-ти метрах. Нужно спешить. Чтобы застать их врасплох и успеть забрать на тот свет побольше. «Прости, друг, я не смог тебя уберечь. И прости еще за то, что я не смогу тоже без тебя оставаться в этом мире. Давай встретимся на той стороне...»... Мое тело рванулось вперед, навстречу злому року, и вслед раздался крик: — Нет, уходи!!! – странно, как из такой маленькой грудной клетки, да еще с переломом ребер, может родиться настолько громкий звук? Я не вздрогнул, не отступил. Потому что так решил. Надеюсь, он не будет долго злиться за то, что его жертва превратилась в ноль?.. Рядом с ухом просвистела пуля, но не остановила моей решимости. За спиной хищно распустились крылья, готовые поднять в воздух, блеск моих глаз ярко отразился от блестящей поверхности охотничьего ножа... — Всем стоять!!! Этот голос!.. Все силы – даже силы воли, в одно мгновение покинули меня. Колени подогнулись, и только вовремя выпрямившиеся руки спасли от удара носом об мерзлую землю. Крылья с громким шелестом втянулись в спину. В голове стало странно пусто. И страшно. Куда делась вся моя смелость, вся та жажда мести, желание утащить за собой побольше душ перед смертью? Все это без следа испарилось, будто и не было. Даже чувствуя этот взгляд лопатками, я дрожал от трепета и ужаса, не решаясь обернуться... Сильный толчок воздуха швырнул меня на стену обрыва, ударив затылком – но не так сильно, чтобы я потерял сознание. Потому мои глаза и видели все досконально, благодаря абсолютному зрению фавна, а отрезвевший мозг с непонятной четкостью осознавал. Я успел отбежать метров на 30-ть, и вот теперь снова здесь, где и был. И между нами и людьми Всесильных стоял... Гарм. Потому что никто другой это и быть не может. Эти 5-ть кроваво-красных глаз, горящих всполохами адского пламени, выражая жажду убийства, ощеренная пасть с рядами острых, как ножи, зубов, оскаленных в желании рвать на клочки и сжевывать в кровавое месиво чужую плоть, не менее острые когти, способные пронзить любую крепкую шкуру и добраться до сердца, если понадобиться, и вырвать его вместе с грудной клеткой... На каждом из пяти хвостов зарождалось свое смертельно опасное заклинание. Не, не только смертельно опасное – оно уничтожает все: и тело, и душу, и дух, и лишают возможности на любое посмертие. Мне стало еще более страшно. И это давление силы... да оно в сотни тысяч раз больше, чем было у Бальтазара! Понятное дело, люди затормозили, едва его завидев. Но решимости драться ни на каплю не потеряли. Идиоты, что вы делаете?! Если хотите жить – бегите! Бегите, не оглядываясь, пока не достигните горизонта, и там еще километров сто!.. Я и забыл совсем, что у людей нет этого чувства, которое воспринимает давление силы. Им его даже нельзя привить, как, к примеру, силу. Гарм, находясь от меня в каких-то 20-ти метрах, глухо рыкнув (облачка пара от дыхания у него имели странный светящийся зеленоватый оттенок), одним взмахом лапы расчертил перед собой дугу в мерзлой земле, которая тут же загорелась ярким огнем, что оградил нас со всех сторон от леса, добравшись до стены обрыва. Сделав это, шагнул в мою сторону – мою и Неясыти, жизнь в теле которого еще оставалась. Я похолодел, твердя себе самому, что панике поддаваться нельзя – и так бежать некуда. Все мое существо пронзил взгляд этих жутких глаз – правый глаз Неясыти был всего лишь жалкой тенью, призраком рядом с ними. Это – глаза истинного убийцы... Но он меня не тронул – не удостаивая больше вниманием, повернулся к едва дышавшему моему духовному близнецу, наклонился, обдав ядовитым дыханием (много времени не потребовалось, чтобы вспомнить – если учесть, что мои легкие буквально от него горели, а перед глазами плыло от дурноты) и чуть оскалив острые клыки. Наклонился, понюхал... и одним резким ударом лапы швырнул его тело на каменную твердь стены обрыва, впечатав наполовину. Единственное, что я мог – это прерывисто вздохнуть от вспышки адской боли в груди. Как? Почему? За что? В груди заклокотала ненависть и ярость, пытаясь бороться с потоками страха и трепета – и без результата. Но Неясыть был еще жив. Со звонким хрустом сломанная рука приняла подобающее ей положение и форму, грудная клетка под рубашкой, кажется, тоже выправилась. Все это сопроводилось взрывом истошного крика и моей боли от этого. Разные глаза, дрожа, медленно открылись и сфокусировались на Гарме. Тот, встав перед ним, вновь обдал его облачком зеленоватого пара: — Ты уверен, отродье? – рычащий голос был тих и спокоен. Давление его силы на меня значительно уменьшилось. Кое-что начало до меня доходить – пусть и медленно. Мой духовный брат, поморщившись от боли, промолчал. — Я сниму Печать только на 7-ь минут. Ни секундой больше. С кашлем из горла вырвалась струйка крови, иссиня-черные волосы закрыли лицо, голова упала на грудь. Я рванулся с места и снова упал – силы меня подводили. — Так что уложись! – бросил, уже целенаправленно выдохнув целые клубы ядовитого пара, и отступил на шаг, глядя куда-то сквозь пламя – наверно, на людей Всесильных. С противным звуком в сломанных ребрах Неясыть вдохнул его дыхание и, когда мое сердце уже готово было вот-вот разорваться от боли за него, глаза закатились, и он, отлипнув от стены, стал падать. Первым моим порывом стало подхватить его – незачем усугублять и без того до невозможности безнадежное положение. Я не знал, когда снимется Печать, не знал, исцелятся ли тогда его раны – потому и решил быть рядом до конца. Но... Его тело коснулось-таки земли. Ногами. Уверенно удержавшими от удара и только немного согнувшимися от инерции. Через секунду Гончая выпрямился, глядя на меня в упор немного горящими внутренним светом разными глазами: — Не беспокойся, — улыбнулся слегка – на правой щеке остался только бледный, чуть сероватый след от иероглифа Печати – Все сейчас закончится... Я поймал его за локоть, когда он попытался пройти мимо меня: — А ты? – мое сердце все еще не могло поверить, что тот Неясыть, что сейчас тут – это пусть и он, но совершенно другой. — Думаешь, я позволю себе проиграть? – снова улыбнулся. — Но...! – хотел я возразить, как упал. Гарм крайне неодобрительно пронзил меня глазами, выражая свое отношение к тому, что я задерживаю все развитие действий – это давление его силы снова выбило меня из колеи, лишив даже малейшего желания что-то делать. Духовный брат успел удержать, схватив за плечи: — Пастух! – встряхнув (на него этот удар не произвел особого впечатления), взглянул в упор серьезно – Слушай меня внимательно! Я их задержу, а ты садись на Гарма и уходи отсюда! Не оборачивайся – просто уходи! Я с ужасом покосился на того – и ухом не дернул, все сверля глазами что-то по ту сторону огненной стены. Духовный брат сжал мои плечи, уговаривая. Ладно, если так... — Хорошо... – выдохнул терпеливо, глядя в землю перед собой. Хватка на моих плечах разжалась. Легким дуновением морозного ветра он встал и без колебаний пошел к огненной стене, мимо меня и мимо Гарма. С той стороны глухо доносились голоса людей, которые не могли справиться с этой преградой ни обычными, ни магическими, ни другими способами. Похоже, даже пространство здесь на время стало обособленным... Один взмах тонкой руки – и стена, колыхнувшись будто от сильнейшего порыва ветра, исчезла, оставив только линию от когтей на земле. К нашим преследователям за это время присоединился старый знакомый – мистер Хальзе. Его глаза внимательно окинули нас троих, в особенности – высящуюся фигуру Гарма. На границе сознания я почуял его заклинание Познания – и тут же оно было обращено в прах – лишь ярко сверкнули два нижних глаза основателя Гончих. Человек прищурился: — Интересно... – и хотел только сделать шаг вперед, но его остановил тихий голос: — Стой, где стоишь! – хвост ходил из стороны в сторону от клокочущих эмоций – Или умрешь, выродок! Называющий себя Всезнающим с иронией посмотрел: — У тебя еще хватает наглости так со мной говорить? — Уходи, — тот будто и не заметил его слов – Забирай своих людей – и уходи, быстро! В ответ он отмахнулся каким-то посохом – Неясыть легко уклонился. — Я забуду про все, что ты сделал, если ты добровольно отступишь! – пригнулся слегка к земле – Сейчас же!.. Это стало последней каплей, видимо, в чаше терпения: — Прочь с моей дороги! – и размахнулся рукой, уже метя не на простую пощечину... Но все такая же тощая рука без труда отбила эту атаку: — Хальзе, повторяю последний раз: уходи! Тот решил действовать хитро – сначала послав несколько болевых и легкого урона заклинаний (которые Неясыть не отбил – те просто не подействовали каким-то образом или прошли мимо), прыгнул вперед в хитроумном приеме карате, делая выпад ногой... Гончая, не дрогнув, удержал ногу у самого своего виска и, даже бровью не поведя, перехватил другой рукой и, держа так и раскрутив вокруг своей оси (и как ему это удалось из-за разительной разницы в их весе?), швырнул на ствол одного из рядом растущих деревьев. Раздался треск ломающейся древесины, и дерево рухнуло. Хальзе медленно выпрямился. Люди Всезнающих, уже готовые броситься в атаку, разом облегченно вздохнули – никакого вреда неожиданный прием Гончей ему не принес. Мне стало, мягко говоря, не по себе: это какими же способностями надо обладать, чтобы вообще остаться в живых и не превратиться в лепешку после такого броска?! Гарм, равнодушно фыркнул, подошел ко мне: — Залезай, живо! – и слегка пригнул корпус. Я, переборов свой панический страх, встал и, уцепившись за очень густую шерсть на его шее, сел за лопатками. И еле удержался, когда он резко встал в полный рост. Меня переполнили такие ощущения... Если сравнить с теми, что я испытал, садясь на спину к Неясыти, то это что-то более невероятное и вызывающее крайнюю степень трепета. Да и внешне они между собой разительно отличались. Во-первых, шерсть: у моего духовного брата она черно-белая, а у этого – у корней белесая – почти седая, темнея к концу, и более пушистая и жесткая, только на носу и на спине она имела серебряно-белый оттенок. Во-вторых, телосложение: у первого оно скорее напоминало койота – сухое и одновременно крепкое, у второго – больше смахивает на матерого волка лет эдак за 10-ть, повидавшего не одну битву не на жизнь, а на смерть (этому имелось подтверждение – на правой половине морды имелось два глубоких шрама – от чьих-то когтей, видимо, или клыков). И еще это чувство немыслимой мощи, глубокое дыхание, вздымающие крепкую, с гибкими прутами ребер, грудную клетку... Да и размеры поражали – Неясыть значительно мельче. И это вызвало небольшое deja vu – примерно то же самое было при взгляде на деда Каена – Берилла. Огромная умудренность опытом, сила и железные нервы. Только здесь присутствовала не только вся внутренняя сила, но и внешняя во всей красе. Аж ледяные мурашки по коже бегают... Неясыть стоял, безотрывно глядя в сторону творящего заклинание Хальзе и с хрустом разминая пальцы. Татуировки под повязками тускло мерцали – его тело также готовилось к действиям. Я понял быстро, даже несмотря на головокружение от дыхания Гарма – творимое противником заклинание очень сильное. Сможет ли он его достойно отразить?.. И тут же поправился: конечно же! Печать его снята! Все дальнейшие действия уложились в одну-единственную секунду: завершающий взмах руки, в нашу сторону полетело множество переливающихся огней и снопов искр, наверняка уничтожающих все и вся, как и Адский пламень; и его остановил Гончая, выставив вперед руку. Все, что должно было попасть по нам, сконцентрировалось перед ним, напротив ладони, и... взорвалось с огромным грохотом и спецэффектами в виде язычков огня и дыма. Вокруг него образовалась чадящая воронка, свободная от снега – тот просто испарился. Неясыть, откинув с лица прядь волос, пробормотал: — Ты упертый ублюдок... – и, усмехнувшись недобро, растопырил пальцы рук – Теперь моя очередь, зазнавшийся человек! Его атакой стало заклинание Водных клыков. Категория «В», сложность невелика. Но благодаря тому, что в него было вложено раз в 20-ть больше силы, чем требуется... Понятное дело, что Хальзе это заклинание знал, потому и выставил вперед нужную и правильную защиту – Столб пламени. Но на этот раз это подействовало не больше, чем лист картона – на летящую пулю. Чтобы отразить какое-либо заклинание, требуется произнести ему противоположное по стихии и равное по мощности. Или простое защитное – универсальное, как тот же воздушный щит. Мой духовный брат сделал все правильно: не имело смысла читать какое-то замысловатое, мощное и хитроумное, как противник – достаточно бросить в него на первый взгляд обыденное – но значительно более высокой мощности. Потому что, напомню еще раз – людям невозможно привить чувство силы: ни реакции на ее давление, ни оценки вложенной ее в заклинание. Это было немалым преимуществом – они не могли оцепенеть и лишиться воли только из-за давления силы более грозного врага, и поэтому не видели смысла отступать перед преградами. Да, это было их главным преимуществом – и стало величайшей слабостью. Более опытный противник обернул эту неуязвимость против них. Вода, соприкоснувшись с Огненным столбом, обратилась в пар, который не потерял, тем не менее, своей направленности – на людей. Их в прямом смысле обварило. Несколько человек – где-то 15-ть, больше не встали. Ожоги на их теле превышали 75% от общей площади кожи. Несовместимо с жизнью. Еще 5 должны погибнуть не столько от болевого шока, сколько от заражения. Остальные 10-ть и Хальзе, который отделался лишь ожогом руки, еще были в строю. Но откуда-то издалека – я уже видел, приближалось человек 50-т подкрепления. Гарм подо мной напрягся – не от опаски. В предвкушении чужой крови на языке, и плоти – на зубах. Хвост Неясыти дернулся, тело вновь напряглось, одни губы произнесли: — Пора заканчивать, — и вдруг обернулся на меня странно горящими глазами – Прошу... не смотри... Я хотел бы закрыть глаза, но не смог. Скорее – не успел. Тело его согнулось вдруг пополам, заставив уже кинувшихся к нему людей отпрянуть назад, и распрямилось резко, вытянувшись струной вверх. И взорвалось – другого определения подобрать я не могу: за долю мгновения выросло во все направления, став телом Гончей во всем ее обличии. В нем Печать, сковывающая его силы, выглядела, как толстый ремень на челюстях, двумя веревками закрепленный за ушами и одной – привязан к ошейнику с шипами на передней панели. Открыть пасть он не мог. Меня слегка оглушило рикошетом от метаморфозы – при этом даже с Ценой Крови выбрасывалось некоторое количество силы. А если учесть, что сейчас ее никто и ничто не сдерживает... Легкой пылью ремень и веревки исчезли. Пасть с утробным рычанием открылась, обнажая острые клыки, в тусклом лунном свете сверкнувшие манящим блеском смерти. Тоньше, чем у Гарма. Но не менее смертоносные – это стало понятно при первой же атаке: при одном-единственном прыжке огромное тело взвилось легкой тенью в воздух, и спустя каких-то пару секунд снег обагрился кровью оставшихся 10-ти людей Всесильных. А подмога еще далеко. Хальзе стоял, не веря своим глазам: — Это... невозможно! – сжав сильнее свой непонятный посох, приготовился ударить. Неясыть, сжевав чье-то тело, облизнул с морды кровь и, не замечая его, покосился на приближающихся людей. Рядом с его лапой врезался каменный снаряд и огненный сгусток – и ухом не повел. Только вздрогнул, когда раздались в воздухе выстрелы, и шерсть на его боку всколыхнуло от попавших в него пуль. На него этот яд теперь не действовал. Легкий взмах хвоста швырнул того, кто звал себя Всезнающим, глубоко в чащу леса удесятеренной силой Ураганного пресса. И вдобавок запустил еще какое-то уничтожающее тело заклинание. И – эффектный взрыв. Теперь наверняка помер. Да и раны у него слишком серьезные для человеческого тела. От души отлегло: слава Богу... Гарм, едва меня не скинув, в пару прыжков сократил расстояние между нами и оценил со стороны подкрепление Всесильных: — Тараканы... Я не мог не дышать. А дышать, сидя на спине этого жуткого пса – это вдыхать его ядовитое дыхание. И в тот момент меня пошатнуло, к горлу подкатил горячий ком, в груди разразился настоящий пожар. Духовный брат, осторожно поддержав мордой, подставил свою спину. Я с огромным облегчением перебрался на нее и уткнул лицо в шерсть, очищая легкие от ядовитых испарений. Над ухом послышалось фырканье: — И этот не лучше. Сил и желания возмущаться не осталось. Да и мозг неумолимо отключался. — Не отступают... – на границе сознания я понял, что где-то загрохотало от пущенного в людей заклинания – Ладно, тогда время охоты. Не отставай, отродье! Мои пальцы без предупреждения вцепились в цепь ошейника – и тут же он рванул с места, немного рыкнув в предвкушении... А дальше – крики, стоны, хруст костей и звук выливающейся наружу из оголенных шей крови. Тошнотворного свинцового запаха я не чувствовал, потому что не выглядывал из шерсти... Но уши заткнуть не мог... Когда кончился этот кошмар – не помню. Просто я упал в холодную пустоту... Толчки в грудь. И чей-то голос. Знакомый до боли в висках. И жар на губах. Из интереса я заставил себя открыть глаза и увидел, как Неясыть вновь наклоняется, чтоб сделать искусственное дыхание. Разом вспомнилось все – и тело мое выпрямилось. Он тут же поддержал, не давая упасть обратно: — Дыши! Глубже! – и похлопал по спине. У меня вырвался кашель, из горла выпал зеленоватый комок слизи. От его вида едва не стошнило. Но удалось сдержаться. «Черт возьми, ну и денек!» — пронеслось в раскалывающейся на части голове. Я сел, облокотившись спиной на дерево, от холода часто дрожа и стуча зубами. Гончая, еще раз убедившись в том, что со мной все в порядке, подсел вплотную и укрылся одеялом, которое было накинуто мне на плечи. Минуту, пока мои мозги приходили в порядок, молчал. А потом тихо спросил: — Тебе как? — Мутит и голова болит. Скоро пройдет... — Я не это имею в виду... – покосился крайне несмело, прижавшись голым холодным плечом к моему – на нем были только джинсы, обувь и майка, на плече висела его чудесная сумка – Тебе не... противно? Меня этот вопрос поставил в замешательство: — От чего мне должно быть...? – и, взглянув только на него, тут же понял – Нет, ничуть. — Почему? «Такое впечатление, что ты хочешь, чтобы я от тебя отвернулся»: — Когда выяснилось, что ты скрывал свой настоящий возраст, я разозлился. Но потом для себя решил, что мне наплевать, кто ты, кем был, что делаешь и как это делаешь. Ты – это ты, во всех своих ипостасях и со своими слабостями и недостатками. Ну и что, если тебе нравится еще горячая кровь и свежее живое мясо? Это часть тебя. Я тогда поклялся, что приму тебя, что бы ни случилось... Он, чему-то своему улыбнувшись печально (я решил не спрашивать), уткнулся лбом мне в висок: — Спасибо, Пастух. Я постараюсь оправдать твои старания... – и, не отдаляясь, серьезно зашептал – Хочу предупредить: пока я буду разговаривать с Гармом, не вмешивайся ни в коем случае, что бы ни случилось! Внутри меня похолодело: — Так он... все еще здесь?! — Да, — отдалившись немного, потер неосознанно вновь яркую Печать – Ждет нас где-то впереди. По следам его можно найти... – глянул на их цепочку – Но, если мы вот так станем приближаться, но может и рефлекторно броситься... Я сглотнул звучно, вспомнив эти зубы, когти и давление силы. На это Гончая легко вскочил на ноги, оставив мне одеяло и потирая горло около кадыка: — Так, эта способность еще не исчезла... – отняв руку, бросил коротко – Заткни уши. Я послушался. Но все равно расслышал и прочувствовал всем телом этот истошный высокий, заунывный вой. И как его источником может быть настолько некрупное тело? В ответ раздался другой – пониже и немного тише. Острые уши насторожились в ту сторону: — Вот и все, — помог мне подняться (голова разорвалась вспышкой дурноты и боли) и, не отпуская мою ладонь, потянул – За мной. Можешь не торопиться... И действительно – двигался он еще более медленно, чем я. И от чего же, странно? — И еще... – опустил слегка голову — ...не оглядывайся. Даже я чувствовал запах крови из-за спины. Потому и не стал идти поперек. Просто сжал его ледяную ладонь крепче... Следы обрывались у густой чащи. Я, прислушавшись, обнаружил, что вокруг на 2 километра вокруг – ни единой души. Ни птиц, ни зверей, подо льдом в замерзшей речке разве что продолжали дремать рыбы – но они не в счет. Мда, эффект более убойный, чем у Неясыти... Легкие снова загорелись от воспоминания об этом дыхании. Гончая, на миг глянув в мою сторону, каким-то образом поймал ход мыслей: — Благодаря этому дыханию многие более слабые противники отказывались от битвы с ним задолго до объявленной даты. И никто не считал это позором. Своего рода другое давление силы. Это мало кто может вынести долгое время... Я невольно осенило: — А ты? – посмотрел на него вопрошающе. — Я? – поставив уши торчком, задумался (словно раньше его это не волновало) – Я же наполовину Гончая, а Гончим это дыхание – что слону дробина... Вернее, для нас оно абсолютно безвредно. Тем более, что в отношении нас он творит волшбу только таким способом. Ну, ты же видел... «Да, ты втянул в себя его дыхание... и Печать была снята...». — Но сейчас он в человеческом обличии. А в нем его дыхание ничем не отличается от моего. Разве что радиус действия пошире... – усмехнулся несколько мрачно. Дальше шли молча... Место, где Гарм остановился, не выделялось ничем. Даже не было намека на костер или лагерь. Просто небольшая чистая площадка без снега (от земли все еще шел запах гари) и он сам, сидящий на огромном валуне, скрестив руки в ожидании. Я, чем ближе подходил к нему, тем больше холодело у меня внутри, в низу живота. Душа ушла в пятки. Неясыть, идя впереди поначалу бесшумно (и я постарался его копировать), на расстоянии метров в 20-ть намеренно зашумел. Фигура, сидящая к нам спиной, неуловимо шевельнулась – и вот уже через мгновение стоит рядом с ним, сверля нас глазами: алыми, как кровь, правый из которых пересекали два глубоких белесых шрама. Волосы цвета его шкуры, густые и длиной ниже пояса, мускулистое и сильное тело в черной водолазке, на плечах плащ имел покров из белоснежного меха, спускаясь едва ли не до земли, через плечо перекинута сумка (и странным образом она напоминала таковую у моего духовного брата – наверное, все Гончие их имеют) – и даже теперь он производит колоссальное впечатление. Невольно я затормозил по другую сторону расчищенной от снега площадки, дрожа уже скорее не от холода и не решаясь смотреть на него. Он ничем на это не отреагировал, хотя наверняка заметил. Неясыть, также заметив (и напрочь не обращая внимания на Гарма), легким жестом усадил меня на камень и, скинув с себя одеяло, накрыл им меня. Не скажу, что мне стало теплее, но... — Помни, что я тебе говорил: не вмешивайся! – его разные глаза в последний раз на меня сверкнув и не дожидаясь ответа, покосились за спину, на основателя Гончих. Мимолетный шелест – и его голова с иссиня-черными волосами низко склонилась к земле, почти вплотную к преклоненному колену: — Нижайше прошу меня простить за мою глупость и неумелость, из-за которой пришл...! — Хватит, отродье! – перебил его тот, отведя взгляд в сторону и еще плотнее скрестив руки на груди – Хватит... – и коротко покосился – И давно тебе начали нравиться такие формальности? Едва ли не поджатый между ног хвост дернулся, голова немного приподнялась: — Просто... — Ничего нет простого в этом мире... – фыркнул и вдруг глянул на меня, пригвоздив к месту глазами (пусть даже их и осталось два в этом обличии) – Зачем ты его привел? Хвост дернулся еще раз: — У меня... нет от него тайн! – голос немного окреп. А мне стало еще страшнее, тело больше оцепенело. — Хм, вот как?.. – задумчиво нахмурившись, вновь забыл про меня (не скажу, что я не был от этого рад) – У тебя есть еще ко мне что-то? — Эм... да. И тут Гарм, сделав всего один шаг вперед, оказался прямо перед ним и сильным рывком за плечо поставил его на ноги: — Так смотри мне в глаза, когда разговариваешь, отродье! – на лице ничего не показало злобы, но в тоне голоса это мелькнуло-таки – Раболепствуют только теми, против кого замышляют расправу или убийство – разница не важна... – снова глянув на меня, что я даже не успел посмотреть в ответ, как он отвернулся, спросил тихо – Чего ты хочешь? Тот, расправив свои узкие плечи, на одном дыхании выпалил: — Можно было и не приходить. Я был ошарашен. Гарм, еще мгновение посверлив его глазами, выплюнул не без презрения и издевательской насмешки: — И что бы с тобой тогда было? — Смерть, — ответил коротко и твердо, будто на самый обыденный вопрос. Прищуренный взгляд сначала на меня, потом – на него: — А что бы было с твоим другом? Мое сердце, подскочив к горлу, чуть не вырвалось. Неясыть, вздрогнув, прошептал почти неслышно: — Не знаю... – и даже не посмотрел в мою сторону. — Вот как? – прикрыв глаза, потер свою короткую серебристую бороду – И у тебя не было сомнений, что этот слабак-полукровка выберется из окружения тех людей, с которыми даже ты смог справиться только после снятия Печати? Ты что, совсем с ума сошел? – и, странно как-то дернув уголком рта, спросил – И кто он для тебя? Говорят обо мне, будто одни... С одной стороны, обидно, с другой... Если Неясыть захотел, чтобы я это слышал, а не отослал подальше – значит, я должен что-то узнать из этого... Но что? Как можно сосредоточиться на их словах, если этот Гарм всякий раз на меня смотрит этими жуткими глазищами?! Меня паника и ужас пробирают до мозга костей при каждом его слове! — Он... – осекшись, внезапно бросил – Это мое дело. Я замер от захлестнувшего меня страха – в кроваво-красных глазах мелькнул гнев. И не успел ничего заметить, как после их одновременного шага в сторону и легкого мановения руки они оказались по другую сторону площадки от меня. Черный хвост дернулся в сторону, кулаки сжались при первой же фразе Гарма, что я не услышал с такого расстояния. Ответил так же тихо, опустив голову словно от стыда. О чем они там говорят? Пусть меня и мучило любопытство, но инстинкт самосохранения был сильнее. После еще одного обмена фразами основатель Гончих, наклонившись к нему, резко схватил за плечо и, наклонившись к самому уху, что-то прошипел. Я расслышал только слова «четыре» и «хранитель». Тот, вырвавшись (скорее, это собеседник позволил ему вырваться), выкрикнул: — Знаю! – и, скрыто сверкая глазами, подошел ко мне – Подвинься! Я тут же послушался. Он, сев рядом и пристроившись под одеялом, задрожал. Я с готовностью прижал его рукой к себе – его плечо было просто ледяным. Гарм, все стоя на той стороне, искоса глядел на нас: внимательно, изучающе, но... ненавязчиво как-то. Странное дело, что его взгляд может быть и таким... И выражение этих глаз... В гробовой тишине раздался звук. Поначалу мне стало непонятно, откуда он, но уже через мгновение... Лицо против воли залила краска. Неясыть, уже задремав, сей же миг вскочил на ноги: — Черт, вот я невнимательный! – хлопнув себя по лбу, сбегал за деревья и вернулся с приличной охапкой хвороста – Совсем забыл, что ты-то ничего не ел! — Да не стоит, я могу и потерпеть... – попытался я возразить, как отпрянул от хлопка по спине, лишившего всякого желания это делать: — А если ты в обморок упадешь? Как я тебя понесу, а?! – и, простым заклинанием Огня распалив огонь, сбегал ко мне и достал из своей сумки небольшой котелок, сушеное мясо и еще какую-то еду (при виде которой рот наполнился слюной) – Проблем мне тут еще не хватало с тобой... А потом, прямо так зачерпнув снега, поставил на огонь и, подождав, пока растает и закипит, положил сначала мясо, затем – и все остальное. Гарм следил безотрывно за всем этим. Я же смотрел на него, готовый в любой миг отвернуться (хотя не уверен, что успею). Но он меня все также не замечал. Прошло несколько минут, и варево начало снова закипать. Неясыть, помешав все ложкой, сказал мне бодро: — Сейчас, подожди, скоро будет готово! Я в ответ благодарно улыбнулся, даже позабыв о том, что мы не одни. И тут... ...перед глазами мелькнула темная тень – и на плечи ему опустился плащ, что миг назад был еще на Гарме. А тот, опустив быстро руку, плавно пошел к тому валуну, на котором сидел в ожидании нас: — Надень. Или тебе так хочется сдохнуть от переохлаждения? У меня по спине прошла волна мелкой дрожи: это казалось таким... нереальным. А Неясыть, только покосившись, запахнул его на себе: — Благодарить не буду. И, раз на то пошло, спрошу... – поглядел на него внимательно и безбоязненно – Зачем ты пришел? Только чтобы помочь мне? Тот, не оборачиваясь, достал из-за валуна что-то длинное, почти в его рост – меч, как я понял через пару секунд: — Если я скажу, что да... ты этим удовлетворишься? Сердце мое забилось, как бешеное, а на губах застыли слова: «Не выводи его из себя! Или тебе жить надоело?!». Правда, внутри назревала какая-то догадка – смутная и неуловимая пока, но... назревала. — Нет, — тряхнул головой слегка – Тебе нет до меня ровным счетом никакого дела – и это факт. Я не поверю, что он появился после тех ста лет, что мы виделись в последний раз, когда Печать была сломана... «Что? Это вообще возможно?». — ...И пусть тогда я чуть не умер от этого, а ты спас мне жизнь... – отвел взгляд в сторону и неожиданно выпалил – Но тогда ты просто предотвращал катастрофу, которая случилась бы, не приди кто сильнее высокого уровня! Но сейчас! – вскочил на ноги – Сейчас не изменилось бы ровным счетом ничего, разве что этим Всесильным досталось бы мое тело... Но они бы вряд ли разобрались... — Что за чушь ты опять несешь? – закрепив меч у себя за спиной – над правым плечом торчала рукоять с большим круглым черным камнем; обернулся – Я в очередной раз спас тебе жизнь, а ты недоволен? Неясыть, зарычав тихо, но яростно, ответил: — Ты сам меня изгнал, наложив эту чертову Печать! Я больше не твой подчиненный! Я больше не принадлежу к Гончим! Так почему ты не оставишь меня в покое?! Он приблизился: — Хочешь знать, почему? – хмыкнув каким-то своим мыслям, добавил – Есть одно дело. — А? – опешив, вдруг заметил, что суп начинает выкипать (и я как-то про него позабыл) и заливает огонь, поспешил оставить котелок в сторону – Черт, вот так всегда... Я пробормотал, готовый провалиться от неловкости сквозь землю: — Извините, я, наверно, отойду... – и уже встал, как Неясыть схватил меня за плечо: — Нет, останься! – и с нажимом посадил. Гарм как-то неоднозначно и с немалым неодобрением посмотрел на нас, но все-таки промолчал, сведя брови над переносицей. Я от этого взгляда опять похолодел. Мой духовный брат, почувствовав это спиной, опять повернулся к нему, глубоко вздохнув: — И какое у тебя ко мне дело? Тот, надев мигом холодную бесчувственную маску, ответил следующее: — Какие-то люди похитили Масаки. И мне нужна твоя помощь. Сначала я вздрогнул от слов «нужна твоя помощь» — что это за дело, с которым не может справиться сам Гарм?! Но потом уцепился за другое: кто это – Масаки? Я не знал ни этого имени, ни единого человека, что мог его носить – потому что так уже давно никого не называют. Не имел ни малейшего понятия. Это меня озадачило. И отвлекло. Но каким-то образом не помешало остановить Неясыть, когда тот вдруг бросился вперед, бешено сверкая глазами и лихорадочно пытаясь выбраться из моей хватки: — Что это значит?!! Как ты мог не защитить ее от каких-то там людей, когда все это время без труда защищал от меня?! Что это за люди, против которых ты – всего лишь подзаборная дворняга?!! Я, не отпуская, с ужасом ждал закономерной реакции на эти слова и был готов в тот же момент бежать. Не задумываясь о том, что это – бессмысленно. Но Гарм и бровью не повел, выслушивая это и, немного отведя руки в стороны, обратился ко мне тихо: — Отпусти его, маленький фавн. Иначе он не успокоится до утра. Руки мои сами собой расслабились – и Неясыть вырвался и... остановился в метре от цели своей ярости и гнева, часто дыша и сжимая в руке край его плаща: — Что произошло? – в голосе чувствовалось, что он боится – но теперь не его. Он, как-то странно дернувшись и отведя взгляд в сторону, через минуту ответил: — Меня перехитрили, отродье. Ждали, пока я ослаблю бдительность – и пробрались к ней ночью. Даже если бы я узнал вовремя, то не успел бы перенестись из Ада туда так быстро, при всем желании. Я не всесилен. — Обманщик... – прошипел негодующе, свирепо горя глазами – Гнусный лжец! — Думаешь, от того, что ты сейчас будешь меня обзывать последними словами, ей будет легче? – покосился на удивление беззлобно – Нужно действовать – и немедленно. — Но... – вдруг ослабнув, тяжело сел рядом со мной, голос срывался — ...почему она? — Ты и так знаешь. Потому что только так можно запустить механизм, ведущий к гибели Мироздания. И, когда начнется, никто не сможет остановить... – сглотнув, порывисто отвернулся – Я потерял след похитителей. Они использовали какое-то средство, что ни одна Гончая не может идти по нему. В ушах шум и скрежет, от которого даже у меня катушки слетают. А всякий след Масаки полностью, без остатка, перебит. Поэтому только ты можешь их найти, — сев на валун, в упор поглядел на него. Неясыть, вздрогнув, сжался и уткнул лоб мне в плечо. Я, не зная толком, в чем же дело, для поддержки обнял его. Ему было больно. Больно и мучительно. Поэтому так и было больно и мучительно мне. Все мое существо жаждало знать, что происходит, как Мироздание может погибнуть только из-за похищения какой-то там Масаки, которая, похоже, имеет немалое значение для моего духовного брата. И, в конце концов, какое к этому имеет отношение Гарм? Но нежелание умирать упорно не давало открыть рта и спросить об этом напрямую. Я, зная, что от одного ничего не добиться, вовсю пытался это перебороть. Даже голод отошел далеко на задний план. И решился-таки: — Скажите, в чем дело? Неясыть вздрогнул, но не поднял головы – понял, что обращение не к нему. Гарм же посмотрел пристально на меня в упор и, легко спрыгнув с валуна, приблизился: — Ты действительно хочешь это знать? – прищурился в предостережении. — Да, — выдавил, не без труда заставляя не отводить взгляда. — Узнав, ты станешь к этому причастен и уже не сможешь повернуть назад. Подумай над этим хорошенько... — Я хочу знать! – сказал – и сам поразился собственной смелости. Но тот не отреагировал особо – только скрестил руки на груди: — И что это тебе даст? На это мне было нечего ответить. И на выручку пришел неожиданно Неясыть, резко подняв голову и каким-то странным жестом что-то показав. Основатель Гончих, коротко фыркнув, спросил уже у него: — И надо оно тебе? – на лице отразилась снисходительная ирония – Пусть он и знает, что ты старше сына Божьего и обладаешь силой, способной разрушить половину всей планеты, но это не дает ему, постороннему, права... — Для меня он – не посторонний! – выплюнул решительно, схватив меня за ладонь. Я в признательности сжал в ответ. Он, оттянув уголок рта, спокойно прикрыл глаза: — Я не решусь сам... Гарм, фыркнув явно неодобрительно, сел на корточки – конец его меча прочертил в земле глубокую полосу: — Ладно, отродье... Масаки – это моя жена. Она человек. И только в ней – моя цель. И если с ней случится что-нибудь... – взгляд потемнел – Тогда этому миру точно придет конец. А вместе с ним – и всему Мирозданью, потому что нарушится баланс... Невероятно и странно, но почти весь мой страх и трепет перед ним отступили от одного лишь взгляда на него, от одного знания, что даже у этого жуткого и стоящего свыше любого понимания типа есть эмоции и чувства, помимо ярости и жажды крови: — Она важна для вас? — Не твое дело... – выдохнул, плотно закрыв глаза, на лбу пролегли морщины. — Но все же просите Неясыть помочь вам? — Неясыть? – посмотрел сначала на меня, а потом – на него – Так ты себя называешь? — Последние 6-ть лет... – отозвался тихо, глядя на свои ноги – А что? Во взгляде что-то мелькнуло, но что – непонятно: — Ничего, — и опять пронзил меня взглядом кроваво-красных глаз – У него имеются и свои причины ее спасать. И немалые. Ведь она – его мать. Это стало ударом молнии и грома. Поначалу все во мне отказывалось поверить. Но потом все встало на свои места – и я отчетливо понял: — Отец его... – сердце подскочило, голос невольно сорвался – ...это вы... — Если я позволю чему-нибудь случиться с этим отродьем – ей будет больно. Лишь по этой причине он еще жив... — ...и лишь поэтому отделался изгнанием сюда заместо законной казни! – огрызнулся тот, дрожа вскочив на ноги и, наложив в чашку похлебки, протянул мне – я сразу же на нее накинулся и начал жадно поглощать – И поэтому ты меня не пришиб сразу после рождения! — Да, именно и только поэтому! – глянул на него коротко и строго, отчего тот невольно поджал хвост и отпрянул – Так что веди себя должным образом... Я, утолив первый голод, втихаря посмотрел на них, и тут появилась одна проблема: — Эмм... – добившись того, что Гарм покосился, спросил несмело – Но почему, если у него есть мать, Неясыть воспитывали вы? Он рассказывал... — Болтун паршивый... – прошипел со скрытой злобой в глазах (меня прошиб ледяной пот и мысль «Зря я это ляпнул!»), но ничем больше этого не показал – Союзы между существами соседних миров запрещены. Не запрещены – они противоестественны. И Мироздание отвергает их. Дети, рожденные в этих случаях, пытаются во что бы ни стало убить своих родителей. Неосознанно, не желая этого – но делая. Они прокляты... Неясыть, слыша все эти слова, даже не пошевелился, будто это не касалось его ничем. Будто это самый обычный разговор. Но я чувствовал – он колебался, держась на пределе своей выдержки, из последних сил борясь со страхом и отвращением к самому себе. Жить более 25-ти веков, зная, что при одном лишь виде своей матери ты ее без колебаний убьешь... Любить – потому и держаться от нее за тысячи километров, чтобы не чувствовать ее близости, не заметить в толпе случайно ее лица, не соблазняться... Мог ли я его понять? Ведь я, по сути, убил свою мать. Своим рождением. Но меня не винили в этом – потому что это дело обыденное. Такова закономерность, и никто не в силах ее изменить – мать, носящая во чреве своем ненормального ребенка, может его родить, только отдав на это все свои силы. И не каждая способна это выдержать... Я ничем не мог облегчить его боль. Но все-таки встал, позабыв о Гарме, не замечая его пристального взгляда в спину, который в любое другое время пригвоздил бы меня к месту, не давая дышать; твердо встал, уронив с колен чашку, и подошел к нему: — Не все потеряно. Ты хочешь ее спасти – и ты справишься с собой. Я в это верю... Он, дернувшись от моих слов, словно от удара плетью, обернулся и, посверлив с минуту неоднозначным косым взглядом, пробормотал отстраненно: — Ночь на исходе. Надо спать... Не успел я опомниться, как позади меня из-под земли выросла небольшая пещера. Почти тут же пошел снег, заставив поежиться. Гарм, промолчав, встал и куда-то ушел. И только тогда мой духовный брат, вытерев пот со лба от использования заклинания Движущейся тверди, позволил себе расслабиться. Я расстелил внутри одеяло, которое было на мне: — И почему ты не говорил? — Что? – подойдя, сел рядом, касаясь коленом. — Что твой отец – сам Гарм? Разные глаза закрылись: — «Сам»... – фыркнув небрежно, взял свою сумку и стал в ней копаться – Как я сказал, старый валенок. Живет уже не знамо сколько, а мозгов не понабрался! Вот захотелось ему проблем – завел себе жену среди не каких-то сверхъестественных существ, а из людей! Сколько женщин он повидал? А сколько добивались его расположения? Тысяча вагонов и две – маленьких тележек! Даже сейчас, что ни сто лет – хаживает налево! Но почему-то упорно возвращается к ней, как пес шелудивый! — Тебя не устраивает, что он ей изменяет? – по-быстрому сняв порванную футболку, надел целую, что он достал из сумки, и теплый шерстяной свитер – Или что? Уши, дернувшись, поникли, голова опустилась: — Как раз «что»... – закрыл лицо ладонью – Если он знал, что так и будет, то почему позволил ей забеременеть от себя? Почему подверг ее жизнь опасности? Ее я понимаю частью себя – мне приходится каждые 200 лет выть и метаться, чтобы... – осекшись, продолжил – Но я, как полукровка, не способен произвести нормальное потомство, да и «это» не пытается меня убить... Но, просыпаясь после этой агонии, я всякий раз жду, что хоть на этот раз все прошло, как надо, и... Забудь, — бросил вдруг – Дело не во мне. Масаки я не виню ни в чем – ей хотелось ребенка от того, кого она любила, и пусть Бог ее простит... Но Гарм... – с силой впился пальцами в сумку – Зачем он согласился? Он ведь даже не стал уговаривать ее избавиться от ребенка, позволил выносить и родить. Чего он этим пытался добиться?! Потешить свое самолюбие?.. На этом я не выдержал – и, рванувшись вперед, обнял его и, плача от боли (его боли), бурей бушевавшей внутри меня, прижал к себе: — О нем я не знаю ничего. Ничего не знаю о твоей матери. Но я знаю тебя – и пусть только в лице Неясыти, но хоть чуточку... – зарылся лицом – Не надо винить себя за свое рождение. Ты есть – и ты жив, пока бьется твое сердце. И не надо спрашивать «зачем?» и «почему?». Просто живи... Ведь зачем-то ты пришел в этот мир... Он, не сопротивляясь мне, глубоко вздохнул, показывая мучавшее его только на лице, без малейшей влаги в глазах: — Спасибо, Пастух. Спасибо... – отдалившись, сказал тихо – Скоро утро. Ложись... Не знаю, было ли в его словах какое заклинание, но я заснул почти тут же...