Мысль 23. «Невозможное в принципе» или «То, что правильно»
25 февраля 2010 г. в 14:52
Тепло... Даже жарко. И почему-то уютно, как в надежном логове. Кто-то держит бережно, прижимая к себе. Я, отвечая на это, зарываюсь носом в мех... Чей? У кого из тех, кто может здесь быть, имеется мех? Гончая, разве что? Но Гарм сказал, что тех двоих оставил с Масаки, моей матерью... Пилико умерла на моих глазах... Остается только одна кандидатура...
Поддавшись холодной волне, толкнувшей меня спиной на ледяной камень стены из лунного камня, я прижался к ней теснее, дрожа от открывшейся мне неожиданно очень неестественной (абсолютно невозможной!) вещи, но очевидной, как первые месячные у девственницы, обнаружившей кровь на своем нижнем белье – меня накрывали хвосты Гарма, как одеяла, а смертоносная когтистая лапа обнимала, как нечто бесценное, но очень гуттаперчевое...
5-ть алых, как свежая кровь, глаз воззрилась на меня почти с недоумением:
— В чем дело, отродье? – голос звучал, как ни в чем ни бывало.
— Какого хера, ты, старый дряхлый валенок?! – прохрипел в паническом ужасе, заранее зная, во что мне могут обойтись эти слова – А если бы инфаркт?!
Он, встав, отряхнулся деловито:
— Помнится, умирал ты от другого...
Меня пронзило, как копьем, воспоминание – ладонь нашла место и обнаружила там лишь довольно аккуратный шрам в форме полумесяца:
— Что случилось? – паника схлынула, возник неподдельный интерес.
— Тебя от моей расправы спас сам Король, — дернул уголком рта, показывая свой гнев в связи с этим, поворачиваясь ко мне спиной и шагая по коридору – Не знаю, что ему от тебя понадобилось, но уверен, что ты узнаешь об этом сегодня же...
— А Пастух? – спросил тут же.
— Жив и здоров, — бросил, исчезая в мареве скрывающих вихрей (его любимый способ передвижения по замкнутым пространствам – никогда не любил казаться слоном в посудной лавке) – С Речником разговаривает...
Я, подавив предательские мысли, неуверенно побежал в ту сторону – по тоннелю, который заворачивал в пещеру с источником Бессмертия и флейтой – в то время, как Гарм побежал по другому, который вел в то же место, что и разветвление у входа.
Похоже, на сам разговор я немного опоздал. Они стояли лицом друг к другу, глаза Пастуха плотно закрыты, кулаки сжаты в непонятной попытке сдержаться... Я вижу слезы, пробивающиеся из-под век. Эх, хотелось бы знать...
В следующую секунду он бросается вперед и неистово обнимает своего отца:
— Но как бы я хотел... как хочу вернуться! Так хочу, чтобы стало все, как прежде!..
Думал, рана в груди зажила. Ан нет, еще способна открыться...
Ноги едва выдержали мой вес. «Как прежде», верно? Родной клан, отец, который его очень любит, и теперь никуда от себя не отпустит, лица, которые всегда ему будут улыбаться, которые всегда поймут... И никакой крови, никаких убийств, никакой боли. Никого из тех, кто так противен роду фавнов... Гончих.
Да, мир без меня, его духовного близнеца. Бельма на глазу его жизни. Того, из-за которого и были все эти беды... Из-за которого смерть его преследует по пятам. Кто заклеймен навечно знаком невезения...
Да, так будет правильно... Это пронеслось в моей голове за одну секунду. Я, не слушая остального разговора, просто заставил себя развернуться и тут же побежать прочь, чтобы больше никогда не вернуться... Потому что это было единственно верное решение. Верное до боли в сжатых зубах. Верное до тошноты от мучительного голода. Верное до потери дыхания и пульса перед смертью...
Да, нас свела сама судьба, дав шанс изменить ее законы и законы нашей крови. Но это оказалось нам не по силам... Нет, что я несу?! Судьба никому не дает подобного шанса – она просто любит посмеяться, строя такие каверзы! Она плюет на чьи-то там эмоции и чувства! Ей насрать на боль, на любовь, на ненависть и даже на смерть – она же вечна! Самая большая стерва за все существование Сущего...
Я бежал от нее прочь, прижав уши к голове и не слыша ничего, кроме шума крови и биения своего слабого человеческого сердца... и торопливого бега следом...