Обитель Тронолордов

      Толпа людей с криками бежала прочь от с грохотом рушащегося замка, погребающего под камнями, деревом и стеклом бессчетное количество воинствующих моргулисов. Лишь синевласый человек смотрел на гибель места, что привык считать своим домом, не отводя взгляда. Он неспешно брел внутри потока паникующих людей, по странной прихоти судьбы до сих пор не сбитый с ног, в противоположном толпе направлении, пока, наконец, не оказался наедине с огромной грудой обломков. Потрясенный, сломленный, человек упал на колени, спрятал лицо в ладонях. Так он и сидел, окруженный со всех сторон тишиной, пока вдруг, неожиданно, не отнял руки от лица и повернулся к кому-то неизвестному, следившему с безопасного расстояния. Губы задрожали на его залитом слезами лице, потом раскрылись, давая жизнь полному боли и страдания крику, и синевласого человека полностью охватило яркое, явившееся словно ниоткуда, красное пламя.       Игриттоняша открыла глаза и тут же сообразила, что находится в своей комнате, в теплой постели, а увиденный кошмар был всего лишь страшным сном, вызванным стрессом и событиями прошедшего дня, которые пробудили старые неприятные воспоминания. Стук в дверь, который, очевидно, и вывел троноледи из сна, заставил ее невольно вздрогнуть. В свете стоящей на столе одинокой свечи леди отыскала и надела на себя теплый халат. В этот раз она не стала звать Рэффи, которая опять пропала неизвестно куда, а под аккомпанемент стучащего об дерево кулака пошла сама проверять, кому могла понадобиться в столь поздний час. Едва Игриттоняша открыла дверь и увидела того, кто стоял на ее пороге, тот же момент окончательно проснулась, а сердце заметалось в груди. Пораженная, леди попятилась, сделала несколько шагов назад, дав гостю возможность зайти внутрь и прикрыть дверь. - Здравствуй, пельмень, - обратилась она к вошедшему по прозвищу, которым его звали все близкие друзья. Привет, рыжик, - ответил сир Дормерофаг. Что-то странное ощущалось в нем, из глаз пропал игривый блеск, губы не кривила привычная улыбка, лицо имело то самое выражение, с каким не смотрят на своих заживо горящих на костре дочерей. Игриттоняша не знала, что и думать о неожиданном появлении сира, от которого все это время не было никаких вестей в то время, как в этой самой комнате происходили связанные с этим и остающиеся без внятного объяснения вещи. Троноледи, повинуясь внезапному порыву, кинулась к Дормерофагу и крепко обняла его, уткнувшись головой в его грудь и сцепив руки за его спиной, по щекам ее потекли слезы облегчения и радости. - Где ты был, почему ничего не писал? Где Реон и Тиенофаг, с ними все в порядке? А ваша миссия, все завершилось удачно? - посыпались на сира вопросы Игриттоняши. - Присядь-ка, - отстранился Дормерофаг, жестом указал на кресло и подождал, пока его не займет пока что ничего не понимающая троноледи. - Я решил, что ты должна узнать обо всем первой. Узнать о настоящей цели, которую я преследовал своим походом. Скажу сразу, что задуманное у меня получилось, - сказав это, он протянул руку, которую до этого времени прятал за спиной, явив сияющий молот. - Это же... - растерялась удивленная Игриттоняша, - Но как ?! - Я постоянно говорил о том, что не хочу повторения разразившейся в Тиваче трагедии, не хочу, чтобы шитпостеры и вайперы отравляли нам жизнь и имели возможность снова лишить нас дома. Меня уже давно посещали идеи найти на них управу, как ты помнишь я много раз упрашивал совет отправить посла к Админу, главе модераторов. Но вы так сильно цеплялись за пьянящее чувство свободы и независимости, что ничего не хотели слушать. - Все правильно, ведь никто не хочет жить по указу кого-то там сверху, с кем едва ли возможно договориться, ограничивая себя во всем, только лишь из страха навлечь на свою голову его гнев. - Люди сами не знают, хотят ли чего-то, пока им этого не предложишь - Дормерофаг с силой сжал рукоять банхаммера, Игриттоняша даже услышала, как натянулась кожа перчатки, надетой на руку сира. - Или не отнимешь это у них, - добавил Дормерофаг после паузы. - Я смог узнать примерное место нахождения банхаммера, оставленного модератором еще Мартин знает когда. Но так же я понял, что остальные тронолорды не допустят того, чтобы я единолично завладел столь мощным оружием. - И тогда ты воспользовался нападениями Карамрази как поводом, чтобы покинуть Тронач и отправиться, наконец, на поиски, - высказала леди свою догадку. - Не просто воспользовался, я сам его и организовал, - шокировал Игриттоняшу Дормерофаг. - Отправил одного своего человека к этому вайперу, с планами местности, а другого - в лагерь Ночных Часов, который должен был проследить за тем, чтобы часовые ни в коем случае не задержали шитпостеров на границе. Еще одного я оставил здесь, в замке. Именно он перехватывал всех воронов, что я присылал в Готач, чтобы мои спутники не заподозрили неладное, а затем отсылал мои инструкции в ту деревню, где должны были находиться шитпостеры, чтобы те не оставались на одном месте дольше положенного, и Реон с Тиенофагом ненароком не перебили их раньше, чем будут найдены руины, в которых покоился банхаммер. - И поэтому ты решил мучить меня неведением? Я очень сильно волновалась, переживала, думала о самом худшем, - едва не переступила ту черту, за которой речь переходит в крик, Игриттоняша. - Но сейчас я рада, что ничего из того, что мне рисовало воображение, не произошло. Но все равно не понимаю, зачем ты пошел на это. - Я хотел, чтобы Карамразь всего лишь создал панику, пограбил да попугал народ, чтобы те взмолились о помощи тронолордов. Но не того человека, если он и правда был человеком, я выбрал. Не думал, что в ком-то может быть столько жестокости. Я не хотел ни чьей смерти, тем более Дозормена, нашего доброго друга и соратника. - Дозормен... мертв? - Игриттоняша сильнее вжалась в кресло, почувствовав, как ее пробрал холод, исходящий от этого известия. С поникшим сердцем она продолжила слушать исповедь Дормерофага. - Да, и я полностью виноват в его смерти. И еще в десятках других смертей, совершенно невинных людей. Убил сотню, чтобы спасти тысячи, - сир невесело усмехнулся, снял с пояса мех и сделал из него долгий глоток. Леди почувствовала исходящий от меха запах крепкого спиртного. - Я уже рад хотя бы тому, что с Реоном и Тиенофагом все хорошо, они живы и здоровы.. - Что же ты натворил. Зачем все это? - Игриттоняша встала и посмотрела сиру прямо в глаза. - Однажды у нас бы наступила спокойная мирная жизнь, которой бы мы добились общими усилиями. Убедить бывших врагов стать нашими друзьями. Все бы получилось, обязательно. - по щеке троноледи потекла слеза, которую Дормерофаг тут же вытер осторожным прикосновением пальца. - Ты не можешь перестать верить в хорошие стороны людей, и жизнь до сих пор не смогла тебя этому научить, - сир мягко улыбнулся. - Поэтому не ты должна брать на себя тяжело дающиеся решения. Ноша, которую я на себя взвалил, мало кому по силам. Жить со всей этой кровью на руках... Но выбор сделан, - Дормерофаг отвернулся, в его голосе послышался металл, - если сдаться сейчас, все жертвы окажутся напрасными, их уже будет нечем оправдать. Это трудно понять, но все было необходимо ради нашего общего блага, последствия бездействия могли быть еще хуже. - Ты сейчас говоришь прямо как Грифоеб. Тронолорды ведь так и воспримут известие о том, что в твоих руках банхаммер, тебя посчитают новым диктатором, преследующим лишь свои цели, навязывающим свою волю всем несогласным и не считающимся с мнением народа, - Игриттоняша всплеснула руками, хотя, конечно же, сир не мог этого видеть. - Знаешь, в чем на самом деле состоит проклятие модератора? - спросил Дормерофаг, оборачиваясь. - Тебя все презирают, ненавидят, видят в твоем лице оковы, рамки и границы, но, одновременно с этим, в трудную минуту те же люди будучи подвержены насилию со стороны тех, с которыми сами не смогут справиться, будут взывать к твоей защите, и проклинать еще больше прежнего, если помощь высшей силы, на которую они уповают, не придет вовремя, - Дормерофаг подходил все ближе, заставляя троноледи пятиться, пока та снова не оказалась в кресле. - Прежде немногие смогли не потерять себя, не озлобиться, и не начать пользоваться банхаммером исходя лишь из своих собственных интересов. Ты ведь веришь, что я никогда до этого не опущусь, как бы тяжело не пришлось, - произнес сир без вопросительной интонации. - Я хочу верить в это. Верить, что ты останешься тем самым пельменем, которого мы все любим, - троноледи безуспешно попыталась улыбнуться. - Обещаю, я буду лишь искоренять любую угрозу нашему мирному существованию, и больше никак не буду влиять на вашу жизнь. Но хоть и знаю, что ты меня однажды простишь, сам я не могу себе позволить такой роскоши. Завтра, на совете тронолордов, мне придется предстать перед всеми в новом качестве. Поэтому мне было важно встретиться с тобой до того. Все-таки, из всех живых, я больше всего виноват перед тобой, - Дормерофаг нагнулся и по-братски поцеловал Игриттоняшу в лоб. - Зови, я буду рядом, если понадоблюсь. Спокойно ночи, рыжик, - сир направился к двери, открыл ее и, перед тем как окончательно покинуть комнату, повернулся, чтобы еще раз взглянуть на сидящую в кресле троноледи.       Когда дверь за сиром Дормерофагом, новым модератором Готача, захлопнулась, Игриттоняша бросилась к своей постели, обняла подушку, зарылась в нее лицом и заплакала. Даже двадцать славных парней не смогли бы нанести такую глубокую рану ее сердцу, как сегодняшний ночной разговор. Причин для слез было много: и печаль, и скорбь, и злость. Можно ли оправдывать средства целью, тем более если цель в конце концов так и не достигнута? Можно ли говорить о благе других людей, не зная их настолько, чтобы понимать, в чем оно собственно состоит? Можно ли, в конце концов, лгать и использовать в своих целях слепо доверяющих и любящих тебя людей, считающих тебя своим другом, доверяющих, как самому себе? А не возможность ли совершать ради эгоистичных побуждений поступки, в чужих глазах предрассудительные, как раз и зовется свободой?       После всего произошедшего жизнь уже никогда не будет прежней. Возможно, она и станет лучше, но будет уже совсем другой, чем-то напоминая предыдущую, но не имея возможности стать полноценной заменой. И лишь спустя время, свое для каждого, те далекие дни останутся простыми воспоминаниями, не важно, светлыми или мрачными, но свое влияние они окончательно утратят. Поступки, что когда-то казались правильными, лишаются своего смысла по прошествию времени. С новым опытом изменится взгляд на давно знакомые вещи, кажущиеся незыблемыми догмами понятия. Однажды и к Дормерофагу вернется прежнее отношение тронолордов, он снова будет принят как равный, как добрый преданный друг. Но не сегодня.