Конец - это начало...

Скрестив ноги в позе лотоса и оперевшись на спинку кровати, уже битый час тупо гляжу в одну точку где-то в середине белых обоев с чёрным рисунком, кусая щеку изнутри и то и дело подвергая тем же терзаниям губы. Голова забита разного рода мыслями, но в действительности ими всеми завладела одна. Ладони непроизвольно поглаживают округлившийся живот, ожидая, что вот-вот там кто-нибудь шевельнется. «Твоё тело в ближайшие недели начнёт сильно меняться…», «Ещё пара дней и ребёнок начнёт отзываться на твои прикосновения своими…». Я только что вернулась из женской консультации. Не пересчитать, сколько косых взглядов в очереди я поймала, как будто всем есть дело до того, во сколько лет мне захочется рожать. Зато врачи приветливые, все подробно рассказали и поставили на учет. Теперь за моим самочувствием и самочувствием ребенка будет следить миссис Джексон — мой акушер, с которой мы договорились, что пока будет в секрете от моей мамы. Долгое время я просто не решалась идти в больницу, взвешивая «за» и «против», и стало поздно о чем-то думать, осталось два варианта — рожать иди навсегда остаться без детей. Do or Die, в общем. Вынашивание, роды, уход за младенцем, воспитание — все это требует огромных сил, бессонных ночей и просто невероятной ответственности. Готова ли я стать матерью? Мне придётся быть готовой. Я так и не решилась сказать о существовании малыша кому-либо, кроме Златы. Весь месяц я практически не выходила на улицу, взяла отпуск и провожу его в четырёх стенах. На все предложения Тей/Джея/Шена прогуляться, на все беспокойства мамы и ее предложения приехать отвечала отказом, ссылаясь на то, что подхватила грипп и не хочу заражать кого-то еще. Собаку отпускала погулять только по двору и ненадолго. Нужно было сказать раньше, пока живот был не слишком большой, и можно было спокойно объявить обо всем. А теперь моя беременность стала слишком очевидной, пока что получается кое-как скрывать под свободными майками и кофтами этот факт, но лишь если я выхожу куда-то по необходимости, чаще всего, только до больницы и обратно окольными путями, чтобы ни на кого не наткнуться из знакомых. Сегодня или завтра должен вернуться со съёмок клипа Энди… Вот это сюрприз его ожидает — не было дома всего ничего, а тут девушка пузатая. Я перестала бояться своей беременности, я стала считать это естественным и даже желанным, но страх реакции любимого на такой поворот событий никуда не испарился. Если все обернётся не лучшим образом, я просто не смогу встать перед выбором: Энди или ребёнок. Я верю, искренне верю, что парень поймёт меня, ведь я знаю его, он не из тех, кто отступает перед трудностями, знаю, что никогда не бросит меня, знаю, что любит, но продолжаю чего-то бояться, пусть и неосознанно. Судорожно вздохнув, поднимаю край футболки и нежными движениями начинаю поглаживать кожу. Одним из моих любимых занятий стало рассматривание животика, его поглаживание и осознание того, что моя маленькая кровинушка все чувствует. В больнице я набрала себе кучу всяких методичек и буклетов со справочным материалом для будущих мам и частенько узнаю что-то новое для себя.  — Кхм… Тут написано, что ты уже все слышишь или можешь слышать… — прокашлявшись, чтобы хриплый после долгого молчания голос восстановился, сосредоточенно нахмурившись, перелистываю очередную страницу взятой с тумбы одной из книжечек. — Я не разговаривала с тобой до этого ни разу. Как там тебе, комфортно? — улыбаюсь, смаргивая проступившие слёзы, беременность сделала меня чересчур сентиментальной, хотя я, наверное, всегда такой была. — Мамочка тебя любит… Очень сильно… Я надеюсь, что ты мальчик, — начинаю тихонько смеяться сквозь делающую все мерцающим влагу в глазах. — Подай мне знак, малыш, я хочу почувствовать твоё прикосновение, — из книжки выпала какая-то карточка, поднимаю её и с любовью разглядываю снимок с последнего УЗИ, на котором видны очертания крохотного тельца. — Уверена, что ты очень подрос за этот месяц. Скоро будешь совсем большим мальчиком… ну, или девочкой. Жду, когда же ты появишься на свет, когда я увижу твою улыбку, твои… Я замолкаю, потому что отчётливо слышу, как кто-то поднимается по лестнице. Не долго думая, вытираю глаза и накрываю подушкой живот, продолжая вслушиваться. Скрещиваются пальцы, чтобы это не был кто-то из братьев или мама. Не надо, ещё рано, сначала узнает мой парень, а потом они. Может быть, это нечестно, но я считаю это лучшим выходом, по крайней мере надеюсь, что у меня будет поддержка в качестве любимого человека. Спустя несколько мгновений шаги прекращаются, возвращая помещению привычную тишину, но сердце начинает бешено колотиться, перебирая варианты неожиданного гостя. Сначала все выглядит так, будто мне причудилось, но в следующую секунду, резким появлением заставив меня вздрогнуть, распахнув настеж дверь, заносится Энди, падая на кровать и нависая надо мной.  — Бирсак! Ты меня заикой сделаешь! — облегченно выдохнув, но в то же время задрожав ещё сильнее от неизбежности так долго откладываемого мною разговора, поерзала на кровати, повыше надвигая подушку.  — Привет, солнце! С нежной улыбкой, склонив голову набок, сокращает между нами расстояние и целует меня. Его губы заставляют немедленно ответить взаимностью. Мягкие, сладкие поцелуи перерастают в пылающие, рваные, страстные, заполняют характерными звуками пространство, сопровождаясь сбивчивым дыханием обоих. Еле-еле дотрагиваюсь до его щеки, затем, полностью положив на неё руку, слегка впиваюсь ногтями в кожу и начинаю круговые движения языком на отведенной ему территории, часто сталкиваясь, прикусывая и посасывая язык парня и его губы. Второй рукой зарываюсь в его волосы, пальцами перебирая пряди, от чего тот мурлычит, словно кот. Прервав поцелуй на секунду лишь для того, чтобы улыбнуться, чувствую ответную улыбку и захватываю его нижнюю губу зубами, сдавливая податливую плоть и обводя её языком нарочито медленно и плавно. Продолжая улыбаться, от его незамедлительной реакции в виде томного обжигающего выдоха, пальцами, теперь уже обеих рук, накручиваю черные пряди и слегка потягиваю за них, снова вызывая гортанный полурык-полувыдох, будоражащий слух до приятных мурашек по спине. Когда его ладонь уже медленно скользит вверх вдоль моего бедра, протяжно заскулив, отстраняюсь, заставляю остановиться, накрыв его руку своей и опускаю взгляд. Нахмурив брови, Энди указательным пальцем поднимает мой подбородок. Просто ненавижу настолько проницательный взор голубых глаз, в эти моменты, когда он подобным образом разглядывает меня, чувствую себя беспомощным провинившимся щенком, который всего лишь хотел поиграть, но был пойман хозяином, которому не нравятся его проказы. Ещё сильнее нахмурившись, он пробежался цепким взором по моему лицу, и, вновь взяв в плен зрительным контактом, серьезно спросил:  — Ты плакала? - Нет, просто проснулась недавно, — выдавливаю подобие улыбки, но понимаю, что он меня уже раскусил — слишком быстр мой ответ для правды, и он это знает. Щенок спалился.  — Анна, я вижу тебя насквозь. Что случилось? - Я.. — рыдания подступили к горлу. Ну почему после любой ерунды, следует настолько быстрая реакция организма в виде слез?! Почему я не могу вести себя, как взрослая девушка, а не маленький ребёнок?! От обиды на саму себя слёз становится раза в три больше, и я уже буквально захлебываюсь от них. — Я не сказала тебе, хотя должна была, не за чем было скрывать… — еле слышно, закрыв лицо обеими руками, шепчу я, тяжело дыша, борясь с подступающей истерикой, со всеми мыслями, чувствами и эмоциями, переполняющими меня и разрывающими изнутри. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда.  — Тихо, тихо, успокойся… — некоторое время обеспокоенно пытаясь открыть моё лицо и обнять, Энди вдруг прекращает эти попытки, поднимается с кровати и уходит куда-то. Через мгновение он возвращается со стаканом воды и протягивает его мне, теперь уже хмурясь с долей взволнованности и непонимания, читающихся в родных чертах. — Держи, Энни, выпей и скажи, наконец, что произошло, не заставляй меня нервничать. Залпом опустошив содержимое, отставляю стакан на тумбу и, опустив голову и теребя край подушки, всхлипнув, собираю волю в кулак, заставляя себя всё-таки перестать быть дитём, и на выдохе выпаливаю отчётливо и громко:  — Я беременна. - Что? .. — будто не расслышав, сведя брови и истерически прыснув, переспросил парень.  — У меня будет ребёнок, — отделяя каждое слово, сжавшись в комок изнутри сильнее, представляя, как обнимаю своего малыша, защищая от всего, что сейчас может произойти, проговариваю я, попутно мысленно успокаивая ребёнка, который, судя по появившейся лёгкой тошноте, чувствует себя не лучше своей мамы.  — Подожди, ты сейчас серьезно? — мой подтверждающий кивок, и, опешив, Энди судорожно сглотнул и отпрянул от меня, изучая глазами пустоту и часто моргая. Его лицо выражает удивление, испуг, рот искривлен в странной усмешке — он до сих пор не может поверить, скорее всего надеется на шутку, глаза вытаращены, будто сейчас выкатятся из орбит, но в них сверкает что-то непонятное, неведомый блеск, которого никогда не было, а может, я просто не замечала. Одно скажу точно — таким я его ещё не видела. — Э-это точно? Ты уверена?  — Точнее не бывает, — прошелестела я, убрала подушку, закрывающую живот, привстала на колени и закатала футболку, положив ладонь на местообитание ребёнка и вернувшись в прежнее положение сидя. Его глаза… Они говорят лучше всяких слов. В них просто неимоверный шок, но в них и улыбка. Счастливая улыбка. Так он улыбался, когда мы начали встречаться — глазами. Так же, когда я согласилась жить вместе. Так же, когда мы все-таки оставались наедине между работой обоих. Так же, когда помирились. Но… Я знаю, что означает каждый жест любимого, каждый «тип» улыбки и подмигиваний. А эта — особая, её можно увидеть довольно редко, но всегда она означает что-то восхитительное, радующее парня. Противоречия, сомнения поперёк надежд и уверенности штормовой волной накатывают снова и снова, чувствую, как начинаю дрожать сильнее и не замечаю, что слезы уже сплошным потоком застилают глаза. Снова. - О, Энни… Приблизившись быстрым движением, Энди крепко обнимает меня за плечи, зарываясь носом в кипу убранных в нечто растрепанное на затылке волос, крепко прижимая к себе вздрагивающее от частых приглушённых всхлипов тело.  — Малышка, ну чего ты плачешь? Все же хорошо. Это самая лучшая новость, какая только может быть! — шепчет он, а в голосе читается все та же улыбка. — Ребёнок… Это же прекрасно, милая, я же люблю тебя!  — Я верю… Я знаю… — слёзы и не думают прекращаться.  — А чего тогда распустила болото? — хрипло смеется.  — Да потому что я беременна! Все беременные шизанутые! — вытирая тыльной стороной ладони щеки, подхватываю смех парня, наконец повернувшись к нему заплаканным лицом и, коснувшись кончиком носа его щеки, прикрываю глаза и перехожу на шёпот. — Я так боялась твоей реакции…  — Зря боялась, — вторя мне, оставляет нежный, мимолетный поцелуй на моих соленых губах, улыбаясь в них и прижимаясь своим лбом к моему. Его взгляд опускается на мой живот, на устах появляется непонятная ухмылка:  — Где же я был столько времени? — мотая головой и опуская веки продолжает шептать он, боясь спугнуть повисшее в воздухе умиротворение, нарушаемое частыми моими всхлипами. — Сколько уже нашему ребёнку?  — Четыре с половиной месяца, — испустив облегчённый выдох, до конца успокоившись, улыбаюсь. — Я узнала примерно месяц назад, но, как видишь, я трусиха.  — Хреновый из меня получится отец, раз я не замечал ничего… — он сейчас где-то в своих мыслях, отреченный взгляд вновь изучает пустоту, лёгкий, тихий смешок отдаёт грустинкой, сожалением и безграничным счастьем одновременно, а рука тянется к животу, но в считанных сантиметрах останавливается, неуверенно согнув пальцы. — Можно?  — Конечно можно, — шмыгнув носом и расплывшись в ещё более глупой улыбке, чем озарявшей моё лицо ранее, беру его руку своей и кладу на живот. Сначала робко его длинные тонкие пальцы касаются надутого, словно воздушный шарик, который, кажется, лопнет от малейшего прикосновения животика. Затем его ладонь медленно скользит в поглаживающих движениях по кругу.  — Малыш, это твой папа, — шепчу я, дрожащим от новой волны слез, теперь уже умиления, голосом. — Что ж, папочка, поздоровайся.  — Поздороваться? Привет, малыш… Он уже слышит, да? — киваю. — Я очень люблю твою маму и обещаю любить и тебя. Боже, я никогда этого ещё не делал, все так странно, до сих пор не осознаю с кем разговариваю… — сглотнув, он замолчал, опять уходя куда-то от реальности, завороженно рассматривая «жилище» малыша. Достаю спрятанный снимок ребёнка и протягиваю Энди:  — С ним ты сейчас разговариваешь…  — И почему ты сразу мне ничего не сказала… — разглядывая снимок, слегка мотая головой, поджимает губы, на которых все ещё сияет эта самая улыбка.