Лицо врага: Окно первое

      Тёплый и мягкий луч солнца нахально прошествовал по комнате и быстро добрался до постели. Окрасил серые простыни в желтовато-белый, поигрался бликами в волосах... Я зажмурила глаза и уткнулась носом в одеяло, не желая покоряться наступившему утру. Чуть полежала, но сон не возвращался, безвозвратно украденный дневным светилом. Я поворочалась, вспоминая, нет ли у меня сегодня каких-то особо важных дел, ради которых можно и встать с постели в такую рань, плавно переходящую в полдень.       И вспомнила... на свою беду. Резко распахнула глаза и сразу зажмурилась обратно, ослеплённая оскорблённой «ранью», которой я так неосмотрительно обозвала стоящее высоко над лесом солнце. Я что, вчера ещё и ставни закрыть забыла?! Ну я и... Но, по крайней мере, осознала, что жива и вроде цела... Стоп, какого хрена я в постели?! Я же вроде так на полу и отрубилась... Да ещё и с Теаном. Нет, он меня не обнимал, как обычно делают мужские персонажи любовных романов, оказавшись случайно в одной постели с девушкой. Я его тоже. Мы вообще лежали чуть поодаль друг от друга, ещё и отвернувшись в разные стороны. Да, чего уж ожидать, я во сне лягаюсь, пинаюсь и вообще порчу окружающим жизнь даже больше, чем во время бодрствования. Хотя, казалось бы, куда уж больше... Даже одеяло целиком заграбастала себе я, и Теан, откатившись, во сне завернулся в край простыни. В хороший такой край, даже из-под меня умудрился половину вытянуть, и теперь из белого свернувшегося калачиком кокона торчала только голова, да рука, на которой она лежала, так как подушку я тоже умудрилась утащить.       Я немного смутилась, осторожно села, потом через бортик выбралась из кровати. Сделала плавное движение рукой, и Теан перекатился на подушку. Когда проснётся, скажу ему, что это он так кровать разметал, ещё и поругаю. Эх, нет у меня совести...       Заклинание было полностью нетронуто, иначе я проснулась бы гораздо раньше и неприятнее. Неведомая сволочь в гости не заглядывала, а селяне, включая Геверу Вельгиевну, поостереглись будить магичку, пусть даже и недоученную. Я быстро привела себя в порядок, надела ножны с мечом, выдрала из сумки штук пять защитных амулетов, подумав, сунула нож за голенище сапога, не нашла больше ничего, что можно было бы куда-нибудь запихнуть, и пошла завтракать.       — Доброе утро.       Гевера Вельгиевна критически оглядела сумасшедшую меня, что-то нечленораздельно буркнула и с грохотом плюхнула передо мной тарелку с чем-то по виду напоминающем кашу. Ну как, по запаху тоже... Но пробовать на вкус это сомнительное яство я не имела никакого желания. Во-первых, вдова, как я уже успела узнать, в отравительском искусстве могла перещеголять даже нашего школьного повара (я тихо подозревала, что именно поэтому она и вдова), а во-вторых, это кашеобразное нечто прождало меня... вроде бы пару часов, а казалось, что несколько лет. За всё время пребывания в её гостеприимном домике я ела у неё всего раз восемь или девять, всё остальное время бегая к Вере и старостиной жене, укапывая из огородов морковь, репу и редис и предпочитая голодать. Эх, а я уж надеялась, что сегодня удача улыбнётся мне ещё раз... А, собственно, чего это я уповаю на эту капризную даму, со мной, тем более, едва знакомую?       Я лениво поковырялась ложкой в тарелке, вернее, попыталась выдернуть неосторожно сунутую ложку из затвердевшей белой жижи, скорее напоминающей болото, чем что-то съедобное, дожидаясь, пока Гевера Вельгиевна отвернётся, и тихо телепортировала большую часть тарелки куда-то в огород.       Это-то и спасло визжащую Веру, влетевшую в дом двумя секундами позже и сразу захлопнувшую, зачаровавшую и подпёршую собой деревянную дверь. В неё что-то стукнулось, тихо взвыло и затихло. В наступившей тишине глухо стукнул уроненный Геверой Вельгиевной нож. «К беде», — машинально подумала я. Потом вспомнила свои вчерашние наблюдения и спросила:       — Собака?       — Д-да... — дрожащим голосом ответила подруга. — Н-но... Г-г-глаз-за г-г-горели... З-зелён-н-ным...       Вера нечисти не боялась. Почти. Только той, которая её крупнее, сильнее, ядовитее и живучее. Странно было бы, если бы такая, как она, много кого боялась. Но зато имела другую пренеприятнейшую странность — совершенно не умела контролировать себя в неожиданных ситуациях. Побегай она от этой собаки ещё хоть пару секунд, и оставалось только пожалеть бедное животное, но изначально среагировать без истеричного испуга Вера не могла. Подобного она жутко стеснялась, боялась, долго старалась избавиться и, когда мы были помладше, очень просила меня её «попугать», но у нас ничего так и не вышло — какая-то подсознательная преграда мешала ей, или что-то ещё подобное, не знаю уж, как это называют. Вроде и реакция была великолепна, и сама она была не особо труслива, а, вот... Сама она сначала считала себя очень неправильной, потом смирилась и решила даже быть неправильной до конца — при распределении пошла на целительницу. Но показывать свои слабости по-прежнему не хотела и всегда старалась сама быть для окружающих неожиданной ситуацией. Я, в принципе, уже привыкла и почти не реагировала на это.       Я тихо подошла к окну и осторожно выглянула из-за давно не стиранной занавески. Собака, видимо, была всё же не на четверть бельмачём, а меньше, иначе Вера бы это сразу поняла. Она действительно сидела у двери и старательно пыталась счистить с уже совершенно обычных глаз остатки отвергнутой мною каши. Густая слизь, похоже, намертво въелась в шерсть... Беру свои слова обратно, Гевера Вельгиевна — замечательный повар! Кастрюльку этого чудодейственного яства с собой таскать, и ни меча не надо, ни магии.       Я отошла от окна и села обратно за стол, отвернувшись от необъятного зада вдовы, наконец-то отмершей и поднимающей нож.       — Она на четверть бельмач.       Вера, похоже, уже успела успокоиться и оценить обстановку.       — Ничего себе у тебя тут оборонительный бастион. От собаки, что ли?       Из моих сложенных «клювом» пальцев вырвалась золотистая магическая нить, связала наши с Верой головы и истаяла, оставив после себя рассеивающуюся блестящую пыль. Красоте моей магии завидовал весь поток, а я незаслуженно гордилась. Но наш с подругой разговор теперь не сможет услышать никто другой.       — Нет, от некроманта, управлявшего ею, лишившего Теана магии и хрен знает что сделавшего минимум с одним архимагистром некромантии. Осторожно, кстати.       Хотя, если серьёзно, собакой вряд ли кто-то управлял. Её потусторонняя четверть крови могла пробудится от случайных волн некроэнергии, оставленных сильным колдовством. Неведомый кто-то неподалёку мог проводить какой-нибудь ритуал, вот собаке и досталось.       — Вижу.       — Не забудь.       Гевера Вельгиевна вряд ли поняла, почему мы вдруг стали открывать рты, не издавая ни звука, неодобрительно покачала головой, убрала со стола тарелку с кашей и только потом уже начала тихонько молиться. Ну, то есть, молилась она тихонько, а вот на колени перед образами бухнулась так, что я содрогнулась. Вместе с домом. Мда, раз он ещё стоит, то богам Гевера Вельгиевна вряд ли уделяет много внимания. Вера села рядом и машинально взяла одну из морковок, которые вдова резала, видимо, для супа. Правильно сделала — морковки в своём изначальном виде вдохновляли меня куда больше, чем-то, что из них должно было получиться. Так что я тоже взяла одну, кривую, разветвлённую и похожую на какую-то жуткую полуобглоданную лапу. Вдова не сопротивлялась, поглощённая молитвой, так что я, хоть и была злостной атеисткой, возблагодарила богов за то, что они есть.       — Шшо жа ажшимажишш? — спросила Вера, вгрызаясь в морковку.       Я отломила от своей маленький кривой «палец» и съела в два укуса.       — Я осмотрела сумки. Один из недоеденных несчастных был архимагистром-некромантом. Тот самый, тен Ивитируан. Ну, который…       Вера фыркнула.       — Ничего себе, конечно. Доигрался, что ли?       — Не знаю. — Шутить настроения особо не было. — Второй маг защитил свои пожитки боевым плетением, замкнутым на себе, и, поздравь нас с полной пятой точкой, он жив. Отсюда у меня появилась гипотеза, что живы оба.       Задумавшись, я начала рассматривать прожилки в другом куске морковки, и не сразу заметила, что подруга уже не ест, а судорожно откашливается. Но предложить свою посильную помощь не успела — Вера щёлкнула пальцами, применяя несложное заклинание.       — Поздравляю с полной пятой точкой. А знаешь, зачем я изначально к тебе шла? — Ой, какая-то у неё улыбка нехорошая... — Я тут встала и обнаружила одну замечательную вещь!       Девушка рывком вытащила из кармана плоский кусок серебра, амулет связи... вернее, его обломки.       — И что? — спросила я. — Тебе его кто-то сломал?        Осколки были ровные, абсолютно одинаковые — амулет был разломан чётко посередине. Серебро, дополнительно зачарованное, было разломано. Как это возможно вообще — просто так поломать кусок серебра? Именно поломать, а не, допустим, расплавить и оторвать. Серебро же гнётся только. А тут край был прямо как поломанный.       — Нет, я сама, — сказала она. — Вернее, он сам. Хотела послать пару мыслей куратору, но он сломался, как только я попыталась их направить. Как будто жёстко глушат.       Вера в этом разбиралась. Да и сама я уже вспомнила: амулеты связи ломаются физически, если посылаемая мысль рикошетит обратно на них. Он серьёзного магического барьера рикошетит.       То есть, связь действительно жёстко глушат. В принципе, нормально — может, террористов ловят и по всей волости нет связи, дело обычное, особенно на востоке страны. Но. Мы теперь и на помощь позвать не можем.       — Восхитительно... — простонала я, сползая по спинке стула.       И что же нам делать, спрашивается? Обычно связь глушат надолго, если что-то случается. А тут ещё и места такие, что то мятежники, то сепаратисты… Тут и на полгода закрыть могут, стражу и тайную службу ничьи проблемы не волнуют. И проверить, есть ли связь, мы можем только одним способом: снова попробовать воспользоваться амулетом. У нас ещё два, мой и Дарьки. То есть, поломать ещё две достаточно дорогие вещи. И это мне отчим ещё пришлёт, да и Вере тоже, а у Дарьки семья небогатая.       До конца практики сидеть в осаде, закрыв домик и огород всеми защитными заклинаниями, какие только сможем сплести, завешавшись амулетами и карауля по очереди, пока другая урывками дремлет с мечом под подушкой? Ещё и с Верой и Дарькой, их же тоже надо защитить. Была одна юная идиотка, а станет трое — вот Гевера Вельгиевна обрадуется. И мы тоже обрадуемся, пространство-то расширить невозможно. Интеллигентный Дарька, наверное, будет очень страдать с нами двумя. А потом, после окончания практики, нас хватятся только через три недели, мы ведь не сможем уехать, покинув импровизированную крепость... если сможем её до того момента додержать. Нет, конечно, через две недели вернётся магия у Теана, и нас будет уже четверо, но надо бы ещё дожить до этого момента.       Моя морковка, которую мне уже совершенно не хотелось, легла на стол, за недолгое время пребывания у меня из звериной лапы превратившись в птичью.       — Хель, мы трупы, — начала Вера издалека, тоже, видимо, продумав какую-то стратегию и найдя её проигрышной. Но я вот с ней согласна не была. Она любила преувеличивать опасности. — При любом раскладе. Знаешь, что это значит?       — Я знаю тебя, а значит, что-то сверх меры глупое.       Только бы не сказала, что надо попытаться дозваться до отчима…       — Правильно. Это значит, что надо дать бой.       — Как мило.       — Хель, нас здесь четверо, и ты боевой маг... ну почти, да и я много чего могу, я физически точно сильнее его. А если вдруг и нет, то, в крайнем случае, зельем каким плесну… Дарьян пусть Теана охраняет, меч-то он в руках держать умеет…       — Уверенна?       Дарька, то есть, Дарьян, «ударение, пожалуйста, на первый слог, очень прошу, не коверкайте и не сокращайте моё имя», меч в руках держать умел очень условно. То есть, его учили, он же княжич, из Немейских, но научили, кажется, только уворачиваться. Он был весь тонкий, как веточка, и очень нежный даже на вид. Даже тараканов самостоятельно не давил, обязательно просил кого-то, и нет, я не преувеличиваю. Не ругался, не пил, ни курил, идеально учился своему прорицанию и был вообще нежнейшим существом. И меч… ну, меча у него даже не было.       Вера ничего не ответила, и я продолжила:       — Вера, начнём с того, что нас четверо, и третий не может вообще ничего толкового, а четвёртый ещё даже встать не способен и нуждается в нашей защите, и закончим тем, что некромантию даже боевикам преподают с восьмого курса, а мы с тобой закончили седьмой.       — Причём тут некромантия?       — Притом, что собака не сама озверела. Тут где-то серьёзный некромант поработал, может быть, даже ритуал проводил. Может, это тот самый, который на Теана охотился, или на кого-то ещё.       Кстати, Теан...       Вере, похоже, пришла в голову похожая мысль.       — Что-то, кстати, Теан нам ничего не сказал толкового. И бестолкового тоже. Допросить бы его, авось он этого гада знает и слабые места подскажет, — Вера задумчиво покрутила в руках мою морковку, прикидывая, специально ли я не сопротивляюсь, или потом хвачусь. — А может, и вообще заслужил.       — Это как же, интересно, надо на весь мир обидеться, чтобы «заслужили» сразу три мага, селяне и мы в придачу, — возразила я. Хотя вот селяне, наверное, как раз не очень страдали, им достаточно было просто обходить это место… они там без полянки так страдали? — Пошли.       Этого можно было и не говорить. Мы не просто пошли, мы ретировались с кухни как можно быстрее, потому что Гевера Вельгиевна как раз поднялась с колен и заметила пропажу суповых ингредиентов.       — Так это вас там в Золотице таким вещам в школе учат?..       — Извините, мы нечаянно, просто задумались и сами не заметили. У нас просто сейчас очень сложная ситуация, в округе неспокойно... извините, нам надо срочно кое-что обсудить, это очень важно.       ...Оправдываться я никогда не умела. Зато вот двери закрывать — вполне неплохо.       Теан уже проснулся, поправил кровать и смотрел на меня с лёгкой укоризной. Я сделала вид, что не замечаю.       — Итак, — грозно и громко начала Вера, я же едва успела разорвать плетение Доверия, — полное имя, направление, степень, стихия.       — Теан Беловейский, целитель, архимагистр, вода. Вы ещё знак зодиака спросите.       Вера куда лучше умела допрашивать кого-либо, так что я просто отошла в сторонку, предоставляя ей полную свободу действий. Правда, обычно она применяла своё полезное умение для добычи стратегически важной информации о том, какой гад «одолжил» у нас здоровый кусок пирога в общежитии, и в данной ситуации мне не нравились её вопительно-ругательные нотки. Но что поделать... испытать их на себе я не хотела. Поэтому мне только и оставалось, что тихо уточнять или комментировать, сидя на слегка расчищенном (задницей) от беспорядка столе.       — Почему этот некто, создавший автоматическое заклинание телекинеза на той поляне и только что напавший на меня, охотится за вами? И за кем ещё он охотится? — задала следующий вопрос Вера.       — Понятия не имею, — сообщил Теан, окинув взглядом художественно сваленные у кровати сумки.       Вера фыркнула, сумки безмолвно вопияли о мировой несправедливости, а мне впервые за долгое время пришла в голову более-менее умная мысль.       — А с чего это целитель, пусть даже архимагистр, пошёл избавлять население от обнаглевшей нечисти? — поинтересовалась я.       Он, кажется, смутился. Поднёс руку к голове, как будто хотел почесать ухо, но промахнулся выше него и почему-то смутился ещё больше.       — Селяне не поверили, что я целитель. Внешность у меня... такая. Представляете, решили, что я боюсь нечисти и так надеюсь избежать встречи с ней. Мне по секрету сообщили, что предыдущего бедолагу они вытолкали в лес вилами и рогатинами, так что я решил не искушать судьбу, договорился о сдельной оплате и думал тихонько объехать тварь стороной, но... не получилось.       Если честно, я бы тоже не поверила. Так-то он выглядел, как обыкновенный мужчина, худой и даже, можно сказать, хилый, но глаза... Цепкие, пронзительные, смелые. Да и на мир он смотрел уверенно, даже с каким-то едва заметным пренебрежением, будто знал, что он в этом мире сильнее и опаснее многих. Целители так не смотрят. Я даже украдкой глянула на Веру. Между нею, даже со всеми её секретами и прошлым, и Теаном различия были примерно такие же, как между старушкой и мразью из тайной службы, заглянувшей к ней вечерком в поисках не то ляпнувшего внука и часами проясняющим этот вопрос всеми доступными пытками. Конечно, откуда я знаю, что он ещё может, но как хороший мечник он точно не выглядит, да и идти туда он всё же не хотел. Ох, что-то темнишь ты, голубчик... Нет, судить людей по одному взгляду, конечно, бессмысленно, но селяне не могут быть настолько бесстрашными и проводить тебя так далеко, что ты уже не смог остаться незамеченным тварью. Да и, если тебе верить, они и не провожали.       Но вслух я сказала лишь:       — Мда, как же хорошо-то, что они о нас не знали...       — Скорее, знали, но пожалели, решив, что недоучки не только пользы не принесут, но даже в зубах не застрянут, — осадила меня Вера, но как-то вяло, тоже, видимо, поняв, что что-то не так. Сама-то она ещё лучше понимала, что целителю бы в селе обрадовались, как родному, припахали бы к куче заболеваний людей и скота и точно не стали бы ему верить, не верить или что-то ещё выдумывать, даже если в деревне по соседству обреталась сама Вера. Шутка ли — архимагистр. — Короче, с самого начала: как давно ведётся охота?       — Примерно месяц. Я был в Золотице, и за это время было три покушения. Один раз на меня якобы нечаянно упал кирпич на стройке, ну, то есть, мне на ногу, но планировался явно не туда. Кстати, был почему-то очень лёгкий, и у меня сейчас появилась гипотеза, что кто-то планировал ускорить его перед целью и так же лишить меня магии. Потом я, блуждая по городу, попал в мощную пространственную иллюзию, но оттуда меня спас друг, разрушивший её телепортацией с ориентиром на меня. Третьего раза я, если честно, не помню — присел на бортик фонтана, а очнулся в больнице, меня нашли без сознания в этом самом фонтане. Магии я не почувствовал, знакомый, увидевший, как я валюсь с бортика — тоже. Сколько я просидел там до этого, неизвестно. Собираясь в Беловейск, я, конечно, обвешался защитными амулетами, но они все были уничтожены первым же взрывом. Причин охоты не знаю и даже не имею предположений. Единственное, что я смог заметить — меня стараются взять живым.       — Что помешало перемещаться цепочкой телепортаций?       — Я решил, что время восстановления энергии после этого по сумме почти равно времени, потраченному на обычное путешествие, враг может просчитать точки выхода, а во время быстрого пополнения резерва я буду беззащитен.       — Откуда вы узнали, кто был предыдущим недоеденным?       — Селяне назвали его имя, когда описывали перспективу. И давайте на «ты», что ли? А то я немного не привык...       — Давай. Но попытку перевести тему мы не оценили, прости, — со смешком сказала я.       — И кто же? — попыталась подловить его Вера.       Но не вышло:       — Тиоссанири-эль тен Ивитируан. Надеюсь, допрос окончен?       Значит, до него был этот альв? Княжич? Стоп, чтобы некромант, архимагистр, да ещё и княжич, самоуверенный и наверняка заносчивый, отказался избавить село от нечисти? И чтобы позволил гнать себя вилами? И чтобы селяне не побоялись гнать его вилами, гордого и возвышенного альвийского некроманта... Тут даже сложно сказать, что более невероятно.       — Нет, — я спрыгнула со стола. — Ты не знаешь, кому принадлежит эта сумка?       — Понятия не имею. — ответил маг и отвернулся к стенке. Что ж, допрос действительно был окончен.       Придумать хотя бы какой-то план нам это не помогло.       Критически оглядев Теана, я снова сплела Доверие. Не то чтобы я не хотела, чтобы он слышал наш предполагаемый разговор, но отвлекаться на его комментарии по поводу нашего идиотизма мне не хотелось. А в том, что они будут, я не сомневалась.       — Ну и что ты об этом думаешь? — спросила я Веру.       — Ну, а что я должна об этом думать? — в тон ответила она.       — Скажи, он похож на целителя?       Я выглянула из комнаты и как можно незаметнее телепортировала себе с кухонного стола штук десять небольших огурчиков. Ну, то есть, пропажа-то была заметна, поскольку всего там было около трёх дюжин, но мои манипуляции — не очень. Впрочем, карма мне пришла почти сразу — Вера с удовольствием вгрызлась в один из них.       — Эй! — воспылала я праведным гневом. — У тебя-то завтрак был! И вспомни, сколько ты морковки слопала.       — Не-а. Во-первых, как только я увидела амулет, а это было, как только я встала, я сразу же побежала к тебе. Во-вторых, как раз вот у тебя он был, только ты его не ела, — вторую мою реплику подруга проигнорировала.       — Я тебя спасала!       — Это было весьма благородно с твоей стороны.       Поскольку Вера уже довольно хрупала вторым по счёту огурцом, а я по глупости и, видимо, молодости потратила время на препирательства и не съела ни одного, ситуация меня не вдохновляла. Я решила срочно это исправить и захватила в свои владения аж четыре огурца — по два в каждую руку.       А потом сообразила.       — Слушай. Я же вечером поздно пришла и поставила вокруг твоей комнаты защитный контур!       — Да?! — Вера поперхнулась огурцом и закашлялась. Так ей, ворюге, и надо... Стоп, о чём я вообще сейчас думаю?!       — Да. Я пришла и поставила его тебе, как только узнала, что тот неизвестный с жёлтым цветом плетений жив.       Девушка в промежутке между кашлями щёлкнула пальцами и закашлялась ещё сильнее — слишком была шокирована. Я повторила её жест, только правильно, и подождала, пока она сможет отдышаться.       — Его... не было, да?       Интересно, зачем мне это спрашивать, если я и так уже всё поняла?       — Да.       Вот же гад...       И теперь уже мне тоже стало страшно.       Он же специально! Он же показательно! Он же открытым текстом говорит нам, что мы — недоученные тупые девчонки, которые по сравнению с ним ничто. Он сообщает, что «не будет убивать младенцев, тем более, девушек, тем более, таких милых», но очень просит их «не совать свои не менее милые носики не в свои дела». Да, наверняка он что-то такое и подумал, когда ломал контур. Он тупо издевается.       Хотя нет, зачем ему. Скорее проверяет. Это ему, конечно, тоже незачем, но звучит немного понятнее.       — Слушай, Вер, — печально сообщила я. — А давай ты будешь жить у меня.       — Ну, он же меня не убил, — неуверенно возразила она. — И что, Дарьян тоже? А, кстати, ему ты контур ставила?       Я вполне её понимала. Переселяться из тёплой, уютной и уже довольно обжитой комнаты в добротном доме в центре села в какую-то грязно-тараканную избушку на окраине рядом с лесом, имеющую в придачу премерзкую хозяйку, её нежитерожденную собаку, меня, мой беспорядок и больного дурного архимагистра... Не самая приятная вещь, даже если иначе — огромный риск. Тем более, если вероятность проблемы не кажется очень большой. Тем более, что туда же переселится Дарька, при котором даже ругаться неловко. И которому неловко предлагать для сна пол, а не кровать. Ну, Вере неловко, мне скорее нет.       — Ставила. Сходим проверим?       — Прямо сейчас?       — Давай, а что?       Вере было явно страшновато. Мне тоже, но там всё же Дарька, провидец наш несчастный, он же никак не способен себя защитить. Ну, не то чтобы я верила, что с ним что-то могло случиться (да кому он нужен), но предупредить-то надо было.       — Ну пошли.       Пошли — и никак не ожидали увидеть смерть.       Я даже не поняла ничего сначала.       Вот Дарька. Лежит на кровати. Он же рано встаёт ¬¬— как это ещё не проснулся? Лежит лицом к стенке.       — Дарь, — позвала я. Он не ответил. — Дарьян.       — Хель, — тихо сказала Вера. — Он мёртв.       Мёртв?       — В смысле?       — Хель?       Я осторожно подошла, взяла его за плечо, повернула.       Бледное, спокойное, но при этом очень острое лицо. Худое, худее, чем было. Тело твёрдое, и плечо, и предплечье.       Аура — да. Ауры нет.       В смысле — мёртв?       В первые мгновения вопрос у меня был только один: как на это реагировать? Ведь… как?       Вот… тело. Однокурсник лежит — как будто живой, просто уставший несильно. Однокурсник, которого я практически не знала, так, что-то вроде «есть Дарька, он вот такой». Тихий, милый, довольно скучный парень, учится, живёт, никого не трогает. Что с ним может случиться?       А оказалось, что что-то может…       Он не я, единственная дочь могущественного безумца. Он не Вера, он не подлежит уничтожению. Он — просто Дарька, Дарьян Немейский, один из многочисленных детей вдовой, ни на что не влияющей, обедневшей и никому не нужной княгини, он учится на никчёмном факультете для тех, кто колдовать нормально не умеет, и он точно, совершенно точно не опасен. И никому не нужен.       Как это его могло не стать?       В смысле? Как это?       — Про защиту спрашивать бессмысленно, — заметила Вера.       Я вышла из ступора.       Контура, да, не было.       Я посмотрела на Веру: как реагирует она? Мне же надо просто повторить, да?       Вера не реагировала никак. Вернее, была абсолютно спокойна. Подошла, продиагностировала Дарьку плетением. Спокойно сообщила:       — Ни ран, ни прочих следов. Убит «большим одеялом», именно им. Вопрос только в том, как.       — Почему — вопрос? — тупо спросила я.       — Потому что убийца должен был как минимум касаться его ауры своей оголённой кожей.       — И?       — И на полу только наши следы.       Я посмотрела вниз. Пол был очень-очень пыльным, видимо, Сорьфа Брячиславовна даже не подметала. Что неудивительно, она же такая старая. Может, уже и не может. И на полу были только наши следы.       И тут я вспомнила:       — А где Сорьфа Брячиславовна?       Вера прислушалась. Принюхалась.       — Не в доме. Ушла. Думаю, довольно давно.       Я удивлённо на неё посмотрела.       — Ночью я её видела. Когда приходила. Она вышла, дурь какую-то несла, как укуренная…       Вера вздохнула.       — Сбегай старосту позови.       Я пошла, благо, идти было недалеко. Привела.       И вдруг осознала: больше никто не скажет мне не коверкать его имя. Не посмотрит укоризненно на мой беспорядок и не поморщится на дурацкие шутки. Я его не знала совсем, мы, даже поехав вместе на практику, едва перекидывались парой слов, а иногда не общались по несколько дней. В школе вообще не общались — зачем нам? Он меня немного недолюбливал, но хорошо это скрывал. Ну, это неудивительно, все меня за отчима недолюбливают, как будто я какое-то его продолжение. Он хотя бы скрывал это, и на том спасибо. Ещё я помню, в школе над ним шутили, но незло, а больше я ничего не помню. Но…       Вера за руку отвела меня к моей вдове, объяснила ей что-то, пнула хотевшего что-то сказать Теана. Оставила меня рыдать на полу у кровати Геверы Вельгиевны — Теану я это точно показывать не хотела.       Я ведь не знала его совсем. А теперь почему-то так жаль… И жаль, что я его не знала, почему-то…       У него же вдовая мать и пять сестёр. Старшей из которых семь. Они там спокойно сидят в своём замке и не знают, они пока ничего не знают…       Почему смерть существует, почему?       Мама…       В какой-то момент в комнату вошла Вера. Посмотрела на меня и накрыла каким-то плетением — я не успела ни щит выставить, ни даже распознать, что это.       ***       Плакать всё равно хотелось. Смерть — так близко — была невыносима. И я снова вспоминала маму, будто наяву видела её улыбку, и уже рыдала не по Дарьке, а по маме, и в какой-то момент в комнату снова вошла Вера, посмотрела на меня странно, но не усыпила, а дала что-то выпить.       — Легче?       Легче было. Все эмоции и чувства как будто отрезало. И появилось какое-то неприятно большое количество энергии. Благодарить её за всё это совершенно не хотелось, но да, теперь я ожила и перестала думать.       — Похороны завтра, — сообщила она. — Тело мы в школу не повезём, мать захочет — перезахоронит.       — У неё денег нет.       — Твой отчим пришлёт. Я ему скажу.       — Действительно.       Вера была спокойна, как дерево. Никаких эмоций ни на лице, ни в голосе, ни в глазах. Так странно. Наверное, тоже что-то выпила.       — И я переезжаю к тебе, — твёрдо сказала она. — Выгнать не получится.       — Ладно.       — И ты прямо сейчас идёшь и помогаешь мне собраться.       Собраться… Кажется, я начала соображать.       — Вер... — осторожно начала я. — А что со взрывником?       — Должно быть всё относительно неплохо. — Она приободрилась, улыбнулась, а значит, искренне в это верила… и, значит, ничего такого успокоительного не пила. Как-то это пугает немного, если честно. — Я вчера его освежевала, почистила кости, замариновала мясо, и даже защитила всё, и не контуром каким-то, а вполне себе сложными плетениями, на себя замкнула...       — Когда это ты успела? — поразилась я.       Нет, ну мясо-то магически можно замариновать, не вопрос, быстро и вкусно... не в этом случае, но всё же, но вот всё остальное...       — Обижаешь. Я почти профессиональный целитель, а мы должны всё делать быстро и чётко. Так вот, я его освежевала, почистила кости и шкуру, замариновала мясо, защитила всё, и ещё для верности спрятала всё в сумку, на которой тоже стоит сильное плетение, замкнутое на меня, и повешен тот милый амулетик, который ты мне на позапрошлый день рождения подарила, помнишь?       Помню. Действительно, довольно милый, у любого, кроме Веры, при попытке открыть сумку физически или магией замёрзнут руки. Ну как, замёрзнут, при полуденном июльском солнцепёке за пять минут попыток окоченеют так, что придётся ампутировать. А если пытаться магией, то и того быстрее. Действительно, взрывник всё ещё имел шансы оставаться нашим, несмотря на то, что я сильно сомневалась в её способностях накладывать защитные плетения.       — Ага. Давай сейчас. Время людное, ещё пока светло, да и не надо это самое время терять.       Я взяла меч, проверила, все ли надетые вчера в спешке защитные побрякушки на мне. Мы сказали Теану подождать и сообщили весьма приятную новость о том, что Вера будет жить с нами, в паре общих и максимально неинформативных фраз описав ситуацию. (Он, наверное, всё равно уже всё знал, но мы на всякий случай.) Сообщили Гевере Вельгиевне, которая тоже наверняка уже всё знала. И, узрев выражение неописуемого восторга на её лице, поспешили как можно быстрее ретироваться, предпочтя этому поистине прекрасному человеку компанию неведомого кошмарного врага. Гевера Вельгиевна проводила нас очень недобрым взглядом, явно отметив количество оружия и амулетов, а так же степень нахмуренности рож, но промолчала, и спасибо ей на этом. Как только мы оказались на улице, она заперла дверь и, судя по звукам, ещё чем-то подперла. Интересно, обратно она нас вообще пустит?       Собака сидела у своей будки. В её тёмных глазах мелькали зелёные огоньки. Интересно, что скажет Гевера Вельгиевна, если я убью её собаку? Впрочем, вряд ли это сильно поможет — сколько здесь других таких же? А ещё крысолаков, воротленов и их и не только их гибридов с разными другими животными. Учитывая, что за рекой почти сразу начинались Подрожные леса, а сразу за ними находились довольно тёмные и по большей части неисследованные Высыльные горы, наполняющие эти самые леса нечистью и нежитью всех мастей и размеров, я бы не удивилась, если бы тут даже белки были такими же мило-зеленоглазыми. Правда, через Душицу всё это разнообразие почему-то перебираться не спешило, и селу больше проблем приносил другой, ближний лесок с противоположной стороны, прямо за моими окнами. Но с его обитателями селяне научились справляться сами, старинным вило-рогатинным способом, и только в августе, в самый предспячечный разгул летней нечисти, в село приезжали на практику разномастные студенты, учившиеся не настолько хорошо, чтобы практику им засчитали автоматом. Собственно, мы с Верой в первый же день обсыпали село по контуру пеплом семнадцати трав, вываренных с собачьими костями, сушившихся восемь дней в тёмном и тёплом месте и сожжённых на вторую ночь после полнолуния, сделали на стволах некоторых крайних деревьев пометки мазью из бересклета, полыни и чистотела, подновили начерченные и регулярно заново ровняемые многими поколениями студентов рунические зарубки на осинах, и собирались дальше жить себе спокойно, маяться дурью и радоваться последним летним дням. На гибридов в селе мы внимания не обращали — думали, что они, обычно не опасные и долго живущие с людьми, проблем не натворят. Кто ж знал, что в эдакой глухомани заведётся на голову больной некромант?       Как ни странно, по дороге с нами ничего страшного не случилось. Местные жители, правда, очень подозрительно и тревожно косились на мой меч, которого раньше даже в глаза не видели. Ничего, пусть думают, что я их и в самом деле защищаю. Нет, ну я, конечно, защищаю...       Но только вряд ли я могу.       В доме старосты тоже всё было на вид спокойно. И даже три заученных поисковика, которые я запустила, войдя, дали всё ту же картину: староста, его жена, кошка в дом зашла, нормальная, наглая и рыжая, даже без нечистых кровей. Я, правда, из комнаты её всё равно выгнала, просто на всякий случай.       После я наложила защитный контур, боевой, оповестительный, замкнула на себе. Сложных хитроумных кошмаров выплетать не стала — мне ещё обратно идти, а укреплять покидаемый при отступлении бастион — величайшая глупость.       Вера в первую очередь кинулась проверять взрывника. Но всё с ним было в порядке, четыре банки с розоватой дрянью внутри выглядели великолепно, грязно-жёлтые кости и серые зубы в тряпочке производили самое что ни на есть удручающее впечатление видом последнего обеда перед стипендией большинства моих знакомых, а кожица, если честно, попахивала. Убедившись, что это специфическая радость пока что вполне себе наша, мы закрыли сумку, и вот на ней-то я и повторила свой шедевр, внесся лишь некоторые поправки. Новое плетение представляло собой подобие кокона, обматывающего всю сумку, имело в хозяйках не только меня, но и Веру, и при магическом или физическом прикосновении любого другого человека или не человека должно было схлопнуться в непроницаемый футляр и «привязать» к себе притронувшегося, одновременно причиняя ему невыносимую боль, и оповестить и меня, и Веру.       По правде сказать, я несколько увлеклась, и быстро собравшейся Вере пришлось ждать завершения работы, в ужасе прикидывая масштабы моих заскоков. После Вера взяла сумку, я умудрилась не забыть меч, мы с наглым видом огорошили старосту новостью о переезде и, не дав ничего ни спросить, ни сказать, покинули его гостеприимный дом.       Так странно. Только что рыдала, а теперь мне весело. Что это Вера мне такое дала? Или это нервное?..       На обратном пути я не удержалась и, пока никто не видел, швырнулась пламенным сгустком энергии в одного особенно наглого крысолака, сдуру выскочившего прямо на дорогу. Подумала и левитацией укопала с чьего-то огорода целую охапку редиса, прикрыла невидимостью, жалея, что не взяла с собой какой-нибудь торбы. Гевера Вельгиевна... лучше бы вообще не кормила, а как у меня будет с возможностью выхода на улицу, я не знала. И, подумав об этом, я сплела пустое, не имеющее свойств, магическое плетение в виде сумки и надрала также моркови, яблок, пару груш и гороха. Вера согласилась с таким положением дел и добавила огромный кочан цветной капусты, внаглую срезанной, как только копающаяся в хозяйка куда-то отошла. Хорошо быть магом — можно тырить провиант, не шляясь по огородам, не пачкая рук и даже не заботясь о том, куда бы спрятать. Правда, радость от этого наиприятнейшего факта куда-то улетучилась, когда я заметила под очередным забором совсем маленького облезлого котёнка с алыми отсветами в глазах. Его тоже испепелила — вреда он, может, особого и не причинит, по крайней мере, людям, но кошек тоже жалко, а гуляющий по селу разлагающийся труп, постоянно норовящий кого-то покусать, тоже не вдохновлял на великие свершения. Вот начнут сейчас люди самопроизвольно подниматься... если уже не начали. Вера, тоже, видимо, так подумав, сплела-слепила что-то, отдалённо напоминающее бутыль, и молоко из кринки нашей соседки, столь неосмотрительно оставленное на пару минут на столе в комнате в открытым окном, полилось красивой струйкой в её кривую тару, всецело подчиняясь всемогущей силе телекинеза.       Да... Сколько уже лет мы так не воровали...       Гевера Вельгиевна нам, как ни странно, открыла. Сначала, правда, долго пыхтела, разглядывая нас в щёлочку, но после отодвинула что-то очень большое и громоздкое, предположительно, стол, и отперла дверь. Мы вошли, я захлопнула дверь и машинально треснула каблуком попытавшуюся проскочить под ногами мышь, даже не разглядев, какие у неё были глаза. Судя по общей ободранности, тоже красные... или она просто с той кошкой по дороге столкнулась? Ладно, этого я уже никогда в жизни не узнаю.       — Чего это у вас? — подозрительно спросила она, оглядев нас с ног до головы. Я даже испугалась, что невидимость на наворованном мне приснилась. Но потом я сообразила, что она имеет в виду две большие дорожные сумки, навешенные на Веру (я отмазалась тем, что при малейшей угрозе должна быть готовой к бою, а лишняя поклажа успеху этого предприятия обычно не способствует). Потом поняла, что причина вопроса мне всё равно неведома, и ответила:       — А что?       — Так чего это подружка твоя сюда припёрлась как будто на поселение?       А, видимо, она забыла. Пришлось повторить:       — Вера с этого момента живёт здесь, и это не обсуждается. В моей комнате, мы не неженки, поместимся.       — Чтоб вас, совсем с ума сошли? А, ты ж говорила… Да чего ж случилось-то?       Вдова моя была удивительной затворницей, так что могла и не знать, да…       Как бы ей так покорректнее это сказать?..       — На самом деле… — уверенно начала Вера, смотря хозяйке прямо в глаза. Но я её прервала:       — Кто-то убил Дарьяна. Мы не знаем, что происходит, но решили, что поживём с Верой вместе, чтобы я могла её защитить, — добавила я.       Гевера Вельгиевна промолчала.       Заперлись. Я телекинетически закрыла ставни, зажгла пять светляков, развесив четыре по углам и один — в центре, заплела периметр комнаты заклинанием Тайны, не дающим никому снаружи услышать изнутри ни звука, встала в угол и пустила свои уже любимые поисковые импульсы, максимально расширив зону поиска. Нечисти вокруг стало в разы больше. Воробьи, вороны, голуби, галки, мыши — как хорошо, что я избавилась от этих тварей, только заселившись — крысы, ежи, один заяц, пара щенков, кошки... И все гибриды. И все вокруг. Из мертвецов на дереве сидела только одна сова, но я догадывалась, что недолго ей осталось грустить в одиночестве.       Вера уже копошилась, раскладывая заработанные нечестным трудом продукты.       — И долго мы собираемся... держать осаду? — спросил Теан, с интересом разглядывая принесённое, а в особенности горох. Я сжалилась и кинула ему пару стручков, и себя тоже не обидела. Вера недовольно скуксилась и спрятала столь желанные нами продукты.       Надо было больше утащить.       — Пока ты не обретёшь магию и не сможешь зигзагами телепортироваться куда-нибудь в населённый пункт, имеющий местного мага. Мы тебе даже накопители дадим и первый телепорт сами создадим.       — Подожди, а разве мы с ним не отправимся? — испуганно-удивлённо спросила Вера.       — Слишком много силы, слишком много времени, слишком большая вероятность ошибки. Я думаю, Теан куда-нибудь доберётся и сообщит о нашем бедственном положении, — пояснила я. — Если прям совсем страшно, то можешь, я думаю, отправиться с ним, но трое — это уже перебор. Так что я лишь очень прошу: помните обо мне.       — Ещё чего, — фыркнула подруга. — Помнить ещё о тебе. С тобой останусь, и не жди ничего другого.       Остаток вечера мы провели как-то, и провели мы его лишь потому, что спать ужасно не хотелось. В смысле, хотелось... но не хотелось. Хотелось, чтобы утро наступило как можно скорее. Но для этого, как известно, нужно лечь пораньше спать... а ложиться спать не хотелось.       Вера сидела за столом и старательно полировала все косточки и зубчики, попутно намазывая их какой-то горько пахнущей мазью, от которой они слегка розовели и начинали матово блестеть. Богатство подруга раскладывала на марлечке, и, если честно, сейчас оно уже выглядело гораздо лучше. И вселяло надежду, что мы перейдём в класс нематериальной нежити чуть позже, чем этим летом.       Осенью, именно. До неё ведь осталось недолго.       Я сидела у окна и рассматривала в щёлочку между ставнями море зелёных огоньков в темноте с вкраплениями красноватых. Число последних росло не быстро, но и не медленно. Ничего себе всё поднялось, конечно… Кто бы сообщил этому товарищу, что подобной мощности колдовство запрещено законом?       А, кстати, законом.       — Теан, — обратилась я тихо.       — А?       По-моему, он уже спал, или хотя бы дремал, а я его разбудила. Свинья я. Впрочем, разве это сенсационная новость?       — А почему ты не обратился к страже?       Ещё большая свинья, я знаю.       Теан проснулся. Вера встрепенулась. Кажется, я придумала хороший вопрос.       Он задумался, и это был первый признак того, что я попала в точку. Ведь правда. Любой нормальный человек, даже маг, даже архимагистр, в первую очередь с такой ситуации обратится к городской страже. Если архимагистр, то даже возможен вариант обращения лично к царю. Конечно, у нас в стране маги не имеют большой власти, но архимагистры-аристократы с царём, наверное, должны быть знакомы...       — Вы будете смеяться, — Теан придумал ответ, — но я забыл.       Вера, кажется, действительно улыбнулась... но в любом случае тут же посерьёзнела.       — Теан, милый мой, тебе никто никогда не говорил, что идиотов в архимагистры не берут? — нежно вопросила добрая я.       — Нет, — спокойно ответил он, изобразив очень честные глаза.       — Теперь вот я сказала.       Вообще-то, мог бы и правда поприличнее ответ придумать, а то как-то обидно даже, как будто он нас совсем за идиоток держит. Нет, мы, конечно, не то чтобы не идиотки, но он-то об этом ещё не успел узнать.       — Я за тебя безумно рад.       — Я тоже за себя рада. И теперь у меня есть ровно два варианта развития событий. Либо ты что-то скрываешь и не желаешь вмешивать закон в свои разборки, потому что дело и с твоей стороны нечисто...       — Либо дело нечисто настолько, что тобой заинтересовалась тайная служба, — бесцеремонно добавила Вера, — и живность эта тут плодится с её ведома и одобрения. Потому что кто-то — из службистов — ищет тебя по крови. Как ты на это смотришь?       Честно говоря, я очень надеялась на первый вариант, на свой, спокойный. Очень. Очень. Не зря же Высыльными назвали аж целые горы. И в Высыльных горах и предгорьях плодилось разномастная нечисть — или же, как говорили, там жило ещё хуже нечисти. И не зря же иногда из той же Душицы, или полноводной Легиёвицы, текущей с гор, или из Легновского озера, в которое она впадала, вылавливали иногда рыбаки бледно-зелёные костлявые трупы с выбитыми зубами. И тут же хоронили в земле под корнями вековых дубов, ставя самодельный дубовый же крест, старательно окропляя святой водой и самостоятельно читая молитвы. Священника, впрочем, не звали — боялись. Боялись, что анафему объявит, а потом могут и из села изгнать — слишком страшно. На самом деле, конечно, опасность была совсем не в этом, но кто же о ней вслух скажет? О тайной службе боялись даже думать, а потому охотно верили во всё, что угодно, кроме реальности. Но дела это тем более не меняло. Суеверия, связанные с жертвами Высыльных тюрем, были разные — жители сёл поближе к горам просто считали, что трупы такие нечистая сила приносит, да выловившего собою оскверняет. Если подальше от гор, то считали, что это дурной знак, и огромное несчастье приключится если не со всем селом, то хотя бы с семьёй неудачливого рыбака. Если же рыбка ловилась ближе к центру страны, то рыбак твёрдо верил, что вскоре так вытащат и его. Знал, вернее. В центре уже не было много места глупостям.       На самом деле, можно было считать, что всё это россказни и суеверия. Можно было и верить, что никакие люди тут не при чём, а просто в горах находится какая-то неизученная аномалия, а то, что туда преступников всяких ссылают — так это, быть может, вообще специально, чтоб им сбегать потруднее там было. Но тайная служба царя всё же была не той службой, с которой можно было шутить.       Ну, не для меня, конечно. У меня отчим. Он и меня вытащит, и наверняка Веру. Если не узнает её самой страшной тайны, конечно.       — Второе, — ехидно выдала судьба, притворившись серьёзно-удручённым Теаном.       — Отлично. И что же ты натворил? — категорично задала Вера мой вопрос. Мысли прочитала, не иначе.       — Сказал, что царь неправ.       — Логично. А поподробнее?       — Высказался в защиту повешенных недавно якобы заговорщиков. Ну, на суде.       — А, — сказала я. Только вот что-то там было нечисто. — И насколько же это громко надо было высказаться?       Я, хоть в детстве и бывала при дворе, не знала ни царя, ни что он думает, ни что думают его советники... но что-то мне казалось, что не за всё они бы стали так гонять бедного Теана... и бедных нас, которым уж точно нет никакого дела до его вольнодумческих разборок с тайной службой.       — Эээ, — он замялся. — Надо было подлить судье сыворотку правды.       Весело.       — То есть, повесили ещё и судью? — спросила я. — Я в последнее время не очень в курсе всех новостей, — честно говоря, я и про каких-то повешенных была не в курсе, не то что о каких-то недоразумениях при повешении и суде.       — Да нет, он же быстро понял, что не сам хочет правду говорить, сообщил, и ему дали противоядие.       — А какую сыворотку? — осведомилась Вера.       — Фениксовую.       — Вер?       Если кто-то думает, что я что-то понимаю в зельях и травах, то он в корне неправ. Содержимое среднестатистической аптечки боевика — да, что используется в защитных ритуалах — да, травы редких свойств, полезных в нашем ремесле, тоже могу поназывать и использовать, но вот на большее я не способна. Разве что Вера за годы совместного проживания смогла что-то вбить в мою дурную головушку, но уж это-то разве знания?       — Из перьев феникса с добавлением желчи воротлена, мяты, коровяка и липовой коры, — пояснила подруга, осознав мою полную беспомощность в этом вопросе. — При её использовании человек думает, что сам дошёл до желания сказать правду. Но у неё есть один недостаток — если этот человек задумывается об обосновании своих слов и действий, он его не найдёт. Судья, видимо, задумался.       — Скорее испугался, — поправил Теан.       — Логично, — сказала я. — И вот зачем?       — Вообще-то мне было интересно, как отреагирует царь, и как отреагирует народ... — он идиот, нет? Взрывнику понятно, как отреагирует царь и как отреагирует народ! Никак, то есть. Это про народ. — Ну и ещё дело отложили, и я за это время помог двум приговорённым бежать в Госьву... — ладно, не идиот. — Но официально меня в розыск не объявили.       Или всё же идиот?       По лицу Веры можно было понять, что она готова его заколоть на месте маленьким отростком на позвонке взрывника, который держала в руках. Мне тоже расклад очень, очень нравился. То, что мы укрываем такого преступника, делает нас автоматически не то, что вне закона, а просто трупами. Именно потому, что официально его в розыск не объявили. И даже если мы его сдадим, нас не поймут и не простят, мы ведь могли узнать слишком многое. И роли даже не играет ни мой отчим — мы просто не сможем доказать, что мы к нему каким-то образом относимся. Ну, то есть, Вера сможет. А я… он же не знает, что я это я. Хельгу подставлю… Кто бы мог подумать, что при обмене телами не она меня подставит, а я её. Всё плохо…       Да, и в любом случае придётся идти на поклон к отчиму. Вежливо с ним разговаривать, просить. Ну твою ж мать… Нет, если всё будет плохо, я это сделаю. Я должна. Но вот смогу ли сдержаться и говорить то, что надо, а не то, о чём я думаю… Он и так знает, что я о нём думаю, но вот будет ли он спасать Хельгу? Вряд ли… Как отвратительно об этом даже думать.       — До этого в дороге покушения были? — спросила я как можно спокойнее.       — Нет. Про покушения в городе я рассказывал... до взрывника в дороге ничего не было, — заметно успокоился он, решив, что мы не будем его выбрасывать на съедение нежити, нечисти и тайной службе. Ну-ну.       Нет, ну мы, конечно, не будем... Но не надо быть так в этом уверенным. И нам тоже не надо.       — Слежка?       — Нет, зачем? Я думаю, они изначально меня просчитали.       Звучало всё это довольно логично, но я чувствовала, что что-то он скрывает.       Во-первых, глаза, как я уже отметила раньше. Не глаза целителя. Во-вторых, в его голосе скользило что-то фальшивое. Не ложь, нет... но как будто это не он там был. Как будто он являлся этим событиям очевидцем, или передавал рассказ какого-нибудь друга от его лица. В-третьих, даже планы свои он излагал как-то лениво, неуловимо-безразлично, как мои замечательные однокурсники доклады делают по истории. То есть, он, конечно, пытался показать какие-то эмоции, но получалось у него плохо. Ну, или не пытался, а, наоборот, показывал, но ленился. Но разница была небольшая — было заметно.       А может быть, о глупостях я думаю...       — Понятно.       — И что же мы теперь делать будем?       Лицо подруги уже не выражало полного спектра желаний закоренелого маньяка, зато приобрело в свете созданного ею, а потому зелёного светляка немного мертвенные оттенки и полную испуганную растерянность. Я не удивилась бы, если бы узнала, что сама недалеко от неё ушла. Но тем не менее я постаралась взять себя в руки и спросила:       — Так куда ты там ехал?       — В Беловейск, — послушно ответил он.       — И ты серьёзно думаешь, что сможешь там укрыться? — нет, определённо идиот.       — Да. Там люди верны мне, я закрою границы волости, буду воевать. Отряды Будущего мне помогут.       Ага, так он ещё и террорист. И что, он вот так, безо всякого плана начнёт заниматься всеми этими глупостями, просто потому, что до этого сделал другую глупость? Тоже мне, отрядник. Тоже мне, архимагистр. Да и вообще, как он до этого момента дожил и беловейцев своих не угробил, интересно? Как будто тайная служба его, дурака такого, жалеет просто. Или, к примеру, бережёт, чтобы он сам всё развалил, и им работать не пришлось? Какой ужас...       Но нет... Что-то было не так. Нет, то есть, идиот как идиот, даже сказать по этому поводу нечего... Но что-то было не так.       Вряд ли мне стоит в это лезть… вернее, совсем не стоит — подробное знание всех его дурацких поступков не спасёт ни меня, ни Веру, ни кого-либо ещё. На самом деле, что он там ещё натворил, может, он всё нам солгал — но это большой роли не играет — и так он уже труп. И Хельга за компанию. Она не была мне подругой, хоть мы и менялись телами каждый год, но всё равно — стыдно очень. И больно, как с Дарькой, только больнее… Так, не думать о Дарьке, думать о деле. Я могу попросить отчима отмазать и Хельгу, но согласится ли он — вот в чём вопрос. Так что надо жить и радоваться жизни. Получать удовольствие, так сказать. К тому же, и сама я в этом плане не без греха...       Я снова глянула в щель и увидела, что количество красных огоньков почти сравнялось с количеством зелёных. Кажется, поток некроэнергии не остановился и даже, наверное, потихоньку нарастал. Что же там происходит такое?       Я достала свою сумку, нашла среди кучи многотомных тетрадок конспекты по боевой магии и пошла в них копаться. Забавно, что некромантия у нас начинается с восьмого курса, а защита от нежити — на третьем, то есть как только студенты уже начинают выплетать простейшие нити. С одной стороны, это, конечно, разумно — такие опасные вещи лучше рассказывать более-менее взрослым людям. С другой — без основы очень трудно понимать защиту. С самой некромантией, правда, я не дружила, и вряд ли бы мне смогло помочь её преподавание хоть с самого первого курса. Даже самых простеньких отчимовых творений я упокоить по-некромантски так и не смогла, хотя в обход любым правилам ещё перед четвёртым курсом просидела всё лето за учебниками. И проубегала от поднятых мертвецов, которых мне следовало хотя бы упокоить как надо, а не сжечь, а лучше подчинить себе. Ну а хрена ли ему хотелось? Я не его дочь, и его дара у меня точно нет. А что вообще никакого — мои проблемы, а не его. Достал настаивать. И жаль, что убегать из дому и плевать на его слова и действия с высокой колокольни я начала только через год.       С защитой было всё гораздо лучше. Только вот почему я не написала содержание для этой милой тетрадочки?.. Так бы сейчас быстро всё нужное выкопала. А то привыкла нумеровать страницы, а теперь всё равно не могу ничего найти.       Теан следил за мной с интересом, Вера — с ужасом.       — Зачем ты это всё сюда тащила?! — патетически вопросила она.       — За чем-нибудь. Не ругайся, — ответила я. Ну что, спрашивается, плохого в куче тетрадок?       — Ты отличница? — спросил Теан.       — Есть немного, — ну, как сказать. По тем предметам, которые мне интересны — отличница. По всему остальному — воля случая, тех хороших людей, которые дадут списать, и имени-фамилии отчима, падчерицу которого боятся тащить на пересдачи. В сумме, как ни странно, получается неплохо.       — Странно, — сказал он. — Я когда-то слышал, как ваши преподаватели ругались и ныли друг другу, что никак не удаётся отчислить некую Хельгию Болотную, которая совсем не желает учиться, не бывает на парах, только на экзаменах каждый раз умудряется ответить, как ты её только не вали.       Ну твою ж мать.       Я мельком глянула на сузившую глаза и закусившую губы Веру, грозно на неё посмотрела — ну я же не изображаю напуганное нервное несчастье каждый раз, когда кто-то пытается раскрыть её самую страшную тайну, и как можно спокойнее ответила:       — Может, ты с кем-то перепутал? У нас много... не очень умных людей. Меня вот с Хеленой Белозёрной часть путают, мы с ней и именами похожи, и внешностью, и обе мало с кем общаемся. У неё вроде были какие-то проблемы, хотя я не интересовалась. Может, это она была?       — Может, — согласился он.       Про Хелену Белозёрную он тоже явно слышал… Он же отрядник, сепаратист, кто-то там ещё, с террористами наверняка знается. Но какое дело архимагистру-целителю до наших разборок? Не должно быть никакого. Если он террорист, отрядник, просто неумело протестующий идиот или кто-то там ещё, интересный для тайной службы и интересующийся ею, он должен знать, что такая есть. И чья она родственница, если это можно так назвать. Но не будет же он узнавать её успеваемость?       — Подожди, ты учишься с Хеленой Белозёрной?       Ну вот, и правда знает. Но не знал даже, на каком она курсе, а значит, всё в порядке.       — Есть такое. Но мы с ней почти не знакомы, успокойся.       Успокоился.       Я наконец-то нашла раздел про защиту от материальной жизнетелесной нежити. Так, что там у нас...       Первым шло определение.       «Материальная жизнетелесная неразумная нежить — класс неразумной нежити, сохраняющей материальное тело, имевшееся при ней в жизни. Появляется в результате насыщения тела некроэнергией, как управляемой кем-либо, так и нет.»       Определение было кривое и вряд ли очень осмысленное, так как писала я его, кажется, по памяти и, кажется, по девичьей. Но что-то же оно говорило. А зачем оно мне вообще, что я, эту нежить от какой-нибудь другой не отличу?       Пару страниц я пролистнула. Открыла на знаках, проглядела. Мда, а наши-то на деревьях куда делись? Вряд ли кто-то самолично затирал их и перебивал запах наших трав. И как тогда? Ну, знаки тоже могла стереть сильная волна некроэнергии, но я всё же слабо представляю, насколько же сильной она должна быть. А травы как? Их запах так быстро не выветривается. Можно предположить, что что пришёл полуразумный лич и просто затёр всё это сам, чтобы впустить сюда всех своих подданных, но тогда мы бы уже изо всех сил защищали деревню. Или героически лежали бы на травке… Не думать о Дарьке. Думать о деле. Например, о том, откуда тут мог взяться неправильно захороненный некромант, достаточно одарённый, чтобы стать личем. Личей я вообще никогда не видела, только слушала сказки о том, что на войну некроманты рода Хороговых делали личей своих предков генералами своей армии мертвецов. Откуда вообще это всё взялось? Я не понимаю! Так, ладно, это всего лишь предположение за неимением лучшего. Вряд ли здесь мог откуда-то взяться лич. Ладно… Дальше шли контуры. Контур непропускающий, контур уничтожающий... Ну, скажем так, какая-то защита у меня и так стоит, а тратить силу лучше не надо... Она же стоит?       Я прикрыла глаза и проверила. Всё стояло.       А никакого такого контура, который бы прикрывал нас от взгляда нежити, не было. А я уже надеялась, что у меня склероз...       Я быстро повторила заклинания развеивания ходячих трупов, четыре разных основных и пятое факультативное, заставляющее не тело мгновенно разложиться, а некроманта потерять контроль, и перелистнула на способы борьбы с материальной неразумной нечистью, благо, их у меня было полтетрадки — каждый конкретный вид животинок разбирался отдельно и очень подробно. Поскольку тетрадка велась одна уже четыре года подряд, там было практически всё. Ну, разве что я иногда спала на уроках и потом переписывала конспекты у кого-нибудь, но в прошлом году я уже старалась не спать. Честно.       Собственно, кого здесь больше всего?       Я подумала и пустила поисковый импульс, направленный на нечисть. Посмотрела, выдрала листочек из записной книжки и записала в столбик найденные виды без учёта их чистокровности. Проверила несколько раз. Получилось вот что:       Воротлены,       Мавки,       Крысолаки,       Кикиморы,       Живоглоты,       Выверны,       Расквыры,       Бельмачи,       Вурдалаки,       Тленники,       Моруи.       Интересно, откуда здесь могли взяться кикиморы? Впрочем, я же не знаю, кто в Подрожных лесах существует. Но хоть лича там точно не было, можно было не волноваться.       Гибриды они могли образовывать в основном с птицами, лесными хищниками и мелкими грызунами. Некоторые вообще не могли, и это было неприятно, поскольку в селе и окрестностях на момент нашего приезда этих видов не было. Я оглядела эту красоту, посчитала количество. Сказала:       — Одиннадцать видов нечисти. Бродят вокруг нас. Я не считала степени чистокровности, если что.       — Красота какая, — отозвалась Вера. — Надеюсь, неразумной?       — Неразумной.       — Где они бродят? — спросил Теан.       — В основном, в лесу. Я не заметила особого порядка, да и около дома их как раз немного. У меня есть ощущение, что волна некроэнергии была направленной, и направленной в нашу сторону... — ответила я.       — Согласен. Если меня искали по крови, то могла. Вопрос только в том, как возможно сделать такую сильную волну. А с кем там гибриды?       — Ты думаешь, я смотрела? — скептически вопросила я. — Там их столько...       — Хорошо. Береничники были?       Хм, интересно, откуда целитель, пусть даже и архимагистр, знает этот... не очень часто встречающийся вид нечисти?       — Нет.       — Расквыры?       — Да, — я, чтобы не заморачиваться, протянула ему листочек, очень надеясь, что мой кривозавитушчатый почерк будет понятен.       — А с кем в гибридах? — повторил он вопрос.       — Думаешь, я смотрела?       — Посмотри. Гибриды расквыр и птиц семейства вороновых при доле чистокровности выше двадцати трёх процентов имеют ядовитую слюну и магическую устойчивость... как и гибриды вурдалаков с лисами, но те выше сорока семи процентов, и у них ещё шипы тогда появляются. Ядовитые.       Он в целительстве архимагистр, или в некромантии?! Откуда целитель это знает?! Я этого не знаю и от отчима никогда не слышала. Нет, он, конечно, может сказать о каких-то друзьях, или об интересе к некромантии в детстве... но разве ж я поверю?       Поэтому я и спрашивать не стала.       Посмотрела. Гибриды были. Расквырных было... девятнадцать, наверное, стая прилетела, лисьих — шесть.       — Первых — девятнадцать, вторых — шесть, — отрапортовала я.       — Понятно, — сказал он. — А всего нечисти?       — Ну... больше двухсот.       — Понятно.       — Значит, так, — сказала Вера. — Вы, по крайней мере, Хеля, идёте спать, чтобы в случае нападения быть... хотя бы в человеческом состоянии. Устанавливаем дежурство, я чур первая, мне доделать надо. Второй Теан, я разбужу. Если что, будим Хелю. Ясно?       От её тона я засомневалась, с кем лучше находиться в одном пространстве: с Верой или с ищущим Теана некромантом тайной службы.       Стоп. А ведь если Вера попадётся тайной службе... Если тайная служба поймёт, кто она, то и отчим её не отмажет.       Как бы более-менее корректно сообщить этому недоцелителю, что мы с ним в Беловейск и так далее? В Госьву-то он нас не переправит... Ладно, не сегодня. И лучше вообще об этом подумать ближе к делу, поскольку это точно худший из вариантов. Может, ещё и сами выкрутимся…       — Не ясно, — возразил он. — Хеля у нас сейчас единственная, кто может драться. Может, поберечь её и дежурить до утра самим?       Ничего себе, меня ещё и поберегут.       Вера несколько секунд недоверчиво на него смотрела, потом сказала:       — Ты прав. Но первая всё равно я, — а я и не ожидала, что мне можно будет поспать... Спасибо, Теан, кто бы ты ни был. — Хеля, спать!       Кажется, всё-таки она перенервничала. Очень сильно, так что надо было послушаться.       Сожрёт же.