Лицо врага: Окно первое

      Я задумывала перенести нас на ту самую полянку, где мы убили взрывника. Вряд ли она была бы интересна нашему противнику после того, как мы с неё исчезли, заклятия спали, а кусок леса быстро догорел, не распространив пожар дальше из-за высокого пассивирующего давления атмосферных магических масс, идущих от вулканов в Высыльных горах. По логике, об этом месте как о перевалочном пункте и уж тем более как о временном убежище мы бы теперь думали в последнюю очередь, тем более, спасаясь в спешке и, вполне возможно, в панике. На месте нашего противника я бы пораскидала всяческие телепорт-ловушки в ближайших населённых пунктах и их окрестностях. От этой полянки, конечно, недалеко Кривые Лодочки, но совсем не так близко, чтобы нормальный человек согласился идти это расстояние по кишащему нечистью безо всяких врагов лесу с тяжёлыми сумками и больным в качестве балласта.       Что до кишащего кем угодно и чем угодно леса, я рассчитывала на достаточно простой приём, изучаемый боевиками ещё на пятом курсе. Просто снести за миг до высадки оглушающим излучением всё живое и не очень, что посмеет существовать в том месте, где я изволю появиться, а потом выставить защитный контур, лучше всего несколько, по системе уровней тен Виссилиана для площади-пространства. Можно и для силы, но так слишком долго считать все эти функции, и я просто не успела бы даже прикинуть, ведь мне надо знать хотя бы примерные характеристики места. А по площади-пространству всё просто — золотое сечение, можно даже сначала на глаз, а потом перестроить точнее. И так получается одновременно и защита, и неслабая пугалка для нечисти.       Почему-то всякие нечистые сущности на дух не переносили определённые соотношения, список которых был отнюдь не маленьким и пополнялся вот уже три с чем-то тысячи лет, и до сих пор бромоэстетика считалась одной из важнейших магических наук. Конечно, всем ведь хочется в защиту от нечисти просто рисовать картиночки, а не тратить магический резерв и выдыхаться как собака, а до этого учиться девять лет. Сама я считала, что рисовать красивые пропорции плетениями, а то и просто угольком на деревце можно сколько угодно, но лучше всё-таки найти объяснение этому феномену. А то за последние эти самые три с хвостиком тысячи лет как была теория Диатора Мецеленского о божественном идеале, основанная на представлениях о науке, нечисти, магии и мироустройстве, бытовавших в древней Эццанте в его времена, так она и осталась, разве что понятия Космоса и Хаоса сменились понятиями Света и Тьмы, исчез постулат первозданности, представления о богах и том, что им угодно (и то, религиозные маги и просто люди и в наше время умудрялись находить то, что их богам якобы приятно или не очень), и ещё поменялись всякие там мелочи. Но всё это было связано с господствующей в мире уже семнадцать веков религией, в которую последние пару столетий никто не верил, но на которой основывалась половина нашей культуры, так что можно считать, что не изменилось ничего — никакие точные науки всё равно это не объяснили, и поэтому даже практики руководствовались наработками философов, а бромоэстетики рисовали картиночки. Но всю эту красоту хотя бы удобно было строить на глаз.       Одним словом, мои планы были прекрасны, идеальны и элементарны в своём исполнении. И даже мне удалось их выполнить, так как на полянке мы высадились, распугав всё окружающее излучением и поставив уровневый контур тен Виссилиана на целых семь уровней почти ровно, чем я сразу загордилась и чему очень порадовалась.       До тех пор, пока поняла, что чего-то не хватает. Вернее, кого-то.       Вера так же растерянно оглядывалась по сторонам, бросив на землю сумки, пока не подняла свой взгляд на меня. Я ответила ей самой несчастно-удивлённой позой, какую только смогла изобразить. Настороженный взгляд мгновенно стал испуганным, кончик носа дёрнулся из стороны в сторону, уши удлинились и навострились, и вся она чуть побледнела. Вера так и не научилась сдерживать иные рефлексы до конца, хотя долгое сокрытие оборотнической натуры должно было, по-моему, заставить её вообще почти забыть, кто она на самом деле. Я не стала на этот раз осаживать её и напоминать о конспирации — какая уже разница? Все уже настолько паршиво, что вряд ли имеет смысл об этом думать.       Все вещи были на месте, и даже защита моя стояла, хоть и не в рабочем состоянии. Я её включила вдобавок к уровневому контуру, осторожно оборвав расползшиеся по всей клетке «черёмушные» нити, и собрала обратно в ложбинку со всей черёмухой на случай, если переносить это всё понадобится ещё раз.       — Подними свой телепорт, — хрипло сказала мне подруга. — Отчерти путь — на каком моменте наши пути разделились?       Надо же, умные мысли. Я послушалась. Подстелила куртку, легла в позу медитации, задышала как можно ровнее и начала думать одну и ту же фразу:       Моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад, моё тело отодвигается назад...       Где-то разе так на двадцатом произнесения этой мантры — эту технику я в своё время натренировала особенно хорошо, да и к быстрому впадению в трансовые состояния склонна была всегда — я почувствовала себя как будто летящей вверх, легче воздуха, а потом двигающейся куда-то назад... Поднять заклинание — это мысленно произвести свои и не только свои действия в обратном порядке, немного отмотать назад время, вернуться ненадолго в прошлое и посмотреть, что же произошло, что осталось незамеченным и испортило жизнь. Хороший способ вычисления ошибки в быстрых заклинаниях и ещё лучший — в боях, когда поражение наступает так быстро, что ты не успеваешь даже ничего понять. Правда, очень сложно разобраться, где какой момент, но это приходит с опытом. И вот я уже телепортируюсь, телепортируюсь, со мной только Вера, а... Стоп!       Виртуальное время зафиксировалось, и я могла спокойно подумать. Вот на этом моменте от нас исчез Теан. Тонкая дорожка чужого кровного телекинеза перебивала часть моего и уводила в сторону. Ведь телепорт есть совокупность расщепления и последующего телекинетического переноса частиц, и вторую часть его можно, очень постаравшись, перебить... но чтоб во время переноса, а не расставив ловушку заранее! И чтобы часть от целого! Маг, конечно, может при желании сделать всё, но каким сильным, опытным и понимающим магию должен быть этот маг... правду, наверное, говорят, что архимагистры колдуют как дышат. Так. Эту уходящую дорожку чужого телекинеза я, тем не менее, могла безопасно для себя проследить. Поэтому настроилась на произнесении новой мантры.       Тела нет. Я едина во времени и пространстве. Я ведаю всё. Тела нет. Я едина во времени и пространстве. Я ведаю всё. Тела нет. Я едина во времени и пространстве. Я ведаю всё. Тела нет. Я едина...       На этот раз мне пришлось повторять слова гораздо дольше и куда более сосредоточенно — это я практиковала редко, да и сложно, зараза... действительно выйти за границы сознания кто-то смог в последний раз лет сто назад, кажется, и сошёл после этого с ума. Наш преподаватель говорил, что в этом состоянии может видеть и знать одновременно только лишь то, что видел и знал ранее. Так что куда уж мне... но то, что мне надо было, не предполагало необходимости быть везде и знать всё. Впрочем, могу похвастаться: из нашего курса я могла относиться от своего дальше всех, даже за черту города. Себя я в это время не представлять всё равно не могла, как бы ни старалась, и даже ощущала себя не сгустком магии, а вполне себе фигурой с огромными крыльями... но хотя бы пропорциональными. Да и если никому не говорить, можно прослыть молодцом. Да вообще, не понимаю, как можно совсем не чувствовать себя?.. Так и в самом деле с ума сойти недолго. Или вдруг остаться без тела навсегда, и неизвестно ещё, что хуже... а может, это просто одно и то же?       Когда я осознала, что уже могу отойти своим сознанием и мыслью от своего временного пути, я начала прослеживать дорожку. Она была длинная, вела через реку, через непроходимые леса, всё приближаясь к горам, снежные вершины которых казались вблизи затмевающими всё небо, и дальше вела за гору. Там моему взгляду открылся замок. Такой огромный, высокий, красивый и вычурный, что, если бы я была в своём теле, я бы затаила дыхание или вскрикнула. Чуть не потеряла концентрацию. Он был весь будто соткан из серого кружева, и из-за грубых очертаний гор вокруг он казался очень лёгким; тем не менее, замок не казался чем-то лишним или инородным. Наоборот, он как будто вырастал из тела горы, расцветая на ней. Я подобралась ближе и рассмотрела его внимательнее. Вблизи очарование спадало и становилось понятно, что стены давно не чистили, а решётки к окнам приделали очень грубо и явно куда позже, чем построили этот замок. Моё сознание почему-то не смогло попасть внутрь, ни через окна, ни через стены, ни через дверь — меня что-то отталкивало, какие-то незнакомые чары. Я ничего не узнала и поспешила отлететь подальше, не зная, существуют ли охранные заклинания, способные обнаружить моё проникновение, и есть ли они тут. Взлетела выше гор, оглядела окрестности, но не обнаружила там ничего интересного, кроме огромной снежной шапки, сквозь которую пробивались длинные шестиугольные призмовидные кристаллы какого-то магического минерала, тоже покрытые сверху очень милыми белыми шапочками, перелетела через вершину и спустилась вниз. Взору моему открылась безлесая долина, покрытая настилами, какими-то установками, уходящими вниз шахтами, из которых поднимали что-то грязные, худые люди. Другие тащили куда-то тележки с добытым, кто-то тащил пустые тележки... люди сновали везде. По периметру пространства я заметила забор, оплетённый сверху магической защитой, сторожевые вышки с часовыми.       — Хеля! Хель!       Я почувствовала удар в бок, взвыла и очнулась на полянке.       Первая моя мысль была очень проста: да вашу ж мать!! Пока я была в состоянии всеведающего транса, мои чувства и эмоции были подавлены, и я могла чувствовать только лишь отголоски их, как во сне, или как будто они доносились откуда-то извне и издалека. Теперь же я могла среагировать на то, что увидела. Не знаю, что они там добывали... Но вашу ж мать!       Ещё моя столь яркая реакция была вызвана обстановкой на нашей милой полянке. Вера, оравшая на меня и даже дотянувшаяся до меня ногой, стояла и в панике пыталась сделать уровневый контур уровневым ещё и по силе. У неё даже получалось, что меня весьма обрадовало. Да только зачем, вот не очень понятно, потому что ничего такого не происходило. Я огляделась и успокоилась — не было ничего и никого вокруг ужасного, просто мне поначалу передался её страх.       — Что случилось? — раздражённо спросила я. Вот не дала мне она на замок посмотреть, на рабочих-заключённых. Нет, там, конечно, смотреть было уже не на что и незачем, разве что ради самой настоящей истерики на выходе можно было ещё полетать. Но когда тебя так просто выдирают, да ещё и орут над ухом и пинаются, это всё-таки довольно неприятно. Вот если бы Вера как-то аккуратнее всё это сделать попыталась...       — Да иди и помоги, мать твою!       — Не трогай мою мать! — по привычке прошипела я, хотя понимала, что злиться сейчас точно не на что — Вера была абсолютно неадекватна. Только вот с чего бы это... Но так уж и быть, я встала и помогла. Лишним всё равно не будет, на это нечего сказать. Вместо у нас получилось превратить её потуги во что-то очень даже приличное, и за это время Вера успела хоть немножечко успокоиться. Или, по крайней мере, перестать так сильно паниковать.       — Извини, — тихо сказала она наконец. Я решила, что это знак и что можно начинать пытаться говорить по существу.       — Ничего, ты была не в себе, — отмахнулась я. — Так что случилось-то?       — Ну... я сейчас понимаю, что ты наверняка скажешь, что это ничего, — было вполне понятно, что в таком случае она со мной злостно не согласится, — но до того, как я тебя вытащила, над нами пролетело огромное облако чёрного дыма, очень большое, частично закрыло свет. А птицы с шумом сорвались вслед за ним, — Вера помолчала. — Все птицы. Летело в сторону гор, как ты понимаешь.       — Нет, всё правильно, — задумчиво ответила я. — Ты сделала. Туда, видимо, переносилось за раз много магов из тех, кто достиг могущества... скажем так, неправильным путём, — вслух произносить, каким именно, считалось одновременно и неприличным, и плохой приметой, а так как мы обсуждали подобное редко, я так и не привыкла называть вещи своими именами. Надо привыкать и говорить. В конце концов, отчим тоже был таким же. — После тёмных такие следы остаются. Некоторые могли взбудоражить окрестную нечисть, а то и нежить, одними только эманациями своей магии, так что защититься надо было. Мало ли. Но только я никогда не видела, чтобы на это так реагировали птицы.       — Про тёмный путь я и сама знаю, — сказала Вера. — Но разве они там все были некромантами?       — Нет, отчим говорил, что оно не от этого зависит. Просто, когда маг так кого-то выпивает, он сам становится... вроде как чуть более нечистью, чем обычные люди, ну, он вроде что-то такое нёс... точно не помню. Или, ну, вроде бы, как-то влияет на нечисть, то есть, эманации его ауры влияют, — если честно, я совершенно этого не помнила и уже сама в этом всём запуталась. — Тебя тоже задело, да? — а вот это я знала точно.       — Возможно, — Вера нахмурилась. — Но разве там могли все птицы быть нечистью?       — Про птиц я такое слышу в первый раз. Но, кстати, ты же испугалась, а не захотела с ними улететь, нет разве? Я не знаю, что чувствует и хочет нечисть неразумная, но ты же испугалась!       Я тем временем ещё и вглядывалась в окрестные деревья. Но ничего заметить не смогла. И никого, конечно же.       — Нет там птиц, — покачала головой Вера. — Вообще.       — А они только с этой полянки сорвались, или за теми магами уже тогда стая летела?       — Э... только с этой, — удивлённо сказала она.       И вдруг взмыла в небо на полной скорости. Я только и успела, что кривовато накинуть на неё Доверие и проорать:       — Невидимость сплети!       Она услышала. И вроде даже успела сделать это до того, как поднялась над верхушками деревьев. Но также быстро, впрочем, и вернулась.       — После этой полянки за ними летят все птицы. Их очень много, и они продолжают слетаться со всего леса. Поднимаются по мере пролетания, если можно так выразиться, — она жутковато усмехнулась. — Самого облака уже не видно, далеко оно, но птиц летит огромная стая.       Это было ужасно странно и, действительно, даже страшновато. Но за сегодняшний день, ещё даже не думающий подходить к концу, произошло уже слишком много очень странного и просто ужасного, так что, кажется, мы должны были пожать плечами и не обращать на это лишнего внимания. А я ведь даже до сих пор не рассказала Вере про Теана, вернее, про замок, его самого-то я не нашла.       Но, раз вспомнила, рассказала. Мы всё ещё были под Доверием, мы были хорошо защищены, так что вряд ли тайная служба смогла бы нас подслушать... впрочем, какая уже разница? Хоть ты криком кричи — всё равно и так и так мы уже трупы. Или заключённые. С тележками. Таскаемся. Зато на замок красивый можно будет долго любоваться... До самой смерти. Недельки три.       И даже отчим, наверное, не вытащит.       — Ну, скажем так, ничего неожиданного, — рассудительно заявила Вера.       — Ну, ожидать от тайной службы можно вообще чего угодно, — в тон ей ответила я. — На то они и тайная служба, чтобы про них можно было что угодно додумать и заранее додуманного испугаться.       — Но зато, если с ней столкнёшься, совершенно точно больше ничему не удивишься...       — Не без этого...       Да, тайная служба у нас действительно была на редкость тайной. У них была своя система тюрем, отличная от тюрем обычной стражи, и никто не знал, что там происходит. Они могли забирать людей без объяснения причины и сажать без суда, и часто родственники заключённого вообще не могли узнать, за что. Они могли вызнать о тебе всё, что угодно, и никто не знал, как и зачем. Как-то один из гостей моего отчима пошутил, что единственное, что людям про тайную службу известно — это что государственная безопасность превыше всего. Отчим же тогда печально ответил, что и это тоже тайна, но его, по-моему, поняла только странная хромая женщина, Мирея Марская, которая в замке появлялась довольно часто, но ни с кем, кроме хозяина, не разговаривала. И смотрела так, что я в детстве её очень боялась. Тайная служба была закрытой настолько, что даже личность тайного советника и многих высших чинов держалась в строжайшем секрете, хотя, казалось бы, страна должна знать своих героев. Вслух никто о личностях не гадал, но при царском дворе, я слышала, очень быстро прекратили все интриги, перестали сплетничать и обращались друг с другом, пожалуй, даже почтительнее, чем с богами. А с теми, кто подобным брезговал — и того аккуратнее. Я пару раз при дворе была, интересное это зрелище. Даже в мою сторону там никто косо не смотрел, только некоторые понравиться пытались — отчим мой раньше в тайной службе тоже работал, на высокой засекреченной должности. С маминой смертью, правда, ушёл, но нашей семье всё равно обеспечил защиту...       ...до встречи с Теаном.       Ну, наверное.       — Как ты думаешь, что нам теперь делать? — тихо спросила я, хотя на самом деле уже прикидывала, какие у нас возможности.       Можно было бежать к нам в Рогатый Замок, во всём признаваться и проситься под крылышко. Во всём признаваться. Вообще во всём. В том, что Вера оборотень, тоже. И в том, что каждый год я меняюсь телами с одногруппницей, чтобы просиживать лето в любой захолустной деревеньке, пока она занимается непонятно чем в моём облике. Даже если я понятия не имею, что она там делает, это ведь всё равно незаконно. Карается смертью обеих. Да и чем он нам помочь сможет? Это же не три осторожных слова, про которые можно сказать «им послышалось», и не мелкая оплошность. Это преступление. Как раз из тех, которые должна предотвращать и давить тайная служба. Он только ругаться будет много и громко, и бесить, как обычно, и опять нести какую-нибудь мерзкую чушь, и маму упоминать не по делу. Да и зачем я вообще об этом думаю, я же никогда на него не полагалась. Можно было попытаться бежать за границу, но это, во-первых, невозможно, тем более, без поддержки знающих людей, а во-вторых, я в чужом теле, и на таком большом расстоянии заклятие начнёт слабеть, нить истончаться, и это может привести к чему угодно, включая смерть нас обеих. Нет, к этому, конечно, может привести любой из возможных путей, но она-то не виновата. Хотя это, конечно же, как посмотреть. Можно было...       — Присоединиться к отрядам? Пойти и попытаться вытащить Теана?       ...как-нибудь сообщить, что случилось с Теаном его соратникам, и спросить у них попутно, что нам делать и не помогут ли они нам.       — Последнее точно не представляется мне возможным, — со вздохом ответила я. — Но можно попробовать сообщить им, что с Теаном такое случилось.       Вера, скорее всего, тоже уже успела продумать все пришедшие ей в голову варианты. Мне же больше ничего умного в голову не приходило.       — Нет, наоборот, — строго сказала она. — Ты себе способна вообще представить, как мы их искать в этой глуши собираемся?       — Где плакатов о бдительности нет, — неловко отшутилась я.       Вера лишь закатила глаза.       — Поэтому мы пойдём к этому несчастному замку и попытаемся сделать хоть что-нибудь.       — Вер, тебе не кажется...       — Сама же говорила, что всё равно умрём.       Это прозвучало как точка в любом следующем предложении. Но любых следующих предложений и не было, и я как-то смирилась с таким положением дел. До тех пор, пока не найду более подходящих аргументов.       Как-то слишком быстро моя жизнь превратилась в тупик, и я сначала не заметила, а теперь вроде бы и не против.       С другой стороны, разве это не удел каждого из нас?       — Говорила, — со вздохом согласилась я. — Но мне почему-то вдруг показалось, что есть возможность не умирать. Или... или хотя бы в это не ввязываться.       — Дура, — тихо сказала Вера. Строго и очень красноречиво. Она сразу же смутилась и опустила глаза, как будто была передо мной виновата, но я всё равно её поняла.       Да.       Я дура.       И, живя с Верой и будучи её лучшей подругой, такой дурой быть совершенно точно нельзя.       — Хорошо, — тихо ответила я. — Ты права. Пойдём спасать Теана.       Когда-то, когда я была маленьким самоуверенным подростком, я часто мечтала о том, как примкну к отрядам, буду героически сражаться, прятаться от тайной службы и вербовать сторонников, а потом начнётся самая настоящая гражданская война, я буду великим командиром, буду жечь безо всякой жалости службистов и царских сторонников, сделаю что-нибудь очень важное, например, возьму столицу, убью царя или раскрою личность тайного советника. По этому поводу, естественно, останусь в истории, займу высокий пост, посажу отчима в тюрьму, а маму похороню, а ещё найду себе нормальных друзей, таких, чтобы им можно было доверять, получу всеобщее уважение...       Естественно, мечтала я об этом тихо и молча, чтобы отчим не узнал. И, естественно, никогда ничего подобного делать бы не стала — мне и жизнь дорога, и Вера, и моё будущее. А господа, называющие себя и свою шайку сумасшедших Отрядами Будущего, могут сколько угодно о стране беспокоиться, мне моё собственное, знаете ли, нужно. А потом я вообще повзрослела и поняла, что распространять мятые листовочки, стабильно раз в полгода что-нибудь взрывать или кого-нибудь важного убивать — это, извините, не революция, это весьма старательное поддержание бардака.       Вера не была со мной согласна, но её причины были настолько уважительны, что спорить с ней я не решалась. Правда, она тоже считала, что бросаться грудью на амбразуру надо не просто так и только имея чёткий план скорейшей победы, так что мы не спорили. И не спорили настолько давно, что я даже как-то забыла, что именно в этом во всём для неё не так. Нет, скорее, не забыла, а просто не обращала на это внимания. И Вера тоже не напоминала.       К тому же, Теан помог кому-то там бежать в Госьву — это же не «просто так». И если мы поможем Теану или кому-нибудь ещё спастись оттуда, то это тоже будет вполне разумная и достойная вещь. Мы, правда, на это не способны... но вряд ли все отрядники сначала думали иначе.       Дороги к Высыльным горам, естественно, не было никакой. Разве что телепортом, как эти незнакомые маги, но мы-то там ничего не знали, даже просто расстояния до того места, куда я хотела бы перенестись. Расстояние до этого замка я, впрочем, могла высчитать по формуле, опираясь на мыслеобраз, но соваться в замок и окрестности так сразу — верх глупости. И не только потому, что там огромная защита. Поэтому мы решили добираться пешком, тропами, которых в этих лесах почти не было, раздвигать ветки магией и немножечко мечом и, разумеется, по этому поводу страдать. Очередная не лучшая, но неоспоримая идея за этот день.       Сумки эти несчастные тоже с собой потащили, но уже для того, чтобы утопить в Душице и не наводить тайную службу на наш след больше, чем мы уже навели. Тяжёлые, чтоб их. Правда, все нужные и полезные архимагистерские вещи выгребли к себе, включая всю уменьшенную магией сумку с желтоватым плетением защиты («Вер, ну, а вдруг там что-то важное? Ну, очень важное!»), жаль облегчить её нельзя было, а все неважные и ненужные свои вещи и вещи Теана сгребли на вынос в реку, предварительно очистив от нашего запаха, следов нашей магии и прочей грязи, которая могла указать на нас, но легче тащить от этого не стало. Вера ещё долго ругалась на мои тетрадки и то, что отдавать их на самообразование кикиморам я отказалась, жутко на меня обиделась и впихнула мне тащить побольше, как будто не она тут сильный и выносливый оборотень. Я, конечно, может быть, и правда сильно привязана к вещам, но вдруг я что-нибудь важное в самый ответственный момент забуду? И вообще, это мне уверенности придаёт.       В конце концов ей надоело дуться, и она спросила:       — Тебе не кажется, что это всё облачко туда как раз из-за Теана и летело?       — Кажется, — я вздохнула и разрубила мечом паутину между ветками. — Скорее всего, он какой-то важный лидер.       — Да вот я тоже об этом думаю. Но он же там говорил и о судье, и о заговорщиках в Госьве, и всё такое... думаешь, лидеры у них такими вещами занимаются?       Я задумалась. С одной стороны, конечно, во всех нормальных организациях, армиях, правительствах и прочих подобных радостях жизни самые главные всегда сидели в самых тёплых кабинетах, попивали самый вкусный чай и не только чай, отдавали самые неприятные приказы, по улицам ходили только под самой сильной охраной и никогда не делали того, что могло хоть немножко подпортить им... что-нибудь. И того, что им не по статусу — а бегать по судам с сыворотками правды вряд ли по статусу Теану и как архимагистру Совета, и как одному из отрядных лидеров. Но, с другой стороны, Отряды Будущего — организация подпольная, небогатая и наверняка испытывающая нехватку людей, тем более, магов, тем более, сильных, и старательно изображающая (уж не знаю, как там всё на самом деле) большое желание изменить всё к лучшему. И за очередными толстыми лентяями люди бы не пошли. Может быть, им пришлось быть такими деятельными и бегающими туда-сюда лидерами, даже если им не хотелось?       Эх, и о каких же глупостях я думаю.       И о каких же глупостях я думаю, если мой отчим на войне в сражениях сам участвовал? И в тайной службе потом некоторых заговорщиков сам ловил.       Но ещё, кажется, Теан там тоже наделал чего-то невообразимо бредового, даже такому лидеру не особо подходящего.       — Понятия не имею, — честно ответила я. — Но, мне кажется, это вполне возможно.       — Он в любом случае архимагистр...       — И мог что-то важное делать уже только по этой причине.       — Да.       Мы замолчали и задумались. Идти было ужасно тяжело и неудобно. Я уже хотела было начать рубить мечом не только паутину, но и ветки, но потом вспомнила, что нам надо не оставлять следов. Потом подумала, что мы всё равно их оставляем, а ещё ветки и так ломаются. Потом подумала, что, если я начну их рубить, Вера снова начнёт на меня ругаться, и это будет очень неприятно. В общем, я терзалась сомнениями, делала выбор жизни и смерти и предавалась мыслям о вечном. Не знаю уж, чему там предавалась Вера, но она даже не пыхтела. Ужас какой-то. И вообще, паутина порванная — тоже следы, значит, можно спокойно рубить эти ветки?       — А может, Теан не из Отрядов Будущего? — Задумчиво спросила Вера.       — Что?       Кажется, я в этой жизни чего-то не понимаю...       — Ну, есть же много других подпольных организаций, действующих против царя. Сепаратисты там всякие, да и просто другие революционеры, отрядников ведь просто больше всех, вот их и знают. Он про Беловейск там говорил. Сепаратист явно.       Я убила комара.       — А какая разница? Они всё равно все между собой сотрудничают.       — Да нет, разница есть. Потому что одно дело, если он из какой-то революционной организации, а другое — если из каких-нибудь стольгородских сепаратистов. Беловейск же рядом со Стольгородом, ну, соседняя волость. А ещё он мог сотрудничать с западом, ведь просто так в Госьву абы кого не переправишь.       Нет, я, конечно, знала, что Вера читала письма моего отчима куда внимательнее, чем я (то есть, она их вообще читала), и находила среди вечного «туда-то не езди, с такими-то не общайся, о том-то не разговаривай, с этими-то не ссорься, а с теми-то будь аккуратнее» ещё и куда более полезное, но прятавшееся между строк «потому что», но таких рассуждений от неё как-то не ожидала.       — С чего бы она тебе есть? — всё же спросила я. — Тут ведь всё одно. А западу до нас вообще никакого дела не должно быть, у них и своих проблем хватает. Я уже не помню, что про это отчим говорил, но как-то не думаю, что они с нашими подпольными обществами сотрудничать будут. Тем более, сама понимаешь, они ничего полезного не делают, особенно — полезного западу. Если ты про альва, ну, того, который предыдущим был недостаточно съеден, то Ковен официально международная организация выше политики, и, если на низших уровнях царь запретить может многое, но на уровне Высшего Совета — вряд ли. А всё общение наших архимагистров с иностранными наверняка контролируется тайной службой. Нашего архимагистра, вернее… я же правильно помню, что этот Теан от нас один, да?       — Вроде да…       Я, обернувшись, стряхнула с её плеча огромного паука, и только потом поняла, что половины брюшка у него на тот момент уже не было, из остатков торчала какая-то чёрная гадость. Меня чуть не вывернуло от отвращения, и я даже брезгливо вытерла руку, хотя знала, что паук её в любом случае сильно не запачкал. Могут ли за кем-то следить при помощи такой мелочи? Вряд ли, конечно, но вдруг… И всё же хорошо, что я не сняла Доверие. Теперь, видимо, всю дорогу силы на него придётся тратить.       — Да, кстати, я всё думала, почему же именно взрывник. Чтобы убить иностранца несчастным случаем, без подозрений? Теперь поняла, спасибо.       — Слушай, — меня осенило, — а почему тогда пострадали Теан и этот второй маг?       — Ну, может, местным сказали гнать в лес любых мимо проезжающих магов?       — Может. Так что ты про запад говорила?       — Ну просто отряды занимаются всем подряд, может, и помогут нам свалить в Госьву. А сепаратисты наверняка никого не спасают и желанием спасать не горят. Могут кого-то послать договариваться о военной помощи, но тут они должны знать, что у человека с дипломатией хорошо. Наверное, могут совместить приятное с полезным и послать договариваться именно приговорённых к казни соратников, но мы им и не соратники, и на дипломатов, знаешь ли, не тянем.       — Вер... тебе не кажется, что ты тупишь?       — Это почему ещё?       — Эм... Стольгородские. С западом. О военной помощи. Ты ещё альвов приплети!       — А. Ну извини, с географией у меня не очень...       — Бывает...       Мы замолкли, потому что тупить дальше не хотелось никому, а ничего умного мы сказать и подумать явно не могли. Я никогда не хотела лезть в эти дела. Вера, может, и хотела, но тоже никуда не лезла. С моим-то отчимом у меня никогда особо не было выбора, кем быть и что делать, потому что, даже если бы я попыталась, ни в какие отряды меня бы не приняли и не стали бы иметь со мной никаких дел. У Веры был, то есть, не было в обратную сторону, но она, кажется, предпочитала сидеть тихо и пытаться выжить. Всё-таки, так долго маскироваться дорогого стоит. На самом деле, я к двенадцати годам поняла, зачем она со мной, почему вообще общается, но с тех пор не рисковала спрашивать, изменилось ли её ко мне отношение и чего она вообще хочет. Я решила, что с такой судьбой поспорить трудно, и заставила себя перестать об этом думать.       Сейчас я тем более рисковать не собиралась.       И тоже постаралась думать о другом, а именно продолжила тупить. И поэтому вскоре не выдержала — снова стала делать это вслух:       — Тебе не кажется, что вся эта ситуация очень странная и совершенно дикая?       — У нас всё очень странное и совершенно дикое.       — Нет. Ну, то есть, да, конечно, но я про то, что это всё очень нетипичное и нелогичное. Он сначала сказал, что их повесили, потом — что он помог им свалить. То, что заговора не было на самом деле... ну, такое, конечно, у нас часто случается, но там был суд. Ты вообще когда-нибудь слышала такое, чтобы заговорщики, тайная служба — и суд? Они же даже не сообщают, за что сажают.       — Может, их схватила обычная стража?       — Может. Но она в таких случаях обычно передаёт дело тайной службе — и им самим легче, и от лишней мороки избавляет, и... попробовали бы они не передать.       Вера вздохнула.       — А Неяндр Веяславович тебе ничего об этом не писал?       — Нет. Скорее всего, это уже летом произошло. Он же вообще понятия не имеет, где меня летом искать. А если и узнает, то это же не я буду... Но он обещал не узнавать.       — Понятно... а ещё, может, эти свалили в Госьву, а повешен был кто-то другой под их обликом? Или очень качественная материальна иллюзия?       — Может, — согласилась я. — Неприятно всё это...       — Я поняла, — вдруг сказала Вера. — Эти заговорщики были иностранцами. Поэтому был суд.       — И что нам это даёт?       — Ничего, наверное.       Мы наконец вышли к берегу Душицы.