Лицо врага: Окно первое

      Это было странное ощущение. Очень странное. Как будто мы просто прогуливались по лесу, и буквально только что не было никакой тайной службы, и мы нее готовились буквально только что к смерти, и это были никакие не Подрожные леса, а мирный и безопасный лесок у Рогатого замка, и мне одиннадцать лет, и…       И вообще.       Так странно, что страшно немного даже.       И чего это мне вспоминается всякое?..       Лес действительно был абсолютно пустынным. В нём не было никаких животных, птиц, змей, лягушек всяких и прочих обычных лесных существ. Даже комаров я не замечала, хотя в какой-то момент начала специально искать их взглядом. Чтобы в лесу — и не было комаров? Это как вообще? Мелкой неразумной нечисти, и той не было. Пустыня какая-то, а не лес.       Мы шли довольно долго. Время я не смотрела, но немного устала. Так как я в принципе умела долго и далеко ходить, это значило, что прошли мы немало. Яня успела набрать довольно много грибов, и я не очень понимала, как она умудряется их находить, когда мы идём так быстро. Шли мы по какой-то очень удобной канаве — она была широкой, как дорога, довольно сухой, и на ней почему-то намного реже росли деревья. «Берега» этой канавы находились где-то на уровне моих глаз, и из них иногда торчали корни деревьев. Яне канава не очень нравилась — в ней почему-то не было грибов, и поэтому Яня бегала где-то сверху.       Я о чём-то думала, смотря на эти корни, и вдруг… как влетела носом в мох!       — Твою мать!       — Да обо что ты тут навернуться умудрилась? — фыркнула Вера, наблюдая за тем, как я поднимаюсь и отряхиваюсь. — Тут же один мох.       — Об кирпич, — спокойно сообщила я ей.       — А. Ну ладно, пошли даль… что? Откуда здесь кирпич?       — Вот лежит. — Я кивнула на довольно большой серый кирпич, торчащий из мха углом. Об него я и запнулась, не заметив.       — Серьёзно? Кирпич? Это же Подрожные леса, здесь никого нет и не было никогда, откуда здесь может быть кирпич?       Юлий стремительно подошёл и присел рядом с кирпичом.       — Ну, это действительно кирпич. — Я пожала плечами.       — Может, это просто камень, у которого какая-то часть выглядит, как угол кирпича? — Вера тоже присела рядом с ним на корточки.       Я тоже присела с ними.       Надо же, сколько удивления способен вызвать обычный кусок кирпича.       Юлий начал осторожно выкапывать его из земли, помогая себе магией, чтобы выяснить, кирпич он или камень. Мы с Верой с интересом за этим наблюдали.       Сверху на нас посмотрела Яня.       — Вы гриб какой-то нашли?       — Нет, кирпич.       — А.       Она снова куда-то отошла.       Яня была Яней, и мы просто продолжили рассматривать кирпич. Мы с Верой. Юлий от кирпича немедленно отвлёкся.       — У неё с головой всё в порядке? — спросил он у воздуха.       Вера посмотрела на него довольно странно. Я не знала, о чём она подумала, но я почему-то вдруг вспомнила, что в детстве мама учила меня никогда не смеяться над людьми. Я не знала, почему я вдруг вспомнила это сейчас, потому что эта ситуация была вообще не про это. И на самом деле у меня не было ни одного нормально сформулированного объяснения, и я не могла рассказать словами, почему мне было неприятно это слышать. Не мне было неприятно.       — Не отвлекайся и копай, — сказала ему Вера, явно сочтя это способом выразить недовольство безопасно и без продолжения обсуждения.       — А сами? — поинтересовался Юлий. Копать он, впрочем, продолжил.       — А мы девочки, маникюрчик портить не хотим.       Юлий красноречиво посмотрел на наши руки, на которых, конечно же, не было никакого маникюра, зато имелись грязные и поломанные ногти. Но отвечать на эту жёсткую издёвку почему-то не стал.       Некоторое время мы молча наблюдали за тем, как из земли постепенно вылезает кирпич. В том, что это именно кирпич, уже не было никакого сомнения. Кирпич был большой, серый и явно очень старый. Он был куда больше, чем современные, и очень щербатый. Юлий выкопал его весь, хотя, наверное, можно было этого не делать. Он поднял его на уровень глаз и внимательно осмотрел.       — Это действительно настоящий кирпич, — сообщил он задумчиво. — Старый только очень. Откуда он мог здесь взяться?       — Оттуда же, откуда и остальные, — сказала я, заглядывая в получившуюся ямку.       — Не шути так, — попросил Юлий, не отрывая взгляда от кирпича.       Вера тоже заглянула в ямку.       — Она не шутит, их тут много. — Она осторожно поковыряла когтем стенки других кирпичей внизу, а потом достала нож и начала счищать с них землю.       Юлий отвлёкся от созерцания нашего кирпича и тоже посмотрел вниз. Внизу имелась прямоугольная дырка, вокруг которой были стенки других кирпичей, как раз очищаемые Верой.       — Они что, тут… сложены? Положены?       Вера поковыряла ножом в середине, но выяснилось, что под поднятым нами кирпичом ничего не было.       — Похоже на дорогу, — заметила я. — В том смысле, что они тут так лежат ровненько, а этот выпал, как камень из брусчатки…       — Дорога, мощёная кирпичом?       Как ни странно, скепсиса в голосе Веры я не услышала.       — Ну, я слышал, что в Венее дороги мостят каменными плитами, — с сомнением заметил Юлий. — Этот кирпич как раз довольно длинный и довольно тонкий, как плиточка. Но откуда здесь могла бы быть дорога?       Сверху к нам в канаву осторожно слезла Яня, держась за выступающий корень дерева. Подошла, посмотрела на наш кирпичный консилиум и снова отошла обратно, но наверх не полезла.       — А откуда здесь могло бы взяться что угодно помимо дороги? — возразила я. — И кирпичи вообще? Кто здесь мог что-то строить?        — Ну, вообще-то, тот замок тоже не тайная служба построила, — сообщил нам Юлий. — И службисты, я имею в виду, рядовые, не знают, откуда он взялся, и строят всякие разные предположения. Самое интересное, что я слышал, было о том, что его построило то самое мифическое Осколочное Общество, а потом его захватило Древнее Зло, а потом тайный советник, который советница, отбил его у Древнего Зла, потому что, как я уже сказал, Древнее Зло никогда не сравнится с ним, то есть с ней, в могуществе.       — А как Древнее Зло могло отбить замок у Осколочного Общества, если оно Осколочного Общества тоже боится?       — Откуда я знаю? Это просто идиотские байки, которые службисты друг другу рассказывают, вот и всё.       — Какое-то очень пугливое у вас Древнее Зло, — с усмешкой заметила Вера.       — Тут ещё кирпичи есть, — раздался у нас в головах «голос» Яни.       — Где? — тут же подорвался Юлий.       Но найденный кирпич на землю не бросил, прижал его к себе, как что-то ценное.       Яня стояла у дерева, растущего недалеко от края канавы, и смотрела куда-то возле его корней. Мы подошли и увидели торчащие углы аж нескольких кирпичей у корней этого дерева.       — Выглядит так, как будто дерево их корнями раскидало, пока росло, — заметила я, хотя, кажется, это было очевидно.       — Значит, это действительно может быть дорогой, — задумчиво сказала Вера. — Если так подумать, эта канава очень широкая, и ни разу, пока мы шли, не поменяла ширину. Для плитки этот кирпич широковат, но, может, более тонкие в старину ломались или трескались?       — А за нами всё ещё гонится тайная служба? — спросила Яня с очень невинным видом.       — Ну, она нас ищет, но пока не нашла, а что? — ответил Юлий. Кажется, он принял этот вопрос за искренний.       — Ничего, мне просто жаль, что они нас найдут, если мы начнём здесь сейчас всё раскапывать.       Вера фыркнула.       Юлий поморщился, но не ответил.       — Если это действительно дорога, то здесь могут быть ещё такие кирпичи, — сказал он. — А если эта дорога ещё и куда-то вела, то мы тоже рано или поздно туда придём. Так что пошли.       И мы пошли дальше, но теперь внимательно смотрели под ноги и вокруг. И только Яня снова забралась обратно и продолжила искать свои грибы где-то наверху.       Мне подумалось, что её поиски куда разумнее, чем наши.       Мы действительно находили подобные кирпичи-плитки ещё много раз, они часто торчали у нас под ногами, и мы сделали вывод, что мы действительно идём по древней дороге. Дорога постепенно шла вверх — ну, или лес шёл вниз, потому что края-берега становились всё ниже и ниже, и сейчас уже едва доходили мне до колен. Яня всё ещё бегала и искала свои грибы, но теперь мы были ближе к ней по высоте и видели, что она иногда падала в свои видения. Мы тогда останавливались и ждали, а она говорила, что останавливаться не надо и что она нас догонит, но мы всё-таки побаивались Древнего Зла. Нам она ничего не показывала, так что мы сделали вывод, что видения у неё информативными не были.       Но в какой-то момент мы решили сделать привал, сварить грибы и пообедать, и вот тогда выяснилось, что видения всё же были.       И мы читали их, пока грибы варились.       — Жениться бы вам, Ваше Величество, — укоризненно сказал пожилой министр.       — Зачем, — устало ответил Айнаре, не посмотрев в сторону собеседника и даже не потрудившись придать голосу вопросительной интонации.       — Нехорошо это, — ответил тот. — Нельзя без жены в таком возрасте, неприлично…       — У меня есть невеста.       Собеседник подавился концом фразы. Диалог становился интереснее, но Айнаре было плевать.       — Побойтесь бога, Ваше Величество! Госпожа Майлоне уже сколько лет мертва! Все мы понимаем, что скорбь ваша неизмерима, мы все скорбим по ней, но пора ведь уже и честь знать! И благоразумие проявить.       — Что она мертва — не моя проблема. У меня есть невеста. — Что ж, он был благодарен Мирите уже за то, что при всей своей ненависти и обиде она сначала согласилась, а потом только подстроила свою смерть. Сейчас это очень пригодилось.       — И что, думаете, она бы порадовалась, узнав, что вы тут один страдаете? Наверняка она только благословит вас с того света, она ведь счастья вам хотела.       Счастье уж точно было последним, что могла хотеть ему Мирите.       — Свадьба абы с кем счастья мне не принесёт. Абы кому, кстати, тоже.       — Зато принесёт семью, детей и нормальную жизнь! А то это уже, простите за дерзость, позорище для всей страны.       — Не думаю, что в этой и во всех прочих странах кто-то действительно интересуется, есть ли у меня жена, скоро ли у меня будут дети и когда я в последний раз посещал бордель. Я женюсь только на Мирите. Даже если мне для этого сначала придётся отправиться на тот свет.       Хоть на тот свет, хоть в Богось, всё бесполезно. Что ж, он был благодарен Мирите за то, что при всей своей ненависти и обиде она не дала никому этого узнать. Сейчас это очень пригодилось.       Собеседник от такого заявления пребывал в смешанных чувствах, и поэтому молчал долго.       — Но нельзя же так! — наконец выдал он, не найдя других аргументов.       — Можно по-всякому. И так тоже. — Айнаре тоскливо посмотрел в окно, где суетился на площади народ и меняли цветы у памятника Мирите Майлоне, великой победительнице. — Если вам настолько сильно надо, могу, к примеру, на статуе жениться, чем не жена, — озвучил он свои давешние мысли.       Ответом ему стало звучное падение тела.       …Вот разве что Мирите этой свадьбе совершенно не обрадуется.       — Король Айнаре, — фыркнула я, прочитав.       — У тебя вроде монетка с ним была, — припомнила Вера.       — В речке утонула. — Я поморщилась. — Так или иначе, он мне очень нравится.       Вера моего мнения не разделяла.       — Идеален для сопливо-романтичных дур.       Это не было оскорблением в мою сторону или намёком на то, что я — сопливо-романтичная дура. Вере он не понравился безотносительно меня.       — Так наоборот же. Он нашёл идеальный повод не жениться и делать, что хочет. Невеста умерла — но можно использовать её до конца жизни, прикидываясь мечтой сопливо-романтичных дур. И над людьми издеваться.       — Мне одному интересно, почему тут написано, что его невеста инсценировала свою смерть и свалила в Богось? — спросил Юлий.       — Где?       — Ну так вот же. Сначала тут сказано, что она подстроила свою смерть, а потом — что ради неё он был готов хоть на тот свет, хоть в Богось.       — Ну, «подстроила» — не обязательно значить «инсценировала».       — Не думаю, что, если бы она самоубилась, он бы думал об этом так. Да и вообще, это же маршал Майлоне — великая военачальница и всё такое.       Я вспомнила то, что знала об истории других стран. Знания у меня были так себе, но всё же.       — Маршал Майлоне? Которая Звессу победила? Прячется где-то в Богоси? До сих пор? Прошло… лет пятьдесят, если не ошибаюсь.       — Ну и когда магов останавливало время?       — Нет, я про то, что… она что, просто живёт в условной избушке в условном лесу, собирает ягодки и ходит в соседнюю деревню за молоком? Это же маршал Майлоне, которая победила Звессу!       — Я мало знаю историю Лие, — заметила Вера. — И вообще зарубежную историю. Кого она там победила?       — Звессу, — пояснил Юлий. — Звесса напала на Лие, хотела захватить, поработить, всё такое, и маршал Майлоне её победила. Лийцы выбрали короля Айнаре и жили долго и счастливо. Король Айнаре правит там до сих пор, там короля выбирают пожизненно. Но Мирите Майлоне погибла вскоре после войны. Она считается великой освободительницей и всё такое.       — То есть, она боролась за свободу своей страны? — уточнила Вера.       — Ну да.       — Значит, она не может быть за тайную службу и царя Волота.       Мы ненадолго задумались.       — Ну, люди меняются, — медленно сказал Юлий. — Но да, такое представляется с трудом.       — А это не та Мирите, про которую Яня видела до этого? Которая опоздала на пары в университет?       — Та была обычной девушкой, — заметила Вера. — Со звесским гражданством. Как она могла стать великой военачальницей Лие в войне со Звессой? Её лийцы бы первые закопали.       — Логично, — сказала я, мельком думая о том, что меня, если что, первую закопает Юлий. Как бы я ни хотела смерти царя Волота.       Юлий старым видением Яни не заинтересовался.       — А что ещё ты там нового увидела? — обратился он к Яне.       Яня, занимавшаяся варкой грибов, просто кивнула на блокнот в руках у Веры, и Вера перевернула страницу.       Беляна не любила играть в шахматы. Да и не умела. Так, знала, как фигуры ходят, как основные дебюты выглядят, как царя съесть так, чтобы точно съесть, а не ждать, пока противник шаха не заметит. Со Львидой удивительно было бы этому не научиться. Вот любви к шахматам она так и не переняла. Но — каждый раз садилась и расставляла фигуры. Но — научила этому всех детей, рассказала всё, что знала. Меде вот нравилось. Она лет с пяти с «тётей Львидой» играла.       Наверное, шахматы были для Львиды отдельным способом разговора, только ей одной и понятным.       Она играла со всеми, кто был ей дорог. И — со всеми своими врагами. Меда, не по годам умный ребёнок, сказала как-то, что так она отличает одних от других. У Беляны не было оснований не верить дочери, но и верить было довольно странно.       Беля, конечно, всегда проигрывала. Хотя Львида специально поддавалась, убирала с доски иногда даже ведьму. Вот Меда, та иногда выигрывала, но тоже — Львида давала ей фору в целую ведьму. Вроде как никому ведьм с доски не снимала, на поддавалась. Это смущало.       Говорят, из всего Нового Престола иногда выигрывал только Юлий — какой-то там её четвероюродный родственник, самый лживый и бесполезный из её приближённых. Львида говорила — хорошо, что он бездельник, иначе он доставил бы проблем.       Беляна хорошо её знала. Она не верила. Про Юлия.       — Ты самый лживый и бесполезный и приближённых этой тётки с шахматами? — с усмешкой спросила я.       — Ну… да, — с какой-то затаённой гордостью, но при этом с сомнением ответил Юлий.       — Подожди, — не поняла Вера. — Она же из Нового Престола. А ты из Отрядов Будущего. Это, наверное, какой-то другой Юлий, мало ли на свете Юлиев.       Он как-то замялся.       — Ну… Технически я и там, и там.       — А разве Новый Престол и Отряды Будущего не враждуют?       — Враждуют, — признал он.       — Так ты шпион?       — Ну, я бы не сказал…       — Разведчик, — фыркнула Вера.       — И не разведчик. Я просто… сначала вступил в Новый Престол, но мне там не понравилось. А оттуда выход только вперёд ногами. Поэтому я нивелирую ущерб через работу в Отрядах Будущего.       Эта фраза мне не понравилась.       — А что ты понимаешь под ущербом, который ты нивелируешь?       Интересно, как он вообще хотел бы нивелировать трупы и разрушения. И, особенно, делать это при помощи трупов и разрушений ради другой цели.       Юлий замялся. Было видно, что этот разговор для него неприятен.       — Я неправильно выразился, — ответил он, недовольный тем, что я придираюсь к его словам. — Новый Престол и возглавляющая его Львида Розальская борются, как известно, за свободу Стольгородской волости от Богоси, и им абсолютно без разницы, что там будет с Богосью, понимаешь? Им даже лучше, если они доставят Богоси больше проблем, потому что они считают её злом и корнем всех проблем, и хотят ей только худшего. Но я хочу лучшего будущего и для Богоси тоже, я хочу свободы Богоси от царя Волота и его тиранической власти. Я не против, чтобы Стольгородская волость отделилась, и Львида правила там так, как ей нравится, но я не хочу, чтобы они рушили нашу Богось и убивали её жителей…       — Больше, чем это делают Отряды Будущего? — с милой улыбкой продолжила я.       — Да, — абсолютно серьёзно подтвердил Юлий. — У всех бывают незапланированные жертвы среди мирного населения. Но мы стараемся допускать их как можно меньше. А стольгородцы не думают ни о чём. Я, как приближённый Розальской, помогаю ей во многих сферах и таким образом делаю так, чтобы мы причиняли меньше ущерба своими действиями.       Да, так действительно было понятно.       — Это круто, — кивнула я.       Грибы закончили вариться, о чём нам сообщила Яня, и мы принялись обедать.       После обеда мы продолжили путь на восток.       И где-то через час, я, опять же, не знаю точно, мы встретили остатки какого-то здания.       Это были только стены, поросшие мхом. Крыша давно уже провалилась внутрь, через оконные провалы проросли деревья, своими толстыми стволами продолжая рушить стены, а из самих стен выступали очень щербатые камни.       Мы обошли здание вокруг, и оно было довольно большое, как хороший семейный дом. Нашли вход.       В доме на полу был в основном мусор. Остатки обрушившейся крыши, труха, осколки стекла, мох, земля, что-то ещё. Росла трава. Мы нашли насквозь проржавевшие металлические остовы кроватей в спальнях и печь и глиняные горшки на кухне. Больше ничего не было, никаких условных денег и украшений.       — Хозяева ушли и бросили свой дом. Наверное, — сделала вывод Яня.       — Наверное, — согласился Юлий. — Тут ничего нет.       — Ну или потом всё вынесли, — сказала Вера. — Это очень древний дом, покинутый очень давно. Если тут когда-то жили люди, то их было много — особенно, если говорить про целую страну. После того, как его покинули, тут могла побывать целая толпа бродяг.       — Мы этого уже не узнаем, — заметила я. — Здесь ничего нет.       — Здесь есть плуг и борона, — заметил Юлий, выглядывая в окно.       — Где? — Мы тоже выглянули. — Как ты вообще углядел в этом плуг и борону?       Там были насквозь проржавевшие и частично вообще поломанные металлические остовы чего-то, наполовину вросшего в землю.       — Ну похоже же, — ответил Юлий.       — Похоже, — согласилась Яня. — Если хорошо так приглядеться.       — Наверное, там был сарай, — вдохновенно продолжил он.       Я в этой логике ничего не поняла.       — И вы хотите сказать, что до этого здесь были поля?       Наверное, скепсиса в моём голосе было всё же многовато.       — Почему нет? — спросила Вера. — Если предположить, что это было, допустим, тысячу лет назад. За это время вполне мог вырасти такой вот лес на месте полей.       — Пошли? — предложила я. — Если здесь действительно была какая-то страна, то нам должны потом ещё встретиться дома или даже целые города. А тут ничего и так нет.       Юлий зачем-то ещё раз осмотрел весь дом, вернее, его остатки, и только тогда согласился продолжить путь.       Мы шли ещё довольно долго, но никаких домов на нашем пути больше не было.       — Это что, был хутор? — спросила я наконец. — Что там больше ничего нет-то? И если это был хутор, то почему мимо него ведёт дорога, мощёная каменными плитами.       — Ну почему сразу хутор? — возразила Вера. — Может, это была деревня, просто все остальные дома были деревянными, и от них ничего не осталось? Может, если бы мы там хорошо покопались в окрестностях, мы бы ещё остатки чего-то нашли?       — Не хватало нам ещё во мху и гадости всякой по лесу копаться, — заметил Юлий, поморщившись.       — Мы не предлагаем. Мы предполагаем.       — А почему дорога каменная? — не сдавалась я.       — Может, она просто была большая, по ней часто ездили, вела в город…       — И её надо было каждый год чинить, раздолбанную колёсами.       — Эти плиты до наших дней там нераздолбанные долежали.       — Ты думаешь, тогда умели класть дороги куда лучше, чем сейчас?       — Я думаю, да, — внезапно влез Юлий.       — Ну как хотите. — Я сдалась.       В конце концов, Рогатый замок тоже только отчим после смерти мамы перестроил, а до этого его веками не чинили.       — Получается, мы идём в город? — поинтересовалась Яня.       — Ну, я на это надеюсь. — Юлий хмыкнул. — И хотелось бы дойти туда до ночи, чтобы ночевать под крышей. Хоть под какой-то.       — Откуда там крыши? — фыркнула Вера. — За столько лет всё обвалилось десять раз, сгнило и ещё раз обвалилось в подвал.       — Ну, если здание было каменным, и было защищено магически…       — И за столько лет плетения не выветрились, ага.       Я посмотрела на Веру. Хотела мысленно напомнить ей, что я же ей в Рогатом замке рассказывала, что отчим рассказывал мне и маме, что некоторые защитные плетения на замке не подновлялись лет пятьсот. Но, к счастью, вовремя осознала, что в нынешней связке мою мыслеречь услышат Яня и Юлий, а если я временно выйду из связки, то они поймут, что я сказала Вере что-то, что хотела от них скрыть.       В общем, я решила, что если сама вспомнит, то и хорошо.       Но вспомнил, как ни странно, Юлий.       — Некоторые замки великих родов очень древние, и зачарованы столетия назад. Многие из плетения там возрастом почти как сами замки, и не подновляются и не меняются, потому что вплетены в саму структуру здания, и, если их тронуть, то можно случайно всё порушить. Но они до сих пор прекрасно работают.       Но это не заставило Веру сдаться.       — И ты думаешь, что в непонятном случайном древнем городе такие же плетения, как в замках великих родов?       — Ну, почему бы там не оказаться плетениям такого же качества? Нет, я вовсе не говорю, что это обязательно будет так, но может же так быть, правда? Да и, если не будет, какие-то стены всё равно лучше голой земли и леса.       То ли у Веры не нашлось, что ему ответить, то ли, что вероятнее, она просто не захотела продолжать дискуссию.       Мы шли. Быстро, но довольно уныло. Только у Яни не слишком уж уменьшилась активность, и, судя по всему, на ужин у нас снова должны были быть грибы.       Не то чтобы мы были против, хотя я всё же боялась, что она устанет.       Шли мы долго, и солнце уже начало клониться к закату, когда вдалеке показалось что-то, похожее на каменные стены.       И да, это был город.       Каменные дома иногда находились рядом, а иногда – на довольно больших расстояниях друг от друга, и таким образом оправдывалось предположение Веры о том, что остальные дома были деревянными. От многих каменных остались только половины стен, а иногда — вообще стены только до колена, а крыши не было вообще нигде.       Мы честно заглядывали в те дома, где стены были повыше и поцелее, но ничего, кроме обломков и мусора, там не находили. Потом перестали заглядывать и просто шли дальше. Была ещё идея поискать другие улицы и посмотреть дома на них, но мы слишком устали, чтобы ещё где-то шляться, и просто шли в надежде найти достаточно целый дом для ночлега. У нас уже была парочка вариантов, но Юлий упрямо гнал нас вперёд, чтобы найти что-то ещё более целое. Мы не хотели, но ныть и раздражаться было глупо, тем более, что мы видели, что он тоже очень сильно устал.       Когда мы уже хотели всё-таки начать ругаться на Юлия и вернуться к самому целому из найденных домов, и даже Яня уже потихоньку начинала ныть и намекать на это, мы вышли на площадь.       То, что это площадь, мы поняли просто — деревья были достаточно редки, чтобы мы увидели, что дома как будто окружают пустое место. В центре был остов чего-то высокого.       — Наверное, это был памятник, — заметила Вера, обойдя этот остов чего-то.       — Наверное, — устало согласился Юлий. — А там есть крыша.       — Где?       — Вот, — он показал пальцем на довольно высокое здание справа от нас. — То есть, не знаю насчёт крыши, но там сохранилось как минимум три этажа.       Я его оптимизма не разделяла.       — Стены есть, а потолки наверняка уже тысячу раз отвалились.       — Ну так пошли, посмотрим.       И мы устало побрели туда.       На здании сохранились даже остатки какой-то лепнины, вроде бы, со змеями. Но мы уже слишком устали, чтобы удивляться чему-то подобному.       И нет. Крыша была. Потолок первого этажа обвалился почти весь, но можно было подняться выше, потому что лестница была почти цела. На остатки пола третьего этажа мы ступать не решились, но над третьим, последним этажом, была почти полностью сохранившаяся крыша.       Мы спустились обратно, расчистили себе магией какой-то не слишком уж замусоренный угол и упали туда без сил.       — А кто ужин готовить будет? — поинтересовался Юлий куда-то в сторону пустоты на месте потолка.       — Вот ты и готовь, — сообщила я ему, поскольку сам он и не думал начинать что-то делать.       Яня молча встала и пошла доставать котелок.       — Мы тебя обожаем, — сказала ей Вера.       — Спасибо, — добавила я. — Мы немного отдохнём и тоже что-нибудь сделаем, честно.       Юлий ей ничего не сказал.       Вера со вздохами и кряхтением добралась до сумки.       — У меня бодрящее есть, мы будем?       — Да не надо, — ответила ей Яня. — Я сейчас быстро сварю грибы, и спать пойдёте.       — Надо только дежурному выпить, — согласился Юлий. — Кто первый дежурит?       — Давайте я, — снова предложила Яня.       — Я тогда второй, — решил он.       Мы с Верой переглянулись.       — Мне без разницы, — сказала она.       — Тогда я последняя, — решила я, потому что хотела быть бодрой к тому моменту, как все проснутся.       Так мы и заночевали.       Ночью мне снилось что-то странное с участием мамы и отчима. Когда Вера меня разбудила, у меня было ощущение, что я забыла что-то неимоверно важное, а реальность намного хуже, чем мой сон, который я забыла.       Вера разбудила меня перед самым рассветом — небо в окне было серым, как и лес, и дома.       — Ты представляешь, Юлий сказал, что здесь сохранилась магическая защита здания, — сообщила она мне. — Он тут что-то исследовал — и, оказывается, эта защита даже вестников должна перехватывать.       — А ещё что она делает? — сонно поинтересовалась я.       — Защищает здание от тех, кто должен войти в него с недобрыми намерениями. В основном. Ну и там ещё по мелочи…       — Ну, мы добрые, — решила я, всё ещё не проснувшись до конца.       — Очень.       И она пошла спать.       Сначала я ходила вокруг спящих, чтобы не заснуть. Потом просто сидела. Потом стала исследовать здание.       По углам сохранились остатки каких-то фресок. На одной явно просматривалась чёрная голова змеи, очень похожая на Древнее Зло, которое мы видели. То, что рядом были совсем маленькие человечки, это подтверждало. Ещё там были какие-то надписи из палочек и точечек — то ли буквы, то ли символы какие-то.       Потом мне стало скучно, и я взлетела на третий этаж — и там фрески сохранились почти полностью.       На одной стене было изображено легкоузнаваемое Древнее Зло — огромная чёрная змея — в огромной же чёрной короне. Оно было изображено в центре, а перед ним стояли на коленях маленькие человечки. Наверное, это значило, что оно этими человечками правило.       На другой стене Древнее Зло было изображено в самом верху, а под ним были нарисованы очень узнаваемые фигуры: кикимора, водяной, русалка с длинным хвостом и леший, а рядом с ними был человек с крыльями летучей мыши и человек с когтями, излишне огромными волчьими ушами и зелёными глазами со зрачками-щёлочкой — как Вера в частичной трансформации. То, что это оборотень, я сообразила быстро, а вот про второго думала долго. Но потом решила, что это упырь, которых истребили столетия назад.       Видимо, Древнее Зло правило всякой нечистью.       А что потом с ними всеми случилось?       Это было непонятно. Тем более, что фреска на третьей стене практически полностью обвалилась, да и изображала она что-то странное — то ли огромный козий глаз с зелёным белком и серым зрачком, то ли вообще непонятно что. А на третьей стене были окна.       Я вышла из здания и обошла его вокруг. Нашла остатки какой-то пристройки.       Было довольно скучно.       От скуки я проверила слова Юлия — и да, древние плетения действительно сохранились. Защита от людей с недобрыми намерениям была очень сложной, она действительно считывала мысли и желания входящих и даже степень их искренности. Я даже достала тетрадь и схематично зарисовала линии плетения — такого я раньше нигде не видела и сомневалась, что увижу позже. Ещё там была такая же система проверки, как вешала везде тайная служба — плетение сканировало вещи входящих и передавало тем, кто был к нему подключён, сколько у них с собой оружия и магических предметов и какие. Сейчас передавать информацию было некому, и у меня тоже не получилось подключиться к этой магической системе.       Зато я нашла место, куда плетение пересылало перехваченные вестники. Оно было немного над крышей — видимо, на крышу раньше можно было выйти, чтобы забрать перехваченное. Я снова взлетела, чтобы посмотреть на плетение и там — вся в целом сеть перехвата очень походила на плетения, используемые тайной службой, и мне было интересно, как выглядит место, куда плетение складывало пойманное.       И я очень сильно удивилась, когда увидела, что в чём-то вроде почтового ящика, созданном из магии, находилась стопка жёлтых листов.       Я, разумеется, тут же их достала.       Плетение защищало письма от непогоды, и бумага была жёлтой от старости. Но практически неповреждённой. Я пролистала — и в правом нижнем углу стояла дата: сорок лет назад.       Кто-то послал вестника сюда, и письмо оказалось перехвачено?       Зачем кому-то посылать сюда вестника?       Язык был незнакомым. Буквы были похожи на то, как пишут на западе, но с какими-то странными чёрточками и галочками над некоторыми буквами, с какими-то странными запятыми то прямо в буквах, то под ними… Я, конечно же, не могла это прочитать, потому что у меня не было артефакта-переводчика. Но почерк был красивый, понятный. Буквы были немного квадратные, угловатые, клонились вправо и были отделены друг от друга. Выглядело неплохо. Вот был бы у мепя артефакт-переводчик…       Но артефакта-переводчика у меня не было, и поэтому я сложила письмо и слетела обратно вниз.       Уже совсем рассвело, но в лесу стояла мёртвая тишина. Деревья едва слышно шуршали, но птицы не пели, вороны не каркали, не летало никаких насекомых, даже комаров. Когда я поняла это, мне на миг стало страшно от того, насколько мы были одни в этих странных лесах.       Я помотала головой, показательно фыркнула и села на траву, как бы говоря своим страхам, что они — бред. Но это не помогало. У меня было ощущение, что эти леса съели всё живое, что в них было, и хотят съесть и меня тоже. Это тоже был бред, и я, специально, чтобы не бояться, легла на мох и посмотрела в небо.       — Иди обратно.       Я вскочила и огляделась, потому что слова прозвучали как будто бы у меня над ухом, и…       Это был мамин голос.       Я его не помнила практически, но узнала мгновенно.       Это был мамин голос.       И я очень, очень хотела услышать его снова, но вместе с тем мне стало ещё страшнее, потому что я вообще не понимала, что происходит, и это было что-то вроде странных галлюцинаций — а вдруг я начала сходить с ума — а тем временем всё вокруг всё ещё пугало меня одним своим существованием, и это тоже как бы намекало на то, что я начала сходить с ума, и…       — Иди обратно!       Мама кричала.       Мама кричала испуганно.       Я сама не заметила, как из сидячего положения оказалась на ногах и пошла к Яне и Вере и Юлию.       На подходе к дверному проёму убежища я хотела замедлить шаг, потому что это было что-то совсем уже походящее на безумие, но вдруг мне стало так страшно, что я отбросила все мысли и буквально побежала, и как будто бы ветер подтолкнул меня в спину, и я споткнулась об Юлия и упала на Яню, и в падении повернулась и увидела чистую тьму в дверном проёме.       И в окнах.       И везде.       Вокруг было темно, темнее, чем ночью, и я уже не видела ни стен, ни крыши, ничего, только чувствовала, как подо мной, под рукой, сжимающей чьё-то письмо, шевелится что-то живое, но и этого живого я тоже не видела…       Это был ужасный, страшнейший кошмар, и я была абсолютно беспомощна перед этой чистейшей тьмой…       Из-под меня кто-то выполз, и я ударилась локтем об пол, но даже и не заметила боли, а тьма надвигалась, тьма хотела меня, меня, всю меня, от ужаса я уже не понимала, что происходит…       — Мы тебя не трогаем — и ты нас не трогай.       Это был голос Яни, и он был в головах у всех нас.       И тьма вокруг стала не страшная.       У нашатырного спирта омерзительный запах, пробирающий до костей, я отшатнулась в сторону, ударившись головой об пол, ещё до того, как поняла, что это нашатырный спирт, и что я лежу на полу, и что я потеряла сознание.       — Успокоительного дать? — поинтересовалась Вера над головой.       Кончик её рыжей косы касался моей груди, а зелёные глаза чуть светились.       Живые цвета после чистой тьмы казались завораживающими.       Но она тоже была слегка не в себе.       Я отодвинулась, села и огляделась.       Было светло, Яня что-то химичила в походном котелке, Юлий вчитывался в жёлтые листы.       — Успокоительного дать? — повторила Вера, и я вспомнила, что она что-то такое уже спрашивала.       — А, нет… спасибо… — пробормотала я, всё ещё не понимая, где я и что происходит.       — Как скажешь, — ответила Вера.       Я наконец сообразила:       — Древнее Зло?..       — Оно ушло, — сказала она.       — Я совсем забыла, что оно здесь есть…       — И поэтому в обморок упала? Ничего, я тоже чуть не сдохла от ужаса. Хорошо, что ты на нас упала.       — Я отошла далековато и бежала к вам, — наполовину честно призналась я. — Но у меня не получилось…       — Далековато — это куда? — уточнил Юлий.       — У того дерева сидела. — Сев, я махнула рукой за окно.       — У сосны с грибами по стволу? Это же близко. Я и дальше отходил.       — Ну, бежать оказалось неблизко, — вздохнула я.       Юлий хмыкнул.       — Хорошо, что оно пришло не в моё дежурство… — пробормотал он. — А откуда у тебя письмо о несчастной любви лийского короля к его не слишком покойной военачальнице?       — Что?       Он помахал жёлтыми листами письма, которое я нашла.       — А у тебя что, есть артефакт-переводчик?       — Есть?       — Откуда? — удивилась Вера. — И зачем ты носишь его с собой?       — Ну, мы — в смысле, в Отрядах Будущего — иногда переписываемся с разными иностранными правительствами. Вот я и обзавёлся. Король Айнаре, кстати, тоже к нам присматривается, и с ним тоже приходилось переписываться.       — Что, и прямо так и о несчастной любви?       — Ну, держите, читайте. — Он протянул нам листы и артефакт.       Моя прекрасная, идеальная и безупречная Мирите, жива ли ты?       Я не смел тебе написать столь долгое время, что начал разговаривать с тобой мысленно каждый день, сходя с ума от того, что ты в моих мыслях жестоко смеёшься над всеми моими словами, какими бы они ни были.       Но вот наконец я осмелился — и я знаю, что ты настоящая посмеёшься ещё более жестоко и не захочешь мне отвечать. Но я молю тебя на коленях: напиши мне хоть два слова, хоть слово, хоть «я жива», хоть бранный посыл туда, где мне самое место, хоть другим каким-нибудь образом дай мне знать, что ты жива, что ты ещё есть на этом свете.       Я знаю, мне нет прощения — многие дни и ночи я думал о том, за что же — и да, я понял, я понял, за что. Я понял: ты ненавидела меня давно и мучительно, но твоя ненависть уничтожала тебя молча, потому что я даже не подозревал о твоих истинных чувствах. Я понял — я же правильно понял? Ты так и не простила мне того, что я помнил, что ты из Звессы, и думал о тебе, будто бы ты имеешь связь с звесскими солдатами и правительством захватчиков. И я сказал тебе это тогда, когда ты совершила величайший из подвигов, какой только мог совершить человек. Я каюсь в этом каждое мгновение, Мирите, бесценная, я знаю, что именно так я тебя и потерял.       Я молю тебя о прощении, но я знаю, что его не будет — и ты совершенно права в том, что никогда не дашь его мне. Я не простил бы тоже, я понимаю тебя, я знаю.       Ты знаешь, Илга узнала, что ты в Венее. Илга узнала, что ты теперь не Мирите, что ты теперь блистательная и победоносная генерал Муань Миэюй, восходящая звезда Империи Венея. И я знаю, что ты победишь тиранию Собрания и возведёшь на престол желаемого тобой императора — и я полон надежд, что он не повторит ни одной из моих ошибок.       Но из Венея нет вестей, Мирите, я ничего не знаю о том, что происходит у вас в восстании, а заплывающие торговцы говорят только о том, что делает Собрание и как живут простые люди, а даже если и знают что-то о восстании монархистов, то не скажут, потому что за ними следят, и они не верят, что слежка не затронет их у меня во дворце. И поэтому мне всё время кажется, что тебя уже нет, Мирите — венейцы жестоки, ты можешь в любой момент погибнуть. Может, ты уже погибла, может, ты умираешь в тот момент, когда я пишу тебе это, Мирите. Может быть, ты уже погибла. И Веней слишком далеко, чтобы что-то знала Илга — да, ты знаешь, я решил, что она останется главой разведки и дальше. Благодаря венейским торговцам она подсела на опиумный дурман и отказалась от дурманов алхимических. Не могу сказать, что от этого стало легче с ней разговаривать, но равных ей гениев в мире всё равно не найти.       Тебе нравилась Илга, Мирите. Напиши хоть ей, если твоя ненависть ко мне не утихает. Напиши Арвие, ты хорошо с ним общалась — а я теперь назначил его министром народного благополучия. Напиши Аните, напиши Талаве, он теперь мой советник. А Элмаре теперь в Сейме, он против меня, и он не скажет мне о том, что именно ты ему напишешь. У них с Марицей первенец родился, Мирите, поздравь их хотя бы, молю тебя. Не все из нас заслужили быть похороненными в твоей памяти заживо.       Я мог бы долго описывать тебе наш быт и наши новости, но меня не покидает боль от того, что ты не дойдёшь и до этой строчки письма — и я надеюсь, что ты будешь не так жестока, но уже и не верю. Я мог бы долго расписывать тебе мои мольбы и прочую бессмыслицу, разрывающую меня на части, но тебе не будет до этого дела. Поэтому я лишь ещё раз спрошу: жива ли ты, Мирите, величайшая и незабвеннейшая из всех, кто когда-либо жил? Жива ли ты?       Надеюсь, я узнаю ответ хоть каким-либо способом.       Молю о прощении,       Айнаре.       — Где ты это нашла? — тоже удивилась Вера.       — В ловушке, куда местное перехватывающее плетение пойманные письма складывало.       — И как оно туда попало?       — Ты думаешь, я знаю?       — Это действительно странно, — кивнул Юлий. — Из письма следует, что она была в Венее — а до Венея вестнику проще лететь с другой стороны, через море. Тогда почему это письмо оказалось здесь?       Яня притащила нам завтрак.       — Спасибо.       — Яня, ты письмо читала? — обратилась Вера.       — Нет ещё.       — Тогда держи.       Яня читала, мы ели.       — Что-то у нас много истории Лие в последнее время, — заметила она.       — Тоже об этом думаю, — согласилась Вера. — Причём только недавно мы обсуждали, что она изобразила свою смерть и после этого оказалась в Богоси. А теперь вот она в Венее.       — Ну так письму же сорок лет, — возразил Юлий. — И генерал Муань Миэюй тоже, кстати, давно исчезла, и я понятия не имею, что с ней случилось. Значит, она сначала повоевала в Венее, проиграла, а потом бежала в Богось.       — А что, кстати, в Венее с ней было? — поинтересовалась я.       — Ты думаешь, я такой специалист по международной истории и политике? Саян Лаое… Саян — фамилия, Лаое — имя; объявил себя наследником императорской династии и новым императором и поднял восстание. Сорок с чем-то лет назад. Ну и, собственно, лет сорок назад его и подавили. С тех пор о генерале Муань Миэюй… Муань — фамилия, Миэюй — имя; лично я ничего не слышал. А вот император Саян Лаое недавно то ли воскрес, то ли что, и теперь снова восстание поднял.       Про подавление восстания мы знали, а вот про остальное было интересно.       — Он объявил себя императором — а кто там сейчас правит? — не поняла Яня. — Другая династия?       Она не знала.       — Нет, там какая-то совершенно дурацкая власть, государственный строй совсем непонятный. Там ещё в начале прошлого века случилась революция, императора свергли, а власть перешла к так называемому Собранию.       — Но в Лие или Родовии есть же Сейм, и есть король, — возразила я. — И они друг друга прекрасно дополняют.       — Собрание — это не Сейм, — поморщился Юлий. — Это довольно странная структура… Сейчас подумаю, как объяснить. В Венее государством управляет председатель Собрания. Он как царь или император, только председатель Собрания. В Венее его выбирают пожизненно. Там есть министры, есть Совет Собрания — аналог Сейма в Лие, Звессе или Родовии, и много чего ещё есть… но все члены всех государственных структур, от министров до секретаря старосты отдалённой деревни, являются членами Собрания. Также членами Собрания могут являться простые обычные люди, это даёт им какие-то привилегии. Везде официально говорится, что в Венее страной управляет народ, хотя председатель Собрания, а сейчас это… ну, я знаю, что его зовут Цихуа Луэли, а больше я о нём ничего не знаю… но я хотел сказать, что он делает всё то же, что и царь Волот у нас, а задача всего остального Собрания — просто его поддерживать, так что сложно сказать, что там правит какой-то народ. А ещё у них есть своя тайная служба.       — Как они до такого додуматься умудрились? — фыркнула Вера.       — Ну, насколько я знаю историю, изначально это была вполне неплохая идея. Там был плохой император, и его захотели свергнуть. И чтобы вместо абсолютной монархии была конституционная. Но в Венее своя специфика — там аристократия и простой народ имеют разную расовую принадлежность. Аристократы и императорская семья были драконами. Восточными драконами, которые как змеи, без крыльев, в воздухе держатся на магии и превращаются в людей с рогами. И восставшие долго спорили и в конце концов решили, что при таких данных драконам очень легко узурпировать власть, сделать всё то, что они захотят, и никакой конституционной монархии не получится. И решили, что править должны не драконы. А драконы в глазах простого народа — это посланники Неба, священные существа и так далее, и поэтому, если есть дракон, то в глазах простого народа править должен дракон, и дракон должен быть императором, а император должен быть драконом. Там всё очень сложно, но революция длилась лет десять, всех драконов истребили… То есть, там был такой же геноцид существ со сверхвозможностями, как у нас был с нечистью, только ещё связанный с вопросом государственной власти. И я не понимаю, откуда взялся этот Саян Лаое, который даже из той же драконьей династии, которая была императорской, но это неважно. А революционеры хотели, чтобы власть принадлежала народу — поэтому и придумали Собрание, в которое мог бы войти любой, и через которое народ осуществлял бы свою власть. Как видите, это не помогло. И во время восстания, сорок лет назад, и сейчас там очень многие симпатизируют монархистам и самопровозглашённому новому императору, потому что надеются, что он будет справедливее и не будет… заниматься тем же, что и наш Волот.       — Чудесно, — кивнула Вера. — Спасибо за объяснение.       — Кстати, а вы нашли фрески? — спросила Яня.       — Где? — удивился Юлий.       — Наверху, на третьем этаже. — Я указала рукой вверх. — Они довольно интересные. Судя по всему, здесь и правда было государство, которым правило Древнее Зло. И знаете, кто в нём жил? Оборотни! А ещё упыри, русалки, лешие, водяные и кикиморы.       — Где, говоришь, фрески? Наверху?       Вера отставила свою кружку и резко взлетела. Юлий был спокойнее, он сначала доел, но потом тоже понёсся смотреть.       Мы с Яней спокойно доедали завтрак.       Юлий спустился уже скоро, а вот Вера рассматривала фрески довольно долго. Когда она наконец слетела вниз, то выглядела очень восторженно и возбуждённо.       — Вы не против, если я побегаю по городу и поищу фрески в других домах? Пока вы тут собираетесь?       Юлий пожал плечами.       — Ну побегай.       — Нет, — наверное, излишне резко сказала я. — Если тебя найдёт Древнее Зло, ты до нас добежать не успеешь.       Вера сникла.       — Давайте все по городу походим, — предложила Яня. — Древнее Зло я отгоню, тайной службы тут нет, а больше нам ничего не грозит.       — А Теан за это время где-нибудь умрёт, и всё, — напомнил Юлий.       — Если он умрёт сегодня, то мы к нему в любом случае уже не успеем.       — Вы поняли, о чём я говорил.       — Да. — Вера вздохнула.       Но когда ещё у неё будет шанс на это посмотреть?       — Давай, пока мы собираемся, ты выйдешь за границы сознания и посмотришь, где ещё есть фрески в этом городе, — предложила я. — Потом мы все вместе быстренько туда сходим, а потом пойдём дальше. Против этого ни у кого возражений нет?       — Ну, нет, — недовольно согласился Юлий.       Вера легла медитировать и искать фрески, а мы с Яней принялись собираться, очищать магией посуду и складывать вещи. Юлий сначала куда-то вышел, потом начал что-то рассматривать — словом, всячески отлынивал. Но я уже давно заметила, что в любых бытовых вопросах он предпочитал делать вид, что не имеет к этому никакого отношения.       Вера вернулась к нам, когда мы уже собрались, но ещё не успели начать её ждать — словом, очень вовремя.       — Тут есть что-то вроде храма, — радостно сказала она. — И там есть фрески!       — Ну, веди тогда, — вздохнул Юлий.       И мы пошли искать этот храм.       «Что-то вроде храма» представляло собой довольно высокое здание, в нём было где-то этажа четыре. Крыши на нём давно уже не было.       Когда мы вошли, стало понятно, что в здании не было этажей — на стенах не было их остатков, да и никаких лестниц не наблюдалось.       — Видимо, это действительно храм, — решил Юлий. — Интересно, какая у них была религия?       — Я думаю, Древнее Зло было верховным божеством, — сказала Вера.       Внутри храма ничего не было, голые камни, и всё, но было несколько довольно глубоких и широких ниш, в которых сохранились остатки фресок.       На стене перед нами была сцена рождения Древнего Зла. Это было очевидно, потому что из живота полустёртого силуэта с женской грудью вылезала чёрная змея, которая была раза в три больше этой женщины. Тело женщины находилось то ли в пещере, то ли в арке — вокруг неё была чёрная дуга, а над дугой — что-то вроде чёрной же паутины. Между чёрными нитями паутины пространство было покрашено чем-то стёрто-голубым. Из этой фрески было понятно только то, что Древнее Зло родилось от человеческой женщины. Или от женщины какой-то другой расы или нечисти — там, где должна была быть её голова, обвалился большой кусок штукатурки, и можно было только сказать, что у полустёртого тела не было упыриных крыльев или русалочьего хвоста. Ещё были какие-то палочки и точки под нитями паутины справа и слева от змеи — те же то ли буквы, то ли символы.       — Ну, если это сцена его рождения, то оно было каким-то божеством, — согласился Юлий.       На стене слева от нас была не менее странная фреска — женщина в чёрных одеждах стояла, а в её тело било множество молний, выходящих из такой же, как на фреске перед нами, паутины, которая на фреске была то ли вместо потолка, то ли вместо неба. И, опять же, точки и палочки слева от молний.       — Я не понимаю. Эта странная сетка — это враг или папаша Древнего Зла? — спросил Юлий, рассматривая линии.       Звучало странно.       — С чего ты вообще взял, что оно живое? Может, это они просто небо так изображали, — предположила я.       — Кто в здравом уме так небо изобразит? И, к тому же, эта странная сетка тут везде. Вон там в ней даже что-то нарисовано.       На стене справа от нас изображалась чисто эта паутина и ничего больше. Но в ней области между чёрными линиями были довольно большими, и в них были нарисованы какие-то фигуры. Они тоже сильно стёрлись, но было ясно, что это какие-то лица. Ещё в некоторых пространствах между линиями были нарисованы молнии, а некоторые, маленькие, были просто пустые и голубые. Палочки с точками прилагались.       — Может, это какие-то святые или другие божества? — предположила Вера. — И они в этой сетке изображали пантеон, чтобы показать, что там как бы все вот эти, которые тут нарисованы? Их же сложно каждый раз рисовать, да ещё и маленькими.       — Звучит разумно, — согласился Юлий. — Но это значит, что они были до Древнего Зла, а значит, Древнее Зло — точно не верховное божество.       — Думаю, его бы вполне устроило быть просто божеством, ведь всех остальных божеств в реальности не наблюдается, — решила я.       — А почему ты решила, что эта странная сетка с богами — это его отец? — спросила Яня.       — Потому что здесь эта женщина ещё не беременна, и в неё бьют молнии из сетки. А потом она родила Древнее Зло. После этого она, что логично, не выжила, значит, молниями в неё били точно до рождения Древнего Зла. Значит, молнии в неё ударили, и в ней завелось Древнее Зло.       — Звучит как глисты, — тупо пошутила я.       — А что, похоже же.       Больше сохранившихся фресок в храме не было, лишь только кое-где на стенах виднелись невнятные остатки расписанной штукатурки.       Так как в поисках храма мы отошли куда-то вбок от основного пути, Юлий снова сотворил компас, и мы пошли на восток.       Теперь мы шли по какой-то другой части города, где несколько чаще попадались остатки каменных домов. В основном их стены настолько развалились, что не доходили мне даже до пояса, и рассматривать было по большому счёту нечего. Были хорошо заметны улицы — судя по всему, они были когда-то выложены плиткой, которая торчала у корней редких деревьев. Но по большей части деревья росли между домами и улицей, где когда-то были дворики и палисадники. Получалась почти что аллея.       В какой-то момент мы заметили высокий, этажа на два, хорошо сохранившийся дом.       — Кстати, там тоже сохранилась магия, — кивнула на него Вера.       Мы тут же пошли на него смотреть.       — Здесь есть всё то же самое, что и там, где мы ночевали, но почему-то нет той сложной защиты от входящих с дурными намерениями, — заметил Юлий.       — Значит, сюда должны были входить с дурными намерениями, — фыркнула Вера.       Я улыбнулась.       — Может, это было какое-то управление стражи или суд? Куда должны были приводить преступников, у которых точно дурные намерения.       — Может, — согласился Юлий и зачем-то взлетел.       И очень быстро вернулся.       — Слушайте, тут тоже письмо! — воскликнул он.       — Как ты узнал? — удивилась Яня.       — Я не узнал, я просто хотел посмотреть на это всё сверху, потому что большинство плетений на зданиях замыкаются на крыше. А там тоже ловушка для вестников…       — Читай, — потребовала Вера.       Это письмо состояло всего из одного листа, и Юлий зачитал его прямо вслух:       — Мирите, я узнал, что восстание подавлено. Я знаю, что всех убили, но про тебя я ничего не слышал. Мирите, ты жива? Если да, то напиши, дай знать! Я всё понимаю, но сейчас не время для обиды и гордости. Если ты жива, ответь. Тебе нужна помощь? Тебя забрать? Я написал председателю Собрания, предложил за тебя выкуп, если ты в плену, но он ответил, что ничего про тебя не знает. Так что, если ты бежала, пожалуйста, ответь. Я всё сделаю! Айнаре. Трагично, — заметил Юлий со смешком.       — Меня другое интересует, — возразила Вера. — Письмо председателю Собрания у него дошло, и он получил ответ. А письмо Мирите Майлоне что-то делает здесь. Значит, она была не в Венее, а здесь?       — Значит, она была здесь, — легко вывела я. — Тем более, что потом она оказалась в Богоси. Значит, она перешла из Венея в Богось через все эти леса, каким-то образом не наткнувшись на Древнее Зло.       Про себя я подумала про мамин голос. Про себя я решила считать его галлюцинацией, не больше — но откуда-то же эта галлюцинация взялась?       Что меня на самом деле защитило?       И что могло защитить неизвестную мне Мирите Майлоне, которая стала Муань Миэюй?       — Тогда как она прошла мимо Древнего Зла? — возразил Юлий. — Мы тут на все лес одни, и нас защищает Яня — а оно уже не в первый раз к нам приходит. Ты вот отошла от Яни на три шага — и вот, всё, оно пришло. А у неё что было?       — Может, у неё тоже был какой-то проводник? — предположила Яня. — Она нашла в Венее кого-то, он её и провёл?       — Звучит лучше, — согласилась Вера.       — Ага, — кивнул Юлий. — Пошли дальше?       И мы пошли дальше.