Лицо врага: Окно первое

      Юлий выругался ещё раз, но бросаться к ней и приводить в чувство не спешил. Коробочка, не теряя скорости, несколько раз провернулась вокруг своей оси — он хотел проверить, нет ли за нами погони, но не смог взять себя в руки и то ли перестарался, то ли промахнулся. Надёжно так промахнулся, оборота на четыре. Потом, не обнаружив в окрестной небесной дали никаких подозрительно приближающихся точек, заметно успокоился, и только тогда, под очень укоризненным взглядом Яни, подполз к Вере и сделал несколько обрывистых пассов. В этом тоже не преуспел, но потом справился с собой в целом и с дрожащими руками в частности, и вторая попытка уже увенчалась успехом. Вера же, не иначе как в благодарность за чудесное исцеление, хрипло взвизгнула и заехала ему локтем в глаз с такой силой, что несчастного просто отшвырнуло к противоположной стенке, а коробочку здорово швырнуло — я еле удержала левитацию в одиночку. Потом она села, поняла, что никакой опасности и уж тем более Древнего Зла в округе не наблюдается, смутилась, сбивчиво извинилась и помогла Юлию подняться, попутно зачаровывая хороший, качественный синяк. Даже два.       От наших шатаний и верчений в воздухе у меня закружилась голова. Снова замутило, пришлось даже придержаться за стенку. Только морской болезни ещё не хватало! Лететь надо однозначно ровнее, аккуратнее…       Одно хорошо — вместе с отвратительным самочувствием ко мне вернулось понимание, что я вроде бы живая и способна делать что-то умное, а не только держать левитацию, безмолвной статуей сидя на полу. Хотя бы расслабиться — неестественно выпрямленная спина протестующе ныла. Оказывается. Раньше я этого не замечала.       Осознав эту простую истину, я встала. Хотела окликнуть Юлия, но вдруг поняла, что ноги меня что-то держать не согласны… Само падение я ещё помнила, причём не только своё, но и коробочки, а вот удара уже не почувствовала.       И хорошо…       Открыв глаза, я увидела прямо над собой тёмную страшную рожу, плохо различимую, но однозначно злобную. Не успев и не горя желанием понять, откуда она тут взялась, истерически дёрнулась, извернулась, брыкнулась, попыталась заехать кулаком, одновременно выпуская боевой огненный шар, но рожа увернулась и от того, и от другого, завопила и отскочила. Сгусток магии с плеском впитался в потолок, а у меня потемнело в глазах. К счастью, ненадолго. Откуда-то слева раздался громкий смех, постепенно переходящий в истерический всхлипывающий хохот. До меня запоздало дошло, что рожа принадлежала Юлию, а подозрительно тёмной казалась потому, что золотистый потолок на заднем плане не прекращал мягко посвечивать. Мы уже притерпелись и забыли об этом, но обморок напомнил. И, кажется, сомнительная траектория нашего полёта имела к нему куда меньшее отношение, чем банальная усталость и излишняя трата магических сил. Растеряв их полностью, я, сама не заметив, начала черпать энергию из души и тела, за что и поплатилась. А ещё боевыми швыряюсь…       — Чтоб я ещё хоть раз в жизни к бессознательной женщине подошёл! — зло сообщил Юлий, обращаясь к тому углу коробки, в котором ни одной женщины, сознательной или не очень, не наблюдалось. Женщины в остальных углах насупились, но спорить не стали.       Пришлось изобразить максимально виноватое выражение лица, на которое я только была способна, и извиниться, хотя по-настоящему виноватой я себя не считала — нечего было так пугающе нависать. Благодаря Вере он уже точно в курсе, что это страшно и что за такое можно и получить. Я, конечно, тоже молодец, могла бы и побыстрее соображать. Хорошо хоть не завизжала… настоящий боевой маг, ага. Впрочем, встать или хотя бы сесть ради извинений я не удосужилась, так что прощать меня должен был скорее потолок, а самооценка от этого не страдала.       Только адски болела голова.       Летели мы ровно — видимо, Юлий успел вовремя перехватить левитацию, а потом уже привёл меня в чувство. Или Яня успела — осмотревшись, я поняла, что она всё ещё держит заклинание, и поддерживала его всё это время, пусть и не вкладывая туда много магии, но и не отвлекаясь на глупости и обмороки. Ничего себе у неё самообладание, конечно.       — Не могла раньше сказать, что у тебя истощение? — недовольно спросил Юлий.       — Могли бы и сами догадаться, — не менее зло ответила я, но быстро сообразила, что каким бы обиженным или сердитым ни был мой голос, а ответ всё равно так себе и в этой ситуации совершенно неуместен. — Когда, интересно, я должна была это сделать? Вряд ли вы, великий и непобедимый борец с тайной службой, были согласны выслушать мой доклад во время форсированного тактического отступления!       — А раньше сказать нельзя было?!       Я раздражённо села. Вернее, попыталась. Что ещё нехорошего хотел сказать мне Юлий, я уже не услышала — в ушах зашумело, накатила удушающая, плохая темнота, я, кажется, зашаталась и рухнула обратно. Впрочем, очень быстро пришла в себя, но легче от этого не стало — голова заболела ещё сильнее, хотя казалось, что куда уж больше, а перед глазами всё поплыло… Я даже не сразу поняла, что Юлий заткнулся, а подошла ко мне Вера, а не странная тёмная муть. Она положила мне на лоб холодную ладонь, жаль только, что слишком маленькую, но быстро отняла под мой недовольный стон и начала ощупывать ауру. Недовольно покачала головой, притянула поближе сумку со своими снадобьями и начала сосредоточенно в ней копаться.       — Да всё нормально, я просто немного устала, полежу, и всё нормально будет…       — А ну тихо! — громкий звук отдался тупой болью в висках.       Вот и поговорили.       Целительница мрачно на меня посмотрела, накапала в ложку какой-то пряно пахнущей зелёной жидкости, заставила выпить. На вкус жидкость оказалась не столько пряной, насколько кислой, причём так, что мне всерьёз захотелось проверить, на месте ли язык, зубы и рот вообще, а за ними горло, пищевод и что там дальше, и вообще, не разъедает ли меня всю потихонечку изнутри — ощущения были близки к соответствию. Но только я успела придумать подходящую ситуации фразу, как выяснилось, что это ещё не всё, и моё, мягко скажем, недовольство осталось невысказанным. Сначала у меня не нашлось слов, потом в меня влили вторую ложку. Потом третью. Потом четвёртую. Потом отпустили. Последняя ложка была даже ничего, но всё равно не улучшала настроения. Все слова мира не были достойны описать моё негодование, а тем более быть высказаны моей дорогой подруге, с которой куда выгоднее было бы враждовать. Вот зачем, спрашивается? Если бы мне нужна была помощь, я бы попросила, не маленькая девочка, говорить обучена! Но нет, нам же надо обязательно изобразить из себя стерву и тираншу!       Иногда мне казалось, что у Веры три ипостаси: человеческая, волчья и целительская, причём последняя — самая страшная.       Теперь ржал Юлий. Недолго ржал, пока Вера к нему не обернулась. Она же пробурчала что-то про придурков, скоропостижную смерть и дурную гордость, и тщательно ощупала края его ауры. Ничего неправильного, на его счастье, не нашла, по крайней мере, ничего не сказала и не сделала, мельком взглянула на Яню, не став её даже осматривать, и решила, что её великая целительская ответственность может быть этим удовлетворена.       — Что ж, — с одухотворённым видом заявил Юлий, — нам явно надо восстановить силы. — Ну надо же, мы бы ни за что не догадались. — У вас какие стихии, девушки?       — Земля, — сказала я.       — Огонь, — сказала Вера.       — Воздух, — сказала Яня, — я уже.       По ней видно. По крайней мере, сил хватает, причём не только магических, но и обычных. Хотя, когда она успела — загадка мироздания.       Маги воздуха всегда были если не самой сильной, то самой удачливой стихией, поскольку воздух был везде. Если маг любой другой стихии уязвим, потому что его можно просто вымотать и кинуть в сухую холодную каменную темницу, то воздушника оставалось разве что в стену этой темницы полностью вмуровать.       — Я тоже воздух, — улыбнулся Юлий. — Ну, вы помните, наверное. И я тоже уже. А вот с вами проблема. Огонь можно развести прямо здесь вручную…       — Во-первых, на чём? Во-вторых, проще уж сразу на голову тайной службе опуститься и коробочку развеять, — немедленно обломала его Вера. — Она и сама дымные сигналы нередко использует, если магов в отряде нету. И даже если есть. В-третьих, помещение у нас всё-таки закрытое…       — Мы можем замаскировать дым, — обиженно ответил Юлий. — И магией направить его строго в окно. И я как раз хотел предложить спуститься чуть пониже и подождать, пока Хеля выпьет какую-нибудь ёлку, а потом наломать с неё веток.       Да чтоб его, как же я ненавижу делать это при посторонних. Но придётся, а идея хорошая, особенно если он умеет маскировать и направлять дым. Я вот не умею.       Маги огня, вопреки мифам о враждующих и дружественных стихиях, традиционно считались, да и по сути были, полной противоположностью магам воздуха. Они изначально рождались с большими резервами, чисто по природе своей силы были известны как самые разрушительные (тут я бы поспорила… разве что стихия напрямую участвовала в формировании характера вопреки всем опровержениям этой теории) и вдобавок не горели в огне, но при этом воду и землю можно было найти примерно куда бы ты ни пошёл, а огонь чаще всего приходилось самостоятельно разводить. Если ты, конечно, не живёшь на вулкане или не находишься в центре пожара. Огонь отнимал время, во время насильственного пополнения резерва давал чёрный ядовитый дым, подвергался заклинаниям других магов, становясь попросту опасным, и вообще был на редкость капризен.       — По-моему, тогда уж стоит просто лес поджечь, — не согласилась Яня, — и дым не от нас, и службисты отвлекутся.       — Во-первых, это негуманно.       — В Подрожных-то лесах?       Я тоже раньше не замечала за Юлием склонности к защите дикой природы и реликтовой нечисти и не была согласна с такой политикой, но идея тихо наломать веток почему-то нравилась мне больше.       — Во-вторых, сгорит немного и очень быстро. Здесь горы близко, вулканы, и в невысоких частях хребта восточные ветра спокойно их пересекают. Неоформленная природная магия, которую вулканы выбрасывают в атмосферу, переносится на запад и распространяется на все Подрожные леса и семь областей, и обладает пассивирующим эффектом.       — Давлением, — машинально поправила я. Этот кусочек из нудного курса географии в третьем семестре почему-то запомнился мне слишком хорошо.       — Какая разница, — отмахнулся Юлий, — одним словом, бессмысленная затея.       — Ну так нам много и не надо.       — Нет уж, так мы скорее выдадим если не наше местоположение, то направление уж точно. Короче, давайте спускаться и ломать, быстро только.       — Как прикажете, мой генерал, — ехидно ответила Яня, но с его аргументами вроде согласилась.       Я же спускаться не спешила, а вместо этого снова начала прокручивать коробочку вокруг своей оси. Какая разница, что питает её Юлий, левитация-то моя. Юлий, впрочем, не возражал, понимая всю необходимость быть предельно внимательными.       Поворачивала я аккуратно, пожалуй, даже слишком — всех остальных моя медлительность очень быстро начала бесить. Но хрен бы с два я тогда заметила вдалеке россыпь чёрных точек, слишком упорядоченных, чтобы быть птицами! Приближались они обманчиво медленно, а если долго не всматриваться, то вообще казались зависшими. Идиотов, готовых сидеть и пялиться в серое, синеющее небо, среди нас не наблюдалось, но все и так всё поняли. Юлий, как только я указала ему на нужную сторону, даже высунулся из окошка, но, быстро осмотревшись, залез обратно. Отрывисто сказал:       — Это не группа преследователей, это цепь. Они движутся с севера. Насколько длинная цепь и выдвинуты ли вперёд края, сейчас оценить не могу. Расстояние не то. Есть выбор: остановиться и пополниться, как планировали, или улетать отсюда как можно быстрее.       Летели мы и так, разве что скорость могла бы быть и побольше. Но с магическими, да и, если подумать, физическими силами всё было плохо. Если точнее, их не было. Юлий и Яня не считаются. И, что самое неприятное, магия была на исходе у единственной целительницы в нашей импровизированной команде. Вера, конечно, совсем не из тех, к кому нормальный человек пойдёт лечиться добровольно, но если случится реальный бой и, как следствие, реальные серьёзные ранения, то она будет незаменима, а её магия — на вес золота. Да и Марторогов, конечно, сильный и опытный маг, и дурная на всю голову студентка с ним и рядом не стояла, но я всё равно буду полезнее в роли бойца, а не балласта. Да и вообще, мало ли что, двое всегда лучше одного, даже в тесной коробочке с единственным окошком.       — Летим, — приняла решение Вера, стараясь не выглядеть неуверенно.       — Летим, — подтвердила Яня.       — Летите, — сказала я, решив не тратить время на лишние споры, — в ту сторону, в которую считаете нужным, а потом отдайте управление мне.       Юлий странно на меня посмотрел, но подчинился. Разогнал коробку насколько смог, а потом честно оставил только подпитку плетения.       Я немедленно опустила нас как можно ниже, чтобы не биться обо все макушки деревьев без исключения, но некоторые всё же задевать. Опустила, подошла к окну, примерилась и тупо перевернула коробку на бок. Двухголосый мат стал лучшим музыкальным сопровождением для моего замысла. Мимо поскакали какие-то баночки, мне на ноги шмякнулась увесистая сумка, но в окно ничего не выскочило — я предусмотрительно закрыла его своим телом. Сунула туда руку… надо было сделать её невидимой, но какая уже разница, тем более, что я на это сама неспособна… Так, не слушать, абстрагироваться от окружающих звуков, от всего мира… да чтоб его, как же плохо без магии, повесила бы полог тишины на себя, и нормально, а так… Так, нет, не думать, не думать ни о чём, надо сконцентрироваться! Никого не слушать, сосредоточиться, ловить ладонью ветки… Как же больно! Так, ладно, не надо думать о ветках, надо просто начать вытягивать силу, а ветки сами приложатся… Хорошо так приложатся! А что, прекрасная идея для пытки и даже мучительной казни — поднять кого-то над лесом и пустить на большой скорости — наверное, похлеще розог будет, хотя я, конечно, не эксперт и ни того, ни другого ни разу не пробовала. Да уж, сейчас как попробую. Так… хватит думать о всяких глупостях! Сконцентрироваться! Начать тянуть… Айй, как же больно!! Чтоб его… В задницу это сучью магию! Так, нет. Надо ещё раз… За одно мгновение в резерв успевает набраться пусть и много, так как это в целом процесс очень быстрый, но всё же не столько, сколько хотелось бы. Надо ещё раз… А!! Вашу ж мать! Можно я просто сдохну и обойдусь без всего этого?!! Можно я… Нет, третьего раза я просто не выдержу. И без того уже мутит.       Я отдышалась. Услышала наконец всё, что мои добрые спутники хотели мне сказать, почувствовала, что кто-то не очень добрый методично пинает меня в бок носком сапога, не очень больно, но неприятно. Пора было заканчивать. Какая-то магия есть, и ладно. Только… я нитью подрезала верхушку какого-то высокого дерева, подхватила его, обернув магией ветки, и тут Юлий наконец решил, что хорошего понемногу. И перевернул коробочку обратно. Я взвыла и отлетела к противоположной стене вместе с разлапистым куском, как выяснилось, сосны. Колючая же дрянь! Но пришлось её поймать, ещё раз расцарапавшись, как будто мне того, что есть, мало, высосать последние остатки жизни (совсем капли, но и это ценно) и мстительно кинуть в сторону Веры, выдавшей до этого особенно громкую тираду о моих умственных способностях и особенностях. Вера, правда, поймала её легко и без лишних повреждений было ожидаемо, но всё равно обидно.       — Ты совсем дура, что ли?! — снова вызверилась целительница.       Я не собиралась ни спорить, ни доказывать очевидное, и просто бросила ей:       — Жги.       Она же кинула сосну в угол, не оценив моих стараний, и начала собирать свои баночки и пузырьки, всё ещё бурча (довольно громко) что-то об умственно отсталых идиотках. Яня смотрела на меня с осуждением, но ничего не говорила. То ли не считала нужным посылать мне свои недобрые мысли, то ли просто. А Юлий вот смотрел на меня странно, иначе и сказать не могу. При этом он явно был чем-то недоволен, но рассказывать, какая я больная и дурная, не спешил. И о чём-то задумался.       Вера наконец взяла свою ветку, попросила Юлия поджечь её и разобраться с дымом, что он и сделал. Вот хорошо ей — такой маленьких кусочек древесины, в котором для меня магии не хватит даже на искру из пальцев, а она подожжёт один раз и заполнится до конца. Сунула в огонь руку, неуязвимую и легко принятую стихией, и, как полагается, взвыла от боли. Да уж… У меня тоже в такие моменты настолько перекошенная рожа? Мироздание, ну почему маги вынуждены испытывать это?!       Мы терпеливо подождали, пока Вера придёт в себя, Юлий убрал огонь.       — Хель, — наконец сказал он, — предупреждай, пожалуйста, когда в следующий раз решишь сделать что-нибудь столь же… впечатляющее. Хорошо?       — Ага, чтоб мы успели по морде дать и мозги на место поставить, — тут же встряла Вера.       — Нет, — мягко ответил он, — чтобы подстраховали, если что, и успели отреагировать.       — Ага, говорю же, по морде дать.       — Нет, Вера, не надо так говорить. А ещё… Хель, как ты смотришь на то, чтобы войти в Отряды Будущего?       — Чего?       Кажется, это мы с Верой сказали хором.       Мне захотелось нездорово рассмеяться. Знал бы он, кому делает такое серьёзное предложение… А вообще, и правда смешно. Мне даже представилось, как отчим при встрече спрашивает меня о том, как мои дела, хорошо ли в Школе, какие у меня оценки и есть ли какие-то достижения, как он зачем-то постоянно делает, не желая понимать, что я с ним разговаривать не хочу, а я, вместо того чтобы как обычно хмуро бросаться односложными ответами, начинаю радостно рассказывать ему, что я теперь в Отрядах Будущего и что меня туда не просто приняли, а даже пригласили… вот бы Марторогов ещё поуговаривал для полноты картины! Интересно, что тогда отчим сделает?       Хотя нет, не интересно. Век бы его не видеть.       — Ну, нам правда нужны такие люди, — сказал Юлий. — Наверное, мне стоит пригласить вас всех, но я только сейчас понял, насколько… то есть, какие вы. Это впечатляет, я…       — Так ты это серьёзно? — уточнила я.       Так бы ему так аккуратненько рассказать, почему мне в эту славную организацию не очень хочется и что именно меня в ней не устраивает? Боюсь, если мы сейчас начнём спорить на эту тему, то вообще забудем, что за нами тайная служба гонится. Видимо, начинать это обсуждение надо не сейчас.       — Да, разумеется.       Ну да, а ещё таких предложений по два раза не делают… Наверное.       — Я подумаю.       — Да, мы в любом случае ещё долго вместе… летаем.       — Скорее уж, кувыркаемся, — недобро поправила Вера. — Я тоже подумаю. Если меня, конечно, звали. А если не звали… а если не звали, тем более.       А она-то чего? Она же вроде бы мечтала… хотела… Или несколько дней в обществе Юлия способны потушить пламя революции в любой, даже самой пылкой душе? Надо будет ввернуть эту фразочку как-нибудь поехиднее, хорошо звучит. Но Марторогов же, несмотря на все свои недостатки, явно хороший отрядник, неплохой командир, иногда даже что-то умное говорит, довольно харизматичен, хотя, кажется, не очень хочет этим пользоваться, хорошо осведомлён… Или Вере он просто не нравится? Или… да что ей вообще опять не нравится?       — Вообще-то, звали, — растерянно ответил Юлий. — Всех звали. А что не так?       — Да так… ничего, — туманно сказала она. — А куда мы, кстати, летим?       — От тайной службы.       — Не «от кого», а «куда»?       — Теоретически — в горы, на практике, просто на юг, поскольку тайная служба растянула свою цепь строго севера.       — Стоп, — вдруг подала голос Яня, до этого сидевшая молча, хотя даже об Отрядах Будущего она ничего не сказала. — Нам же тогда надо куда-нибудь вбок выбираться? Пытаться хотя бы.       — Надо, — строго подтвердила Вера. — А наши великие боевые маги, народные герои и спасители стонущей родины, к таким простым выводам сами прийти не способны.       Вот лучше бы ладонь мне после веток залечила, а не рассказывала, кто тут великий, а кто не очень.       Так, нет… она что, обиделась? Что меня позвали в Отряды Будущего первой, а её, по её мнению, скорее за компанию? Но это же безумно глупо. А если и обиделась, то на меня или на Юлия? Или на обоих сразу?       Ладно… отойдёт.       Марторогов спорить не стал, молча повернул. Немного совсем, но ощутимо. Сказал, немного подумав:       — Я понятия не имею, поможет ли это вообще. Всё зависит от того, сколько их и какая у них структура. Отсюда краёв не видно, расстояние между ловцами я тоже оценить не могу, так что…       Вера подошла и неласково отпихнула его от окна. Вгляделась в даль, в мелкие чёрные точки, завертела головой. Наконец недовольно сказала:       — Тоже не вижу. Но это ещё ничего не значит. Кто-нибудь может объяснить, почему они гонят нас именно в эту сторону? Что там находится?       — Да ничего, — ответила Яня, — Всё те же горы, только хребет вроде бы уже другой. Речку в какой-то момент пересечём, но этого они могли бы более лёгким путём добиться.       — Замок, тюрьма и лагерь сейчас слева, — подхватил Юлий, — справа скоро окажется славный город Беловейск. Хотя не знаю, может, и не очень скоро. В любом случае, прямо по курсу точно нет ничего важного. Так что их действия действительно похожи на попытку взять нас в окружение. Но с их стороны куда надёжнее было бы пустить такую же цепь ещё и с юга. И я ни за что не поверю, что у них не хватило людей.       Я развернула коробку окном в противоположную сторону, но от тщетных попыток что-нибудь разглядеть в тёмных облаках только глаза разболелись. Вера тоже туда глянула, пожала плечами:       — Может, они просто не успели это сделать?       — Что сделать? Отправить вторую цепь нам навстречу? Ну нет, если есть приказ, то он на всех один и сразу!       — Ну ладно… Тогда, может, половина у них раздолбаи, и поэтому очень медленные? Хотя нет, это бред, наверное… Тогда, может, у них что-то случилось? Что-то важное, и поэтому они опаздывают?       — Может, — согласился Юлий. — Но мне было бы очень интересно узнать, что же такое это могло бы быть, потому что тайная служба так построена, чтобы быть эффективной и хорошо при этом работать в любых обстоятельствах, даже если случится бунт с участием половины самой тайной службы. Разве что они там все перемёрли по независящим от них обстоятельствам.       — Или что-то помешало им получить этот приказ, — сказала Яня, — или кто-то. Ваши, например.       — Совсем не наш почерк. То есть, мы могли бы, да и какие-нибудь сепаратисты тем более могли бы, но все технологии слишком опасны. Не существует способов перехвата их почты, достаточно безопасных для нас. Мы так делаем только тогда, когда необходимость намного превышает риск. А тут… Я очень сомневаюсь, что наши вообще знают о том, где я, что вообще происходит и что произошло с Теаном и Тиоссанири. Они не вернулись, это понятно, но в таком случае логично сосредоточить внимание сразу на тюрьме в горах… вернее, нет, логично сначала узнать, точно ли их взяли, куда потащили и всё такое. И то, знаете… хотя нет, я сейчас гадаю на кофейной гуще. Вариант неплохой, конечно, но…       — Но у меня есть лучше, — прервала его Вера. — Они просто ещё настолько далеко, что мы их не видим.       Марторогов задумался. Потом достал карту. Вот свинья, почему он раньше не сказал, что она у него есть? У нас тоже была, но маленькая, Бездорожной волости, мы её даже ни разу не достали, подробно изучив перед практикой. У Юлия же была карта мира, с которой он немедленно снял плетение компактности, и она растянулась чуть ли не на весь пол, ткнувшись мне в колени вычурной надписью «Неизведанные территории», в которые плавно переходили Хесхет и Сонхет, ради этого покрашенные в почти одинаковые цвета. Юлий, впрочем, подобрал все лишние края и сложил карту в несколько раз, оставив только нужный нам юг Богоси. Подсветил магией стороны света, крупные города и реку Душицу.       — Тут мы. Где-то, — он обвёл ладонью неопределённый кусочек леса довольно далеко от реки, который теперь начал мягко светиться. По его прикидкам, мы были намного севернее Беловейска, но близко к нему. — Вот здесь, — он отчертил линию на севере, довольно длинную, её конец аж упирался в Легновское озеро, хотя туда наши преследователи точно не залетали, — те, кого мы видим и от кого бежим. Вот так мы от них бежим, — он криво отчеркнул пальцем нашу предполагаемую траекторию. — Разглядеть мы можем на горизонте… не знаю, примерно до… до границы, наверное, всё-таки нет, но где-то близко. Или не настолько близко. Хотя нет, разглядеть мы можем только до Верьёва… Или я опять ошибаюсь? — Учитывая, что от упомянутого Верьёва до границы было как нам до Стольгорода, Юлий мог с тем же успехом закрыть глаза и тыкнуть пальцем в абсолютно любое место на карте, хоть бы и в Бездор, оставшийся далеко позади. Вера молча начертила ещё одну линию, параллельную цепи преследователей. Она тоже была длинновата, уткнулась в город со смешным названием Морковь, и я запоздало поняла, что они не ошибаются и не просто криво рисуют, а, наоборот, опираются на известные нам ориентиры, пусть те и остались далеко на западе. Юлий с сомнением посмотрел на это вмешательство в рассуждения. — Ты уверенна?       — Я вижу примерно дотуда. Я знаю точно, в отличие от…       — Понял, понял. Ну ладно… — он замолк и уставился на карту с куда большим сомнением. Подсветил магией Морковь и Стергов, сравнительно небольшие города недалеко от границы.       Вера обладала куда более острым зрением, чем обычный человек. Если она и правда способна была рассмотреть кого-то в такой дали, в чём я, правда, тоже сомневалась, то… странно это, что тут ещё можно сказать.       Яня подползла ближе и спросила:       — А до границы нет больше ничего интересного?       — Пара совсем мелких деревень. Там предгорья, причём довольно пустые, неплодородные, и климат так себе.       — И у Стергова тоже?       — Не совсем… но он, как видите, почти на границе с Дерецией, там расстояние такое, что ничего интересного просто не уместится. Короче, нет там ничего. Похоже, с той стороны действительно никого не послали… странно это.       — Тогда они под невидимостью.       — Нет. То есть, всё может быть, конечно, но почему тогда эти не закрылись?       Яня легла, положив подбородок на карту, и начала гипнотизировать маленькие городки так внимательно, что тайной службе немедленно следовало явить себя или свои причины никуда не лететь.       — Потому что они забыли, — просто предположила она, — или им забыли это приказать. Или маги у них паршивые. Или, что вероятнее всего, они просто уже вымотались и на всё сразу неспособны.       — Но это же тайная служба. У них структура такая, что все риски возможных ошибок сведены к минимуму. Тем более, что сделать это так глупо… Тайная служба в таких вещах просто не может совершать ошибок.       — Слушай, ну можете вы хотя бы раз допустить, что тайная служба облажалась? — не выдержала Вера. — Вы так защищаете её честь, не знаю, как будто она ваша дочь, а мы — непрошенные женихи. Вы за непогрешимость своих родимых Отрядов Будущего так не спорите, как за тайную службу! Неужели в истории не найдётся ни одного примера, где они не сделали бы какой-нибудь дури? Вы же там в своих Отрядах Будущего должны, наоборот, только об этом и думать, знать все слабые места, всех тамошних идиотов, потому что не может такого быть, чтобы их там не было. Вы нам про Косова рассказывали, например. А сейчас прямо упёрлись в то, какие они идеальные, при каждом удобном случае это вворачиваете. Вы у нас что, службист под прикрытием, перевербовываете на свою сторону под предлогом рассуждений о противнике?       — Тайная служба не перевербовывает, — поправил Юлий, — у них нет такой необходимости.       Мы засмеялись, Марторогов недовольно сказал:       — Так, а почему вы снова ведёте себя неосторожно, безответственно и несерьёзно? Вера, — он развернул коробку так, чтобы цепь преследователей была видна из окошка, — твоя задача — наблюдать, заметны ли они, какая у них скорость по отношению к нашей, не изменяется ли строй, не создают ли они какое-нибудь плетение и так далее. Если что-то происходит, докладывай. Хеля, ты делаешь окно в противоположной стене, такое же, а потом садишься к нему наблюдать.       — А я? — спросила неучтённая Яня.       — А ты сидишь спокойно, думаешь о чём-нибудь хорошем.       Вера фыркнула.       — Я бы на твоём месте задала вопрос «а ты?», потому что я что-то не вижу больше ни одного полезного дела, которым наш бравый командир мог бы заняться.       — А я займусь укреплением нашей, смешно сказать, летающей крепости. Если службисты придумают способ разрушить защиту Хели, нас после этого можно будет просто голыми руками брать. Поэтому нам нужна вторая защита, под ней, и немного другая, чтобы для службистов это тоже стало неожиданностью. Мне нравится идея коробочки… и нет, смеяться не обязательно. У Хели она вышла случайно, но в результате получилось неплохо, пусть и довольно странно. Я сделаю что-то похожее. Хотя окон не помешало бы и побольше.       Было отчего-то смешно, но возражений ни у кого не нашлось.       Я принялась за работу. Юлий тоже начал сосредоточенно махать руками и иногда что-то высчитывать. Он тоже взял за основу сетку, и мне стало ещё смешнее, хотя, казалось бы, стандартное, очень частое и самое простое в этой ситуации плетение.       Через некоторое время я поняла, почему он оставил Яню сидеть и думать — она снова свалилась в видение. Никакое ответственное задание, которое надо было делать непрерывно и внимательно, ей поручать было нельзя по техническим, так сказать, причинам.       Когда я доделала это окно, Юлий в него глянул, снова не обнаружил там никаких признаков тайной службы и сказал мне делать следующее в другой стене. У Яни спросил только:       — Есть что-то полезное?       — Нет, я пока ничего не придумала. А в видении вообще… непонятно что. То ли я растением была, то ли наблюдала за жизнью и чувствами растения, то ли я была землёй с камнями, а оно во мне росло… В общем, неважно, человеческими словами и понятиями это не описать, а смысла оно не несёт никакого.       — Ну ладно.       После второго окна он погнал меня делать третье — тайная служба так и не появилась. Сам он уже успел сделать под моей коробкой свою, фиолетовую, с окнами, которых неожиданно было намного больше, чем у меня, и которые мне, оказывается, предстояло все повторить и сделать действительно окнами. Поверх (то есть, скорее, снизу, ещё ближе к нам) он повесил щиты, а сами окна заплёл второй иллюзией, точно такой же, как моя. Конструкция теперь напоминала бред сумасшедшего архитектора, а ещё стало ощутимо темнее. Не только потому, что темнело снаружи, но и потому, что магия Юлия была насыщенно фиолетовой, и светлые стены теперь проглядывали только в дырках под окна. Было очень приятно, что глаза наконец отдохнут от этого невыносимого светящегося золотистого, но все прекрасно понимали, что уже скоро он надоест нам и того хуже. Я перешла к четвёртому отмеченному Юлием окну. Сам он очень аккуратно навешивал на свои фиолетовые стены какие-то непонятные свойства — я хотела подсмотреть, какие и как, но поняла, что ничего не понимаю, и вернулась к своей работе. Спрошу потом, сам объяснит.       Яня что-то чертила в своём блокнотике, за неимением пера задумчиво покусывая пальцы. Мне казалось, что Юлий сказал ей думать, лишь бы она не мешала, но при этом не чувствовала себя бесполезной, но он, тем не менее, часто подходил к ней и что-то тихо с ней обсуждал, обмениваясь мыслями на закрытом от нас канале. Либо у неё и правда были разумные идеи, либо он был по-настоящему хорошим командиром и поэтому не оставлял без внимания никого, кому это было нужно. Не знаю уж, правда, как должен вести себя по-настоящему хороший командир, но мне бы понравилось работать под его руководством. Хотя потом я подумала, что они, может быть, обсуждают что-то совсем другое, о чём Яня не хотела бы с нами разговаривать, но подозревать во всём подряд и её тоже было уже выше моих сил, да и просто бессмысленно. К тому же, Юлий-то вслух говорил, пусть и очень тихо, и за свистом ветра не было слышно. А «не слышно» — это исключительно мои проблемы, Вера же всё прекрасно слышит. Нет, хватит, Пожалуй, и правда не стоит об этом думать. Да и какая, на самом деле, разница?.. Помимо этого Яня ещё постоянно вглядывалась в созданные мною окна. Куда чаще, чем я сама, Юлий и даже Вера, которая вообще-то должна была наблюдать за погоней непрерывно, правда, только в одно конкретное окно, а всё же, но вскоре решила, что это не слишком осмысленно, достала вместо этого какую-то тетрадку (вот зараза, а на меня, видите ли, постоянно ругалась) и погрузилась в её содержимое, оборачиваясь к окну лишь иногда.       Поэтому только благодаря Яне и её ответственности вторая цепь, оказавшаяся внезапно очень близко, не стала для нас совсем уж неожиданностью. Она всё равно появилась странно, как будто возникнув из воздуха, но Яня обернулась вовремя или хотя бы около того, и тут же сообщила об этом Юлию.       Цепь была в три ряда, как и первая, тоже очень длинная — краёв ожидаемо не было видно. Наверное. Сейчас мы из окон не высовывались, чтобы не выдать этим своего местонахождения, и рассмотрели, как смогли. «Старая» цепь была такая же, а ещё было понятно, что до конца хотя бы одной из них ещё очень далеко, мы не успеем вырваться. Юлий немедленно рванул вверх, но почти сразу Вера заметила, что от пальцев службистов отрываются тонкие нити ловчей сети. Они тянулись куда-то далеко вверх, и было непонятно, где же они при этом кончаются. Разглядеть плетение у меня не получалось, но было в нём что-то знакомое.       — Не пробить, — коротко и зло сообщил Марторогов. — Не на лету и не так быстро.       — Как они умудрились? — В пустоту спросила Вера.       Те службисты, которые летели за нами с самого начала, даже сейчас приближались медленно, а до этого еле-еле могли удерживать ту же скорость, что и мы.       — Они не были под невидимостью, — задумчиво сказала Яня, — и телепортом это не было…       Появились они однозначно слишком быстро, но меня сейчас интересовало совсем не это. Юлия — тем более, он развернул коробку и рванулся напрямую к горам, постепенно начиная забирать немного на север, чтобы выиграть время. Понимая, что сейчас как никогда важна скорость, мы втроём изо всех сил принялись ему помогать. Но, увы, у каждого предмета есть свой предел скорости, как ни разгоняйся и сколько сил ни вкладывай, а мы за всё время пути не догадались сделать нашу коробочку более аэродинамичной. Почему-то ветер сквозь стены если и проникал, то плохо, хотя я при создании точно не делала плетение воздухонепроницаемым.       Что мы не успевали, было понятно сразу, не знаю уж, на что там Юлий надеялся. Вскоре преследователи подобрались совсем близко, а потом коробки коснулась тонкая нить чужой магии. Этого, конечно, не было видно, но я почувствовала, как отреагировала моя магия. Чуть-чуть позже снаружи раздался вопль. Потом — какая-то отрывистая команда. Какая, было не разобрать за свистом ветра, но мы однозначно попались. Очень быстро вокруг того места, где тайная служба почти безошибочно предположила наличие нас, образовалось шаровое оцепление. Хотя, пожалуй, они могли бы не стараться и сделать купол — летать сквозь деревья мы всё равно не умели…       Однако Юлия ничуть не смущало какое-то там оцепление. Он на полной скорости погнал коробочку на службистов. Они же почему-то немедленно прыснули в разные стороны, стоило ему коснуться чьей-то магии, раздалось несколько новых воплей, а коробочку тряхнуло — кажется, кто-то не успел достаточно отлететь. Я запоздало поняла, что теперь коробка сообщила мне сразу о шестерых. Хорошо же Юлий попал! Но только, выглянув в окно, я так и не поняла, что именно она с ними сделала. Может быть, просто оповестила меня, и всё? Или нет… тогда с чего бы они шарахались? Купол над нами стал просто огромным по размеру, но всё ещё очень ровным, а расстояния между службистами всё ещё не превышали размеров коробочки.       Юлия всё ещё не волновали такие мелочи, как огромная толпа сотрудников тайной службы, зависшая у него на пути. Он нёсся вперёд на полной скорости, и вместе с ним расширялся купол, правда, медленнее, чем мы летели, потому что им-то приходилось отдаляться спиной вперёд. В строю начались какие-то волнения и метания. Кажется, все они понимали, что Юлий в любой момент может вдруг повернуть в их сторону, и никто этого даже не заметит. Он тоже это понял. И, достигнув, наконец, купола и снова кого-то разбросав, круто развернулся вправо. Даже не потрудился хоть немного сбавить скорость, гад! Нас всех снова отнесло к стене, а наши ругательные вопли смешались с криками службистов. Вера за такую выходку сильно пнула его в спину, но его уже ничто не могло остановить: со странной, то ли ехидной, то ли торжествующей улыбкой он начал хаотично метаться туда-сюда, совершенно не жалея бедных нас, мотающихся от стены к стене и не имеющих возможности ни за что зацепиться, и вызывая всё новые и новые вопли и реакции коробочки на чужую магию. Впрочем, с каждым движением это становилось всё сложнее: они разлетались и разлетались, в какой-то момент наплевав на построение и, кажется, вообще на то, что им надо было нас ловить.       — Хеля, милая, я тебя обожаю! — заорал Юлий, перекрывая ветер. Что я такого сделала-то? Коробочку, что ли? — Ты создала гениальное оружие! Почти массового поражения!       Так, нет, что я сделала-то? Может он мне объяснить?! И почему массового, если он ради какого-нибудь поражения носится туда-сюда, как сумасшедший, и еле-еле отлавливает углами разлетающихся службистов?       Яня же осторожно, в своей манере, спросила:       — Зачем ты туда-сюда мотаешься? Мы же можем просто прорваться и полететь дальше, они нас не видят и при этом боятся, сразу упустят. Больше не поймают потом… Если лететь будем быстро.       — Так мы же просто укажем им направление, когда вырвемся!       Юлий резко развернулся, снова не утруждая себя заботой о комфорте вынужденных пассажиров, и понёсся к противоположной от нашей цели части оцепления.       — А они без этого не знают, куда мы летим? — удивлённо спросила Яня.       — Нет. Иначе бы они не так строго с севера шли. И послали бы встречную цепь куда быстрее, а ещё…       И тут коробку ударило так, что я, по ощущением, одним лишь чудом не переломала рёбра об стенку и не свернула себе шею об Веру. Провыв и проругавшись, смогла, наконец, понять, что мы теперь стоим на месте и даже… медленно, будто бы с натугой движемся в обратную сторону.       Нас всё-таки смогли остановить.       Юлий прочувственно выругался и подскочил к какому-то из окон.       — Ну мать же ж вашу… — протяжно и зло раздалось оттуда. — Вот знал же, что они додумаются…       — Раз вы знали, то почему мотались тут? — недовольно отозвалась Яня.       — Потому что не додумался!       — Думать надо было! — немедленно подключилась Вера. Ну да, тут ругаются — и без неё, как так можно, надо срочно исправить.       Он нахмурился и отвёл глаза, признавая вину и неправоту, но потом подумал ещё немного и каяться расхотел.       — Ну ничего, — даже более бодро заявил он, — противомагические щиты много жрут, и левитировать и тем более что-то толкать при этом невозможно. Да ещё и самими щитами. Подождём, пока они выдохнутся.       — Да-да, а ещё позовут подкрепление и придумают что-нибудь более неприятное. А мы в это время, конечно же, можем расслабился, будем отдыхать, поспим, например…       — Вот вы смеётесь, а это, на самом деле, одно из лучших решений сейчас. Мы всё равно мало что можем сделать, а чтобы наблюдать за действиями противника и управлять коробкой, достаточно кого-то одного. Разве что Хеле не помешало бы окна доделать. Я серьёзно. Учитывая количество народу вокруг, толкать нас будут долго, часа так… четыре, наверное. Или даже больше. Как раз поспим немного. Вера, ну ни к чему бессмысленно тратить, силы, ресурсы надо экономить все, в том числе и ресурсы своего организма, а…       — Так, нет. Тихо, — вдруг прервала его Яня, — Почему они толкают нас туда же, куда мы сами летели?       — По ошибке? — тут же ляпнула я, н подумав.       — Им же силы экономить надо?       Мы задумались.       — Мы тупые, — внезапно сообщил Юлий, разглядывая сосредоточенных службистов. Противомагический щит был на расстоянии вытянутой руки, зачем-то многослойный, с большими зазорами между слоями. Как будто у нас хватит концентрации и сил прорвать хотя бы один, лично у меня и в нормальных условиях на это вся ночь ушла бы. За слоями переплетённой магии были немного, как будто через густые кусты, были видны и сами толкатели. Магии и сил на щиты они не пожалели, более того, даже сейчас одни толкали и, я посмотрела, с другой стороны тянули, а другие вились вокруг и доплетали новые слои. Может, Юлий и прав? С таким подходом их надолго не хватит.       — Однозначно, — немедленно заявила Вера. — Уже потому, что вообще в это ввязались.       — Ну наконец-то до тебя дошло.       Нет, ну ничего себе, конечно. Я по дороге к реке повторила ей то же самое раз так примерно триста. А теперь что?       — Хорошо, — ядовито сказала она, — тупая тут лично ты, потому что тащишь к нам абы кого, даже не интересуясь, какие проблемы он тащит тебе с собой. Нет, на твоём месте я поступила бы точно так же, а делать столь благородные поступки предметом обвинений по всем параметрам невозможно, даже неприлично как-то. Но если уж ты так жаждешь поговорить о том, что мы можем, а чего не можем, то формулируй, пожалуйста, свои мысли правильно.       Она несла какой-то нелогичный бред лишь бы нести, но я тоже слишком устала, чтобы вести долгие и изощрённые словесные баталии, поэтому просто сказала:       — Да пошла ты.       — А ну тихо! Что вы опять тут начинаете? Вы устали, вас всё достало, да, конечно, но по этому поводу надо подойти к окошку и пошвыряться чем-нибудь в тайную службу, а не устраивать внутренние разборки! — не выдержал Юлий. — Я, вообще-то, что-то умное хотел сказать!       — Ничего себе, — скептически прокомментировала Вера.       — Тихо! Короче, из реально хорошо охраняемых мест поблизости только тюрьма в горах. Не знаю уж, как они там оценивают, насколько мы опасные и вредные, но вряд ли мы подходим для тюрьмы обычной. Нам не надо никуда лететь, они нас сами туда дотащат!       — Разумеется! Но мы, вроде как, хотели проникнуть туда незамеченными, а не под конвоем…       — Мы бы не смогли, — тихо, на самом краю сознания сказала Яня, — Там… — она вдруг коротко мысленно взвыла и упала как подкошенная, её лицо исказило видение. Вера на этот раз была слишком далеко, чтобы подхватить, и Яня просто упала на пол. Да уж, очень вовремя.       Юлий как ни в чём не бывало продолжил:       — У Яни был план проникнуть во двор замка, да, она считает, что обе наши цели находятся там, прямо так, не вылезая из коробочки. Она считает, что незаметно это сделать в любом случае не получится, но из коробочки они нас однозначно не вытащат. К тому же, я навесил на свои стенки много всякой дополнительной защиты от ядовитых веществ и всяких поражающих излучений, так что и не убьют без вытаскивания тоже. Потом, когда их бдительность немного ослабнет, мы выберемся из коробочки и тайно проникнем в замок. Дальше импровизация. В коробочке оставляем Яню и Веру, чтобы потом на ней же смогли улететь.       — Я с вами пойду, — немедленно заявила Вера.       — А Яню сторожить кто будет? И контролировать защиту, если вдруг у неё видение? Ещё есть возражения?       — Есть. Яня там была, и она может понадобиться вам как проводница.       — Мы подробно её расспросим, — возразила я. — А если у неё случится видение прямо в замке? Защищать и тащить её на себе будет очень сложно.       — Хорошо, — Вера всё ещё не была довольна. — А от каких веществ и излучений вы защитили окна? Или от каких не защитили?       — Их там много, так не перечислишь. Защита типовая на каждый существующий раздел и много индивидуальных плетений от всякой экзотики, какие вспомнил, а у меня память хорошая, да и опыт в этом плане немаленький. Можете меня порасспрашивать на случайную экзотику, но это, скорее всего, уже будет поставлено.       — Растворение по Глееву-тен Ульну, — даже не оборачиваясь, предположила Вера.       Юлий пристыженно повернулся к стенке.       — Кипящая кровь шаха Иль-Мизрай, — добавила я. — И Лёдзевское вымораживание. А ещё стоит вспомнить про ритуалы орочьих шаманов, которыми они по праздникам заколдовывают всё племя. Особенно их воззвания к духам свободы. Тем, которые свободы разума. Или от разума. Они не считаются боевыми или убийственными, но…       — Я понял, — покаянно ответил он.       — А как насчёт островных храмовых благовоний? — Вера тоже оценила всяческие психотропные гадости как способ уничтожить нас или поиздеваться над Юлием.       — Да понял, понял…       — И, я точно знаю, собранный дым ядовитых вулканов Аманцие вы тоже вряд ли вспомнили.       — Да не дойдут они до такого! Они же тайная служба, а не коллекционеры редкостей!       Вот, мы его наконец достали.       — Мы так и не выяснили, что такого важного мы у них украли, может, они даже не поленятся сами на острова слетать.       — Через половину мира?!       — Подождите, а мы им разве не живые нужны? — Что-то я то ли запуталась, то ли не поняла чего-то важного. — Хейгорёва говорила, что живые.       — Ну а вдруг они решат, что живыми нас взять вообще невозможно?       — Ну ладно.       У Хейгорёвой не решат. Ей плевать, на что там реально люди способны, приказ они всё равно выполнить должны. Она, наверное, и правда на острова Аманцие через весь мир способна кого-нибудь послать, да ещё чтобы быстро, а иначе смерть. А вот если там будет тот тип с косичкой, или этот всеми любимый Косов, или кто-нибудь ещё на них похожий, то убьют. Кстати, а может, этот тип с косичкой и есть Косов?       Больше мы к Юлию не придирались, как и он к нам. Вскоре вернулась из реальности Яня, внимательно перечитывала теперь своё видение, хмурилась.       — Ну что там? — спросила Вера.       — Боюсь, оно очень личное... наверное.       Как по мне, так очень или не очень, но всё же личными можно было называть почти все её видения, разве что кроме неоформленных вещей про растения, животных, камни и всё такое, хотя с точки зрения камней и растений ещё большой вопрос, приемлемо ли это. Но обычно она об этом не беспокоилась, разве что ко мне после видения про отчима подошла. Что там теперь, постельная сцена, что ли?       А, нет. Неважно, какая там сцена. Это должно быть просто про кого-то из нас, и она поэтому аккуратна.       — Про кого там? — спросила я.       — Про семью тен Ивитируан. У меня иногда бывает, что видения следуют парами или группами — если одно меня сильно впечатлило, то через некоторое небольшое время за ним следует другое о чём-то близком.       — О! — немедленно обернулся Юлий. — И какие же там у Сани секретики?       — …и их ужасные отношения между собой. И нет, там в основном про князя Ассиохари-аля. Но про Тиоссанири-эля тоже много.       — Сложно, — зачем-то сказал он. — Но если это про братика, то ничего страшного, Саня о нём чего только ни говорил, причём в любом обществе. Так что никакой разницы, всё хорошо.       Яня всё ещё колебалась. Я тоже не была согласна с тем, что какие-то не очень приятные тайны пусть и не менее неприятного, но всё же имеющего все права на частную жизнь человека, вернее, альва, становились достоянием всех подряд просто потому, что у какой-то совершенно левой Яни есть какой-то странный дар.       — Не надо, — сказала я. Хотя было очень интересно, что же может чувствовать сволочной правитель сродни нашему Волоту…       — К тому же, — продолжил Юлий, — из того, что говорил Тиоссанири, невозможно было понять, как к нему относится его брат. А тем временем мы ввязались в очень сложное предприятие, и чем всё это может в случае чего кончиться, мне, как знающему, на что тайная служба способна, даже представить страшно. Мы тащимся в одно из самых охраняемых ею мест, и там у Отрядов Будущего нет своих шпионов, и туда мы ещё никогда не проникали. И я всё думаю, что же будет, если я дам знать верховному князю, что принца похитила, а по сути так оно и есть, тайная служба. Теана он в любом случае спасать не будет, но если он вдруг захочет вытащить Тиоссанири, то нам уже будет гораздо легче. Я сначала так и хотел сделать, но при недостатке информации это слишком опасно, потому что если Ассиохари-аль брата тоже терпеть не может, то не только не станет ничего делать, но и может на всякий случай сам нас сдать тайной службе, чтобы точно никто никого не спас.       — Спасёт он его, — немедленно рассердилась Яня. — Да и Теана тоже, я думаю, потому что он очень хочет хоть как-нибудь улучшить отношения с братом. Только сам Тиоссанири-эль очень на тебя обидится, наверное.       — Там что, вот прямо так и написано? — прищурился Юлий. — Нет, вряд ли, ты Саню не знаешь. И про князя тоже не стоит так просто что-то утверждать. Одно дело — хотеть улучшить отношения просто так, но что будет, если он получит верную и очень простую возможность избавиться от брата навсегда? Сейчас ситуация для этого идеальна, и…       — Он любит брата!       — Одно дело — любовь, а другое — политические соображения. И соображения потенциального противника очень сложно понять, необходимо знать весь контекст. А ещё очень важно понимать, что любовью никто никогда не руководствуется!       — Чего?       — Ну, то есть, такие люди, то есть, альвы, ну и люди, понятно, тоже, не руководствуются. Вот, например, царь Волот, хотя родственников у него никаких нет, если внезапно влюбится… хотя я не знаю, способен ли он вообще на такое, но всё же, что он в этом случае будет ставить выше? Свою любовь к кому-то или свою любовь к власти?       Яня тяжело вздохнула и уже протянула Юлию блокнот, как вдруг Вера строго сказала:       — Так, нет. Сначала вы доплетаете всё, что должны были на стенки наплести. А то мало ли что случится за время нашего трёпа. Да и потом, может, ещё забудем. Потом мы проверяем, всё ли вы сделали. Потом, — она взялась за блокнот и настойчиво отвела в сторону руку Яни подальше от Юлия, — Яня своими словами объясняет, какие чувства в её видении испытывает верховный князь, что он думает о младшем брате и почему она считает, что Ассиохари-аль сделает всё так, как она сказала. И уже только потом мы, услышав её аргументы, решаем, читать нам это видение, или же сжечь, не заглядывая. И совсем не потому, что нам интересно, хотя ежу понятно, что нам ужасно интересно. Личное — значит, личное, каким бы оно там ни было. И чьим бы оно там ни было.       Закончил Юлий подозрительно быстро. Но даже если он хотел небольшой халтурой ускорить переход к разговору о семье тен Ивитируан (что вряд ли), то его ожидал крупный облом: я достала свои тетради.       — Да ладно, — протянул он, поняв, что это на самом деле особенные пыточные приспособления для его мучений. — Ну не всё же на свете ты конспектировала!       — Ничего, сюда хватит, — строго ответила я.       — Ну, ты банальные всякие штуки не озвучивай, их мы и так увидим, — сказала Вера.       — Буду я ещё ему что-то там озвучивать. Держите, наслаждайтесь, — я протянула ему тетрадь, — там даже содержание есть, так что разберётесь.       Он тяжело вздохнул — листать и читать мой почерк, продираясь через все завитушки, перескоки и подписи на полях, было куда сложнее, чем просто слушать и ругаться. Однако он просмотрел всё очень внимательно, и пару раз действительно нашёл что-то, не учтённое в защите. Вернул мне. К нему тут же, не давая времени на отдых, обратилась Вера, выдав сразу десяток каких-то очень сложных названий, из которых я раньше хотя бы слышала от силы пару-тройку. Юлий, видимо, был близок ко мне по уровню знаний, потому что тут же попросил Веру быть помедленнее и полез копаться в своих наворотах. По ходу разговора с ней он постоянно что-нибудь подправлял и добавлял — не целитель всё же, в ядовитых веществах, особенно редких, разбирался он явно так себе. Но старался. Вот хорошо же быть сильным магом, да ещё и воздушником — я такое количество магии в жизни не смогла бы из себя выдавить, а он сколько времени уже колдует, какой слой плетений уже по счёту наворачивает, а ведь их там уже точно больше сотни, и ничего ему.       А я вот безумно хотела спать. День выдался длинный и напряжённый, и от усталости было почти физически плохо. Уже стемнело, и за окнами лишь тускло светились нити службистов, и за ними и за их светом почти не было видно звёзд. Никто уже не думал ни от кого скрываться, но в темноте нельзя было понять, сколько их там вокруг летает. То есть, можно было, но разве что нечеловеческим взглядом Веры, а она ни в окна особо не смотрела, ни делиться наблюдениями не собиралась, даже если они были. В любом случае, они ещё ничего более умного не придумали и страдальчески переругивались где-то в темноте, не имея сил даже сплести Доверие. Тоже устали, сволочи, но их-то хотя бы было кому сменить. А я теперь, что бы там Юлий ни говорил, вряд ли смогу заснуть в такой обстановке, как бы мне плохо ни было.       Юлий закончил. По крайней мере, Вера так решила.       Да уж… я совсем забыла про семью тен Ивитируан, их проблемы и наши терзания.       — Так вот, — отвратительно радостно начал он, — что там про Ассиохари-аля? Такого, чтобы можно было точно сказать, что он приложит все усилия к спасению Тиоссанири?       — Ну, — Яня отчего-то смутилась, — он… ему очень плохо от того, что Тиоссанири-эль никак не может понять чего-то, что он сделал, и поэтому вообще не хочет с ним общаться. Он очень хочет контактировать с братом хоть как-нибудь, и поэтому старается разными способами через их сестру приблизить его к себе обратно. Ещё его очень беспокоило, что Тиоссанири-эль терпеть не может никакую охрану, и тайную тоже, и раньше постоянно её отыскивал и напрямую телепортировал обратно к альвам.       — Это было такое, — подтвердил Юлий.       — Ну вот. Он размышлял, как ему сделать лучше, и в чём же он по-настоящему виноват, если он сделал всё единственным возможным образом, но Тиоссанири-эль всё равно не может этого принять и с этим согласиться. Я, правда, так и не смогла понять, что же такое ужасное он натворил, но он не знает, в чём его вина, и при этом чувствует себя одновременно как бы и виноватым, и не совсем. Это не было видение про какой-то конкретный момент, это было… ну, как бы про Ассиохари-аля в целом, про его чувства и мысли на эту тему на протяжении какого-то долгого времени.       — Что ж, понятно, — ответил Юлий. — И где там доказательства, что он не просто это всё чувствует и думает, а ещё и сделает то, что нам нужно если я его оповещу?       — Их там нет, — смиренно признала Яня. — Это я вам и без всех этих прелюдий сказать могла. Но, как бы это сказать, когда я вижу… я проживаю это всё, я чувствую вместе с ним, и я могу понять…       — Но при этом ты чувствуешь вместе с ним только эти чувства и думаешь вместе с ним только эти мысли, я правильно понимаю? И ничего не можешь знать об остальных.       Она молча кивнула.       — И что с того? — недовольно спросила Вера. — А, поняла…       — Значит, тебе просто не стоит посылать верховному князю никаких сообщений, — спокойно согласилась Яня, явно ожидавшая возможности наконец это сказать.       — Но мы идём на огромный риск. А вдруг там было что-то, чего ты, не зная никакого контекста, не заметила, а я мог бы разглядеть, и всё могло бы быть по-другому? Что тогда?       — Одним словом, вы просто пытаетесь всеми доступными способами выдурить у Яни этот несчастный кусочек текста, — резюмировала я. — И не стыдно?       Стыдно мне и самой не было бы, на самом деле, но задать какой-нибудь подобный плохой вопрос очень хотелось.       — Да какое стыдно? Я личную переписку всяких там министров и кого ещё перехватим постоянно читаю, и нет, мне не стыдно. А там и с любовницами, и с самыми давними друзьями, и вообще один сплошной компромат, и даже приличные люди нередко попадаются, а мне их переписку всё равно читать не стыдно. К тому же, Яня нам и так уже всё пересказала. И там ведь никакого компромата, насколько я понял, никаких грязных историй. Ну что такого?       — Вот ведь… не отвяжешься, — устало сказала Яня и протянула ему всё-таки блокнот. Убедил, несмотря на почти что признание в праздном интересе.       Юлий прочитал, отдал Вере, а та мне. Да уж, если уже все ознакомились… всё равно ведь перескажут потом куда подробнее.       Это выглядит и чувствуется так, как будто ты лишаешься одной из несущих стен своего дома. Опорного столба. Ножки стола, если ты — стол, или подпорки, если ты — подвязанный куст. И вроде дом стоит, и стол стоит, и ты стоишь, и куст растёт... но чего-то нет. И ты иногда (часто?) хочешь опереться, повернуться в ту сторону, улыбнуться в ту сторону, задать вопрос, получить ответ, просто узнать, как дела, иметь возможность туда посмотреть, просто возможность. А нельзя.       И ты начинаешь медленно, почти незаметно со стороны туда валиться. Ты хватаешься за другие стены, остальные ножки, целые подвязки и ровные столбы, и стоишь спокойно, и радуешься жизни. Но иногда ветер снова сносит в ту, опавшую, отвернувшуюся сторону, снова хочется туда посмотреть, улыбнуться, что-то спросить, и так далее, и ты снова хватаешься за остальные стены, чтобы не падать туда, не думать о пустоте и не знать, как там дела.       Ты не упадёшь, нет, не упадёшь никогда. Это же такая мелочь — всего лишь одна сторона из многих имеющихся на самом деле и тем более из теоретической бесконечности. Но ты ещё долго будешь туда оборачиваться, падать и хвататься за остальные. Такая пустота долго зарастает... и, наверное, немножко остаётся навсегда.       И ты вроде бы сделал всё правильно… Ты вроде бы сделал всё как надо, нашёл лучший выход из бесконечности худших — Тиоссанири ведь сам это сказал, прощаясь, и всё равно. И всё равно ушёл. Всё равно не хочет видеть, не хочет слышать, знать не хочет, каждые несколько недель неожиданно берётся за поиск соглядатаев, и даже, находя и отсылая обратно мгновенным прямым телепортом, не передаёт, не пишет, не говорит ни слова. Не хочет. Ясно даёт понять, что не собирается терпеть эфемерное присутствие брата в виде тайной охраны, саму тайную охрану и даже то, что Ассиохари вообще о нём беспокоится, как будто родной брат не имеет права вообще думать о нём. Как будто своим беспокойством, даже просто мыслями, оскверняет его, грубо нарушает его границы. Ассиохари в какой-то момент осознал, что он, казалось бы, знающий брата дольше, что он знает себя сам, этих неозвученных границ иногда не понимает. Не понимает, где они проходят, не видит, не чувствует. Как спорные территории, которые оба соседа считают своими, и при этом вроде бы не настаивают, но оба искренне удивлены тем, зачем же сопернику какое-то маленькое неказистое болотце, и совсем не думая о том, зачем оно вообще сдалось им самим.       С сестрой хоть общается. И то хорошо.       Та ушла в себя почти сразу. Это внутренне. А внешне — в лабораторию. С головой. Там, говорят, и ночевала даже. Она так и не смогла принять происходящего, постаралась отойти от него в сторону настолько далеко, насколько могла. Но оставила брату возможность потихоньку себя приближать. Но хотя бы ещё разговаривала, пусть и почти никогда не начинала разговоры первой. Позволяла к себе прикасаться, не уезжала из столицы надолго и уж тем более — навсегда, не отказывалась от денег, а позже и сама начала их просить, не смотрела холодно, отвечала всегда честно, давала свои красивые, пусть и иногда далёкие от реальности советы, если просил, потом и сама начала говорить, если какими-то его действиями недовольна, не отказывалась от помощи, не запрещала приходить.       Не стала отказываться от просьбы хоть как-то, хоть мысленно приблизить Тиоссанири обратно. Пересказывала его письма, хоть и очень аккуратно, посылала ему деньги, уговорила представлять альвов в Совете Ковена — мне, мол, сильно некогда, да и терпеть я не могу кем-то там управлять и организационные вещи вообще, Тиоссанири, милый, пожалуйста… то ли он поверил, хотя тоже прекрасно знал, что Ювенианти терпеть может, а что нет, то ли решил, что у неё могут быть и другие причины его просить, но согласился. Теперь ему приходилось иногда писать брату письма, а ещё, очень редко, присутствовать на княжеских советах. Излагать там свои мысли с бесконечно холодным, отстранённым лицом, очень строгим и официальным взглядом в никуда, вечной сосредоточенностью и пустым спокойствием. Ассиохари не решался к нему лишний раз подойти.       Тиоссанири признавал, что он прав. Но принять эту правоту не мог. Возможно, он всё ещё думал о других вариантах. Возможно, перестал и начал жить своей жизнью, стараясь об этом вообще не вспоминать. Возможно, он заглаживал свои выдуманные грехи, вмешиваясь в людские разборки на той стороне, которая казалась ему правой, а возможно, ему это просто нравилось. А может, и всё вместе.       Мама молчала. Она так ни разу и не дала понять, что на самом деле обо всём этом думала. Как истинная княгиня, как настоящая высокородная альвийка, как пожилая, мудрая и уже поэтому образцово величественная, преисполненная достоинства женщина, внешне и если того желала — идеал всех правил этикета, она идеально контролировала и взгляд, и улыбку, и голос, и поворот головы, и руки, и осанку, и что угодно, что могло бы сказать читающему её настоящие мысли, и делала это теперь и перед детьми тоже, хотя они всегда были теми, с кем она была искреннее всех.       И уже по одному только этому было понятно, что не согласна она ни с кем. Только с тем, что по-другому никак. И что ей конечно же, очень плохо.       Ты не упадёшь, не упадёшь никогда. Но ты при этом постоянно падаешь. Но ты при этом постоянно находишь вещи, связывающие тебя с тем, кого ты так странно потерял. И ты смотришь на это и понимаешь, что тебе нереально плохо, что тебе отвратительно плохо, потому что ты не можешь уже ни поговорить с ним, ни улыбнуться ему, ничего, ты не можешь даже сказать ему, что не так, или как ты хотел бы попытаться всё наладить, как ты ждёшь, как ты надеешься, как ты изо дня в день заново возвращаешься к размышлениям о том, что ты мог бы сделать лучше, что ты мог бы сделать менее «не так». Ты падаешь, ты пытаешься удержаться, ты отчаянно цепляешься за настоящее, за свои дела, за тех, кто у тебя остался, какие бы они ни были, за то, что тебе всё ещё по-настоящему надо делать всё то, что ты сделал не так, и ты не можешь никуда от этого деться, и поэтому ты, наверное, ни в чём не виноват.       Но ты падаешь. И от этого тоже не можешь никуда деться. Потому что взлететь не сумеешь, и летать надо, учиться до прыжка. И потому, что никогда не упадёшь.       Но — падаешь.       — И что здесь такого личного? — возмущённо и удивлённо.       — И правда, это слишком, — строго и осуждающе, хотя ничуть не виновато.       Вера и Юлий очень терпеливо дождались, пока я закончу читать, но высказались с поразительной точностью одновременно, даже разобрать было сложновато. Разве что Вера говорила спокойно и оттого медленно.       Я была не согласна скорее с Юлием, хотя всё же не смогла для себя определить, что на самом деле обо всём этом думаю.       — И стоило оно того?       Юлий моей отповедью ничуть смущён не был, он спокойно ответил:       — Стоило. Я решил, что нам стоит всё-таки рискнуть. Правда, я не знаю, как в имеющейся обстановке отправить ему послание…       — Вот с этого и надо было начинать! — Вера даже ногой топнула от возмущения. — Ладно, — сказала она, успокоившись. — Что мы сейчас делаем?       — Идём спать, — немедленно ответил Юлий. — Могу первым подежурить.       Несмотря на всю напряжённость ситуации, тайную службу в неимоверных количествах во всём окружающем пространстве, отсутствие нормального плана действий (разглагольствования Юлия не считаются) и все остальные неприятные вещи, которые пришли бы мне в голову, будь я чуть более в состоянии о них думать, не согласиться с Юлием я уже не могла. Хотелось, правда, скорее умереть на месте, но этот вариант был слишком уж контрпродуктивен.       — Я чур последняя. — Более бодрые Вера и Яня явно хотели не согласиться и красноречиво объяснить ему, в чём именно он не прав, но в результате просто не успели занять хорошее утреннее место.       Если, конечно, до утра мы доживём и даже сможем спокойно доспать. Но если не сможем, то мне дежурить тем более не придётся.