Мир Луны

Всё, что Саске знал о Тоби, — это то, что его имя ненастоящее. Больше о человеке, который стоял над всеми ними, ничего не было известно. Лица Тоби не видел никто. На нём всегда была оранжевая спиральная маска и одежда из тёмной, плотной ткани, закрывающая всё тело, даже на руках — перчатки, и только чёрные, короткостриженые волосы без седины и голос без старческих, дребезжащих ноток создавали впечатление, что Тоби если не молодой человек, то хотя бы мужчина средних лет. Он был высок, хорошо сложен и подтянут, — возможно, во всём виноваты толстые водолазки и штаны, но казалось, что он в прошлом или настоящем занимался спортом. Тоби практически никогда лично не общался со своими — как он их называл — подопечными, оставляя эту работу за Зецу. Исключением были те особенные, кто заслуживал его внимания. Например, гений Итачи. А теперь и Саске, судя по всему, постигла эта нелёгкая участь. Он знал из скудных разговоров с Итачи и по своему небольшому, но печальному опыту, что Тоби — не тот человек, с которым можно шутить, а тем более — доверять. Последнее Саске особенно хорошо понял после того, что произошло с ним. Нет, он не будет церемониться с ублюдком, ему уже нечего бояться, его жизнь уже ничего не стоит, ему не ради чего жить, за его спиной больше нет того, что ему нужно защищать до последней капли крови. Саске невольно сжал кулаки и с вызовом взглянул на Тоби. Он только сейчас понимал, насколько был зол, всё это время был зол, сам не осознавая того: на себя и на человека перед собой. В нём из всего, что гложило столько дней, остались только лишь нескончаемая злоба и сильная холодная, трезвая ненависть. Наверное, именно эти два чувства заставили всё существо сбросить с себя последние остатки ещё детской, чистой уверенности в хорошем. Опору выбили из-под ног, и Саске окончательно оборвал последнее, что делало его таким же глупым, как и остальных — он больше не сможет быть таким, как раньше, не сможет хоть на секунду стать таким же беззаботным, как Наруто, не сможет, не получится — он повзрослел, постарел на много лет вперёд, и это заметят или даже уже заметили все. И Саске знал, что горечь в нём только сильнее будет набирать обороты с проходящим временем, разрастаясь во что-то большее, худшее. Чушь, что время лечит всё. Есть вещи, которые неподвластны времени. И это — ненависть. Та чёрная ненависть, что давала Саске чистую надежду. Но надежду на что — Саске пока и сам не понимал. — Я не прощу того, что вы лгали нам. Тоби не пошевелился. В единственном отверстии маски иногда блестел глаз. — Не думаю, что вы хотели бы знать об этом, — сухо, но спокойно ответил Тоби. Его голос был сильным, властным и уверенным. Саске едва ли не задохнулся от бессильного гнева. — Мы бы всё равно узнали. Рано или поздно, ясно? — прошипел он в ответ. Какая глупость была скрывать это от них, обнадёживать их, заставлять их жить ради… мертвецов! Этому нет прощения. Нет прощения! Это жестоко. Это подло. Это низко. Это бесчеловечно. Но разве Тоби — человек? Разве можно после этого называть его человеком? — Разумеется, узнали бы, но всему своё время. Ты же тоже скрываешь это от своих товарищей. Ты не лучше меня в таком случае. Саске только лишь глубоко вздохнул и насильно поджал свои губы, готовые изрыгнуть все известные им проклятья. Он должен успокоиться. Он в любом случае должен оставаться хладнокровным, по-другому не сможешь взять себя в руки, не сможешь дать себе в нужное время ледяную пощёчину. Да, эта боль была настолько сильна, что её невозможно было игнорировать, но ему всё же стоило успокоиться. Саске никогда не забудет этого жестокого, самого бесчеловечного обмана в своей жизни, да, пусть его назовут злопамятным, но всему своё время — Тоби прав. Саске насильно расслабился, взял себя в руки и невозмутимо взглянул на него. — Так или иначе, я обо всём знаю, — спокойно начал он. — Меня здесь больше ничто не держит. — Не только здесь, но и в жизни, так ведь, Саске? Усталый взгляд Саске на секунду сверкнул печальной усмешкой. — С другой стороны, это не так плохо, когда нечего терять. Теперь я могу поступать так, как хочу, и никто не будет меня шантажировать. — Я знал, что ты так скажешь, и это не нравится мне, — покачал головой Тоби. Скрестив руки на груди, он задумчиво постукивал указательным пальцем по своему округлому локтю. — Я хорошо понимаю тебя. Ты имеешь право это говорить. Твоя жизнь теперь — твоё мучение, но никому из нас от этого не легче. Поэтому я позвал тебя сюда. Я хотел бы кое-что рассказать, дать, возможно, новую цель, она необходима тебе сейчас. Ты ведь её до сих пор ищешь, раз по-прежнему жив, — увидев, что холодные, отрешённые глаза Саске не выражают ни доли заинтересованности, Тоби добавил: — И ещё я хочу рассказать о том, почему ты убил своих родителей и брата. Саске сжал руки. Мысль о причине убийства родителей была той самой вещью, о которой Саске не переставал думать ни днём, ни ночью. Она находила его везде, даже когда изо всех сил пробуешь отогнать её от себя — цепляется только сильнее, мучительнее. Сначала было сложно и невыносимо размышлять об этом, но потом Саске свыкся, взял себя в руки, призвал всё свое самообладание. Он строил всевозможные предположения, пытался подходить к решению этой загадки со спокойным и холодным разумом, но все было бесполезным, пока прошлое оставалось закрытым для него. Но за это время Саске понял одну важную вещь: ему нужно узнать, почему это произошло. Жизненно важно. А слова Итачи подтолкнули его к другой важной мысли: совершенно точно был кто-то или что-то, что заставило Саске пойти на убийство. Но кто или что? Саске пристально посмотрел на Тоби. Да, вариант причастности лидера он тоже рассматривал. — Откуда вам известна причина? — спросил Саске. Действительно, человек, который не имеет отношения к произошедшему, не может знать. Но Тоби знает. Откуда он знает? Кто он? Тоби только пожал плечами: — Я объясню. Это напрямую относится к работе, которую я вам дал. Саске нахмурился и вопросительно взглянул на Тоби. Отлично. Итачи и тут оказался прав. Впрочем, Саске сам не раз приходил к такому выводу, но каждый раз наталкивался на новый тупик, который никак не мог обойти. Что ж. Саске удобнее устроился в кресле, сосредоточенно смотря на лидера. Он должен выслушать. Просто выслушать. Это всё, что ему остаётся. Даже если никак не проверишь, где ложь, а где — правда — ведь что стоит обмануть человека, который месяц назад не помнил своего имени? Потом эмоции. Потом вопросы. Сначала выслушать. Итачи бы поступил именно так. — Раз ты готов слушать, я начну, — сказал Тоби. — Сначала я хотел бы рассказать тебе кое-что о нашей организации. Ты ведь знаешь, как она называется? Саске сдвинул брови. — Акацки? — с неуверенностью припомнил он. Тоби кивнул. — Совершенно верно. Наша организация называется Акацки, и я — её глава. Моя цель заключается в создании препарата, который поможет людям обрести покой и счастье. Саске не удержался и скептически фыркнул. Что-что? — Я бы не советовал тебе смеяться, — возразил Тоби. – Это, возможно, звучит утопично и глупо, но это не сказки и не шутки. Это реальный препарат. Необычный и уникальный. Он действительно избавит людей от ненужных страданий. Например, избавит тебя от угрызения совести и боли. Саске нахмурился ещё больше. Он старательно слушал, но не понимал. Почему он ничего не понимал? Может быть, потому что то, что он слышал, звучало как верх идиотизма? — У тебя будет тот мир, который ты желаешь, — продолжал Тоби. Саске посмотрел на него как на идиота. Он не знал, уйти ему или посмеяться. Это, правда, было слишком. А шутить сейчас — это последнее, чем он хотел заниматься. — Вы что, занимаетесь зельеварением? — Никакого колдовства. — Что за шутки? Нет таких препаратов. — Твоя вера или неверие не меняют факт его существования. — И что же это за необычный и уникальный препарат? — мрачно поинтересовался Саске, чувствуя всё большее раздражение. Может быть, над ним и правда смеются? — Это не то, что тебе следует знать. По крайней мере, пока что, — уклончиво ответил Тоби. Своим тоном он ясно дал понять, что узнать что-то ещё не удастся. Впрочем, Саске и не горел особым желанием. Он хотел бы избавить себя от такого бреда. Господи, этот Тоби ещё больший идиот, чем повёрнутый на мире во всём мире Наруто! Только этому идиоту могла бы прийти в голову такая глупая мысль. Это же смешно. Чушь. И это скажет каждый, услышав такое. Какому нормальному человеку может прийти в голову такой абсурд? Кто может поверить в это? Детский лепет того, кто ни черта не знает о жизни. Боль будет всегда. Ненависть будет всегда. Они будут только сильнее, и их не уничтожишь никакими препаратами. Кто бы знал, что они все работают на этого больного. — Я бы попросил тебя не рассказывать никому об этом. Саске промолчал. Конечно, он никому не расскажет. Потому что все просто умрут со смеха, когда услышат. — Никому и никогда. Кроме тебя, о цели моей организации знает лишь Итачи, — в голосе Тоби звучали нотки приказа. Саске холодно усмехнулся. Да неужели, святые силы! Он не сомневался в этом ни секунды. Этот ублюдок, Итачи, всё знал. Знал и молчал! Хотя понятное дело, кто будет рассказывать о такой чуши, этим только на смех себя поднять можно. Саске подавил вздох и хмуро оглянулся. Он пришёл сюда слушать не о бредовых идеях. Он с таким трудом решился узнать правду обо всём, но и здесь его насильно мучили, тянули время, топили в неизвестности — когда этому придёт конец? — Вы хотели рассказать о моей семье, — напомнил Саске. Тоби кивнул. — Одно исходит из другого, поэтому слушай и вникай. Есть ещё одна организация, которая не признает мои достижения, — продолжил Тоби. — Её название — Анбу. — Анбу? — переспросил Саске. Это название было ему незнакомо. — Это те люди, которых вы убиваете, — пояснил Тоби. Саске выглядел заинтересованно, в его тёмных, тусклых глазах загорелось что-то странное, живое, а потому Тоби продолжил: — Эти люди узнали про исследования и решили остановить их. Они видят в этом опасность. Но я бы не обратил на Анбу внимания, если бы не один инцидент. Саске моргнул. — Какой инцидент? — настороженно спросил он. В животе начало неприятно ныть. Что-то подсказывало Саске, что речь сейчас пойдёт о том, о чём он хотел забыть всеми силами души. Тоби отошёл от стола и присел в кресло рядом с Саске. Его тёмный глаз в упор смотрел на юношу из круглого выреза маски. — Один из моих людей, великолепный учёный, Орочимару, предал меня. Правда, Итачи убил его на первой же своей миссии. В один прекрасный день паршивый сукин сын Орочимару украл образцы моих исследований и другие ценные документы и сбежал, и бумаги каким-то образом попали в руки Анбу. На основе моих экспериментов они стали создавать препарат, который мог бы нейтрализовать моё изобретение. И они его создали, но им нужны были те, на ком бы они испытали его действие. Выбор пал на ваш класс. Саске побледнел и нахмурился. — Не понимаю… ничего не понимаю. Какой эксперимент? Наш класс? Почему? — Причины мне неизвестны. Но вы согласились. — Нет, — покачал Саске головой, отказываясь верить своим ушам, — мы бы не согласились. Какой нормальный человек согласится на такое? Да и зачем нам это, мы были детьми. Это бред, это не может быть правдой, я уверен в этом. Мы не могли решать за себя. А наши родители бы не позволили. Никакой родитель не позволил бы. — Но они позволили, а вы согласились, — возразил Тоби. — Или же вас заставили, ваших родителей, обманом убедили вас. Вариантов много. Я не знаю. — Но почему кто-то выбрал нас? — не унимался Саске. – Нас! Сопляков. Кому мы были нужны? У всех этих ублюдков сотни людей и крыс, на которых они могут ставить свои опыты. — Я не знаю подробностей, — теряя терпение, повысил голос Тоби. — Но… — Это факт, Саске! Саске сдвинул брови и замолчал. Он опустил взгляд вниз, с мрачным выражением лица о чём-то задумываясь. На лбу легла глубокая складка. Тоби глубоко вздохнул и снова невозмутимо продолжил: — Никто, даже мы не знаем, что с вами делали. Но что-то пошло не так. Произошёл сбой, и вы словно потеряли рассудок. Жертвами могли оказаться кто угодно, даже вы сами, но это была ночь, и вы были дома, со своими семьями. А то, с каким зверством вы расправились со своими… — Остановись, — выдавил Саске. — Подожди…те. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, обхватывая руками подлокотники кресла. На бледном лице застыло ледяное выражение. Оно не говорило ни о чём. Надо успокоиться. Взять себя в руки и успокоиться, ну же, давай же! Всё самое страшное уже позади. Тоби нагнулся к Саске и дотронулся до его плеча. — Ты должен дослушать. Но Саске грубо сбросил чужую руку с себя. Успокоиться? Дослушать? Чёрт с два тут успокоишься! Потому что Саске не ребёнок и не идиот, чтобы верить в такую глупость, а тем более верить Тоби. Этого не может быть. Этого всего не может быть. Они не могли понадобиться таким важным людям, они — ничего из себя не представляющие подростки, едва вступившие на путь взросления. — Я не верю. Я не могу поверить, что мы могли согласиться, что наши родители могли согласиться на такое! Это же абсурд. Ни один любящий родитель не позволил бы делать такое со своими детьми, ни за какие деньги. А я знаю, я точно знаю, что мои отец и мать дорожили мной. И я бы тоже никогда… — Ты можешь не верить, но это факт, ещё раз говорю, — настойчиво повторил Тоби. Он держался холодно и спокойно, но только лишь потому, что его лица не было видно. А что там, за этой маской — кто знает. Кто знает, как выглядит это наглое лицо, когда лжёт в чужие глаза. — То есть вы хотите сказать, что люди, которых мы убиваем, виновны в смерти наших семей? По их вине мы стали отцеубийцами? Так или нет, блять, отвечайте! — взорвался Саске. Господи, Господи, как его трясло от холода, от жара, как же его трясло! Боже. Боже! Этот абсурд не может быть правдой! Не может, это слишком похоже на глупую сказку, сплошные белые пятна, неясности и несостыковки! Такого Саске не мог придумать даже в самых страшных своих фантазиях. — Так, — тем не менее, кивнул Тоби с видом, который отметал все сомнения. Саске рвано вздохнул, опёрся локтями о колени и скрестил руки перед лицом. Воцарилось длительное молчание. Саске глубоко дышал, медленно, пытаясь успокоиться, Тоби же терпеливо ожидал этого. Есть вещи, на которые нужно время, чтобы их понять или принять. С чем-то сложно свыкнуться, что-то сложно осознать, но это и есть то, что называют временем. Только и всего. Наконец, дождавшись того, когда плечи Саске немного расслабились и опустились, Тоби продолжил: — Разумеется, после того инцидента Анбу пожелало от вас избавиться, вы были очень опасны и могли не выжить, но я опередил их. Я взял вас сюда, в своё убежище. Я — врач, психиатр, и я сделал из вас то, чем вы являетесь сейчас. Я вытащил вас с того света и создал замечательных бойцов. Но ваше психическое состояние долгое время было слишком нестабильным, теперь ты понимаешь, почему я не мог рассказать вам правду сразу? Ты понимаешь. Я знаю. Саске не отвечал. Он смотрел в одну точку остекленевшим взглядом, словно вовсе не слышал, не слушал Тоби. — Саске? — позвал тот. Саске не отреагировал. Он был полностью погружен в свои мысли. Тоби не стал ему мешать. Кому-то надо больше времени, чтобы всё понять, кому-то — меньше. Но все всё всегда поймут. Это дело времени. Через несколько минут Саске отнял руки от лица, распрямился и холодно взглянул на мужчину напротив. Его взгляд невозможно было понять, как и выражение лица. Саске отлично держался, несмотря ни на что, и это признавал даже Тоби. Хорошее самообладание. Просто замечательное. Только вот что с ним происходит, когда не перед кем его сохранять? — Я должен быть вам благодарен? — холодно спросил Саске. Если это всё правда, тогда никакой благодарности не будет. Лучше бы их оставили умирать, а не обрекли бы на ужасную судьбу, не заставили бы делать то, что у каждого вызывает лишь отвращение к миру и к самим себе. Тоби безразлично пожал плечами. — Твоё дело. — То есть, ваша цель уничтожить Анбу, чтобы оно не мешало вашим исследованиям, а мы помогаем вам взамен на наши жизни? — снова сухо поинтересовался Саске. Тоби усмехнулся и кивнул. — Совершенно верно, Саске. Тот с отсутствующим видом смотрел на свои руки. Он о чём-то раздумывал. — Ты не должен винить себя в произошедшем, — сказал Тоби. — Вини тех, кто по-настоящему виновен. Вылей свою ненависть, Саске. Не держи её внутри себя. Не держи всё это внутри себя. Более того, вы все будете первыми, кто опробует мой препарат. Я не оставлю вас. После этих слов Саске встал с кресла и холодно, сверху вниз взглянул на Тоби. — Это всё? Я могу идти? Тоби встал следом. Он внимательно вглядывался в лицо напротив, но его невозможно было прочитать — оно было спокойным и гордым. — Есть ещё кое-что. Через несколько недель я дам тебе важную миссию. Ты убьёшь человека по имени Хатаке Какаши, главу Анбу. Ты ведь хочешь, чтобы те, кто причинил боль тебе и твоим друзьям, познали эту боль? Губы Саске дрогнули, но ответа не последовало. Да, всё так. Всё именно так. Те, кто посмел играть его жизнью, посмел заставить его поднять руку на родных, тот, кто хоть на сотую долю виновен во всем, что произошло за эти проклятые несколько лет, — они пожалеют, что родились. Но есть одно некое «но». Сейчас Саске мог верить лишь одному человеку в этом мире, и это был явно не тот, кто стоял перед ним. Тому, кто питал его бесплотными иллюзиями всё это время, верить можно было в последнюю очередь. — Я сообщу тебе детали миссии позже. Пока отдыхай, приводи себя в порядок. Я больше не хочу слышать от Зецу, что ты моришь себя голодом, мальчик. И последнее — ты точно никому не говорил о том, что узнал? — Нет, — коротко ответил Саске. Его голос был неестественно холоден и спокоен. А ещё очень самоуверен. — Не говори никому. Ещё не время. И ещё одно: отныне я запрещаю тебе общаться с Итачи. Вы не должны ни под каким предлогом разговаривать. — С какой стати? — ни единый мускул не дрогнул на лице Саске, но что-то в его фигуре неуловимо изменилось. — И что же будет, если я нарушу этот запрет? — Ничего хорошего ни для тебя, ни для Итачи, — отрезал Тоби. Саске несколько секунд прожигал взглядом его маску, а потом молча вышел из светлого кабинета, вдыхая полной грудью прохладный воздух коридора. Какое же облегчение выйти из этого кабинета. Саске рассеянно нащупал рукой стену за спиной и схватился за неё. Господь, наконец-то! Наконец-то он вышел оттуда, наконец-то он может дышать — судорожно и рвано. Колени. Его колени тряслись. Господи, как часто они за последнее время тряслись? Как это гадко. Как после всего не лишиться рассудка? Наверное, именно в такие моменты люди пускают себе пулю в лоб. Но только Саске не такой человек, он сильнее, он тоже никогда не сдаётся, не отступается от своего. И, может быть, это как раз и плохо. Голова кружилась, начинала болеть и отказывалась что-то понимать, а Саске стоял, опёршись о стену, и жадно хватал ртом воздух. Ему казалось, что он никогда не надышится и вот-вот потеряет сознание. Упокойся. Успокойся. Успокойся же! Ты сильный. Ничто не сломит тебя никогда. Помни об этом. Всегда. Что бы ни было, что бы ни говорили, и какую бы дикую ненависть, муки и жажду мести он ни чувствовал в этот момент, Саске знал лишь одно наверняка — он должен поговорить с Итачи. Но сначала поспать. *** Кажется, на обед опять что-то подгорело. Тяжёлый запах спёкшегося мяса так и летал в воздухе. Ни о каком аппетите не могло быть и речи. Саске невольно дотронулся до холодного лба. Он битый час сидел над своей тарелкой и не понимал, почему всё ещё находится тут, если кусок в горло не лезет. Голова болела неимоверно сильно, до тошноты и головокружения, а ещё этот гадкий запах как назло. От него тошнит, и хочется выплюнуть на стол кишки. Наруто молча поставил перед другом чашку с горячим, свежим чаем и сел рядом, не решаясь начать разговор: то, что Саске не в духе, было понятно и умалишённому. Но, тем не менее, весь этот час Наруто сидел здесь и был намерен просидеть здесь столько, сколько нужно. Только вот зачем — он и сам не понимал. Саске поднял глаза и нашёл блуждающим взглядом сидящего в самом дальнем углу Итачи. Тот как всегда был абсолютно один и как всегда появлялся и исчезал как тень, а Саске не помнил, когда в последний раз говорил с ним. После предупреждения Тоби — точно неделю. Он сотни раз мог это сделать, ведь ему нечего терять, все угрозы бессмысленны и пусты для него теперь, кто его заставит сделать что-то против своей воли — теперь уже никогда, никто и ни за что. Хватит, он уже не тот сбитый с толку Саске. Но вот Итачи он не хотел подвергать опасности. Кто знает, на что может быть способен Тоби, этот двинутый? Как он там говорил? Покой и счастье для всех людей? Счастье для всех людей… Господи, серьёзно?! Он верит в это сам? Он не понимает, что это невозможно, никогда и ни в каком мире, потому что среди тысячи счастливых всегда найдётся тот самый подлый, алчный человек, который затопит всё своей злобой, жадностью, и ничто, никакое лекарство не спасёт от этой чумы? Так было до них, сотни лет назад, так будет и после них, миллионы лет спустя, — всегда, пока живёт человек. Неужели Тоби этого не понимает? Неужели он всерьёз пытается сделать что-то, что исправит всё? И из-за этого дерьма могла начаться вся заваруха? Из-за этого детского лепета? Неужели кто-то серьёзно мог озадачиться такой проблемой и увидеть в ней опасность? Кто-то мог поверить в такую глупость? Нет, никто не мог. Именно поэтому не верилось ни в единое слово, сказанное Тоби. Всё это слишком… просто и безосновательно. Поверить во всю чепуху сразу — невозможно. Саске не сводил взгляд с Итачи, украдкой смотря на него исподлобья. Как странно. Очень странно. Выходит, все — если верить словам Тоби, — не считая Итачи, жертвы неудачного эксперимента, всего лишь подопытные крысы. Но, чёрт подери, кто тогда он? Как он здесь оказался? Откуда он? Как его зовут по-настоящему? Про него нигде нет ни упоминания, ни единого слова. Кто такой Итачи? Какое прошлое может прятать этот замкнутый, железной выдержки человек? Саске ведь никогда раньше не задумывался об этом. Да и зачем? Зачем, он думал о другом: о родителях, о том, чтобы превзойти Итачи, заставить его пожалеть о своих поступках. Ему никогда не приходило в голову мысль, что, скажем, как это странно, что среди всех них, ровесников, находится в таком же положении человек, который старше их как минимум на четыре-пять лет. Откуда здесь Итачи? Кто такой Итачи? Что случилось с ним? Что? — Эй, — шепотом позвал Саске. Наруто оторвался от созерцания своих рук, лежащих на столе, удивлённо взглянул на своего друга и моргнул. — Ты мне? — недоверчиво переспросил он. — Здесь есть кто-то, кроме тебя? — Ну, знаешь ли, ты не часто удостаиваешь меня своим вниманием! — попытался язвительно ответить Наруто, но в глазах его сияла радость. Саске, наконец-то, снова стал немного похож на прежнего себя. Немного. Самую малость. Потому что что-то в холодно сжатых губах и тёмных, невыносимо взрослых, утративших живость глазах до сих пор пугало, сбивало с толку, но это ведь только плохое настроение, верно же? А если нет, то пусть будет так. Лучше думать, что всё так. — Что ты знаешь об Итачи? — кивнул Саске в его сторону. Наруто снова с непониманием взглянул на друга. — Тоже, что и мы все. Ничего, — удивлённо ответил он. — Да, — кивнул Саске. А что он ожидал услышать? Глупый вопрос. Кто же такой Итачи, и что он знает, чем он может быть опасен, раз Тоби запретил теперь подходить к нему? Ведь иных причин быть не может. Итачи точно что-то знает или знал, когда ещё не был здесь. Что-то жизненно важное. Что-то, что не сказал Тоби или сказал, но солгав. Итачи – да, он необычный, странный человек. Человек, скрывающий столько тайн. Человек, который закрыт для Саске как никто другой, человек, которого он никак не может понять, оправдать его поступки, найти в них смысл. Что там, в этих тайнах? Что в его голове, в этой прекрасной голове? Итачи, Анбу, Итачи, Анбу, Итачи — эти имена как раскалённое железо жгли мысли Саске последние несколько дней, и от них невозможно было скрыться, они прожигали дыру в голове и текли в крови, сводя с ума, звеня в руках, ногах, ушах. Саске попытался спокойно и глубоко вздохнуть, сжимая под столом кулаки. Он старался вообще не думать об Анбу. Не сейчас. Пусть кто-то внутри – нет, не Саске, а кто-то другой, тот, жестокий, странный дух в теле — кто-то зовёт и призывает выплеснуть ненависть на того, на кого указали, пусть грудь вскипает огнём при мысли этого кого-то о том, что всё это — правда, и рука готова под чей-то чужой призыв взять оружие и выпустить мозги каждого, кто имеет отношение к трагедии, даже их семьям, жёнам, детям – нет, надо успокоиться, прежде всего — холод и разум, Саске не безумец, не маньяк, не садист, он не слушает чужой жестокий голос в себе, он ещё не пал так низко, он больше не позволит водить себя за нос и принимать всё за чистую монету. Нужно поговорить с Итачи. Да, сначала с Итачи. Итачи, Итачи, Итачи. Господь, ну что же он за человек такой! И почему Саске так тянет именно к нему, несмотря ни на что! Саске отлично помнил тот день, когда впервые увидел его, Итачи, этого странного, непонятного, удивительного и одновременно чудовищного человека; когда они столпились все в большом зале в подвале, ожидая Тоби и как оторванные от суки щенки косо поглядывая на остальных. Он помнил, как что-то внутри ёкнуло, внезапно, как щелчок, когда он увидел Итачи, случайно увидел его в этой небольшой толпе, выцепил мутным взглядом — словно он ждал, что увидит его, найдёт, словно ждал встречи с ним всё это время, может быть, всю жизнь, словно так давно знал его и всегда восхищался его прекрасным лицом, прекрасными глазами. Да, он никогда не забудет этого дня и тех странных, невыносимых чувств, которые обрушились на него, от которых ему хотелось сжаться в комок, пробиться сквозь толпу и коснуться его, Итачи — коснуться только затем, чтобы удостовериться, что это не сон, что он наконец-то нашёл его. А ещё Саске помнил и никогда не забудет тот взгляд, каким одарил его тогда этот человек, когда они среди всей этой толпы всё-таки случайно встретились глазами. Холодным и пренебрежительным. Как ведро помоев. Как проклятия. Саске видел его не раз, этот взгляд, и каждый раз, когда Итачи одаривал его им за что-то, чего Саске не мог осознать, в сердце словно что-то болезненно сжималось, сворачивалось. Саске не понимал, не мог найти ни одного объяснения, почему этот прекрасный, сильный, ловкий человек так смотрит на него, почему игнорирует его, что он сделал ему, за что только с ним такое странное обращение, как будто его единственного хотят отогнать как можно дальше, отпугнуть, вселить ненависть — ведь он никогда не хотел ненавидеть Итачи, никогда, ни за что на свете. Он до конца пытался обойти все эти препятствия, но гордость взяла своё — взбунтовалась и разгорелась злой обидой. А теперь Саске не понимал, как и когда после всего он стал настолько близким для Итачи — ведь стал, да. Иначе бы Итачи не было с ним в те страшные минуты. Иначе бы он не сказал, что никогда не ненавидел его, пусть даже это ложь. Иначе бы Саске не видел его улыбки и тёплого взгляда. А ещё Саске не понимал, когда Итачи стал настолько близок ему. Да, наверное, в тот день, когда он впервые увидел его. Он не мог сказать и объяснить, что почувствовал в тот момент, но знал точно: это чувство было настолько внезапным и сильным, но одновременно знакомым и долгожданным, потрясшим всё существо, заполнившим в одно мгновение щемящую опустошённость, что его можно было сравнить с тем, что Саске испытывал к своей семье. Она была так далеко, а Итачи здесь, рядом, но словно в тысячи раз дальше, чем они, его любимые, мёртвые родители. Сейчас Итачи больше не смотрит тем самым неприятным взглядом. Пусть даже до сих пор держит дистанцию, но уже очень давно не смотрит. Задолго до того, как Саске разрыдался в его присутствии. Сейчас его взгляд мягок, пронзителен, спокоен и чист. И когда Саске ловил его на себе, то больше не испытывал страх и непонимание, а чувствовал, как начинает гореть его лицо и странное чувство не то покоя, не то умиротворения, а может даже счастья обрушивалось на него лавиной. Саске не мог это объяснить, но он знал — Итачи намного важнее для него, чем казалось на первый взгляд. Сейчас он намного ближе, намного роднее, чем все те, кто окружал его последние несколько лет — ближе чем Наруто, лучший друг. Рядом с ним Саске, наконец, почувствовал себя в безопасности, дома, словно был с родными. Если бы не Итачи, то он бы давно перестал быть человеком. Если бы Итачи тогда не оказался рядом, не протянул бы руку, не поддержал бы, то… кто знает, что могло бы в итоге произойти. — Саске, всё в порядке? — спросил Наруто. Саске вздрогнул, заморгал, повернулся и поймал на себе его обеспокоенный взгляд. Наруто всё неймётся. Он волнуется до сих пор. Он никогда не изменится, всегда будет таким. Но Саске был этому рад. Так сильно рад! Пусть хоть что-то в этом мире останется на своих местах. — Да, — кивнул Саске. Наруто указал пальцем на принесённую им чашку чая. — Остынет же, — напомнил он. Саске сделал крупный глоток. — Уже остыло, — фыркнул он и снова украдкой взглянул на место, где сидел Итачи. Но его уже там не было. Саске сильнее сжал пальцами чашку. Блять, к чёрту, пошли они нахуй, он не будет это терпеть больше. Он уже не тот, кому можно приказать. Он поговорит с Итачи сегодня же. Потому что хочет это сделать. Потому что никто ему не запретит это сделать. Но как только Саске решился встать, то увидел белого Зецу, стоящего у входа в столовую с ухмылкой на пол-лица. Наверное, всё-таки стоит не торопиться и, наконец, пообедать. — Что, твоя принцесса опять растворилась как туман? — снова захихикал Наруто. Саске вспыхнул. — Придурок! Наруто изо всех сил прикусил губу, борясь с приступом смеха. *** Саске глубоко вздохнул и решительно открыл дверь. Глаза уже полностью привыкли к темноте, отбой дали полтора часа назад, все мирно спали, и всё это время даже не приходилось бороться со сном: Саске давно забыл, что такое спокойный, крепкий сон. В холодном, бесконечно длинном коридоре стояла мёртвая тишина и не горела ни одна из белых ламп под потолком. Саске как можно тише прикрыл свою дверь и сделал босыми ногами первые бесшумные шаги. Горячие и потные стопы прилипали к холодному полу. Ключи в руке нагрелись и теперь жгли мокрую ладонь. Саске шёл медленно и осторожно, шаг за шагом, как будто бы назло себе растягивая время. Но вовсе нет, он хотел как можно скорее убраться из коридора, оторвать от тела прилипший к нему холод и мрак, однако идти быстрее не мог: чувство опасности заставляло быть бдительным, заставляло ползти как змея и принюхиваться как собака. Когда же он дойдёт, когда же он дойдёт! Скорее бы уже, ведь так холодно, так холодно, что все плечи трясутся от ползающих по ним мурашек. Саске не помнил, сколько шёл, но, кажется, что грёбаную вечность он шагал в этой темноте навстречу ещё большей тьме под звуки похоронного марша собственного пульса в висках, но вот он оказался у цели, однако расслабляться было рано. Нужный ключ ещё утром был найден, поэтому пальцы быстро нащупали его в тяжёлой, перевязанной связке — так она не звенела. Саске оглянулся вокруг, посмотрел в оба конца длинного и пустого коридора: не надо зря вздрагивать и ёжиться, в этом мире были только он, тишина и темнота. Но все знают, что могут прятать тени. Саске вытащил карманный фонарик. Тянуть время больше нельзя. Ни физически, ни морально. И если за ним кто-то следил, то пусть сейчас решится всё. Либо свет привлечёт ненужное внимание и сдаст своего владельца с потрохами, либо коридор пуст как осушённый колодец. Но Саске не хотел ни секунды больше ни размышлять, ни колебаться — хватит, он же мужчина, он не имеет права сомневаться или боятся чего-то. Жёлтый свет ярким пучком ударил в замочную скважину, и глаза невольно прищурились, привыкая к нему. Ключ бесшумно, плотно вошёл в замок, но повернулся с тихим, шелестящим треском. Саске стиснул зубы: горло неприятно пересохло и покалывало. Ему казалось, что его сердце и лёгкие превратились в кашу, мутную жижу, он не дышал и не чувствовал собственного сердцебиения, но голова была удивительно ясной, лёгкой и чистой, и глаза видели как никогда чётко. Саске вытащил ключ, прокрутив его три раза, погасил фонарь и вошёл в комнату Итачи. Увидели его или нет, уже неважно. Будь, что будет. Комната Итачи — которую, скорее, можно было назвать каморкой — была точно такой же, как и все остальные: маленькой, узкой, с белыми стенами и холодным плиточным полом. Под высоким выкрашенным потолком тёмным кругом едва выделялась погашенная лампа, которую включал и выключал Зецу; напротив двери стояла узкая железная кровать, прикрученная к полу, рядом — деревянный стол со стулом. Около противоположной стены — небольшой низкий шкафчик серого цвета, куда обычно складывалась одежда, расчёски и прочие мелочи обихода, коих у всех было ничтожное количество. Ничего большего. Но для того, чтобы провести в этом месте ночь, этого самого большего и не требовалось. Саске осторожно подошёл к столу, освещая столешницу фонарём и придерживаясь рукой за спинку стула. На ней висела какая-то одежда, кажется, спальная майка. Да, она. На столе стояли часы — будильник, что был у каждого, и ровной и аккуратной стопкой в углу лежали книги. Саске не удивился: он знал, что Итачи любил читать. Постояв ещё немного так, Саске обернулся через плечо. Итачи, разумеется, мирно спал. Он лежал на боку, согнувшись в комок: кажется, подогнул колени к груди и зарылся лицом в подушку. Его тело было полностью укутано в тёплое одеяло, только обнажённое плечо торчало из-под него. Иногда без одежды Итачи казался хрупким. Сколько же ему лет на самом деле? Может, они всё-таки ровесники, просто он немного выше и немного старше выглядит? Саске, подрагивая от холода, сел рядом на край постели, а зажжённый фонарь оставил на столе: его свет мягко рассеивался по комнате, превращая неясные чёрные очертания в предметы, имеющие форму. Саске осторожно, словно опасаясь разбудить — хотя именно это он и намеревался сделать, — коснулся длинных, распущенных тёмных волос Итачи, едва видневшихся из-под одеяла. Они, нагретые теплом тела, запутались, сбились в кучу и небрежно лежали под плечом. Итачи, наверное, очень хорош во сне, лица не видно, не понять, но, должно быть, отстранённое спокойствие на лице превратилось в приятное умиротворение. Иногда Итачи кажется обычным подростком, болезненным юношей с тенями под глазами. Но это обман, Саске знал. Этот ужасный человек очень сильный, а тьма пользуется его сном и уязвимостью и просто подло играет с бледным лицом, окрашивая его иллюзией невинности. — Итачи, — позвал Саске, тряся его за плечо. Итачи пошевелился, перевернулся на спину и вдруг резко распахнул глаза. Саске вовремя заметил, как вздрогнуло его тело, и быстро зажал чужой рот ладонью. Он не ожидал, что Итачи проснётся так быстро! Неужели он настолько чутко спит? — Успокойся, это я, Саске, — зашипел он, на всякий случай придерживая свободной рукой горячее жилистое запястье Итачи. Тот несколько секунд изумлённо всматривался в нависшее над ним лицом, а потом всё понял, узнал, расслабился и кивнул, кладя руку на чужую ладонь на своих губах. Саске отодвинулся. — Саске? — неприятно хриплым, дребезжащим ото сна голосом спросил Итачи, тяжело пристав на негнущиеся локти. Кровать скрипнула, просела ещё сильнее. Итачи медленно моргал, щурился, морщился и хмурился, вглядываясь в тёмное лицо напротив. — Что… подожди. Что ты тут делаешь? — Мне надо поговорить с тобой, — едва сдерживая ухмылку в пол-лица, прошептал Саске. Он редко видел замешательство на невозмутимом лице Итачи, и сейчас его это так забавляло. — Что? Поговорить? Сейчас? — Другой возможности нет. Можно? — Саске указал пальцем на сползшее одеяло. — Я замёрз, пока шёл. Итачи, наконец, сел на постели рядом с Саске, коснувшись ногами холодного пола. Он машинально потирал отлёжанное плечо, с болезненным прищуром смотря на фонарь на столе. Спустя минуту морщины на лбу, наконец, расправились, и сонное недоумение исчезло с лица. Итачи уже более ясным взглядом внимательно оглядел сидящего на его постели Саске, посмотрел на его голые плечи, тонкую майку, короткие спальные шорты и голые ноги с поджатыми пальцами, и пододвинул край одеяла. Саске тут же забрался с ногами, отогревая их в приятном тепле. В чужом тепле. — Почему нет другой возможности? — спросил Итачи. Его голос всё ещё не был чистым и как-то сдавленно шептал и хрипел. — Тоби запретил мне с тобой общаться, — Саске наконец-то согрелся и перестал чувствовать себя настолько жалким. — Я так и думал, — ответил Итачи и наконец прокашлялся в кулак. Саске покосился на него. Думал? Итачи думал о том, почему они не общались? Он это заметил? Он этому удивился? Его это озадачило? Нет, возможно, он имел в виду что-то другое. Это просто немыслимо. Для Итачи — немыслимо. — Как ты вошёл? Я запираю свою комнату изнутри, ключи только у меня и Зецу, — продолжил расспрашивать Итачи. Он набросил на себя другой край одеяла и повёл плечами, чтобы расправить ссутулившуюся спину, но разморённое тело всё ещё не слушалось его и подрагивало от холода. Саске показал тяжёлую связку ключей, которую все это время держал в руках. — Позаимствовал у Зецу. Итачи вздохнул. — Не желаю спрашивать, как. Я, кажется, говорил тебе, что Тоби не тот, с кем можно шутить. — Я профессионал, — усмехнулся Саске. — Это не шутки, — вдруг грубо одёрнул его Итачи. Внезапное раздражение в его голосе — может быть, всё оттого, что его внезапно разбудили? — одновременно удивило и разозлило Саске. Не шутки? Ах да, блять, не шутки! Конечно, Итачи не понять. Ему никогда не понять одной простой вещи. — Мне больше нечего бояться, — едва ли не с вызовом похрипел Саске, кидая ледяной взгляд на Итачи. Тот ничего не ответил. Он с безмолвным ожиданием и укором тяжело смотрел в тёмные глаза напротив. Саске отвернулся под пристальным взглядом и принялся угрюмо рассматривать свои колени. Чёрт побери, даже сейчас они снова успели вывести друг друга из себя, неужели без этого не может обойтись ни один разговор, неужели для них невозможно ужиться вместе! Да, они очень разные. Настолько разные, что Саске иногда не был уверен, есть ли у них хоть одна точка соприкосновения, хоть какая-то общая мысль, мнение на двоих? Но разве без этого не обойтись? Неужели на это нельзя закрыть глаза? Неужели все эти мелочи так важны, неужели нечто большее не имеет силы и смысла? Ведь Саске знал, теперь-то точно знал, что они могут быть друзьями. Да, хотя бы друзьями. — Есть люди, которым ты важен, — внезапно мягко сказал Итачи и примирительно улыбнулся. Саске фыркнул, не поднимая головы. — Даже если так, не в этом дело. — Если хочешь искупить вину перед своей совестью, перестань быть эгоистом, — Итачи небрежно потрепал плечо Саске, а тот лишь сдавленно улыбнулся, скорее, оскалился, из-за чего его лицо словно исказилось в тщательно сдерживаемой боли, хотя это было не так. Им всем легко говорить. Итачи ничего не понимает. Нормальный человек не сможет этого понять, и слава Господу, конечно. Но всё равно Саске был благодарен Итачи и не винил ни в чём. В конце концов, именно этот человек напоминал ему, что он всё ещё жив. — О чём ты хотел поговорить? Саске поморщился. За этим глупым переливанием из пустого в порожнее он совсем забыл, зачем пришёл сюда. — Что сказал тебе Тоби? — снова спросил Итачи, не давая собеседнику опомниться и собраться с мыслями. Саске поднял голову и нахмурился. — Откуда ты знаешь, что я хотел поговорить об этом? — с нескрываемой насторожённостью спросил он. — Просто знаю, и всё. — Другого ответа я не ожидал, — небрежно фыркнул Саске. Но он уже привык, чтобы злиться из-за такой мелочи. — Раз уж так, то давай ближе к делу. Закончим быстрее. Ты же наверняка хочешь спать? — Хотел, — сухо поправил Итачи. Но Саске пропустил это мимо ушей. — Тоби недавно позвал меня поговорить о… том случае и рассказал мне кое-что. Но я не могу доверять Тоби после того, как он лгал, и действовать опрометчиво. — Молодец, ты правильно поступаешь, — одобрительно кивнул Итачи. Саске чуть зарделся от неожиданной похвалы. — Поэтому я хотел посоветоваться с тобой. Можно? — спросил он и, затаив дыхание, взглянул на Итачи. Ведь ответ на эту просьбу может быть любым. И скорее отрицательным. — Конечно, — вдруг кивнул Итачи без тени малейшего сомнения. Саске невольно улыбнулся. Он же знал, что Итачи хороший, очень хороший человек. Он, несмотря ни на что, не оставит его никогда в минуту беды — это Саске тоже понял раз и навсегда. — Что ты знаешь об Анбу? Есть ли эта организация вообще? Итачи прикрыл глаза и на секунду задумался. Он выглядел задумчивым, рассудительным и спокойным. Его голос был холодным и немного отстранённым. — Анбу? .. А, мы убиваем этих людей на миссиях. Это организация, цель которой препятствовать исследованиям Тоби. Саске нахмурился. — Исследованиям? Подожди, то есть вся эта чушь о счастье — правда? — Звучит странно, но похоже, что да. Саске подавил вздох и сжал руки под одеялом. Так, хорошо. Значит, этот бред и правда реальность. Кто бы мог подумать! Но это же смешно, невероятно смешно! Можно придумывать себе различные истории, всевозможное ужасы, но те шутки, что иногда преподносит жизнь, редко придумаешь. — Ты знаешь что-то об этих исследованиях? — Немного. Они заключаются в создании препарата, действующего на психику. Я не знаю деталей. Повисла пауза. Немного подумав, Саске продолжил: — Тоби сказал, что Анбу проводило эксперименты над моим классом с нашего согласия. Но в ходе эксперимента что-то пошло не так, и мы убили наши семьи. Итачи, державший всё это время глаза закрытыми, открыл их и пристально взглянул на Саске. — И? — Если это действительно так, то все, кто состоит в Анбу, пожалеют о том дне, когда сделали из нас подопытных кроликов, — спокойно сказал Саске. Итачи приподнял бровь. — Но вы же сами согласились, выходит так? — Не верю в это. Никогда не поверю. — Ты убьёшь их? — поинтересовался Итачи. — Нет. Только тех, кто им дорог. А их оставлю жить с этим. — Ты жесток, Саске. — Отнюдь. Я всего лишь возвращаю им долг. Или ты считаешь, что у меня нет причины так думать и поступать? Из-за какого-то дерьма мы лишились всего, я этого так не оставлю. Их семьи не стоят и волоска моей. Итачи оглядел Саске с ног до головы так, будто видел впервые. — И что ты хочешь от меня? — Ответь: правда ли всё это? Я не могу поверить, вся эта история не укладывается у меня в голове. Зачем им были нужны школьники? Мы не могли согласиться. Родители тоже, я знаю. Или Тоби всё-таки не солгал, как и про свои… идеи? — Почему ты спрашиваешь меня? — удивление снова тенью легло на лицо Итачи. — Я верю только тебе, — прямо сказал Саске. Он с доверием и с холодным, уверенным спокойствием смотрел в глаза напротив, пытаясь найти там что-то, что разрешит все его сомнения в одну секунду. Он знал, он был уверен, что Итачи поможет. Даже если он ничего не знает — он поможет. По-другому быть не могло. Итачи внезапно странно улыбнулся, и Саске уже не мог оторвать взгляд от его приятного, с острыми чертами лица. Он только сейчас заметил — осознал, — что они сидели очень близко, как друзья или братья, касаясь друг друга плечом. Саске слышал чужое дыхание, очень тихое, но всё равно слышал его; чувствовал чужое тепло, в котором грелись его холодные ноги, и сердце от этого начинало болезненно дрожать. Если бы он только мог преодолеть стену, что всегда была между ними. Ведь это можно сделать. Это просто, очень просто, только им обоим надо немного постараться. Если, конечно, Итачи нужно это. Что вряд ли. — Я не могу сказать тебе, что всё это ложь или правда, потому что я не знаю ничего о том, что делало Анбу, — начал тем временем Итачи, внимательно и безотрывно смотря в глаза Саске. Тот, словно прикованный чужим взглядом, не в силах был даже пошевелиться и невольно затаил дыхание, обратившись в слух. — Я ничего не слышал об этом, об экспериментах. Вообще никогда. Я знаю, что Анбу основала Сенджу Цунаде. Ты слышал о ней наверняка, она крупный, очень уважаемый политик в городе и известный медик, невероятно сильная во всех отношениях женщина, в будущем даже возможно глава Конохи. Анбу действительно пытается помешать Акацки, они считают препарат Тоби слишком опасным, но ни о чём большем я не слышал. Они не проводят никаких экспериментов или исследований. Они действуют грубой силой или ищут нужную информацию. Они такие бойцы, как мы. Абсолютно такие же. Только они взрослые мужчины и женщины. По сути, мы подражаем им. Саске шумно сглотнул, про себя переваривая полученную информацию. Итачи тоже на минуту задумался, а потом продолжил: — Но я знаю ещё кое-что об Акацки. Тоби тебе это вряд ли рассказывал. — Откуда ты тогда знаешь? Он рассказывал тебе? — Нет. — Но он же доверяет тебе. — Я — последний, кому Тоби доверяет, поверь, — усмехнулся Итачи. Не дожидаясь ещё одного вопроса, он пояснил: — Я сам узнал. Итачи плотнее закутался в одеяло и шмыгнул носом. Его тело всё ещё иногда подрагивало от холода. Итачи продолжал держать паузу, смотря куда-то в сторону, на светящийся фонарь. Казалось, что он колебался, говорить что-то или нет. Наконец, Итачи взглянул на Саске. В его тёмных глазах отражался и подрагивал бело-жёлтый блик фонаря. — Акацки поддерживает старик Учиха Мадара, другой крупный политик, главный соперник госпожи Цунаде. — Учиха? — изумлённо переспросил Саске. Учиха?! Он не ослышался? Блять, быть такого не может! — Да, но вряд ли вы родственники. По крайней мере, близкие. — Нельзя знать наверняка, — возразил Саске. — Ты прав, — помедлив, уступил Итачи. — Но я не о нём хотел тебе рассказать. Не знаю, насчёт Анбу, но несколько лет назад Тоби создал первый образец своего препарата и протестировал его… — И? — нетерпеливо перебил Саске. Итачи странно взглянул на него в ответ. — Ты понимаешь, что я хочу сказать. Эксперимент полностью провалился. Саске моргнул и попытался сглотнуть. Слова, которые сейчас могли бы выразить его мысли, никак не находились. — И что же случилось? — сдавленно прошептал он: голос неожиданно сел. — Кем были испытуемые? — Я не знаю ни того, ни другого, — глухо ответил Итачи. — Либо все умерли, либо случилось что-то ещё. — Ты имеешь в виду нас? — прямо спросил Саске, прожигая Итачи тяжёлым взглядом. — Я не знаю. — Блять, я это понял уже, но ты думаешь, что это могли быть мы? Ответь мне! — Да, я так думаю, — в свою очередь повысил голос Итачи, но уже через секунду прикрыл глаза и устало вздохнул. — Но я ничего не утверждаю. Я не знаю ничего. Саске растерянно потёр лоб рукой и болезненно сдвинул брови. — Я не понимаю. Ничего. Совсем. Я часто думал об этом, но я не понимаю. Зачем мы ему были нужны? Почему мы? Кто он? Кем он был нам в той жизни? Итачи внезапно нахмурился. — В той жизни, говоришь? — странным голосом повторил он слова Саске. — В той жизни для вас… он же врач, да? Итачи, задумавшись, рассеянно потёр лоб, опять смотря в сторону жёлтого света. Вдруг его глаза странно блеснули, и он выпрямился. Но тут же тряхнув головой, Итачи добавил: — Во всяком случае, тебе не нужно торопиться с решениями, ты должен быть осторожен как никогда. Я знаю одно: Тоби верить нельзя. Ни в коем случае. Запомни это, Саске. Он будет пытаться сбить тебя с пути. Думай сам. Только сам. Саске сидел, опустив голову вниз. Он молчал, и его ссутулившаяся, сильная спина напоминала тот ужасный день в тренировочном зале, когда Итачи выпала нелёгкая участь успокаивать чужие слёзы отчаяния. Сейчас он смотрел на притихшего, мрачного, погрязшего в своих мучительных мыслях Саске, смотрел на его хоть и крепкое, но ещё угловатое тело, на тёмные волосы, свисающие на лицо и белую шею, и на бледные руки, лежащие на коленях. Смотрел и не был в силах ни отодвинуться, ни отвести взгляд. — Кто ты? — вдруг прошептал Саске. Итачи нахмурился, с непониманием глядя на того. — В смысле? — Ты не был среди нас. Ты не убивал свою семью. Что ты помнишь о себе, сколько тебе лет? — Двадцать один, кажется, — ответил Итачи. Саске поднял голову и взглянул на него. — Ты не помнишь? — Нет. — Почему мне кажется, что ты лжёшь? — Тебе кажется. — За что ты меня ненавидел? — Я тебя не ненавидел, — начал было Итачи, как Саске с горькой усмешкой оборвал его: — Лжёшь. Снова лжёшь. Я помню, как ты раньше смотрел на меня. Ты всегда был идеальным, мне так хотелось достичь тебя, мне даже казалось, что нас что-то связывает. Не идиотская схожесть мнений, а что-то большее. Но ты всегда отталкивал меня. Я был пустым местом для тебя. Обузой. За что ты меня ненавидел? Что ты знаешь обо мне, что я тебе сделал, раз ты меня так ненавидел? Что ты помнишь? — Ты задаёшь много вопросов, — спокойно отрезал Итачи. Саске дёрнул плечом и нервно, зло улыбнулся. — Разумеется. Я не ожидал услышать от тебя другое. Итачи в ответ молчал, нахмурившись и смотря куда-то перед собой. Но Саске не ждал ответа. Он больше ничего не ждал и не желал слышать и тем более понимать. Его голова походила на чугунный котёл с месивом, и ему хотелось как минимум сдохнуть, разложиться и окаменеть. Его так всё заебало! И если Господь это слышит, то пусть пошлёт гром и молнию и обратит тело в горстку дерьма. Разве он многого просит? Разве это много? Или сложно? — Я хотел как лучше. Но всё напрасно, — вдруг после затяжного молчания сказал Итачи. Его голос был странным: глухим, холодным и бесцветным. Саске искоса взглянул на Итачи. Его голос был таким, каким был всегда, но что в нём в этот раз было не так? Что за странная нотка прозвучала в нём? — Я узнаю всё про эксперименты Тоби, — ещё спустя минуту добавил Итачи. Саске сдвинул брови. — Что? — Это докажет то, что я не ненавижу тебя? Саске недоумённо смотрел на Итачи. Тот сидел со странным выражением лица, смотря на фонарь, и хоть он прятал руки в складках одеяла, Саске заметил, как Итачи крепко сжал в замок свои красивые, длинные пальцы. Очень крепко. Нет, Саске не ослышался. Не ослышался. — Каким образом ты хочешь это сделать? — Не знаю. Но тебе слишком рискованно предпринимать что-то. С тебя сейчас не сводят глаз. И ещё. Не стоит больше искать со мной встреч, раз тебе запретили. Возможно, в коридорах камеры. Я сделаю всё сам. Я обещаю. Саске сглотнул, продолжая бессмысленно пялиться в спокойное лицо напротив. — Зачем тебе это? Итачи повернулся и посмотрел на Саске как на глупое дитя. — Разве тебе это не поможет? — помолчав, он добавил: — Это меньшее, что я могу сделать ради тебя, мой глупый Саске. Тот некоторое время молчал, не зная, что сказать. Но в этот момент он точно осознал одну ужасную вещь: своими словами он, сам не ожидая того, задел Итачи, задел в нём что-то. И это что-то наводило только на одну-единственную мысль. Саске всматривался в лицо Итачи, как будто пытался прочесть на нём нечто очень важное, найти что-то, но оно было невозмутимым, и только глаза мягко, как будто даже виновато блестели во тьме, и их взгляд тут же был отведён в сторону, когда встретился с чужим. Однако хватило секунды, чтобы всё понять. Чтобы подтвердить эту самую одну-единственную мысль. Наверное, Саске и правда глупый. Очень глупый. А Итачи — слишком жестокий. И тоже невероятно глупый. Саске смело — ведь он всё правильно понял? ведь всё, что происходило и происходит, невозможно растолковать по-другому? — отодвинул со лба Итачи прядь его чёрных волос, не обращая внимания на изумлённый взгляд в ответ, и нашёл чужие горячие ладони, сжав их в своих замёрзших руках. — Никто не может запретить мне видеться и говорить с тобой тогда, когда я захочу. Я пойду с тобой. Саске отодвинулся бы сию минуту и никогда бы больше не коснулся Итачи, никогда бы больше не заговорил с ним, не подошёл бы к нему, если бы тот вырвал свои руки из чужих ладоней. Однако Итачи лишь покачал головой, но рук не убрал. Даже больше: спустя минуту он сам сжимал пальцы Саске. А тот слишком устал, чтобы ощутить нечто большее, чем облегчение, лавиной обрушившееся на него в эту минуту. — Нет. Ты никуда не пойдёшь. — Тогда обещай, что оставишь эту идею. Итачи снова изумлённо приподнял брови. — Но почему? Саске с улыбкой погладил чужую щеку. Итачи вздрогнул, немного отодвинулся, но, взглянув на Саске внимательнее, более пристально, в конце концов замер — сдался ли, поддался ли, Саске и сам не понимал, не знал, — и прикрыл глаза. Его ресницы задрожали в бело-жёлтом свете фонаря. Ответа на вопрос так и не последовало. Он и так был слишком очевиден, а Саске не мог произнести его вслух. Его гордость ещё чувствует себя слишком уязвлённой, чтобы позволить сказать этому человеку такие вещи. Саске, отбросив малейшее сомнение, этот мерзкий яд, смело нагнулся вперёд, к самому лицу Итачи, всматриваясь в каждую его черту. Чужое дыхание касалось щёк и губ, а глаза были так близко, невыносимо близко и с невыносимым взглядом, поэтому Саске совсем закрыл веки Итачи ладонью перед тем, как коснулся его сухих и тёплых губ. Они вздрогнули, но не пошевелились в ответ. Только спустя какое-то время они вяло, словно нехотя поддались, и Саске, опьянённый ответом, обнял и прижал к себе тело Итачи. Господи, может быть, им это снится? Как это возможно, чёрт, как это может быть возможно! Даже если Саске признавал, что был неравнодушен к нему всю жизнь, то как Итачи, как Итачи… как! Каждый раз, когда казалось, что они, наконец, хоть немного поняли друг друга, оказывалось, что пропасть росла всё больше, стремительнее. Но сейчас Саске не мог этого допустить. Это первый и последний раз, когда Итачи позволил себе обнажить свою слабость, позволил себе уступить, поддаться. Другого раза не будет, никогда уже не будет, если сейчас упустить шанс хотя бы на сотую долю стать ближе к этому ужасному, жестокому человеку. Саске не простит себе этого никогда. Итачи всегда далеко, но — удивительно! — его плечо постоянно рядом. Он — серая, незримая тень, а всегда сложно понять, что скрывает в себе тень. Она ускользает, стоит к ней приблизиться, но она следует за тобой по пятам, от неё не убежишь, не скроешься. Её невозможно схватить и невозможно понять, но она всегда рядом. В тот момент, когда его губы спокойно, медленно целовали чужое лицо, Саске как никогда понимал, насколько сильны его чувства к Итачи. Несмотря ни на что. Это не дружба, не страсть — и сохрани Господь их грешные души, не влюблённость. Он не понимал, что это, никогда в своей жизни не понимал природу этого чувства, но знал: потерять Итачи теперь будет смерти подобно. Что бы кто ни говорил, Саске никогда не простит себе кровь собственной семьи на своих руках, он знал, что всегда будет ненавидеть себя, жить в аду, но Итачи и остальных он защитит. Больше потерь по его вине никогда не будет. И они все выберутся отсюда. А остальное — после. Его жизнь — после. — Саске, — хрипло позвал Итачи и попытался отстраниться. Но вопреки этому движению его руки, неподвижно, напряжённо лежавшие на коленях первые минуты, теперь гладили сильную спину Саске, сминая его футболку и надавливая на позвоночник, ногтями впиваясь в него. Саске молчал в тисках чужих рук, не прекращая целовать пылающее лицо. Он не знал и не представлял, что хладнокровный Итачи может так крепко и отчаянно обнимать, что его тело может так тесно прижиматься к чужому, что обычно холодный голос может быть таким мягким и с едва дрожащей хрипотцой. Может, он тоже изголодался по понимаю, по теплу, по чужим рукам? Может, ему всегда, всё это время хотелось этого, а он не мог показать свою слабость тем, кто слабее него, — как Саске не мог. Тогда Саске точно не отступится. Ведь он знает, каково это. И тогда он всё прощает, всё понимает, все эти годы игнорирования и отторжения — он всё забудет, потому он такой же, он поступал бы и поступает с другими так же. — Саске, остановись. Не надо. Не делай так больше, — снова позвал Итачи, на этот раз увереннее, и, наконец, отодвинулся. Отдышавшись и мягко коснувшись рукой чужих растрёпанных волос, он прошептал: — Прости. Прости меня. Я не должен был. Саске тряхнул головой. С лёгкой ухмылкой он приподнялся на постели, встал на колени и коснулся губами горячего лба Итачи. — Я никогда не пойму тебя. — Прости, — снова прошептал Итачи. За что он просил прощения? Саске не понимал. Но, несмотря на свои слова, Итачи не отодвинулся до конца, не пересел, не прогнал, а только крепче прежнего обнял Саске, целомудренно и бережно, осторожно кладя растрёпанную голову на его плечо. Слова тени — лживые слова. Но движения тени истинны. — Я останусь? — тихо прошептал Саске. Ведь ему так не хочется идти опять по тёмному коридору, а ноги вросли в чужое тепло. Итачи, разумеется, не ответил. Но и объятий не разомкнул. Саске горько улыбнулся. Он сломал, нет, они сломали стену, и каждый был уверен, что они оба ждали этого всю жизнь. Саске не сдастся и не опустит руки. Он дойдёт до конца, ему нечего терять. Он продолжит свой нелёгкий путь хотя бы ради Итачи.