Мир Луны

Этот день Итачи ждал очень долго. Наверное, с того момента, когда понял, куда они с Саске и его одноклассниками попали. Итачи был всё ещё мокрым от холодного дождя, под который ему пришлось попасть. Хотя, скорее, он попал под него специально. Он сам, по своей воле шагнул из-под сухого навеса под грохочущий ливень — это был внезапный порыв, который Итачи считал нехарактерным для себя, чуждым своей природе. Вода была холодной и чистой, она пропитала всю одежду насквозь, до последней нитки; она шлёпала, скользила и чавкала в ботинках. Но Итачи стоял и стоял под ней, стоял и стоял в плотной и шумной стене дождя, пока его не забрали. А если бы не забрали — он долго бы ещё стоял так, не шевелясь. Когда ещё им овладеет странный, внезапный порыв? Ведь когда ещё он услышит и почувствует дождь? Может быть, уже никогда. Итачи, даже не сменив униформу, шёл по тёмному коридору подвального этажа и нёс с собой запах сырости и свежести — очень яркий, сильный запах, который нельзя ни с чем спутать, который узнаешь сразу, едва он пахнёт в лицо и закрадётся под футболку. Им пропахла вся одежда, каждый волосок на теле, каждый участок прокрытой мурашками кожи. В этом странном здании, в их убежище не было окон, ни одного. Оно отрезало Итачи и всех остальных от мира, наполненного солнцем, ночью, дождём, звёздами, красками, воздухом, людьми. Оно не позволяло им принадлежать огромной, бескрайней Вселенной, оно отрывало их от самого важного, необходимого. Оно губило их в клетке безвыходности. Итачи потёр в руке намокшую прядь своих волос — гладкую, тяжёлую, набухшую и холодную. След прохладного летнего дождя на его продрогшем теле — теперь, пока не высохнет, единственная нить, связывающая его с тем, что находится за толстыми белыми стенами. Единственное, что доказывает, что он, Итачи, ещё живой человек и часть огромного, отобранного у него мира. Наверное, именно поэтому он любой ценой должен принести Саске запах дождя, который он совсем забыл, и распахнуть перед ним и остальными огромное окно, откуда в их жизнь вольётся бушующей рекой необъятный, красочный мир, который они совсем не знают — не знают и не помнят, даже не подозревают, как он хорош на самом деле. Если, конечно, после всего он сможет отмыться от кроваво-чёрной краски. Но на всё нужно время — бесценная вещь, о которой все забывают, и которая не любит, когда о ней забывают. Тоби как и обычно сидел за своим столом и единственным глазом, блестящим в отверстии оранжевой маски, читал документы, когда Итачи достал из папки и положил перед ним холодный лист с именами всех членов Анбу. Тоби поднял голову. Из-за того, что его лица не было видно, невозможно было понять и предугадать мысли и эмоции этого человека. — Хорошо потрудился, Итачи, — сказал Тоби, небрежно просматривая положенный перед ним список. Пробежавшись беглым взглядом до конца колонки, он отложил бумагу в сторону и скрестил руки на столе. Итачи молча стоял, смотря на него. Обычно после этого он уходил. Не шёл в столовую, не умывался, не переодевался и не присоединялся к своим товарищам — впрочем, у него вообще не было товарищей. Он уходил к себе и либо сразу проваливался в мёртвый сон, либо лежал на постели, пока желание спать не возьмёт верх над бессонницей и путаницей мыслей. Но не в этот раз. Да, не в этот раз. Сегодня всё по-другому. Сегодня другой день, не такой, как все прочие. Сегодня у него с собой огромный дар — запах дождя, оставленной позади жизни и целого мира, и он не позволит кому-то отобрать его, этот мир, у Саске и его друзей. Ведь Итачи прежде не замечал всей прелести дождя. Он равнодушно проходил мимо мокрого окна или раскрывал жёлтый зонт на пустующей и залитой водой улице. Не видел в дожде дыхание жизни. Не чувствовал в его свежести мягкость и пряность. Но теперь он понял окружающий мир намного больше, чем понимал раньше. Впрочем, как и самого себя. А ведь это всё так важно понимать. И лучше поздно, чем никогда. — Ты что-то хотел, Итачи? — из-под маски Тоби мягко блестел тёмный глаз. Итачи невольно встретился с ним взглядом и грустно усмехнулся про себя: разгадка всё это время была так близко, абсурдно близко и будь он более прозорливым, то давно бы всё понял и смог бы защитить Саске от ужаса, в котором теперь ему приходится жить. Но ведь и Итачи человек. Несмотря ни на что, обычный смертный человек из плоти и крови. И он может тоже ошибаться и находиться в незнании и отчаянии. Правда, сегодня ему нельзя ошибаться. Нельзя отчаиваться. Нельзя по-настоящему поддаваться внезапным порывам. Сегодня очень важный день. День, когда он должен выложиться на полную вне зависимости от того, чем это кончится для него. Ведь с Наруто он уже поговорил накануне. Отдал в его руки самое важное, что было в жизни. Сходил на последнюю миссию Тоби. А теперь займётся тем самым важным, личным делом, которым вчера так сильно испугал беднягу Наруто. Господь, как долго он готовился к этому делу. Как долго — целых три года. Целых три ужасных года. — Да, хотел. — Что ж. Раз так, то я тоже хотел поговорить с тобой, Итачи. Ты же позволишь мне начать первому? — Как скажете. — Присядь, — Тоби выпрямился и указал рукой в перчатке на кресло перед собой. Но Итачи в ответ отрицательно покачал головой и не сдвинулся с места. — Как пожелаешь, — безразлично отозвался Тоби, ничуть не обидевшись отказом. Откинувшись в кресле, он закинул ногу на ногу и взял в руки один из тех листов, что читал до прихода Итачи. — Ты очень ценный человек для моей организации. Старательный, не задающий лишних вопросов и удивительно хладнокровный. Ты отлично выполняешь миссии и никогда не проваливал задания. Итачи холодно посмотрел на Тоби и промолчал. Тот замолк за секунду, как будто собираясь с мыслями, и снова опустил взгляд к бумаге в руке. Пальцы другой постукивали по столу. — Ты заслужил моё доверие, — после недолгой паузы продолжил Тоби. — Долгим и упорным трудом. Но, может быть, ты знаешь, что самые опасные люди те, кто выполняет свою работу безупречно? Они всегда оказываются проклятыми дрянями. Так ведь? Ты согласен со мной или нет, Итачи? — Возможно, но это относится не ко всем, — невозмутимо ответил тот. — Хм, может и так, но нас с тобой ведь не интересуют эти «все», да? Вот, — Тоби наклонился вперёд и протянул Итачи бумагу. — Возьми и прочитай. Итачи выполнил это без возражений. Взял лист и принялся его читать, ещё не до конца понимая, что там увидит. Тоби, наблюдая за этим, скрестил руки на груди, не удержался и фыркнул. — Святая невинность. Не находишь ничего знакомого? Итачи поднял глаза от бумаги и посмотрел на Тоби странным взглядом. Затем снова опустил его вниз, и тут его губы дрогнули в горькой усмешке. Да, это и правда неприятность. Или даже просто неловкая ситуация. Но она совершенно неудивительна, более того, она необходима и неизбежна. Для Итачи это было только к лучшему. Ему же легче. — Да, это именно то, что ты подумал. Это настоящий список имён всех членов Анбу, который Зецу принёс мне несколько часов назад, — Тоби раздражённым движением взял лист, принесённый Итачи, ещё раз просмотрел на него и резко, порывисто и нетерпеливо смял его. — Сплошная ложь. Подделка. Не находишь, что список Зецу отличается от твоего? — Нахожу, — наконец, ответил Итачи, спокойно, как ни в чём не бывало кладя бумагу обратно. Тоби безотрывно смотрел на него своим единственным глазом. В его взгляде, насколько его было возможно понять, сквозило тщательно скрываемое бешенство: из-за поддельного списка и из-за удивительной, почти невыносимой невозмутимости Итачи. Как этот сукин сын может стоять с лицом, будто не его тыкают носом в своё же дерьмо? Что за человек. — Тогда мне интересно узнать две вещи: почему такие люди, как ты, всегда двуличны, и почему ты предал нас, Итачи? — А как давно вы начали подозревать меня? Раз дали то же задание Зецу? — вопросом на вопрос ответил тот. — Я всегда подозревал тебя и не секунды не доверял. Я не думал, что ты всё это время сотрудничаешь с Анбу, но допускал, что ты не предан мне. Слишком идеальные и покорные никогда не заслужат моё доверие. — Такие, как Орочимару, — холодно добавил Итачи. Его взгляд вопреки всему был ледяным и уверенным. Казалось, что произошедшее его ничуть не смущало, если не сказать больше — не удивляло и не волновало. Тоби только пожал плечами. На самом деле уверенность Итачи тоже была для него предсказуемой и ожидаемой. — После предательства Орочимару я просто стал надёжнее прятать свои бумаги. Ты слишком много о себе мнишь. Как скверно, Итачи, кусать руку, кормящую тебя. В чём причина твоего предательства? После стольких лет? Итачи подошёл ближе, нагнулся и опёрся руками о стол Тоби. Тот только тихо треснул. Пронизывая Тоби в упор своим тяжёлым взглядом, Итачи не пытался больше скрыть презрение на своём лице. Нет, он больше ничего не будет скрывать. Не сегодня. Он и так слишком долго притворялся. Ждал. Терпел. Лгал. Несколько лет — это очень сложно. Особенно, когда приходится врать и родному брату в том числе. — Вы правильно думали. Я раньше никогда не сотрудничал с Анбу, но несколько дней назад я впервые связался с ними и передал им всю информацию о вас, которую знал. Взамен они показали копии тех документов, что украл у вас Орочимару. Досье на Саске и остальных со всеми подробностями того, что вы делали с ними несколько лет назад. Я убрал этот конверт в надёжное место. Я наконец-то обо всём узнал. Спустя столько лет. Саске тоже узнает, узнают все. И тогда вы больше не сможете ничего сделать. А если нет, то Анбу придут сюда рано или поздно, и наступит конец. Так больше продолжаться не может. Вот, почему я предал вас, хотя это вряд ли можно назвать предательством. Нельзя предать то, что ненавидишь, — всё ещё сдержанно отвечал Итачи. Он не знал, откуда брал в себе силы сдержать свою ярость — а ведь она была, да, вот она, медленно тлеет в груди, грозясь перейти во внутренний пожар. Итачи искренне не понимал, как мог жить всё это время с такой выдержкой. А может, это уже дурная привычка? Интересно, надолго ли его хватит? Сможет ли он сдерживать себя всю жизнь, всё время, пока бьётся его сердце? Ведь рано или поздно дым от внутреннего пожара убьёт его, задушит, если не найдёт выхода. Ведь он — человек. Даже больше — Итачи уже не безымянный молодой мужчина с позывным Цукиёми. Тоби усмехнулся. Казалось, что сказанное ничуть не удивило его, ни на грамм не взволновало. Может быть, рассмешило. Но не более того. — Конец? Какой конец? И что из того, что ты всё узнал? Ты узнал о других, о себе ты по-прежнему ничего не помнишь. Глупо мне угрожать. Саске ещё мальчик, и я его не боюсь. Тебя — тем более. А если Анбу явятся сюда, тем хуже это будет для тебя и всех остальных. Разве ты ещё не понял, что Акацки… — Хватит! — голос Итачи внезапно сорвался и задребезжал. Тоби на секунду замер: он меньше всего ожидал увидеть трещину на невозмутимом лице Итачи. — Чт… — Хватит лжи. С меня хватит. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Всё то же, что и Саске тогда. Хотел свалить всю вину на непричастное Анбу? Хотел оболгать честных людей? Ты мог попробовать запутать несчастного мальчика, но даже Саске не поверил тебе. Ты мог воспользоваться им. Но со мной это не пройдёт. Я не позволю тебе больше издеваться над Саске. Я всё знаю. Я знаю, кто я, и знаю, кто ты, — глаза Итачи горели ледяной яростью. Но он глубоко вздохнул. — Я — Учиха Итачи, — уже спокойно, медленно и с достоинством произнёс он. Учиха Итачи. Да, их с Саске фамилия и правда красивая. Очень красивая. Мягкая, обтекаемая, но в то же время гордая. Раньше она казалась Итачи слишком громкой, напыщенной, но только сейчас он понял, насколько она прекрасна. Давно он не слышал, как звучит его полное имя, забыл его мягкое звучание, почти журчание. И даже сказанное им самим, оно словно срезало все оковы, сковавшие его тело. Он — Учиха Итачи, а не шестерёнка в бесформенном и бесцветном механизме. Он — человек с именем и прошлым. Пора это вспомнить. Пора выполнить то, ради чего он жил все эти годы, обманывал Тоби, Саске, Анбу и всех вокруг все это время. Пора. Тоби напрягся, сжал руки в перчатках и как будто перестал на минуту дышать, и Итачи готов был клясться, что его лицо под маской стало белее листа бумаги — ведь никто, даже Тоби не знал — мог догадываться, но не знал, — что Итачи всё помнит и обманывает каждого, ничем не выдавая себя. Столько лет, всё это время. Но Тоби быстро вышел из состояния не то шока, не то немого изумления, не то страха. — А, вот оно что, так, значит, к тебе вернулась память. Или… — Тоби снова откинулся в кресле и вздохнул. — Или ты и не терял память вовсе, а, Итачи? — в его голосе звучала грустная улыбка. — Я не хотел об этом думать, но, похоже, что всё так и есть. Итачи молчал. Да, он был единственным, кто всё помнил с самого начала. Всё, до последнего мгновения, хоть и тщательно скрывал это ото всех, даже от Тоби, даже от Саске — от него особенно. Такое не забудешь. Никогда не забудешь. Но только толку от его памяти не было — Итачи действительно ничего не знал. Он не знал, почему его младший брат убил их родителей и оставил огромный шрам на его животе. Он не знал, почему вдруг после всего очнулся здесь, среди этих детей; не знал, кто и зачем заставлял их ходить на эти миссии. А всё, что он узнавал от Тоби и своими силами, ничего не объясняло. Но главное — Итачи ничего не мог сделать. До сегодняшнего дня. — Когда ты очнулся здесь с зашитым животом, у тебя было шоковое состояние, — продолжал тем временем Тоби. — Ты ничего не говорил, ничего не ел, ни на что не реагировал, никого не узнавал, никого не помнил. Не отвечал ни на один вопрос. И смотрел… как же ты пусто смотрел, Итачи. Я глупо понадеялся на то, что ты действительно сам потерял память из-за шока. Надо было вколоть тебе не несколько капсул, которые блокируют память, а кормить ими тебя каждый день, как я это делал с Саске и всеми остальными сукиными детьми. Они ещё долго ничего не вспомнят. — Да, я никогда не терял память, — согласился Итачи. Он по-прежнему выглядел невозмутимо, пусть в его глазах и блестело нечто странное. — После той ночи ты же привёз меня сюда выхаживать вместе со всеми? Я понял это не сразу. Узнал только тогда, когда тайком вышел из палаты и случайно подслушал ваш с Орочимару разговор. Я узнал, что здесь Саске, что здесь его одноклассники, что никто из них ещё не очнулся, что вы вводите в них препараты, из-за которых они не вспомнят того, что ты с ними делал. И что они сделали. Вы не были уверены насчёт меня. Я решил подыграть. Я должен был остаться с братом любой ценой и узнать, что случилось. Только и всего. — Поздравляю, я оказался таким же идиотом, как ты сейчас. Зачем же ты так долго ждал, чтобы сообщить мне об этом? Ты не глупый. Ты не стал бы раскрываться передо мной просто так. Ты знаешь, чем закончится это. Отсюда живым тебе не выйти. Что ты хочешь? Итачи снова вдохнул запах дождя. Пряный, прохладный запах. Запах жизни. Непередаваемый запах. А ещё непередаваемо ощущение того, когда тебя пытается убить родной — очень дорогой тебе — младший брат и убивает на твоих глазах ваших родителей — режет их, уже мёртвых, потому что не понимает, что делает. Непередаваемо ощущение того, когда ты лежишь с распоротым животом, а перед глазами темнеет, и всё, что ты чувствуешь, — озноб и липкую кровь, в которой лежишь — свою кровь и кровь твоих родителей. Непередаваемо ощущение того, когда после этого ада ты просыпаешься и видишь белый потолок, смотришь в него и не слышишь ничего вокруг, не видишь ничего больше вокруг, тебе всё равно, кто ты, где ты, потому что тебе кажется, что ты умер. Тебя убил твой младший брат. Зарезал как скотину твой младший брат. Брат, который, как оказалось, лежал в соседней палате, так и не придя в себя. Наверное, это тот момент, когда ты понимаешь, что больше не желаешь жить, когда всё, что есть в тебе, превращается в отчаяние. Итачи прямо взглянул на Тоби. — Сначала я не мог понять, почему Саске убил наших родителей и пытался убить меня. Целыми днями лежал в палате и думал. А когда я узнал из вашего с Орочимару разговора, что Саске не один это сделал, я понял, что дело не в нём. Я сразу догадался, что ты имеешь к этому отношение, просто так ты, неизвестно кто, не привёз бы их и меня сюда после всего, не пичкал бы препаратами, чтобы мы обо всём забыли. Но мне нужны были неопровержимые доказательства и твоё доверие. Теперь я их получил. Благодаря Саске, разумеется. Ему было плевать на то, что ты запретил ему видеться со мной. Он мне всё рассказал, и это натолкнуло меня на определённые мысли. Я понял, что Анбу не угроза, оно действительно поможет мне. И помогло. Я не ошибся. Они не наши враги. Нашим врагом был всегда ты. — Не раскатывай губу. Моё доверие ты не получил, — Тоби встал с кресла. Белый халат на нём мягко шуршал. — Ты знаешь, что Саске не хватило крошечного напора, чтобы покончить с тобой ещё тогда? Он резво покромсал твоё брюхо. А оставить в живых тебя и выходить было самой идиотской ошибкой в моей жизни. Наверное, это жалость. Сейчас бы я не пожалел тебя, а бросил бы умирать рядом с родителями. Ты был единственным, кого можно было спасти, я долго думал, что с тобой делать. Я решил рискнуть, я забрал тебя с ними и попался на твою уловку. Но не думай, что ты так умён, Итачи, ты последний болван, если думаешь, что смеешь всё это высказать мне и просто так уйти, — Тоби встал прямо перед ним, присев на край своего стола. — Ты сказал, что знаешь, кто я. И? Кто же я? Итачи глубоко вздохнул. Если бы он знал раньше, кто стоит перед ним, наверное, у него бы опустились руки. — Ты наш с Саске дальний родственник. Учиха Обито. Ты работал медбратом в школе, где учился Саске. Тоби, а вернее, Учиха Обито кивнул головой. — Да, Итачи. Ты всё правильно понял. Итачи же только сильнее нахмурился. Он знал Учиху Обито. Хорошо знал. Достаточно для того, чтобы называть его дядюшкой Обито. И то, что этот человек стоит за всем, было для него большим потрясением. Хотя после того, как ты входишь в гостиную на крики родителей, умирающих от руки твоего брата, уже ничто не способно тебя удивить. — Я всегда думал, — тихо сказал Итачи, оглядываясь вокруг, — почему здесь нет окон, и мы живём только на двух последних этажах? Их больше. А всё потому, что на этажах, куда нам нет входа, действующая больница? Обито несколько секунд внимательно вглядывался в Итачи. А потом всплеснул руками. — Ты сообразителен. За это ты мне и нравился всегда. Только эта больница уже давно не работает. Ей когда-то владел один из учеников Орочимару. После того, как я убил его, больница закрылась и досталась в моё распоряжение. Итачи странным взглядом разглядывал маску на лице Обито. Так вот, почему он прятал своё лицо. — Если бы не Саске, я бы никогда не догадался. Врач, который был связан с моим братом и его друзьями в прошлом, только один. Ты. Ты же… ты же ходил в наш дом, ел с нами за одним столом. Мы же все знали тебя. Не только мы с Саске. Все остальные тоже. Зачем ты сделал это с ними? Я не понимаю. Я не могу это понять. Обито небрежно пожал плечами. — Это в прошлом. А прошлое для меня не существует. Ты понял, наверное, как я проводил опыты над твоим братом и его глупыми друзьями? Губы Итачи дрогнули. Да, он помнил. Он хорошо помнил тот проклятый год. — Тем летом ты повёз их всем классом якобы на лечение в санаторий, а на самом деле здесь, в своих подвалах пичкал их препаратами или что ещё ты с ними делал, я не знаю. Огромного счастья ты добился для них. Я заметил, как изменился Саске, когда вернулся домой. Он был сам не свой. Ему становилось всё хуже. Он замкнулся, перестал с нами общаться, а потом он… сделал это. — Он… — Заткнись! — Итачи внезапно выхватил из кармана униформы пистолет и приставил дуло ко лбу Обито. Что я делаю, кричал его рассудок, но тело словно было не его! Боже, оно не слушалось, оно не слушалось своего хозяина во втором за этот день внезапном порыве! Внутри всё дрожало от боли, злобы, бессилия и ненависти. Как долго, как долго всё это копилось, сколько месяцев, лет Итачи ломал голову над этими вопросами, и теперь, когда всё стало на свои места, терпеть было невозможно, это никому невозможно вытерпеть, Господь! — Ты спрашивал, зачем я пришёл? Я пришёл убить тебя. Это из-за тебя Саске убил нашу семью. Это ты заставил его и остальных страдать. И я не позволю тебе продолжать это делать. — Опусти пистолет, — спокойно попросил Обито. Но Итачи не отреагировал. — Ты воспользовался тем, что он ничего не помнит, и заставил его снова убивать. Ты лгал ему, что наши родители живы, ты лгал ему, чтобы он возненавидел тех, кто не виновен в их смерти, — продолжал Итачи. Он понимал, что должен остановиться, но Господь свидетель тому, что он не мог, не мог, да и не должен был! Если бы он остановился, то пристрелил бы Обито без единого колебания. А убивать его было нельзя — категорически нельзя. — Ты заставил меня ненавидеть его. Я ненавидел Саске за его поступок, но когда я увидел его чистый взгляд в тот день в большом зале, когда мы якобы все должны были познакомиться друг с другом… — Итачи не хватило воздуха, и он замолчал, сжав губы. Он не мог знать наверняка, но догадывался, что в этот момент его глаза самозабвенно рассказывали о том, что нельзя было знать другим людям. Даже Саске. Никому! Никому нельзя знать, что он чувствовал в тот момент, когда впервые увидел его, своего брата таким, словно ничего не произошло — словно этот чистый и невинный ребёнок не пытался разрезать его на куски! Тот самый ребёнок, который был Итачи дороже всего на свете, которого он любил больше всего на свете! Любил и любит, несмотря ни на что. Но Тоби словно пропустил всё мимо ушей. Его меньше всего волновали переживания Итачи. — Если ты сейчас же не положишь пистолет ко мне на стол, то Зецу, который наблюдает за нами по камере, нажмёт на кнопку, и жизнь твоего брата оборвётся. Итачи побледнел и сдвинул брови, но рука его заметно расслабилась. — Что? .. — В теле Саске и остальных механизм, который разорвётся и уничтожит их, если запустить его. Ты же не хочешь смерти своего любимого брата? — Я не верю. Это блеф. — Возможно. Можешь рискнуть, если хочешь. Итачи кинул на Обито ледяной, уничтожающий взгляд, но всё-таки опустил руку. Он невероятно жалел, что позволил себе всплеск эмоций, но он всего лишь человек. Такой же слабый, как и все остальные. Пистолет глухо стукнул о гладкую поверхность стола. — А теперь сядь. Итачи послушно сел в кресло. Теперь ему ничего не оставалось, как слушаться Обито. Свою главную задачу он уже выполнил. Идти на поводу у эмоций было не в обыкновении Итачи. Это знали все, кто хоть какое-то время общался с ним. Не в обыкновении было говорить о своих переживаниях. Всё, что он сейчас сказал и сделал, выглядело более чем глупостью, он это понимал. Но он должен был это сделать и сказать. Просто обязан был. И неважно, что с ним сделают за это. Неважно, что его посчитают глупцом, мальчишкой, который не умеет держать себя в руках, и как он только выполнял миссии? Но если Обито действительно так думает, то идиот здесь один — и этот идиот сам Обито. А Итачи всего лишь должен выполнить то, что должен. Не меньше. Поэтому он не будет сдерживать свои эмоции — не в этот раз. Сейчас можно. Сейчас нужно. Пусть пожар вспыхнет в его груди. Чем больше скажет он, чем безрассуднее поддастся своим чувствам, тем больше скажет ему Обито — а это ему и нужно, только информация, ничего, кроме неё. А что потом, хоть растворят в кислоте каждую косточку и сольют в ближайшую канаву — всё равно. Если это поможет Саске, то всё равно. Это миссия, и, наверное, самая ответственная и важная в жизни Итачи. И он сам вызвался на неё. Он знает, чем это может закончиться для него. Он готов ко всему. Он так долго ждал этого проклятого дня! — Я заставлял Саске убивать, страдать… Но всё ради цели. Мне нужны тогда были испытуемые, а он сам согласился, как и все остальные, — сказал Обито. — Я не верю, — Итачи покачал головой, рассеянно потирая рукой лоб, — Саске это было не нужно. Он и так был счастлив. У него было всё. — А ему и не нужно было счастье. Он спросил у меня только одно: сможет ли он кое о чём забыть навсегда. Не знаю, о чём. Итачи отнял руку от лица и странно посмотрел на Обито. — Что? Забыть? — переспросил он. Тоби промолчал. Забыть? Итачи моргнул. А потом нахмурился и сосредоточенно уставился на свои руки. Но что Саске желал забыть сильнее всего в этом мире? Что могло подтолкнуть его к тому, чтобы он согласился на такое безумие? Что? Внезапно Итачи прикрыл глаза и шумно сглотнул слюну. — Всё ясно. — Ты знаешь, что он хотел забыть? — спросил Тоби. Итачи тяжело кивнул головой. Его бледное лицо посерело ещё больше, а на губах задрожала странная, неприятная улыбка. — Знаю. Да, он знал. Теперь он окончательно всё понимал. — Так значит, они сами согласились? — Я просто предложил им испробовать мой препарат, они согласились. Да, случилась неудача, но я не бросил никого из них на произвол судьбы, а приютил, дал новый дом, новую жизнь, цель, помог им забыть об ужасе, который они пережили. И я не всегда лгал. Половина из того, что я говорил Саске, было правдой. А где же был добрый брат Саске? Гнал мальчика от себя, как шелудивого пса? Боялся, что опять попробуют вынуть его драгоценные кишки? — Рядом со мной он был в опасности, — ответил Итачи. — Я пытался узнать правду, он мог пострадать. Ему нужно было быть как можно дальше от меня. И он бы не смог вечно делать вид, что мы никто друг другу. Обито фыркнул. — Поэтому ты поддерживал его пинками под зад, понимаю. Впрочем, как и всегда. Он всё равно рано или поздно узнает о вашем родстве, если, конечно, доживёт. — Знаю. Но я бы хотел, чтобы это произошло как можно позже. А лучше никогда. Обито только пожал плечами. Конечно, он знал, что Итачи никогда не расскажет брату обо всём сам. Иначе бы ещё много лет назад не позволил им никогда больше увидеться. — В любом случае я дал Саске цель, которая поддерживала его всё время. — Ты лгал ему, — резко возразил Итачи. — Как и ты, паршивый старший брат. Итачи опустил глаза вниз и скривил губы в полу-улыбке. — Ты даже не представляешь, какой я паршивый брат, — после недолгой паузы он поднял голову и спросил: — Ответь мне на вопрос. Зачем тебе всё это нужно? Зачем ты вообще затеял всё? Обито, что могло толкнуть тебя на такие мысли? Я же знал тебя, ты не был таким человеком. Ты был одним из лучших людей, которых я знал. Обито задумчиво потёр подбородок, выглядывающий из-под края маски. — Именно был. Я отвечу на твой вопрос. Я хотел бы, чтобы все люди это услышали и поддержали меня. Но им нужны результаты, а не слова. А тебе я объясню только потому, что ты достаточно пережил и способен понять мою мысль. Видишь ли, Итачи, в мире много зла и горя. Оно убивает людей, топит, люди пытаются выйти из замкнутого круга ненависти, но все их попытки обрести мир порождают ещё больше зла и горечи. Люди не могут преодолеть их сами. Они стремятся смыть с себя грязь, но всё превращается в попытку украсть что-то у ближних, унизить ближних, сделать им плохо. Они понимают это и испытывают разочарование в основах мироздания. Они путаются в себе и окружающих. Они сбиваются с пути и не находят помощи. Где справедливость? Где свет? Где Бог? Почему именно на их долю выпало такое испытание? А может быть, это и есть настоящий мир? Мир, сотканный из разочарований и серости? Может, всё ложь и гниль? Может, они в страшном одиночестве среди этой пустыни? А чем дальше — тем ужаснее. Ком нарастает, и человек перестаёт быть человеком. Он — тень. Он комок ненависти, горечи, отвращения и цинизма. Для него нет иных цветов, кроме чёрного и кроваво-красного. Я не так жесток, как ты. Я не хочу, чтобы люди страдали. Мой препарат погружает человека в иллюзию, в своего рода состояние наркотического эффекта. Людям ничего не будет нужно, их всё будет устраивать. Они освободятся от собственных оков постоянных поисков себя и мира. Они найдут его в себе. На первом этапе иллюзии они, например, не будут понимать смерти близких — для них она будет всего лишь их отъездом. Им будет казаться, что они получают письма покойных, звонки. Людям будет хорошо. Они обретут счастье. Я погружу этот город в иллюзию. Я назвал её Мир Луны. Красиво, не правда ли? — Это самое отвратительное, что я когда-либо слышал, — с презрением ответил Итачи. Его глаза прожигали Обито тяжёлым, ледяным взглядом. — Тебе так кажется. Но когда я это сделаю, в городе будет мир и покой. Но до этого ещё далеко. Наверное. — Это же абсурд! — не выдержал Итачи. — Это подделка, а не счастье. Как ты распространишь эту иллюзию на весь город? — О, — Обито скрестил руки на груди. – То, что я называю препаратом, не шприц с инъекцией, как обычно думают. Это огромная установка, которую я назвал Джуби. Она расположена не здесь, а там, где её никто не найдёт. Джуби распространяет волны, которые действуют на психику. Правда, оно не устойчиво, поэтому в дальнейшем я подключу его к себе и перейду ко второму этапу иллюзии — Вечному Миру Луны. Соединение с Джуби будет гарантировать мою жизнь, потому что если со мной что-то случится, Джуби выйдет из строя, и трагедия повторится. Только в больших масштабах. В городе не останется никого. Итачи сжал кулаки до побеления костяшек пальцев. — Что будет с Саске? — Ты думаешь, что я их забрал сюда, выходил и выучил из добрых побуждений? — Тоби усмехнулся и покачал головой. — Они убирают с моего пути Анбу. Зецу были слишком заметными, Анбу о них знало, а детишки доставили им массу головной боли. Саске и остальные продолжат быть моими подопытными. Клеймо расходного материала не смоется с них уже никогда. Кроме того, на них больше не будет действовать Мир Луны. Никогда. Но я попробую с их помощью улучшить Джуби в этом смысле. Их наградой будет Вечный Мир Луны. Там они и встретятся со своими семьями — я не лжец, я исполню свои обещания и их мечты. Я не оставлю их. Итачи откинулся в кресле и закрыл глаза. Его грудь медленно, почти незаметно поднималась. А ещё неповторимо то чувство, когда ты понимаешь, что не можешь помочь своему младшему брату. Даже когда ты протягиваешь ему руку, ты всего лишь топишь его — это невыносимо. Невыносимо настолько, что ты сам уже желаешь, чтобы тебя растворили в ведре и вылили грязной лужей под ближайший куст. Саске никогда не узнает, как на самом деле слаб его старший брат. А Итачи остаётся только надеяться на других — ведь они, другие, не оставят его младшего брата, а он сам не мог никогда и не может быть рядом, как бы сам того ни хотел. Почему? Причин много, так много, но главная… о ней Итачи не хотел думать. Сейчас он должен думать о другом. О жизни своего маленького Саске. Ведь маленького брата все эти годы поддерживали мысли о семье? Тогда Итачи все эти годы жил ради Саске. Пусть даже если казалось всё совсем наоборот. Ведь есть вещи, которые никому не стоит знать. Они навсегда останутся в душе Итачи. — Оставь Саске в покое. Оставь моего брата. Он не помешает тебе, обещаю. Ты можешь делать со мной всё, что пожелаешь, но оставь его. Ставь опыты на мне. Я на всё согласен. — Оставить? Ты не понимаешь. Саске больше не сможет жить нормальной жизнью, он и все остальные теперь должны быть со мной до конца, — возразил Обито. Но Итачи упрямо покачал головой. — Просто забудь о нём. Отпусти Саске, отпусти. Мне умолять тебя? Угрожать? Что мне сделать? Обито вдруг резко выпрямился. — Что это? — хриплым голосом спросил он. Итачи открыл глаза, не понимая, что произошло. — Что за чёрный провод у тебя под воротником? — снова спросил Обито. Итачи мгновенно побледнел, когда понял, в чём дело. Чёрт, блять! Итачи быстро поправил рубашку и почти что нащупал в кармане запасной пистолет, как внезапно чья-то холодная рука вынырнула сзади, из-за спинки кресла и грубо зажала его рот, а в шею впился острый конец медицинской иглы. Итачи дёрнулся, быстро, грубо, изо всех сил, но ещё одни пары рук крепко схватили его и вжали в кресло, обездвиживая. Догадаться, что это были Зецу, не составляло труда. Но Итачи не слышал, как они вошли. Чёрт побери, он совсем этого не слышал, но как, как! Обито подошёл к Итачи и раздражённо, небрежно сбросил с себя оранжевую маску. Она отлетела в сторону и глухо ударилась об пол. — Ясно, — голос, когда преграда исчезла, зазвучал чисто и ясно. – Всё, что я тебе говорил, передавалось Хатаке Какаши? Решил добыть информацию для Анбу? А я-то думал, почему ты вдруг решил так безрассудно рассказать всё, что знаешь. Ведь ты умный мальчик и никогда не поступил бы как идиот. Ты не идиот. Теперь ясно. Ну хорошо, ты ведь только что согласился на всё, что угодно, не так ли? Итачи широко раскрытыми глазами смотрел на наполовину изуродованное лицо Обито, отрицательно качая головой. Он что-то промычал в сжимавшую его ладонь, отчаянно, изо всех сил. — Могу поспорить, что ты просишь меня о Саске. Не волнуйся, — губы Обито украсила кривая улыбка, и перед тем, как снова что-то сказать, он сорвал с Итачи передатчик и отбросил его в сторону. — Хоть ни у кого на самом деле и нет никакого механизма внутри, я позабочусь об этих сукиных детях так, как ты даже представить не можешь. Итачи снова резко дёрнулся, но тут же осел, обмяк, закатывая глаза. *** Три дня растянулись на три столетия. Ужасно долгих и бесконечных. И, тем не менее, эти три столетья прошли: да, даже они имеют обыкновение заканчиваться. Наступило четвёртое. И не задалось оно с самого утра. Нет хуже знака, когда день не задаётся с утра. Наруто это давно понял. Отвратительный тёмный и холодный коридор, освещённый пляшущим жёлтым пятном от фонаря, напоминал Наруто морг. Конечно, он никогда там не был и не видел его коридоры, если они, конечно, вообще были, но он был уверен, что они выглядели бы именно так: пусто, холодно, зловеще, нелюдимо и мрачно. По-другому никак. Именно так выглядит убежище смерти. — Нам ещё долго идти? — поинтересовался Саске, терпеливо шедший позади. Он так же угрюмо рассматривал призрачно белеющие в полумраке стены, иногда хмурясь и морщась. Ни он, ни Наруто даже не позавтракали. — Нет, мы почти пришли. Наруто крепче сжал в руке фонарь. Его маленький походный фонарик, который всегда с ним, в любой ситуации готовый осветить всё вокруг тёплым жёлтым сиянием. Но только тяжесть на душе Наруто он, к сожалению, осветить не был в силах. Три дня прошли. Сегодня четвёртый. От Итачи, ушедшего по своим крайне важным делам, нет вестей — и это настоящее дерьмо! Наруто обернулся через плечо, украдкой смотря на Саске. Тот, засунув свободную руку в карман штанов, шёл позади и безотрывно глядел себе под ноги, будто это было самым интересным занятием в мире. Саске выглядел если не сонным, то либо усталым, либо просто угрюмым — как и всегда по утрам и не только. Наруто быстро отвернулся и снова озадаченно нахмурился. Он до сих пор не мог поверить в то – нет, скорее, не мог до конца осознать то, что услышал в тот день от Итачи. Он и Саске — братья. Кровные братья. Родные братья. Дети одних и тех же родителей. Люди, выросшие бок о бок. Самые близкие друг другу родственники. Плоть от плоти, кровь от крови. Итачи тогда ушёл, оставив Наруто ошеломлённого, потрясённого услышанным, без каких-либо объяснений. Правда, кто он такой, чтобы ему что-то объяснять, что-то рассказывать? Никто. Пустое место. Да, пустое место. Ноль, до которого нет никому дела, и которого ни о чём не спрашивают, которому ничего не рассказывают. Наруто невольно поджал губы. А ведь догадаться, что эти двое родственники, было бы вовсе не сложно. Если бы в голову когда-либо пришла такая безумная мысль, разумеется. Но никогда не приходила, никогда, даже в шутку, честно слово! И Наруто был уверен, что не он один никогда не задумывался о таком абсурде. Но ведь на самом деле к ним двоим стоит только приглядеться хорошенько, внимательно, как все факты будут налицо. Ведь Итачи и Саске очень похожи внешне, особенно лица с характерными острыми чертами — породу их семьи невозможно было спутать, теперь это как никогда бросается в глаза. И даже не смотря на то, что их натуры абсолютно не походили друг на друга, не смотря на то, что и характеры, и взгляды на жизнь разительно отличались друг от друга, практически ничего общего, ни капли общего — но в их поведении, движениях, взглядах, манере держать себя было нечто поразительно общее, родовое, семейное. Поэтому Наруто ни на секунду не усомнился в истинности слов Итачи. Не сразу свыкся с этой простой мыслью, но ни разу не усомнился. Да, они братья. Кровь от крови. Одна семья. Одно целое, неделимое. И это ставит всё на свои места. Теперь понятно, почему Саске всегда доверял Итачи, так отчаянно, безрассудно, как будто от этого зависела его жизнь, тянулся к нему, хотя тот — почему, кстати? — всегда отталкивал его. Может быть, его просил об этом Саске? Может, они нарочно придумали вражду между собой? Разыгрывали её перед всеми? Глупо так думать, но ведь почему Саске ничего не рассказал? Почему он не сказал о том, что Итачи его старший брат, его семья, это осталось бы в тайне, которую Наруто при надобности не выдал бы даже при пытке, даже при угрозе смерти! Ведь Саске же всё знал, знал, кем он и Итачи приходятся друг другу. Иначе бы он относился к Итачи так же небрежно, как и к остальным. Как и к своему лучшему другу, от которого скрыл даже такое, с которым не посчитался, которого оставил позади как пустое, никчёмное место. Разве с друзьями так поступают? Разве так делают с теми, кто считает тебя своим братом? Не кровным, но всё-таки братом. Это ведь так много значит. Очень много. Но только, наверное, не для Саске. Наруто тряхнул головой и попытался улыбнуться самому себе. Да, ему было чертовски обидно, неприятно и непонятно. Но можно понять любого, ведь так? Просто Саске такой. Он не подпускает близко к себе чужих людей. Он… осторожный, в конце концов. Он мог чего-то опасаться. Он… Он… Блять, оправдывать этого ублюдка можно сколько угодно, но Наруто от этого становилось ещё обиднее. — Держи, — он с натянутой улыбкой сунул в руки своего друга фонарь и взял у него складную лестницу. Саске нахмурился, поднимая голову вверх. Было темно, поэтому он не мог увидеть неестественное выражение лица Наруто. — Ты полезешь в вентиляционный люк? — догадался он. В обычно бесцветном голосе звучало удивление и непонимание. Наруто кивнул, неуклюже карабкаясь по пошатывающейся лестнице. — Ага. Эй, посвети мне! Саске фыркнул и повернул фонарь так, что его яркий свет ударил в глаза Наруто. — Ах ты, ублюдок! — вспыхнул тот, а Саске только широко ухмыльнулся. Увидев его улыбку, Наруто попыхтел, остыл и тоже рассмеялся. Чёрт побери это дерьмо, датте байо! О чём он вообще думает? Какие могут быть обиды, какие могут быть страхи? Ведь что бы ни было, Саске — его друг. Его лучший друг. И неважно, что между ними есть тайны, ему всё равно. Всё равно! Правда. Саске стоял внизу с фонарём, пристально наблюдая, как исчезает в люке его друг, как копошится там, чихая от пыли и гремя чем-то тяжёлым, как снова появляется оттуда и неловко спускается с белым конвертом в руке. На самом деле эта затея не понравилась Саске с самого начала, с той секунды, как его на пороге комнаты оглушили странной просьбой пропустить завтрак, хотя, впрочем, это не было большой потерей. Саске не знал ничего и сколько ни строил догадки, не мог понять, зачем Наруто так внезапно, срочно, как будто нельзя подождать, зовёт его сюда, в холодный коридор, где за дверьми хранится чёрт знает что, но это место, этот тайник, этот конверт — всё это не предвещало ничего хорошего. Саске искренне хотел надеяться, что Наруто позвал его всего лишь за компанию, потому что он трус, боится темноты, страшных историй на ночь и призраков, и этот белый конверт вовсе не для него, но все опасения, к сожалению, только лишь подтвердились. Наруто переминался с ноги на ногу и протягивал большой белый конверт, потирая лоб испачканной в пыли рукой. — Вот, это тебе, — как-то неловко шмыгнул он носом, исподлобья глядя на Саске. Тот нахмурился. Нет, происходящее ему не нравилось. Но оно не нравилось, на самом деле, и самому Наруто. Он не знал, что именно делает и как должен себя вести, и откровенно непонимающий вид Саске тоже несколько сбивал с толку. — Что это? Наруто пожал плечами. Этот вопрос хотелось бы задать и ему. — Я не знаю. — То есть, как не знаешь? — Саске взял и повертел в руках конверт. Он был толстым и тяжёлым. В нём было запечатано большое количество бумаги. — Ты даёшь мне какое-то дерьмо и не знаешь, что это? Наруто попытался улыбнуться, но у него не вышло. Ему тоже было не по себе. — Меня попросили передать тебе. Саске цокнул. Ситуация не только невероятно раздражала его, но, что хуже, заставляла испытывать в глубине души почти панический страх. Ведь теперь он знает, что нет ничего хуже белых конвертов. И теперь он ничего так в этой жизни не боится, как открывать белые конверты. — Попросили? Кто? — Саске небрежно — хорошо, что было темно, и Наруто не обратит внимания на то, как нервно двигаются его руки — небрежно разорвал край плотной белой бумаги и заглянул внутрь. Наруто смотрел куда-то в сторону. Он чувствовал себя ужасно лишним и неловко. Но с другой стороны, ведь именно ему Итачи доверил такое важное дело и более того — своего младшего брата, свою семью. Попросил позаботиться о нём, попросил защитить его и быть рядом с ним. Наверное, тут есть, чем гордиться, и есть, за что чувствовать на себе огромную ответственность. — Я не могу сказать. — Что значит, не можешь? Что.., — Саске не договорил, потому что вытащил содержимое конверта. Он остановившимся взглядом буравил верхний из листов, медленно бледнея. А потом взялся за следующий лист, за следующий — и так продолжалось несколько минут, ход которых не заметил никто. Наруто шумно сглотнул. — Что там? — тихо спросил он, не понимая, почему выражение лица Саске настолько изменилось. Тот оторвался от чтения и медленно поднял голову. От взгляда Саске Наруто передёрнуло. — Кто дал тебе это? — спросил Саске. Наруто хмурился, но молчал. Серьёзный взгляд его голубых глаз был направлен в сторону. Он обещал, что не скажет. Он выполняет свои обещания. — Это дал тебе Итачи, так? — Саске, не дожидаясь очевидного ответа, отвернулся, продолжая читать бумаги. Он их листал, читал, перемешивал, мял, снова листал, снова читал, листал, листал, поворачивал, читал, листы шуршали в его руках, звенели, хрустели, и каждый этот шорох резал слух Наруто. А он молча стоял рядом, не в силах ничего сделать, не в силах остановить это беспорядочное перемешивание бумаги. Хотя с каждой секундой ему всё больше хотелось отобрать проклятые листы и разорвать, скомкать, разбросать их, только бы больше не слушать их шорох. Потому что он пугал даже Наруто. Невероятно пугал. Он не знал, что в тех листах, не мог даже догадываться, но его сердце в опасении сжималось. И лицо Саске только усиливало и эти опасения, и суеверные страхи. Спустя пять минут, когда тишина раскалилась до температуры Солнца, Саске небрежно убрал всё обратно в конверт, но так и не повернулся. Ещё некоторое время он молчал, смотря на ношу в своих руках. — Я убью его, — вдруг громко сказал он. Наруто вздрогнул и моргнул. Отголоски голоса Саске тихим эхо разлетались по коридору во все стороны. Отголоски спокойного, уверенного, твёрдого и холодного голоса, от которого Наруто невольно передёрнуло. Мурашки побежали у него по спине, и холод коридора стал ощущаться явственнее. Да, вот он. Невыносимо колет кожу. Жмёт её и проникает под неё. О, как это невыносимо. — Что? — оторопело переспросил Наруто. Убьёт кого? Кого он убьёт? Итачи? — Я заставлю эту ебаную мразь сожрать саму себя! — Саске вдруг дёрнулся вперёд, но Наруто быстро среагировал и мгновенно поймал его за руку до того, как его друг успел что-то предпринять. — Да что происходит! Саске! Саске застыл на месте и опустил голову вниз. Наруто был тому рад, потому что ему не хотелось видеть ни взгляда, ни лица своего друга в этот момент. Думать о том, что было в белом конверте, тоже не хотелось до дрожи в груди. — Что сказал тебе Итачи перед тем, как отдал конверт? — спросил Саске. Он мягко выдернул свою руку, поднял голову и взглянул на друга. — Наруто, — снова позвал он, но уже настойчивее, — что сказал тебе Итачи? Повтори слово в слово. Это нужно. — Он сказал, чтобы я отдал тебе это, если его не будет несколько дней, — признался Наруто. Саске стиснул зубы. — Я так и знал, — в его голосе снова скользнул знакомый слуху привкус яда. — Эй, ты куда? Стой! — крикнул Наруто, когда Саске внезапно ринулся по коридору, сжимая в руке уже изрядно помятый конверт. — Стой! — пальцы схватились за воротник футболки Саске, но тот уже не стал останавливаться, а грубо отбросил от себя чужую руку. — Блять, отвали! — закричал Саске. Его глаза почти алели в пожаре ярости. Наруто на секунду в изумлении застыл: он ещё никогда не видел Саске в таком гневе. Да что же происходит! Мир точно сошёл с ума! — Не знаю, что на уме у Итачи, но эти бумаги, вернее, их копии принадлежат Тоби, Итачи украл их у него, блять, я понятия не имею, как он их достал, но ты понимаешь, что с ним могут сделать за это! — не мог успокоиться Саске. — Да что за копии, что в них, я ни черта не понимаю, датте байо! — Наруто злился уже не меньше: страх и сомнения растаяли во вспышке ярости. Он бежал за своим другом по пятам, намереваясь избить его, если тот не остановится. Он должен остановить его любой ценой! Он обещал Итачи! Итачи просил его именно об этом, и кто он будет после того, если не сдержит это обещание, если снова не спасёт Саске! Тогда грош цена его дружбе, тогда Саске правильно делает, что так обходится с ней. — Я убью Тоби! — выплюнул тот, продолжая мчаться со всех ног. Но куда, куда он бежал? Саске не знал и не понимал, куда бежит, ненависть и страх заслонили собой всё, и куда ни глянь — вперёд, назад, влево, вправо — везде были они. Они стучали в груди вместо сердца, они мелькали в голове вместо мыслей, они звенели в ушах, заслоняя остальные звуки, они обволакивали тело вместо одежды, они вытеснили любые другие чувства и, главное, рассудок. Итачи всё-таки сделал это. Он не сдержал обещания, он солгал и, чёрт знает, как достал проклятые копии бумаг Тоби! А ведь Саске знал, что обещаниям ублюдка Итачи нельзя верить, никогда и ни за что, потому что слова тени — лживые слова. Но почему, почему Итачи сделал это? Теперь понятно, почему он так странно вёл себя перед миссией, он знал, во что всё выльется, он знал, что попадётся или, чёрт знает, что ещё он хотел этим добиться! Саске отчаянно искал причину такого глупого, опрометчивого, заранее обречённого на провал поступка, но не мог её найти. Ведь Итачи не нужно всё это, его, счастливчика, никак не касаются эти вещи, проблемы, грязь, зачем ему так рисковать, зачем, зачем, да зачем же! Он нужен Саске живым, рядом, нужно его плечо, его крепкая рука, а не эти жалкие подачки, подачки, которыми он всегда его кормил, обнадёживал, а потом брал и одним ударом сводил всё на нет — как сейчас. Саске сжал в руке конверт, который прожигал и плавил его пальцы словно кипящая лава. Ему хватило того, что он прочитал только что о себе — более того, даже до конца не дочитал, не было смысла и не смог, — Боже, какие ещё сюрпризы преподнесёт ему жизнь? Зато теперь-то всё ясно. Это действительно Тоби виноват во всём, не Анбу. Это он сломал их жизнь. И если теперь он сделает что-то с Итачи, если с его головы упадёт хоть волос, если Тоби посмеет отобрать у Саске последнее, то… — Блять, сука, стой! — Саске грубо схватили за руку, до боли сжали запястье, и ему пришлось резко остановиться. Он едва не упал, потерял равновесие, почувствовал, как колет его правый бок и хрипит дыхание, а когда опомнился и оглянулся вокруг, то увидел лица своих товарищей, их жилой этаж и запыхавшегося, злого как чёрт Наруто, который до синяков сжимал его руку. Где он? Почему он оказался здесь? Он же хотел к Тоби, тогда почему его ноги привели его сюда? Ах да, Саске не понимал, куда он бежит. Не помнил, кто он вообще в этот момент. Надо обратно. Быстрее разжать чужие пальцы и рвануть обратно. Саске нужен Итачи. Он должен спасти Итачи. Должен отблагодарить его за несусветную глупость. — Я не знаю, что случилось, но ты не пойдёшь к Тоби, — севший от криков голос Наруто то и дело прерывался его тяжёлым, сбитым дыханием. Саске попытался выдернуть руку, но не смог: чужие пальцы держали его как тиски. — Блять, пусти! Пусти, сука! — Ты никуда не пойдёшь, оглох?! — Наруто, Саске? — изумлённо позвала их Сакура. В этот момент они все как раз шли из столовой после завтрака и когда увидели происходящее, с любопытством остановились. Никто не мог понять, в чём дело: назревает обычная драка или же нечто более серьёзное. Но одно было ясно точно: эти двое, горе-друзья, никогда ещё не были на таком взводе, как сейчас. Саске с ненавистью прожигал лицо Наруто тяжёлым взглядом. Казалось, что он едва сдерживает себя, чтобы не совершить что-то ужасное. А ведь так оно и было! — Отпусти. Меня. Сейчас. Же, — громко и чётко отчеканил Саске каждое слово, но Наруто был также упрям и ни на долю не ослабил своей хватки. — Я сказал, что ты не пойдёшь к Тоби. Успокойся. Сейчас же, датте байо. — Как же ты меня заебал! — Саске вдруг отбросил конверт и свободной рукой ударил друга по лицу. Тот охнул от неожиданности и отступил назад, прижимая ладонь к вспыхнувшей пламенем челюсти и разжимая пальцы, державшие чужое запястье. Блять! Да он совсем, что ли, спятил?! Что происходит, в конце-то концов! — Наруто, Саске, хватит, прекратите! — Сакура дёрнулась было к ним, но Шикамару остановил её, взяв за хрупкое плечо. Сакура прижала ладонь ко рту, в её расширенных глазах читался чистый ужас. — Остыньте, парни, — холодно предупредил Шикамару. Но ни Саске, ни Наруто не видели вокруг ничего, кроме горящих ненавистью и злостью глаз друг друга. В этом мире сейчас остались только они двое. Друзья или враги — не важно. Но они одни, и нет ничего иного вокруг, кроме них и их обоюдной злобы, ненависти, боли и ужасного чувства потери. — Я не знаю, что ты там прочитал, и мне плевать на это, но ты останешься здесь и всё мне расскажешь, слышишь?! — Ты не смеешь мне указывать, — прошипел Саске. — Ты достал меня! Ты достал ходить за мной по пятам! Я не хочу тебе ничего говорить, ты последний, кому я что-то скажу. Наруто мужественно проглотил эти колючие слова, но по его глазам было видно — они невероятно задели его. Пусть даже они сказаны сгоряча, пусть даже Саске так не думает и никогда не думал — но они сделали своё дело. Однако слова — это глупость. Слова не испугают Узумаки Наруто. Ничто его не испугает, если ему надо защитить своего друга и сдержать обещание, данное другому человеку — человеку, которого Наруто всегда уважал, всегда, с самого первого дня. И он не подведёт Итачи. Никогда и ни за что. Чего бы это ему не стоило. Пока нет Итачи, жизнь и благополучие Саске — это его, Наруто, ноша. И он с ней не расстанется никогда. Это и значит быть лучшим другом. — Ха, я сказал, что ты никуда не уйдёшь отсюда, значит, так и будет, — усмехнулся Наруто и убрал руку от лица, теперь-то точно не намереваясь отступать ни на шаг. На щеке наливался розоватый синяк. Но чепуха! Они с Саске ещё не так дрались в тренировочном зале, выбивая друг из друга кости. Они же друзья, они не обращают внимания на такие мелочи. Гораздо важнее сейчас другое, а не глупый синяк. — Я должен узнать, что с Итачи. Ты мне не помешаешь, — процедил Саске. — Только через мой труп. — Тогда я просто убью тебя! — взорвался Саске, стискивая кулаки. — Я убью и тебя, и Тоби, и найду Итачи, слышишь! Но в этот момент Наруто внезапно осёкся. Его глаза потемнели, губы дрогнули, кулаки сжались. Убьёт? Убьёт?! Эти слова обращены к лучшему другу, к тому, кто желает только блага? Это была не шутка, Саске может это сделать. Он готов вот так топтать их всех, готов отвергать раз за разом их дружбу, плевать в их душу? Какой же ублюдок! Неужели он не понимает, как делает больно своим друзьям? Неужели он не видит, что Сакура стоит со слезами на глазах? Неужели он ничего не видит вокруг себя, кроме своего брата? И вдруг Наруто не выдержал: — Это ты слушай! Ты слушай, неблагодарный эгоистичный ублюдок! Знаешь, о чём попросил меня твой брат? Твой брат взял с меня слово, что я защищу тебя! Итачи сам позаботится о себе, слышишь?! Твой брат сам, сам позаботится о себе! Он не хотел, чтобы ты шёл туда, куда собираешься! Он не хотел, чтобы ты даже приближался туда! Понял, ублюдок? Я сделаю всё, чтобы сдержать своё обещание! Всё, даже если мне придётся переломать тебе руки и ноги! Потому что я — твой друг, хоть тебе и плевать на всех нас! — вне себя кричал Наруто. Боже, он дрожал от злости, его трясло, его бросало в пот и холод. Но он не отступит. Он не отступит! Это его путь, он держит свои слова любой ценой! В коридоре повисла тишина, все стояли с вытянутыми лицами и округлёнными глазами, раскрыв рты, и даже Саске в бессильной ненависти молча сверлил Наруто странным, непонятым взглядом. — Что ты сказал? Мой брат? — глухо переспросил он. — Да, Саске, твой брат, — всё ещё злился Наруто. Он до сих пор не мог ясно думать и не видел того, как потемнели глаза его друга и задрожали его побелевшие губы. — Почему ты скрывал от нас это? Что в этом такого? Почему ты не сказал нам, что вы с Итачи — братья? Что, так сильно презираешь нас, что решил скрыть такое? А? Ну же, отвечай! — Что ты несёшь! — взорвался Саске. Он точно накинулся бы на изумлённого такой реакцией Наруто с кулаками, и, чёрт побери, убил бы его в порыве ярости, если бы Неджи вовремя не подоспел и не взял его руки в захват. Боль и горечь ударили в голову как вино, и Саске, словно в мгновение сойдя с ума, словно оторвалось что-то, что держало его всё это время, больше не мог молчать, не мог терпеть, не мог думать. Никто не смеет говорить о его семье! Никто, никто! — У меня нет брата, я убил своего брата, я убил всю свою семью! — задыхаясь в собственном крике, кричал Саске. Его знобило, трясло, мутило словно в лихорадке. Он даже не замечал того, что его держат. Но он должен был это сказать! Ему казалось, что он умрёт, если не скажет всё это. Он убил их, и у него нет никакого брата, за которого он отдал бы жизнь, и две, и три, если бы было можно! Лицо Наруто вытянулось. Он похолодел и судорожно вздохнул, когда до него в одну секунду как вспышка молнии дошла одна простая истина. Саске не знал. Саске ничего не знал. Саске не помнил Итачи. Никогда не помнил. Ебать… что он наделал? Наруто поморщился, прислушиваясь к крикам Саске, отдающимся болью в висках. Их смысл всё ещё не доходил. — Я убил их, убил! И вы все, вы все тоже убили свои семьи! — Ты спятил? Совсем тронулся, а? — Неджи грубо встрянул Саске, заставляя его заткнуться. Все вокруг молчали, с испугом в глазах оторопело наблюдая за происходящим. Наруто беспомощно моргал, не понимая, что происходит. Но руки его подрагивали — это он чувствовал. Да, они подрагивали из-за слов Саске. О чём он вообще говорит? Ведь это несерьёзно? — Саске, — Наруто сделал было шаг вперёд, но голос Саске заставил его бессильно, в ужасе замереть: — Тебе до сих пор интересно, что со мной случилось на той миссии, да, Наруто? — Саске расслабился и повернулся к Неджи: — Пусти, я не коснусь его. Неджи, помедлив, нехотя исполнил просьбу, но остался рядом на всякий случай. Его лицо тоже было бледно как полотно. — Я расскажу вам. То, что у нас есть семьи, — ложь. Мы жестоко убили их несколько лет назад назад. Мы — подопытные крысы Тоби, мы убили своих родителей по его вине. Там, в конверте, — Саске кивнул на него, и Шикамару осторожно поднял толстую пачку, — вся правда. Вы — убийцы. Шикамару медленно достал листы из конверта, словно они были заразны, пока все остальные с бледными лицами обступали его. Только Наруто не шевелился, безотрывно смотря на Саске. — Этого не может быть, Саске, — попытался улыбнуться он бескровными, дрожащими губами. — Ты неправильно всё понял. Ведь Итачи… он сказал, что он твой родной старший брат. Ты не убивал его. Он же живой. — Он так сказал? — Саске, не дожидаясь ответа, отошёл в сторону, слепо, бессильно нащупывая дрожащей рукой стену, чтобы опереться об неё. Наруто, который было последовал за ним, пришлось оставить своего друга: его звал Шикамару. И он на негнущихся ногах подошёл к нему, со страхом глядя на протянутый ему лист. Саске, наконец, опёрся о стену, нашёл, нащупал её онемевшей отчего-то рукой и опустил дрожащие веки. Он внезапно почувствовал, что у него больше нет сил что-то понимать или воспринимать, нет ничего, ни одного чувства в пустой, глухой груди, и ему жизненно важно было найти хоть какую опору, иначе бы… он не знал, впрочем, что бы случилось. Господи, твой мир мерзок. Твой ебаный мир — исчадие ада. Неужели ты этого сам не видишь? Неужели ты этого сам не понимаешь? Значит, Итачи сказал, что они братья. Сказал Наруто, что они — родные братья. Сказал когда-то Наруто. Саске прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Или не заплакать. Он и сам не знал. Господь, наверное, он должен был что-то чувствовать в этот момент. Что-то ужасное. Или нет. Но Саске ничего не ощущал. Ему казалось, что он подвешен в воздухе на нитях, что из него внезапно всё вытащили, распотрошили, и поэтому он не может больше ни злиться, ни удивляться — ничего не может. Силы кончились. Он сказал Наруто, что они — родственники. Сказал какому-то Наруто. Не ему. Не Саске. Не своему родному брату. Боже, брату! Саске прикусил нижнюю губу, опасаясь… впрочем, он не знал, чего именно он опасался. Да, конечно. Конечно! Кровь не обманешь. Свою кровь никогда не обманешь, и поэтому Саске всегда чувствовал, всегда, с первого дня, когда увидел Итачи, чувствовал, что знает его уже словно сотню лет. Он всегда видел в нём что-то родное, всегда любил его так сильно, как мог любить только свою семью. Значит, тот розовый шрам на животе — дело рук Саске, правда? Волосы Итачи, его бледная кожа, его тёмные глаза — они отражение тела Саске. Его забота, его ненависть в самом начале, его колебания и нежелание прикасаться к Саске не так, как надо — Боже, это же невероятно! — его идиотский поступок с этими проклятыми копиями — теперь всё понятно. Господи, как же всё теперь понятно, ясно, и как раньше можно было не увидеть эту простую истину. Саске до сих пор не мог ничего вспомнить, но теперь он всё понимал. О, да, понимал. Итачи, этот ублюдок, который обманывал его всё это время, его брат, выживший брат, единственный, кто остался у Саске, — он ответит на все вопросы, обязательно. Правда, после того, как Тоби начнут жрать черви. А сейчас — сейчас не до этого. Саске поморщился, когда за его спиной послышались невнятные, непонятные ему звуки, гудящие как рой пчёл. Но когда он понял, что это звуки чьих-то рыданий и проклятий, то стиснул в бессилии зубы: он не должен был им всё рассказывать. Он облажался и подвёл всех. Но рано или поздно это должно было случиться. И лучше пусть всё это произошло сегодня, Саске на самом деле ощущал ужасное облегчение. — Прекратите, — громко сказал он, но скорее себе, чем им. Вздохнул, отошёл от стены, выпрямился и решительно взглянул на каждого. О, да, он узнавал эти лица и выражения на них. Он хорошо помнил эту печать ужаса и отвращения на своём собственном лице. — Послушайте меня, — ещё раз попытался обратить Саске на себя чужое внимание. Но разве сейчас его кто-то послушает? — Это ведь неправда, — вдруг отозвался Наруто. С пустым взглядом и застывшим лицом он смотрел на своего друга, ожидая, что тот, верно, скажет, что это всё — неудачная шутка. Сердце Саске невольно сжалось. — Правда, — твёрдо сказал он. Да, это жестоко. Это мерзко. Это бесчеловечно. Но это его долг. Нахуй продолжать эту пытку! Нахуй надежду! Её нет! Будущего – нет! Ничего нет! Ни у кого из них ничего больше нет! И вдруг Саске, глядя на лица вокруг, чётко осознал: ведь он самый счастливый среди них всех. Он, тот, кто жил в аду столько месяцев, вдруг оказался тем, кому можно позавидовать. Ведь у него единственного остался родной человек на этой земле, его семья — брат. У него есть его Итачи. Он не один. У него есть тот, ради кого он может и должен жить. У него есть его драгоценная семья. — Я убью этого мерзавца! — вдруг взревел Киба. — Успокойся! — повысил голос Шикамару, однако по дрожащим в нём ноткам не трудно было догадаться, чего стоили ему эти слова. В его глазах дрожали горькие слёзы, которые он даже не пытался скрывать. И это только начало. — Мразь, — выплюнул Неджи, резко направляясь туда, куда до этого рвался Саске. Но тот преградил ему путь. — Стой, — ледяным голосом остановил его Саске. — Шикамару прав. — Ты предлагаешь забить на всё это? Ты же сам рвался убить его! — не успокаивался Киба. — Да, — одёрнул Саске, охлаждая его пыл своим взглядом, — и мы так и поступим. Тоби пожалеет, что связался с нами. Но сначала мы должны успокоиться. — Блять, да пошёл ты! — попытался оттолкнуть его Неджи. В его глазах тоже блестели слёзы. Впрочем, у всех они были наполнены бессильными слезами. — Я сказал же! .. — Саске не успел договорить, так как звук выстрела заглушил и его, и остальных. До этого молчавшая Сакура, из глаз которой беззвучно лились слезы, отшатнулась на шаг, прикрывая рот рукой и отрешённо смотря на свои забрызганные кровью ноги. Ино, стоящая рядом с ней, осела на пол, дыра на её лбу дымилась, и оттуда лилась кровь, расползавшаяся по кафелю к ногам Сакуры. Гробовая тишина заполнилась тошнотворным, сладковатым железным запахом. Практически сразу же последовавший за первым второй выстрел адресовался Саю. Он, подрагивая, сполз по стене, оставляя продырявленным затылком бардовый след на белой краске. Неджи, широко раскрытыми глазами глядя на кого-то, кто стоял за спиной Учихи, отошёл на несколько шагов назад. — Иди сюда, Саске, — прошептал он. — Не стой, иди за мной. Однако Саске, сам не понимая, что делает, повернулся в сторону стрелявшего. Сердце его сжалось и упало. — Ты? — словно не веря своим глазам, прохрипел он. Святые силы. Итачи стоял в нескольких шагах от него, направляя на своего брата дуло пистолета.