Мир Луны

Мир Луны — мир без воспоминаний, желаний и мечтаний. Мир Луны – мир, в котором не к чему стремиться, не за что бороться, некому завидовать, незачем ненавидеть, незачем любить, не надо испытывать эмоций, потому что, что бы ни было вокруг, всегда вечная иллюзия счастья. Мир Луны – мир, где нет течения жизни. Мир Луны — мир вечного покоя. Обито рассказывал, что эта иллюзия избавит людей от страданий, боли, потерь и горя. Тогда почему Саске чувствовал себя так, словно попал в самое пекло ада, на самое дно, где кипит лава и поднимается отвратительное зловоние из обуглившейся плоти и костей? Где же его избавление от страданий и горя? Где же его счастье и покой? Неужели он не заслужил даже ничтожную долю их? Наверное, на самом деле это хорошо — жить вот так, в идеальной фальши света. Наверное, в этом есть огромный смысл, может быть, это настоящее спасение, невероятный шанс для всех, лучшее, что был способен придумать человек, но это лишь иллюзия, а Саске знал, что нет ничего ужаснее и отвратительнее них. Но, возможно, не в этом дело, и страшнее другое. Например, то, что для него и Наруто, для Сакуры и Неджи, для Ли и Шикамару не будет Мира Луны никогда. У них нет даже крупицы надежды забыться во сне, если бы они того хотели. И они со своими страданиями будут вынуждены погибать среди фальшивых улыбок ненастоящих людей, живущих в себе и своих грёзах. Мир, который хотел вернуть им ценой своей жизни Итачи, мир, который они хотели достичь, мир, в котором жило и погибло всё то, что было им дорого, что они любили и ради чего жили, — он исчез. Он растаял, прекратил своё существование. Это был конец. Какаши не оставлял попыток сойтись с Саске ближе. Постепенно он многое рассказал и продолжал рассказывать всё больше. Рассказал о том, что они никогда не придали бы значению какому-то безымянному незнакомцу, безумцу, глупцу, который решился воплотить в жизнь свою безумную идею вечного покоя и счастья, если бы Сенджу Цунаде не узнала, что один из самых талантливых и ужасных учёных, проводящий запрещённые эксперименты над людьми, Орочимару присоединился к этому самому незнакомцу, чудное имя которого так удивило всех — Тоби. Какой-то Тоби. Безымянный человек в безымянной маске. Кто он? Откуда он? Никто не знал. Рассказал о том, что и этот странный человек Тоби, и Орочимару находились под покровительством старика Учихи Мадары — старого, но могущественного человека, которого заинтересовали идеи Тоби. Какую выгоду в них он видел для себя, оставалось лишь гадать. А после этого Цунаде решила, что всё заходит слишком далеко, и так родилось Анбу. Рассказал о том, что никто из них не знал, как работают Тоби и Орочимару, где, что они делают. Один раз они пробовали что-то выяснить у Якуши Кабуто, ученика Орочимару. Тот владел психиатрической больницей на окраине города, и на все расспросы отвечал: «Не знаю». Уличить во лжи его было нельзя, он ничем себя не выдавал, а его больница тем более не вызывала подозрений: знаменитое, уважаемое место, работающая больница с громким именем и отличной репутацией, принимающая многих важных и богатых клиентов. Она была как на ладони, но кто знал, что творится в её подвалах, о которых никто не имел понятия? Рассказал о том, что Анбу не знало, даже не догадывалось, что Тоби проводил эксперименты над детьми. Между его исследованиями и теми страшными убийствами, потрясшими весь город, никто не увидел никакой связи, но весть, что сразу же после госпитализации все до единого дети исчезли, поставила на уши абсолютно всех. Ни единого следа пропавших не было найдено. Ни одного. Живы ли они, мертвы ли и похоронены они — никто не знал. Но кто мог подумать, что Тоби и эти несчастные дети связаны между собой? Что эти мальчики и девочки в ловушке, из которой у них нет выхода? Рассказал о том, что через некоторое время после этой трагедии Анбу узнало, что Орочимару предал Тоби и Мадару, скрылся с какими-то важными данными, чтобы самостоятельно продолжить исследования. Сразу же после этого был убит Кабуто, и его больницу закрыли на неопределённое время. Те украденные бумаги удалось достать чудом, Орочимару же, которого разыскивали и Тоби, и Анбу, канул в лету. И только потом, через несколько лет его нашли убитым. Убил его Учиха Итачи. Незнакомец Тоби добился своего. Рассказал о том, как они были потрясены, узнав из украденных документов всё о Саске и его товарищах, но где их искать, где они могут быть, живы ли они вообще, в каком состоянии — никто не знал. За что им надо было браться, где найти тут нить, которую они всегда теряли — нахождение Тоби? Откуда же они могли знать, что эти несчастные дети в той самой, уже закрытой, заброшенной старой психиатрической больнице, которая раньше принадлежала Якуши Кабуто. Откуда они могли знать, что Тоби всегда был там: и начиная создавать Джуби, и проводя эксперименты над детьми, и после побега Орочимару, и после убийства Кабуто, когда больницу закрыли. Это место удивительно: на подвальный и верхний этаж вела единственная лестница и лифт, не останавливающийся больше нигде, и попасть на эти два этажа можно было только через подземный этаж, куда вёл единственный подземный ход. Удивительная больница. Рассказал о том, что они сразу же начали собирать досье на Саске и остальных. Они поняли, кто убивает членов Анбу, хотя вначале не подозревали больше никого, кроме Зецу. Но никто не винил несчастных подростков. Никогда. А в один прекрасный день объявился человек, считавшийся мёртвым; человек, чьё имя было выбито на могильной плите на кладбище рядом с могилами родителей — Учиха Итачи, который потряс своим появлением всех. Он позвонил по телефону Хатаке Какаши — откуда он узнал его номер, осталось тайной. Его условия были просты: он даёт нужную информацию, а ему взамен рассказывает всё, что Анбу знают о Тоби. Но даже Итачи не мог предугадать, что ему попадут в руки такие страшные вещи. Он невероятно помог Анбу, сразу же раскрыл массу загадок — место и имя этого странного незнакомца Тоби. Он заплатил за это большую цену. Но благодаря ему Саске наконец-то был в безопасности. И неясно, смазано рассказал о том, что только лишь малая часть Анбу избежала Мира Луны и только потому, что они успели достать какой-то препарат против действия Джуби — в чудовищном малом количестве. И его больше нет даже для того, чтобы испытать на тех, кто уже в иллюзии. — Вот и вся история, — сказал Какаши. А Саске безотрывно пялился в точку перед собой. Да, вот и вся история. Простая, глупая и ужасная. У Анбу была одна цель: найти Обито до того, как первая стадия Мира Луны закончится. Но два года поисков пока что не увенчались успехами. Впрочем, как и старания Какаши заинтересовать Саске. Тот почти что не вникал в происходящее. Мир внезапно снова перестал волновать его. В который раз уже? В который раз Саске оправлялся, приходил в себя, продолжал свой путь лишь для того, чтобы всё снова разрушилось? Чтобы в руках снова остался только пепел от того, что было дороже всего? Так что теперь хотят эти люди от него? От него — обессиленного, разбитого, полумёртвого, сдавшегося окончательно. Помощи? От него? Блять, какая чушь! Какой абсурд! Какая теперь разница, что будет? Какая разница, найдут Обито или нет? Какая разница? Для Саске всё было кончено. Он хотел лишь одного: жить там, где его никто и никогда не найдёт. Да, так и стоит сделать. Это единственное здравое решение. Анбу, Джуби, Мир Луны, Обито, Какаши — Саске хотел забыть это и многое другое раз и навсегда, вырвать из своей головы эти имена, сжечь их, рассеять прах по ветру. К дьяволу этот кошмар! Ведь он человек, обычный человек из плоти и крови, который чувствует боль и горечь, холод и кипяток, который просто хочет спокойной жизни, да пусть даже грёбаного Мира Луны, чёрт с ним, чёрт со всем этим! Почему этого никто не может понять? Почему?.. Почему от него продолжают что-либо ждать? Что-либо требовать? Хотят чему-то обязать? Он ведь так устал, устал снова на что-то надеяться, устал брать раз за разом себя в руки, заставлять свои ноги делать твёрдые шаги. Какой толк в этом, если всё равно случится что-то, что вмиг обрушит всё? Саске — человек. Человек, в котором течёт кровь и бьётся сердце. И ему по-человечески ужасно плохо. Поэтому теперь он сам по себе и сам решает, что ему делать и на чьей стороне быть. Он не будет больше участвовать во всём этом. С него хватит такого дерьма. Саске и так слишком дорого заплатил. Он сыт по горло. Хватит. Хватит. Он устал. Он больше не может терпеть это. Он не вынесет ни секунды более. Саске всё рассказал Какаши почти на следующий день после их первого разговора. Он рассказал о том, как Обито был его родственником и медбратом в его школе, как они с классом поехали одним чудовищно жарким летом в санаторий, оказавшийся больницей; как Саске согласился на эксперименты над собой, когда ему пообещали, что он забудет всё, что причиняет ему боль, и начнёт жизнь заново; рассказал, как его тестировали, как подсоединяли к его телу разные провода, брали кровь и вводили в вены желтовато-коричные, иногда белые жидкости. Он рассказал, что это было больно, как жутко болели глаза, как шла кровь из носа, ныли кости, как выворачивало его тело, как в голове стоял такой туман, что кружилась голова; как мысли путались под слоем бреда. Дальше… дальше Саске ясно помнил только то, как убивал родителей и пытался убить пришедшего на их истошные крики Итачи. Вот и всё. Вот и вся история. Саске было безразлично: молчать или что-то рассказывать. Он не собирался сотрудничать с Анбу, равно как и воевать с ними. Ему действительно было всё равно. Ничто больше не могло вызвать блеск жизни или заинтересованности в его глазах. Любое слово, любая мысль, любой звук порождали лишь злобу и ненависть. Саске не видел ни тусклого луча надежды сквозь их пелену. Сколько можно видеть его и понимать в итоге, что это тоже иллюзия. Сил на это ни у кого не хватит. Да, у Саске тоже больше не было действительности, ему не к чему стремиться, нечего желать, не о чем мечтать. Но только вместо иллюзии счастья Мира Луны он жил в абсолютно противоположном смраде бессильной ненависти, прошлого и боли. Наверное, он это заслужил. Просто заслужил — вот и вся причина. Саске принесли зеркало и ножницы, когда он их попросил. Он смотрел на своё отражение и не узнавал себя в нём: он видел взрослое осунувшееся, бескровное лицо изнеможённого болезнями каторжника. Кожа посерела и стала прозрачной, щёки впали, скулы неестественно заострились, губы побелели и пересохли, и складка их была жёсткой и ледяной. Жилы на шее проступали явственнее, ключицы — тоже. Тёмные глаза словно полиняли, поблёкли, потеряли цвет, и когда Саске с ужасом не увидел в них ни единого блеска надежды, он понял, что жизнь никогда не возродится в нём с прежней силой. Да и как он может жить спокойно с таким грузом на плечах? Даже Итачи, любимый старший брат больше ничем не поможет, не ответит ни на один вопрос, не объяснит ничего. Он живёт в своём мире, он никогда никуда не уедет, потому что наверняка ему хорошо в Мире Луны. Для него нет ужаса прошлого, у него есть семья и покой. И каким бы иллюзорным он ни был, Саске искренне не хотел заставлять Итачи ещё раз страдать. Он обещал себе, что не причинит больше боли близким, и он сдержит своё слово, даже если плохо будет ему. Да, Саске будет больно смотреть на такого Итачи, он не знал, сможет ли он жить с ним, говорить, он будет ненавидеть — он уже ненавидит своего брата за то, что тот не с ним, а в далёкой иллюзии; но если Итачи будет улыбаться, Саске не посмеет уничтожить его улыбку. Пусть она будет лживая, но она будет. Брату не станет легче, когда он вспомнит прошлое. А Саске слишком любил его, чтобы жертвовать им ради себя. Пусть хоть у кого-то из них двоих будет долгожданный покой. Итачи его заслужил. Если Какаши и Цунаде найдут Обито или другой способ избавиться от Мира Луны, Саске не станет им мешать. Но участвовать в этом сам он тоже не будет. Никогда и ни за что. Ради Итачи он не сбежит и останется с ним, чего бы это ему ни стоило, пусть даже если ненависть к этому миру будет сильнее этого решения. Саске будет с братом до конца. Это всё, что у него осталось, это — его семья. И, возможно, этот далёкий проблеск не даст ему утонуть в бескрайнем океане опустошённости. Ведь для Саске настоящая жизнь всё же продолжается. Но это невыносимо понимать. Саске взял в руки ножницы и криво обкромсал свои волосы. Чёрные длинные пряди падали на одеяло и подушку, а Саске продолжал безжалостно их резать, почти драть, пока снова не стал немного похожим на себя прежнего. Его лицо уже было взрослым, а после комы оно, с морщинами и кругами под глазами, казалось даже постаревшим. Но подстриженные волосы вернули прежнюю молодость. Это дело времени. Сакура, повзрослевшая и совсем уже неуловимо другая, пришла вечером и принесла едва распустившийся нарцисс. Она почему-то постоянно приносила цветы и пыталась помогать и ухаживать за Саске, даже когда он запретил ей это делать. Увидев в руках так и заснувшего сидя Саске ножницы и разбросанные вокруг волосы, она убралась, сходила за расчёской и весь оставшийся вечер подравнивала клоками подстриженные концы тёмных волос. Проснувшийся Саске сидел смирно и даже поблагодарил Сакуру. Она только грустно улыбнулась в ответ: в сухом голосе её любимого Саске не было ни единой живой нотки. Кроме Наруто и Саске никто не помнил о своём прошлом. Сакура и остальные были ранены не так тяжело, тогда как те двое словно по волшебству дружбы разделили в двухлетней коме сводящие с ума ужасы. Саске в первый раз приехал навестить Наруто в инвалидной коляске: вставать у него ещё не получалось, но поворачивать колеса своего средства передвижения он уже научился, хотя и это иногда давалась ему с трудом: словно ссохшиеся руки едва двигались. Наруто ждал друга, сидя на постели среди белых высоких подушек, и он очень обрадовался визиту Саске, словно прошло не два года, а два дня. Его светлые волосы коротко подстригли, и Наруто с новой короткой стрижкой выглядел ужасно нелепым. Он тоже изменился, повзрослел, похудел, смуглая кожа неестественно посерела, и Саске смотрел на друга, на его лицо и тело с глубоким сожалением. Как бы тот ни пытался шутить, какими бы яркими ни были его голубые глаза, в них Саске видел то, что увидел у себя. И увидеть это у Наруто, у невероятно сильного духом и жизнерадостного Наруто было ужаснее всего, сродни приговору. Неужели для них, ещё молодых, всё кончено? Действительно кончено? Эта мысль приводила в ужас. — Ха-ха-ха, ты выглядишь в этой коляске и пижаме как старый хрыч из дома престарелых, Саске! — тем не менее, смеялся Наруто. Его смех был всё таким же ярким и задорным, только вот немного хриплым. — Ты выглядишь ещё более жалко, — фыркнул в ответ Саске. Кто бы говорил! Видел бы ты себя в зеркале, чудак! Они недолго молчали, но молчание было уютным, и никому не хотелось прерывать его. Наруто разглядывал свои руки, как когда-то это делал Саске, и думал о чём-то своём, пока, наконец, не позвал: — Эй… Саске всё ещё молчал и смотрел на него. Он уже знал, что ему сейчас скажут. Знал ещё до того, как решил навестить своего горе-друга. — Я надеру задницу Обито и уничтожу Мир Луны, датте байо, — клятвенно пообещал Наруто. Да, здесь и правда не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться об этом. — Я говорил Итачи, что хочу спасти и защитить всех, и он единственный, кто по-настоящему поверил в меня. Понимаешь, единственный! Я не могу его подвести, я дал ему клятву, — продолжал Наруто. Он скорее словно убеждал самого себя в этом, чем просто делился мыслями с другом. — Ты ненавидишь Итачи? — вдруг спросил Саске. Ему действительно было это интересно. Пусть это и ничего не меняло бы. Наруто покачал головой. — Нет, конечно. Он очень хороший человек. Очень смелый. Ты же всё знаешь о нём, да? .. Я ни в чём его не виню. Он сделал всё, что мог. Так ты со мной? — Нет, — отрезал Саске. Разумеется, сейчас этот идиот будет уговаривать его, переубеждать, что-то внушать и так далее. Почему бы людям в такие моменты просто не проглотить молча информацию? Ведь всё, что ожидают от людей, — молчаливое слушание. Про понимание уже даже никто не говорит. Но Наруто на удивление Саске не сказал ни слова. Ничем не упрекнул. Он только печально, как будто вымученно, затравленно улыбнулся. Конечно, он тоже предугадал этот простой ответ. Предугадал задолго до того, как узнал, что Саске идёт его навестить. — Ты хочешь остаться с Итачи? — Да, — ответил Саске. Да, он хочет остаться с Итачи. Наконец-то быть с ним, жить с ним. Больше в этом мире ему нигде нет места. Он будет с Итачи, со своим старшим братом, со своей семьёй — это его место, это его жизнь, его мир, его королевство. Да, всё будет так, как когда-то раньше Саске мечтал. Только вот от этих мечтаний почти не осталось ничего живого. Наруто ещё немного помолчал. — Спорим, что я поправлюсь быстрее, чем ты? — вдруг с вызовом ухмыльнулся он. В глазах вспыхнул знакомый огонёк азарта и энергии. Саске натянуто вздохнул. Нет, он слишком поспешил с выводами. Этого идиота ничто не исправит и не изменит, никакие катаклизмы и болезни. Какое к чёрту быстрее? Саске больше не подросток и ему больше неинтересны детские соревнования. — Спорим, — тем не менее, ответил он. — Но учти: я уже выигрываю. Впрочем, впоследствии Саске не пожалел об этом. Соперничество и, правда, ускорило процесс их выздоровления. Соперничество всегда им помогало. Если бы не оно, их дружба не была бы такой крепкой. Саске только сейчас понял, насколько близок ему Наруто, только сейчас ощутил ту странную волну дружбы, которую раньше не замечал. Да, это и правда здорово, когда у тебя есть твой лучший друг. Даже если это всего лишь болван Наруто. Когда они с ним с дьявольским усилием делали первые дрожащие шаги после месяцев порой невыносимых тренировок, держась мокрыми руками за поручни, Сакура едва ли не со слезами радости на глазах мужественно поддерживала то одного, то другого, будто они были её детьми. Наруто смущался и улыбался, а Саске угрюмо стискивал зубы, дёргал плечом, когда его касались, и упорно, по шагу, по сантиметру двигался вперёд — один, отвергая всякую помощь. И благодаря этой цели жизнь постепенно, по крошечному шагу начала возвращаться и к нему. Вот, что важнее всего, — цель. Она должна быть всегда. Без неё нет жизни. И нельзя попусту тратить время. Жизнь идёт. Жизнь продолжается, и она никого не ждёт, она не любит опоздавших. Надо это помнить, помнить всегда. Саске никто не навещал, он этого не любил и запретил это делать. Люди из Анбу тоже не часто беспокоили его, приходили только, чтобы задать некоторые вопросы. Саске стал ещё более замкнутым и проводил время чаще всего в одиночестве: вся его жизнь замкнулась на сне, пище и тренировках. Все это быстро поняли, и никто не пытался больше навязать ему общение или приставать с бессмысленными расспросами. Зато Наруто, выздоравливающий с невероятными темпами, неожиданно приобрёл популярность. Наверное, это было из-за того, что, несмотря на боль в его глазах, в нём, незаметно для него самого, ещё горел огонь надежды и жизни. И Саске на самом деле был этому невероятно рад. Кто, если не Наруто, покажет им пример того, как хранить в себе тот самый светлый луч надежды на что-то хорошее? Хотя Саске этот пример не воодушевлял. Заставлял испытывать уважение, но не более того. Внутри у Саске продолжала гулять гулкая и тревожная пустота. Так прошёл один долгий год или чуть больше, точно никто не помнил. И в день, когда Саске впервые прошёл по коридору без костылей или посторонней помощи, он в первый раз за всё-всё время засыпал с тёплой мыслью о том, что близок к Итачи как никогда. Всё, что у него осталось, вся его сегодняшняя жизнь, его семья — Итачи. И что бы там ни было, что бы он ни увидел за стенами подземного убежища Анбу, он вынесет всё ради своего брата, любые муки ада. Ведь это и значит быть семьёй. *** Оказалось, что уже наступило очередное лето, а никто его и не заметил. Стоял конец июня. Должно быть, светило яркое солнце и на улице было душно, а от асфальта поднимался раскалённый воздух, но точно этого нельзя было узнать: убежище было под землёй. А может, было ветрено и прохладно? И небо было высоким, чистым и холодным? И спасительная прохлада деревьев вовсе не нужна? Ещё чуть-чуть, и они узнают. И никогда больше не будут гадать о погоде. Саске и Наруто сидели на задних сидениях машины. Капитан Ямато, друг и напарник Какаши, ждал того вместе с ними, периодически дружелюбно улыбаясь обоим молодым людям в зеркало заднего вида. — Где его опять носит, датте байо? — негодовал Наруто. Даже его всегда раздражало постоянное опоздание Какаши. — Да, у него дурная привычка, — соглашался Ямато. Он был в очень хорошем настроении — или хотя бы казался выглядеть так — и как всегда спокоен и доброжелателен. Саске же угрюмо отмалчивался в углу, хотя ему одному из первых надоело ждать сукиного сына Хатаке. Но тот появился как всегда неожиданно и как ни в чём не бывало, словно это не он заставил всех ждать лишний час, сел рядом с Ямато, пристегнув ремень. Не успели они поздороваться друг с другом, как Наруто тут же накинулся с обвинениями: — Вы опять опоздали! — Да-да, — небрежно отмахнулся Какаши: он слышал эти слова сто раз на дню и не обращал на них никакого внимания, хотя при всех своих опозданиях он имел удивительную способность всегда кстати оказываться в тех местах и именно в то самое время, когда был более всего необходим. Какаши обернулся и внимательно посмотрел на всё ещё надутого Наруто, а потом — на Саске, глаза которого также смотрели на него из-под длинной чёлки. Что они говорили, понять было сложно. — Повторю ещё раз, — Какаши отвернулся. Ямато медленно двинулся вперёд, освещая путь до ворот. — Вы будете под постоянным наблюдением Анбу, поэтому не стоит пытаться спрятаться. Мы вас ни в чём не ограничиваем, а хотим убедиться, что с вами всё в порядке. Мы обеспечим вас всем необходимым, поэтому старайтесь не так часто появляться в центре города или хотя бы надевайте то, что скроет ваше лицо: в городе очень много Зецу. Несмотря на то, что Обито не видит больше в нас угрозы для себя и не угрожает нашим жизням, вы — особенный случай, поэтому я рекомендую, — Какаши выдержал паузу, - нет, я приказываю ни под каким предлогом не контактировать с Зецу или Обито. Никто не знает, для каких целей вы ему можете понадобиться на этот раз, но ничем хорошим это не закончится. Пока вас не заметили, Обито может считать вас мёртвыми или недееспособными. Понятно, Наруто, Саске? Те молча кивнули. Какаши подавил вздох: лица обоих молодых людей не светились счастьем. Впрочем, другого он не ожидал. На некоторое время воцарилось напряжённое молчание: Наруто и Саске казалось, что им сказали не всё, что хотели, и это паршивое чувство не давало никому из них покоя. Они обменялись короткими взглядами, словно безмолвно договариваясь о чём-то между собой. Наконец, когда Ямато остановился перед подземными воротами и вышел открыть их, Наруто снова обратился к Какаши: — Мы совсем не помним город, — бросил он пробный камень. — Эти знания вам не пригодились бы, будь уверен, — уклончиво ответил Какаши. — Почему? — тут же напрягся Саске. Как же он ненавидел эти неожиданные сюрпризы! Почему бы не сказать всё сразу? Жестокая правда или нет — плевать, но пусть только она будет дана сразу — целиком и полностью. — Увидите, — многозначительно ответил Какаши. По его тону стало понятно, что больше он ничего не скажет. Ямато вернулся. Ворота были открыты, и впереди виднелся яркий свет, в который с замиранием сердца всматривались Наруто и Саске. Они были последними, кого возвращали в город. Да, это был уже не тот мир, куда они стремились вырваться, не тот мир, где они выполняли ужасные миссии, не тот мир, где жили счастливыми, беззаботными школьниками со своими семьями и, возможно, прекрасным будущим. Но всё же они достигли цели. Она была изуродована и не походила на ту мечту, которую они лелеяли в тёмных коридорах больницы Обито, но она была достигнута. Когда машина вынырнула из-под земли, подпрыгнула, и салон захлестнула волна света, Саске и Наруто тут же обступила барабанная дробь ливня с тяжёлого, серого неба, распухшего от влаги. Они сначала зажмурились — дневной свет резал глаза, — и прислушивались к звукам, которые пробуждали в их сердцах странное, болезненное чувство ностальгии, но когда Ямато выехал на ровную дорогу и тайный вход остался далеко позади, город, оказавшийся как на ладони, стал приближаться в плотном одеянии летнего дождя. Дыхание у Саске сбилось в тот момент, когда он выглянул из окна. Сначала он не совсем понял, что видит перед собой и где находится, впрочем, когда в последний раз он был в Конохе? — но как только он пригляделся внимательнее, то белая краска тут же залила его щёки, а ладонь осторожно, с опаской легла на холодное стекло. — Ебать, — вырвалось у Саске. Наруто пока что молчал, но по его расширенным глазам было видно, что он разделял мнение своего друга как никогда Огромной трассы, что проходила через Коноху и соединяла её с внешним миром, не существовало: на выездах из города дорога была полностью разрушена на много километров вперёд. Прекрасного, сверкающего моста через Накано также не существовало, обе стороны Конохи соединяли мелкие мостики. Все въезды и выезды были уничтожены. Самой реки Накано тоже не существовало: на её месте было осушённое русло, ограниченное с двух сторон огромными дамбами. Саске даже на секунду не сомневался в том, что сбежать из Конохи ни у кого нет шансов. Они все заперты здесь как крысы, как скоты на бойне. Больше не было ни одного высокого здания — их снесли. На их месте стояли небольшие, одинаковые дома, лавки или скучные, однообразные парки с увядшими клумбами, пустующими лавками и унылыми фонарями. Каменные лица прежних мэров или, как их называли сами жители Конохи, Хокаге, высеченные на одинокой скале над городом, не существовали — их стёрли с лица Земли. Машин было мало, почти совсем не было, людей на улицах — тоже. Работали только небольшие магазинчики и кафе, торговых центров также не было. Дождь лил, и огромные струи воды текли по улицам. Ямато и Какаши молчали, хмурясь. Они всё понимали и разделяли чувства своих спутников. — Как же… как же это так? — тихо спросил Наруто, наконец, очнувшись. — Цунаде давно не Хокаге, на её месте Учиха Мадара, он полностью поддерживает Обито. Коноха теперь их подопытный кролик, отсюда невозможно даже уехать, — объяснил Какаши и нахмурился ещё сильнее. Пальцы его рук непроизвольно сжались в кулаки. — Учиха Мадара? — Наруто удивлённо обернулся на Саске. — Я не имею ничего общего с этим хуевым выродком, — выругался тот. — Но почему вы не сказали нам раньше, датте байо? — не переставал сыпать вопросами Наруто. Он был возбуждён и расстроен, то и дело сжимал и разжимал кулаки, его губы подрагивали, лоб болезненно хмурился. — Всему своё время, — уклончиво ответил Какаши. Саске фыркнул: где-то он уже слышал это. И каждый раз опыт ему доказывал, что грош цена этой фразе. — Никаких коммуникаций тоже нет: все телефонные линии и прочие кабели уничтожены. Все наши сигналы бесполезны: их заглушает Джуби, — после долгого молчания решился добавить Ямато. После его слов все сникли окончательно. Путь продолжался в гробовом молчании, которое заполнял шум ливня. Первым высадили Наруто. Пока Ямато провожал его к новой квартире в небольшом, четырёхэтажном доме и что-то объяснял, Какаши повернулся к сидящему позади Саске, который не переставал прожигать мрачным взглядом мокрое от дождя стекло. — Ты всё-таки хочешь жить у Итачи? — спросил Какаши. Саске недобро посмотрел на него. — Какие-то проблемы? — неожиданно грубо и зло ответил он. Какаши неопределённо пожал плечами. — Не то чтобы, но лучше тебе жить отдельно. К тому же ты будешь жить недалеко от Наруто, на одном этаже. Тебе будет удобнее так. — Не ваше дело. Оставьте меня в покое! — вдруг взорвался Саске. Его нервы были уже на пределе и до этого, а сейчас напряжение достигло пика, и агрессию сдерживать было неимоверно трудно. А собственно, какого хуя он должен это делать? Ему больше никто не смеет указывать, он — сам по себе. — Пока что ты один не хочешь сотрудничать с нами, — настойчиво напомнил Какаши. — Неджи и Шикамару вообще практически живут у нас. — Мне поебать. Они могут делать, что вздумают, хоть жарить друг друга на вашем столе. Просто оставьте меня и Итачи в покое, оставьте нас обоих в покое, что ещё вам нужно от нас, сколько можно лезть к нам? — не мог успокоиться Саске. Боже, как давно он не изливал свою злость и ненависть на кого-то, как это приятно, блять, как это круто! Боже, это сродни экстазу! Какаши пристально посмотрел на Саске, но ничего не сказал, потому что вернулся Ямато, и они продолжили путь. Пустые однообразные улицы тоскливо мелькали за окном, пока Саске, прижавшись лбом к стеклу, смотрел на них. — Как живут люди? — вдруг спросил он. — Почти так же, как и раньше, — бодро ответил Ямато. Он безрезультатно старался поднять настроение своему заметно нахмурившемуся напарнику и такому же угрюмому Саске. — Работают, учатся, едят, спят, но только каждый в своём мире. Они пока ещё воспринимают окружающих, но видят их в своём свете. — Чем сейчас занимается Итачи? — Саске заметил, что машина начала сбавлять скорость в одном из кварталов, тормозя у небольшого коттеджа с несколькими квартирами. — Работает продавцом в кондитерской, — ответил голос Какаши. — Приехали. Саске отстегнул ремень. — Возьми ключи от своей квартиры, кто знает, когда они тебе понадобятся, — Какаши протянул ему два небольших ключа на дурацком брелоке в виде собаки. — Ещё раз повторю: мы постоянно будем с тобой на связи, хочешь ты того или нет. Общайся с Наруто, если будет одиноко. Мы тоже готовы помочь тебе в любой момент. — Всего доброго, — попрощался Саске, вылезая из машины. Его тут же оглушил и окатил ливень, и тело задрожало от сырости и прохлады. Одежда намокла, вспузырилась и прилипла к коже. — Эй, — окликнул Какаши, стараясь перекричать грохочущий шум дождя, — подумай о том, чтобы помогать нам, Саске! Саске захлопнул дверь машины, и та тут же уехала, оставляя его на пустой улице. Пошли нахуй из его жизни. Нахуй. Саске вдохнул запах дождя всей грудью. Почему он никогда не замечал, что дождь так волнующе пахнет? Или замечал, но забыл, а сейчас ещё трудно вспомнить, привыкнуть к осязанию, звуку, запаху, трудно перестать ощущать себя здесь лишним, нелепым? Одежда намокала всё больше, волосы липли к лицу и шее, но Саске стоял и не двигался, смотря на небольшой коттедж, где жил его брат. Он не мог надышаться колючей свежестью и запахом дождя. Он словно впервые видел его и ощущал на своём теле холодные, крупные капли. И с каждой каплей где-то внутри, очень глубоко внутри становилось чуточку, совсем немного легче. Саске принесёт с собой брату запах дождя. Лёгкий, холодный и немного терпкий аромат. Вдруг, он тоже забыл его в Мире Луны. Пусть он тоже вдохнёт его и вспомнит, каково это — ощущать запах дождя, запах настоящего мира и настоящей жизни. На почтовом ящике Саске нашёл фамилию брата и быстро отыскал его квартиру. Подняв руку, чтобы нажать на звонок, он в последнюю секунду остановился. Указательный палец подрагивал. Возможно, из-за холода. Саске сильно скучал. Когда он заново учился ходить и с трудом, на пределе собственных сил и возможностей делал каждый шаг, он думал только о том, что каждый пройдённый им сантиметр приближает его на километр к брату. Его брат, его Итачи, его семья, его чудом уцелевшая кровь, которую он же сам пытался уничтожить. Но помнит ли об этом сам Итачи? Узнает ли он? Поймёт ли он, кто перед ним? Если нет, то Саске всё поймёт. Он не будет винить брата, но ему будет очень плохо. Он окончательно останется один в этом мире. Он и его ад — одиночество. Собравшись с духом, Саске нажал на дверной звонок. За дверью послышался приглушенный звон и воцарилась тишина. Только дождь продолжал безжалостно греметь по крыше. Саске прикусил губу. Он начинал нервничать всё сильнее, ожидание совсем выбивало почву из-под его ног, и когда он решил звонить до тех пор, пока ему не откроет пусть даже сам Господь или Сатана, замок всё-таки щёлкнул, и на пороге появился Итачи. Он был в домашней чёрной футболке на размер, а то и больше, чем нужно, и пижамных штанах. Всё такие же длинные – нет, даже длиннее, чем прежде — тёмные волосы были собраны в хвост, перекинутый через плечо. Итачи стоял босыми ногами на холодном полу и смотрел на застывшего на пороге Саске, мокрого, с поникшими плечами, точно побитого. Тот едва пошевелил бледными губами, но так ничего и не сказал. Он не знал, что сказать. Он не мог говорить. Потому что если бы он издал хоть звук, его грудь сжалась бы так, что комок в горле заставил бы его захлебнуться горечью и каким-то другим, тёплым и болезненным чувством. Итачи — почти всё тот же, только с парой новых морщинок на лбу, совсем капельку то ли постаревший, то ли повзрослевший, — Итачи в домашней одежде стоял на пороге, будто бы ничего не случилось. Вообще ничего не случилось. Никогда не случалось. Будто за его спиной вот-вот раздадутся голоса родителей. Господь, если бы всё так и было. Саске отдал бы жизнь, чтобы всё так и было. — Саске? — наконец, позвал Итачи младшего брата. Тот невольно вздрогнул. Он с болезненным чувством тоски узнавал этот голос, и в то же время нет. В нём не было прежнего живого Итачи, но при этом это был его голос: тот самый, который ни с чем не спутаешь. — Я не ждал тебя. Ни ты, ни родители не предупредили, что приедешь ко мне на каникулы. Саске натянуто кивнул. Вот как. Его место в иллюзии Итачи рядом с мёртвыми родителями. Замечательно. — Ну что же, я рад, — туманно, расплывчато улыбнулся Итачи — только эта улыбка была больше похожа на неясную тень. Саске внимательно следил за его лицом: оно было расслабленно, спокойно, но на нём не было эмоций, а мутные глаза чуть лихорадочно блестели. Саске сделал вдох поглубже. Да-а. Итачи в своём мире, и ему, Саске, судя по всему, нет там места. Уже очень давно. — Проходи, что же ты мёрзнешь? — Итачи вежливо посторонился, пропуская Саске в дом, но тот всё продолжал стоять и молчать. — Саске? Что случилось? Поругался с отцом или матерью? — Итачи вздохнул и вышел сам. Саске нагнул голову вниз. Итачи не видел его лица. Он положил свою тёплую руку на продрогшее плечо. — Эй, глупый братец, — позвал Итачи. — Что-то случилось? Саске покачал головой и поднял лицо. На его губах дрожала странная, неестественная улыбка. — Нет-нет, всё в порядке, Ит… брат, — выдохнул он. Итачи убрал руку с чужого плеча. — Хорошо, раз ты говоришь так, — он убрал со лба младшего брата его намокшую и слипшуюся чёлку. — Я рад, что ты наконец-то приехал. Я давно ждал тебя. Пойдём. Саске внезапно бессильно покачал головой. Блять, он и сам не понимал, что с ним творится! Но это было нечто ужасное и вместе с тем невыносимо замечательное. Саске так хотелось бы обнять Итачи и зарыться лицом в его плечо. И он помнил бы только запах дождя, тепло брата и его всё такие же тонкие, но сильные руки, которые гладили бы его по спине и защищали бы от всего плохого и грязного в мире так же, как когда-то очень давно. Но брат не может уже сделать этого. И Саске обнять его — тоже. Саске опомнился тогда, когда Итачи взял его за руку. На фоне холодного дождя она казалась раскалённой. — Да что с тобой, брат? — уже с волнением — Господь, с волнением?! — в голосе спросил Итачи, но как только Саске услышал искренние, живые нотки в его голосе, отчаянно, с силой сдавил узкую ладонь своего брата и судорожно вздохнул, давясь в этом болезненном глотке воздуха. Он был дома. Наконец-то. Наконец-то. А дождь продолжал стучать по дорогам и крышам.