Мир Луны

В первую секунду Саске пожалел, что у него не оказалось под рукой опоры. А ещё он как никогда был рад присутствию брата, потому что только благодаря ему он всё ещё молча стоял и смотрел на Обито, сжимая кулак, чтобы унять дрожь в руках. Только вот это совершенно невозможно было сделать. Бездействие не будет тянуться вечно, и Обито тоже должен был это понимать, когда шёл сюда. Живым он этот день не закончит. Либо его не закончит Саске. — Ну, как дела, Саске? Работаешь? Итачи рассказывал, что ты давно оставил свою учёбу и уехал от родителей, хотел найти работу в родном городе, — Обито отпил ещё чая и поставил полупустую чашку на стол. Две пары глаз — его и Итачи — вопросительно уставились на Саске. Обито достаточно изменился с тех пор, когда Саске ходил в среднюю школу. Он стал более крепким, сбитым и даже как будто выше. Его правый глаз был закрыт белой медицинской повязкой. Впрочем, вся правая сторона лица Обито была изуродована в пожаре, который он пережил в детстве, но тогда его глаз не пострадал, и с ним было всё в порядке и восемь лет назад, когда Обито ещё работал медбратом в школе. Саске не знал в подробностях ту историю о пожаре, но слышал, что Обито очень переживал из-за своего лица, но, тем не менее, счастье не обошло его стороной. Саске помнил, что он был душой компании, весёлым, смелым, готовым отдать другим последнюю рубашку. У него была молодая, красивая, ждущая его ребёнка жена Рин, друзья, любимая работа. Обито был действительно неплохим парнем. Да, но, к сожалению, уже только был. Саске не часто общался с ним. Итачи немного больше — чаще всего по вопросам учёбы, но тоже не настолько, чтобы это можно было назвать маломальской дружбой. Саске вообще не помнил, были ли у Итачи друзья. Был один, кажется. Да, точно. Был. Обито поддерживал хорошую связь с родителями Саске, а с братьями — лишь лёгкое знакомство. Хотя, несмотря на это, Обито относился к ним обоим очень неплохо, даже по-братски: не забывал дарить безделушки на праздники и украдкой отдавал Итачи лишний кусок сладкого или Саске — мяса на семейных ужинах, охотно помогал с мелкими бытовыми проблемами или учёбой, давал щедро взаймы, иногда подвозил и забирал на своей машине из школ, если ему было по пути. Словом, делал всё то, что делают обычные родственники. Но Саске это больше нисколько не волновало. Всё это — в прошлом. Обито ему не семья и никогда ею не был. Вся его заслуга в том, что он отнял эту самую настоящую, единственную и любимую семью у Саске, отнял у него и Итачи нормальную жизнь. Он всё отнял. И не выполнил ни одного своего обещания. — Эй, — наконец, позвал Итачи. Он многозначительно посмотрел на брата и указал взглядом на Обито. — Да, — выжал Саске, хотя не помнил, о чём его спрашивали и спрашивали ли его о чём-то вообще. Поддержание беседы — это последнее, что его волновало сейчас. Обито кротко улыбнулся, обнажив ровный ряд белых зубов. — Что ж, мне пора идти, я и так слишком долго ждал тебя, — сказал он Саске. Его голос был низким, резким, хриплым и неприятным. Интересно, если бы не маска тогда на его лице, узнал бы Саске этот ни на чей не похожий голос? Хотя сегодня он его не узнал. Не узнал бы и тогда тем более. — Хорошо, дядюшка, — встал Итачи. Он ещё раз косо взглянул на брата, и Саске прочитал в его глазах вопрос и удивление, граничащее с непониманием. Блять, ещё бы! Саске прекрасно понимал, что выглядит нелепо с тем выражением на лице, в котором так и застыл на пороге проклятой кухни, но знал бы Итачи, кто стоит сейчас перед ними, если бы он только знал! — Сколько раз я просил не назвать меня дядюшкой, — мягко усмехнулся Обито. Точно, он никогда не любил этого. Он и не был им дядей. Откровенно говоря, Саске никогда не знал и не интересовался, кем им вообще приходится Обито. Тот постоянно говорил, что когда слышит, что его так называют — а Итачи делал это постоянно, скорее, нарочно, чем по привычке, — то чувствует себя дряхлым стариком. Обито любил, когда его звали по имени. Он очень дорожил своими именем и фамилией. — Как скажешь, — безразлично пожал плечами Итачи, собрал посуду со стола и отвернулся к мойке. Обито, проходя мимо стоящего столбом Саске, коротко взглянул на старшего из братьев и, увидев, что тот, ничего не подозревая, спокойно ополаскивает чашки, наклонился к младшему и прошептал: — Пошли. Не советую тебе пробовать перерезать мою глотку. Итачи не будет рад твоим размазанным по стенке мозгам. После этих слов он улыбнулся, по-братски хлопнул Саске по плечу, как любил раньше делать, когда тот был ещё малышом, и ушёл в прихожую. Саске, которого более чем покоробило прикосновение к себе, в последний раз взглянул на прямую спину брата и вышел следом за Обито. Господи, никто не должен в этом мире знать, чего ему хотелось в эту самую секунду и чего ему стоило это спокойствие. — Я зайду за сигаретами в магазинчик внизу, Саске решил сходить со мной, заодно и поболтаем, — добродушно сказал Обито, когда в прихожей появился Итачи, услышавший сборы и возню. Он вытирал руки о полотенце. — Счастливого пути, и передай привет Рин, — попрощался Итачи и ещё раз внимательно взглянул на Саске. Тот молча отвернулся и изо всех сил толкнул дверь. Только этот удар едва ли можно было назвать толчком. На крышу дома поднимались молча. Обито самозабвенно курил по дороге, и, разумеется, он не собирался заходить в небольшую лавку на первом этаже — этой лавки давно не было, хотя для Итачи она продолжала работать. Саске всё это время прожигал взглядом точку между лопатками Обито, потом его шею. Человека очень легко убить. Он сам не понимает, насколько хрупок, насколько ничтожно то, что заставляет его сердце биться день ото дня. Достаточно лишь немного задеть хотя бы ту артерию на шее, и ты уже не человек, не личность, а груда, огромный кусок бездушного гниющего мяса. Они с Обито одни. Никого больше нет. Никто не узнает. Никогда. Никто и не поймёт. Ведь в Мире Луны нет смертей. Так почему же, почему же, мысленно тормошил себя Саске, я ничего не делаю? Почему я просто иду за ним? Шаг за шагом? Почему я жду неизвестно чего? Вдруг это промедление — очередная роковая ошибка? Вот он, стоит спиной. Копается с замком на крышу. Открыт как никогда. Никто не спасёт его сейчас. Приложить головой о стену так сильно, как тогда это сделали с ним, с Саске, чтобы череп треснул. И задушить выродка. Это так просто. Особенно, когда ты уже убийца. Тогда почему ты всё ещё стоишь на месте и просто смотришь, как этот ублюдок распахивает дверь на крышу и говорит: — О, как красиво. Почему ты вместе с ним выходишь на ровную площадку и закрываешь за собой дверь? Почему ты подходишь с ним к перилам, а не перекидываешь его через них? Почему? Почему ты не хочешь унять мучающие тебя столько лет и бессонных ночей боль, ненависть, обиду, злость и дрожь в руках простым убийством? Наверное, потому, что убить человека на самом деле очень сложно. Саске не знал, почему. Но знал, что это слишком сложно. Даже для него. Тучи на небе просветлели, рассеялись, растеклись в разные стороны и превратились в редкие, полупрозрачные, наполненные светом облака. Солнце село за дом напротив, на востоке снова начинали сгущаться, сбиваться в комок сумерки. Небо было высоким и светлым, холодным, почти белым, и на нём оранжевыми пятнами начинали загораться подсвеченные уходящим солнцем облака. Всё вокруг запылало ярким розовым светом, даже их с Обито лица. Дороги и крыша постепенно просыхали после оглушительного летнего ливня, но стеклянные лужи всё ещё блестели в оранжевых лучах, а в воздухе пахло холодом, ночью, свежестью и дождём. — Надо же, Рин жива в мире Итачи, — губы Обито дрогнули в мягкой полуулыбке. — Она ему всегда нравилась. Он переживал её потерю. На самом деле мне всегда нравился Итачи. Неплохой парень. Саске тоже помнил Рин. Но он с ней почти не общался, и она была ему более чем безразлична, и почему она нравилась Итачи как человек, оставалось для него загадкой. Приятная девушка, милая, хороший врач, но не более того. Хотя, наверное, подобные люди как раз всегда были чем-то близки Итачи. Такие люди, как Рин и Наруто. Её смерть Саске тоже помнил. Вернее, известие о смерти, которое одним вечером принёс им после работы в полицейском участке вымотанный тяжёлым днём отец. Оно поразило Саске до глубины души. Но это всё в прошлом, и Рин ему никто, чтобы думать, вспоминать или сожалеть о ней. Саске угрожающе молчал и неприятным взглядом сверлил лицо Обито, и тот, заметив это, стёр дружелюбное выражение со своего лица. Оно, хоть и вызванное дорогими воспоминаниями, было неуместным, это понимали оба. — Чёрный Зецу держит тебя на прицеле, — сухо напомнил Обито. Толстовка на его локтях потемнела от воды на перилах. Саске подавил в себе желание оглянуться. Всё равно он никого не увидит. Зецу проворнее, чем кто бы то ни был. — В Мире Луны нет смертей, Итачи будет плевать, — холодно ответил Саске. Он не боялся смерти, больше его не запугать этим. Когда-то давно, когда ему было тринадцать, шестнадцать лет, мысли о смерти могли вызывать в нём непонятный ему суеверный ужас в сердце, всколыхнуть в груди горячее, неудержимое желание жить и ощущение текущей здесь и сейчас жизни. Но сейчас – нет. Итачи даже не узнает о его смерти, если что-то произойдёт. Но тем лучше для него. — Да, но Итачи воспринимает тебя вне Мира Луны, а потому он очень огорчится, — Обито облокотился спиной о перила и взглянул на застывшего в напряжении Саске. — Конечно, я всё знаю, — ответил он на немой вопрос в глазах напротив. — Мне ли не знать обо всём. Саске вновь взглянул на небо. Он был в майке, и прохлада пронизывала его насквозь, каждую его косточку. А ещё его майка до сих пор была мокрой. Как бы не простудиться. — Мне всё равно, когда я убью тебя. Я умею ждать. — Я знаю. — За мной постоянно следит Анбу. Ты засветился. — Сейчас не следят. Ты же не думаешь, что я такой же безмозглый болван как Какаши? — усмехнулся Обито. Саске с ненавистью взглянул на него. — Для меня вы все одинаковые. Я ненавижу вас всех. — Значит, Какаши уже приходил к тебе поговорить об Итачи? Эта собака должна была заметить изменения в нём. Саске в свою очередь усмехнулся. Как наивно было полагать, что они смогут защититься и спрятаться от Обито в городе, который целиком и полностью теперь принадлежит ему. Какаши и правда болван. Саске всегда был уверен, что Обито не сводит с него и с них всех глаз. Да и эта встреча рано или поздно должна была произойти. — Им нужен мой брат для их блядских исследований. — И ты тоже, — Обито снова закурил. Едкий дым медленно растворялся в прозрачном воздухе. Раньше Обито никогда не курил. Саске понятия не имел, когда у него появилась такая привычка. — Я им нужен не для этого. — Для этого. Они не отстанут от вас с Итачи никогда. — Как и ты! — не выдержал Саске. Облака стали тёмно-розовыми, тяжёлыми, почти фиолетовыми, а небо потемнело и теперь переливалось серо-голубыми красками. Ночь наступала всё быстрее. Сейчас ещё светло, а через пять минут улицу поглотит густая синяя темнота. — Зачем ты пришёл? — спросил Саске. Этот вопрос мучил его больше всего сейчас. И надо оставаться очень наивным, чтобы думать, что Обито покурит и уйдёт восвояси. — Выкладывай быстрее, я не желаю стоять с тобой лишнюю секунду. Но Обито ещё с минуту молчал и докуривал сигарету. Потом потушил её о перила и скинул, не оборачиваясь, вниз. — Быстрее, так быстрее. Мне нужна твоя помощь. Не за просто так, разумеется. Саске невольно отпустил перила. Дар речи пропал вместе со способностью воспринимать ситуацию. Нет, это что, издёвка? Саске во все глаза смотрел на Обито, всё ещё не в силах поверить своим ушам. Он точно не ослышался? То, что он услышал, и то, что сказал Обито, — точно одно и тоже? Этот сукин сын пришёл просить его о помощи? Просить его о помощи? Его? О помощи? Нет, это… невероятно! Это неслыханно! Это смешно! Господь, как же это смешно! И Саске бы рассмеялся, если бы это оказалось неудачной шуткой. — Сука, — прошипел он. — Я убью тебя. — Не забывай о Зецу, — тихо напомнил Обито. — Мне похуй! — однако Саске до боли стиснул перила, чтобы не сделать глупостей. А он их хотел сделать, чёрт побери, как же он их хотел сделать. — Ты издеваешься? Ты спятил? После всего ты просишь меня о помощи? О какой, блять, помощи?! Обито, ничуть не смущённый такой реакцией, выглядел спокойно и уверенно. — Взамен я помогу Итачи. — Что?! Итачи? Ему не нужна твоя помощь, — с презрением выплюнул Саске. Боже, как же он был зол, его трясло от злобы! — Мне ты уже помог один раз. Отлично помог. Обито скрестил руки на груди и неожиданно мягко взглянул на Саске. Они с ним стояли очень близко, и, несмотря ни на что, из-за этого странного взгляда Саске внезапно ощутил себя в далёком детстве, где Учиха Обито был не его врагом, а родственником и знакомым, у которого всегда находилась лишняя конфета для него. Как могла бы быть хороша их жизнь. Как жаль, что она не такая. И тот, кто виноват в том, что она не такая, сейчас стоит здесь как ни в чём не бывало. — Итачи нужна помощь, — повторил Обито, нет, скорее даже настоял. — Иначе он сойдёт с ума так же, как когда-то ты. Саске нахмурился и промолчал: он в глубине души со страхом подозревал о таком исходе, и то, что его опасения оправдались, не облегчили его ношу. Всё ясно. История возвращается на круги своя. Наверное, если бы Саске мог, если бы был ребёнком или такой девчонкой, как Сакура, он бы сейчас заплакал от внезапного бессилия, от беспросветной топи, из которой нельзя выбраться. Это, правда, невозможно. Это невыносимо. Когда же это кончится, когда? Всё же должно рано или поздно кончаться? Ведь силы и терпение давно на исходе, и Саске наедине с собой признавался, что держался на последнем издыхании, живя столько лет в этом сумасшедшем доме. Господь, ну, когда же ты оставишь нас в покое! Обито выждал минуту, и когда удостоверился, что Саске остыл, сказал: — Я расскажу тебе всё. Если ты выслушаешь меня. — Чтобы ты опять мне солгал? — Тогда так надо было. Сейчас мне нечего скрывать. Послушаешь? Облака на западе подёрнулись синевой, а небо продолжало темнеть. Саске кивнул. — Как будто у меня есть выбор. И правда, почему у него словно никогда нет выбора? Никогда, никогда. И это хуже всего. Из-за этого ему приходится всю жизнь иметь дело с мерзавцами. Обито улыбнулся непонятно чему. Но улыбка шла его обезображенному лицу. Да, она так ему шла. Она делала его глаза тёплыми и живыми, а лицо — мягким. Как только под этим лицом мог скрываться такой дрянной человек? — Ты уже знаешь, что такое Мир Луны. Он даёт человеку вечное счастье, мир без зла и страданий. Но однажды может случиться так, что Джуби даст обратное действие. Это будет мир ужаса, страха, неуверенности, ненависти и боли. Ты не будешь доверять даже себе. Ты забудешь, что родные любят тебя, а твои друзья — твои друзья. Ты будешь пытаться вырваться из этой ловушки, а она только сильнее стянется вокруг тебя, пока ты не поймёшь, что выхода у тебя нет. Ты будешь ненавидеть всех, тебе будет казаться, что тебя все ненавидят. Все, кто тебя любит. Это мучение медленно наберёт обороты, пока ты не сорвёшься. Именно это и случилось с нами. — С нами? — переспросил Саске. Обито небрежно кончиками пальцев поднял повязку на глазу. На его месте была пустая глазница. Саске смотрел в неё, не в силах оторвать взгляд. Нечто внутри неприятно сжалось. — Я пробовал Мир Луны на себе вместе с вами, и вот, что я сделал с собой в ту ночь, — пояснил Обито. Он опустил повязку обратно на глаз. — Это случилось потому, что я достиг предела и начал выходить из Мира Луны. Из его подобия, если быть точным. А так как я напрямую связан с Джуби, то это распространилось на всех вас. Я не могу сказать, что я раскаиваюсь или мне жаль, но я не желал того, что случилось. Саске нахмурился ещё больше. В сумерках его лицо вдруг казалось ужасно взрослым, усталым и изнеможённым. Саске чудилось, что его кости медленно впитывают сырость воздуха, но сырость ли это болезненно скользила в его теле? — Почему это произошло с тобой? Обито усмехнулся. — Это самое интересное. Из-за одного человека. — Дай сигарету, — попросил Саске. Обито порылся в кармане и протянул зажигалку и полупустую пачку. Саске не любил курить сигареты, он не видел в них никакого толка. Только вонь, раздражение в горле и никакого удовольствия. Но сейчас ему хотелось сделать хотя бы одну крупную затяжку. Всё это глупости, и толку от этого никакого нет, но и чёрт бы с ним. — И кто же этот человек? — спросил Саске, раздражённо стряхивая пепел вниз: у него это никак не получалось. — Ты, — ответил Обито. Саске, подносивший сигарету ко рту, остановился. — Что? — он смотрел на Обито как на умалишённого. Но на лице того не было ни тени усмешки или издёвки. Обито, как бы это ужасно ни звучало, был предельно серьёзен. — Да, дело в тебе. — Я не могу иметь к этому никакого отношения! — Но, тем не менее, имеешь. Я объясню. Вспомни своих одноклассников, какими ты их помнишь в школе, — попросил Обито. Саске задумался, хотя едва ли мог это сделать. Однако да, он их хорошо помнил. — Вспомнил? А теперь скажи. Скажи, у Шикамару была так сильно развита невероятная логика в то время? Саске отрешённо покачал головой. Он плохо понимал, о чём ему говорят, что от него хотят и что происходит, но с каждой секундой смутное осознание всё ближе подкрадывалось к нему, готовое на неожиданную атаку. — У Наруто была такая невероятная способность к регенерации? — продолжал перечислять Обито. — У Сакуры была такая физическая сила? У Кибы — удивительное обоняние? У Неджи — невероятное зрение? У Ино… — Я понял, что ты хочешь мне сказать, — перебил Обито Саске. Перебил и сглотнул колючую слюну. Обито немного помолчал, а потом снова внимательно посмотрел на своего собеседника: — Ты всегда был невероятно способным мальчиком. Когда-то Итачи мне говорил, что ты перещеголяешь его во многом. Но ты перещеголял не только его. Твоя способность развилась раньше всех. У тебя способность разрушать Мир Луны и превращать его в ужас. Саске выкинул сигарету, так и не докурив её. Она дымилась на лету, пока не упала на асфальт. Но и там ещё блёкло моргал её тлеющий огонёк. Моргал, моргал, и наконец-то потух. Саске нервно взъерошил волосы на затылке. — Это абсурд. — Это правда. — Как это возможно? — вспыхнул Саске. — Как это было возможно? Обито пожал плечами. — Тебя было труднее всего поддерживать в состоянии иллюзии. Может, ты и согласился на неё добровольно, но в глубине души ты не хотел этого никогда. Ты постоянно подсознательно цеплялся за что-то, не хотел расставаться с какой-то частью своей жизни, я не знаю, что ты так сильно боялся забывать. Может быть то, что ты хотел забыть? Ты очень медленно входил в иллюзию, постоянно возвращался к реальности, а потом обратно, и так постоянно. Из-за этого у тебя начались проблемы с нервами и психикой. Мне приходилось ставить на тебе многие эксперименты, и, не смотря на то, что твоё тело было в итоге в Мире Луны, твой разум не принимал его и всяческим путём пытался вырваться из иллюзии. В конце концов, эта невероятная воля покорила твоё тело и достигла таких масштабов, что ты стал живым носителем разрушения чужого Мира Луны. Я проводил с тобой практически всё время и понял весь ужас твоего дара только тогда, когда ты превратил мою жизнь в ад. Ты заставил меня вспомнить самое ужасное, что я мечтал забыть. — Блять, это невероятно, — прошептал Саске. Он покачал головой и глухо усмехнулся. — Невероятно… Невероятно. Вот, значит что. Теперь понятно. Теперь это многое объясняет и ставит всё на свои места. Саске сжал перила. Значит, это всё-таки он заставил Итачи вспомнить то, чего тот боялся более всего в жизни. Это он вытащил из памяти Итачи всё, что тот хотел бы навсегда забыть — любовь, смерти, потери и многие другие страшные вещи. Но главное — их обоюдное горе и ненависть к себе из-за этого неправильного чувства. Облака на потемневшем востоке растаяли и превратились в лёгкую дымку. Становилось всё холоднее, свежий, сырой ветер то и дело обдавал ночным холодом. Обито поёжился в толстовке и хмуро посмотрел на окрестность. Она постепенно тонула в океане ночи, чьи волны захлёстывали её всё с большей яростью, а маяки-фонари постепенно разгорались посреди бескрайнего простора. — Ты никогда не задумывался, почему Какаши и другие члены Анбу не под действием Мира Луны? — Они говорили о каком-то препарате, — тихо сказал Саске. Он стоял, опираясь локтями о перила. Нижняя часть его лица была скрыта нервно сплетёнными пальцами. — Да, о твоей крови, которую взяли у тебя, пока ты был в коме, — ухмыльнулся Обито. — Сукин сын Орочимару подарил им много информации о вас. Хорошо, что он сдох. Итачи неплохо поработал. А теперь Какаши убедился, что ты и правда можешь вывести человека из Мира Луны и даже постепенно ввести его в обратное состояние. Я думаю, что он не хотел пробовать переливать кому-то, кто в иллюзии, твою кровь из-за опасения безумия. Поэтому он наблюдал за вами с братом. А теперь над вами будут ставить много экспериментов. Итачи перельют твою кровь, и тогда он познает истинный ад. Без неё он будет долго и болезненно выходить из иллюзии, в конце он действительно сойдёт с ума на некоторое время, но потом совсем проснётся. С твоей же кровью это произойдёт быстро, за день или два, но Итачи может уже никогда не прийти в себя и остаться сумасшедшим. Или даже умереть. А они захотят попробовать это на нём. Им важнее Коноха, им важнее этот проклятый город, чем их же друзья, союзники и даже собственные жизни. Саске покосился на Обито. Что ни говори, но этот ублюдок отлично знает, на какие места нужно надавить. — И что ты мне предлагаешь? — У меня есть подходящая способность для тебя, Саске. Она похожа на твою. Я буду давать тебе свою кровь. Я связан с Джуби, поэтому она поддержит иллюзию Итачи, если ты введёшь её в него. То, что происходит с твоим братом, необратимый процесс, даже если ты попробуешь держать дистанцию. Но его состояние пока ещё можно облегчить и немного притормозить пробуждение. — А что должен делать я? — Ты должен согласиться на все условия Анбу, перевести к ним Итачи, остаться там самому и докладывать мне всё значимое, что услышишь и увидишь там. Я долго терпел их, но Какаши забыл, что я не дам ему пересечь дозволенную черту. Обито внезапно жестоко ухмыльнулся. — Да, — протянул он, сжимая руками холодные перила. — Хатаке Какаши… Ты знаешь, что он когда-то был моим лучшим другом? Саске отрешённо покачал головой. Она ныла всё сильнее, и он уже больше не был способен ни удивляться, ни что-то понимать. Ему хотелось одного — заснуть. Заснуть и проснуться с ясной головой. Но только вот сегодня этого точно невозможно будет сделать. — Ты помнишь мою жену, Рин? — спросил Обито. — Мы втроём с Хатаке многое пережили, и я думал, что нашу дружбу с Какаши ничто уже не разрушит. Ты знаешь, как умерла Рин? Саске молчал. Он смотрел куда-то вперёд, и невозможно было понять в сумерках выражение его лица. — Какие-то мерзавцы захватили торговый центр, стоявший вон там, — Обито неопределённо указал рукой вперёд, Саске машинально посмотрел туда отсутствующим взглядом, но увидел только тёмное небо. — Рин убил в тот день полицейский, который ценой её жизни спас остальных. Её и моего нерождённого ребёнка убил наш лучший друг, Какаши. Убил свою лучшую подругу и жену лучшего друга ради тех, кого никогда не знал. Обито снисходительно посмотрел на Саске, будто тот готовился сказать что-то в защиту Хатаке. Но ему было всё равно. Он стоял в глубоком шоке и думал только о своём. — Я не виню его. Я не способен винить его, потому что я не принимаю больше этот мир. Ты вынужден убивать своих друзей, страдать, бороться за что-то. Но за что? Зачем? Я знаю, ты когда-то задавался этим вопросом и так и не нашёл ответа. Его нет. Но никто этого не понимает. Я оборвал метания людей. Ты тоже, наконец-то, понял, что Мир Луны — это спасение. Скоро я соединю Джуби с собой, и тогда иллюзия станет идеальной. Итачи больше не будет страдать. Даже из-за тебя. Я всегда доверял тебе больше остальных, поэтому я пытаюсь договориться с тобой, хотя Итачи и предал меня. Я дам тебе время подумать. Не прощаясь, Обито направился к двери, дрожа всем телом под толстовкой. Дело было не в холоде. Уже у самого выхода на крышу его догнал глухой голос Саске: — Ты говоришь о моём брате. Разве у меня есть выбор? Обито обернулся. — Нет. Наверное, нет. Дверь тихо хлопнула, и Саске остался один мёрзнуть на пустой крыше. *** Итачи задремал прямо с книгой в руках. В последнее время заснуть для него было огромной проблемой, поэтому он читал до тех пор, пока мысли не растворялись в строках на бумаге, а тяжёлые веки не опускались сами собой. Саске посмотрел на часы. Они показывали половину двенадцатого. Обычно в это время Саске даже не думал о том, чтобы лечь спать, а сейчас он, чтобы составить компанию Итачи, лежал в постели в одних пижамных штанах и смотрел в потолок, пока не заметил, что брат спит. Вытащив книгу из ослабевших рук Итачи, Саске аккуратно приподнялся на локте, подвинулся ближе и стал разглядывать спящего брата. Тусклый свет ночника неясно освещал острые черты его спокойного и немного холодного лица. Саске не помнил точно, сколько дней прошло со дня встречи с Обито. Кажется, четыре. Или пять? Шесть? Похуй. Какая разница. Вся суть заключалась в том, что Саске ничего не обдумывал и даже не собирался этого делать. Разве есть смысл ломать голову, пытаться найти ответы на бесчисленные вопросы, искать правду? Есть только факты и почти никакого выбора. О чём можно думать, что можно решать и из чего выбирать, когда касаешься кончиками пальцев тёплой щеки Итачи с осознанием того, что это единственное, что осталось? Единственное, что дорого. Единственное, что ещё можно спасти. Обито, Какаши, Наруто, Сакура — они не понимают, что Саске сделает всё, чтобы защитить то, что у него осталось. Они не понимают, что он любым путём добьётся желаемого. Они не понимают, что он давно сам по себе. Саске убрал руку от лица брата, осторожно подвинул одеяло выше, накрывая его плечи, и бесшумно встал. Обошёл кровать, выключил ночник и вышел на кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Спать он ляжет ещё очень нескоро. Они все не понимают, что Саске уже не тот наивный мальчик, которым можно управлять, которого можно запугать, запутать. Теперь он знает, как взять своё и не дать взамен ничего. Обито, Какаши — они больше не будут играть с его жизнью, не будут искать выгоды в его слабостях. Это очередь Саске позабавиться над ними. У него почти не осталось сил, но, тем не менее, в нём ещё горел тот самый живой огонь, который поддерживал его столько лет — невероятная сила воли, вера в свои возможности и любовь. Саске знал, что он на самом деле силён. По-настоящему силён, и даже если он сгибается под тяжестью, навалившейся на него, это не значит, что он сломается. Саске никогда не сломается. Ни за что. Если у него только один способ спасти Итачи, что ж, так тому и быть. Саске сделает шаг назад, отступится. Но это будет началом конца Обито, потому что Саске не зря как молитву повторял бессонными ночами одно слово — месть. Месть, месть, месть. Её никто не избежит. Рано или поздно она настигнет всех. От тяжёлых мыслей отвлёк кроткий, но сильный стук в дверь. Саске вздрогнул и на всякий случай ещё раз взглянул на часы. Без пятнадцати двенадцать. О, чёрт. Этого ещё не хватало! Только одну суку могло принести сюда в это время. И она под именем Узумаки Наруто мялась на пороге, неловко почёсывая затылок, — жест, с головой выдающий смущение и неуверенность Наруто. Когда он только научится контролировать свои эмоции? Хотя бы чуть-чуть. Наруто оглядел Саске и увидел, что тот стоял в пижамных штанах. — Не разбудил? Ты в это время обычно не спишь, вот я и… — Наруто пожал плечами и улыбнулся. Саске ничего не ответил. Он молча посторонился и впустил друга в квартиру. Тот разулся, прошёл в гостиную и сел на диван, оглядываясь с видом, как будто был здесь впервые. Саске тем временем занял свой излюбленный стул. — Итачи нет? — спросил Наруто. — Он спит. Говори тише. — А, да, конечно. Наруто нравилась квартира его друга. Маленькая, пустая, бесцветная, безмолвная, но, тем не менее, почему-то, несмотря ни на что, уютная, относительно чистая — в большей мере благодаря присутствию Итачи, — светлая. Саске не часто приглашал к себе, он вообще никогда не любил впускать к себе посторонних, но разве лучшим друзьям нужны глупые приглашения или лишние слова? — Я вспылил тогда, — наконец, сказал Наруто. Правда, после того, как он хлопнул дверью перед носом своего друга, они так и ни разу не разговаривали. Поссориться из-за собственной гордыни — как это ничтожно и мерзко. — Я тоже, — внезапно согласился Саске. Наруто в изумлении уставился на друга. Нет-нет, постойте. Чёрт подери, он не ослышался? Учиха Саске признал и свою вину? Господь, воистину твой мир удивителен! — Всё? Мы снова друзья, и ты снова будешь спать спокойно? — усмехнулся Саске, прожигая друга тяжёлым взглядом. Но усмешка была доброй и искренней, и Наруто не надо было прислушиваться, чтобы услышать в ней нотки редкого для Саске добродушия. Мало кто знает, что Саске — хороший парень. Действительно стоящий человек. Сильный и смелый. И ещё он самый замечательный друг в мире, даже если сам не подозревает об этом. — Конечно, датте байо. — И? — Саске по-деловому скрестил руки на груди, не прекращая сверлить друга взглядом. — Ты всё-таки скажешь, зачем пришёл? — Что? — переспросил Наруто, продолжая глупо улыбаться. Саске молчал и внимательно смотрел на него. Внезапно улыбка на губах Наруто растаяла, и серая тень взрослой серьёзности преобразила его жизнерадостное лицо, когда он понял, что ублюдок Саске видит его насквозь. Дерьмо. Да, дерьмо. Саске как всегда понял всё без лишних слов, как понял бы Наруто, если бы они поменялись местами. Наруто однажды, как-то очень давно услышал или прочитал, что по-настоящему лучшие друзья могут предугадать мысли и движения друг друга, они видят то, что друг у друга в душе. Наверное, когда-то он в это не верил и презирал эти слова. Они казались наивными, глупыми, напыщенными, и какой идиот вообще мог их сказать? Тот, кто не видел жизни? Но теперь Наруто сам в который раз убеждался, что это абсолютная правда. Ведь сквозь все улыбки Саске нутром чувствовал напряжение своего друга, и он заранее знал, что разговор будет далеко не приятным и может закончиться дракой, ссорой — чем угодно, это же они, Наруто и Саске, вечные соперники и лучшие друзья, и он ждал этого с таким пониманием и так спокойно, как мог. Но ведь это и есть настоящая дружба, правда? Видя, что нет смысла тянуть время, Наруто решительно вздохнул. — Ко мне приходил Какаши и рассказал про Итачи, — тихо сказал он. — Он сказал, что знает, что Итачи у тебя, и попросил поговорить с тобой. Он не хочет применять силу ни к кому из вас. Саске с досадой повертел первую попавшуюся ручку в руках и небрежно отбросил её обратно. Наверное, Какаши знал всё с первого мгновения — с того самого, когда обнаружил, что Итачи пропал. Однако надо отдать ему должное — он сдержал своё слово и терпеливо ждал. — Я так и знал. Считай, что исполнил его просьбу, и спи спокойно. Наруто нахмурился. — Ты не понимаешь, Саске. — Я понимаю. — Нет, ты не понимаешь, датте байо. Саске раздражённо взглянул на Наруто. — Блять, ты прикалываешься? Какаши хочет ставить эксперименты над моим единственным братом, и ты думаешь, что я это позволю? — Саске, так нужно, — терпеливо возразил Наруто. Его голос был мягким, а в голубых глазах — ни капли раздражения. Скорее понимание, но лучше бы на меня обрушился вал брани, ругани и глупых объяснений, чем это проклятое, искреннее понимание, с горечью думал Саске. — Итачи освобождается от иллюзии, и он может помочь нам уничтожить Мир Луны. Он спасёт всех, неужели ты не понимаешь? — Мне поебать на всех, — фыркнул Саске. — Меня волнует только жизнь моего брата. Наруто покачал головой и улыбнулся. — Нет, тому Саске, которого я знаю, не поебать. — Того Саске, которого ты знал, давно нет. — Да прекрати. Тебе не надо волноваться, я обещаю, что с твоим братом не случится ничего плохого. Я клянусь своей жизнью, если хочешь. Саске вздохнул. Он оттолкнулся ногами от пола и подкатился на стуле к дивану, останавливаясь напротив своего друга. Наруто внимательно и терпеливо смотрел на него по-дружески тёплым взглядом. Боже, да, кажется, он готов стоять на смерть. — Слушай, — совсем без зла сказал Саске, — ты мой единственный друг, я не хочу ссориться с тобой. Но вся проблема в том, что я понимаю тебя, а ты меня – нет. Ты никогда меня не поймёшь. Этот спор бессмыслен. Они все меня достали. Сколько это будет продолжаться? Они вцепились как клещи в нас, и я не намерен это терпеть. Я хочу, чтобы они скорее все сдохли и оставили нас в покое. Только, по-моему, скорее умру я, чем они. — Но, Саске, — Наруто с пониманием и грустью смотрел на своего друга, — когда-нибудь это закончится. И чем быстрее ты прекратишь упрямиться, тем быстрее это закончится. — Ты такой наивный, — усмехнулся Саске. — Они будут пить кровь из нас до конца наших дней. На нас клеймо. С этим нельзя было не согласиться, Наруто всё понимал. Их уже вряд ли когда-то оставят в покое, но надежда умирает последней, не так ли? Ведь пока ещё есть шанс, можно ждать лучшего? Это так важно — уметь ждать лучшее. Всегда, несмотря ни на что. Это сложно, но так проще и легче. — Я согласен позволить им изучить моего брата, но больше этого Анбу не получат, — помолчав, сказал Саске. Он был нахмурен, и было видно, с каким трудом дались ему эти слова. — Я не позволю им разрушить Мир Луны моего брата. Так лучше для него. Ему лучше в иллюзии. Наруто покачал головой. — Не лучше. Он боролся за то, чтобы никто из нас не был в иллюзии. Он знал, что любая жизнь и самое отвратительное прошлое лучше этого. — Итачи — человек идеи, и он понимал, что это его погубит. Он не должен вспоминать этот ад как можно дольше. Пока это возможно. Каково будет ему? Вспомни нас. Я не желаю ему таких мучений. Не надо всё вновь переворачивать с ног на голову. Это его и мои трудности. Уходи, не лезь не в своё дело. Пожалуйста. Наруто грустно усмехнулся. — Не моё дело, значит… А что же, по-твоему, моё дело? Саске молчал. — Знаешь, что? Давно хотел тебе сказать. Я вспомнил не всё. Я так и не помню многие вещи, но точно знаю, что раньше мы ненавидели друг друга, правда? — Наруто попытался улыбнуться, но так и не смог: вместо этого у него вышла кривая усмешка. — У меня вообще не было друзей, но ты особенно ненавидел меня, хотя я хотел дружить с тобой больше всех. — Да, это правда, — сказал Саске. Хотя это не совсем правда. Саске скорее испытывал к Наруто чувство отвращения и презрения, а не нечто серьёзное вроде ненависти. Наруто отвратительно учился, отвратительно вёл себя, всегда пытался привлечь к себе внимание своими дурацкими выходками — как только учитель… Ирика? Ироку? Ирука? Да, кажется, Ирука. Так вот, как только учитель Ирука терпел его? У Наруто не было друзей, но он сам же распугивал их своей клоунадой, настырностью, назойливостью, шумом, гадким кривлянием. У Саске тоже не было в классе друзей, но он и не стремился к этому, более того, его уважали. Он не закрывался от товарищей, не отказывал им в помощи, посещал школьные клубы после уроков вместе с ними, а потом отдыхал и в кафе ел мороженое со всеми. Но они не были друзьями Саске. Он не находил в них то, что нашёл в Наруто. Или того, что Наруто нашёл в нём. Если бы не Обито, всё осталось бы на своих местах, но теперь они — к сожалению или к счастью, — лучшие друзья. И Саске не солгал бы, сказав, что рад тому, что нашёл в своей жизни место для одного-единственного друга. Но друзья должны помнить, что может наступить тот момент, когда им не следует лезть не в своё дело. И этот момент наступил, только Наруто не понимает, что его магия дружбы бессильна здесь и сейчас. — Но мы всё-таки нашли какой-никакой общий язык, и я только сейчас понял, что моя мечта сбылась. У меня появились друзья, лучший друг, и я этому невероятно счастлив, — грустно улыбнулся Наруто и взглянул на Саске. — Вы тоже единственное, что у меня осталось. Поэтому теперь твои проблемы — моё дело. Я хочу помочь, я впервые по-настоящему могу помочь тебе и твоему брату. Ты должен довериться Какаши. Или мне хотя бы. Ты же веришь мне, ты же знаешь, что я никогда не предам тебя, придурок? Это тот шанс, который мы ждали столько лет. Итачи хотел бы этого. Для тебя он поступил бы именно так. Саске вздохнул и встал со стула. Наруто в напряжении не сводил с него глаз. — Ты полный кретин, — наконец, сказал Саске. — Я всё понял, теперь ты можешь уйти и оставить меня в покое. — Ты слишком плохо меня знаешь, если думаешь, что я так быстро сдамся. — И что же ты сделаешь? — усмехнулся Саске, с вызовом смотря на Наруто. — Я выбью всю дурь из твоей деревянной башки, датте байо! — взорвался тот. Саске стиснул зубы. Блять, как его это заебало! Как его заебала эта непроходимая тупость! — Знаешь, что? Съебись отсюда. И как можно скорее. Слышал? Но Наруто и не думал даже шевелиться. Однако его лицо мрачнело всё больше, а голубые глаза постепенно наполнялись яростью из-за бессилия. — Сас… — Пошёл вон! — Как ты не понимаешь, что Итачи — наша последняя надежда?! — наконец, вышел из себя Наруто. Его щёки запылали в гневе, побелевшие кулаки сжались – да, чёрт, он был на взводе! Он готов разбить сейчас кому-то нос и открутить голову, чтобы вдолбить туда свою проклятую помощь. — Итачи нужен нам! Настоящий Итачи, тот, которого мы знали и которым восхищались, ждёт нашей помощи, твоей помощи! Почему ты никогда не слушаешь меня! Я ведь понимаю… — Заткнись! — гаркнул Саске, но тут же спохватился и нервно прислушался: в квартире было тихо, только дыхание Наруто и его собственное разносилось по комнате. На всякий случай он подошёл к двери спальни и плотнее прикрыл её. – Нет, ты ни черта не понимаешь и ничем не поможешь, а знаешь, почему? — прошептал Саске, и голос его наполнился ядом и холодом, которые заставили Наруто невольно поёжиться. — Потому что твою семью, которую ты прирезал во сне, давно сожрали черви, и ты понятия не имеешь о том, что такое иметь что-то на этом проклятом свете. Не смей сравнивать дружеские и родственные связи! Вы меня достали! Вы сидите в глотке у меня. Я хочу, чтобы вы все катились в ад, слышишь? Катились в ад и забыли о нашем с Итачи существовании! Мой брат чудом выжил после того, как я пытался его убить, и я не собираюсь им рисковать даже в шутку. Ты убил свою семью, у тебя нет никого, а у меня — есть. И я на всё готов, чтобы сохранить то, что у меня есть. На всё! Заруби себе это на носу. Наруто медленно поднялся с дивана. Саске, смотря на его побледневшее лицо, невольно подумал, что сказал лишнее. Очень лишнее. Но другого выхода у него не было. Наруто с его идеями о добре и зле стоит держаться от всего этого как можно дальше. Хотя бы ради его же блага. Наруто никогда не поддержит своего друга в том, что он собирается делать, а нести ответственность ещё и за его жизнь Саске уже не был в силах. — Я не убью тебя за эти слова только потому, что ты мой друг, — тихо сказал Наруто. Его сухой тон заставил Саске испытать новый укор совести, но он только как можно более раздражённо взглянул на своего друга. Ведь умение говорить жестокие слова друзьям ради их же блага и есть дружба? — Да, у меня никого нет, — продолжил Наруто, но уже мягче. — Но у меня есть человек, которого я считаю своим братом, и который ни черта не понимает в этой жизни, как и я. И я прощаю ему то, что он только что мне сказал. Я тоже хочу сделать всё, чтобы помочь моему брату и его старшему брату тоже, потому что я уважаю Итачи, дорожу им, мне невыносимо видеть его таким. Он первый поверил в меня, он просил позаботиться о тебе, он надеялся, что мы поможем ему. И если ты хочешь оставить его мучиться и лишить надежды жить нормальной жизнью, то я не позволю тебе это сделать. Если надо, то силой. Итачи не будет страдать из-за твоего эгоизма и упрямства, датте байо! Саске вдруг улыбнулся. — Помочь Итачи могу только я. — Нет, — возразил Наруто. — Ты не имеешь права решать за него. Он всего лишь твой брат, а не твоя собственность. Саске продолжал улыбаться, прожигая друга странным, непонятным взглядом. — Ошибаешься. Итачи мне намного больше чем брат. Наруто, нахмурившись, с непониманием вглядывался в лицо Саске, а потом оглянулся на запертую дверь в спальне, посмотрел на стоящего перед ним в одних спальных штанах друга, и внезапно его лицо посерело и вытянулось. — Ты шутишь, — попытался улыбнуться Наруто, но вместо этого у него вышел нервный оскал. Саске усмехнулся, наслаждаясь ужасом и замешательством на лице своего друга. — Да, Наруто. Всё именно так. Я сплю со своим братом. Я люблю своего брата. И ты не представляешь, как сильно. *** Итачи почувствовал дуновение ветра из открытого окна только тогда, когда его ноги коснулись холодного пола. Озноб мгновенно поднялся по спине к плечам и растёкся по рукам. Из-за темноты и спросонья в комнате всё сливалось в одну бесформенную, мягкую тёмную массу. Только приглушённый свет, просачивающийся под закрытой дверью, слабо освещал кусочек пола. Итачи, всё ещё нетвёрдо стоя на ногах, встал с постели: слабость подкатила к желудку. Первая осознанная мысль была о том, сколько сейчас времени, хотя на самом деле это было последнее, что Итачи хотел знать. Впереди на полу блестела жёлтая полоса света, и для колотящегося сердца она была глотком воды в пустыне. Скорее, скорее коснуться её, выйти к ней и сощуриться от лампочек под потолком! Но Итачи не успел и дотронуться до круглой ручки, как свет в другой комнате погас, и дверь внезапно открылась. Она распахнулась слишком быстро и внезапно, заставив Итачи вздрогнуть от неожиданности. Сердце ухнуло где-то в ушах, потом кольнуло в груди, судорожный вдох едва смог наполнить сжавшиеся лёгкие кислородом, и Итачи показалось, что прошла вечность и не одна, прежде чем он узнал на пороге комнаты своего младшего брата. Тот тоже неподвижно застыл в напряжённой позе, не ожидая столкнуться нос к носу с кем-то. — Ты меня напугал, — наконец, прохрипел Саске. Итачи тряхнул головой, растрёпанные и спутанные волосы упали на лицо. — Прости, — так же хрипло ответил он. — Ты не спишь? — спросил Саске. В темноте не было видно его лица, но Итачи и не смотрел на своего брата. Он до сих пор не мог собрать свои мысли в кучу, живот начинало сильнее скручивать в тошноте. Да, вот откуда этот озноб. Это не холод от окна. Это не холодный пол и не темнота. Это ужасная внутренняя дрожь. И она сжимает виски — сильнее, сильнее, сильнее. Сейчас она сдавит так, что голова лопнет, взорвётся. — Я слышал чьи-то голоса, кто-то приходил? — рассеянно спросил Итачи. Он не помнил, о чём спрашивал его брат, не знал, зачем сам что-то спросил, дрожь — это всё, о чём он мог думать. — Да. Наруто. Он уже ушёл. Мы тебя разбудили? — Нет. Не знаю. Саске, наконец, вздохнул и закрыл за собой дверь. — Итачи? — позвал он и коснулся плеча брата. – Эй! — Я хотел посидеть немного на кухне, — Итачи с облегчением сглотнул: дрожь скрутилась где-то в животе, вздрогнула в последний раз и замерла там. — Уже поздно, я иду спать. Что случилось? — спросил Саске, хмурясь. Он с тревогой всматривался в лицо брата, быстро перебирая в голове всевозможные варианты такого странного поведения Итачи. Он что-то услышал? Он что-то вспомнил? Он заболел? Он… Ах, да. Да, конечно. Кошмары. Не дожидаясь ответа брата, Саске обхватил его за плечи и потянул за собой вглубь комнаты. — Кухня не поможет, — сказал он. Итачи усмехнулся. — Откуда ты знаешь, что не поможет? — Знаю, — сказал Саске, наблюдая, как брат ложится обратно в постель. Когда тот лёг, он быстро скинул с себя широкие спальные штаны и, оставшись в одном белье, забрался под одеяло следом за Итачи, подвинулся, положил голову на его узкую, худую грудь. Сердце Итачи колотилось сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее. Саске поднял голову. — Что тебе снилось? — спросил он, пытаясь разглядеть застывшее в неопределённом выражении лицо Итачи, смотрящего в потолок. — Тебя это не должно волновать. — Скажи. — Спи. Тяжёлая рука Итачи опустилась на голову брата и зарылась в его волосы. — Скажи, — упрямо прошептал Саске. Итачи вздохнул. Да, ему пора бы давно понять, что так просто от его брата не отделаешься. — Много неприятных вещей, — нехотя рассказывал Итачи. — Мне снилось, как я убиваю, как меня убивают, как убивают наших родителей. И многое другое. Спи. Саске протянул руку и коснулся щеки брата. Она пылала под его прохладными пальцами. — Кто убивал их? Итачи только молча закрыл глаза. Он повернул голову и поцеловал чужую руку, словно этим обрывая все дальнейшие попытки расспросить его. Саске зажмурился и уткнулся лицом в шею брата. Если закрыть глаза, плотно-плотно, то можно ощутить, как растворяются их тела. Превращаются сначала в тяжёлую массу, теряют форму, расплываются, тают и вдруг становятся невыносимо лёгкими, и только тепло чуть ниже груди, где-то вверху живота, почти у самых рёбер становится больше, ярче, тяжелеет и перехватывает дыхание. Если бы можно было раствориться и оставить только это хрупкое тепло. Саске так бы хотелось сейчас снова сделаться слабым младшим братом, ведомым, мальчиком, которому не страшно за спиной старшего брата, который уладит всё и сделает всё, как надо. Он так устал, так сильно устал от всего, но кто сможет поддержать его теперь? Брат? Брат, который беспомощнее инвалида? Брат, которого надо опекать как ребёнка? Друзья, которые никогда не поймут и не примут его поступков? Как же сильно хочется вновь стать младшим братом, младшим сыном. Хоть на минуту, хоть на секунду. — Кто это делал? Кто убил их? — прошептал Саске на ухо брату. Его руки обхватывали голову Итачи, стискивая пальцами волосы на висках. — Ты. Стопы ласкал прохладный воздух с улицы. В комнате было на самом деле очень душно, а под одеялом — невыносимо: липко, жарко. Наверное, не стоит им обоим сплетаться в клубок в такую жару. — Это глупые сны. Забудь о них. Это всё неправда. Итачи грустно улыбнулся. — Я не могу. Они стали частью меня. Когда я просыпаюсь, я не понимаю, где я. Мне кажется, что я всё ещё не проснулся, что этот ужас тянется и тянется. Я не могу дышать, я не могу проснуться, мне кажется, что я всё ещё сплю. Я задыхаюсь. Я не могу понять, где сон, а где жизнь. Жизнь кажется мне большим сном, чем те кошмары. Мне кажется, что я схожу с ума. Мне страшно, как же мне страшно. Итачи коснулся рукой лба, губы его скривились в болезненном выражении. — Я схожу с ума… Саске приподнялся на локтях и навис над братом. Глаза того лихорадочно блестели в темноте и судорожно всматривались в лицо напротив. — У тебя нервное расстройство. У меня есть знакомый, я поговорю с ним, и ты ляжешь к нему в больницу на несколько недель. Ты отдохнёшь там, примешь лекарства, а потом мы поищем тебе новую работу. Ну? Я буду с тобой. Итачи изогнул бровь. Лицо его несколько расслабилось, но нездоровый блеск в глазах остался. Саске было страшно подумать, что сейчас испытывал его брат. — Ты разрешишь мне выйти из дома? Ты чуть не убил меня за то, что я впустил дядюшку Обито. — И был прав, — возразил Саске. — Я же тебя много раз предупреждал. Но я уже всё уладил. Ну, так что? Итачи равнодушно пожал плечами. — Если хочешь, давай. Саске не ожидал другого ответа. А ему больше всего в жизни хотелось бы услышать твёрдое: «Нет». — Хорошо. А теперь спи. — Легко сказать. — Эй! Ты разве забыл? — Саске прикрыл ладонью глаза брата и наклонился над его ухом, убирая в сторону пряди растрёпанных волос. — Я — шиноби в фиолетовых доспехах с чёрным пламенем в руках. Я выжгу твои кошмары. Договорились? Итачи вымученно улыбнулся. — Только не сожги кровавую Луну. Саске прижался губами к щеке брата и снова обхватил его голову своими руками, крепко-крепко. Корица. Опять пахнет ею. Корица, корица, корица. — Да-да, — прошептал Саске, зарываясь носом в волосы Итачи. *** Саске пару раз облизал палочку от мороженого и оставил её у себя во рту, покусывая время от времени. Он любил лимонное мороженое, оно было несладким и кислым и необходимым в летнюю жару. Вентилятор ухал и гудел над головой как большой жук, волосы на макушке шевелились от сквозняка. От этого книжного ряда была видна открытая стеклянная дверь на улицу, откуда медленно плыл жар нагретого асфальта. Дорога плескалась в солнце, и Саске казалось, что он вот-вот увидит далёкий синий блеск моря за этой полосой света. Он был на море лишь дважды. Сидел целыми днями на берегу и ел одно за другим лимонное мороженое, стекающее по руке. Песок был горячим, кожа — сухой и покрасневшей, руки — липкими и сладкими. А когда мороженное было доедено, Саске кидал палочку от него в море, подальше, и срывался с места, бежал, бежал, бежал со всех ног к нагретой воде и с оглушительного разбега нырял в её прохладные глубины. — Добро пожаловать! — издалека донёсся голос продавца, и Саске отвёл взгляд от прохода и посмотрел на чёрного Зецу, закутанного в глухую толстовку в такую ужасную жару. Саске не вспоминал о море и более секунды, а казалось, что прошло нескончаемое целое лето на тёплом песчаном берегу, полном шума морского прибоя, чужого детского смеха и крика чаек. — Да, я всё понял, — ответил, наконец, Саске. — Тебе лучше не забыть ничего из того, что я сказал, — прохрипел Зецу. Он ни капли не изменился за прошедшее время и был всё таким же мерзким и отвратительным. Но Саске не хотелось думать в этот день о чём-то плохом. Он чувствовал запах моря и слышал, как оно плещется о порог крохотной книжной лавки. За соседним рядом замаячила тень какого-то покупателя или же самого продавца, и Саске заторопился. — Давай, — сказал он, раскрыв свой рюкзак и протягивая руку. Зецу достал из-под складок одежды небольшую металлическую коробочку — крошечный холодильник — и передатчик и протянул их Саске. — Не позволяй им переливать Итачи твою кровь. — Разумеется, — сухо ответил Саске и застегнул рюкзак. Теперь он увидит чёрного Зецу ровно через неделю. Пора спешить. Саске и так задержался, его уже ждали, а Какаши не должен ничего заподозрить. Он ещё та собака. Обито в этом прав. По дороге из магазина Саске захватил с собой одну из книг, зачем-то пробил на кассе, когда мог взять и так, и вышел на улицу. Воздух потяжелел от жара и неподвижно висел над городом, и солёное дуновение с моря только показалось: под ногами был не мягкий песок, а раскалённый асфальт, а вдалеке блестела не гладь прохладной воды, а пыльные витрины магазинов. Саске выкинул палочку от мороженого в урну и перехватил бумажный пакет. Машина стояла во дворе, и в ней уже сидел Итачи. Ямато курил и о чём-то непринуждённо разговаривал с ним, открыв заднюю дверь и улыбаясь. Какаши стоял рядом, но в разговоре не принимал никакого участия. — Опаздывать — вредная привычка, поверь мне, уж я-то знаю, — усмехнулся он, когда к машине подошёл Саске. Ямато затушил сигарету и дружелюбно улыбнулся младшему Учихе. — На твоём месте я бы помолчал, — ответил Саске Какаши и попутно кивнул Ямато — он неплохой малый. Недолго думая, Саске подсел к брату и захлопнул за собой дверь. Остальные тоже сели на свои места, и Ямато завёл мотор. Итачи смотрел в окно задумчивым взглядом, провожая мелькавшие по дороге дома и абсолютно пустые. О чём он думал в этот момент? Ему становилось всё хуже, он был особенно бледен и погружён в себя. Поэтому Саске позвал его безмолвным прикосновением к руке. — Вот, — тихо сказал он, протягивая брату хрустящий пакет из бумаги. Итачи взял его в руки, помял, повертел и вопросительно посмотрел на Саске. — Не совсем то занудство, что ты любишь, но зато я тоже составлю тебе компанию, — усмехнулся тот. Итачи открыл пакет и вытащил оттуда большую книгу, гладкую и пахнущую типографией и пылью книжного магазина. Он долго смотрел на красочную обложку, и Саске радовался, наблюдая за братом: да, ему понравилось. Ведь Итачи тоже любил море. И сейчас они как два мальчика будут с восхищением пялиться на страницы книги. — Открывай, — приказал Саске и подвинулся ближе, как ребёнок рассматривая с братом огромные фотографии океана. Если бы их тела растаяли, а души стали бы рыбами — они растворились бы в прохладной воде, опустились бы на самое дно, туда, где ещё не был ни один из людей. Там было бы темно, но свет, который был бы у них, то самое тепло чуть ниже груди — он освещал бы всё вокруг, а течения несли бы их всё дальше и дальше, пока не подняли бы на поверхность и не выбросили бы на огромный берег одинокого острова далёкой страны под огромной кровавой Луной. Но это глупо — мечтать. А потому Саске оторвал взгляд от книги и посмотрел в окно, щурясь от палящего солнца. У него нет мечты, у него есть настоящая жизнь. А в ней нет места ничему, кроме вечной борьбы.