Мир Луны

Есть одно маленькое волшебство. Итачи знал его давно. Может, когда-то ему сказала мать или он сам его придумал. Так вот. Если закрыть глаза, изо всех сил вслушаться в тишину, всмотреться в темноту, соединиться с тем самым внутренним горячим порывом, то можно услышать намного больше, почувствовать намного больше, увидеть, чем сидя с открытыми глазами. Если закрыть глаза, то можно ощутить едва заметное тепло, которое увеличивается, тяжелеет и льётся чистым потоком откуда-то изнутри, и колется в ладонях, в ступнях, в кончиках пальцев, горит там, подрагивает. Да, вот оно. Вот же. Поднимается вверх, замирает и дрожит в горле, бежит по плечам, пульсирует в руках, в венах, растекается на пальцах. Настоящее тепло, настоящая жизнь. Горячая кровь. — Спишь? Итачи открыл глаза. Если открыть глаза, то волшебство растворится — тепло внезапно испарится точно как вода, сомнётся и раздавится под тяжестью мира. Да, вот она. Вот же. Неподъёмная, холодная и искусственная. И в ней ничего невидно и неслышно, сколько ни приглядывайся, сколько ни прислушивайся. — Нет, — Итачи неловко приподнялся выше и выпрямился на постели. От неудобной позы ныли шея и затылок. Сваленные волосы небрежно разметались по спине и плечам, лезли на лоб и в глаза. Хорошо бы их убрать, заколоть или расчесать, чтобы они рассыпались в руках, мягко опускались на плечи и лопатки, как это любит Саске, но сегодня невыносимо лень даже думать об этом. Да и кому сейчас нужно это. Кому нужны какие-то волосы. Слишком ничтожная мелочь, чтобы думать о ней, чтобы тратить жизнь на мысли о ней. На сколько ещё подобных мелочей уходит крошечная жизнь? Что же невыносимо важное упускается в погоне за этими мелочами? Что? Ведь понять это — найти смысл жизни. Смысл иллюзии. — А, по-моему, я тебя всё-таки разбудила, — с лукавой улыбкой сказала Сакура. Она держала на руках поднос с ужином и стояла возле постели Итачи. — Я сейчас была у Саске, он заболел. Итачи, принявшийся освобождать тумбу, изогнул бровь. — Чем же? — Отравился. Этот ужасный мальчишка почувствовал себя плохо и не доехал до города. Только представь себе! Ну? Но через день-два ему уже станет лучше. Уж я-то постараюсь, чёрт побери! — рассмеялась Сакура. Дождавшись того, когда Итачи отодвинет свои вещи с края тумбы, она поставила на неё тарелки, поднос и выпрямилась, довольно оглядывая принесённый ею ужин. Итачи был всегда, сколько Сакура себя помнила, таким задумчивым, погружённым в себя и как будто грустным, утомлённым, поэтому она каждый раз всеми силами старалась шутить и улыбаться как можно искреннее и веселее, даже сейчас, несмотря на своё подавленное состояние. Даже когда знала, что в иллюзии её старания совсем не замечаются. — Спасибо, — сказал Итачи, но, посмотрев на еду, так и не притронулся к ней. — Что-то не так? — насторожилась Сакура и присела рядом, на край постели, сложив руки на коленях. Итачи внимательно посмотрел на неё, и Сакура невольно поёжилась под его внезапно испытывающим взглядом. Что-то не так? Да, что-что не так. И самое удручающее, что именно что-то. Но что? Итачи долгое время — а его в последние недели было полно — ломал голову над этим вопросом. Но чем больше он задумывался, чем сильнее желал дойти до сути, тем острее становилось это ужасное, сопротивляющееся чувство — ему даже не было названия. Но оно так сильно походило на животный, безумный страх, сковывающий тело, разум, глотку. Оно металось где-то внутри, оно грызлось, скрипело, драло когтями, оно боялось это признавать, но всё равно кричало, что что-то не так. В этом мире всё не так. Всё не то. Всё ненастоящее. Всё другое. Боже, это невыносимо! Это невыносимо настолько, что голова трещит, раздувается, лопается, и всюду разлетаются, расползаются мозги. Но, несмотря на этот кошмар, тянущийся и пьющий кровь, Итачи уже не хотел вернуться в прежние времена, в ту самую жизнь, где он был счастлив, спокоен, где мирно жил и не задавался глупыми вопросами, где ему не было страшно до дрожи в руках, не хотелось забиться в угол и сжаться, только бы никто не видел его, не слышал, не знал о нём. Он желал только одного — понять, что заставило его усомниться в правильности прежней жизни. Но раз так, то где тогда оно, настоящее? Где настоящий ветер? Где настоящие люди? Где настоящие поступки? Где настоящие чувства? Есть ли они вообще? Или Итачи единственный, кому чудилось болото вокруг вместо океана? Может, он и правда сходит с ума? Да, наверное, он просто сходит с ума. После таких мыслей всегда хотелось помыться, растереть кожу до крови. Или вынырнуть в окно за глотком воздуха. Или закрыть глаза и найти тепло в себе. Но только бы быстрее, скорее содрать с себя и вырвать из себя это гадкое чувство. Либо снова забыться, либо проснуться. — В последнее время такая суматоха, — сказал Итачи. Сакура кивнула. — Да, сейчас… много дел. Итачи всё ещё не сводил с несчастной Сакуры глаз. — Где мы? Сакура мягко улыбнулась. — В больнице. — Это не больница, — вдруг твёрдо возразил Итачи. Сакура в изумлении застыла, приоткрыв рот. Губы дрогнули, силясь хоть что-то возразить, но тон, с которым сказал Итачи, лишил даже слабой попытки на возражение. Сакура знала, что Итачи просыпается, очень тяжело, преодолевая жуткие приступы паники, когда он даже не позволял касаться себя, не узнавая никого вокруг — такое было несколько раз; но чтобы всё зашло настолько далеко, чтобы он начал понимать очевидные вещи вокруг себя, яснее видеть обман, слышать и видеть окружающих без искажения в своём сознании — к сожалению, маленькая металлическая коробочка, которую дал Саске, только растянет мучения несчастного. Бедный, бедный Итачи! Он не заслужил такого. Он хороший человек, честный, благородный, надёжный, Сакура всегда это знала. Как жаль, что она не может ему помочь, не может облегчить его страдания хотя бы на минуту, ничего не может — как всегда. Сакура молчала, не зная, что сказать. Но внезапно чувство бессилия, с которым она долгие годы отважно боролась, снова обрушилось на хрупкие женские плечи. Как они все до сих пор живы и не сошли с ума? Откуда у них у всех — у Наруто, у Саске — остались какие-то силы на борьбу с судьбой? — Что происходит, Сакура? — спросил Итачи. Его голос был мягким, обволакивающим и тёплым, и чем больше Сакура вслушивалась в его успокаивающую прохладу, тем сильнее сжималось её сердце — в страхе за Саске, в жалости к Итачи, в угрызениях совести и сомнениях. — Сакура, посмотри на меня, — позвал Итачи, и та всё-таки подняла голову, смело смотря в тёмные глаза напротив. — Я не могу рассказать, Итачи, — не выдержала она. Молчать дальше и обманывать этого человека иллюзией того, что всё в порядке, — невыносимо. Всё это давно невыносимо, чёрт побери! Сакура только один раз видела, как Итачи разговаривал по телефону с родителями. Он сам попросил её принести неработающий телефон. Только вот его родителей давно нет, и трубка на том конце молчала в ответ. И ничего того, что видит и помнит Итачи, нет. Давно нет. Он живёт пустотой и в пустоте. Он не живёт вовсе. И если Саске готов жить с этим, готов смотреть на это, видя здесь сплошное благо, то Сакура – нет. Нет ничего страшнее, чем видеть всё это. Итачи хороший человек. Замечательный человек. Он не заслуживает мук, которые испытывает. Почему Саске этого не понимает? Почему он продолжает держать своего брата в клетке? Почему? Так не должно быть. Саске не имеет права. Итачи должен проснуться, должен всё вспомнить и беречь своего брата, как делал это прежде. Кто ещё, кроме него, образумит, поможет Саске? Ведь тот поругался даже с Наруто, ведь он теперь совсем один. Он же никого, совсем никого не слушает. Но разве Сакура могла что-то сделать? Чем она могла помочь Итачи? Всё, что она всегда умела, — это бессильно ждать помощи. Позорно просить и ждать помощи от тех, кто сильнее неё. Итачи моргнул. Он невольно выпрямился, наклонился немного ниже, губы его сжались. Наверное, за последние пять лет его лицо никогда не выражало такого волнения и интереса, как сейчас. Да, подумать только, что он чувствует, как бьётся его сердце сейчас. — Ты уже начала рассказывать. Но Сакура упрямо покачала головой. Боже, зачем она подтвердила опасения Итачи? Только всё испортила! Ведь нет ничего ужаснее пустых надежд. — Нет, я не могу. Прости меня, пожалуйста. — Почему? — Мне запретили. — Кто? — Саске. Итачи вздохнул. Да, он как никто другой понимал, что это проблема хуже некуда. — Мой брат — сложный человек. — Да, — тихо согласилась Сакура, бездумно разглаживая халат на своих коленях. – Да. Очень сложный. Она прикусила губу и исподлобья, виновато взглянула на Итачи. Тот тоже смотрел вниз, перед собой, думая о чём-то своём. Ах, ну зачем она вообще начала о чём-то говорить. Только посеяла ещё больше сомнения в душе несчастного. Теперь Итачи никак не убедишь в том, что всё будет хорошо. Теперь Саске её точно возненавидит. Остался только один путь, но… но… Стойте. Стойте, подождите. Сакура медленно выпрямилась. Посмотрела на Итачи. Точно. Точно! Сакура с усилием сглотнула ком в пересохшем горле и сжала ледяные руки. Да, ждать помощь от кого-то — это очень хорошо. Это здорово. Особенно, когда есть тот, от кого её ждать. Но сейчас помощи ждать неоткуда. Никто не поможет. Их все оставили, и каждый тянет в свою сторону, пока не разорвёт Итачи. Сейчас здесь есть только она, Сакура, и Итачи. Она и тот, кто ждёт помощи. Тот, кому нужна она больше всех в этом проклятом подземелье, в проклятом мире, кто отчаянно просит о ней, хоть о малейшей крупице её — просит безмолвно, терпеливо, но этот внутренний крик в миллионы раз громче и реальнее настоящего. И Сакуре тоже неоткуда ждать совета, никто не поможет ей сейчас, никто не подскажет правильный выбор. А потому впервые за всю жизнь она так ясно и отчётливо ощутила, что чужая безмолвная просьба о помощи в её руках. Не в металлической коробке, а в её живых руках. Она нужна, она та, кто может помочь. Пусть Саске потом её возненавидит, не захочет видеть, пусть даже убьёт. Но раз так, раз все покинули их, и он сам отдал всё в руки Сакуры, она поможет и ему, и его брату, и это правильный выбор. Единственный правильный выбор. Самое верное решение в жизни Сакуры. Потом Саске обязательно поблагодарит её, когда поймёт, что всё это время был неправ. А ведь он неправ. — Я… — Сакура сглотнула, усердно подбирая слова. Итачи поднял на неё спокойный взгляд и терпеливо слушал. Сакура сильнее сжимала свои похолодевшие руки, мокрые от пота, почти не чувствуя удары своего сердца. Господь, Боже, что она делает, чёрт побери! Разве она имеет права делать это? Может быть, это будет ужасной ошибкой, смертельной? Но отступать уже некуда, надо собраться с силами, просто собраться с силами. Она сильная. Сакура знала, что она сильная, и она сможет всё. Для Саске она сделает всё. — Я обещала Саске, что не скажу Наруто и Какаши, — Сакура многозначительно взглянула на Итачи. Тот всё понял. Он положил ладонь на судорожно сжатые руки Сакуры, разжал их, взял в свои руки и улыбнулся. — Я не Какаши и не Наруто. Я — его старший брат. Он — моя кровь. Я должен всё знать о своём брате. Что Саске скрывает? Я всегда знал, что он что-то скрывает от меня, хоть и не говорил ему об этом. Ведь так? Стоп! Стой! Ни слова больше, ты и так сделала кучу глупостей! Ты наговорила лишнего, стой, стой! — Да, скрывает, — твёрдо кивнула Сакура, не слыша отчаянные крики своего разума. Да и пусть он заткнётся, чёрт побери! Она это сделает только потому, что Итачи — его брат. Только Итачи может помочь им всем, а главное — Саске. Итачи глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Судя по его лицу, он готовился к худшему. Но он сильный. Он всё вынесет и поймёт. Саске зря его недооценивает. — Что бы там ни было, говори. — Но… — Это останется между нами, — пообещал Итачи. — Я клянусь. Сакура кивнула. Что же, всё равно обратного пути нет. Есть только тот, кому нужна помощь. А это главное. Главнее обещаний и страха. *** Саске лежал в постели не день и не два. Это была долгая и ужасная неделя. Она тянулась более чем бесконечно. Первые дни Саске не мог пошевелиться от головной боли, и всё, что он делал, — нагибался над тазом, когда желудок болезненно сокращался. Когда рваться стало нечем, спазмы схватывали чаще и сильнее. — Это никуда не годится, мальчик, — сердилась Цунаде, когда ставила очередную капельницу. Саске был абсолютно согласен. Но ответить не мог, потому что в очередной раз судорожно склонился над только что принесённым чистым тазом. Ебать, пресвятые угодники! Пусть Обито вместе со своим Джуби горят в преисподней вечно, вечно, даже когда сама вечность подойдёт к концу! Но спасибо, что Цунаде не бросила его и в который раз помогла. Эта женщина действительно заслужила репутацию великолепного медика. На четвёртый день стало заметно легче, и Саске больше не рвало. Головная боль затухала вместе с бессвязным бредом; истощённый, изнеможённый, находящийся на грани безумия, Саске спал много часов подряд, наверное, даже день, пока кошмары не стали будить его каждый раз. Они вернулись. Внезапно, без спроса, без приглашения. Так же внезапно, как проходит лето и наступает осень. Они не пугали и не выматывали так, как раньше, но они вернулись. Новые кошмары со старыми отголосками. Только вот Саске уже не придавал им значения. Прошлому больше его не напугать. На шестой день после усиленной реабилитации похудевший Саске почти вернул себе аппетит и даже силы, но Цунаде настаивала на том, чтобы лечение продолжалось, а пациент не вставал с кровати. Наверное, она была права. Круглые сутки только белые стены, белый потолок, даже не было цветка на тумбочке, как раньше: Сакуры вообще не было поблизости все эти дни, а что-то спрашивать о брате у других Саске не хотел. Ни друзей, которые бы навещали, ни брата, который сам борется с неизвестно чем, ни родителей, которые покоятся глубоко под землёй, — никого из них не было рядом всё это время. Нет, Саске вовсе не ждал гостей у себя, он всегда терпеть не мог все эти бесполезные проведывания, но всё равно иногда ему хотелось, чтобы кто-то родной, знакомый разделил с ним минуты страдания. Но только таз с собственными слюнями был всегда рядом — он хотя бы не докучал и время от времени помогал, ухмылялся Саске, глядя в белый потолок. А, плевать. Всё, что ему надо, — это набирать силы и выздоравливать. Не больше, не меньше. Восьмой день Саске ждал с ужасным нетерпением. Неделя, которую он отмерил, прошла с горем пополам. И новая, которая поставит точку на всём, началась с мерзкого кошмара. Только Саске не запоминал больше их. Кошмары наяву гораздо страшнее глупых, никчёмных снов. Саске после пробуждения долго смотрел в потолок мутными от сна глазами, собираясь с силами и волей. Он не мог даже пошевелиться сначала: наверное, это всё оставшаяся слабость после болезни, если её можно было назвать так. Спустя полчаса Саске всё же встал. С трудом, с усилиями. Он должен был это сделать. Тем более, часы показывали вечернее время. Ах, сегодня уже когда-то повторялось раньше. Точно с таким же беспомощным пробуждением, волнением в крови, ударами пульса в животе. Да, точно. Это был тот самый день, так начинался тот же самый день, когда Саске впервые пошёл на миссию, впервые убил человека, поставил на себе это отвратительное клеймо, которое презирал до сих пор. Тогда он чувствовал себя точно так же: потерянным, слабым, несмотря на внешнюю храбрость и холод. Но тогда у него был стрежень, державший его, — семья. Этот стержень и сейчас есть. А потому надо собрать в кулак всю силу воли и встать, встать, встать и, наконец, пойти. Сегодня особенный день, и Саске думал об этом всё утро. Он как никогда аккуратно заправил свою постель, как никогда медленно оделся. Сегодня всё решится. Сегодня. Как хорошо, что помимо призрачного завтра, есть твёрдое сегодня, сейчас. Саске вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Он уже совсем отвык от коридоров и людей, и всё, что находилось вне его комнаты, казалось теперь чуждым, холодным и неприятным. В одном конце коридора, где-то далеко шумели чьи-то приглушённые голоса, царила суматоха, но Саске пошёл в противоположный. Ноги были всё ещё немного ватными, голова легко кружилась, но после того, что пришлось перенести, это всё были сущие пустяки. Комната брата была за поворотом, вот-вот он зайдёт в неё. Итачи, скорее всего, как обычно читает свои дрянные книги или чем он там ещё занимается в этой дыре, но только бы увидеть его лицо, только бы услышать его голос, заглянуть в глаза и убедиться, что с ним всё хорошо. Саске не помнил, что ему снилось сегодня, но он до сих пор ощущал едкий, отвратительный страх. Это тяжёлое чувство не покидало его все последние дни, и он не понимал, как ему удаётся жить с ним, спать с ним. Да, наверное, это чувство было всегда с ним, все эти ужасные годы. И кажется, что уже никогда не избавиться от него. Действительно, разве кто-то из них сможет начать жизнь с чистого листа, если всё закончится? Нет. Глупо думать, что это возможно. Это невозможно. Но ладно. Что толку думать о будущем, если оно может не наступить. Есть настоящее, и про него не стоит забывать. Оно умеет мстить, если забудешь о нём. Вот, сейчас Саске увидит его, увидит своего брата — свою семью. Увидит, что всё хорошо и бояться нечего — страх тоже пережиток прошлого, страх — тоже ничто, пустота. Саске увидит, что Итачи накормлен, в обычном настроении, что он тоже соскучился, а если нет, то и неважно. Только бы скорее дойти до него. Вот, ещё шаг. Последний шаг, поворот и… — Блять! — судорожно выдохнул Саске, когда неожиданно наткнулся на Наруто. Тот тоже отшатнулся, крупно вздрогнул, побледнел и расширенными глазами уставился на друга. На бывшего друга. Впрочем, неважно. — Саске? — позвал Наруто с таким лицом, будто перед ним стоял не человек во плоти, а туманный призрак. Но испуг проходил, его тело постепенно расслаблялось, как и тело Саске. — Я к Итачи, — тихо сказал тот, неизвестно кому и зачем, но не успел сделать и шагу, как Наруто перехватил его за руку. И к великому ужасу Саске ощутил, что сопротивляться не может. — Какаши послал за тобой, — сказал Наруто и тут же опустил взгляд вниз. Саске пригляделся и увидел, что лицо его друга неприятно серое и грустное. О, да. Он хорошо знал это выражение. Что-то стряслось. Только вот что на этот раз? — Зачем? — Шикамару ранен, а Асума убит чёрным Зецу! — на одном дыхании выпалил Наруто, с отчаянием смотря на друга, словно в последней надежде найти в нём поддержку или ещё чёрт знает что. Саске замер. Убит? Ранен? Зецу? Да, точно. Прошла же неделя. Сегодня тот самый день, когда они должны были встретиться с Зецу. Значит, Сакура сделала то, о чём он её просил. О, блять. Блять! — Пойдём, — сказал Наруто, поспешно отвернулся и, наконец, отпустил чужую руку. Просить дважды не потребовалось. Да, дело и правда дрянь. Дерьмо! Полное! Значит, вот, как всё обернулось. Разумеется, по-другому бы это не могло закончиться. Обито ясно дал понять, что сделает, приблизься к нему Какаши. Саске не мог сказать, что чувствовал свою вину или жалость из-за произошедшего, но ненависть и отвращение к Зецу только сильнее вскипели в его крови. Успокойся. Отмеренная неделя прошла. Дальше отсчёт шёл по часам. Саске сжал кулак. Он ещё не окреп после болезни, и слабость не покинула его, но откладывать дело было нельзя. Ещё день. Ещё один грёбаный день, который снился Саске всю эту неделю — и всё кончится. То, что держало его и их всех за глотку последние восемь лет, рассыплется в прах. Свобода, настоящая свобода, которую они все ждали, ради которой жили, боролись, терпели, выживали, убивали, страдали, ненавидели — вот она, на расстоянии одного дня. Да, наверное, жаль, что кто-то чуть-чуть не дожил до этого дня. Но это жизнь. Только и всего. — Ты… как? — вдруг угрюмо спросил Наруто, косясь через плечо. Они почти пришли на место. Саске холодным взглядом сверлил точку между лопаток своего друга. О, Наруто не гордый, но он знал, с каким трудом ему дались эти слова. И ужасно мрачный тон тому подтверждение. А ещё у Наруто паршивое настроение. А ещё ему ужасно тошно, гадко и больно на душе, и путь он это отрицает, но он ненавидит Обито всеми силами своей души, так же сильно, как и Саске. И он сейчас по-настоящему желает Учихе Обито смерти. Наруто не сломается, нет, никогда и ни за что. Но его жизнь — и не только его, их всех — давно сломана. — Жить буду, — Саске остановился перед закрытой дверью, как и его друг. Наруто рассеянно кивнул, отвернулся и повернул гладкую ручку. Следом за ним вошёл и Саске. Он был здесь всего пару раз: один из них — несколько недель назад, остальные — много лет назад. Это была просторная комната с кучей техники, некоторая уже не работала. На диване сидел с хмурым видом Какаши, опираясь локтями о колени, и Ямато, который выглядел расстроенно и озабоченно. Неджи с мрачным видом оглядывал вошедших, а Цунаде быстро ходила вперёд-назад, заложив руки за спину. Здесь были и ещё люди в униформе Анбу, Саске отстранённо помнил их лица, но не имена. Да и кого ебёт, впрочем, как их зовут? Увидев Саске, который с облегчением опустился на стул у двери, Цунаде нахмурилась ещё больше и кинула на Какаши холодный взгляд. — Мальчишка едва стоит на ногах, какого дьявола надо было поднимать его с постели? Наруто коротко взглянул на Саске, но о том, что он нашёл мальчишку далеко не в постели, промолчал. А Саске который раз был согласен с Цунаде. — Саске один из нас, и ему уже лучше, правда? — Какаши сдержанно кивнул ему. Я не один из вас, никогда не был и не буду, хотелось сказать Саске, но он, как и Наруто, тоже решил просто промолчать. Он украдкой оглянулся вокруг. Сакуры здесь не было, и Саске снова ощутил неприятное чувство тревоги. Он слишком многое пережил и знал, чем могут заканчиваться подобные опасения. Хотя, наверное, Саске слишком сильно беспокоится о таких глупостях, как опасения. Да и вообще, ему стоит успокоиться. Сакура его не подведёт. Она уже раз доказала это. Да, трудно представить, что она чувствует сейчас, когда понимает, что по её вине ранен её друг, а товарищ — погиб. Саске было жаль её. Но это жизнь. Она так создана. — Шикамару ещё не привезли? — спросил тем временем Наруто. Он не мог найти себе места и отчаянно оглядывал каждого, будто взывая к ним за ответом. Неджи огорчённо покачал головой. — Нет, его и Асуму уже забрали, но они ещё в пути. Наруто стиснул кулаки. Он держался из последних сил, но даже он уже не мог не поддаваться отчаянию. — Я не прощу. Я никогда и ни за что не прощу этих ублюдков! — вскрикнул Наруто. Неджи поджал губы и промолчал, но по нему и так было видно, на чьей он стороне. Цунаде расстроенно сдвинула брови и скрестила руки на высокой груди, лишь один Какаши покачал головой. — Остынь. Наруто побледнел. — Остыть? — глухо, безжизненным голосом переспросил он, с непониманием вглядываясь в Какаши. — Остыть? .. Они убивают наших друзей из-за какого-то дерьма собачьего, а вы говорите мне остыть, датте байо? — То же самое ты говорил и мне когда-то, — вдруг сказал Саске. Наруто повернулся к нему и окатил яростным взглядом. Похоже, он не понял, о чём речь. — Я бы мог остановить Итачи в тот день, и всё было бы по-другому, наши товарищи не погибли бы, — напомнил Саске и скрестил руки на груди, в упор смотря на своего друга. Тот от злости, боли и обиды прерывисто дышал. — Тебя могли убить, — возразил он. — Тебя почти убили. И спешу напомнить, что это был не твой брат. Саске сдвинул брови. Но ответить не успел. — Тебя могут тоже, если сунешься, — повысил голос Какаши. Все снова перевели взгляд на него. Хатаке устало вздохнул и потёр виски. Саске с сочувствием взглянул на него: да, он понимал, то за ужасное это состояние — бессилие и вина. — И что, что нам делать? Ждать? — вскрикнул Наруто. Его рот скривился в горечи. Какаши, помедлив, кивнул. — Да, Наруто. Ждать. Саске, не смотря ни на что, с пониманием смотрел на своего друга. О, да, он знал, он как никто знал, какая мука — ждать. Неизвестно чего, неизвестно когда, неизвестно зачем. Но Наруто упрямо покачал головой. О, эти ребята ещё не знают, каков Узумаки Наруто, ещё не знают, что для него не существует слова «сдаться». — Вы ждали столько лет, и всё это время погибали ваши друзья. Я не допущу, чтобы мои друзья опять умирали, слышите! Я не буду ждать! Не буду! Хоть убейте, но не буду, чёрт бы меня побрал! — Замолчи! — внезапно вспыхнул Какаши, и все, в том числе и Саске в изумлении взглянули на него. Господь, никто их них ни разу не слышал, чтобы Какаши кричал, и не видел, чтобы он был в такой ярости, чтобы он сорвался. Но это стоило того, одни глаза выведенного из себя Хатаке были любопытным зрелищем. — Ты ничего понимаешь! Ты… — Остынь, — Цунаде положила руку на плечо Какаши и сжала его крепкой рукой. Тот замолчал, виновато опустил голову и потёр руками лицо. На минуту воцарилась тишина, которую никто не смел прерывать. Казалось, что воздух трещит от напряжения, но постепенно все начинали дышать спокойнее, и тяжёлая атмосфера сходила на нет. Какаши вздохнул, но головы так и не поднял. Его сцепленные пальцы были судорожно сжаты в замок. — Простите, — только и сказал он тихим, несвойственным ему голосом. И в нём как никогда явственно слышались искренняя боль и слабость. — Какаши нервничает, — мягко сказала Цунаде, похлопав его по плечу и обращаясь не столько к окружающим, сколько к самому Хатаке. Саске с уважением взглянул на Цунаде. Эта женщина не по-женски была сильной, и как настоящий лидер крепко держала ситуацию и подчинённых в своих руках. — Асума был его другом, как и Учиха Обито когда-то. После этих слов лица Наруто и Неджи вытянулись, но они не сказали ни слова, хотя изумление и любопытство раздирало их и прожигало кости. — Мы должны понять чувства Какаши, — продолжала Цунаде. Её сильному голосу внемли все. — Ему тоже нелегко сейчас, как и нам всем. Мы не можем больше так рисковать как сегодня, Наруто. Нам остаётся ждать по-настоящему благоприятного момента. Но он скоро наступит, очень скоро. После убийства Учихи Мадары Обито не будет долго скрываться. У него точно есть какой-то план. И он не сулит нам ничего хорошего. Наруто и Саске одновременно побледнели. — Убийство Мадары? — переспросил последний, и Цунаде кивнула. Наруто с Саске переглянулись. — Да, пока Наруто ходил за тобой, нам пришло это известие. Убит сегодня через час после смерти Асумы в своём доме за пределами Конохи. Мы думаем, что убийца Обито или Зецу. Как они выехали из Конохи, мы не знаем. Саске не сдержался и громко фыркнул. — Что такое? Тебе что-то известно? — тихо спросил Какаши. — Только то, что это точно не сулит ничего хорошего, — повторил Саске слова Цунаде. Все угрюмо замолчали и опустили глаза к полу. Воцарилась гнетущая тишина. Значит, всё-таки убил. И теперь никто не стоит на пути Обито. Теперь он может объединиться с Джуби когда угодно, даже сейчас, в этот момент. Господи, пусти в этого подонка десяток молний, ты же можешь, это такая мелочь для тебя! Убей это ничтожество, ты же добрый и справедливый, ты же не можешь позволить ему жить! Но нет, нет-нет, успокаивал себя Саске, механически поочерёдно разминая пальцы рук. Обито обещал его ждать. Он ждёт. А до этого момента он не посмеет объединиться с Джуби. — Приехали! — во всё крикнул кто-то позади, открыв нараспашку дверь, и из коридора пахнуло прохладой, тишиной и светом. Всё тут же, как по команде сорвались с места, зашумели, Цунаде размашисто зашагала впереди, готовая сметать всё на своём пути, а Саске оставался на месте, в стороне всё это время, пока мимо него проносились взбудораженные люди. Внезапно комната совсем опустела. Стала безмолвной, неживой. Саске недолго посидел так, в одиночестве, потом встал и пошёл в противоположную сторону — к своему брату. *** Дыхание Итачи не ощутимо: лёгкое, тихое, неслышное, мягкое. Даже его грудь почти неподвижна. Но в ней медленно бьётся его сердце – вот, достаточно положить руку сюда, слева, чуть ближе к центру, вот так, немного, на палец ниже ярёмной впадины. Бух. Бух. Бух. Живой и спящий в тёмной комнате. Уже без капельниц в руке. Это сердце огромное, сильное, смелое — уж Саске-то знал. Всегда знал. Даже когда ненавидел его. Саске небрежно скинул с ног обувь, встал на холодный пол, отбросил одеяло и лёг рядом с братом на самый край кровати: только бы не задеть, только бы не разбудить, кто знает, сколько сегодня усилий пришлось приложить, чтобы заснуть. Саске только чуть-чуть полежит рядом, немного, одно мгновение, а потом уйдёт к себе. Ему просто нужно чуточку, капельку полежать здесь, со спящим братом — он даже не потревожит его! Ведь это совсем небольшое желание? Сущий пустяк? Ну, тогда пусть никто не войдёт сюда на эти пять минут, никто не шелохнётся за дверью, пожалуйста. Пусть чьи-то голоса шумят там, далеко, пусть, пусть — сколько хотят. Но только как можно дальше, как можно тише. Пожалуйста. Саске нашёл в складках одеяла и мягко сжал расслабленные руки Итачи. Тёплые. Даже горячие. Разморённые. Безвольные. Пахнут сном и лекарствами. Пахнут корицей. Пахнут Итачи. Плевать, если кто-нибудь войдёт. Пусть входят, пусть смотрят. Что им двоим до всех? Что всему миру до них двоих? А всё-таки немного страшно. От неизвестности будущего и блёклой надежды, с опаской маячащей на горизонте, страшно. Что будет ждать их двоих дальше? Что будет ждать всех дальше? Что будет с их жизнями потом, когда всё закончится? Думать об этом хочется, мысли об этом так и бегут мурашками по спине, потому что они — простые люди, смертные и желающие всего того же, что и другие люди — покоя. Но разве будущее даст им это? Хотя, какой смысл думать об этом? Зачем думать об этом? Ведь будущее не угадаешь. Будущего нет. Есть только сейчас. Тёплые руки Итачи, его медленно бьющееся сердце, его едва ли не отсутствующее дыхание — это настоящее. Оно есть, оно ощутимо, к нему можно прикоснуться губами, на него можно посмотреть, а значит, о нём и надо думать. Будущего нет. Прошлого нет. И это огромное счастье, когда есть оно — настоящее. И не надо думать о том, что скажет Итачи, когда всё вспомнит, когда всё поймёт, когда вернётся настоящий он – тот, кого Саске всегда знал, по кому скучает, кого немного — совсем чуть-чуть — боится, за кого не надо волноваться лишний раз. Не надо думать о том, простит ли он Саске за… за что-то, что требует прощения. Не надо думать о том, что будет с Наруто и Какаши, с Шикамару и Неджи, Сакурой и Ли. Пусть всё идёт своим чередом. Чередом настоящей жизни, и, в конце концов, Саске всегда считал в глубине души, что она отдаст свои долги. Жизнь умеет быть жестокой, но она и умеет быть благодарной. Об этом просто надо помнить. Завтра. — Завтра, — прошептал Саске, смакуя на вкус это трепетное слово. Завтра всё случится. А пока надо идти. Пять минут уже прошли, а задерживаться здесь надолго — злоупотреблять милостью, оказанной ему. Саске приподнялся на локте и, зажмурившись до боли в глазах, крепко поцеловал брата в лоб. Как ему хотелось бы быть на месте Итачи, ничего не знать, не видеть, не слышать, не понимать и лежать вот здесь, а старший брат как и прежде заботился бы о нём, но Саске ведь теперь взрослый, мужчина. Поэтому к чёрту такие мысли! Саске обулся и поправил одеяло брата. Надо выспаться. Им обоим. Набраться сил для самого последнего рывка. — До завтра, Итачи, — улыбнулся Саске в темноту. На пороге он едва ли не столкнулся с Сакурой. Она шла с большой медицинской сумкой, растрёпанная, сгорбленная, с покрасневшими глазами, серым лицом и как никогда уставшая. Наверное, она шла от Шикамару, наверное, она горько плакала около него, однако, несмотря ни на что, теперь напоследок хотела навестить Итачи, догадался Саске. Сакура ахнула от неожиданности, когда чуть ли не врезалась в Саске, и испуганно посмотрела на него, косясь на запертую за ним дверь и сжимая в руке ручку своей сумки. — Сас…, — но договорить ей не дали. Саске сдавленно улыбнулся и кивнул Сакуре. — Прости, — сказал он и прошёл мимо. Сакура растерянно обернулась и проводила его усталым, безжизненным взглядом. Она ещё долго смотрела в тот конец коридора, всё ещё сжимая ручку сумки. А потом стёрла холодный пот со лба, растёрла влагу в уголках глаз, глубоко вздохнула и толкнула дверь в комнату Итачи. Ей тоже надо выспаться. Забыться в глубоком сне. Но не сегодня. Только не сегодня. *** Дождь вот-вот собрался, но так и не начался. Тяжёлые фиолетовые тучи разошлись так же внезапно, как и собрались над горизонтом неподвижной скалой. Небо быстро прояснялось, дома и улицы просветлели, и теперь солнечные лучи жгли и пекли тёмные волосы Саске. Он глубоко вдохнул плотный воздух, наполненный влагой: несмотря ни на что, он пах дождём. Дождь ещё будет. Если не сейчас, то вечером точно. Это будет ливень. Шумный летний ливень, который налетит быстро как буря и развеется мгновенно как ночь в июне. На этот раз местом встречи был склад, и на этот раз Саске было плевать, следят ли за ним: сегодня это не так важно. Склад был небольшим и полупустым. В нём было сухо и на удивление чисто, только подёрнутые паутиной круглые металлические баки стояли тут и там. Саске, нахмурившись, оглядывался по сторонам, но кроме своих шагов он ничего не мог услышать, ни единого признака жизни. — Это я, — крикнул он, остановившись, и прислушался. Тишина грызла безмолвное пространство, и доносились только отголоски поднявшегося ветра на улице. Да, опять нагоняет тучи. — Я один, — на всякий случай добавил Саске, но немного тише. Наконец, спустя полминуты из противоположного угла послышался тихий мышиный шорох. Саске нахмурился и шагнул в ту сторону, но тут же остановился, когда чёрный Зецу внезапно высунулся из-за одного из баков. — Можешь подойти, Учиха, — прохрипел он, оглядывая того с ног до головы. Саске сжал кулаки и подошёл. Зецу был одет в ту самую знакомую чёрную униформу с перчатками. Его лицо всё так же было загримировано чёрной краской, которая скрывала неясные черты лица. От Зецу пахло сигаретами. Саске никогда не видел его курящим, может быть, это Обито постоянно пускал дым рядом с ним, поэтому его одежда пропахла насквозь. — Ну, — Зецу усмехнулся и посмотрел на Саске. Тот неподвижно стоял возле стены, опустив руки, и ждал. — Обито доволен тем, что ты не предал нас. Всё могло кончиться плохо для всех нас, включая тебя. — Я знаю, — холодно ответил Саске. Он не сводил прожигающего взгляда с Зецу. Но тому, кажется, было плевать на это. — Что за девчонка связывалась со мной? — Сакура. Зецу задумчиво кивнул головой. Казалось, что он не сразу вспомнил, о ком идёт речь. — А, Харуно, кажется? Девчонка всегда ненавидела нас, как ты её убедил сделать что-то подобное? Не говори, что ты не посвящал её в детали. Саске кивнул. — Да, я ей всё рассказал. Она давно любит меня. Она сделает всё, что я захочу. Зецу фыркнул, его взгляд сверкнул презрением. — Любовь — самая ничтожная вещь на свете. Она делает из людей марионеток. Но кому-то это на руку — одна её польза. Саске молчал, но взгляд его в долю секунды ожесточился. Зецу заметил это и растянулся в мерзкой улыбке. — Поспорь со мной, — с вызовом проскрипел его голос. — Какие бы доводы ты ни приводил, я скажу одно на всё: без Итачи ты был бы в сотни раз сильнее. Как и Итачи без тебя. После этих слов Саске внезапно улыбнулся. Лицо его немного прояснилось и стало чуть теплее и живее. Но Зецу увидел в этом лице иронию над самим собой. — Согласен. Узы делают человека уязвимым, — неожиданно согласился Саске. Зецу пристально посмотрел на него. Взгляд его выражал настороженность и недоверие. — Ладно, — помолчав, он добавил: — Девчонку убей ради своей же безопасности. Любовь имеет способность вредить. — Убью, — спокойно пообещал Саске, не давая ни малейшего повода усомниться в своих словах. Он снова уныло оглянулся вокруг и поёжился в куртке: на складе было довольно прохладно. Да и на улице сегодня не было жарко. — Я слышал, старик Мадара убит. — Да, — подтвердил Зецу. Казалось, что он только и ждал этого вопроса. — Он забрал Обито к себе для обсуждения некоторых вопросов о Джуби, а тот его убил в его же доме. Саске выдержал паузу. — Когда Обито соединится с Джуби? — Всё готово. Дело пары дней. Он ждёт тебя. Поторопись. Саске кивнул. Не желая больше оставаться в холоде и находиться рядом с этим человеком, он протянул руку. — Давай, — приказал Саске. — Мне надо спешить. Сегодня вечером я буду у него. Зецу фыркнул — его забавлял властный тон голоса Саске, учитывая ситуацию, — и полез во внутренний карман униформы. Металлическая коробка как всегда отлично умещалась там. Ветер на улице гремел всё сильнее, поднимал пыль, шумел листвой и травой. Дорога снова потемнела и стала тёмно-серой. Наверное, опять тучи, и снова собирается дождь. По дороге можно промокнуть. До нитки. До костей. Как хорошо. Как замечательно! Что может быть лучше запаха дождя? Запаха, который Саске принесёт своему брату в своих холодных и мокрых руках? — Держи. Саске перехватил протянутую ему коробку и невозмутимо спрятал её в свою куртку. Застегнув на ней молнию, он шумно сглотнул. Вот и всё. Это их последняя встреча. — Эй, — позвал Саске засобиравшегося Зецу. Тот сидел на корточках и застёгивал валяющиеся рядом сумки. Услышав оклик, он небрежно обернулся через плечо. — Что тебе ещё? Саске подошёл ещё ближе и встал над Зецу, внимательно разглядывая его сверху. Обычный ничтожный человек. Хлипкий, глупый. Чего они могли бояться в нём когда-то? — В тот день, когда вы заставили Итачи убивать нас, это ты оглушил меня в подвале? Зецу раздражённо отвернулся и грубо застегнул молнию на одной из сумок. Она с визгом звякнула в тишине склада. — Я. Саске не шевельнулся. Он всё так же стоял и так же смотрел вниз. — Что вы сделали тогда с Итачи? — Какая тебе разница, мальчишка? У меня нет времени на эту чепуху. Тебе обязательно это знать? — донёсся натянутый и хриплый голос Зецу, и Саске кивнул. — Да. Зецу раздражённо сплюнул на пол. — Итачи пришёл с угрозами. Он умолял, чтобы Обито не трогал тебя. Он предлагал взамен себя, скулил как щенок, но когда Обито увидел, что этот сукин сын носит на себе ошейник Анбу, то я вколол мерзавцу одну любопытную вещь. А потом мы его хорошенько обработали. Теперь можешь спать спокойно, — Зецу немного распрямился, прогнулся в спине и расправил плечи. — Т… Он не успел договорить, потому что чужая рука вцепилась в его волосы, едва не выдирая их, а лоб врезался о чьё-то твёрдое колено. Зецу простонал и ахнул, но резкий, сильный удар в живот выбил воздух из его лёгких, заменив его на тягучую, раскалённую боль; в глазах потемнело, в животе засобиралась тошнота, во рту — железный привкус, а Саске, схватив Зецу за шиворот униформы, отпихнул, отволок его как тряпичную куклу к стене и со всей силы ударил об неё, припечатывая к ней его затылок. Вот так. Так уже намного лучше, а? Да?! Да. Саске, ни секунды не сдерживаясь, одной рукой сдавил горло Зецу, впился пальцами в его глотку; другую сжал в кулак и ударил ещё раз в живот, на этот раз ниже. И ещё раз. И ещё. Потом он бил Зецу двумя руками, везде, изо всех сил, что имел. И каждый удар приносил ему нескончаемое, бурлящее в крови удовольствие. Этот за Итачи. Этот за него, Саске. Этот за Наруто. Этот за Сакуру. Этот за всех погибших. Этот за родителей. Этот… блять, просто так! И таких ещё сотня, тысяча впереди! Столько, пока кулаки не онемеют от боли или пока слабость не возьмёт своё. — Я мечтал об этом столько лет, столько ебаных лет, — прохрипел Саске, снова хватая Зецу за шею и прижимая его к стене. Тот не нашёл в себе силы даже для слабого сопротивления. — Я всегда хорошо бил, Обито ценил меня за это, — Саске достал из кармана складной нож и небрежно встряхнул им, раскладывая наточенное лезвие. — С первого дня жизни у Обито я мечтал убить тебя в первую очередь. Ты омерзителен. Хатаке Какаши сказал, что белые Зецу оказались не людьми, у них нет некоторых органов. У тебя тоже? Зецу еле-еле покачал головой, если это безвольное и слабое действие можно было так назвать. — Н-нет, — с разбитой губы, пузырясь, стекала кровь. Зецу попытался сплюнуть, но его слюна, перемешанная с кровью, вытекла из его рта и начала капать на руку Саске. Но тот, казалось, не замечал ничего. — Они… мои искусственные к-клоны, все… они. Орочи… Орочимару сдел… ал их… — А, — Саске кивнул. — Понимаю. То есть, ты человек? Оригинал? Нет, молчи, — Саске сильнее стиснул горло Зецу, и тот с бульканьем задохнулся, крупно вздрагивая всем телом. — Я сам проверю. И в эту секунду Саске несколько раз быстро, рывками, до упора вонзил нож в чужой живот. Крик Зецу почти сразу же перешёл на хрип и глухой, дребезжащий стон. Саске отскочил назад, почти отпрыгнул, и Зецу принялся, спуская вниз по стене, руками придерживать распоротое брюхо, но кровь и прочая дрянь так и лезли наружу. Но стойте, ведь ещё не всё. Саске, морщась, встал рядом и вывернул руку Зецу, но тот почти не отреагировал: широко раскрытые глаза смотрели в никуда, пена у прикрытого рта покраснела. Кажется, большим пальцем Зецу открыл ту последнюю дверь к Обито? Или указательным? Да, наверное. Отрезать его совсем не проблема. Даже есть, чем. Саске позаботился о том, чтобы с ним был не только складной нож. И положить в холодную металлическую коробочку с ампулой тоже не проблема. Саске так и сделал. Это его работа. Этому же учили его столько грёбаных лет? Потом он встал с пола, откинул всё перепачканное оружие в сторону и тщательно вытер руки о носовой платок: всё же, стоило взять перчатки, но, впрочем, руки можно ополоснуть в любом городском фонтане. Саске был аккуратен и почти не испачкался. Но всё же внимательно оглядел себя с ног до головы, стёр платком капли с куртки и ботинок. Теперь точно всё. Взглянув в последний раз на неподвижное тело Зецу, Саске смял платок, отбросил его в сторону и вышел со склада. Разве он не говорил, что это их последняя встреча? Да, узы делают человека уязвимым. Человеком, дорожащим узами, легко управлять, легко запугать, легко склонить в ту или иную сторону. Саске всегда это знал и всегда считал правильным мнением. Но это палка о двух концах. Иногда узы дают смысл жизни – то, что нужно защищать и ради чего жить. А ничто не может дать большей силы, чем это. Небо опять прояснилось, хотя тучи всё ещё собирались над горизонтом. Но они шутили, игрались с погодой, то нагромождаясь, то разбегаясь в стороны. Саске глубоко вдохнул приятный, чуть душный, потеплевший воздух, улавливая в нём нотки приближающего дождя. Теперь об одной из проблем можно забыть навсегда. Забравшись на велосипед, Саске медленно закрутил педалями, оставляя далеко позади заброшенный склад.