* * *
Стадион ревел и бесновался. Крики собравшихся на трибунах зрителей иногда заглушали сбивчивый репортаж названного корреспондента, сидящего в специальной кабинке рядом с профессорами. – Игра становится всё напряжённей!.. Грезис делает пас… Оу, вот чёрт, Олаф отбивает мяч в сторону самого Грезиса! Спасайся, старина! Прочь пошёл!.. Вот так, отлично! Трибуна Гриффиндора облегчённо выдохнула, когда капитан команды ловко увернулся от снаряда, тем самым спасши себя и весь свой факультет от неудачи. Корреспондент – Лев Рой, шестикурсник-пуффендуец – быстро глотнул воды из стакана и, поправив квадратные очки, вновь принялся кричать о тактике и ходе матча в разрывающийся от его воплей микрофон. На самых напряжённых моментах Лев вдруг краснел, вскакивал на ноги и, размахивая своими огромными ручищами, орал проклятья, наплевав на все замечания профессоров. Несмотря на то, что он давал клятву быть объективным, Лев открыто болел за гриффиндорцев, чья команда была для него лучшей после, разумеется, команды Пуффендуя. – Смотрите, как умело Джеймс Поттер бьёт по мячу! Пока ловцы Гриффиндора и Когтеврана прохлаждаются в поисках снитча, на поле воплощается в жизнь пятый круг Ада! С трибуны слизеринцев, довольно невозмутимо наблюдавших за ходом игры, послышались смешки и свист. Однако остальным было не до веселья. На поле действительно творилось что-то невообразимое: мячи только так разрезали удивительно голубое для середины ноября небо; «красные» и «синие» игроки носились меж облаков, напоминая собою хаотично двигающихся молекул, а болельщики своими криками вызывали практически землетрясение на деревянных трибунах. И те, и другие команды сражались так яростно и ожесточённо, что страх за исход матча уже отчётливо прорисовывался на лицах профессоров. – Мяч переходит в руки Когтеврана!.. Куда смотрит Грезис?! – Не дайте им забить гол! – почти взвыла сидящая слева от Гермионы Тайра. Однако положение спас Джеймс. Появившись словно из ниоткуда прямо перед двумя загонщиками Когтеврана, он молниеносно отбил мяч в противоположную от колец Гриффиндора сторону и стремительно взмыл вверх, пока озадаченные игроки не успели очнуться. – Я бы подарил сотню очков Поттеру за такой манёвр!.. Что? Да, простите, профессор… Итак, мяч снова у Гриффиндора! Тайра с Лили обменялись облегчёнными улыбками. – Что бы делал Грезис без Поттера? – обратилась первая из них к Гермионе, но ответ она получила из уст юноши, что сидел на ряду выше их. – Не был бы капитаном команды. – Спасибо, Блэк, но, кажется, я не тебя спрашивала, – бросила Тайра через плечо, не оборачиваясь. – Но… это я, Римус. Послышались смешки. Девушки, все как один, обернулись, чтобы увидеть недоумённое лицо Люпина и глумливо посмеивающихся Сириуса с Питером. – Да у вас у всех голоса одинаковые! – ничуть сконфузившись, мстительно бросила Тайра, высокомерно развернувшись и вновь принявшись наблюдать за игрой. Гермиона следила за ходом матча несколько отвлечённо. Её куда больше волновала работа двух ловцов, которые рыскали по стадиону в поисках заветного золотого мячика. Ловец Гриффиндора – невысокий жилистый четверокурсник с кудрявой копной рыжих волос на голове – в основном осматривал пространство с высоты птичьего полёта, в то время как ловец Когтеврана – великолепная и неподражаемая Сьюзен – летала кругами над трибунами. Сьюзен села на метлу вопреки всем запретам Мадам Помфри, что свидетельствовало об её неукротимом желании победить. И на это у неё были все шансы, ведь, несмотря на то, что результат между Гриффиндором и Когтевраном составлял двадцать очков в пользу «красных», итог матча зависел только от снитча. По трибунам вновь прокатился гул: гриффиндорцы перехватили мячи и теперь вели их прямо к кольцам Когтеврана. Позади Гермионы, Тайры и Лили громко кричали мародёры. Словно услышав вопли Сириуса – своего главного критика – Джеймс швырнул мяч с чудовищной силой уже готовым к атаке загонщикам, и те через пару секунд, разбив в дребезги всю защиту соперника, увеличили свой счёт ещё на десять дополнительных очков. Гриффиндорцы торжествующе взвыли. Однако, как выяснилось, ненадолго. Потому что Лев Рой вдруг, рванув микрофон на себя, истошно прокричал о появлении снитча. Все крики вдруг поглотила тревожная тишина. Зрители замерли, игроки на мгновение опешили. И вдруг каждый из них увидел, как резко развернулась в полёте Сьюзен и неукротимо помчалась к земле. Снитч, быстро перебирая в воздухе ажурными крылышками, поблёскивающими на солнце, невозмутимо парил в паре метров от аккуратно подстриженного газона игрового поля. Ловец Когтеврана мчалась к цели стремительно, как комета, и явно опережала только что очнувшегося ловца Гриффиндора. Время на стадионе застыло. Лили прижала ладонь к груди, Тайра от волнения кусала ногти, кто-то из гриффиндорцев тихо рвал на себе волосы. Ситуация была почти безвыходной – ловец «красных» отставал от Сьюзен на целых два метра. Синий плащ развевался за спиной девушки, её светлые волосы, собранные в тугой хвост, трепал мощный поток ветра. Сосредоточенная и нахмуренная красавица – сейчас она хотела отобрать у Гриффиндора такую важную победу! Гермиона, затаив дыхание, услышала, как Сириус, сидевший прямо позади неё, вскочил на ноги. Он, не отрывая взгляда от снитча, сделал непроизвольный шажок вперёд. Гермиона непроизвольно вздрогнула. Сириус вдруг опять оказался так близко, что девушка спиной почти ощущала тепло, идущее от него. Сьюзен была катастрофически близко к снитчу. Она уже вытянула руку, намереваясь поймать непокорный мячик в полёте. Исход матча был очевиден. Однако… Снитч, словно заведённый всеобщим трепетом, вдруг крутанулся вокруг себя и резко взмыл вверх. Мгновение – и победа. Никто так и не понял, отчего снитчу взбрело «в голову» так резко переменить своё положение, но никому это уже было и не интересно, потому что этой заминки хватило для того, чтобы пальцы ловца Гриффиндора цепко сомкнулись вокруг золотого мячика. Сложно был представить, что почувствовали в этот момент болельщики обеих команд. Лев Рой, вытаращив глаза, почти провизжал в микрофон о победе Гриффиндора. Трибуна Когтеврана тут же взвыла, засвистела, завозмущалась, выражая своё несогласие с прозвучавшим вердиктом. Гермиона услышала, как позади неё вопят мародёры, как кричит Тайра и хлопает в ладоши Лили. Сама же девушка только улыбалась – широко и облегчённо. Оливер Вуд ещё на первом курсе предостерёг Гарри о том, что первый выигранный в сезоне матч – это всегда хорошее предзнаменование, именно поэтому следует бороться за такие победы. Когда команда Гриффиндора, покружив в воздухе, плавно опустилась на стадион, ученики, все как один, кинулись на поле, чтобы искупать удачливых игроков в жарких рукоплесканиях и поздравлениях. Гермиона, медленно поднимаясь со скамьи, успела заметить проскочивших прямо перед ней Сириуса и Энди. Юноши, перепрыгивая через ряди сидений, мчались к улыбающемуся во весь рот Джеймсу, что стоял прямо напротив трибуны. Гриффиндорец застыл с поднятыми вверх руками, на которых покоилась ещё тёплая метла – главная драгоценность, пожалуй, в его жизни. Сириус с Энди первыми успели наброситься на друга, хлопая его по спине и рукам, крича грубоватые поздравления и лохматя и без того взъерошенные волосы Поттера. Однако охотник, успевая что-то отвечать юношам, смотрел лишь на Лили, робко и чуть смущённо улыбающуюся ему. Девушка, залившись неярким румянцем, поднялась на ноги вслед за Гермионой и Тайрой, которые уже уверенно шли к проходу между скамьями. Счастливая и взволнованная, она смотрела только на Джеймса и скучковавшихся вокруг него ребят. Не заметив, как незнакомый юноша с лоснящимся круглым лицом вдруг подставил ей подножку. Всё произошло молниеносно. Теряя равновесие, Лили невольно вскрикнула, но уже в следующую секунду этот крик опасно оборвался. Девушка рухнула на бетонный пол, ударившись грудной клеткой об острый угол деревянной скамьи. Поток из нескольких человек, не успев остановиться, налетел на Лили, хватающую ртом воздух от боли, топча девушку ногами и неуклюже падая следом за ней прямо на её дрожащее тело. Гермиона, уже идя в проходе, обернулась в тот момент, когда одна из девушек, упавших на Лили сверху, истерично завизжала, увидев струю крови, медленно выползающую из приоткрытых губ потерявшей сознание рыжеволосой гриффиндорки…* * *
В больничном крыле было так тихо, что при более счастливых обстоятельствах это могло бы выглядеть пугающе. На белоснежных диванчиках для посетителей в ряд расселись Энди, Римус и Тайра с Гермионой, у последних из которых замирающее от негодования и тревоги сердце словно билось одно на двоих. Злость от того, насколько непреклонно Мадам Помфри вытолкнула их из палаты Лили, захлопнув дверь прямо перед носом, терновыми ветвями обвивала грудную клетку и сдавливала, сдавливала, выжимала кислород, ломала рёбра. Полчаса назад бешеный от мрачного предчувствия Джеймс прибежал в обитель медицины, держа на руках бесчувственную Лили, изо рта которой по-прежнему капала багряная кровь, скатывающаяся по щекам и падающая то на дрожащие руки Поттера, пачкая его идеально чистую игровую форму, то на белоснежный пол. За ним следом, топоча и шурша мётлами, скребущими по мраморному паркету сухими ветками, появилась вся команда Гриффиндора. А затем показались и некоторые из профессоров. Как всегда Мадам Помфри, в один миг превратившись из добродушной медсестры в самую настоящую фурию и самого злого приспешника Сатаны, ревниво отогнала всех учеников от кровати златовласой девушки, а затем и вовсе выставила всех их в коридор за неумение спокойно и тихо вести себя в палате больной. Тайра с Джеймсом попробовали было отстоять своё право быть рядом с их пострадавшей подругой, однако их яростные выпады не произвели ни на Мадам Помфри, ни на строгую МакГонагалл никакого эффекта. К тому же, за непослушание и ругательства двух строптивых гриффиндорцев молниеносно настигнул выговор – у факультета отняли около двадцати баллов. В очередной раз послышался прерывистый вздох. Джеймс, стоя у окна, опирался руками о подоконник и чуть ссутулился, опустив голову. Сириус предупредительно находился рядом с ним, сложив руки на груди и о чём-то размышляя. Остальная команда вместе с Питером кучковалась у дальней стены на белоснежных больничных креслах. Поскрипывания мётел игроков, что они до сих пор трепетно держали в руках, порой заставляло присутствующих морщиться и передёргивать плечами. Джеймс, после повторившегося в сотый раз скрежета ветвей метлы, выпрямился и, резко развернувшись, окинул всех пытливым взглядом. – Никто точно не видел, что случилось с Лили? Из-за чего она упала? – голос юноши был слегка хрипл и словно бы простужен от волнения, которое словно сетями облепляло его разум и затуманивало взгляд. – Никто ничего не видел, сколько раз повторять, Поттер? – ощетинилась Тайра. – Если бы я видела что-то, я бы уже голос сорвала. Как и любой из нас. Так что не доставай меня. Не один ты на нервах! Лицо Джеймса сделалось каменным. – Я всего лишь хочу знать, из-за чего это случилось. – Это могло случиться из-за чего угодно, – осторожно проговорил Римус, деликатно сжав локоть Тайры, которая вновь принялась кусать ногти от беспокойства. – Никто не застрахован от обычных падений. – У неё изо рта текла кровь! – глаза Поттера ярко вспыхнули. – Какое тут может быть «обычное падение»? – Ничего серьёзного с Лили не случится. Ты уж мне поверь… С остальным потом разберёмся. Джеймс стиснул зубы, ничего не став отвечать. Гневно зыркнув на Сириуса, словно и тот был в чём-то виноват, Поттер вновь отвернулся ото всех, уставившись в окно, продолжая свои свирепые раздумья. Однако пребывать в них ему пришлось недолго. Дверь больничного крыла скрипуче вздохнула, и Гермиона в очередной раз как-то отрешённо подумала о том, что Мадам Помфри давно бы могла смазать её специальным маслом. Услышав несмелые приглушённые шаги очередного посетителя, девушка повернула голову. Она увидела застывшего в дверном проёме худого юношу, который, замерев, явно не знал, что ему делать дальше. Незнакомец был некрасив лицом – слишком длинный узкий нос, слишком острые скулы, слишком тонкие губы, да ещё и слишком бледная кожа. Волосы его, чёрные и достающие до плеч, были жидки и тусклы, мантия великовата, а весь облик – мрачен и неприятен. Создавалось впечатление, будто юноша специально чуть ссутулит плечи, чтобы казаться ещё более суровым. Что ему, впрочем, вполне удавалось. Оглядывая незнакомца, Гермиона сама непроизвольно нахмурилась. Слизеринец – видно сразу по его серебристо-зелёному тряпичному кинжалу, болтающемуся на груди. Однако сколь этот слизеринец был знаком… Неожиданно раздались какие-то шорохи, и уже в следующую секунду, не дав никому опомниться, к юноше молниеносно подскочил Джеймс. – Чего тебе здесь надо? Убирайся, пока я твои вонючие волосы не подпалил! – Я не к тебе пришёл, Поттер, и не тебе меня отсюда выгонять. – Она тебя не ждёт и не ждала! – Ты не можешь знать, кого Лили ждёт, а кого не хочет видеть. – Надо же, какие мы смелые… Джеймс, стоя на расстоянии вытянутой руки от юноши, брезгливо щурился и кривил рот. В какой-то момент, видимо, не вынеся наглого встречного взгляда тёмных глаз слизеринца, Поттер сделал порывистый шаг вперёд. Однако юный Северус Снейп не изменил себе – лицо его по-прежнему оставалось каменным, не выражавшим ровным счётом ничего, кроме лёгкого презрения и надменности. – Язык прикусил? Гермиона широко раскрытыми глазами смотрела на Джеймса. Всегда весёлый, обаятельный и дружелюбный – сейчас он представлял тёмную и не самую приятную версию самого себя. И это было ужасно некрасиво, даже отвратительно. Когда Джеймс вдруг схватил Северуса за ворот мантии, сжав ткань в пальцах, словно безрезультатно пытаясь её раздавить, Гермиона хотела уже было вскочить с места и вмешаться в это безобразие. Однако её опередили. Сириус рванул к другу, а Римус грозно прогремел: – Оставь его! Блэк, со спины цепко обхватив друга за плечи, оттащил его от слизеринца, который как ни в чём не бывало принялся поправлять на плечах слегка сбившуюся на сторону мантию и стряхивать с неё невидимые пылинки. Джеймс не вырывался из хватки Сириуса, однако когда тот увлёк его в противоположный конец комнаты, Поттер резко дёрнулся, сбрасывая с себя руки Блэка. Повисла тишина. Кто-то из зрителей глядел на Джеймса, кто-то – на Снейпа, а сами юноши смотрели только друг на друга. Краем глаза Гермиона уловила, как нахмурилась Тайра и качнул головой Энди. – Ты думаешь, ты ей сейчас нужен? Ни черта! – вновь подал голос Джеймс. – Ты так любишь драматизировать, Поттер. Я всего лишь узнал об её травме, что и побудило меня прийти сюда. – Ты не являешься её другом, болван! – Являюсь, – невозмутимо заявил Северус. – Рано или поздно, нюнчик, она разглядит, какой ты кретин… – Поттер! – неожиданно одёрнула юношу Тайра. – Не забывай о том, что ты говоришь о человеке, которого Лили ценит. Так что прекрати орать, дорогой. Джеймс, шумно дыша, уже открыл рот, чтобы разразиться очередной руганью, но тут с впечатляющим скрежетом распахнулась дверь больничной палаты, пустив по полу неуловимый лёгкий сквознячок, пахнущий шлейфом из спирта и какой-то сыворотки. – Это что за безобразие?! Гриффиндор – славный факультет, но совершенно невоспитанный! Что за хамство? – в дверном проёме стояла пунцовая от злости Мадам Помфри. Кружевной белый чепчик её чуть сбился на бок, открывая золотистые вьющиеся завитки волос, что были собраны на затылке толстыми шпильками. – Я просила тишины, молодые люди! Медсестра, переведя дыхание, по очереди оглядела собравшихся, причём взгляд её чуть дольше задержался на до сих пор стоящему статуей около дверей Северусу – невзрачному и чуть… затравленному. И тут же, будто смилостивившись над взволнованными и не находящими себе места учениками, и в-первую очередь над молчаливым слизеринцем, которого она всегда жалела и баловала, Мадам Помфри сердито констатировала: – У Лили сломано одно ребро и очень сильные ушибы. Ей тяжело пришлось… В палату к ней сейчас нельзя, не пущу никого. Поэтому расходитесь-ка по гостиным! Тайра вскочила на ноги. – Но хотя бы нам с Гермионой дайте с ней повидаться! – Даже не думайте! – отрезала медсестра. – Больной нужен покой… И, кстати, смею заметить, что ваша компания очень уж зачастила наведываться в больничное крыло. Надеюсь, что через неделю ко мне не принесут кого-то из вас, юные леди, на руках очередные поклонники! Гермиона залилась краской, опустив взгляд, однако Тайра словно и не услышала довольно серьёзного упрёка. Мадам Помфри, видя, что ученики не собираются уходить, разозлилась совсем. Она плотно закрыла дверь в палату Лили, причём сделала это осторожно и очень тихо, и, уперев руки в бока, зловеще предупредила: – Не заставляйте меня отбирать у вашего факультета драгоценные баллы! Освободите больничное крыло. Сейчас же! Или мне позвать вашего декана? Команда Гриффиндора с тихим роптанием и шуршанием мётел первая из всех поднялась на ноги. К ним поочерёдно присоединились остальные. К выходу потекли нарочито медленно, неохотно, с недовольными лицами, которые то и дело обращались к не изменившей своего решения Мадам Помфри. Джеймс с Тайрой шли самыми последними. Проходя мимо Снейпа, который чуть отошёл от двери, давая возможность другим покинуть кабинет, тем не менее, не собираясь уходить вслед за остальными, Поттер смерил его презрительным и насмешливым взглядом, предвещающим настоящую морскую бурю. Но ничего не сказал. Прохладный, по сравнению с больничным крылом, тёмный и свободный коридор встретил разгорячённых длительным противостоянием с Мадам Помфри учеников свежим запахом влажного многолетнего камня и прелых мхов. Испещрённая внушительными окнами стена казалась чёрной от темноты, что с улицы заглядывала через прозрачные дребезжащие стекла. Оказывается, на землю уже плавно опускался вечер. Команда игроков понурым тесным строем побрела прочь от обители медицины, не спеша, постепенно растворяясь в сгущающемся сумраке. Гермиона с Тайрой также направились вглубь по коридору – усталые, опечаленные, злые и сердитые. Девушки уже почти завернули за угол, как раздались очередные возмущения. Оглянувшись, гриффиндорки заметили по-прежнему стоявшего у дверей Джеймса. – А ведь его пустила! С силой стряхнув руку Сириуса, который предупредительно ухватил друга за локоть, Поттер стремительно направился к застывшим девушкам. – Она пустила нюнчика в её палату! – затормозив напротив Тайры, Джеймс вперил в неё озлобленный, неистово блестящий взгляд, пускающий по коже холодные мурашки. – Не тебя, не меня, а его! Тайра глубоко вздохнула, на мгновение чуть прикрыв глаза. По тому, какое напряжение было в её плечах, можно было понять, что девушка с трудом сдерживает гнев. – И что? Да, она пустила Снейпа, и пусть. Какая теперь-то разница? – Мы – её друзья, но вместо нас она даёт этому кретину пропуск! Это неправильно! – рявкнул Джеймс, заставив Гермиону чуть вздрогнуть от неожиданности и… отторжения. – Знаешь что, Поттер? Оставь свою пустоголовую ревность при себе, а Снейпа – в покое! Ты ведёшь себя как чудовище. Относись к этому проще, ладно? А то так и до срыва недалеко. Джеймс несколько секунд смотрел в выразительно потемневшие глаза Тайры, словно не зная, что ответить. А затем, глубоко вздохнув и сразу как-то сникнув, он запустил руки в волосы, взъерошивая их и лохматя. – Ты веришь ему? – в голосе юноши печальным перезвоном пролились на чистый тембр голоса нотки упрёка. – В любом случае, я доверяю своей подруге, – спокойно ответила Тайра, как-то вымученно изображая улыбку – кислую и колючую одновременно. Джеймс вздохнул. А потом, засунув руки в карманы, вдруг резко обогнул девушек и пружинистой походкой направился прочь – всё ещё злой и уставший, вымотанный игрой, собственным тщеславием и совершенно непередаваемой ненавистью к бледно-тусклому слизеринскому галстуку одного такого же бледного и тусклого слизеринца. Те, кто ещё оставался в коридоре – Римус, Сириус, Тайра и Гермиона – молча смотрели юноше вслед, прожигая постепенно растворяющуюся слегка сутулую спину, что ярко-красным пятном врезалась в вязкую черноту. Каждого из ребят грызла печаль и усталость – как две змеи, эти сёстры извивались в груди, проползая между рёбер и оставляя на них неприятную изморозь. Пожалуй, для сегодняшнего дня всего было слишком много – и азарта, и радости, и восторга, и волнения, и гнева. Каждый испытывал голод – с утра никто из них ничего не ел, а ведь за окном уже был волокнистый вечер. Каждый хотел отдохнуть, провалившись в мягкую ткань собственного одеяла, закрыть глаза и утонуть в тишине. Ни о каком празднестве в честь победы не могло быть и речи – подростки наверняка знали, что сейчас в гостиной Гриффиндора царит смятение и уныние. Гермиона, переступив с ноги на ногу, руками приобняла себя за плечи. Она, почему-то, начала замерзать. Возможно, причиной этому был внутренний холод. Оказывается, этот мир – ещё не тронутый войной, – куда более противоречив, чем она думала. Гермиона до сих пор не могла смириться с мыслью, что Северус – этот надменный, но несчастный и хмурый юноша – смог заполучить доверие – а, может быть, и само сердце – такой девушки, как Лили. Разве существует такая дружба, где один из её героев – полный тяги к жизни, к красоте и счастью, а другой – полон разочарования и озлобленности? Разве может Лили – чистая капля золота – быть дружна с тем, кого можно сравнить с частицей холодного мрамора?.. Гермиона не знала в полной мере ответа на этот вопрос. Но то, что случилось сегодня, многое доказывало, многое опровергало, многое переворачивало с ног на голову. И от этого душа девушки негодовала и болела. – Хорошо, что завтра воскресенье… Будет время от всего отойти, – наконец прервал затянувшееся молчание Римус. Тайра вяло улыбнулась. – Или пострадать от нытья Поттера. Сомневаюсь, что он успокоится к завтрашнему дню. – Когда он в печали, он обычно менее опасен для других, чем когда он в ударе. Так что такие дни даже полезны. – Надо почаще его доводить, – хмыкнула Тайра. Римус ответил что-то забавное, и в коридоре послышались его и Тайры приглушённые смешки, сдерживаемые по-прежнему мрачными бродящими в голове мыслями. Сириус как-то отстранённо ухмыльнулся, а Гермиона и вовсе никак не отреагировала – она с самым сосредоточенным видом продолжала изучать носки своих туфель. О чём-то сердито размышляющая, непонятная и измученная сегодняшним днём – сейчас она казалась взрослее и мудрее обычной пятнадцатилетней девчонки, которой она являлась. Сириус уже долгое время наблюдал за Гермионой. Наблюдал на стадионе, сидя прямо за ней и впитывая в себя то, как она вздрагивает от громких воплей Льва или радостно хлопает в ладоши. Наблюдал в больничном крыле, когда она – встревоженная и зажатая – не могла оторвать взгляда от собственных пальцев, комкающих ткань мантии. Сириус незаметно наблюдал за ней и тогда, когда в палату прокрался Снейп – в момент перепалки Джеймса со слизеринцем, Блэк заметил, каким негодованием светилось её острое лицо, и был готов поспорить, что это негодование было адресовано совсем не Северусу. Юноша наблюдал за ней даже сейчас, в коридоре. Он делал это скрытно, тихо, осторожно. Как будто собирая образ Гермионы по частям. Ему было интересно присматриваться к этой странной девушке – такое поведение для него стало, пожалуй, уже традицией. На коленках мантия чуть смята, ореховые локоны, источающие слабое кофейное мерцание, спадают по плечам и вдоль щёк от наклона головы, между бровей залегла упрямая морщинка. А на самом подбородке, чуть слева, кожа испачкана чем-то тёмно-серым. Сириус давно заметил это колечко пыли на её коже и удивлялся, почему ей на это до сих пор не указали. Перепачканная Мисс Аккуратность-Щепетильность-Пунктуальность выглядела слишком забавно. И наивно. – Эй, Грейнджер. Девушка подняла голову, глядя на юношу удивлённо и настороженно, словно не до конца понимая, не послышалось ли ей данное обращение. Разговор Тайры и Римуса неловко приостановился, будто закашлявшаяся музыкальная пластинка, в которой расцвела трещина. В пустынном молчании голос Сириуса прозвучал мелодично и звонко. – У тебя тут, на подбородке, пятно. Когда Гермиона, залившись краской, рукой провела по лицу, юноша лишь поморщился. А в следующую секунду он сам, словно сторонний зритель, наблюдал за тем, как его собственная рука взметнулась вверх, и пальцы коснулись бледной молочной кожи на плавной линии подбородка Гермионы. Кончикам пальцев хватило одной секунды, чтобы обжечь кожу и обжечься самим. Когда Гермиона, расширив глаза, отшатнулась от него, Сириус поднял на неё изумлённый взгляд. В лице девушки он прочёл почти ужас, в лице Тайры – возмущение, в лице Римуса – замешательство. Рука Блэка всё ещё была вытянута вперёд, а сам юноша в немом непонимании вскинул вверх брови. Что? Он не сделал ничего из ряда вон выходящего. Такую вполне невинную заботу он вправе проявить даже к первокурсницам – ничего не значащий, дружелюбный жест, который не был призван нести в себе какое-то скрытое послание или запретную нежность. Под молчаливыми взглядами, Сириус медленно опустил руку – она падала лениво, через силу, словно вязкая толща влажного воздуха упрямо старалась её задержать. – Ну вот. Теперь ты хотя бы на человека похожа. На чистого. Гермиона ничего не ответила. Нервно отбросив с лица карамельные пряди волос, она поочерёдно взглянула на Тайру и Римуса. – Мне пора. Я устала… Шаги удаляющейся девушки сердитым ритмом стучали по стенам, словно скользя по ним воздушным шлейфом. Блэк насмешливо смотрел ей вслед, покачиваясь с пятки на носок. Мерлин, подумать только, какая строптивая недотрога… – Болван! – разъярённый голос Тайры не сразу достиг слуха Сириуса. А когда это случилось, юноша растерялся. – Что? Ты это мне? – Нет, с Уоллером мысленно ругаюсь, – скривила пухлые и аккуратные губы Тайра. Сириус нахмурился. Прекрасно. Стоило заметить, что эти слова – первые и обращённые непосредственно к нему за все прошедшие недели после Хэллоуина. Плохо то, что смысл, заключённый в них, очень не понравился Сириусу. – Это я-то болван? В чём причина претензии? Тайра сделала порывистый шаг к Блэку, ткнув пальцем ему в грудь. – Я думала, что ты если не совсем сообразительный, то хотя бы честный! У тебя, последняя ты задница во Вселенной, нет ни принципов, ни собственного достоинства! Ты прекрасно знаешь, что ты чудовищно виноват перед Гермионой, так что прекрати распускать свои вездесущие руки, иначе, клянусь, я их отгрызу по самые плечи! – Это я ещё и виноват? – Ты ведь с ней танцевал, бегал за ней на цыпочках, тряс перед Гермионой своей костлявой задницей!.. Сьюзен стоит того, чтобы бросать ради неё посреди танца Гермиону и бежать в первую подворотню, чтобы облизать всю её с ног до головы? Стоит? Если да, то я готова съесть собственную мантию! Тайра резко развернулась. Она стремительно удалялась, врываясь в сгущающуюся темноту коридора как разъярённый воин, бросающийся в самую гущу битвы. Сириус широко раскрытыми глазами смотрел на Римуса, который хмурил брови, сжимая двумя пальцами подбородок. – О чём она говорит? – Мне показалось, что о каком-то поцелуе, который, видимо, увидела Гермиона, – тихо ответил Римус, пытливо глядя на друга. – О поцелуе? Серьёзно? – Думаю да. Мне кажется, она винит тебя в том, что ты бросил Гермиону в Хэллоуин. И якобы увлёкся Сьюзен. – Бред. У меня даже теоретически не было времени ею увлекаться! Потому что был рядом с тобой. И я тащил тебя вместе с Поттером в Визжащую хижину! – Да, но… – Римус вздохнул. – Когда мы там оказались, ты куда-то исчез… Тебя с нами не было, Сириус.* * *
Коридоры оглушали своей вопиющей тишиной. Они, словно тела переплетающихся змей, ползли по замку – тёмные, зловещие, неукротимые. Ночь ещё не вступила в свои неоспоримые права, – часы показывали лишь девять вечера, – однако Хогвартс уже начинал сбрасывать с себя личину светлого дружелюбного замка-старца, становясь хмурым и холодным, как замороженная временем льдинка. Тепло, смех, суета с наступлением вечера просачивались сквозь стены и незаметно таились до следующего утра… Сириус Блэк спешно шёл по коридору. Руки его, с сжатыми в кулак ладонями, покачивались в такт от порывистых шагов, а волосы то и дело падали на освещённые гневом тёмно-сиреневые глаза. С того момента, когда прозвучали последние слова Тайры, прошло несколько часов. За это время юноша не видел ни Гермиону, ни саму Тайру, и это было к лучшему. Сириус помнил, как долго он разговаривал с задумчивым Римусом, как отрывисто и резко ответил что-то Джеймсу, ворвавшись в их общую спальню. Плюхнувшись на кровать, отвернувшись ото всех, Сириус отгородился от переглядывающихся друзей стеной из собственных мыслей, глубоко нырнув в собственные рассуждения. Однако он так и не смог понять, о каком загадочном поцелуе – и о поцелуе ли вообще? – шла речь. Тайра вела себя так, будто происходящее для всех совершенно ясно и знакомо, однако что делать, когда ты понятия не имеешь, как расценивать подобное поведение? Больше того, как себя вести, когда ты вообще не помнишь, что с тобой происходило в тот вечер? Сириус, сколько бы раз не пытался воссоздать в голове чёткую картинку, натыкался на пустоту. Он не знал, он не мог представить, что происходило с ним после того, как он покинул Визжащую хижину, чтобы закрыть образовавшийся в корнях Гремучей Ивы проход. Но, почему-то, этот странный и настораживающий провал в памяти нисколько не интересовал его до сегодняшнего вечера… …Очередной поворот вывел Сириуса на площадку громоздких лестниц. Быстро вбежав по мраморным ступеням одной из них, юноша устремился к широкому проходу в одну из башен замка. Однако пройдя лишь сотню-другую метров, он резко замер у дубовой, пошарпанной на вид и уже тронутой гниением двери. – Да я знаю! И что с того? – недовольный грубый мальчишеский голос недоумённо возмутился. – Какая разница та или эта? – Неужели ты не видишь, что разница огромна? – Они похожи друг на друга как... Да их вообще не различишь! – Скажи мне, ты не близорук? – Ну, нет, вроде… – Так какого же Мерлина ведёшь себя так безмозгло? Я же сказала тебе – брать ту, что сидит прямо за тобой. – В любом случае, моё дело сделано. Помнишь, что это значит? – в интонациях собеседника послышались угрожающие нотки. – Ты пообещала сходить со мной в кафе, если я выполню задание. О том, какой будет результат, речи не было. Повисло молчание. Раздавшийся тихий вздох свидетельствовал о полной беспомощности девушки перед наглыми доводами её собеседника. – Ладно, Джонсон… Разговаривать с тобой больше нет смысла. – Уговор в силе? – В силе, – почти с ненавистью прошипела девушка. – Иди! Ироничный смешок, топот ног, скрип отворяемой двери – и в следующее мгновение перед подслушивающим, таящимся в тени Сириусом возник незнакомый ему юноша. Высокий, толстолобый и огромный, с характерным обезьяньим лицом и выдающейся вперёд нижней челюстью – он казался экземпляром, сошедшим с обложки магического учебника, рассказывающем о разных видах троллей, населяющих планету. Ни жидкие тёмные волосы, тщательно разделённые пробором и блестящие от геля, ни вполне приятная глазу одежда, судя по всему, пуффендуйца не шли незнакомцу и не придавали ему ни изящества, ни привлекательности. Юноша всё равно походил на горного представителя диких племён троллей-людоедов. Сириус, опирающийся плечом о стену, с самым невозмутимым видом следил за тем, как стремительно вытягивается лицо застанного врасплох пуффендуйца, застывшего прямо в проходе. – Ты… кто это? – юноша, быстро оглянувшись, когда дверь, закрывшись, с кокетливым хлопком ударила его по спине, с явным замешательством и угрозой уставился на Блэка. Сириус цинично выгнул вверх левую бровь. – Сомневаюсь, что ты не знаешь, «кто это». – Что там, Джонсон? – приглушённо прозвенел девичий голос. В следующее мгновение дверь повторно распахнулась, и на пороге появилась девушка. Она вопросительно и укоризненно, как презирающая своего глупого ученика профессорша, взглянула на пуффендуйца, а затем медленно повернула голову. Несколько секунд Сириус и Сьюзен молча изучали друг друга. Тщательно, презрительно, цепко. Девушка была по-прежнему головокружительно красива, но сейчас Сириусу показалось, что молочно-золотистая кожа её разбавлена чёрными, почти незаметными тенями – результат того, что можно назвать «гниением души». Однако Сьюзен, каким-то чудом не заметив тлеющей ярости в глазах юноши, осталась столь же спокойной. Она, ослепительно улыбнувшись, блеснув зубами, мягко дотронулась до плеча Джонсона и почти промурлыкала: – Иди. Ты свободен. – Может… тебе помощь нужна? – Не нужна. – Точно? – Иди, Джонсон! Пуффендуец, бросив недовольный, сочащийся почти детской обидой взор на Сириуса и предмет его грубоватой нежности, неуклюже развернулся и побрёл прочь. Сьюзен, кинув быстрый, пренебрежительный взгляд на Джонсона, направила тёмные, как ночная броня неба, глаза на Сириуса. Тот почувствовал на себе хитрое и, как всегда, вызывающее внимание девушки, и позволил себе усмехнуться. – Вот значит как… Продаёшься на одно свидание в захудалом кафе за причинение вреда по твоему заказу? – Это очень грубо сказано, Сириус. Я не продаюсь. Всего лишь делюсь своим временем. – Это одно и то же. Хотя, ты сделала, следует признать, всё гениально. Никто даже не вспомнил о тебе. Все подозрения легли на скользкий мокрый пол. Сьюзен молчала. Юноша удивлённо взглянул на неё, ища хотя бы в изгибе губ раскаяние или смущение. Но Сьюзен не собиралась оправдываться, да это было уже и не к чему. Её театральная постановка в милое и чуткое создание уже давно оборвалась и с треском провалилась, на неё свалились собственные декорации; кулисы, которыми она прикрывалась, в итоге чуть не утопили её в своём бархате – так зачем сейчас что-то оспаривать? Да, она сделала это. Сделала прекрасно и безукоризненно. – Ты слышишь? Или полное отсутствие мозгов как-то и на слух ещё влияет? Зачем ты это подстроила? – Ну, во-первых, ты и сам знаешь, что с мозгами у меня всё в порядке, – Сьюзен, ухмыльнувшись, пальчиком с остро заточенным перламутровым ноготком постучала себя по виску. – Помнишь, что сказала когда-то Гермиона? Учёба на Когтевране – лучший комплимент моему разуму. И во-вторых, давай зайдём в кабинет и там всё обсудим. – Ты думаешь, что у меня с тобой будет долгий разговор? – Думаю да. Ведь искал же ты меня зачем-то. Иначе ты бы не очутился в холле нашей, Когтевранской, башни. Сьюзен, с такими же самообладанием и наглостью, какие присущи только профессору Роджерсу, толкнула дверь, и пока та осуждающе подвывала из-за сухости пружин, девушка не отводила сверкающего взгляда от лица Сириуса. Когда дверь всё же оказалась в таком положении, что в проходе можно было беспрепятственно пройти сразу двум людям, Сьюзен чуть вытянула руку в сторону кабинета, как бы приглашая войти. – Идём, Сириус. Она первая исчезла в дверном проёме. После неё в коридоре остался лишь аромат духов, и даже он, казалось юноше, вызывает у него в горле горечь и жжение, словно после прикосновения к гортани жёсткой лимонной корки. Сжав челюсти, Сириус перешагнул порог. Кабинет, где они очутились, был пыльным и запущенным, однако достаточно светлым даже при отсутствии факелов. Покрытые слоями паутины парты и стулья до сих пор верно стояли в три ряда, ещё висела на тусклой серой стене грифельная доска, уже не такая чёрная и блестящая от времени. – Когда-то здесь ученик случайно наколдовал монстра из своих снов, желая показать его друзьям, – небрежно бросила Сьюзен, видя немое изумление Сириуса. – Как видишь, для кого-то из ребят или их профессоров это не прошло даром. Сама же девушка уже сидела на одной из парт, закинув ногу на ногу и упираясь рукой о столешницу. От изящного наклона её головы, распущенные светлые волосы её, с прожилками сияющего металла, спадали вниз по руке и спине, почти доставая кончиками до пыльной поверхности стола. Сириус успел заметить, что даже сейчас девушка пытается нравиться ему – непринуждённая кокетливая поза, полуулыбка на припухлых от наигранных прикусываний губах, тёплый, согревающий взгляд. – Присаживайся, Сириус. – Обойдусь. – Твоё дело. Юноша, отбросив чёлку со лба, опёрся плечом о дверной косяк и упрямо засунул руки в карманы. – Для начала я хочу спросить – зачем? – «Зачем» что? – Приказала этому щенку уронить Гермиону? – Когда-то и она меня уронила. – Слышал бы тебя Дамблдор… Уверен, сейчас бы он пожалел, что за ту твою выходку отнёсся к тебе так благосклонно. – А как он мог ко мне отнестись, когда твоих показаний никто не мог подтвердить? Кроме словесных, не было доказательств, что именно я, а не твоя Грейнджер, использовала иллюзию. Надо быть умнее, Блэк. Особенно в таких тонких вопросах. – Тем не менее ты никого не обманула. – Это не страшно. – Не страшно тебе и теперь, когда я могу опять заявиться к Дамблдору и сказать, что ты – причина падения Лили? Причём его очень удивит, что ты ставила на Грейнджер, а покалечила, в итоге, совершенно другую девушку. Сьюзен, покорно слушая Сириуса, вдруг едко рассмеялась, слегка вскинув подбородок. – А где доказательства, Сириус? Откуда Дамблдор знает, что ты не лжёшь? Только на вечных подслушиваниях далеко не уедешь… Юноша скрипнул зубами от досады. Действительно, всё подстроено идеально. Конечно же, она всё рассчитала: суматоха, всеобщий ажиотаж, давка, незнакомый парень, неумышленная, возможно, случайная подножка… Кто тут будет разбираться, где правда, где подлость? Ни о каком наказании не может быть и речи. – Набираешься опыта, я смотрю. С каждым разом всё лучше и лучше получается делать гадости. Браво, Сьюзен. – Спасибо, дорогой. – Меня ведь даже Поттер предупреждал о том, какая ты стерва. – О, да, я знаю. Джеймсу я никогда особо не нравилась. Зато тебе – очень. – Но не сейчас. – Это решаемо. – Ты уверена? – Абсолютно. Я же чувствую, что даже сейчас ты хочешь меня поцеловать. – Почти так же, как и вечером после Хэллоуина. Сьюзен, поглаживая пальцами свои волосы, неожиданно резко вскинула голову, метнув в Сириуса, словно воздушный дротик, колючий взгляд. На мгновение она растерялась и как будто бы даже испугалась. Но это длилось ровно секунду, потому что вскоре её губы вновь сложились в ядовитую полуулыбку. – Вот, значит, из-за чего ты меня искал… Я даже думала, что ты об этом уже и не узнаешь. Кто из них проболтался? Не сама ли Грейнджер тебе пощёчин надавала? – Тебя это немножко не касается. – Если честно, то как раз наоборот – касается со всех сторон. – Как ты это подстроила? – Да очень просто! – источающие реки сладкого воздушного сиропа глаза Сьюзен хищно блеснули. – Я встретила тебя у Гремучей Ивы. Когда ты пошёл маскировать вход. Сириус так резко задержал дыхание, что будь его сердце чуть слабее, оно бы разорвалось от неожиданности и чудовищного давления. Из уст девушки он только что услышал самую опасную и тщательно ими охраняемую тайну – оставалось лишь понять, как много Сьюзен знает о предназначении Гремучей Ивы. – Я тебя окликнула. А потом мы с тобой пошли в замок. Ты, кстати, сам меня за руку туда потащил. Сириус на мгновение прикрыл глаза, словно ослеплённый вгрызающейся в зрачки догадкой. – Подчиняющее заклинание? – Да, милый… – Сьюзен, накручивая на палец локон волос, приторно улыбнулась. – Представляешь, как просто? То, что видели твои однокурсницы, не было иллюзией. Сириус молча изучал Сьюзен. Пульс его ломался, однако причиной этому была отнюдь не привлекательность сидящей перед ним девушки. Видя, что Сириус собирается уходить, Сьюзен вдруг спрыгнула со стола и плавно направилась к юноше. – Постой. – Наш разговор окончен. – Вовсе нет! Я забыла тебе сказать об одной очень важной детали. Видишь ли, милый, – девушка, подойдя совсем близко к Сириусу, трогательно положила ладони ему на плечи, – в тот вечер, после Хэллоуина, мы с тобой договорились о том, что отныне между нами будет эмпатическая связь. Ты согласился, чтобы установила её именно я, а ведь тебе известно, что тот, кто её устанавливает, тот и имеет над ней власть и тот и сможет её потом снять. Сириус, почти оттолкнув Сьюзен от себя, сделал порывистый шаг назад. – Что это значит? – Это значит, что всё возвращается – наши отношения, наши встречи, наши поцелуи. – Этого не будет! – Будет, – Сьюзен презрительно усмехнулась. – Просто я давно наблюдаю за вами и, в частности, за Римусом… Юноша никогда не ломал себе рёбер и не знал, какую боль при этом испытываешь, однако сейчас ему показалось, что в его груди не осталось ничего твёрдого и защищённого – одни лишь щепки некогда целых костей, рыхлая, вязкая ткань, которая медленно напирала на сердце и подступала к горлу. – … и мне не составило определённого труда понять, в чём дело. Я умна и дальновидна. Твоя Грейнджер могла бы у меня поучиться. – Это… твоё условие? – Да. И оно для тебя выполнимо – всего лишь быть со мной. А я в ответ не помогу всей школе узнать о том, чем Римус болен. Я знаю, милый, как ты дорожишь своими друзьями. И меня всегда это восхищало. Небо рушилось на плечи Сириуса. Давило к земле. Не давало двинуться с места. – И тут есть ещё один маленький нюанс, Сириус, – Сьюзен сложила руки на груди и словно бы нахмурилась. – Так как между нами эмпатическая связь, я буду чувствовать всё, что происходит с тобой. Это значит, что я почувствую, если ты захочешь кому-нибудь рассказать о нашем разговоре, я узнаю. А потом об одной очень… хм, неприятной детали узнает вся школа. Понимаешь меня? Бледнее мела, Сириус прислонился спиной к стене, с трудом дыша, словно захлёбываясь в собственном бессилии. – Зачем тебе игра? – Зачем? – Сьюзен на секунду задумалась, пристально и серьёзно смотря на юношу. – Но ведь я люблю тебя, Сириус. Очень люблю. Разве это не стоит того, чтобы тебя заполучить?