Будь моим настоящим, девочка из воспоминаний.

«…магнитные поля в различных точках нашей планеты имеют разную природу: чаще всего они образовываются впоследствии сжатия частиц эфирной материи, которые магглы называют «электричеством». Предположение о том, что время и пространство могут меняться, впервые было выдвинуто Эриком Фриманом в 1679 году, но на тот момент главные Маги всей магической общины отклонили эту теорию. Однако сейчас многие учёные вновь возвращаются к этой теории. На данный момент обсуждается предложение присвоить Эрику Фриману звание Главного первооткрывателя Магического общества в области естественных наук…» – Какой абсурд! Приглушённый шёпот, за которым последовал тяжёлый звук захлопнувшейся в раздражении книги, на миг вспыхнул в пространстве, потух, и затем снова наступила тишина. Вздохнув, Гермиона устало прикрыла глаза. Холодные кончики пальцев мягко дотронулись до стучащих висков и легонько помассировали тонкую кожу – от этого глухая, урчащая боль стала чуть тише. Пожалуй, ей надо было сделать передышку – хотя бы раз в три дня позволять себе высыпаться, как это делают все остальные ученики Хогвартса. Мадам Пинс уже привыкла, что одна студентка приходит в библиотеку почти за три часа до завтрака, – в самую рань, почти ещё ночью! – однако обычного привыкания было мало. Даже сейчас, сидя перед закрытым фолиантом в полу-дрёмном состоянии, Гермиона явственно ощущала на себе пытливый взгляд Мадам Пинс, в стороне перебирающей карточки. Этот взгляд, безусловно, улавливал всё и чрезвычайно нервировал девушку. Но в этом была и своя польза – благодаря ему спать, всё же, хотелось чуть меньше. В очередной раз подавив зевок, Гермиона отпихнула многострадальную книгу от себя и потянулась за новой. К счастью, в ней не упоминалась теория Э. Фримана, однако полезного в ней тоже было мало. Взгляд Гермионы, подобно лёгкому кораблику, плавно плыл по ровным строчкам тяжёлого фолианта с пожелтевшими и загнувшимися от старости кончиками страниц, изредка спотыкаясь о незнакомые латинские слова, словно налетая на рифы, умело огибая ненужные абзацы и лавируя меж чёрно-белых потёртых картинок, кажущихся столь отвратительными, будто их рисовали безжалостные палачи инквизиции. С каждой новой страницей вникать в смысл слов становилось всё тяжелее. Ранее отступившая головная боль вновь усилилась, подкравшись к затылку и пролившись дробью на височную долю. В бессилии зажмурившись, Гермиона прерывисто вздохнула. А в следующее мгновение с оглушительным треском захлопнула книгу, подпрыгнув на месте от испуга. – Оу… Извини. Не хотел тебя пугать. Застывший позади Гермионы юноша, заметив, как брови девушки укоризненно сбежались к переносице, поднял вверх ладони. – Сдаюсь. – Вовсе необязательно. – Я же извинился. – Я не сказала, что сержусь на тебя, – Гермиона вяло улыбнулась. – Не ожидала увидеть здесь тебя. – Я очень на это надеялся. Юноша, лихо перекинув через скамью одну ногу, уселся поперёк неё. Взгляд его упал на лежащую перед Гермионой книгу, название которой будто бы случайно прикрывала узкая девичья ладонь. Парень не удержался от усмешки. – Ты всегда так громко захлопываешь книги? – Нет, если никто столь свирепо не сопит за моей спиной. – Могу я быть уверенным в том, что в следующий раз эта книга не соприкоснётся с моим лицом? – Ты собираешься повторить этот трюк во второй раз? – Ты сильно испугаешься? – Я буду знать, что это ты. – Даже не удивишься? Хотя бы ради приличия. – Определённо нет, Энди. Юноша состроил печальную гримасу, заставив Гермиону тихо рассмеяться. – Это даже немного обидно. – Ничего не поделаешь. Энди улыбнулся. Кивнув на аккуратную стопку книг, он поинтересовался: – Это всё ты собираешься прочитать за тот час, что остался до завтрака? – Нет, я их уже просмотрела. – Это настолько важно? – В какой-то степени. – Ты ведь совсем не высыпаешься. – Неправда. Я отлично себя чувствую. – Я видел, с каким упоением ты зевала до моего появления. Гермиона с улыбкой покачала головой. Слева послышался шелест бумаг, причиной которого стала Мадам Помфри, чьё плечо виднелось из-за стеллажа. – Подслушивает? – ухмыльнулся Энди. – За тобой слежка? – К счастью, на спец-агента мадам Помфри не похожа. – Но это не мешает ей думать иначе. Гермиона склонила голову набок, мысленно соглашаясь с другом. Энди постукивал пальцами по позолоченной вздувшейся обложке книги, наблюдая за тем, как после каждого его прикосновения к картону от пожелтевших страниц залпом отделяются миниатюрные облачка пыли, убегающие из своего многовекового убежища. Гермиона следила за движениями рук Энди в глухой задумчивости. Несмотря на лёгкость их общения, она, почему-то, чувствовала неловкость. Сопровождающую её после чрезвычайно загадочных событий последних дней. Пропажа Ника, пусть и длившаяся всего несколько часов, не прошла мимо любопытных ушей главных сплетников школы и уже на следующее утро многие ученики с тревогой перешёптывались. В считанные дни история приобрела совершенно жуткий окрас, и особо впечатлительным ребятам ничего не оставалось, кроме как жалеть пострадавшего от укусов пяти вампиров Ника. Уставшая и взвинченная до предела Тайра предпочитала на всё отвечать упорным молчанием, однако иногда соблазн крепко выругаться всё же пересиливал сдержанность. Только когда Ник, совершенно здоровый, вышел на учёбу, все стенания и сочувствия прекратились. Слухи и сплетни, скукожившись, шипящей едкой пеной растворились в воздухе. Но, несмотря на то, что Хогвартс утратил к происшествию интерес, профессора его отнюдь не забыли… – Как прошло вчерашнее слушанье? – словно угадав мысли Гермионы, поинтересовался Энди. – Напряжённо. Каждый получил выговор за самостоятельность. Юноша кивнул. – Мы с Питером легко отделались. Соврать, что лопнула всего лишь игрушечная газовая бомба было непросто, но выполнимо… Дамблдор назначил наказание? – Он посчитал, что это лишнее. Родители Тайры и без того были в ужасе. – Дамблдор справедливый человек. – Мистер Роджерс, думаю, считает, что даже слишком. Гермиона прекрасно помнила, каким ядом сочились слова мистера Роджерса, направленные в её адрес. На протяжении всего слушания Дамблдор оставался на удивление спокойным, и лишь когда Роджерс упомянул о проступке мисс Грейнджер, связанным со Сьюзен Коллин, Дамблдор позволил себе проявить твёрдость. – В данный момент мы обсуждаем не мисс Грейнджер. Ученица уже понесла своё наказание, и, уверяю вас, его было достаточно. Сердце Гермионы стучало, глаза заволакивало пеленой от волнения, но тем не менее она не могла не заметить, как согласно кивнула на эти слова МакГонагалл и мадам Грабли-Дёрг. – Больше всех досталось Сириусу и Джеймсу? – Вина одинаково лежала на всех нас. Энди помолчал. А затем очень осторожно, будто прощупывая почву под ногами, поинтересовался: – Знаешь, Гермиона… Очень странные слухи ходят. Будто ты видела кентавра в тот вечер. Позвоночник девушки мгновенно обдало холодом, отчего все прикреплённые к нему нервы рванулись от неожиданности в разные стороны. – И ты этому веришь? – девушка пытливо вгляделась в лицо друга. – Слухи на то и слухи, чтобы морочить всем голову. – Правда?.. Что ж, впредь буду подозрительнее, – Энди расплылся в своей самой ослепительной улыбке, мгновенно переводя тему. – Во сколько сегодня празднуем? – Ты о возвращении Лили? – Ага. Давно уже пора. Три недели наедине с мадам Помфри слишком тяжёлое испытание. – Ты преувеличиваешь, – мягко возразила Гермиона. – Праздник будет вечером. Тайра всё спланировала на семь часов. – Пышное будет торжество? – Зависит от смекалки Джеймса. – Торты, пирожные… – в задумчивости пробормотал Энди, отыскивая глазами настенные часы. – Что ж… Видимо, пока придётся заглушить мечты об этом кремовом излишестве обычной постной овсянкой. …Двери Большого Зала, возвышающиеся над всем живым, слегка поскрипывали древней низкой интонацией вековых петель. Вместе с сонным потоком учеников, Гермиона вплыла в Зал, приободрённая ароматом жареного бекона, присыпанного специями, топлёного сыра и горячего хлеба. Все органы чувств, взбудораженные предстоящей трапезой, сбились комком в заурчавшем желудке и вынуждали его нетерпеливо урчать, с кислотой перекатывая воздух внутри его стенок. – Вот они, – раздался над ухом Гермионы голос Энди, а затем его рука указала на середину гриффиндорского стола. – Кажется, Джеймс опять подавился. – Нет, он всего лишь смеётся. Компания ребят, к которой Гермиона искренне привязалась, как всегда шумела чуть больше остальных. С полным ртом омлета, Джеймс издавал гортанные звуки, наблюдая за скорчившейся Тайрой, откашливающейся и яростно бьющей себя кулаком в грудь. По спине ей робко постукивал Питер, словно не зная, куда деть руки, что так и напрашивались помочь, а Римус, перегнувшись через весь стол, уговаривал девушку запить «эту гадость» гранатовым соком. И лишь Сириус, сидя рядом с кудахтающим Джеймсом, со спокойной невозмутимостью орудовал вилкой в своей тарелке. Вдруг почувствовав на себе чужой взгляд, юноша вскинул голову, и прежде чем Гермиона успела отвернуться, уставился на неё. По спине девушки жидким ознобом пробежалась дрожь, болезненная и холодная, как лезвие топора, рассёкшего кожу вдоль позвоночника и разом сдёрнувшего её с мышц. Совсем как в тот вечер, когда, поддавшись неожиданной слабости, она прильнула к Сириусу. Сама. Воспоминания о тех мгновениях жгли грудь Гермионы ужасом и нежностью, что так плохо сочетались меж собой. Как пламя и снег – они боролись друг с другом в опасной близости от сердца, не гарантируя того, что в конечной схватке оно не развалится в окостенелую труху. В тот вечер смешалось всё – страх, паника, холод, отчаянные поиски тепла и наставника. Пожалуй, не будь в тот момент она такой усталой и напуганной, она бы не позволила… Не позволила. Ей не хотелось вспоминать странное тепло рук Сириуса и их мягкие касания к изгибам её талии, его дыхание, почти выветрившийся ветром и запахом леса аромат мускатных, согревающих пряных духов… Она хотела утешения, а вместо этого почти позволила себе утонуть в синеве глаз человека, судьба которого всё решила за него. Поддалась тому страшному шептанию из-за спины, что настойчиво заклинало обвить руками его шею и не отпускать. Ненавидеть себя, презирать, бояться скорейшего разоблачения и унижения, но не отпускать… Только порыв ветра, что спикировавшим коршуном бросился девушке в лицо, напомнил Гермионе о том, чьё сердце она должна была по-настоящему беречь. Ничего не объясняя Сириусу, не требовавшему в данный момент ничего, кроме понимания, она бешенной птицей вырвалась из его объятий и почти бегом устремилась прочь. Ветер трепал мантию девушки, то ли возмущённо, то ли укоризненно воя ей на ухо и сливаясь с воплями разума в один визгливый гомон. Сириус не стал её догонять. И Гермиона пыталась себя убедить, что рада этому. С тех пор нить грубоватой иронии и внезапной нежности, что склеивала их липким раствором, оборвалась, словно обуглившись с двух сторон и лопнув посередине чёрными искрами. Они перестали здороваться и прятали друг от друга глаза – живые изваяния, чьи улыбки холоднее камня. Непонимание, что глыбой льда взорвалось между ними, тупой ноющей болью застряло в груди. Ярость делала из них прекрасных актёров, но, к счастью, не лжецов… – Гермиона, привет! Присаживайся, – Римус похлопал по скамье рядом с собой. Тайра, продолжая откашливаться, кивнула подруге, Питер робко улыбнулся, а Джеймс размашисто помахал рукой, краем рукава заехав в яблочное пюре. Наблюдая за тем, как Гермиона, поздоровавшись со всеми, даже не взглянула в его сторону, Сириус изогнул губы. Вилка в его руке скрежетнула, прочертив по основанию тарелки изогнутую борозду. И чуть не согнулась пополам, стоило Энди усесться рядом и невозмутимо приняться жевать тост. – Ты чего сопли по тарелке размазываешь? – раздался над ухом Сириуса голос Джеймса, заставивший его недовольно дёрнуться. Поттер, поблёскивая стёклами очков, ухмылялся, беззастенчиво демонстрируя хорошее настроение, что ликованием распускалось на его лице. – А ты не смотри в мою тарелку. – А ты не скрипи ею. Даже хруст столетних костей Роджерса звучит приятнее. – Интересно, это сегодняшнее возвращение Эванс делает тебя таким особенно мерзким? – Ну, во-первых, не Эванс, а Лили, – Джеймс заглотнул кусочек яичницы и активно поработал челюстями. – А во-вторых, мерзость – это по твоей части… Ты даже яблочное пюре умудрился в зеленоватую жижу превратить, не говоря уже о чём-то более ценном. – Радуйся, что ты ещё не попал под моё влияние. Ходячая очкастая мочалка. – Да что с тобой? Чем тебе не угодило утро? – В первую очередь, твоим запахом изо рта, – Сириус легонько толкнул склонившегося к нему друга в плечо. Джеймс, жуя пирог, хохотнул и благоразумно перестал надоедать кипящему от возмущения Блэку. Большой Зал блестел, переливался всеми оттенками золота и бронзы, подобно огромному оркестру звучал сотнями голосов и звоном посуды. Запахи приправ, жареного мяса и сладких бисквитов тонкими струйками аппетитного пара поднимались над тарелками и, сливаясь в один сплошной поток, кружили голову всем, кто жадно вдыхал его вместе с разгорячённым кислородом. Всё шло своим чередом: Сириус озлобленно перемешивал завтрак в своей тарелке, Джеймс рассказывал Энди и заодно всем слушающим его что-то забавное, Гермиона тихо переговаривалась с Тайрой, а Римус помогал Питеру снять с горки яблочного мороженого самый верхний шарик. Однако неожиданно звонкий голос Поттера стих и спустя какое-то время вновь обратился к мрачному другу: – Знаешь, что удивительно, старик? Она на тебя даже смотреть перестала. Кинув непонимающий взгляд на друга, Сириус поднял голову и тут же скривился. – Очень загадочно с её стороны. – Собираешься мириться? – Она не первая, кто начала подчёркнуто демонстративно себя вести, и не первая, кто этим ничего не добьётся. Потянувшись к блюду с вишнёвым джемом, Сириус резче, чем того требовалось, рванул его к себе. На Сьюзен он больше не глядел, а она словно и вовсе его не заметила. Прошествовав вместе с Мирой мимо стола Гриффиндора к выходу, Сьюзен не удостоила никого своим вниманием, и лишь при остром взгляде на макушку Римуса подведённые губы её искривились. Эта усмешка длилась не больше секунды, потухнув на её лице столь же стремительно, как задушенный огонёк свечи. – Ты уверен, что она не приревновала тебя к Нику? После его исчезновения она выпустила коготки, ведь так? – Джеймс с самым серьёзным видом обтёр лицо салфеткой, не заметив осевшей на очках блестящей сахарной пудры. – А ты уверен, что это тебя волнует? – Нет, а тебя? – А тебя? Джеймс ухмыльнулся. Беспардонно сняв с верхушки остроконечного пирожного в форме башенки глазированный орешек, он запустил им в Сириуса. Снаряд угодил другу в плечо, оставив коричневый поцелуй в форме овала на чистой ткани. Разъярившись, Сириус уже приготовился было к ответному удару, однако его остановил наблюдательный Римус, чей нарочито громкий кашель известил друзей о приближении к их столу мадам Грабли-Дёрг. Вскоре Большой Зал стал пустеть, и по мере того, как из его дверей маленькими группками вырывались ученики, его массивные готические стены словно бы становились выше и шире. Симфония разноголосых звонов бокалов начала стихать, а разноцветная колонна гербов факультетов постепенно переставала трепетать от порывов воздуха, свободно покачиваясь под сводчатым потолком. При выходе из дверей Большого зала Гермиона с Тайрой чуть отстали от друзей, пользуясь возможностью обсудить предстоящую встречу Лили. Поднимаясь по винтовой лестнице, Гермиона старалась не смотреть на спину Сириуса, идущего впереди неё, однако всё же заметила, как из его переполненной сумки непокорно выскочила мятая бумажка и поскакала по ступеньке, словно надеясь убежать. – Эй, стой! – подала голос Тайра, заставив оглянуться не только Сириуса, но и многих идущих впереди пуффендуйцев. – Вещь упала. Кивком головы поблагодарив девушку, Блэк нетерпеливо затолкал бумажку обратно, бросив при этом взгляд на Гермиону, что с какой-то ожесточённой сосредоточенностью следила за его руками. С того вечера она как будто дала слово никогда больше не смотреть ему в глаза. И непонятно, что было несправедливее – её нежелание просто улыбнуться ему в ответ или его желание увидеть эту чёртову улыбку… Неожиданно прямо за спиной Сириуса раздались хлопки и змеиный шелест. Неловко замерев, Римус смущённо глядел, как книги и листки пергаментов какой-то миловидной когтевранки, едва достающей ему до груди, разлетаются по ступенькам. – Извини… Я не увидел тебя, – пытаясь не замечать прожигающих взглядов застывших позади миниатюрной девушки подруг, юноша наклонился, взяв в руки одну из книг и бережно проведя по её корешку ладонью, счищая лестничную пыль. – Держи. Я сейчас соберу… Глаза когтевранки сверкнули. Приняв учебник из рук Римуса с осторожностью, она сурово отчеканила: – Благодарю, но не надо. Я сама. – Мне не сложно. – Я сказала, что сама. Столь явное презрение в тоне девушки, бесспорно, которое могло содрать кожу с любого попавшего под его влияние человека, заставило Римуса на секунду опешить. Не понимая причины такой неприязни, искривившей губы когтевранок, юноша нервно оглянулся на друзей. – Ладно, дружище, – к Римусу тут же подошёл Джеймс. – Пошли. По-товарищески схватив друга за шею, Поттер язвительно хмыкнул. – Не будем мешать принцессам. Им нужны принцы, а не рыцари. Когтевранка, осадив Джеймса ледяным взглядом и посчитав выше своего достоинства что-либо отвечать, аккуратно присела. Её обступили подружки, принявшись помогать собирать листки. Когда друзья, обогнув группу неприветливых «принцесс», в неловком молчании продолжили свой путь по лестнице, Сириус, сделав вид, что поправляет выбившийся шнурок ботинка, слегка отстал. Когтевранки не обращали на него ни малейшего внимания, с какой-то возродившейся запальчивой радостью что-то радостно щебеча. Оглядев их с ног до головы, Сириус, нахмурившись, хотел было подойти к ним, однако в последнюю секунду передумал и поспешил догнать друзей. Вслед ему донёсся девичий смех. Ни Джеймс, ни сам Римус будто ничего и не поняли – для них это было лишь неуместной грубостью, которую они, впрочем, тут же выкинули из головы. Слыша их возобновившийся гогот, Сириус, нервно играя прозрачным камешком в пальцах левой руки, непрестанно бросал внимательные взоры по сторонам на проходящих мимо когтевранцев. Конечно, ему могло просто показаться… Всего лишь показаться. – …А я предупреждала вас, мистер Блэк! Сейчас вы не знаете простейшего закона магии, а дальше что? Совсем забудете, что сами являетесь волшебником? Удивительно, до какой степени разрослась ваша наглость! Миссис Фиртр со зловещей улыбкой протирала свои квадратные очки, стёкла которых почти продавливались под её пальцами. Она стояла в проходе между партами, не давая застывшему у доски Сириусу возможности даже скривиться от злости. – Безобразие! – её елейный голос разбух от удовольствия. – И какую же отметку вам ставить? Нацепив засиявшие очки на острый нос, миссис Фиртр сцепила руки в замок, выжидая. В классе царила тишина. Ученики, что сидели на первых партах, молча сочувствовали взъерошенному парню, однако сидящие в конце класса подростки, не попадающие в поле зрения профессорши, всеми силами пытались натолкнуть Сириуса на верную мысль. Кто-то беззвучно раскрывал рот, заставляя парня читать по губам, другие чертили палочками в воздухе невидимые буквы, а некоторые пытались объяснить на пальцах. Джеймс ожесточённо жестикулировал, в то время как Римус держал на вытянутой руке исписанный подсказками пергамент. Однако всё это мало чем помогало Сириусу: по губам читать он не умел, жестов друга не понимал, а почерк Римуса и вовсе не мог различить. – Так что же? Ставить вам «отвратительно» или вы всё же назовёте первое негласное правило магического сообщества? – Я уже говорил. – Вы мне рассказали о десятке правил, но ни одно из них не является базовым. – Все правила строятся друг на друге. – Так сформулируйте же главное! Докажите, что достойны называться хорошистом. – По-моему, я уже доказал, что очень даже неплохо знаю ваш предмет, – Сириус возвысил голос. – Или то, что я пересказал вам все эти чёртовы правила, но только про сотое забыл, даёт повод считать меня кретином? – Не выражайтесь, – невозмутимость на лице миссис Фиртр граничила с самодовольством. – И прекратите бить себя по ноге волшебной палочкой. Вы её сломаете. – Хотя бы сделайте вид, что вас это волнует. – Довольно! Иначе я вынуждена буду снять баллы, которые с таким трудом заработала на занятии мисс Грейнджер. Яростный взгляд Сириуса обрушился на Гермиону, поспешившую заново перечитать заголовок страницы учебника. – Так что же? «Отвратительно»? Джеймс шумно вздохнул, всем своим видом показывая, сколь он разочарован идиотизмом друга. Римус с новой силой затряс пергаментом, даже привстал с места, но Сириус лишь хмыкнул: – Вам виднее. Раздался звонок в честь окончания урока. Ни слова не говоря больше, Сириус подлетел к своему столу. – Отвратительно, мистер Блэк! – Блестяще, что отвратительно! Схватив свою сумку, парень пружинисто направился к дверям вместе с другими учениками, которые сочувственно расступались, давая дорогу разгневанному герою неравной битвы. В самых дверях его нагнал Джеймс. – Ты достойно сражался. – Жаль, что не на шпагах. Гермиона, занеся руку с книгой над распахнутым карманом сумки, проводила юношу задумчивым взглядом. Миссис Фиртр в это время, размашисто обводя контуры оценки, записывала результат урока напротив фамилии Сириуса, с какой-то особой нежностью дорисовывая завитки некоторых букв. Когда же дело было сделано, она захлопнула документ и гордо распрямилась, с чувством выполненного долга следя за тем, как стремительно пустеет её класс. – Изжога, – ругнулась Тайра, стоило лишь дверям класса захлопнуться за ними. – Я не оправдываю Блэка, но и её терпеть не могу. – Она строга к нему, потому что знает, что он может лучше. – Тогда тебя она вообще должна доводить до белого каления. Гермиона улыбнулась. – К счастью, ей до этого далеко. Тайра лишь хмыкнула. Они шли по коридору, который постепенно всё больше и больше затапливался учениками, что выскакивали из распахивающихся дверей. С улицы к помутневшим окнам прилипала вечерняя темнота, что с жадностью набрасывалась на мир, стоило лишь стрелкам часов перевалить за полдень. Зимние вьюги ещё не начались, но снег шёл каждый день почти без перебоя – он необъятными слоями оседал на людях, неуклюжих в своих тёплых одеждах и фыркающих от опускающихся на ресницы снежинок, превращая их шапки в белоснежные огромные шпили. Вечерами глядя на первокурсников, что с визжанием играли в снежки, Гермиона всегда грустно улыбалась. В такие моменты ей неожиданно вспоминалось, как и в их первую зиму в Хогвартсе, Гарри с Роном каждый вечер обстреливались снежными комками. Гермиона сидела рядом на скамье или ступеньке парадной лестницы, следя за друзьями с ответственностью воспитательницы или просто листая очередной учебник по нумерологии. Однажды она не вытерпела – соскочила с места и присоединилась к мальчишеской игре под их дружные подбадривания. Втроём им было весело ровно десять минут, пока комок Гермионы не угодил Рону прямо в нос. Позже, сидя в гостиной у камина, она долго извинялась, пока раздувшийся от негодования Рон, поглощая конфеты, выслушивал поддразнивания близнецов. Фред, изображая Гермиону, импровизированной дубинкой молотил искусственно подвывающего Джорджа по лицу, заставляя младшего брата лопаться от злости, а Гарри виновато посмеиваться… Вспоминать это было приятно и, почему-то, чрезвычайно важно. Словно попавшая в лабиринты магической дымки, Гермиона бродила по своим туннелям памяти, пытаясь понять, где же спряталась теперь её настоящая жизнь… А, может быть, её и вовсе не было?.. Из задумчивости девушку выхватила распахнувшаяся прямо перед её лицом дверь. Успевшая отскочить назад Тайра бросила грязные ругательства вслед вылетевшему из класса семикурснику, который, посмеиваясь, лишь подмигнул черноволосой красотке. – Вот ведь кретин… Хоть и симпатичный, – изогнув бровь, Тайра смотрела вслед парню, что постоянно оглядывался на неё. – Ты цела, Гермиона? – Да, вроде нигде не помята. – Это уже хорошо. Улыбнувшись, Тайра оторвала взгляд от подруги, и лицо её в считанные мгновения стремительно вытянулось. «Симпатичный кретин», остановившись посреди коридора, задумчиво смотрел через плечо на девушку, издалека прощупывая весь её облик и заодно свои шансы на победу. Вдруг, уловив в быстро брошенном на него взгляде сигнал к действию, он быстро развернулся. – Не говори мне… – Он возвращается. – Идём отсюда. Не хватало ещё… – Меня? – в несколько секунд сократив расстояние с пятнадцати метров до одного, парень возник прямо перед Тайрой. – Я уже стал для тебя бесценным? Девушка на секунду опешила от такой явной наглости, молча разглядывая высокого и рослого слизеринца. Её зелёные глаза, наткнувшись на такой же зелёный галстук, сверкнули. Гермиона молча наблюдала за тем, как выражение абсолютного замешательства на лице подруги сменяется выражением абсолютной привычной насмешливости. – Ты тупой кусок горной стекляшки, чтобы быть бесценным? – Спасибо, что хоть не кусок дерьма. – Придержи язык, а то даёшь мне хорошие подсказки. Семикурсник, хитро щурясь, усмехнулся. По-ковбойски держа сумку, перекинутую через плечо, он притопывал выставленной вперёд ногой. Золотистые волосы его были коротко подстрижены, светлые большие глаза странно контрастировали с острыми чёрными бровями, лёгкой мужественной щетиной у него на подбородке и серебряной болтающейся в ухе серьгой в виде кинжала. – Меня зовут Грэг. Тайра прищурилась. – И что? – Ну, я это к тому, чтобы ты больше не кричала мне вслед, что я бешенная свинья. – А что мне тебе кричать, когда ты сбиваешь с ног людей? – Можно просто «бешенный Грэг». – Или «Грэг свинья». – Тогда лучше оставим всё как было. При таком раскладе хотя бы не каждый поймёт, что это ты орёшь именно мне, – парень обезоруживающе улыбнулся. Выходившие из дверей класса его одногруппники с удивлением оборачивались и, убедившись, что Грэг в очередной раз кокетничает с красивыми девушками, с безразличием уходили прочь. Тайра вздохнула. – Что ж, очень здорово. А теперь нам пора. Ухмылка Грэга стала шире. – Не-а. А твоё имя? – Сессилия Кюлейн, учусь на Гриффиндоре на четвёртом курсе. – Хорошая попытка. – С чего ты взял, что я вру? – ощетинилась Тайра. Грэг кивком головы указал на сумку девушки. – У тебя листок с проверочной работой маячит на имя некой Тайры Кэролайн. – Это моя одногруппница! – девушка указала на стоящую близ подругу. – Она. – Правда? – светлые глаза юноши обратились на Гермиону, сохраняющую недоумённое молчание. Грэг протянул ей руку. – Приятно познакомиться… Гермиона Грейнджер. Ошеломлённой девушке ничего не оставалось, кроме как ответить на рукопожатие. Её маленькая ладошка на секунду полностью утонула в широкой мужской руке юноши. – Это что такое?! – Тайра взбесилась. – Если ты знаешь Гермиону и видел моё имя, на кой чёрт ты не даёшь мне пройти? – Не кипятись, мулаточка. Тайра резко успокоилась, будто получив оглушающую пощёчину. Глубоко вздохнув, она совершенно спокойно, почти безмятежно переспросила: – Кто я? – Мулаточка, – иронично протянул Грэг, поблёскивая глазами и прекрасно понимая, что разбудил дремлющие силы Ада. – Ах ты… рыжий кусок дерьма! Обогнув парня, Тайра со всей силы заехала сумкой ему по спине и гордо устремилась прочь, пылая от ярости. Грэг расхохотался, смотря ей вслед с каким-то беззаботным и совершенно чарующим весельем, способным подкупить даже самого скорбного наблюдателя. Взгляд его пробежался по выровненной спине девушки и без стеснения продолжил свой путь ниже после определённой невидимой линии туда, куда смотреть было запрещено всей мужской половине Хогвартса. – Передай своей подруге, что она та ещё кошечка! – крикнул Грэг поспешившей вслед за подругой Гермионе. – Пантера настоящая! – Хорошо. – Она мне понравилась! Гермиона оглянулась через плечо. И почему-то не смогла сдержать улыбки. – Я знаю. …В гостиной царил хаос, большое участие в котором принимали играющие в плюй-камни первокурсники. Один из них, полноватый громкоголосый мальчишка, весь заляпанный разноцветными кляксами, что-то гневно доказывал такому же пышнотелому другу, сидящему напротив него. Они ожесточённо спорили, то и дело переставляя серые камни по игральной доске, в то время как остальные их приятели, встав за их спинами, невозмутимо жевали мармеладное драже. Наконец дискуссия улеглась, и возмущённый первокурсник с чувством собственного достоинства уселся на место. Игра возобновилась, однако ровно через пару ходов очередной из камней раскрылся и смачно выстрелил только успокоившемуся мальчишке чёрной вонючей жижей прямо в глаз. Громко заорав, первокурсник, прикрывая пострадавший орган рукой, вскочил с места и ссора продолжилась. Джеймс, наблюдая за перепалкой, расхохотался. – Мне нравится, как эти поросята пытаются определить правила игры… которых нет. – Так подойди и объясни им это, – посоветовала Тайра. – Зачем? На своих ошибках учатся, сами разберутся… Кстати, бродяга, помнишь, как мы в этой игре так высчитывали ходы, чтобы краска из камней ударяла прямо в рот? – Прекрасно помню, как ты тогда подавился и вытаращил глаза, не успев выплюнуть содержимое снаряда. Тайра смешливо фыркнула, завязывая подарочный бантик на пакетике имбирных сладостей, которые она с такой тщательностью выбирала для щепетильной подруги. Завязав его как следует, она покрутила подарок, чтобы осмотреть его со всех сторон, и лишь потом прицепила к банту скромную открытку. – Ну, всё. Она должна прийти с минуты на минуту… Поттер, насчёт пирожных ты всё уладил? – Конечно. Я договорился с эльфами, какие именно торты возьму. Джеймс кивнул, всем своим видом выражая явное довольство собой. Сириус иронично изогнул вверх бровь, прекрасно зная, что друг ни о чём и ни с кем не договаривался. Более того, эльфы даже не подозревали о его намерениях в очередной раз ворваться в столовую и нахватать всего, что попадётся под руку. – Отлично. Они сидели все вместе на бархатных креслах, что окружали со всех сторон миниатюрный деревянный столик. Место нашлось для каждого из юношей – для Джеймса, Сириуса, Питера, Римуса и даже для Энди, которого Тайра приняла с неудовольствием, но милосердным молчанием. Все они, беспокойно переговариваясь и посмеиваясь, ждали только одного – прихода Лили, что послужил бы сигналом к началу празднования освобождения от долгого больничного плена. – Кстати, вы видели новое объявление про поход в Хогсмид? – подал голос Римус. – Видели, старина, – отозвался Джеймс. – Кто уже строит планы? – Мне надо на ярмарку школьных принадлежностей заскочить. Кто-то так и не вернул мне мою чернильницу… – многозначительно протянул Люпин. Сириус тут же поспешил оправдаться. – Я забыл. – Я лаконично тебе напоминал. – Да какая разница? Мы всё равно одной чернильницей на всех пользуемся. – Та чернильница, что ты подсунул под задницу какому-то слизеринцу, тоже была моя. – Ну… – Сириус нахмурился. – Ну, возможно. – Да, точно, – поддержал Питер. – Я помню. Сириус недовольно пожал плечами. Джеймс глянул на Тайру. – Ты идёшь с нами? – Ага, – саркастически отозвалась девушка, всё ещё продолжавшая расправлять крылья и без того идеального банта. – Из-за Ника мы оба ещё как минимум всю жизнь не посмеем никуда уйти без спроса родителей. Иначе они нам Азкабан на дому устроят. – Из тебя даже дементор душу не высосет, – хохотнул Джеймс. – Так что не переживай. – Было бы всё так просто. – Как, кстати, поживает Ник? – вдруг поинтересовался Энди, чтобы поддержать разговор. Тайра хмуро глянула на юношу, отрывисто бросив: – Нормально. Больше не скачет под соснами. Явно желая продолжить эту тему, Энди слегка подался вперёд, однако девушка с ловкостью трюкача пресекла его дальнейшие расспросы. – Ну, вот! – повертев в руках золотистый мешочек, и заодно показав всем остальным выстраданный бантик, она удовлетворённо поставила подарочек на столик. Имбирные конфеты, даже бережно обвёрнутые розовыми поблёскивающими фантиками, не переставали источать острый и вместе с тем сладковатый запах подсушенных трав. – Готово. – Ей точно понравятся эти конфеты? – Чем тебе они не угодили, Поттер? – Они воняют сеном. – Отключи своё чутьё горного барана и жить тут же станет легче. – Когда-нибудь я подвешу гирю к твоему языку, – беззлобно пригрозил Джеймс. – Тогда я буду не против тебя поцеловать с этой самой гирей прямо в губы. – Осторожно, Тайр, – напомнил Сириус, – ты покушаешься на его добродетель. – Не сомневаюсь, что Поттер святой и ни разу не подглядывал за голыми девочками в ванной старост. На секунду Джеймсу будто бы стало неловко, но ситуацию спас Сириус, громко расхохотавшись. – МакГонагалл вычислила его прежде, чем его взгляд добрался до женских прелестей. – А ты где был? – Я успел удрать. – И потом вернулся? Сириус ничего не ответил, но самодовольная улыбка, какую он послал Джеймсу, служила самым откровенным его признанием. – Ладно, пора действовать, – Тайра хлопнула в ладоши. – Лили с минуты на минуту придёт, а у нас даже торта ещё нет. Джеймс тут же встрепенулся. – Так идём! Поднявшись вместе с остальными, Гермиона деликатно отказалась идти в крестовый поход за сладостями. – Я лучше лишнюю бумагу отнесу обратно в спальню, – выдавив улыбку, получившуюся тем не менее осуждающей, Гермиона сгребла руками целлюлозные листы, что не были использованы Тайрой при создании банта. – Хорошо. Тогда жди нас счастливых и перепачканных в креме, – согласился Энди, устремившись к выходу вместе с друзьями под возмущённым взглядом Тайры, усмотревшей в ответе юноши скрытый вызов её лидерству в этот вечер. Тяжело топая по лестнице, Гермиона как ни старалась, не могла не думать об этой затее с осуждением – всё-таки эльфы, даже если и готовы восторженно выполнять приказы людей, должны отдыхать. Бисквиты, обвитые змейками сливок и украшенные рубинами прожаренных шариков карамели, можно было прикупить и в Сладком Королевстве. К сожалению, когда Гермиона озвучила эту идею, Сириус скривился, а Джеймс не посчитал нужным тратить деньги на то, что можно получить бесплатно и без особых усилий. С помощью волшебной палочки и пары заклинаний разделавшись с остатками бумаги, Гермиона через пару минут снова спустилась в гостиную, чтобы охранять полюбившийся им столик от присутствия первокурсников. Однако уже подойдя к своему креслу, девушка убедилась, что зря возложила на себя такую ответственность. Видимо, вконец разругавшиеся первокурсники решили разойтись по спальням, оставив кляксы от плюй-камней в радиусе двух метров от их диванчика. Остальные гриффиндорцы – преимущественно девочки-третьекурсницы, – расселись в другом конце гостиной. Они то и дело поглядывали на развалившегося в кресле юношу, но подойти не осмеливались, видя, что самодовольный красавец совсем не обращает на них внимания. – Я подумал, что моя пара рук им не очень пригодится, если я опять столкнусь на повороте с какой-нибудь заблудившейся девчонкой, – небрежно бросил Сириус, заметив, как удивлённо глянула на дверь Гермиона. – Что ж… Сириус скучающе уставился на гобелен ощетинившегося льва, что висел на стене, с какой-то чрезмерной расслабленностью подперев щёку кулаком. Гермиона, напротив, даже не пыталась скрыть неловкости и некоего недовольства. Она была слишком горда для того, чтобы под каким-либо предлогом вновь выскользнуть из гостиной, поэтому ей не оставалось ничего иного, кроме как занять своё кресло и ждать друзей вместе с Сириусом. Опустив взгляд на разноцветные кляксы, галопом промчавшихся по ворсу ковра, Гермиона вскоре почувствовала, как юноша внимательно изучает её. Уже без ложной скрытности, словно овладев собой и убедившись, что девушка, вопреки всем его страхам, в данную минуту не ускользнёт от него, как несколько дней назад. – Меня удивило, что ты промолчала сегодня о правах эльфов. – Я не хочу испортить праздник Лили, – не удостоив Сириуса взглядом, ответила Гермиона. – Похвально. – Возможно. Вновь воцарившаяся тишина иголками забегала по позвоночнику юноши – с каждым прикосновением всё больнее и глубже. Со всё возрастающей злостью он смотрел на упрямое лицо Гермионы, как губка впитавшего в себя все возможные яды высокомерия. Сириус не сомневался, что она поняла намеренность его поступка, но идти у него на поводу явно не хотела. Не хотела говорить, смотреть на него… даже огрызаться, словно и на это у неё не осталось сил. – Я хотел бы услышать твою версию, – наконец тихо проговорил юноша, будто боясь, что девушка его услышит, и одновременно желая этого. – О чём ты? – Ты знаешь. Гермиона сидела в кресле с идеально ровной спиной герцогини и внутренним напряжением провинившегося раба. Она чётко определила для себя условия, но на какое-то мгновение её сердце всё же болезненно сжалось, отвечая судорогой на громкий вздох Сириуса. – Давай. Я слушаю. – Я не понимаю. – Чёрта с два! Гермиона позволила себе искоса взглянуть на Сириуса. Тот, сбросив с себя всё своё напускное равнодушие, подался вперёд, опёршись локтями о колени и сцепив руки с вздувшимися венами в замок. – Что тогда произошло? – наседал Сириус, всё больше кипятясь. – Почему ты вдруг перестала со мной разговаривать? Ты не забыла, что я в тот вечер в одиночку отправился на твои поиски? И для чего? Чтобы потом меня как последнего идиота презирали непонятно за что? – Прекрати торговаться! – вдруг ощетинилась в ответ Гермиона. – Я уже поблагодарила тебя и извинилась. Если хочешь знать, в такой ситуации я бы тоже отправилась на твои поиски, но потом не стала бы махать этим фактом перед твоим носом. Сириус молча изучал Гермиону. Ответная злость – это всё, чего он добился от неё за всю прошедшую неделю. Забавно. А он ещё смел надеяться на другой исход. – Я тебя тогда чем-то обидел? Не удержавшись, заранее попросив у гордыни, что сварливой старухой сидела внутри, прощения, Гермиона резко вздёрнула подбородок и прямо взглянула на ожидающего её ответа юношу. Словно поменявшись ролями – она готова оттолкнуть и растерзать его на части острыми словами, лишь бы не подпустить его ближе к себе и не оступиться, а он ждёт, ещё не зная, что заблудился меж собственных иллюзий и надежд. Вызов, сквозивший во всех его чертах, заставил что-то в груди Гермионы надрывно заныть – маленькое семечко, попавшее в лёгкое и пустившее там корни самого нежного из всех цветов на планете. – Нет. Ты меня ничем не обидел. Одна секунда – и стремительно прорастающий цветок, питающийся синевой глаз Сириуса, столь напоминающих море, был срезан. – Я… сделал что-то неправильно? – Нет, – Гермиона со вздохом прикрыла глаза. Теперь в груди была только горечь, топкая, как гной открытой раны. – Тогда с чего ты вдруг перестала со мной даже ругаться? – А зачем? – То есть? Гермионе понадобилось всё её мужество, чтобы выдержать взгляд Сириуса. – Я не вижу смысла ругаться с одногруппниками. Сириус прищурился. Гермиона отвернулась, давая понять, что разговор окончен. – О, прекрасно. Тогда хотя бы делай вид, что рада здороваться со своими одногруппниками. Не говоря больше ни слова, Сириус, с остервенением пнув носком ботинка ковёр, встал и подошёл к окну. Девочки-третьекурсницы проводили его внимательными ревностными взглядами. Сириус догадался, что, скорее всего, его разговор с Гермионой не остался для них тайной, но это его мало интересовало. Всё с самого начала пошло не так, как он хотел – и даже этот разговор был не в счёт. С самого начала он не хотел обращать на неё внимания, но она сама словно специально влезла в их компанию. Не хотел проблем со Сьюзен, но получил их почти на блюдечке. Не хотел брать её в лес, но… Видимо, надо было связать ей ноги. И руки, чтобы не возникло тогда пересилившего его желания обнять, согреть и успокоить эту… ледышку. Что ровно через секунду отскочила от него и разбила о его грудь целый айсберг из гнева, обиды и непонимания. Он ведь никогда и не думал ставить её на одно место со Сьюзен. Гермионе с её вечно заляпанными в чернилах ладонями, кругами под глазами и растрёпанными волосами было далеко до идеала светской красотки. Никогда бы она не смогла так изящно наклонить голову и загадочно улыбнуться, хитростью и обаянием вынуждая его поцеловать её губы, никогда бы она не научилась так легко садиться к нему на колени и запускать острые ноготки в его волосы, никогда бы она не посмела так дьявольски открыто и в то же время совершенно невинно покачивать бёдрами, заставляя ткань и без того короткой юбки волнующе колыхаться. Она бы никогда не стала такой, как Сьюзен. Ей далеко до умения сворачивать своим очарованием головы юношей, и, Сириус абсолютно точно знал, что идя с ней под руку он никогда бы не испытал такой злорадной гордости, как шагая рядом со Сьюзен… Только вот постепенно Сириусу всё больше начало казаться, что шкалу, по которой ездило его сердце, всё чаще стало трясти при одном взгляде на Гермиону… – Мои руки!.. Руки, руки! – раздавшийся позади него голос Тайры вынудил Сириуса обернуться и принять как можно более невозмутимый вид. – Отваливаются. Этот жирный крем… – девушка, неся в каждой руке по фарфоровому блюду с ореховыми пирожными, посыпанными стружками мармелада, с кряхтением поставила свою ношу на стол и с наслаждением встряхнула руками. – Не удивлюсь, если завтра не смогу даже пера поднять… Люблю эльфов. До Гермионы, что по-прежнему сидела в кресле с серым лицом, донёсся восхитительный запах запечённого в апельсиновой корке шоколада. Однако, как бы ни старался аромат возбудить в ней аппетит, он вызвал лишь лёгкое отвращение и головокружение. – Прелесть, да? – самодовольно поинтересовалась Тайра. Гермионе пришлось согласиться с подругой вымученной улыбкой, наблюдая, как в дверь с пыхтением и новыми порциями аппетитного аромата буквально вваливаются остальные. Джеймс прижимал к груди огромное блюдо с медовым тортом, остальные добыли к общей коллекции разные виды пирогов и мороженых. Тайра сияла, наблюдая за отдувающейся процессией. Она тут же принялась порхать над тарелками, передвигая их по столику и делая из блюд достойную одобрения художника композицию. Джеймс с ухмылкой заметил, что после такого вечера Лили как минимум месяц не притронется к её вонючим конфеткам. – Эти вонючие конфетки нравятся ей больше, чем ты, так что ты лучше не о них беспокойся, – парировала Тайра. Стукнув по руке Сириуса, что потянулся за одним из пирожных, девушка сурово приказала ждать Лили. Чинно рассевшись каждый по своим креслам, они разговорились о всякой ерунде. На все вопросы Гермиона отвечала односложно и будто бы неохотно, Сириус же, напротив, слишком обманчивый в своём веселье, шумел громче всех, перекрикивая и перебивая слегка удивлённого Джеймса. Напряжение, что сквозило меж ними, не укрылось ни от кого. Энди, глядя на Гермиону, склонился к ней и что-то ободряюще шепнул, вырвав из туго сжатых губ девушки благодарную улыбку. Сириус возвысил голос, рассказывая какую-то историю, заставив всех рассмеяться. Однако смех его составлял жуткий контраст с совершенно серьёзными, застекленевшими глазами. Гермиона не обращала на выходки юноши внимания, оставаясь в тени его ярости незрячей к его ребяческому раздражению подобно несчастной Кассандре, предчувствовавшей беду. Она знала, что поступила правильно – лучше сразу вырезать зазубренным ножом границы меж ними на чистом полотне, чем потом со связанными руками пытаться вырваться из паутины их эмоций. Лжи. Времени. Так было нужно? Безусловно. Но почему же тогда ей вдруг стало так тоскливо?.. – Желудок сводит, – пожаловался Римус. – И я есть хочу, – поддержал Питер, не уставая поправлять выбивающуюся из причёсанной чёлки русую прядь. – Скорее бы Лили… – Вы только поесть сюда пришли? – взвилась Тайра. Джеймс её скромно поддержал кивком и осуждающим взглядом влюблённого. – Мы пришли сюда праздновать. Праздник – это еда и шутки. Пока у всех такие кислые мины, что остаётся только еда. – Помолчи, Блэк! Ты сегодня не в ударе. – Ну хотя бы в нападении. Устроить Сириусу фейерверк из словесных оскорблений Тайре помешал тихий скрип двери. Все мгновенно остолбенели, смотря на то, как в луче света от камина появляется Лили. Вцепившись в подлокотники кресла, Джеймс попытался перевести дыхание: аромат духов девушки – цветочный, с нотами сдержанного ириса – он почувствовал прежде, чем она показалась в гостиной. Лили вошла тихо и аккуратно, внимательно оглядываясь, словно за время её выздоровления она забыла, как выглядит её башня. Её взгляд пробежался по заляпанному ворсу ковра, по стенам, мерцающим от отблесков пламени и покачивающимся непонятно от чего шторам, словно потускневшими и ставшими коричневыми за время её болезни. Она не сразу заметила сидящих у самой стены друзей, однако когда это произошло, каждому стало очевидно – что-то стряслось. – Лили? – первая очнулась Тайра. Забыв подарок с имбирными шариками на столе, она спешно подскочила к подруге, не став тратить время на дружеские объятия, о которых она мечтала весь вечер. – Ты что? – Ребята, я… – похудевшее лицо Лили было бледнее воротничка её безукоризненно элегантной блузки. Отыскав среди подошедших к ней друзей глаза Джеймса, она направилась к нему. – Джеймс… Мне нужно… Оттащив ошеломлённого юношу в сторону, Лили, смотря широко раскрытыми зелёными живыми изумрудами снизу вверх в его лицо, принялась что-то запальчиво ему объяснять, заламывая пальцы с самым несчастным видом. Джеймс, наклонившись ближе к девушке, внимательно слушал её рассказ, и постепенно лицо его мрачнело. Наконец он распрямился столь стремительно, что напомнил сорвавшуюся с петель железного крючка пружину. Он бросился к дверям под изумлёнными взглядами друзей. Лили, глядя ему вслед, сделала несколько робких шагов к выходу, не переставая заламывать пальцы, и совсем позабыла остановить метнувшихся вслед за Джеймсом ребят. – Нет! Нет, постойте!.. – девушка в смятении кинулась вперёд, но на месте остались лишь Питер и Гермиона. – Вам нельзя… Чёрт! – Что произошло, Лили? Гермиона внимательно глядела на подругу, та – на дверь, из-за которой вдруг раздалась самая грязная брань, на какую был только способен Джеймс. Не мешкая больше, Гермиона решительно направилась к дверному проёму, по пути достав из складок мантии волшебную палочку. Лишь у самого выхода из гостиной, когда уже через приоткрытую входную дверь был виден клочок посеревшего от ужаса лица Тайры, рука Лили упала Гермионе на плечо. – Постой! Пойми… нам не обязательно знать всё… – Да ладно тебе, Лили… – каким-то помертвевшим голосом прохрипела Тайра. Приглушённый шёпот её странным свистом разнёсся по коридору, игриво заглянул в гостиную, кинувшись в каминный портал и там растаяв капельками замёрзшего эха. – Таить смысла нет. – Гермиона, прошу тебя, – прошептала Лили звенящим от напряжения голосом, борясь с желанием оттащить подругу от двери и никогда её не выпускать за пределы гостиной,– постарайся понять… С замирающим сердцем, Гермиона мягко убрала ладонь девушки со своего плеча. Она медленно, под нарастающий в голове звон, направилась к двери. Следом за ней выскользнул Питер, поддерживающий под локоть Лили, после чего дверь, наконец, со щелчком захлопнулась. Коридор окутал девушку явно ощущающейся прохладой, что кружевами снежинок покрывала застрявший меж камнями в стене мох. Дышать стало легче без сладких ароматов выпечки и сгустившихся в воздухе духов третьекурсниц, однако от тишины, что мечом висела над каждым из ребят, хотелось убежать, скрыться, свернуться калачиком под одеялом и навсегда забыть, что предвещает такое жуткое затишье. Полумрак, царивший в коридоре, делал из неподвижно застывших ребят подобия восковых скульптур, чьи очертания подпалены пламенем и острыми взглядами наблюдателей. Однако он вовсе не мешал чуткому зрению уловить чёрную рану, что блестящими лентами опутывала самую сердцевину входной двери. Страшным посланием они складывались в слова. Как проклятие, но намного действеннее – предзнаменование расплаты. – Гермиона… – Лили осторожно прикоснулась к девушке. – Позволь я тебе объясню. Не стоит этого бояться! Гермиона не ответила. Она с горечью смотрела на Римуса, сжавшегося у стены и из последних сил цепляющегося за выступ слизкого камня. На его искажённое лицо было страшно и мучительно больно смотреть. Пытаясь оторвать взгляд от двери, он с каждой секундой бледнел всё больше и больше, словно горбясь под ударами тысячи розг. «Оборотни среди нас. Убийцы среди нас. Чудовища среди нас. Правда, Римус?» Сдавливая виски ладонями, Джеймс застыл перед дверью, как перед собственным палачом. Сириус и Питер словно вообще перестали дышать. Послание будто сделало из них свидетелей убийства, которого они не могли предотвратить и лишь молча наблюдали. Священная тайна их дружбы, столь же значимая для средневековых безумных рыцарей, как коварный блеск священного Грааля в свете факела, была раскрыта, вышвырнута из своего убежища, растерзана на части и оставлена в луже собственной крови на обозрение всему миру. Который, смотря на неё, не понимал, что с ней делать. В абсолютном молчании, несмотря на дурноту и дрожь во всём теле, Гермиона подошла к Римусу. Эхо её шагов зацокало укоризненным бормотанием по стенам, осуждая смелость девушки нарушить минуты звенящей тишины. Юноша посмотрел на Гермиону с виноватой кривой улыбкой, больше похожей на гримасу, которая заранее прощала девушке её потрясение и возможное отвращение. Никогда ещё до этого момента Гермиона не понимала, сколь значит для него его тайна. Никогда ещё она не чувствовала себя столь привязанной к этому миру. – Обещаю тебе, что от этого ничего не изменится, – Гермиона положила руку юноше на плечо. Губы Римуса шевельнулись, сбрасывая с себя восковое онемение, однако то, что он хотел сказать, призрачным сгустком букв повисло между ним и Гермионой, заглушившись громким восклицанием. – Чёрт! Так это правда? Энди, стоя дальше всех от остальных, переводил безумный взгляд с Гермионы на Римуса. – Оборотень? Римус… – голос Энди понизился до шипения. – Ты оборотень? – Да, – Тайра, что стояла впереди юноши, стремительно развернулась к нему и, хмурясь, со всей серьёзностью взглянула ему в глаза. – Да, это так. Но для тебя это ничего не должно значить… Ведь так? – Но как же… – взгляд Энди вращался по кругу: от Тайры к двери, затем к Гермионе, затем – к Римусу. – Как такое может ничего не значить? – Он не выбирал это. – Вы все знали! – Римус посчитал, что нам можно доверять. Энди, пошатнувшись, схватился за перила лестницы. Его пальцы неистово вцепились в мраморный ободок перил, который готов был крошками разлететься под его рукой. – Вы все заодно! Тайра рванулась к Энди, но её удержала Лили, успевшая схватить подругу за руки. – Ты вообще не должен был об этом знать! Клянусь, если ты хоть кому-нибудь… – Это не я являюсь… оборотнем! Такого не должно твориться под носом учеников! – Какое тебе дело? – Тайра задыхалась от ярости. – Я всегда знала, каков ты на самом деле, кусок дерьма! – Ты сама виновата в том, что тогда произошло! И я никогда не жалел, что многие узнали о тебе правду. Лили как могла удерживала взбешённую подругу, в глазах которой столь неожиданно появились злые слёзы. Она хотела что-то крикнуть, но её опередил Джеймс. С совершенно искажённым лицом подлетев к Энди, он схватил его за грудки и швырнул спиной о стену. – Ты будешь молчать, – голос его срывался, переходя на рычание. – Ты, и все мы. Слышишь? – Джеймс встряхнул Энди. – И в первую очередь это спасёт тебя самого. Резко отпустив ошарашенного юношу, будто обжёгшись о ткань его мантии, Джеймс отвернулся ото всех. Опёршись руками о стену, он пару раз глубоко вздохнул и уже совершенно спокойным голосом проговорил: – Времени у нас почти нет… Кто это сделал, выясним потом. Для начала надо стереть надпись с двери. – Это не стереть, – раздался наперекор приказаниям Джеймса сиплый голос. Сириус, на которого никто не обращал внимания, стоял в тени позади Гермионы и Римуса и не отрывал взгляда от исполосаной чёрными лентами двери. Губы его кривились, а сжатые в кулаки руки безвольно висели вдоль сгорбленного тела. – То есть? – Джеймс в непонятной озлобленности уставился на друга. – Откуда ты знаешь? – Нам не справиться самим… – Ты что-то знаешь! – безошибочно читающий по лицу Сириуса всё, что требовалось понять, Джеймс на какую-то долю секунды остолбенел. Сириус сглотнул, по-прежнему не отрывая взгляда от двери и чёрной розы из поблёскивающих лент, вшитых в деревянное полотно. – Говори… – лицо Поттера исказилось. – Говори, что ты об этом знаешь… Неужели ты посмел… – Нет. Никогда бы. – Отвечай, бродяга. Говори, сукин ты сын, иначе я… Джеймс надвигался на друга с крепко сжатыми кулаками и перекошенным лицом. Но прежде чем он занёс руку для удара, дорогу ему преградила Гермиона, метнувшаяся назад к стене и вставшая между юношами – маленькая и хрупкая, как соломинка между двумя скалами, камни на вершинах которых готовы с грохотом рухнуть вниз и избороздить землю рытвинами. – Не сейчас, – голос девушки приговором разнёсся по коридору. Поттер посмотрел поверх головы Гермионы на Сириуса, который, не говоря больше ни слова, развернулся и пошёл прочь – словно побитая собака, мир перед глазами которой взбухал и плавился от боли. – Оставь его, – Гермиона вытянула вперёд ладонь с по-прежнему зажатой в ней волшебной палочкой, не давая Джеймсу возможности кинуться Сириусу вдогонку. – Пусть уходит. Несколько секунд юноша молчал, борясь с гневом внутри себя. Наконец, резко развернувшись, Поттер с чудовищной силой ударил кулаком по стене. Хруст его кисти, мгновенно покрывшейся багровыми кровоточащими ссадинами, обрушился на спины ребят градом кирпичей. – Я не и не думал… – Сириус не предатель, – одними губами прошептал Римус, поворачиваясь к Джеймсу. Бледное и, несмотря на прохладу, покрытое испариной лицо его походило на маску тяжело раненного. – Он никогда им не был. – Сейчас и проверим, – прорычал Джеймс, и прежде чем Гермиона успела его остановить, выхватил палочку у неё из рук, ободрав ей кожу и оставив в ней мелкие мгновенно заколовшие занозы. – Легилименс! – Нет! – Гермиона со всей силы оттолкнула Джеймса, перехватывая его пальцы. Скользнувшая обратно в её руки палочка обожгла закровоточившие царапины диким пламенем. Вскрикнув, девушка попыталась предотвратить заклинание, направляя древко палочки в стену… Она поняла, что опоздала, когда весь мир перед её глазами сжался до ширины кончика пера стрелы и стремительно понёсся ей навстречу. Стены закачались, в голове одуряющей болью единовременно завопили сотни голосов, острыми зубами впившись в разбухший мозг. Сзади Гермиону обступили шипящие бестелесные призраки, и девушке ничего не оставалось, кроме как бежать от них прямо в пучину серебряного болота. Фантасмагорией пронеслись перед её глазами образы коридора чёрного огромного дома; иссохшее лицо женщины, с ненавистью выкрикивавшей проклятия и растворяющуюся в детских слезах пятилетнего мальчика; косой переулок, что тут же рассыпался в прогнившую труху, как отсыревший карточный домик; огромный железный паровоз, окутанный туманным варевом, первое рукопожатие, блестящие синие фантики от шоколадных драже, раздавленные подошвой ботинок круглые очки и рассерженное лицо взъерошенного мальчишки. Огромная кровавая Луна и душераздирающий вопль, слизкая ветвь шевелящегося чёрного дерева, ударяющая по спине и рассекающая кожу, пепельные волосы, аромат иллюзии девичьих духов, лёгкий поцелуй, след от помады и сливочное пиво. Тихий ночной шёпот и зловещая ухмылка. Боль, головокружение, вспышка перед глазам, а затем – тьма. – Гермиона! Пошатнувшись, закрыв лицо руками, девушка попыталась отмахнуться от призрака, что потянулся к её спине костлявыми пальцами. Палочка выскользнула из её рук и со стуком соприкоснулась с холодным камнем пола. Стены коридора толкнули Гермиону в плечо, и девушка, не выдержав силы их удара, рухнула на колени. Палочка треснула под её ногой, впившись поломанным острием в её лодыжку и прорезав кожу. Боль, головокружение, тошнота и очередная вспышка перед глазами. Ощущение собственной горячей крови, бешенное шипение сгустков расплывчатых лиц со всех сторон и странное чувство раздвоенности собственных мыслей – словно их стеклянное отражение эхом отзывается в чужой голове. Ощущение единения. Ощущение кого-то. – Гермиона! Девушку обхватили за талию, но она принялась неистово вырываться. Стены упали на Гермиону сверху, и, не успев даже вскрикнуть, она распахнула глаза. Мгновенно шипение оборвалось. Демоны отступили. Женское вытянутое лицо с запавшими глазами и серой кожей, зайдясь рябью, растворилось в темноте вновь покорно возникшего перед Гермионой коридора. Где-то позади её раздавались всхлипы Лили, зажавшей рот рукой и в ужасе смотря на рану на её ноге, откуда торчал конец переломанной палочки. Джеймс сглатывал, борясь с ужасом и дурнотой одновременно, однако сама Гермиона словно перестала чувствовать боль. – Дура… – Сириус, привалившись плечом к стене, медленно оседал на пол.– Дура! По стенам побежали тени, по лицу Гермионы – слёзы. Вскрики позади взорвались нестройным эхом. – О, нет… – где-то совсем рядом, пошатнувшись, простонал Джеймс. – Нет… – Что произошло?! Тени на стенах перекинулись на пол, на потолок и окна. «Оборотень. Оборотень… Римус… Луна… Убийца. Убийца. Убийца!» Молчаливые послания чумой разбегались по всему замку. Вниз, по лестнице, и дальше, паутиной цепляясь за каждый выступ камня. Вниз, по коридору и в стороны, в разные корпуса Хогвартса и во все небрежно приоткрытые двери кабинетов. «Убийца. Убийца. Убийца!» – Ты не должна была знать! Никто не должен! Гермиона, не отрывая взгляда от Сириуса, задрожала. Никаких вопросов больше не осталось. Все ответы каплями лавы всплыли на поверхность меж засохшей корки потрескавшейся земли. Она вторглась в его душу, перерыв её и обесточив, выкрав все тайны и став молчаливым свидетелем всей его жизни. Эмпатическая связь была нарушена. Все демоны Сьюзен были выпущены, не захотев больше томиться в кошмарах. «Убийца. Убийца. Убийца!» – Я не знала… Я не знала, что она владеет такой магией… Я не хотела! Гермиона, закрыла лицо руками, чтобы не видеть надписей, расцветающих на полу вокруг её окровавленных коленей подобно бутонам роз. Послания взбухали на камнях то маленькими, то большими пульсирующими текстами. Демоны торжествующе взвыли. – Я не хотела… Сгорбившись, Гермиона зарыдала.