Будь моим настоящим, девочка из воспоминаний.

– Что это значит? Как простая ученица способна воплотить заклинание такой силы? – Не забывайте, что мисс Коллин всегда отличалась блестящим умом. – Вы думаете, что она рационально использует свои возможности? Ваше поощрение всех её поступков делает из неё потенциально опасного человека! – Девочка пятнадцати лет не может быть потенциально опасна. – Точно так же говорят про будущих пленников Азкабана, когда они в возрасте пятнадцати лет насмехаются над остальными и задирают нос от собственного превосходства. Мисс Коллин – отъявленная мерзавка, и зарубите себе на носу, я знаю, о чём говорю! Гневный голос МакГонагалл лавиной из раскалённого металла пролился на мистера Роджерса, заставив его неловко умолкнуть. Минерва смотрела на него снизу вверх, – сидящего на унизительно пошатывающемся стуле, бледного и взъерошенного – и ярость её от вида его бестолковой нервозности только возрастала. Словно опасаясь, что злость при непосредственном взаимодействии с Роджерсом разорвёт её на части, МакГонагалл резко отошла от декана Когтеврана и встала по другую сторону стола, туда, где, закрывая лицо руками, сидел так и не притронувшийся к успокоительному Римус. – Что же теперь делать, Альбус? Хогвартс кипит. Огромное количество учеников видело эти надписи, и я уверена, что с минуты на минуту в замке начнётся настоящая паника, – по-кошачьи пылающий взгляд профессорши устремился на силуэт Дамблдора, что выделялся на фоне темнеющего оконного проёма. Слегка склоняя худощавые плечи вперёд, директор задумчиво вглядывался вдаль, в пучину колодезного сумрака, будто пытаясь прочесть в сизом вечернем мраке ответы на многочисленные вопросы МакГонагалл. Или пытаясь, напротив, от них укрыться. Полумрак его кабинета давил на широко распахнутые глаза присутствующих чем-то въедливым и тяжёлым. Чем-то, от чего не было возможности избавиться. Напряжение параличом бегало по спинам, острой иглой впивалось в каждый позвонок, прошивало тело от самого основания. Всё тонуло в какой-то зыбкости. Покачивались очертания стен, маячили перед глазами отблески многочисленных хрустальных предметов, дрожали занавески. Даже привычный и ранее бывший таким основательным реальный мир и то шатался, словно в бреду… – Паника – это не самое страшное, Минерва, – Дамблдор отвернулся от окна. Его пристальный взгляд коснулся каждого из присутствующих. – Куда сложнее справиться со злобой и отчаянием. К сожалению, заклятие среагировало куда быстрее, чем мисс Эванс успела позвать меня на помощь. Тем не менее, я думаю, что всё могло быть куда хуже. Возможно, нас можно назвать счастливцами – мы отделались сравнительно легко. – Но это заклятие разбежалось по всему замку, исключая особо защищённые зоны! Прежде чем вы нейтрализовали его силу, эти гнусные оскорбления увидела большая половина учеников! Неужели вы полагаете, что после этого всё останется на своих местах? – На своих местах не осталось ни одной вещи с приходом к нам мисс Грейнджер, – задумчиво пробормотал Альбус, быстро взглянув на бледную и испуганную Гермиону. – К счастью, Минерва, это случилось в столь позднее время, что вторая половина замка узнает о тайне мистера Люпина не ранее, чем через несколько часов. Это даёт нам отсрочку. Пока ни одна сова не сорвалась с места с письмом домой, в котором ребёнок в ужасе рассказывает родителям о случившемся, у нас есть возможность всё исправить. МакГонагалл, прямая, как тростинка, ещё сильнее отвела назад худощавые плечи. – Что вы предлагаете, Альбус? Нервно крутящий в длинных пальцах поблёскивающую запонку, Роджерс почувствовал на себе пристальный взгляд Дамблдора. – Для начала нам необходимо побеседовать с мисс Коллин. Честер, будьте так добры, сообщите Сьюзен, что в данный момент её присутствие здесь необходимо. Профессор нумерологии внутренне сжался. Его проводили в гнетущем молчании, которое нарушилось только скрипом дверных петель. В это же самое мгновение МакГонагалл вдруг, изменившись в лице, склонилась над Римусом, положив морщинистую руку ему на плечо и что-то вкрадчиво прошептав. Убрав ладони от лица, юноша серьёзно взглянул в поблёскивающие глаза декана, после чего губы его искривила слабая улыбка. Заметив её, Гермиона глубоко вздохнула. Боль в голове, преследовавшая её с начала дня, возвратилась столь же стремительно, как возвращается из глубин к морскому побережью прибой. Удесятерённая в своей силе, она шипела, билась о виски и разбрасывала свою острую пену где-то в глубине черепной коробки. Дышать по-прежнему было тяжело. И ощущение чужого присутствия – или собственного вмешательства – не проходило. В те минуты, закрывая лицо руками и сотрясаясь от слёз, Гермиона ничего не замечала. Беспомощная, с абсолютно обнажённым сознанием, она сжималась в тесноте коридора, равнодушная к любой опасности, которая могла её подстерегать. Перед её глазами всё ещё вспыхивали образы из детства и юности Сириуса Блэка – неугомонного и озорного мальчишки, обожавшем пугать уличных кошек и спасать их, орущих и взъерошенных, от собственного брата. Любившем редкие слова похвалы от матери и ненавидящим её внезапно возникающей и столь же быстро проходящей истерии. Сириус Блэк терпеть не мог толстые фолианты с историей своих предков, худые и жёсткие лица которых казались ему воплощением самой злой человеческой уродливости, и с азартом листал учебные пособия по игровой магии. Его яркие и порой оглушающие воспоминания хороводом окружали Гермиону, сдавливали её, надвигались, мелькали, вальсировали, насмехались и вместе с тем жалели девушку, попавшую в ловушку и заблудившуюся в сознании Сириуса… Она плохо помнила, как пришла в себя. Схватка Джеймса и Сириуса, катающихся по полу и нещадно молотящих друг друга кулаками, приход Дамблдора, тихое бормотание МакГонагалл над её раной – всё это было настолько же неуловимо, как движение ветра, и столь же реально, как отзывающаяся в её голове боль… – Альбус? – подала голос МакГонагалл. Директор, нахмурившись, кивнул. – Спрашивайте, Минерва. – Вы уверены, что Роджерс в этом не замешан? Вопрос не удивил Дамблдора, но заставил его помрачнеть ещё больше. – Абсолютно. Уверяю вас, ни один преподаватель Хогвартса не замешан в том, что случилось. Вина Роджерса лишь в том, пожалуй, что он всячески поощрял успехи мисс Коллин и не мог трезво оценить их деструктивную силу. Гордость ослепила его, но не развратила. – Тогда как? Как мисс Коллин смогла вызвать такое заклинание? – Она его не вызывала, – Дамблдор со вздохом опустился в кресло и, сняв очки, положил их перед собой. – Я думаю, вы уже догадались, что между мисс Коллин и мистером Блэком существовала эмпатическая связь. Создание эмпатической связи не подразумевает под собой определённых условий, однако зачастую её устанавливают, как сделку. Каждая сторона несёт свои обязанности. Если какая-нибудь из них под давлением или добровольно обрывает связь без согласия другого, срабатывает механизм наказания, которое обе стороны выбрали при заключении эмпатической связи. Разрыв эмпатической связи, Минерва, может нанести непоправимый вред психике, именно поэтому маги изобрели механизм так называемой защиты. Мистер Блэк и мисс Коллин, вероятно, сошлись на том, что в качестве наказания будет выступать тайна о заболевании мистера Люпина… – Вот урод! – прорычал Джеймс, дёрнувшись всем телом в сторону Сириуса, что сидел на узеньком диванчике напротив него. Удержал его кулак Тайры, вовремя заехавший ему в плечо, и гневный окрик МакГонагалл. – Прекратите немедленно, Поттер! – Он знал! – Джеймс вскочил с места. – Ты заключил с ней договор. Ты знал, на что идёшь! – Немедленно успокойтесь! – МакГонагалл полыхала от ярости. – Кто дал вам право… – Да пошёл ты! – в свою очередь разъярился Сириус. Он вскочил с дивана, на котором сидел, вслед за другом, замерев от него на расстоянии вытянутой руки. – Я не предатель, и скорее задницу Фиртр вылижу, чем намеренно расскажу об этом! – Блэк! – Минерва побагровела от гнева, услышав имя своей коллеги в таком контексте. Джеймс, прищурившись, сделал шаг, разделяющий его и Сириуса и практически выплюнул ему в лицо. – Ну, то, что ты всем задницы лижешь, я уже давно понял… Сьюзен научила? Только оглушительный хлопок заклинания не позволил Сириусу кинуться на Джеймса. Юношей раскинуло в противоположные стороны, заставив обоих рухнуть на пол. – Я не позволю выяснять отношения в моём кабинете! – гневно воскликнул Дамблдор, стоя во главе стола. Пока Сириус и Джеймс, покашливая, поднимались на ноги, Альбус молчал, напряжённо держа в руках выстрелившую волшебную палочку. Затем, оглядев юношей с ног до головы, жёстко закончил: – Возьмите себя в руки и будьте добры хладнокровно оценить ситуацию. Когда друзья, перекинувшиеся враждебными взглядами, поднялись на ноги и разошлись как можно дальше друг от друга, Дамблдор, грозно сверкнув глазами, обратился к Гермионе: – Я думаю, мисс Грейнджер поможет нам разъяснить ситуацию. Прошу вас, Гермиона, расскажите то, что знаете. Джеймс, МакГонагалл, все ученики и даже встревоженные лица древних портретов вонзили в девушку требовательные взгляды. Все нити паутины сошлись на ней, прокололи кожу и оплелись вокруг шеи. Кое-как сглотнув сдавивший горло плотный ком, Гермиона тихо заговорила: – Заклинание легилиметенции подействовало таким образом, что я вторглась в сознание Сириуса и непроизвольно узнала об эмпатической связи… И это её разрушило. Дамблдор кивнул. – Совершенно верно. Сьюзен, я полагаю, поставила мистеру Блэку условие, что об эмпатической связи никто не должен узнать, однако каким именно образом это не должно произойти, не обмолвилась. – Но он сам позволил!.. – Джеймс с ненавистью повернулся к Сириусу. – Ты сам позволил заключить договор! – У меня не было выбора! – Прекрати оправдываться! – Это правда… – Гермиона с мольбой глядела на Джеймса, готовая провалиться сквозь землю от выражения лица Сириуса. Поттер подозрительно сощурился, оборванный на полуслове. Засунув руки в карманы, он молча отошёл к стене, слишком разъярённый, чтобы продолжать докапываться до истины. – Что ж, Минерва, – невозмутимо, хоть и сурово, продолжал Дамблдор, с самым любезным видом спрятав в складках мантии палочку, – если у вас остались ещё вопросы, прошу… – Благодарю, Альбус, но от дальнейших расспросов я воздержусь, – МакГонагалл выразительно взглянула на дверь. Дамблдор понимающе склонил голову набок. Через секунду-другую до всех присутствующих явно донёсся тяжёлый топот. Распахнувшаяся дверь кабинета порывом воздуха вытолкнула пришедших из темноты коридора прямо в ореол мягкого сияния одного из светильников. Тайра вцепилась Гермионе в запястье, не сводя сверкающего взгляда с фигурки девушки, что в данную минуту непривычно горбилась от давления витающей в воздухе враждебности. Особы королевских кровей обладают уникальным даром одним своим приходом менять атмосферу в помещении. И в данную минуту Сьюзен очень остро почувствовала эту перемену. С небрежно распущенными по спине волосами, без грамма макияжа, с бледной натянутой на лице кожей – совершенно другая Сьюзен, словно заранее сменившая свой образ на противоположный и выбравшая для себя новую роль. Тем не менее, когда Дамблдор обратился к ней, она смогла заставить себя посмотреть ему в глаза, скорее имитируя бесстрашие, чем им обладая. – Благодарю вас, мисс Коллин, что пришли. Я думаю, вы понимаете причину, по которой вы здесь. – Да, сэр. Дамблдор одобрительно кивнул. – Надеюсь, что смогу рассчитывать на вашу честность. – Несомненно, – Сьюзен усмехнулась. Роджерс позади неё шумно вздохнул, обеспокоенно покачиваясь с пятки на носок. Казалось, дотронься до Сьюзен, – опылённую серебристым магическим свечением, – и она сломается, закричит от боли и обиды, что красным лихорадочным ядом подкрашивала её веки. – Тогда прошу вас рассказать про созданную вами эмпатическую связь. – Я думала, вы уже всё знаете. – Нам неизвестны мотивы, – неизменно вежливо отозвался Дамблдор. Повисшая тишина нарушилась скрипом стула, когда Римус вяло откинулся на его резную спинку. Его требовательный и вместе с тем вопрошающий взгляд обвился вокруг тонкого стана Сьюзен, с каждой секундой затягиваясь всё сильнее. Римус не догадывался, что его взгляд лишал девушку воздуха. Тем не менее она на зло всем и благодаря собственному достоинству продолжала дышать. – Мотивы? – она пожала плечами. – Я всего лишь защищала свою гордость. – Связь до сих пор существует? – А куда она денется? – рот Сьюзен искривился в улыбке. – Убрать её могу только я. Разорвать связь не значит уничтожить. Пока Дамблдор молча размышлял над сказанным, Роджерс подошёл к ученице и, взяв её за локоть, что-то требовательно прошептал ей на ухо, не обращая внимания на фыркнувшую МакГонагалл. – Простите, Альбус, – обратился он к директору. – Могу я поговорить с мисс Коллин наедине? – Мы не имеем права медлить, Честер. У нас нет времени на дополнительные разговоры. – Но моя ученица нехорошо себя чувствует… – Да какая уже разница! – Сьюзен раздражённо дёрнулась, высвобождаясь из хватки профессора. – Я не боюсь отчисления. – Отчисление вам не грозит, – Дамблдор перевёл хмурый взгляд на девушку. – А зря. Не глядевшая ни на кого с момента начала разговора, кроме директора, Сьюзен оглянулась. Угольки её глаз, тлеющие в туманном свете яркими отблесками, наткнулись на Сириуса, Джеймса и сидевших на диване друзей. Гермиона вжалась в его спинку, когда взор Сьюзен невидимыми щупальцами пробежался по её волосам, скользнул по рукам и переметнулся на перевязанную лодыжку. Вдавливаясь в почти осязаемую серебристую тень, Гермиона ощутила, как по спине клавишами фортепиано пробежалась дрожь, стоило глазам Сьюзен всё-таки отыскать её лицо. – Теперь, должно быть, ты меня жутко ненавидишь... – Мне не до ненависти сейчас, – боль в ноге и голове Гермионы завопили в унисон, когда она, понимая, что тяжёлый разговор неизбежен, глубоко вздохнула и распрямила плечи. Перед глазами надулся и лопнул кровавый пузырь, тем не менее Гермиона сохранила бесстрастное выражение лица. – Добилась своего? – Не понимаю, о чём ты. Сьюзен фыркнула. Лицо её заострилось от выражения непримиримой ревности, став похожим на маску бездушного венецианского маскарада. Сириус остался спокойным, когда взор девушки ударом кинжала вонзился ему в зрачки. Казалось, если бы она могла, она бы исполосовала его тело, обезобразила бы его лицо, несколько раз прошлась бы по груди… но она лишь беспомощно сжала губы. Мгновенно дышать стало тяжелее. Попавшая в западню, Сьюзен всё ещё пыталась спорить с равнодушием в его фиолетовых глазах, и эта борьба давалась ей с болью. Прерывая повисшую тишину, Дамблдор тихо кашлянул. – Чувствуете ли вы вину за совершённый поступок? – Слегка, – девушка стремительно обернулась. – Мне всё равно, чем ты болеешь, Римус. Ты просто подвернулся под руку... Извини. Это всё, что я могу сказать тебе. По скулам юноши, не глядевшего на Сьюзен, забегали желваки. Стоявшая рядом с ним МакГонагалл понимающе сжала его плечо худощавой рукой, вызывающе глядя на русоволосую когтевранку, не удосужившуюся хотя бы сделать вид раскаяния. – Вам будет назначено наказание. Нерешённым остаётся лишь один момент. Он затрагивает непосредственно вас и созданную вами эмпатическую связь, – сделав паузу, Дамблдор медленно вышел из-за стола и, скрестив руки за спиной в замок, застыл прямо перед Сьюзен, взволнованно отступившей на шаг назад. – То, что вы под нашим контролем окончательно уничтожите её остатки, я думаю, вам уже понятно. Я не позволю такой магии, что призвана созидать благородство и верность, разрушать вас и мистера Блэка изнутри. Куда более тонкий вопрос касается того, что вы будете делать дальше. Я предлагаю вам выбор: либо дать магическую клятву о неразглашении создания эмпатической связи и всего, что с ней связано… либо же применения к вам заклинания забвения. Внимательно вслушиваясь в слова Дамблдора, внимательнее, пожалуй, чем сама Сьюзен, Роджерс дёрнулся. Даже МакГонагалл разом сбросила всю свою суровую невозмутимость и обеспокоенно переглянулась с Римусом. – Что?.. Клятва или забвение?! – Роджерса затрясло от возмущения. – О чём вы, Альбус? Хогвартс теперь использует такие методы по предотвращению споров между подростками? – Альбус, действительно, – осторожно подала голос МакГонагалл, – не слишком ли серьёзное испытание? – Мисс Коллин справится с любым испытанием, – спокойно, однако непреклонно отозвался директор. – Уверяю вас, Честер, что Хогвартс никогда не использует такие методы для разрешения простых подростковых конфликтов. Я вынужден идти на крайние меры, чтобы предотвратить и в последующем попытки мисс Коллин сломать другим жизнь. Я должен быть уверен, что ваша ученица сможет в будущем избежать соблазна раскрыть чью-либо важную тайну, поставив удовлетворение своего нижайшего из качеств превыше достоинства других. – Однако я по-прежнему возражаю! Я категорически против и не позволю Сьюзен в этом участвовать! – Вопрос решён, Честер, – Дамблдор перевёл взгляд на девушку. – Я даю вам время подумать, мисс Коллин… Мне очень жаль, но я не посмею поступить иначе. Совершенно ошарашенная, будто натолкнувшаяся на стену из острых гвоздей, Сьюзен отшатнулась в тень и там позволила себе рвано вздохнуть. Стук её сердца заполонил всю её грудь. Словно впервые осознав всё происходящее, она в ужасе переводила взгляд с одного лица на другое, в каждом из них читая такое же изумление. И лишь в одном из лиц она прочла подлинное сострадание. Римус, едва заметно хмурясь, покровительственно глядел на загнанную в угол хищницу. Сириус отвёл глаза, не давая Сьюзен возможности увидеть в них замешательство. Чёткое убеждение, что каждый получит по заслугам, все прошлые обиды, разрушительные мысли, желание причинить ей ту же боль всколыхнулись в нём мутноватой массой чувств, не позволяя капле былой влюблённости всплыть на поверхность. Сьюзен вдруг усмехнулась. – Кажется всё, Сириус. Видишь, какие условия мне ставят? – голос её дрогнул, но тем не менее, гордо распрямив плечи, девушка продолжала натянуто улыбаться. – Я уже сейчас могу сделать выбор, профессор. Я хочу дать клятву вместо забвения. – Что ж… – Альбус развёл руками. – Это ваш выбор… Однако вы уверены? – Да. Знаешь, почему я дам клятву, Сириус?.. Её голос сорвался на шёпот. Предназначенный только для одного, он бросился к нему плачем всех девичьих грёз, прильнул к его груди и ветром разнёсся по всему кабинету. Внимательно изучая Сьюзен, Гермиона с удивлением заметила на её щеках слёзы. И отчего-то ей нестерпимо захотелось уйти прочь в эту же самую секунду, лишь бы не чувствовать себя столь скверно и не слышать того, что должно за этим последовать. – Я всего лишь хотела контролировать тебя… – под смущёнными и недоумёнными взглядами Сьюзен зло отёрла глаза. – О, дорогая моя… – залепетал Роджерст, аккуратно дотронувшийся до плеча ученицы. – Влюблённость зачастую приносит несчастья, но её можно было развить по-другому. – Не нужны мне советы! – Сьюзен оттолкнула руку профессора. – Мне всё равно. Я хочу спросить только у тебя, – девушка взглянула прямо в глаза Гермионе и, уловив в них жалость, скривилась, – что бы выбрала ты? Ты ведь даже полюбить не сможешь, маленькая и наивная девочка, которую загрызут при первой же возможности! – слёзы вновь полились по выразительным скулам и вновь исчезли под раздражённо взметнувшейся рукой. – Я просто любила, ясно? И мне легче рот себе заклеить, чем… – переведя дыхание, Сьюзен прошипела: – И не смей меня жалеть! Она кинулась к дверям, позволив им захлопнуться за собой с непреклонностью выстрела. Роджерс – взволнованный и поникший – извинившись, кинулся за ней. Сириус проводил его внимательным взглядом, и Гермиона знала, что не будь её сейчас в этом кабинете, он бы последовал примеру профессора. Шумно вздохнула МакГонагалл, качая головой. Джеймс в недоумении глядел на Гермиону, что пристально изучала свои покоящиеся на коленях расцарапанные руки. Совершенно неуместно хмыкнул Энди, впервые напоминая о себе. – Что ж… – Дамблдор, качнувшись с пятки на носок, прервал тишину. – Неожиданный для всех нас вышел разговор. – Зато она впервые в жизни была искренна, – встряла Тайра, даже не пытаясь скрыть неприязнь в голосе. – Тайр, не сейчас. – Привык уже к таким горячим признаниям в любви, Блэк? – Хватит! Оставь её в покое. – Даже теперь продолжаешь её защищать? – Тайра, правда, не стоит, – тихо пробормотала Гермиона. Девушка, гневно зыркнув на подругу, прищурилась, однако продолжать разговор не стала. Лили аккуратно сжала её руку. – Вы сейчас всегда будете заодно? – поинтересовался на этот раз Джеймс со злой иронией. – Она хотя бы призналась, что была неправа, чего ты сделать не в состоянии, так что заткнись! – гаркнул Сириус. Джеймс открыл было рот, но, поймав взгляд Лили, мгновенно передумал продолжать ссору. Сириус, утерев рукавом закровоточившую ранку на губе, вновь прислонился к стене и замер. То, что так откровенно швырнула им всем в лицо Сьюзен, было похоже на вышитую золотом дорогую, но совершенно бесполезную мокрую тряпку. На неё смотрели, в смятении передавали друг другу и не знали, что с ней делать. Это страдальческое признание сыграло с Гермионой злую шутку, преобразовав её былую неприязнь к серебристому цвету волос очаровательной когтевранки в некое подобие понимающей девичьей жалости. Та Сьюзен, что походила на голодную дикую кошку, была во много раз опаснее приветливой и ласковой собственной копии, однако именно её, почему-то, Гермионе хотелось поддержать. Неожиданная защита Сириуса была ей вполне понятна: невозможно не чувствовать вины, разбивая чьё-либо сердце. – Надеюсь, все споры окончены? – вежливо поинтересовался Дамблдор. Когда все находившиеся в кабинете подняли на него глаза – опечаленные, выжидающие или смущённые, – Альбус позволил себе ободряюще улыбнуться. – Вижу все вы измучены… Даже вы, Минерва, устали. МакГонагалл сухо кивнула, столь же прямая и сдержанная, как и обычно. – Не смею вас больше задерживать. Каждому из вас нужно отдохнуть… А мне многое обдумать. – Но я полагала, Альбус, что мы придём к какому-то выводу, – возразила МакГонагалл. – Разве мы не должны все вместе решить сложившуюся проблему? – Мы не просто должны. Мы обязаны это сделать. Однако на данный момент я хочу поговорить с мисс Грейнджер и мистером Блэком… наедине. Брови декана Гриффиндора взметнулись вверх. В серых глазах на долю секунды мелькнуло возмущение, однако стальная выдержка профессора тут же подавила в них готовую вспыхнуть обиду. – Нам подождать вас? – Нет, нет, – Дамблдор покачал головой. – Не стоит. Если что-то случится, я вам сообщу. Неловко переглянувшись, Гермиона с Сириусом остались на местах, ёжась от неизвестности, что подстерегала их за оборотом минутной стрелки часов и в пытливых взглядах друзей, в полном молчании покидающих кабинет. Напоследок оглянувшись, чтобы уловить едва заметный кивок Дамблдора, МакГонагалл аккуратно закрыла дверь. Раздавшийся щелчок оповестил о том, что его работа выполнена. Мгновенно лицо директора посуровело, сдирая серьёзностью былое спокойствие. Без свистящего дыхания сидящей рядом Тайры, Гермиона почувствовала, как краски кабинета сгущаются вокруг неё и Сириуса, обвивают руки, наваливаются на плечи, клоня их вниз, почти с хрустом горбя спину. Тиканье часов и жужжание магических приборов стали громче. Резче. Насмешливее. Даже они, как будто, торопились, постепенно повышая свой монотонный звук до истерического скрежета, напоминая, что времени почти не осталось. – Думаю, не стоит скрывать, что дело приняло нешуточный оборот. Я надеюсь, что мистер Люпин ещё не успел понять, что необдуманный порыв мистера Поттера мог стоить ему всей его привычной жизни, – начал директор, хмуря седые брови. Необычно молчаливые лики портретов бывших директоров магической школы согласно закивали в ответ на его слова. – Тем не менее, узнать об эмпатической связи было необходимо. И я рад, что правда открылась. Слушая Дамблдора, смотря куда-то в сторону, Сириус усмехнулся. – К счастью, сложившаяся ситуация поддаётся изменению, – проигнорировав смешок юноши, директор обратился к Гермионе. – Как ваша нога, мисс Грейнджер? – В порядке, я думаю. Глаза Дамблдора удовлетворённо сверкнули. С мягким шорохом взметнувшейся мантии, Альбус подошёл к огромному хрустальному стеллажу в самой тёмной части кабинета. Его хрупкие дверцы пугливо задребезжали, когда руки Дамблдора распахнули их настежь. – Что-то мне подсказывает, что вы с этим предметом знакомы, – извлекши из недр стеллажа блестящий свёрток, директор вышел из тени, подставив вытянутую ладонь под струю фосфорического света. – Справитесь? Простите, что не могу подготовить вас к этому как следует… Время иссякает. Сердце Гермионы бахнуло о рёбра, будто потеряв равновесие и уцепившись за первое, что попалось на его пути, когда на раскрытой ладони Дамблдора она уловила смутно знакомое золотистое сияние. Удивительно тонкая цепочка – паутинка, выделанная искуснейшим из волшебников – обвивала пальцы директора, свешивалась вниз и там пугливо раскачивалась. На самой середине широкой ладони Дамблдора лежал золотой ободок… в центре которого покоились блестящие почти до ослепления хрустальные песочные часы. Поглубже вздохнув, Гермиона решительно кивнула. – Справлюсь. Сириус, внимательно разглядывающий переливающийся кулон в руке директора, непонимающе нахмурился. – Что это? – Маховик времени. Предмет, позволяющий возвращаться в прошлое с целью изменения некоторых его событий… Подойдите ко мне, мисс Грейнджер. – То есть? Он может изменять прошлое? – Не совсем, – Дамблдор аккуратно вложил маховик в ладонь девушки, которая завороженно сжала его пальцами, испытывая практически нестерпимую смесь из волнения и трепета. Совсем как в тот раз, когда они с Гарри отсчитывали секунды, прижимаясь друг к другу и растворяясь прямо посреди больничной палаты. – Маховик времени – магический предмет, настроенный на разное течение времени, – Дамблдор, спрятав руки за спиной, будто не желая больше прикасаться к амулету, обратил взгляд на Сириуса. – При его использовании можно повернуть время вспять и исправить ошибки, повлёкшие за собой роковые цепи событий. Маховики времени хранятся только у доверенных волшебников, которые поклялись прибегать к помощи этого амулета в самых крайних случаях. Подгон временных событий под свои рамки карается самыми суровыми и серьёзными наказаниями. Поэтому заклинаю вас, – Дамблдор поочерёдно глянул на мрачного Сириуса и взволнованную Гермиону, – будьте осторожны и не подведите самих себя. – Мы сейчас отправляемся в прошлое? – Сириус изогнул бровь, иронично изучая золотой амулет в руках девушки, блестящий, лёгкий и, казалось, такой беспомощный, что сама идея сокрытой в нём столь сильной магии выглядела абсурдной. – Именно, мистер Блэк. И прошу отнестись к этому со всей серьёзностью, – Дамблдор тяжело вздохнул и, сцепив ладони в замок, стал мерять шагами кабинет. – Самое важное правило, игнорирование которого грозит вам расщеплением во времени, гласит: вас никто не должен видеть. Особенно вы сами. Сложно предугадать, что вы испытаете, столкнувшись нос к носу со своими двойниками, но уверяю вас, что последствия будут крайне неудовлетворительными. Время вздрогнет. Вы не должны задерживаться в прошлом ни на минуту, когда выполните то, зачем придёте. – Я не понимаю, – Сириус сложил руки на груди, принявшись пальцами теребить кончик галстука. – Что мы должны сделать? Остановившись напротив ребят, Дамблдор выжидающе склонил голову набок, сверкая стёклами очков. Повисшее молчание вынудило Гермиону набрать в грудь побольше воздуха. – Мы должны не дать Джеймсу вырвать из моей руки палочку и выкрикнуть заклинание… Или сделать так, чтобы заклинание угодило в стену или в пол. – Не совсем так… Вы позволите заклинанию сработать. Однако лишь на минуту. Далее вы его нейтрализуете, – заметив непонимание в глазах девушки, Дамблдор улыбнулся. – Попробуйте сами объяснить. Не спрашивайте. Размышляйте. – Пожалуй, чтобы не перестраивать время слишком кардинально… Сириус, продолжая терзать заляпанный каплями собственной крови галстук, возразил: – Нет, чтобы связь была нарушена. Чтобы мы могли от неё избавиться. Вокруг глаз Дамблдора появились лучистые морщинки от довольной улыбки. Гермиона нахмурилась, обдумывая догадку юноши, перебирая в пальцах струящееся золото амулета. – То есть это будет значить… что Сьюзен почувствует чужое вторжение в эмпатическую связь, и тем самым запустится механизм наказания… Символы появятся, но мы сумеем их нейтрализовать до того, как их увидит кто-либо посторонний! – Именно, мисс Грейнджер, – Дамблдор улыбался. – Для снятия заклятия используйте разрывающие чары. Стреляйте ими в символы на двери. Их создала непосредственно сама Сьюзен в надежде припугнуть мистера Блэка. Она просчиталась лишь в одном – даже сделав послание на двери видимым только для вашей компании, она не ожидала, что это прямым образом повредит непосредственной ей. Почувствовав на себе взгляд Сириуса, Гермиона повернула голову. Уловив в глазах юноши лёгкое волнение, что сиреневой пеной мерцало в радужках, девушка, к своему удивлению, улыбнулась. – Вы отправляетесь сейчас. Вы очутитесь в коридоре своей башни. Постарайтесь поскорее укрыться где-либо от чужих глаз, наблюдайте и ждите, пока нужный момент не настанет. Далее процессия под моим руководством отправится в мой кабинет. Дождитесь, пока вы останетесь в коридоре вдвоём и только после этого идите в сторону библиотеки. Мы встретимся там. Я немедленно выйду из кабинета, как только вы отмотаете стрелки часов. Грудь Гермионы сдавило железной хваткой капкана. Казалось, ещё чуть-чуть, и с концов её рёбер закапают алые капли. Золотистая цепочка, сверкнув в свете лампы, будто озарённая вспышкой, холодком скользнула по пальцам девушки, заставив их дрогнуть. Сириус с тайной опаской следил за тем, как Гермиона, медленно отодвинув цепочку, обнажила на ладони магическое кольцо с выгравированными на нём символами и стеклянные миниатюрные часы с застывшими внутри бежевыми песчинками. На мгновение взгляд Гермионы переплёлся со взглядом Сириуса. Расплавленный янтарь каплями упал на лаковые листы фиалки, прожёг их и с шипением растворился. – Ладно… – голос девушки шелестом разнёсся по кабинету. Взявшись пальцами за цепочку, Гермиона надела кулон и повернулась к юноше. Дамблдор пристально наблюдал за тем, как, поборов свой скептицизм, Сириус склонил голову, позволяя девушке соединить их тела изящной цепочкой, что теперь паутиной окольцовывала их плечи. По-прежнему сжимая часы маховика в ладони, Гермиона дёрнулась, когда грудь юноши коснулась её плеча. Смущаясь или лишь скрывая за робостью своё волнение, подростки глядели на вспыхнувшее кольцо маховика. Девушка – на его символы, Сириус – на её пальцы, что подрагивали, казалось, не столько от волнения, сколько от тяжести его взгляда. Отступив на несколько шагов назад, Дамблдор нервно вздохнул. – Что ж… пусть время будет на вашей стороне. Когда мгновение спустя девушка резко крутанула кольцо маховика вокруг часов, отсчитывая минуты, Дамблдор едва заметно взмахнул рукой в покровительственном жесте, молясь про себя, чтобы незнакомый ему кентавр в тот вечер оказался прав… По мере того, как Гермиона оборачивала кольцо вокруг своей оси, Сириус склонялся всё ближе. Очертания кабинета таяли, цепочка сияла всё ярче и ярче. Наконец она вспыхнула прожектором магического пламени, коконом укутав прижавшихся друг к другу подростков. Последнее, что они уловили в бешено вращающемся пространстве – взрыв белого пламени и… – … Ты будешь молчать! Ты, и все мы. Слышишь? И в первую очередь это спасёт тебя самого! Вспышка света перед глазами, коршуном кинувшаяся на зрачки и расцарапавшая их когтями, ослепила Гермиону. Жмурясь от боли, по-прежнему сжимая пальцами что-то маленькое и металлическое, девушка пошатнулась, плечом ударилась о каменную стену и, чуть не задохнувшись от спазма в солнечном сплетении, согнулась пополам. – Времени у нас почти нет… Кто это сделал, выясним потом. Для начала надо стереть надпись с двери. Рядом послышался чей-то прерывистый вздох. Распахнув слезящиеся глаза, Гермиона сквозь дымчатую пелену увидела бледное лицо Сириуса, из ранки на губе которого вновь потекла струйка крови. Ни слова не говоря, сжимаясь от страха быть замеченным, юноша ощутимо сжал запястье девушки и потянул её за собой. – Это не стереть. По мере того, как ватная вуаль на белках её глаз медленно рассеивалась, Гермиона медленно начинала осознавать, что они – скрюченные и взъерошенные – очутились прямо за спинами друзей. Стоило лишь неаккуратно наступить на камешек, как его скрежет немедленно бы их выдал. – То есть? Откуда ты знаешь? – Нам не справиться самим… Молчаливо следуя за Сириусом, сгибаясь от желания оказаться бесплотной, Гермиона завернула за выступ стены, нырнула в спасительную тень и тут же медленно сползла на пол, садясь на колени и прижимаясь щекой к холодному камню. Сердце разрывало грудь. Однако чувствовать его удары теперь было приятно, точно так же, как глубоко и без опаски дышать. – Ты что-то знаешь! Шаги Джеймса раздались в коридоре. Сильнее вжавшись в тень, всеми клетками тела желая слиться с сумраком, Гермиона сжала руки в кулаки, ощущая, как яростно бьётся кровь в подушечках пальцев. Крохотное убежище не позволяло ни Гермионе, ни Сириусу встать в полный рост и осмотреть всё, что происходит за их спинами. Юноша, мучительно вслушиваясь, сидел рядом, прижимаясь грудью к спине девушки и обдавая её шею своим дыханием. Которое, как ни странно, успокаивало. – Говори… Говори, что ты об этом знаешь… Неужели ты посмел… – Нет. Никогда бы. Иногда сердце внутри нашей груди бьётся настолько сильно, что его стук может заглушить даже раскаты грома у нас над головой. Ударами грома для Гермионы в данный момент служил голос Джеймса – от его резких, совсем не привычных, жёстких и чеканных интонаций по коже бегали мурашки. Маховик, сбившийся под мантией на груди девушки, давил на шею, пригибал, казалось, к полу, хотя весил не больше хрустального стёклышка. Глубоко вздохнув – и так и задержав дыхание – девушка, набравшись смелости, осторожно выглянула из-за стены. Видеть знакомые лица каждый день – обычное дело. Однако когда ты понимаешь, что всё это – лишь проекция твоих воспоминаний, что-то внутри тебя вздрагивает и холодеет. Гермиона была готова к тому, что увидит саму себя. Она уже успела научиться отделять реальную жизнь от иллюзий. Сириус же не умел этого. Выглянув следом за девушкой, он судорожно сглотнул. – Отвечай, бродяга. Говори, сукин ты сын, иначе я… Издали юноша наблюдал за тем, как Джеймс с крепко сжатыми кулаками подкрадывается к его двойнику – бледному, обескураженному и словно бы не до конца понимающему причину такой ярости. Но прежде чем он занёс руку для удара, дорогу ему преградили. Остолбенев, Гермиона смотрела, как её точная копия – взъерошенная, раскрасневшаяся и испуганная – загородила собой Сириуса. Раздался тихий всхлип Лили, заставивший Джеймса остановиться и непонимающе нахмуриться. – Не сейчас, – девичий голос приговором разнёсся по коридору. – Оставь его, – она вытянула вперёд ладони. – Пусть уходит. Сириус позади Гермионы задержал дыхание. Пытаясь чётче разглядеть, что происходит по ту сторону стены, он подался вперёд и не удержался от тихого ругательства. Пальцы девушки забегали по складкам мантии, пытаясь найти палочку. Будто напоминанием в ноге заныла рана, и Гермионе вдруг стало неимоверно тесно и горячо. – Что? – одними губами спросил Сириус, когда девушка в ужасе повернулась к нему. – …Я не и не думал… Дрожащие руки Гермионы потерянно зависли в воздухе над коленями. – Палочка… Моя сломана! Секундное замешательство юноши сменилось вспышкой понимания в темноте его зрачков. Тогда, испытывая странную головную боль и ощущение ворвавшегося в его мысли «нечто», он отчётливо слышал хруст. Теперь же он мог с уверенностью сказать, что ему не послышалось. – …Сириус не предатель. Он никогда им не был. Молниеносным движением распахнув мантию, Сириус торопливо достал палочку и вложил её в пальцы Гермионы. Не разрывая зрительного контакта, девушка тревожно сжала её в руке – такую чужую, но отдающую знакомым и лучистым магическим теплом. – …Сейчас и проверим. Каждый звук, шорох, даже рваное дыхание Лили, стоявшей в нескольких десятках метрах от них, стало чрезвычайно отчётливым, чрезвычайно объёмным. – Легилименс! – Нет! Крик двойника Гермионы, что кинулась к Джеймсу, заглушился шипением заклинания и криками Тайры и Лили. Послышался хлопок и хруст дерева. Вздрогнув, прижав ладони к губам, сдерживая бурлящую внизу живота тошноту, Гермиона резко отвернулась от представшего её глазам зрелища и, пытаясь совладать с дыханием, прикрыла глаза. Сириус встревоженно смотрел на неё, в то время как его двойник, пошатываясь, в ужасе метался по коридору. – Дура… Дура! – О, нет… Нет… – Что произошло?! Ни один самый внимательный наблюдатель не смог бы понять, что случилось в это мгновение. Паника, ослепляющий розоватый луч, искры и странный хлопок, а когда стая миражей расступилась, все увидели, как Гермиона, упав на колени, сжимает голову ладонями и будто не замечает цвета собственной крови. Сириус, оглушённый не меньше, чем девушка, сдавливает руками виски, Джеймс, отброшенный силой заклинания, неуклюже опирается о стену, пытаясь отдышаться. Остальные в ужасе смотрят на неожиданно прорисовавшиеся символы на полу… Они разрастались, разбухали, взрывались, преобразовываясь из маленькой чернильной точки во что-то необъятное, жуткое, оплетающее все коридоры. Стелясь по полу, они чешуёй змеи блестели в тусклом свете факелов, отражая все испуганные взгляды издёвкой. – Почему не стреляешь? – тихо прошипел Сириус над ухом Гермионы, когда одно из извивающихся посланий подползло к их убежищу. Казалось, ядовитые щупальца осторожно заглядывают за выступ стены и, шаря по полу в поисках свободного места, аккуратно разбрасывают вокруг себя капли грязи. – Рано… – горло Гермионы сдавило. Одно из посланий мелькнуло прямо у её коленей, отчего девушка еле поборола в себе желание вскочить на ноги. Торопиться было бессмысленно. Рисковать – смертельно. Ожидание, смешивающееся с криками ребят, вынудило Сириуса нервно запустить руки в волосы. Не в силах оторвать взгляд от лужи надписей у их ног, юноша мучительно сжал челюсти. Выглянув из-за стены, Гермиона увидела, как её, что-то невнятно бормочущую и дрожащую, пытается растормошить Тайра. Перекошенное лицо подруги осветилось язычком факела, который ласково лизнул её своим блеском. – Пора?.. Сириус, повернув голову, встретился взглядом с Гермионой. Заметив, как она сжала палочку, юноша кивнул. Руки у девушки дрожали. Формула заклинания бесшумно сорвалась с её губ, упала на разгорячённое древко, проникла сквозь его поры в самую его сердцевину и, воспламенив скрывающуюся внутри магию, выстрелила белой искрой в дверь. Вспышка озарила пространство. Тайра с Джеймсом в ужасе оглянулись, однако луч неизвестного света померк прежде, чем их взгляды успели его коснуться. – Что за чёрт… – Что это? Твоих рук дело! Прерывисто всхлипнула Лили, Энди кинулся к Римусу, Джеймс – к Сириусу. Обогнув скукожившуюся копию Гермионы, он налетел на друга, сбив его с ног. Забившись в самый угол укрытия, Гермиона прислонилась затылком к стене и перевела дыхание, впервые в жизни взмолившись каким-то неведомым силам, чтобы в этот раз она не промахнулась. Сириус немигающим взглядом буравил пол, обрисовывал невидимой кистью каждую букву посланий… Которые, сверкнув, вдруг померкли, растворились, будто чёрные блики на глади влажного камня. Раздался шорох. Дёрнувшись, Гермиона резко опустила палочку и ещё больше вжалась в тень укрытия, сходя с ума от криков Лили и Тайры, ругательств юношей и… всхлипов собственного двойника. – Что там происходит… Сириус пытался выглянуть, но девушка вновь не позволила ему этого сделать, из последних сил вцепившись в ткань его мантии. Где-то там, в нескольких метрах, её двойник тонко застонала от боли, когда Тайра попыталась поднять её на ноги. Дурнота, подступившая к горлу Гермионы, усилилась, стоило лишь ей услышать голос Энди, что кричал обвинения в адрес Римуса. – Тише… Нам нельзя ещё показываться. Нахмурившись, Сириус замер. Неприятный озноб при очередном ругательстве Джеймса, выплюнутое в приступе ярости, омерзительной слизью растёкся от затылка до лопаток. Ощущение нереальности происходящего только дополняло то, что свой голос Сириус слышал будто через натянутую плёнку. Странно и пугающе – видеть себя собственными глазами и не иметь возможности их закрыть. – Что нам дальше делать? – Ждать Дамблдора, – на одном дыхании выпалила Гермиона, всё ещё боясь шелохнуться. Подушечки её пальцев вдавились в древко палочки, будто не желая с ним разъединяться. – Ты уверена, что он придёт? – Я знаю, что… – Мы же стёрли послания! – Тише! Шикнув на юношу, по скулам которого бегали желваки, Гермиона осторожно выглянула из-за угла. Послание на двери действительно исчезло, оставив после себя лишь мятый чернильный отпечаток, подлатать который Филч сумеет за несколько минут. После него не останется и следа – ни черных прожжённых пятен, ни дыр. Всего лишь пару минут реставрации полотна, которое могло оборвать целую жизнь… Пол и стены были абсолютно чисты. Всё так, как того хотел Дамблдор. Который, по странному стечению обстоятельств, задерживался. – Мы же стёрли послания, он может вообще не узнать о них! – Я думаю, он знал, что делает. – Чёрта с два! – не унимался Сириус. С силой прислонившись к стене, будто прихлопнув ползущую по спине беспомощность, он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Юноша знал, что, Тайра, чьи крики раздавались по всему этажу, в данный момент пыталась оттащить его двойника за плечи, сидящего на Джеймсе сверху и нещадно молотящего его кулаками. Следы её пальцев всё ещё горели на его коже. Где-то там Энди с ужасом смотрел на Римуса, что медленно оседал на пол. Подростки ждали. Любопытство посмотреть на самих себя давно сменилось растерянностью и нервозностью. Им казалось, что пролетело несколько вечностей подряд, хотя на самом деле прошло не больше десяти минут, прежде чем в коридоре раздались торопливые шаги. – Немедленно прекратить! – громоподобный баритон Дамблдора пушечным ядром пронёсся по коридору. Его голос рубанул по нитям рычагов притаившихся и мучительно выжидающих Гермионы и Сириуса, позволив тяжёлым глыбам рухнуть с их плеч и вдохнуть чуть свободнее. За стеной послышалась возня, оханье МакГонагалл, шажки, бормотание, шипение заклинания, после чего наступила тишина. – Приглашаю всех в свой кабинет. Сейчас же. Гермиона не смела выглянуть из-за стены, но и так знала, что в данный минуту МакГонагалл встревоженно постукивает палочкой по ноге её двойника, а та сжимает зубы и мужественно терпит, Тайра яростно отряхивает свою мантию – раскрасневшаяся и злая, – Джеймс с Сириусом, тяжело дыша, смотрят на суровое лицо Дамблдора, внутренне желая продолжить швырять друг в друга невысказанные обиды. Гермиона знала, что Римус сейчас медленно подойдёт к стоящей близ директора Лили – и звук его шагов подтвердил это. Тяжёлое дыхание каждого из них сливалось в единый поток из ярости, отчаяния и злобы. Гермиона чувствовала, как даже воздух вскипает от несправедливости. – Прошу следовать за мной. Сириус с облегчением вздохнул, когда вслед за репликой Дамблдора раздались шаркающие тяжёлые шаги. Внутреннее смятение каждого было столь велико, что коридор покидали в полном молчании, которое кандалами сдавливало горло и кислотой залезало в трахею, разбухало в ней и причиняло боль. По мере того, как шаги стихали – скоро и торопливо – Гермиона чувствовала странную опустошённость. Будто уходящий вместе со всеми её двойник взял на себя обязанность забрать и её эмоции, совсем ему не принадлежащие – страх и тошнотворное волнение той Гермионы, что так беззащитно прижималась к стене. Неожиданный покой хоботком бабочки заелозил на сплетении рёбер. – Мы справились… – как продолжение её мыслей прошептал Сириус. Поддаться его облегчённой полуулыбке было слишком заманчиво… Но Гермиона лишь мотнула головой. – Нет. Это ещё не всё. – Что ещё? – Нам нужно как можно скорее очутиться в библиотеке. – Мы можем подождать здесь. – Нет, мы не должны так рисковать, – Гермиона устало заправила за ухо прядь волос. Шаги стихли – теперь можно было посмеяться над нелепостью ситуации вместе с наблюдающим за ними Временем. Если ему вообще было до них дело… Сириус недовольно усмехнулся, вновь привалившись к стене. Его взгляд затерялся в дряблых кисточках мха в расщелинах потолка. Кровоподтёки на его лице в тени приобретали почти маскарадный вид, разбойничий, если б не такое спокойствие в уголках его губ. Как улёгшееся после шторма море – страх высосал из них все силы, пробил брешь, сквозь которую мгновенно в трюм их сознания попала мистическая безмятежность. Опустив взгляд вниз, Гермиона заметила, что всё ещё держит в руках палочку юноши. Пожалуй, можно назвать везением тот факт, что она её не подвела. Гермиона ласково повторила подушечкой пальцев узор на рукояти древка. – Держи… Спасибо. Сириус молча принял обратно палочку. Даже не взглянув на неё, он лихо затолкнул её в карман мантии и вновь расслабленно вздохнул. – Нам пора идти. – Каким путём? – Самым незаметным. Ещё раз выглянув из-за укрытия и убедившись, что в коридоре никого не осталось, Гермиона медленно, цепляясь за стену, поднялась с пола. Ноги заныли от прилива к ним крови и забившего под кожей покалывания от долгого сидения в неудобной позе. Сириус внимательно следил за тем, как девушка устало потёрла висящий на её груди маховик. Бережно, почти трепетно, как строптивое животное, которое нужно приручить. – Идём… – Гермиона сверху вниз взглянула на Сириуса. – Время истекает. В подтверждение своих слов она ноготком постучала по стеклянным часам маховика, песок в которых неумолимо пересыпался из одной чаши в другую. – Знаешь дорогу? – Опять шутишь? – Надо же, поняла, – Сириус дерзко ухмыльнулся. Успевшая спечься корка на его губе натянулась и, видимо, готова была вновь раскрыться. Прижав ладонь к губам, юноша поднялся на ноги. – Тогда веди. После всех тревог этого дня – слишком длинного, почти невыносимого, – шагать по пустынным коридорам было настоящим подарком. Тишина глоталась Гермионой и Сириусом вместе с прелым воздухом и пылью. Относительный полумрак коридоров понимающей рукой укрывал фигуры подростков. Если до этого фортуна делала всё возможное для того, чтобы их подставить, то теперь она напротив приняла на себя все тревоги: убавляла малейший шум, очищая путь от любых неожиданных препятствий и вселяя в уставшие тела учеников отчаянную бодрость. Обессиленные и предельно осторожные ко всему, что их окружает, Гермиона с Сириусом торопливо преодолевали поворот за поворотом. Каждый раз, стоило пламени факела отбросить на стены изогнутую тень, девушка сжимала рукой маховик и задерживала дыхание. Сириус, замечая это, поддразнивал её насмешливым блеском в глазах, умело маскируя собственную тревогу. Они уже преодолели половину пути, как впереди послышались смех и звонкие мальчишеские голоса. Тяжело топая, к ним приближались первокурсники, волокущие свои непонятно чем набитые школьные сумки. Осознав, что встреча неизбежна и наступит через минуту-другую, Гермиона принялась озираться. Когда силуэты мальчишек уже оказались совсем рядом, Сириус, не дожидаясь, пока девушка пустится искать укрытие, схватил её и толкнул к стене. Упёршись одной рукой о стену, а другой приобняв Гермиону за талию, юноша замер. Зажатой между его грудью и неприступной кладкой камней, девушке ничего не оставалось, кроме как безропотно вздохнуть. Сириус напряжённо буравил взглядом её лицо, чутко прислушиваясь. Тень, падающая от факела, мягко обволакивала их фигуры, опытно подыгрывая их неумелой игре и профессионально намекая на определённую романтичность обстановки. Когда голоса первокурсников раздались в метре от подростков, Сириус вдруг тихо рассмеялся, склоняясь ещё ближе к Гермионе и делая вид, будто что-то шепчет ей на ухо. Проходя мимо странной парочки, первокурсники молча таращились на влюблённых. Один из них даже скривился, когда девушка тонко захихикала, подыгрывая так неуклюже, что, будь она в данный момент на сцене, зрителей бы передёрнуло. Однако стоило лишь мальчишкам преодолеть это препятствие из романтики и пафоса, как их голоса зазвучали с прежней запальчивостью. Никто из них не оглянулся – казалось, они тут же забыли про то, что случайно подглядели и услышали. Гермиона сглотнула внезапную сухость во рту. – Какая глупость! – Ты прекрасная актриса, – шёпотом в тон ей ответил юноша, отходя от девушки и поправляя задравшийся рукав на запястье. – Жеманничаешь не хуже первой леди Америки. – Это была твоя затея. Растирая пальцами ладонь, на которой остались отпечатки от мелких настенных камешков, Сириус оскалился. Гермиона, будто прочитав его однозначно саркастические мысли, пришла в лёгкое смятение. – Идём! Девушка круто развернулась. Маховик под её пальцами нагрелся настолько, что металл почти кипел от раздирающей его энергии. Остаток пути они прошли рука об руку в полной тишине и спокойствии. Когда в конце очередного коридора поблёскивающим пятном обозначились сияющие двери библиотеки, украшенные металлическими узорами по всему их периметру, Гермиона ощутила значительный прилив сил. Ускорив шаги, она первая коснулась ладонью тяжёлой серебряной ручки и, подождав пока Сириус нарочито неспешно подойдёт к ней, со щелчком крутанула её. Двери открылись бесшумно, почти величественно, скорее позволяя войти, чем приглашая перемазанных в пыли подростков внутрь. Мгновенно на учеников со всех сторон накинулся свет, обходя их по кругу и в изумлении подсвечивая золотящуюся на груди Гермионы цепочку. Даже книги, казалось, на секунду оборвали своё монотонное, неуловимое для слуха человека бормотание и с уставились на неизвестный амулет. – Туда… – Гермиона рукой указала на узенький проход меж двух огромных полок. Проход на две трети преграждала высокая лестница, приставленная к одному из стеллажей, что было, несомненно, на руку подросткам. Сириус, засунув руки в карманы, которые столько раз комкали страницы учебников, огляделся. Никто не заметил их прихода по той простой причине, что никому не было до них дела. Даже мадам Пинс не соизволила выглянуть из-за какой-нибудь полки, что было её излюбленной привычкой. К слову, Сириус всегда считал библиотеку чем-то вроде склепа: в ней хранятся, бальзамируются и почитаются эти молчаливые бумажные экземпляры; застоявшийся воздух с точно такой же застоявшейся, как в колодце, тишиной только дополняли это впечатление и точно так же, как вопли Филча, если не сильнее, отталкивали юношу. Тем не менее, следовало признать, что подчас даже в таком заунывном месте можно найти защиту. Зачастую – самую надёжную. Задержав дыхание и откинувшись назад, так, что спиной почувствовала острые углы переплётов учебников, Гермиона боком протиснулась мимо лестницы. Выжидающе замерев, она подождала Сириуса и затем устремилась дальше. Несколько раз обогнув высоченные полки, устремляющиеся к украшенному лепниной арочному потолку, Гермиона, наконец, отыскала удобное место. Несколько стульев, низенький круглый столик, стоящий на нём фонарь для чтения и чернильница – всё это находилось в западне бесконечных рядов книг. Они окружали уголок с трёх сторон – спереди, слева и справа. Позади была стена, обильно увитая декоративным плющом. – Будем ждать, – со вздохом проговорила Гермиона, тяжело опускаясь на один из стульев. Вытянув вперёд руки, она уронила на них голову, грудью лёгши на столик. – Долго ждать? – Песок уже иссякает. Думаю, не больше десяти-пятнадцати минут… – глухо пробормотала девушка. Сириус, расстегнув мантию, небрежно бросил её на спинку стула. Полностью игнорируя все правила этикета, он руками раздвинул книги и аккуратно присел на одну из полок. Гермиона посчитала бесполезным говорить ему о некультурности поведения. – Непредсказуемый денёк… – тихо усмехнулся Сириус. Подняв на него затуманенный взгляд, девушка кивнула. Она прекрасно понимала, что этот день стал Вечностью не только для неё. Надолго повисло молчание. Сириус хмуро рассматривал свои разбитые костяшки пальцев, Гермиона просто смотрела в никуда, оглушённая полным отсутствием эмоций и чувств. Тишина внутри казалась почти выдуманной и не менее болезненной, чем вой сирен, после того, как несколько часов подряд внутри неё бесновался ураган. – Что ты почувствовала? – вдруг спросил юноша. Продолжая растирать и массировать свои ладони, он не поднял глаз на Гермиону, но почувствовал, как она вздрогнула. Внимательно глядя на Сириуса, девушка нахмурилась. Прекрасно понимая, о чём именно он спрашивает, она, тем не менее, не знала, о чём именно следует говорить. – В первую секунду мне было… больно. В висках. – Ты знала, что это за заклинание? – Да. Сириус, наконец, посмотрел прямо на Гермиону, вынудив её невольно распрямиться сквозившей в его взгляде серьёзностью. – И что ты почувствовала? – Всё произошло очень быстро. Я не сразу осознала, что вижу твои воспоминания, а не что-то другое. – Ты была внутри меня? – Нет. – Ты залезла мне в голову. – Не совсем. – Да, именно так. Ты залезла в мою черепную коробку. – Всё было не совсем так… – Я знаю, что влечёт за собой это заклинание. Не делай из меня идиота. Гермиона прикусила изнутри губу. В сотый раз захотелось исчезнуть из-под взгляда юноши – достаточно было только воспользоваться висящим на её шее маховиком времени. Сейчас уже вполне осознанно. – Мне жаль, Сириус… Прости. Словно подаренная частичка сострадания – маленький пурпурный цветок – шёпот девушки так и повис в воздухе. Не зная, что с ним сделать – бережно принять или смять пальцами – Сириус невозмутимо продолжил. – Ты узнала обо мне всё? – Нет, конечно, – в горле Гермионы запершило от лжи. Тягучее, вязкое, как густая глина, чувство горечи кровью стекло по позвоночнику. Должно быть, Сириус почувствовал её смятение. На губах его появилась вымученная ухмылка. – Не знаешь, что врать не умеешь? Тебе не говорили об этом? – Я не хотела… – Да брось, что за оправдания, – Сириус зло усмехнулся. – Ну, и как тебе моя матушка? Гермиона пришибленно молчала. Лучшее, что она могла сейчас сделать – продолжить лгать и делать вид, что ничего не знает о детских слезах и болезненном чувстве одиночества пятилетнего Сириуса Блэка. Худшее, что она могла сделать – сообщить правду и навсегда превратить его в своего врага. Потому что ни один человек никогда не простит другому противоестественного вмешательства в его душу и вскрытия глубинных, самых тайных, самых тёмных ран. – Как она тебе, спрашиваю? – Это не моё дело... Пойми, я правда не хотела. – И я не хотел, – Сириус опустил взгляд в пол, будто боясь гневом внутри своих зрачков обжечь кожу Гермионы. – Я знаю. – Ты так оправдываешь меня? – Я так осуждаю Сьюзен. Сириус усмехнулся. – Ну, хоть один человек мне верит. – Джеймс поймёт, если ему рассказать. – Он не ты. – Но он твой друг. – Этот друг набил мне морду. – Ты ему тоже. – Надо же. Неужели тебе можно доверять? – Энциклопедии всегда умеют хранить секреты. Ухмылка Сириуса стала шире. С секунду в ней ещё виднелась желчь, однако постепенно она оплывала и становилась просто улыбкой. Минута – и Сириус уже был собой. – Срослась с этим прозвищем? – До сих пор удивляюсь, почему родители назвали меня Гермионой. Тихий смех Сириуса после всего произошедшего вдруг показался девушке самым трогательным и чарующим звуком. В данную минуту он идеально вписывался в атмосферу вечернего, освещённого янтарными световыми бликами уголка библиотеки, усиливая безмятежное спокойствие и грубоватое дыхание пыли, запаха прелой бумаги и смолы. Ямочки на щеках юноши привели в восторг, казалось, даже книги. Ещё совсем недавно они ему сочувствовали, сейчас же – восхищались. Хотя, может быть, Гермионе это только казалось… Тем не менее она продолжала заворожено смотреть на него. В груди стало тесно – непонятно отчего, но девушке нестерпимо захотелось вскочить с места. Передвинуть стул, взять в руки книгу и полистать её, просто потянуться – сделать хоть что-нибудь, лишь бы помешать этому умопомрачительному чувству так бессовестно вшивать свои лепестки в её тело. – Что? – заметив пристальный взгляд Гермионы, Сириус хитро блеснул глазами. – Опять пытаешься прочесть мои мысли? Хватит с меня, это не есть хорошо. – На самом деле, Сириус… – голос девушки на мгновение сорвался. – Я всегда знала, что ты хороший человек. Признание, спорхнувшее с губ Гермионы до того, как она успела его заглушить, обескуражило юношу. Мир второй раз впился в его шею огненным яростным поцелуем. Но сейчас – с изумляющей нежностью. – Что ж… – неловко взъерошив волосы, Сириус издал смешок. – Я всегда знал, что ты только прикидываешься такой скучной. Мы квиты? Гермиона, улыбнувшись непонятно чему, кивнула. Живущая внутри неё маленькая девочка вопила от восторга, хлопала в ладоши и восхищалась ухмылкой юноши. Мудрость, заключённая в её теле наравне с детской непосредственностью, сдержанно улыбалась. А та ипостась её души, что отвечала за рассудительность, укоризненно качала головой. Именно поэтому в данную минуту девушка её не слушала. Уже не стесняясь ответного взгляда Сириуса, Гермиона аккуратно изучала его руки, его царапинки на скулах, его кожу, его волосы. Столько раз она задавалась вопросом, что чувствует Лаванда, глядя на Рона. Теперь она словно бы понимала свою однокурсницу, вечно влюблённое щебетание которой так тошнило Гермиону. Сколько раз, она кривилась, когда в середине урока до неё доносилось перешёптывание сидящих позади неё однокурсниц. Сколько раз она обижалась, замечая глупую улыбку Рона, рассказывающего об очередном свидании с Лавандой. И как же было удивительно сейчас осознать, что впервые в жизни она, пожалуй, могла искренне порадоваться за счастье своего влюблённого друга… Удивительно скульптурные плечи, обескураживающе глубокие глаза, и их обладатель – недосягаемый противник на другом конце бездны, что с каждой секундой разворачивалась между ними всё больше и больше. Ни механической теплоты, ни желания прикоснуться губами к венке на его шее не было вопреки всем романтическим балладам и повестям – лишь какое-то неизвестное и столь мягкое чувство, что подобрать ему название никак не удавалось. И, что ещё более интересно, Гермионе вовсе не хотелось его прогонять. Равно как и Сириуса. Который медленно подкрадывался к ней. Как дикий снежный барс, смертельно опасный и вместе с тем безукоризненно совершенный, он подбирался ближе. Успокаивающе смотря ей в глаза, он аккуратно дотронулся до руки Гермионы. До талии. Поднял её в воздух и, посадив на стол, прижал к себе. Маленькие Вселенные внутри Гермионы и Сириуса содрогнулись. Планеты поменялись местами. Все звёзды лопнули от перенапряжения, а метеориты превратились в пыль. Смещение орбит, смещение полюсов, другие цвета, другой озноб, вместо холода – жар, и всё это от прикосновений, не страстных и уверенных, а столь нежных и осторожных, что становилось почти больно от восторга. Гермиона беззастенчиво отвечала на поцелуй. Таяла, плыла в каком-то бурлящем водовороте, поддавалась навстречу, касалась и забывала. Впервые чувствовала себя свободной и вместе с тем подчинялась этой свободе. Сминая, прикусывая, касаясь её губ, Сириус сжимал её талию, отрывисто гладил по спине, вдавливал в себя и вместе с тем боялся сломать, обнять слишком сильно и переломить её, как стебель дикого шиповника, что способен как оцарапать, так и ласково дотронуться лепестками до щеки. Аромат её духов казался чем-то фантастическим. Дышать им было невероятно, впитывать в себя – бесценно… ...Маховик времени, зажатый меж их тел, безропотно сверкнул и погас. Последняя песчинка отсчитала последнюю секунду. Стрелка на часах Дамблдора завершила свой бег по кругу. Директор вздохнул. Осторожно убрав часы в карман, Дамблдор, постеснявшись выглядывать из-за книжной полки во второй раз, бесшумно покинул библиотеку. Очевидно, что мисс Грейнджер и мистер Блэк блестяще справились с его заданием. И, что ещё более очевидно, сейчас блестяще праздновали свою победу.