Будь моим настоящим, девочка из воспоминаний.

Центрифуга, вяло и до безумия мерно вращающаяся в голове, вихрем проходилась по черепной коробке, словно в мясорубку закручивая нервные отростки головного мозга, попадающиеся ей на пути. Под её давлением в черепе что-то выгибалось, приоткрывалась некая створка и всё содержимое его – пульсирующее, гипнотически вялое, – вопреки всем законам физики куда-то утекало. Капало на простыни. Одна капля за другой. Одна. И другая… – Вот так… Вот так хорошо. – Благодарю вас. Что-то сдавливающее лоб с хлюпом скользнуло по щеке, а затем – в морщинистые тёплые руки, пропахшие лекарствами. Через секунду влажное и холодное «нечто», отдававшее спиртовой эссенцией, вновь прыгнуло на лицо, подобно растолстевшей слизкой жабе, намочив волосы и ресницы. Гермиона чувствовала, как тельце неизвестного существа извивается на её коже, присасываясь и мелкими зубчиками кромсая скальп. Лианы. Чёрные, совсем как… – Я дам ей успокоительного. Девочка в бреду, ей нужно восстановить силы. – Дайте мне знать, Помфри, когда она придёт в себя. Сухие и мягкие руки, пока скрипела отворяемая дверь, поправляли отсыревшие концы подушки. Звякнули стёклышки, прошелестел чей-то тяжёлый вздох. А затем – тишина. Только лианы всё ещё продолжали извиваться. Одна за одной. Через щиколотки к талии, через кончики пальцев отростки лиан целились своими острыми концами прямо в глазницы. Прошивали тело подобно хирургической нити и ползли к лицу. А ведь она говорила Сириусу не использовать магию. Они живые! Они всегда всё чувствуют…

14 глава.

Безмерная синь бесстыдно расстилалась в воздухе. Не менее явная, чем туман, эта голубая воздушная эссенция потоками лилась откуда-то сверху. Свешиваясь с потолка и преломляясь отражающими свет витражами, она худыми солнечными зайчиками цвета лазури пульсировала на каменной фреске гранитного пола. Удивительные просторы помещения впечатляли – всё неделимое его пространство бережно сдавливалось гранитными стенами, испещрёнными, опять же, синеватыми разводами. Огромный каминный портал по центру помещения еле слышно трещал – остатки ещё вчерашних поленьев никак не желали засыпать, то и дело капризно стреляя искрами. Можно было подумать, что именно здесь, в этой комнате, время останавливается, если бы не лохматая омела, которая, высохнув за три месяца и превратившись в колючие венки, раскачивалась под потолком. Взад-вперёд, влево, будто уклоняясь от взгляда девушки, вправо, взад-вперёд… Влево… Влево. Гермиона глубоко вздохнула. Сегодня она была единственной – то ли пришла слишком рано, то ли её не успели предупредить о том, что собрания не будет. И точно также было непонятно: стоит ли ждать или ей уже давно пора подняться в свою башню. Выбрать меньшее из двух зол оказалось сложнее, чем Гермиона предполагала, поэтому она просто закрыла глаза, полагаясь на волю случая, и прислонилась спиной к стене. Сейчас, когда воздух не обрубали на части вспышки заклинаний, а эхо не кружило голову от десятков бормочущих магические формулы голосов, находиться в Выручай-Комнате было более чем приятно. В полудрёме прикрывать глаза и слышать лишь напевы камина. И ещё, изредка оглядывая комнату, ловить на полу тень от раскачивающейся омелы. Взад-вперёд. В сторону. В сторону… Невилл обнаружил Выручай-Комнату больше трёх месяцев назад, и Гермиона сразу же присвоила её тишину себе. Она любила просиживать здесь целые часы, ожидая ребят и думая о своём. О чём-то далёком, эфемерном. Несбывшемся. Здесь она часто вспоминала о том, какое яркое было полнолуние в ночь её пробуждения и как мягко, почти по-старчески убаюкивающе пахли ландышевым мылом выстиранные простыни. С тех пор что-то внутри её живота скручивается в тугой узел, стоит лишь ей почувствовать этот цветочный аромат. В ту ночь простынь в пальцах Гермионы хрустела от чистоты, стонала под её ногтями, раздирающими белоснежную, ни в чём не повинную ткань. На стенке тикали часы, показывая какое-то совершенно невообразимое позднее время. За окном Луна ворочалась на тучных облаках, сминая небесный матрас, укрываясь сумраком и лишь изредка выпячивая один из своих округлых боков. Как капризная девушка, которую бросало то в жар, то в холод, мёртвая планета крутилась в вышине, раскидывая чёрную пену тумана вокруг себя. И даже не догадывалась, что за ней наблюдают. Гермиона помнила, что очнулась, когда вокруг не было ни души – замок дремал, предоставив все тревоги утру следующего дня. Она так и не решилась дать о себе знать. Откинулась на подушки и всю ночь смотрела в окно, иногда сминала пальцами простынь и даже не утирала слёз. То ли потому, что руки не желали слушаться, то ли потому, что всё это было больше похоже на дурной сон. Гермиона думала, что ни один человек не может выжить после того, как его выпотрошили, вытряхнули целиком всем содержимым на асфальт, подобно прохудившейся школьной сумке. То, что в таком состоянии она продолжала дышать, было невероятно и слишком удивительно. Как во сне. В дурном, страшном сне… Что продолжался и по сей день. Как только забрезжил рассвет, в её палате уже толпились мадам Помфри, Дамблдор и МакГонагалл. Снейп стоял в отдалении, коршуном охраняя дверной проём и не сводя взгляда с плачущей ученицы. Словно поддерживая Гермиону в её горе, мадам Помфри то и дело промокала уголки глаз краем фартука и выразительно шмыгала носом. МакГонагалл молча сносила скорбь, и только Дамблдор позволил себе взять Гермиону за руку в попытке её утешить. Он сидел, чуть сутулясь. С усталым, но волевым морщинистым лицом, с заметно распушившейся от времени и достающей уже до пояса мантии бородой, постаревший на двадцать лет, зачерствевший, принявший на себя всю тяжесть разыгравшейся войны. Войны не то за мир, не то за вымирание. Коршун, застывший у двери, не шевелился, даже будто бы не дышал. Гермиона бросила на него лишь один-единственный взгляд. Но в то мгновение Снейп её понял и едва заметно кивнул. Этим он признался, что всё понимает. И помнит тех, кого забыть было бы высшим актом милосердия по отношению к себе… – Опять плачешь? Снова! Раздавшийся прямо над ухом голос заставил Гермиону вздрогнуть. Прозрачное лицо Плаксы Миртл, наблюдающее за испугом девушки, визгливо рассмеялось и стремительно взмыло вверх – под самый потолок. – Что ты здесь делаешь? – быстро утерев глаза тыльной стороной ладони, Гермиона поправила чуть задравшуюся юбку и с лёгким негодованием уставилась на парящее вверху привидение. Признаться, она никогда не отличалась особой любовью к Миртл, однако в последнее время её неприязнь становилась непомерно большой и неприлично открытой. То, с какой наглостью это вздорное привидение пробиралось в чужие тайны, нельзя было простить даже из жалости к столь однообразному существованию. Поэтому сейчас, когда первые секунды испуга прошли, Гермиона вновь почувствовала укол раздражения. Которое она вовсе не собиралась скрывать – в отличие от собственных слёз. – Гуляю, что же ещё. Словно чувствуя злость Гермионы, Плакса Миртл послала ей едкую полуулыбку. Изящно крутанувшись в воздухе, она взмыла вверх к раскачивающимся лианам омелы и начала кружиться меж них, что-то напевая себе под нос. – Как ты попала сюда? – А для меня весь Хогвартс открыт, – Миртл через плечо оглянулась на Гермиону. – Я и в спальне вашей не раз была. И видела, как ты даже во сне плачешь. Наигравшись с омелой, что принялась раскачиваться ещё активней, привидение спикировало вниз и зависло в двух метрах от Гермионы. – Ты плакала много, много раз. Гермиона, отвернувшись от самодовольного лица Миртл, потянулась за школьной сумкой. Удивительно было осознавать, что слёзы человека, которые могли быть дороже ему собственного успокоения, в отличие от других сострадательных существ для этого привидения являются лишь поводом для злорадства и какой-то алчной радости. Миртл словно каждый день своей мёртвой жизни выискивала тех, кто по её мнению был несчастнее её самой. И когда она такого человека находила, она всюду следовала за ним – чтобы каждую минуту напоминать ему о его собственной боли и получать от этого извращённое удовольствие. А становиться предметом радости Гермиона не желала. Видя, как девушка стремительно поднимается на ноги, Миртл, боясь спугнуть столь редкую возможность позлорадствовать над живым человеком, в считанное мгновение оказалась перед самым лицом гриффиндорки – протяни руку, и она насквозь пройдёт сквозь впалую грудь привидения. Поправляя ремень сумки Гермиона старательно не смотрела на Плаксу, в то время как та завороженно следила за переливами дорожек слёз на её щеках. Они, не успевшие до конца впитаться кожей, гладким льдом сверкали на скулах – как хрустальная маска. – Я знаю, что Дамблдор запретил тебе обо всём рассказывать Гарри и Рону, – привидение практически хвасталось, сцепив руки за спиной и покачиваясь в воздухе «с пятки на носок». – Не сейчас, Миртл. – Я слышала ваш разговор. Дамблдор сказал, что Гарри обозлится на то, что ты не смогла спасти его родителей. Белесый туман, сконцентрированный в виде глаз Плаксы Миртл, прищурился. Гермиона тяжело вздохнула, устало прислоняясь плечом к стене. Похоже, уйти просто так ей не удастся – её собеседница уже вынула все самые острые и опасные свои скальпели, чтобы как следует поковыряться в её и без того плохо сшитой после всех душевных ран груди. В тот день Дамблдор действительно сказал очень многое. И то, что по меркам данного временного пространства она была без сознания всего лишь десять часов – каких-то жалких десять часов, которые для Гермионы пролетели несколькими месяцами чужой жизни. И то, что её драматическое приключение останется тайной – может быть, на какое-то время. Может быть – навсегда. Всё, что ей оставалось после всего – молчание. Она не могла сказать Лили и Джеймсу всю правду до того, как их сердца разорвутся под действием заклинания, она не имела права поведать Гарри о том, с каким прошлым ей пришлось столкнуться – зависшая между двумя мирами, она слабой бабочкой с прожжёнными крыльями трепыхалась то в одну, то в другую сторону и нигде не находила поддержки. – А ещё Дамблдор сказал, что если ты расскажешь Гарри о его родителях, ему станет ещё хуже и Тот-Кого-Нельзя-Называть одержит верх! – Прекрати, Миртл! – Гермиона вскипела. На секунду возникла идея схватить волшебную палочку и выпустить из неё воздушный поток такой силы, чтобы все костлявые части тебя привидения раскидало по залу туманными ошмётками. Миртл захихикала, слегка отлетев назад. Это вечно страдающее привидение знало куда больше, чем сама Гермиона, и это выбивало из сил – борьба становилась неравной. – Уже уходишь? Миртл закружилась пируэтами над головой девушки, когда та спешно направилась к высоким арочным дверям Выручай-Комнаты, отливающими позолотой. Что она могла сказать, когда Плакса Миртл столь умело препарировала её эмоции? Она была знакома с тем, что происходит с Гарри Поттером – наверняка она не раз наведывалась ночью в его спальню и, замерев под потолком, наблюдала, как он мечется на кровати во сне и что-то хрипит, сражаясь в своих кошмарах со скалящимся безносым лицом. В каждом сновидении Гарри задыхался, когда толстое упругое тело змеи обвивалось вокруг его шеи, не давая возможности помочь умирающему Сердригу Диггори и отогнать склонившийся над его телом силуэт, мантия которого чёрным туманом развевалась за его спиной. Вопя и разрывая собственное сердце ужасом, Гарри пытался вспомнить, что у него есть защита – та, которая не позволяла Волан де Морту прикоснуться к нему. Защита его матери. А когда он вдруг вспоминал об этом, кошмар резко обрывался. И Гарри просыпался – обливаясь потом, смешивающимся со слезами, оглядывал тёмную спальню, в которой так мерно посапывали во сне Рон с Симусом и Невиллом. А потом сквозь зубы выдыхал. Зная об этом, Гермиона поклялась себе молчать. Потому что её откровения принесли бы Гарри боль, вместо того, что она надеялась ему подарить. Вместо надежды. – Я догадываюсь, что снится Гарри по ночам, а вот что снится тебе – нет… – Миртл зависла перед Гермионой, надеясь, что та разрешит её задумчивость ответом, но девушка даже не сбавила шага и если бы привидение не отскочило, она бы смело прошла сквозь него. Что ей снится? Боль. Как оказалось, боль тоже умеет быть живой – ею можно дышать, стенать и глотать её в своих кошмарах. Только вот Миртл говорить это было не обязательно. – Наверно, тебе снится Сириус! Уже схватившись за дверную ручку, Гермиона, вздрогнув, обернулась. Её лицо мгновенно исказилось, заставив даже хитрую ухмылку Плаксы Миртл жалостливо растаять. В груди что-то надрывно взвыло – кажется, один из скальпелей собеседницы всё же смог распороть грудь. Его лезвие осторожно заглянуло за изгибы рёбер, а затем прыжком тигра прыгнуло на рыхлое сердце, принявшись крутить его и сдавливать. Миртл подалась вперёд, намереваясь что-то сказать, однако Гермиона, не дожидаясь звука её голоса, стремительно выбежала из Выручай-Комнаты. Забыв про гордость и достоинство, она бежала по коридорам, надеясь, что привидение не последует за ней. Бежала, не боясь даже напороться на стражей Амбридж или на вечно орущую кошку Филча. Сколь слабой, видимо, она была, если даже такое жалкое существо, как Миртл смогло покопошиться рукой в её внутренних темницах. Удивительно то, как она не оцарапала свою призрачную ладонь о гвозди, что сидели в груди Гермионы… Наверно, требовалась целая вечность, чтобы осознать – Лили и Джеймс давно мертвы. Прошло полгода с её возвращения, а эта голая бесстыдная правда никак не хотела поддаваться в сети сознания и продолжала извращаться, напоминая о том, как пах любимый фикус будущей миссис Поттер и сколь ярко сияли вечно прибитые слоем сахарной пудры очки Джеймса. Голос Тайры отзывался повсюду – даже в тишине он что-то мурлыкал изнывающей от тоски Гермионе. А Сириус… Сириус ушёл. Завернув за угол, Гермиона остановилась. Прижавшись к стене, она вдруг медленно сползла на пол и, уткнувшись лицом в раскрытый карман школьной сумки, тихо зарыдала. Он никогда больше к ней не приходил. Даже не смел показаться на глаза, продолжая поддерживать связь лишь со своим племянником. В тот день, когда она пришла в себя, Дамблдор рассказал Гермионе, что прошлое глубоко несчастных людей не любит, когда к нему возвращаются вновь в надежде обрести более светлые воспоминания. Сириус не захотел её увидеть – даже когда ему поведали, что она вернулась из своего путешествия и теперь знает о том, что сам он знал и помнил всю жизнь. Он не захотел к ней прийти. Лишь передал Дамблдору свою заранее заготовленную речь – о том, что он сожалеет о минутах прошлого, когда и ему, и Гермионе казалось, что они влюблены. Сириус просил прощения за свою юношескую дерзость и теперь надеялся, что Гермиона сможет его понять. В его жизни слишком многое поменялось. Необходимость быть любимым для него давно сгнила. Он теперь взрослый мужчина. Взрослый и обесточенный. Переводя дыхание, Гермиона закрыла глаза. Последние полгода она только и делала, что вспоминала и проклинала то, с чем ей пришлось столкнуться. Но, как бы то ни было, она понимала, что фиолетовые глаза и эта едкая улыбка пятнадцатилетнего юноши останутся с ней, вероятно, на всю жизнь. С ней останется его первое прикосновение, когда он приобнял её, сидящую на метле, чтобы она не упала. Его порой обидные шутки и блеск его волос, когда их высвечивало зимнее солнце. Даже сладкий запах бисквита и клубничного сиропа, что Сириус так любил таскать когда-то из кухни, и то замрёт окостенелым истуканом в её груди навсегда. – …Мы не смогли тебя вовремя предупредить… Эта старуха мгновенно нас разогнала, – Рон, кипятясь, тряхнул овсяным печеньем сильнее, чем того хотел, отчего добрая половина лакомства с прощальным хлюпом скрылась в чашке горячего какао. Посмотрев сначала на остатки печенья, зажатые в его пальцах, а затем на заходящийся рябью напиток, юноша резко выдохнул. – Меня сегодня даже еда подводит. Сидящая на соседнем кресле Джинни хмыкнула. – Ты и так всё съел, даже Гарри не оставил. Послав сестре укоризненный взгляд, юноша вновь повернулся к Гермионе. – Абмридж выскочила из-за угла, когда мы с Гарри и Чжоу шли по коридору. Джинни хотела было тебя найти… Но Малфой топал за ней по пятам, – Рон презрительно скривился, вспоминая ненавистную ему зализанную макушку. – Ещё и делал вид при этом, что не следит, а идёт на занятия… По пути ему, видите ли. Гермиона откинулась на спинку кресла. Подавив очередной зевок, она благосклонно кивнула в знак того, что понимает всю абсурдность сложившейся ситуации и вовсе не злится из-за впустую потраченного времени в Выручай-Комнате. – Понятно. – Долго ты там ждала? – Не очень. Но в следующий раз хотя бы записку-липучку отправляйте. Отхлебнув какао, Рон удивлённо приподнял вверх брови. – А разве Плакса Миртл не нашла тебя? – Причём тут она? – Я попросила её найти тебя и сказать, что мы тебя ждём в гостиной, – сообщила Джинни, при этом с лёгкой хитрецой прищуриваясь. – Я ей, конечно, ничего не сказала про отряд и наши собрания. Чтобы она не смогла потом передать всё это Амбридж. Слушая девушку, Гермиона еле подавила в себе ироничный смешок. Если бы они знали, насколько Плакса Миртл может быть умна, они бы не на шутку испугались своей беспечности. Это привидение уже давно выведало все их тайны, чего Амбридж пока сделать не могла. К счастью, Плакса Миртл не принадлежала ни одному из враждующих лагерей – ни лагерю ненавистного профессора, ни Отряду Дамблдора, благодаря чему за сохранность Выручай-Комнаты можно было не волноваться. Всё, что делала Миртл – с неким интересом, но отстранённо наблюдала за разворачивающимися в Хогвартсе действиями и давала им свою нелестную оценку, которую, впрочем, от неё было трудно когда-либо услышать. Взяв с тарелочки со сладостями зефирное печенье, Гермиона с хрустом надломила его, пока Рон обсуждал с Джинни пришедшее с утра письмо матери. Особо не вслушиваясь в их разговор, девушка оглядела гостиную. Просто удивительно, насколько вездесуще было влияние Амбридж. Несмотря на всё пышное обилие портретов кошек в её кабинете и невинные розовые одежды, именно стремление контролировать каждую свободную минуту вздорных учеников выдавало в ней деспота. Сейчас, вместо того, чтобы отдыхать после учёбы, смеяться, играть в волшебные шахматы или гадалки, поголовно все грифиндорцы о чём-то хмуро шушукались. Шептались, даже не повышая голоса до нормальной громкости, словно у стен есть уши, ведущие свои отростки прямо к голове Амбридж. Кто-то в панике пролистывал страницы огромного параграфа, который предстояло выучить, кто-то в полной отрешённости пил чай. Некоторые дремали у камина, другие подтачивали гусиные перья для письма заострёнными ножичками-кусачками. Многие игры, по мнению профессора, неуместные для учеников столь юного возраста, воспрещались, отчего старшекурсники буквально изнывали от скуки. Даже близнецы Уизли, неизменно приносящие с собой оживление, перестали посещать столь унылые собрания. Всё чаще они молчали на уроках, а на переменах о чём-то шептались. Их дружный хохот раздавался в коридорах всё реже – в болоте покорности, созданном Амбридж, даже он умудрился утонуть… Неожиданно хлопнула входная дверь башни. В гостиную стремительно вошёл Гарри. Под молчаливыми взглядами друзей плюхнувшись в кресло, он прикрыл глаза и ожесточённо взъерошил волосы. Затем, вздохнув, он проделал этот жест ещё раз. В последнее время он прибегал к нему всё чаще. Гермионе даже казалось, что таким образом Гарри пытается стряхнуть с кончиков волос насевшие на них мысли, в которых каждый вечер, подобно бульдозеру, шарился Снейп. – Ну, как? – наконец прервав молчание, опасливо поинтересовался Рон. – Как обычно. У меня не получается поставить защиту. Рон понимающе кивнул, пока Джинни уже придвигала тарелку со сладостями поближе к Гарри. Тот, однако, лишь нехотя мотнул головой. Сейчас ему было не до угощений и привычных дружеских разговоров – голова раскалывалась и ныла, затапливая виски какой-то вязкой пульсирующей жидкостью. Странное ощущение, неизменно появляющееся после тренировок, сегодня проявилось сильнее, чем обычно – чувство, что Снейп оставил на внутренних стенках черепа свои отпечатки, а затем каждое из них прижёг раскалённым металлическим прутиком, мешало даже нормально дышать. Видя, как друг щурится после каждого движения глазами, Гермиона подалась вперёд. – Гарри, это заклинание чрезвычайно сложно. То, что требуют от тебя Дамблдор и Снейп вообще трудновыполнимо для кого-либо из нас. Но, я уверена, у тебя получится. – Возможно… Но к тому времени Снейп проделает в моей голове огромную дыру, – Гарри пессимистично ухмыльнулся. Сняв очки, он со скрипом протёр их концом мантии. – Я тренируюсь уже больше двух недель. Но результата нет… И я чувствую, что с каждым днём становлюсь слабее. – У тебя обязательно получится. Ты и сам знаешь, как эти занятия тебе необходимы, чтобы Сам-Знаешь-Кто не мог тобой манипулировать. – Знаю, а толку-то нет! – юноша в раздражении дёрнул плечами. – Ты мне каждый день твердишь, что рано или поздно я смогу поставить блок Снейпу, но у меня не получается! Я выставляю себя полным идиотом. Мне кажется, Снейп в восторге – наконец-то он может отыграться на мне за все годы моего обучения. Гарри раздражённо всплеснул руками. И тут же, словно устыдившись своей нервозности, опустил взгляд на кончики ботинок, выбивающих по полу неровную, взбалмошную дробь. Рон в смятении переглянулся с Джинни. Злость Гарри, утяжелённая требованиями Дамблдора, заставляла что-то внутри него дрожать постепенно рвущейся струной. Кошмары, не дающие ему уснуть по ночам, грызли его самообладание, усмехались в темноте подсознания безносым изуродованным лицом, мысли о котором пронзали шрам раскалённым металлом. Он бежал за проблеском свободы, но всё больше увязал во тьме. Его связь с Волан де Мортом, почему-то, росла всё больше и становилась всё явственней, а неоконченная повесть жизни Седрига Диггори лишь сильнее вскипала Гарри кровь. Мир рушился на него. Как и когда-то на его родителей, перемолов их спины стальным корсетом… – Что ж, Гарри… Я больше не буду напоминать об этом, если тебя это злит. – Буду благодарен тебе за это, – буркнул юноша, по-прежнему не поднимая взгляда. Глаза Гермионы зажгло, и, чтобы скрыть это, она поспешно поднялась. – Я пойду отдыхать. До завтра. – Пока… – Рон оторопело глядел вслед уходящей подруге. Закинув сумку на плечо, она удивительно спокойно пересекла гостиную. Ни напряжения, ни скрытой обиды, что обычно сутулила её плечи камнем, в её походке не было – в какой-то момент их Гермиона, как заметил Рон, изменилась. Она не стала смелей или мудрее. Но что-то в её душе обнажилось и теперь скрыть эту непонятно откуда взявшуюся перемену ей было не по силам. Наконец, когда перекличка из скрипов половиц под её шагами затихла, Рон откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. – Так не может дальше продолжаться. – Что? – Ты нас всех изводишь. – Рон, – Джинни предусмотрительно дотронулась до локтя брата. – Я сам извожусь не меньше! – Ты словно специально всех нас отталкиваешь! – Рон! Прекрати! – Джинни нахмурилась. – Это неправда. – Не с тобой разговариваю! – Не обвиняй Гарри в том, что он пытается бороться! С пренебрежением глядя на младшую сестру, Рон фыркнул. Пожалуй, в последнее время изменилась не только Гермиона – постепенно Джинни тоже переплавилась в… женщину. Из угловатой девчонки, у которой каждый раз дрожали губы от едких подколок брата, она вдруг воплотилась в ту женскую сущность, что беспричинно верит в любовь и следует за ней всюду. Для Джинни открылся главный девичий секрет, и теперь она, как и её мать, стала цельной и в какой-то степени даже жёсткой личностью. Она уже не боялась защищать Гарри от собственного брата. Которого такой расклад бесил не меньше, чем её былая плаксивость. Отвернувшись к огню, Рон никак не отреагировал, когда Гарри с тяжёлым вздохом поднялся. – Ладно, я лучше пойду. – Может быть ещё посидишь? – Джинни взглянула на него снизу вверх. – Надо обсудить завтрашнее собрание отряда… – А кто его будет обсуждать? Мы втроём? – Гарри усмехнулся. Мотнув головой, он направился прочь. – Завтра обсудим. Его шаги заставили многих сидящих в гостиной обернуться. Не потому, что им было интересно пожирать юношу глазами, а лишь из-за того, что в абсолютно тихой гостиной звук рассерженных и чеканных шагов казался уже чем-то инородным, почти неприличным и чрезмерно дерзким. День закончился, и вечер подходил к концу – скоро по указанию Амбридж пробьют все часы в замке, и ученики должны будут провалиться в сон. А на следующее утро в главном коридоре будет вывешено ещё одно указание заместителя директора. Никто из учеников точно не знал, чего именно оно будет касаться в этот раз, но все ожидали его появления с бессильной яростью и даже страхом. Сидя в углу кровати, Гермиона в раздумье смотрела в окно. Несмотря на то, что ночи были уже достаточно светлы, они не могли скрыть белесое пятно Луны на небе. Этот силуэт, мерещась в небе, навевал тоску и какой-то слабый, жалкий ужас, скребущимся серым лягушонком по напряжённому позвоночнику. Гермиона знала, что эта ночь не станет исключением. Единственное, что было неизвестно, кого она встретит в своих кошмарах на этот раз – Лили или Тайру, а может быть, улыбающегося Сириуса, который, хватая её за руки, привлекает к себе и зарывается носом в её волосы?.. Глубоко вздохнув, Гермиона утёрла ладонью слёзы и уткнулась лицом в подушку. Она пообещала себе, что на десять счетов закроет глаза и попытается уснуть – только лишь для того, чтобы дать организму отдохнуть. Она никому не признавалась в этом, но нести свалившееся на неё бремя оказалось достаточно сложно. Единственный, кому она бы хотела об этом рассказать, её избегал. Потому что Гермиона полагала – этот единственный тоже нёс своё трагическое бремя. – …Ещё раз повторяю, диплоножка не живёт в наших условиях, а, следовательно, защита от данного существа вам не потребуется! Продолжим конспект… Класс возмущался и роптал, но делал это ещё еле слышно, будто желая сложить губы Амбридж в хмурую полоску, но избежать наказания, которое могло из них вырваться грозной тирадой. Активнее всех работал Симус – громко фыркая, он крутился на месте, задавая сидящим рядом ученикам один и тот же вопрос: «А что тогда было с Леоном на прошлой неделе? Мы же все видели!» Пока Амбридж с приторной улыбкой постукивала палочкой по столу, призывая к порядку, Гермиона успела пролистать заданный параграф. Действительно, ни слова о том, что данная сущность – настоящий убийца, прилипающий к телу человека и питающийся его тканями. Летальные исходы от такого «соседства» обеспечены при несвоевременном обращении к лекарям. Всего лишь пара слов об особенностях роста и внешнего вида… И больше ничего. Никаких предупреждений. Словно само слово «опасность» в понимании авторов было чем-то иррациональным. Слева от Гермионы вздохнул Гарри. Бросив перо на стол, он испепеляющим взглядом изучал шарообразную голову профессора. Его зрачки вперились в крупные локоны Амбридж с такой тщательностью, что могли бы их запросто поджечь. Однако, сколь бы не было велико желание, в очередной раз перечить профессору Гарри не решался – как мрачно шутил Рон, при таком раскладе он будет полностью покрыт шрамами от её изощрённых наказаний. – Конспект должен быть готов через три минуты! Продолжаем. Кашлянув, Амбридж отошла к доске, чтобы лучше наблюдать класс. Она замерла на своём посту недвижимо и грузно, как огромная надувная жаба, одетая в яркие кукольные одежды. Розовое пятно её силуэта на чёрном фоне доски казалось подсвеченным каким-то лоснящимся сиянием, в дневном свете оно разрасталось и разбухало, бурлило цветной рекой и вот-вот готовилось лопнуть, отчего перечить ему становилось вдвойне страшнее. Даже разгневанный Симус, так и не сумев поднять восстания, приступил к работе. Пока класс шуршал перьями и страницами, по парте Гермионы, пододвигаемая ладонью Рона, ползла потрёпанная записка. Послание, выведенное на ней, наполовину было замарано чернильной кляксой и отпечатками пальцев друга – то ли для конспирации, то ли от недостатка аккуратности. «Собираемся Отрядом сразу после занятий». Скомкав записку, девушка едва заметно кивнула. Звонок пропел контратенором, как спасение. Однако, как уже успели усвоить многие, он вовсе не был тем противодействием, которое могло бы победить монстра в лице профессора. Несмотря на то, что все перья мгновенно замерли над пергаментами, иногда даже не закончив написание слова, никто не смел свернуть лист и дотронуться до висящей на стуле школьной сумки. Насильно воспитывая в себе сдержанность из-за нежелания расставаться с драгоценными баллами, ученики все как один напрягли спины, будто запрещая тем самым голове вертеться в разные стороны. Нарочито спокойно подойдя к преподавательскому столу, Амбридж изящно, насколько позволяли похожие на раковинки улиток кудри, вздёрнула подбородок. – Записываем домашнее задание! За дверьми класса слышался топот и смех. Профессор делала вид, что сверяет записи в своём дневнике. Наконец она улыбнулась улыбкой ангела, вполне довольная озлобленными лицами учеников. – Главы под номером четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать на пересказ. Остальные три на самостоятельное изучение. Конспекты на стол. Все свободны! До свидания. На её прощание никто не отреагировал. Зазвенели закрываемые чернильницы, защёлкали ремешки сумок и двери класса вздорно задребезжали. На какое-то мгновение класс наполнился скрежетами отодвигаемых стульев и почти сразу же опустел, будто вулкан, извергнувший из себя толпу уязвлённых вояк. Вместе с остальными гриффиндорцами оказавшись в коридоре, Рон с Гермионой подождали Гарри и отошли к лестнице, давая проход орущим первокурсникам, мчащимися в разные стороны. – Так что, идём? – Рон половчее закинул ремень сумки на плечо. Гарри кивнул. Оба воззрились на Гермиону. – Я чуть задержусь. Мне необходимо сдать книги. – Ну вот, опя-я-ять! – Рон не удержался от вспышки негодования. Его голубые, слегка навыкате глаза, взметнувшись радужкой вверх, описали идеальный круг, прежде чем вернуться в нормальное положение. Гермиона терпеть не могла столь жеманный и откровенно нервирующий «жест», однако в этот раз удержалась от замечания. Вместо этого она красноречиво отвернулась от Рона и выжидающе уставилась на Гарри. Тот, всё ещё чувствуя вину за вчерашнюю вспышку раздражения, милостиво кивнул. – Ладно. Мы тебя в Выручай-Комнате будем ждать. – Но ведь мы наконец-то все договорились встретиться в одно и то же время! – Гермиона вчера прождала нас целый час. Десять минут её опоздания сегодня ничего не решат. – Вот именно, Рональд, – глаза Гермионы опасно выстрелили янтарными искрами. – К тому же я не могу их сдать позднее, у меня договор с профессором Стебль!.. Я постараюсь долго не задерживаться, Гарри. Юноша кивнул. – Постарайся как можно быстрее управиться со своими делами. – Какое «быстрее», Гарри? – возмутился Рон, когда Гермиона, развернувшись, была уже далеко. – Она ведь идёт в библиотеку!.. Девушка шла по коридорам стремительно, то и дело наступая на концы мантий еле бредущих первокурсников. Весенние солнечные зайчики, пролезая в щели окон, цеплялись за её волосы, как золотые украшения, пробирались расчёсками между закруглённых ресниц и оттуда подсвечивали глаза, делая их не просто сахарными – почти золотыми. Абсолютное апрельское тепло ещё не наступило, но Чёрное Озеро уже распустило на своих берегах ярко-фиолетовые лилии, к которым по вечерам стекались ученики, чтобы ощутить их аромат и послушать всплески оттаявшей от зимнего сна воды – ощутить тем самым скорое приближение лета и помечтать о том, что оно с собой принесёт. Сейчас же, после уроков, многие ученики, раздобрев от солнца, сидели на подоконниках, глазея на пробившуюся сквозь землю зелень и вдыхая её запах – характерный, смольный, свежий аромат, который невозможно распробовать, но и не невозможно не узнать. Однако, несмотря на то, что другие дышали этим воздухом спокойно и утончённо, Гермиона глотала его безжалостными урывками и вовсе не заботилась о его красоте. Её лёгкие, отрывая кислород по клочкам, забивали его внутрь себя, сминали его там – свежий и чистый, – а затем резко выталкивали обратно в пространство, горячий, смятый и обработанный. Уже не извиняясь за отоптанные концы мантий, Гермиона свернула за угол и буквально налетела на поджидающего её мужчину. Подобно маленькой взъерошенной сове Рона – Сычику – она не рассчитала силы своих крыльев и попалась прямо в когти опасному коршуну, который сейчас, оглядев девушку с ног до головы, ледяным голосом произнёс: – Следуйте за мной. – Что?.. Зачем? – Кажется, я не просил вас задавать вопросы, – Снейп в негодовании повысил голос. Хлыстом отстегнув свой присосавшийся к лицу Гермионы взгляд, профессор, резко развернувшись, спешно пошёл вперёд, находя особое удовольствие в том, как эффектно разлетаются в разные стороны концы его мантий. – Но, профессор… – За мной! Захлестнувшая Гермиону злость была трудносравнима с ненавистью к его предмету. Девушка оглянулась, обдумывая решение незаметно исчезнуть, однако Снейп, словно почувствовав это, замер на месте и с издёвкой поджал губы. – Не пытайтесь сбежать. Момент был упущен, и с этим было уже ничего не поделать. Одна из пуффендуек, читающих книгу на подоконнике, подняла на девушку сочувствующий взгляд, в котором помимо сострадания читалось явное восхищение её стойкости перед вкрадчивым голосом Снейпа. Учебники в руках Гермионы забормотали, когда она в ярости прижала их к себе. Кожаные переплёты заныли и заскрежетали – почти с таким же гневом, что клубился под мантией девушки. Впервые с момента возвращения Гермиона, помимо сострадания к прошлому профессора, к которому она тоже в какой-то момент неаккуратно прикоснулась, ощутила неприязнь, и мысль о том, сколь многого она лишилась, упустив возможность дать в нос некогда пятнадцатилетнему Снейпу, оказала практически душераздирающий эффект. Он вёл её коридорами несколько минут. Ученики, которых ранее Гермионе приходилось буквально расталкивать, беспрекословно расступались перед профессором, не желая даже спиной чувствовать его колкий взгляд. Девушка брела за Снейпом в тихой ярости. Перспектива пропустить всё собрание Отряда Дамблдора с каждой секундой становилась всё реальней. Не только Гарри с Роном – все остальные из отряда будут чертовски злы, в этом можно было не сомневаться. Становиться очередной проблемой не хотелось – их отряд и без того постоянно поджидали неприятности. Отчаянно храбрых подростков подкарауливали сразу две старухи – Амбридж и так называемая Чёрная полоса в жизни. Которая в данный момент маячила перед Гермионой спиной Снейпа. Профессор не проронил ни слова, пока они поднимались по многочисленным лестницам. За всю дорогу привыкши гневно сверлить его затылок взглядом, Гермиона не смогла удержаться от лёгкого удивления, когда Снейп перед дверью своего кабинета резко развернулся. Смена с тёмного фона его засаленных волос на белое, будто гипсовое, лицо была столь разительна, что даже когда профессор чуть приоткрыл дверь перед Гермионой, та продолжала хмуро смотреть на него снизу вверх. Правила этикета, продемонстрированные Снейпом перед ученицей, казалось, взбесили даже его самого. – Проходите! Живее! Любезно обменявшись неприязненными взглядами, каждый сделал свою работу – Гермиона зашла в кабинет профессора, а тот захлопнул дверь у неё за спиной, оставшись снаружи. В его кабинете с задёрнутыми окнами царила прохлада, граничащая с болезненным ознобом. Расставленные на полочках части тела животных и людей плавно покачивались в спирте, поворачиваясь и позволяя лицезреть посетителям откровенно омерзительные места. Даже довольно приятный запах каких-то жжёных трав не мог сгладить рубцы на сморщенном зародыше, что болтался прямо на уровне глаз Гермионы. Желтоватый спирт напоминал желатин, в котором застрял кусок пористой кожи. Завороженно глядя на то, как зародыш плавно ворочается и покрывается пузырьками неизвестно откуда берущегося воздуха, Гермиона почувствовала острое желание распахнуть окно. И высунуться из него, чтобы вдохнуть летний воздух. А лучше всего – схватить метлу и вылететь из окна на волю. – Добрый вечер, мисс Грейнджер. Раздавшийся в кабинете голос вынудил девушку вздрогнуть и оторвать взгляд от устрашающего зрелища. Огибая полочки с заспиртованными экземплярами, навстречу Гермионе вышел Дамблдор. Сухое лицо его, покрытое морщинами, было заострено в какой-то глубокой мрачной задумчивости, рассеять которую не смогла даже доброжелательная и довольно робкая улыбка ученицы. – Проходите, – Дамблдор жестом пригласил девушку присесть на стул. Сам же директор, проигнорировав учительский стол, на котором поблёскивали его серебристые очки, подошёл к окну и резко распахнул чёрную парчу штор. Свет моментально затопил кабинет сиянием: пыль целыми столбами наполнила пространство, склянки и колбы со спиртом покрылись мутноватым блеском с ранее незаметными сетками трещинок. Даже устрашающий зародыш-консьерж у дверей уже не казался таким омерзительным. Теперь он словно барахтался в жидком мёде. Аккуратно присев на краешек стула, Гермиона оглянулась. Дверь кабинета была плотно закрыта. Даже если Снейп продолжал стоять в коридоре, вряд ли бы он смог разобрать что-либо из их разговора. – Я думала, профессор… – Гермиона, поверхнувшись к директору, запнулась, подбирая слова. Сцепив руки в замок, Дамблдор кинул на ученицу пронзительный взгляд. – Вы думали, что профессор Снейп действует по велению профессора Амбридж? К счастью или к сожалению, мисс Грейнджер, я знаю о вашем так называемом «Отряде Дамблдора». Полагаю, вы собирались довольно долгое время скрывать это от любого из волшебников. Вы надеялись создать таким образом движение сопротивления тёмным силам? Почувствовав, как из грудной клетки поднимается к горлу жар, Гермиона порывисто положила – почти бросила – прижимаемые ею к себе книги на преподавательский стол. Те, хлопнувшись о поверхность, как будто чихнули, вытолкнув из своих бумажных толщ туманы прелой пыли. – Не совсем так, профессор. Первым делом мы хотели защитить себя. – Разумеется, это самое верное и надрывное стремление: спасти себя, когда более опытные и взрослые волшебники даже не смеют поднять глаз от препарируемых ими газетных сводок, – подойдя к столу, Дамблдор с тяжёлым вздохом опустился на него и пристально уставился на девушку. – Я не собираюсь вас укорять за создание столь успешного отряда. К сожалению, помимо меня найдутся люди, которые решат это сделать в самой беспрецедентной форме… Вам должно быть интересно, почему наш разговор проходит в столь необычной обстановке?.. Видите ли, мисс Грейнджер, с этой минуты я вынужден скрываться, чтобы не привлечь к себе дополнительного внимания. Полагаю, что выполнить это мне вряд ли удастся, однако я намерен попытаться… Дело в том, мисс Грейнджер, что двадцатью минутами ранее Долорес Амбридж с помощью мистера Малфоя и его товарищей поймали за попыткой открыть Выручай-Комнату мисс Чанг. Профессор Снейп сообщил мне, что вынужден был предоставить для допроса участницы Отряда сыворотку правды… Возмутительная непедагогичность, однако вмешаться в происходящее я уже не имею права. Тем самым я ещё больше поставлю ваших друзей под подозрение. Я позволю Долорес Амбридж думать, что мне выгодно сложившееся положение, дабы уберечь мистера Поттера от лишних наказаний и гонений. Дамблдор надолго замолчал. Гермиона почувствовала, как ей в очередной раз стало невероятно тесно. Сердце затрещало в груди, подобно тканевому мешку наполняясь вопросами и в то же время не выдерживая их напора. В голове тут же замелькали предположения о том, что может помочь Отряду, предупредив его об опасности и не выдав себя. У неё было не больше пяти минут, если бы только… Словно угадав её мысли, Дамблдор покачал головой. – У вас нет ни малейшего шанса спасти ситуацию, – глядя на девушку с пронизывающей серьёзностью, директор подался вперёд. – Ваших друзей с минуты на минуту обнаружат из-за показаний мисс Чанг. Профессор Снейп по моей просьбе нашёл вас и привёл сюда, чтобы вы внимательно меня выслушали. Вы уже не успеете предупредить друзей – на сей раз у вас другая задача. Выдержав паузу, Дамблдор продолжил, сцепив руки в замок. Перстень на его руке, сверкнув в луче света и в столбе пыли, солнечным зайчиком скользнул Гермионе под ресницы, вспыхнул там янтарным бликом и потух. – Наступает тёмное время, мисс Грейнджер, – голос Дамбдора был непривычно тяжёл и хрип. – Предполагаю, что сегодняшний вечер станет последним моим временем в Хогвартсе в качестве директора, – видя, как Гермиона порывается что-то сказать, Альбус поднял вверх ладонь. – Выслушайте меня внимательно. Долорес Амбридж с минуты на минуту устроит западню для ваших друзей. Так называемый Отряд поймают, и Министерство будет иметь полное право сместить меня с руководства, владея таким неоспоримым по его мнению доказательством, как моя причастность к созданию Отряда и поддержания его революционного духа. Я предпочту принять их обвинения и тем самым надеюсь облегчить судьбу мистера Поттера, которого Министерство давно считает лидером готовящейся революции… – Вы уйдёте? – сердце Гермионы надрывно заколотилось. Ребра сотрясались и гудели, как башенки на рушащемся обрыве. – Ненадолго, полагаю. – Но как же… – Это не катастрофа, отнюдь, – Дамблдор, замолчав, взмахнул палочкой и перед Гермионой материализовался хрустальный стакан с чистой водой. – Выпейте. Девушка с трудом оторвала прилипший к лицу профессора взгляд и бросила его на переливающийся хрусталь. Вода сияла, как аметист, и казалось, была неспокойна – она то и дело заходилась рябью, будто от отвращения к своему родственнику-спирту. Гермиона сделала обжигающий своим холодом глоток. Гортань мгновенно прожглась под напором ледяной свежести, отчего дышать стало чуть легче. – Во время моего отсутствия вы должны тщательно следить за мистером Поттером. Это ваша главная обязанность, мисс Грейнджер, которую я передаю вам в силу сложившихся обстоятельств. Будьте всегда начеку – вы, я думаю, уже догадываетесь о том, что и ранее существовавшая связь между ним и Волан де Мортом укрепляется с каждым днём. Наблюдайте за Гарри, не дайте ему утонуть в том болоте, что стремительно разворачивается перед ним. Он ещё слишком уязвим для открытой борьбы и Волан де Морт этим пользуется, – Дамблдор вздохнул. Его усталое лицо, казалось, погрустнело. – Не дайте противнику одурачить мистера Поттера. Подобно цветку в комнате раскрылось молчание. Хрустальные грани стакана в руках Гермионы нагрелись. Вода, прозрачная, как седина, беспристрастно вздрогнула, едва заметно покачнулась и вновь успокоилась. Наконец Гермиона, подняв глаза, спросила: – А что же Сириус?.. Дамблдор кинул на девушку пронзительный взгляд, который сеткой сковал её плечи, сдавил, затянул, однако Гермиона не позволила себе сгорбиться. Напротив, вызов её был чрезмерно открыт – почти гневен. – Мистер Блэк, к сожалению, одна из причин неисчезающей тревожности Гарри. В его борьбе с Волан де Мортом мистер Блэк мало чем может помочь. Скорее, противник будет использовать Сириуса в качестве своего собственного оружия. Гермиона, прерывисто выдохнув, резко отодвинула стакан. Вдруг опять захотелось вскочить и броситься прочь, убегая от того, что надвигалось из-за спины Дамблдора чёрным туманом. Воющая, тоскливая песня душевной боли, играя на сердце закостеневшими пальцами, драла его вместе с лопающимися струнами. Она, как и обычно, обгладывала тело. Имя Сириуса причиняло практически физические страдания. Нельзя было позволять себе вспоминать о нём. А делать это хотелось, увы, постоянно. С самой первой минуты после возвращения. Она, глупая, очнувшись ночью в палате, ждала – думала, Сириус найдёт способ увидеть её, поговорить с ней, улыбнуться так, как он это любил делать раньше… когда-то. Когда был пятнадцатилетним мальчишкой. Однако он не захотел. То, что для Гермионы было ещё живо, для него давно обгнило струпьями месяцы, годы назад в стенах Азкабана. Видя, как Гермиона набирается смелости вынести предстоящий разговор, Дамблдор начал сражение первым. – Я сожалею о том, что случилось между вами и мистером Блэком, и продолжаю повторять: ваши воспоминания не должны помешать вашей помощи и преданности Гарри Поттеру. Гермиона откинулась на спинку стула. Неожиданно спиртовый запах склянок, до этого практически незаметный, стал намного резче и явственней. В висках застучало давление – так даёт о себе знать страдание. – Почему я не могу связаться с Тайрой? – Мы это уже обсуждали, мисс Грейнджер. Миссис Двайдригол недавно потеряла старшего сына, которого убили Пожиратели Смерти в одной из битв. Она, её младшие сыновья и супруг, мистер Грег Двайдригол, стараются забыть об этом несчастье всеми возможными способами. Для неё ваше письмо из прошлого станет настоящей трагедией. Помимо воспоминаний о сыне на неё обрушатся воспоминания о Лили и Джеймсе Поттерах, смерть которых она переживала долго и мучительно. Для неё, равно как и для мистера Блэка, прошлое слишком болезненно, и вы, мисс Грейнджер, несомненно принадлежите к этому прошлому… Будьте милосердны – позвольте им забыть о ранах юности. Не бередите и не вскрывайте эти раны, как бы сильно не болело ваше собственно сердце. Гермиона, отвернувшись, утёрла тыльной стороной ладони слёзы. Дамблдор поднялся со стула и, скрестив руки за спиной, медленно подошёл к окну. Ещё не успевший потемнеть сумеречный свет высеребрил пряди его бороды до хрустальной белизны. Ученики безмятежно прогуливались возле замка, на площади перед которым непрерывно стучали массивные магические часы Астрономической башни. Непрерывно, монотонно, неизбежно… Слёзы налили веки Гермионы свинцовой тяжестью. Прерывисто выдохнув. Девушка сделала очередной глоток воды. Всё правильно. Всё так, как и должно быть, она ведь сама себе не раз это повторяла. Всё так, как она сама себе и обещала. – Я поняла вас, профессор. Дамблдор оглянулся – усталый, сутулящийся и иссыхающий под грузом ответственности за чужие судьбы. – Благодарю вас, мисс Грейнджер. В очередной раз. Гермиона поднялась. Взяв со стула свои книги и нацепив на плечо школьную сумку, она застыла. – Что мне сейчас делать? – Ищите своих друзей, – Дамблдор слабо улыбнулся. – Пусть для них вы будете ликом спасения. Эта улыбка, как светящийся луч, на мгновение прошила то покрывало из боли и страха, что окутывало плечи и ключицы Гермионы. Как солнце проходит через многовековую паутину, она чем-то озарила душу девушки. Всего лишь на миг, но этого хватило, чтобы остановить слёзы и заставить себя дышать глубже. – До свидания, профессор. – Всего доброго, мисс Грейнджер. – Возвращайтесь как можно быстрее. – Непременно… Дверь скрипнула, когда Гермиона бесшумной тенью, с пустотой вместо внутренних органов, вышла из кабинета. Её руки, обвивающие изумрудные книги с аквамариновой каймой по краям, дрожали – казалось, её силы, как и сердце и нервы, остались плавать в стеклянных банках бесформенными и безобразными видениями вместе с изуродованной природой мёртвых тел. Снейп продолжал таиться у двери – то ли для того, чтобы охранять кабинет, то ли для того, чтобы первым выдать тех, кто скрывается в нём. Не взглянувшую на него девушку он проводил взглядом до самого основания лестницы, по которой она медленно, но упорно брела. Почти тащилась по земле, цеплялась за перила и то и дело кривилась от боли. Но продолжала идти – выжатая марионетка, вбившая себе в голову, что мир по-прежнему нуждается в спасении. Хотя спасать надо было её саму. Ничто не дрогнуло в лице Снейпа, но какое-то едва заметное раздражение язычком пламени стегнуло плечи изнутри. Северус Снейп не понаслышке знал, как милосердный Дамблдор умеет разбивать сердца. Даже более умело, чем все любовные зелья на планете… Гермиона шла по коридорам. Удивительно, как минуты умеют управлять людьми – сейчас, спустя полчаса, в коридорах вновь было пустынно. О том, что замок окружала жизнь, свидетельствовали лишь изредка доносившиеся с Чёрного Озера голоса играющих в плюй-камни учеников. Постепенно шаг Гермионы становился твёрже. Пелена в голове разъедалась тревогой за друзей, сконцентрировавшаяся боль в груди рассасывалась, как под воздействием морфия. С каждым поворотом коридоров ядовитые мысли о собственной беспомощно отпадали. Уже не надо было укрываться от избивающих воспоминаний о Сириусе. Постепенно смысл слов Дамблдора приобретал для Гермионы другую окраску – Амбридж их вычислила. Их вычислили! На этот раз вырвать клубок из её цепких розовых ноготков было невозможно. Всё, что оставалось делать – по ниточке его разматывать. Долго и тщательно. С надеждой на избежание серьёзных последствий. Впервые книги Гермионе мешали – давили на груди, срывая дыхание. Мысль о том, чтобы просто бросить их на одном из подоконников, залитых светом, казалась самой верной, но настолько кощунственной, что девушка продолжала их тащить, прилагая практически героические усилия. Вбегая вверх по лестнице, Гермиона то и дело закусывала губы – плечо, будто простреленное, ныло. К тому же непокорные локоны кололи и щекотали шею – резко, отрывисто, неприятно… – Гермиона! Завернувшей за угол девушке пришлось замереть. Звавший её мелодичный голос донёсся второй раз – из-за спины. Навстречу Гермионе с другого конца лестничного коридора спешила Полумна. Размахивая на бегу зажатой в руке палочкой, она непрестанно оглядывалась, стегая себя по плечам взлетающими вверх локонами. Гермиона поспешила к ней навстречу, пока та, остановившись, ждала. – Что… Оказавшись рядом с Полумной, Гермиона, наконец, поняла, что так её тревожило. Колыхающаяся у самого пола струя воздуха вдруг взмыла вверх и из-под мантии-невидимки выглянул Рон. Гарри с бледным и искажённым лицом, цепляясь за локоть друга, дрожал с ног до головы. – Нас обнаружили, – затараторил Рон. – Джинни и Невилл скоро догонят нас. Они вместе с остальными отбиваются от Амбридж… – Нам пришлось драться с Малфоем, – перебил друга Гарри. Его голос, взвившись, разбился о хрип. – Нам нужно бежать! Потому что он поймал Сириуса! Книги, заставляющие руки Гермионы пылать от тяжести, чуть не посыпались на пол, когда девушка, словно от выпада ножом, отшатнулась. Полумна протянула ей руку, но Гермина лишь мотнула головой. Медленно, очень медленно, как покрытая слоем бетона магическая пружина, она согнулась, чтобы аккуратно положить книги на пол и столь же плавно выпрямилась. Из конца коридора послышался топот – Джинни с Невиллом стремительно неслись к друзьям. Жалкие остатки такого самоуверенного прежде Отряда Дамблдора. – Ты уверен, Гарри? – Да! – юноша почти взмолился. Его дыхание хрипело внутри него хищным и раненным зверем. Всё вдруг стало слишком нестерпимо. На мгновение Гермионе показалось, что её рассудок помутился. Она уже не стояла перед друзьями, перемазанными в грязи и поту, а мёрзла под хлопьями снега. Снег капелью бил по затылку – размеренно, как во время пытки. Она, такая стройная и бледная, стоит под фонарём, капли на лампе которого напоминают слёзы, и смотрит в спину убегающего юноши. Девушка, за которой Гермиона наблюдала как будто со стороны, выглядела не просто уставшей – совершенно опустошённой. Будто вздёрнутая на виселице, она воплотилась в другой жизни, то так и не смогла забыть предыдущую. Отдающая болезненной синей кожа вокруг глаз взбухла и покраснела от пропитавших её слёз, потрескавшиеся губы превратились в бесцветные царапины. Скулы, как и тонкие запястья, могли прогнуться, стоило лишь до них дотронуться. Бесцветная и смотрящая на юношу чёрными от скорби глазами – как будто картонная оболочка, оставленная на ночь под проливным дождём. А он, черноволосый, улыбающийся, с красноватыми от холода скулами и переливающимися глазами, непринуждённо махал ей на прощанье. И ровно через секунду… Поезд поглотил его. Заурчал, взвыл и бросился прочь. Гермиона знала, что именно эта железная машина раскромсала того Сириуса, которого она любила. В стуке его колёс, заскользивших по рельсам, проявилась точка невозврата. Обратного пути не было – для тех, кто не умел оглядываться назад… Сквозь пелену Гермиона услышала, как Гарри, а затем и Рон произнесли её имя. Взглянув в зелёные глаза, столь же чистые, как капли распускающихся листьев на фоне безоблачного синего неба, Гермиона кивнула. Ярость, затопившая её, могла бы в очередной раз сместить миры со своих предначертанных позиций. Со дня возвращения Гермиона не раз видела в глазах профессоров тоску. Эта тоска раненным лягушонком металась в их непроницаемых зрачках. Дрожащими лапками лягушонок топтался на суженном островке посреди болота радужек и с тревогой взирал на Гермиону из глубин десятков лиц, задаваясь лишь одним вопросом. «Достаточно ли она сильная, чтобы вынести всё это?» Гермиона знала, что была слабой. Но не в те моменты, когда требовалось сделать что-то ради сияния в таких знакомых фиолетовых глазах. Запыхавшийся Невилл, подбежав к друзьям, нырнул под мантию-невидимку, чтобы подхватить Гарри под вторую руку. Гермиона выхватила палочку. И даже посмела улыбнуться напуганной и непрестанно озирающейся Джинни. – Идёмте! Я знаю, как можно сбежать из замка…