* * *
– ...Конечно же, я помогла ей. Но я не знаю, как мне реагировать, ведь с этой девушкой я совершенно не знакома! Тонкий женский голос звучал приглушённо и "туго", словно его пропускали через толщу морской воды. Мотнув головой, Гермиона медленно открыла слезящиеся глаза. Как ни странно, голова больше не болела, однако во рту было сухо, словно девушка несколько дней не пила ни капли воды. – ...Это какое-то безобразие! Почему меня не предупредили заранее? Комната, в какую попала Гермиона, была небольших размеров, очень чистой, с нотками официальной стерильности. Она была залита светом, что просачивался через большое прямоугольное окно. Единственная кровать, вполне подошедшая бы для подростка-великана, была окружена с обеих сторон квадратными тумбочками, заставленными множеством разноцветных скляночек, походивших на стеклянные кристаллы. Запах медикаментов, острый и горький на вкус, не предвещал ничего, кроме ужасных лечебных сывороток. – ...Насколько я знаю, мисс была утомлена, не более. Голос за полупрозрачной дверью послышался несколько громче и раздражённей. Встрепенувшись, Гермиона быстро приподнялась на кровати, не обратив внимания на головокружение. Она затаила дыхание, прикусив губу, напрягая слух до такой степени, что, кажется, даже сердце послушно притихло, спрятавшись где-то глубоко-глубоко в груди. – Вы же знаете, Профессор, я знакома с каждым ребёнком в школе, каждого хоть раз лечила от элементарной простуды! А эту девочку я вижу в первый раз! Неужели не странно? – послышался тихий вопрос собеседника, и женщина уже куда более спокойно ответила. – Да, я впрыснула ей в вены снотворную сыворотку… Понимаете ли, девочка выглядела измождённой и… В следующую секунду щёлкнул замок и послышался слабый скрип двери, заглушивший остаток фразы. Гермиона в ужасе замерла, наблюдая, как просвет между стеной и дверью постепенно, словно в замедленной съёмке, увеличивается. Сперва в комнату вошла женщина: без сомнения, это была Мадам Помфри, однако моложе на двадцать лет и ещё удивительно красива. Густые светло-русые волосы её, собранные в узел на затылке, тут же заблестели в абрикосовом свете окна, а тёмные глаза, которые ещё не обрамили озорные и смешливые морщинки, невольно расширились, наткнувшись на встревоженный, испуганный взгляд Гермионы. Затем, ступая неслышно и величественно, вошёл один из профессоров, став чуть сзади от Мадам Помфри, но всё равно выглядя, как великан рядом с миниатюрной полнотелой феей. Облегчение, скользнувшее под рёбрами, было столь велико, что Гермиона на долю секунды зажмурилась. Как ни странно, стоящий перед ней Дамблдор был точно таким же, за исключением, пожалуй, очков: вместо прямоугольной формы они имели овальную, и от блестящих дуг их отходила тонкая золотая цепочка. Мадам Помфри неловко замерла у двери, однако директор, с лёгкой удивлённой улыбкой оглядев девушку, сделал шаг вперёд. – Добрый день. Могу я поинтересоваться, как ваше имя, юная леди? – Гермиона, сэр. Гермиона Грейнджер. – Замечательно, мисс Грейнджер. Как вы себя чувствуете? – Мне уже лучше, профессор, – схватив свою школьную мантию, лежащую рядом на тумбочке, Гермиона свесила ноги с кровати и попыталась встать, но Мадам Помфри, издав гортанный вскрик, бросилась к ней навстречу. – Ни в коем случае! Ложитесь, и не вздумайте вставать! Ложитесь, говорю вам, Мисс Грейнджер! Ожидая, пока Гермиона вновь не окажется в кровати, Дамблдор молчал, задумчиво перебирая бороду. И только когда Мадам Помфри, успокоившись, с чистой совестью повесила отобранную у девушки мантию на спинку стула, профессор снова обратился к ученице. – Наверно, в силу обстоятельств, я должен вам представиться. Моё имя Альбус Персиваль… – Я знаю, – нетерпеливо выпалила Гермиона, но, поймав удивлённый взгляд Дамблдора, залилась стыдливым румянцем. – Извините, профессор, я не хотела вас перебивать. – Опустим извинения… – Директор, задумавшись, безотчётно провёл рукой по серебристой бороде, спадающей ниже рёбер, словно приглаживая её. – Вы сказали, что знаете меня. – Разумеется. Профессор, понимаете, я не чужая Хогвартсу. Но я... не отсюда, – во рту Гермионы вдруг страшно пересохло, отчего говорить стало практически больно. Её глаза впились в растерянное лицо Дамблдора с отчаянным вниманием. – Я знаю вас, как директора Хогвартса… но через двадцать лет. На некоторое время воцарилось подавляющее скептическое молчание. Мадам Помфри, переступив с ноги на ногу, бросила косой взгляд на тумбочки возле кровати, проверяя, нет ли поблизости сыворотки старения души, которую она могла в глубокой задумчивости впрыснуть в вены Гермионе вместо снотворного. – Профессор, поверьте мне, я не лгу! – девушка подалась вперёд, однако Дамблдор поднял вверх ладонь, призывая ученицу к молчанию. Развернувшись к ошеломлённой медсестре, не сводившей изумлённого взгляда с раскрасневшейся растрёпанной ученицы, он, приятно улыбнувшись, попросил: – Мадам Помфри, не могли бы вы оставить нас на некоторое время? Та молча посмотрела на Дамблдора, словно не услышав обращённого к ней вопроса, и только заметив лёгкий кивок профессора, очнулась. – Ох, конечно! – Поспешно подойдя к двери, медсестра на миг обернулась, полоснув по девушке взглядом. – Только, Профессор, старайтесь не доставлять Мисс Грейнджер эмоционального дискомфорта. Сейчас ей лучше не нервничать. – Обязательно, – заверил её Дамблдор. – Благодарю вас. Когда дверь за Мадам Помфри закрылась, профессор нахмурился. Медленно прохаживаясь по комнате, он поглаживал бороду, будто что-то вспоминая. Его губы чуть заметно шевелились, словно Дамблдор произносил про себя слова, но они не успевали вырываться во внешний мир. Через некоторое время директор, остановившись на секунду, замер, а затем резко развернулся к Гермионе, отчего края его лиловой мантии с шорохом взметнулись вверх, описав возле ног профессора кривой полукруг. Глаза Дамблдора – добрые, но пронизывающие, похожие на голубые льдинки – скользнули по сжавшейся ученице. – Я вижу, вы напуганы, Гермиона… Я надеюсь, вы позволите мне так вас называть?.. Прошу прощения за столь нелепое молчание: ушёл в себя, если можно применить в данной ситуации такое изобразительное средство, такую точную метафору. Удивительно, сколько в эту минуту я разглядел внутри себя здравых и не лишённых благоприятного пессимизма мыслей! Не правда ли, что в человеке кроется столько загадок, что даже неприлично думать о том, будто наше общество уже достигло своего расцвета?.. – директор, сцепив руки в замок, присел на стул возле кровати девушки. – Итак, Мисс Грейнджер, давайте начнём с начала наш занимательный разговор. Пожалуйста, объясните мне, как вы попали в наш скучный мир семидесятых годов двадцатого века? Гермиона прерывисто выдохнула. – Профессор, я преодолела расстояние в двадцать временных лет и попала к вам из тысяча девятьсот девяносто пятого года. Я ученица Гриффиндора, обучаюсь на пятом курсе… У нас состоялся урок Зельеварения, на нём мы готовили «Аnsam veniat tempus». Получилось так, что вышел… один инцидент, после которого я очнулась уже в этом мире… – Каким образом? – Зелье попало на мою кожу… Видимо, поверхность соприкосновения с моим телом была выше, чем требуется. Вместо того, чтобы попасть назад всего на несколько минут, я оказалась здесь и сейчас… Может быть, одно из звеньев магических временных электронов юркнуло в более сложную цепь и вытащило меня в этот мир, – затараторила Гермиона, волнуясь и от этого ещё больше глотая остатки слов. – Я думаю, что частицы окружающей меня реальности каким-то образом вобрались в водоворот минутных действий, трансформировались в атомы другой временной параллели и вытолкнули меня на приблизительное место действия… Стёкла очков директора мимолётно блеснули. Довольно улыбнувшись, радуясь непонятно чему, Дамблдор зажмурился. – Какое невероятно точное и исчерпывающее определение вещей! Ваши речи очень занимательны и весьма любопытны… – Вы мне верите? – Гермиона невольно подалась вперёд. По её телу прокатился жар, скользнул под лопатками гладким шквалом и юркнул через гортань к сердцу. – Замечали ли вы когда-нибудь, Мисс Грейнджер, насколько невероятное значение имеют глаза для правды? Если человек лжёт (или пытается солгать, что не всегда получается), его взгляд становится неприятно послушным, будто ждущим обличения в своём неблагородном падении. В случае обратном, глаза горят таким праведным огнём, что невозможно не поддаться их внушению… – медленно выговорил директор, смотря в окно. Апельсиновый свет покрылся точечной тенью от дрожания ветвей деревьев, растущих рядом с палатой на внешней стороне. – Люди, не умеющие лгать, заранее возмущены, предвосхищая недоверие к их словам и поступкам, и это, поверьте, сложно не почувствовать… Возможно, поэтому многие предпочитают ложь, ведь она не затрагивает совесть и душу так, как истина… Гермиона ощутила, как какой-то тяжёлый, давящий на органы камень ухнул вниз. Сдавленно вздохнув от облегчения, девушка выдавила из себя нервную улыбку. – У меня нет причин не верить вам, Мисс Грейнджер, – продолжал Дамблдор. – Всё вышесказанное вами настолько изумительно, что в волшебство такого рода хочется верить сильнее. Такова прекрасная человеческая натура. Вам невероятно повезло: увидеть свой мир и вернуться в прошлое, будучи юной девушкой, изучить обе реальности, не прибегая к воображению… – директор стряхнул с мантии несуществующие пылинки и вновь воззрился на Гермиону. – Ваши слова не идут в разрез с фактами: никто вас прежде не видел, вы говорите, что прибыли не из этого мира, на вашей мантии эмблема самого отважного и вспыльчивого из факультетов нашей школы. К тому же, Мисс Грейнджер, в вашем взгляде я читаю отчаяние, и это наводит меня на мысль, что вы не лжёте… Насколько я знаю, первым, кто вас встретил, был молодой человек по имени Энди Уоллер? – Да, сэр, – кивнула Гермиона. Желая хоть как-то себя успокоить, она принялась нервно комкать в пальцах тонкое воздушное покрывало. – Он помог мне прийти в себя. – Видимо, помощь Мистера Уоллера оказалась не достаточно профессиональной, – улыбнулся Дамблдор, – потому что, насколько я знаю, пришли вы в себя ровно на пять секунд. Гермиона залилась краской, что директор предпочёл деликатно не заметить. – Я беседовал с Мистером Уоллером несколько часов назад. Признаться, таких невероятных версий вашего появления я не смог бы придумать даже будучи в самом возвышенном состоянии… Это правда, что вы сообщили ему о том, где вы обучались и на каком курсе имели место быть? – Вероятно... Дамблдор кивнул. – Что ж, это предсказуемо… При таких потрясениях сложно упомнить малейшие детали. Направив взгляд на окно, Дамблдор замолчал, о чём-то размышляя. Гермиона неуверенно повела плечом, словно желая сбросить с себя навалившуюся на неё нервозность. – Я хочу спросить вас, профессор, – осторожно начала девушка после нескольких минут тишины, – каким способом меня можно вернуть обратно? Вероятно, что вся эта ситуация – одно большое недоразумение… Дамблдор нахмурился. Поправив полы мантии, сцепив свои сухие морщинистые руки в замок, директор спокойно вопросил: – Скажите мне, Мисс Грейнджер, знаете ли вы, что данное зелье перемещает в прошлое эфирную оболочку человека, а не привязанную к тому миру, в котором она родилась? – Я знаю, профессор, – растерянно пробормотала Гермиона. – Вы сейчас в двух местах одновременно. Я уверен, что в вашем мире волшебники видят вас, как заснувшую непробудным сном девушку. Думаю, вы это понимаете. Ваша эфирная оболочка не может как-то повлиять на привязанную. Связь достаточно проста: вы сможете вернуться только тогда, когда временной магнетизм (а именно от него всё зависит) не залатает вакансию, образовавшуюся из-за неожиданного временного перехода. Вы своим появлением сбили биоритм времени, и ему нужно время для восстановления… Любопытная дилемма, не правда ли? Ирония природных сил превосходит все самые легендарные глупости человечества… – Неужели вы хотите сказать?.. – Гермиона не смогла договорить. Казалось, чудовищный горловой спазм разорвал связную цепочку слов, и теперь они жжёной кислотой бурлили внутри. – Да, Мисс Грейнджер, – мрачно подтвердил Дамблдор. – Вы не сможете вернуться самостоятельно. Никто не вправе чинить распри над временем. Вам придётся ждать, когда параллельные и текущие в одно мгновение реальности соединятся. Грубо говоря, когда ваш двойник придёт в себя после катастрофы, только тогда вы почувствуете отдаление от этого мира… И вскоре исчезнете, возродившись в своём временном «Я». Казалось все внешние звуки, подчиняясь власти слов Дамблдора, стихли, втягиваясь в воронку безмолвия. Пульс Гермионы приостановился, сердце застыло в груди твёрдым копьём. – Как долго я буду существовать в этом мире? – Никто не знает хода часов в абстрактном понимании Вселенной. Наука о течении времени – самая сложная и загадочная из всех, не поддающаяся силкам рационального мышления и логики… – Но… что же мне делать? – Очевидно, Мисс Грейнджер, что кроме Хогвартса вам больше нигде не будут рады, – заметил Дамблдор. Раздавленная грузом развалившихся надежд, Гермиона – бледная и словно уставшая, – со вздохом откинулась на спинку кровати. Дамблдор склонил голову набок. – Мне жаль, Мисс Грейнджер. Однако ваша ситуация при правильном рассмотрении может оказаться вовсе не бедой, а бессчётным множеством счастливых моментов, несущих величайший из даров, – взгляд директора был серьёзен и проницателен, не оставляющий никаких сомнений: Дамблдор знал многое из того, что для обычного человека казалось далёким и неизвестным. – Я предлагаю вам остаться. Защита замка, защита нашего волшебства сможет уберечь вас от непредвиденных ситуаций. Я не настаиваю, но благоразумно было бы выбрать меньшее из зол, не так ли? Девушка не реагировала. Её руки безвольно опустились, лицо заострилось от маски сдержанной печали. – Я вижу, что вы очень огорчены… Что ж, Мисс Грейнджер, я думаю, вам полезно отдохнуть. Однако всё же подумайте над моими словами. Хогвартс призван помогать людям, попавшим в беду. Данная ситуация, если мне не изменяет моё чутьё, относится к разряду безвыходных… Дамблдор встал. Развернувшись, он не спеша направился к выходу, распрямив худощавые плечи, на которых скользили тканевые морщинки от движения мантии. Напоследок обернувшись, директор в глубокой задумчивости вышел за дверь, которая закрылась за ним с протяжными скрипом, словно спрашивая разрешения отгородить Гермиону от всего внешнего мира. Стиснув зубы, девушка попыталась вскочить на ноги. Но паразитирующая во всём теле слабость не позволила ей этого сделать. Обжигающая злость сплавом из отчаяния и гнева, проникнув сквозь слои мышц в кровь, заносилась по венам и многочисленным пульсирующим артериям. Гермиона сжала кулаки, сковывая в пальцах ткань ситцевого покрывала. Однако даже это не помешало слезам сорваться с её подрагивающих ресниц и закапать на подушку, впитываясь мягкой воздушной тканью. …В кабинете царила тишина. Прошествовав к столу из чёрного тиса, Дамблдор со вздохом присел на кресло, вперив в никуда затуманенный взгляд, свободно блуждающий по всему периметру кабинета и не останавливающийся конкретно ни на чём. Погружённый в собственные размышления, профессор в свете аквамариновых светильников походил на восковую фигуру, застрявшую во времени благодаря нескончаемым потокам мыслей. По истечении некоторого времени неожиданно раздался звонкий стук в дверь, разлетевшийся рикошетом по кабинету и на миг заглушивший жужжание приборов. Дамблдор, оторвав взгляд от задымлённой старостью поверхности стола, распрямил плечи. – Войдите, пожалуйста. Последовал скрипучий монолог открываемой двери. В кабинет степенно вошла МакГонагалл – как всегда серьёзная и строгая, излучающая всем своим видом непробиваемую сдержанность. – Вы меня вызывали, Альбус? – декан Гриффиндора остановилась напротив Дамблдора. Её зелёная мантия мигом окрасилась в иссиня-малахитовый цвет, словно свечение приборов, облепившее её ткань, вызвало в ней какую-то химическую реакцию. – Да, Минерва, – подтвердил директор. – Присаживайтесь, пожалуйста… Прошу прощения, что помешал вашему уроку, однако дело срочное и достаточно серьёзное. Я бы даже сказал, что уникальное и поэтому наиболее пугающее в своём роде, ведь раньше мы с таким не сталкивались… Вы уже знаете о новой ученице? – Конечно. Первым делом я встретилась с Мадам Помфри, – МакГонагалл нахмурилась. Её серые глаза засверкали, как капли серебра под лучами солнца. – Я увидела девушку и могу вас заверить, что моей ученицей она не является. Однако меня поразило то, насколько эмблема на её мантии похожа на значок Гриффиндора. – Она не просто похожа, Минерва, – деликатно заметил Дамблдор. – Эта эмблема действительно является гербом Гриффиндора… – Могло ли случиться таковому, что девушка позаимствовала мантию у одного из учеников нашей школы? – В этом не было резона. Я думаю, что Мисс Грейнджер физически бы не успела этого исполнить. К тому же, это бессмысленно. – Но не хотите же вы сказать!.. – Именно это я и собираюсь сделать, – устало произнёс Дамблдор. – Успели ли вы пообщаться с Мисс Грейнджер? – К сожалению, нет, Альбус. Мисс Грейнджер спала. Мадам Помфри пришлось напоить её снотворным зельем, чтобы ученица могла отдохнуть от собственных переживаний. – Хорошо… – директор на секунду прикрыл глаза, сжав пальцами переносицу. Затем, откинувшись на спинку кресла, сняв очки и положив их на стол, Дамблдор внимательно посмотрел на обескураженную МакГонагалл. – Верите ли вы в возможность перемещения на такое время с помощью «Аnsam veniat tempus»? – Теоретически, такой резкий выброс на несколько десятилетий назад возможен, однако, я не могу с точностью вам ответить, верю ли я в достоверность слов Мисс Грейнджер. – Какова вероятность того, что данное зелье способно повлиять на Время в таком масштабе? МакГонагалл задумалась. – Я бы сказала, что вероятность довольно мала. Однако возможна. Что думает по этому поводу Слизнорт? – Я не успел с ним побеседовать. – Но вы намерены это сделать? – Я стою перед сложным выбором, Минерва… И какой бы вариант решения ситуации я не принял, ответственность за него ляжет на всех нас. – Как я понимаю, вы хотите ей помочь? – Да, я определённо намерен это сделать. – Но как? Что вы предлагаете? Дамблдор внимательно вгляделся в крутящуюся волчком на полке волшебную юлу, от которой во все стороны разлетались водяные искры. Проследив за полётом одной из голубых капелек, с шипением растаявшей при соприкосновении со стеклянной колбой, директор перевёл взгляд на МакГонагалл. – Я хочу оставить Мисс Грейнджер в школе. Элементарное чувство доброты к ближнему не позволяет мне забыть о том, что она – ребёнок. – Неужели вы думаете, что остальные пятикурсники поверят в то, что Мисс Грейнджер прибыла к нам из будущего? – со строгим скептицизмом поинтересовалась МакГонагалл. – Именно поэтому мы не скажем ученикам всей правды. В данном случае правда будет губительна и для тех, кто в неё вовлечён, и для тех, кто её отвергнет… – Дамлблдор вдруг замолчал. Взглянув на дверь, он, опёршись руками о стол, медленно поднялся. – И вызвал я вас сюда, Минерва, только потому что хотел, чтобы вы первой узнали о новоявленной ученице… Остальных профессоров я также предупредил. Они уже спешат сюда, чтобы на общем Совете обсудить невероятную новость… Слышите? Кажется, первым из них, кто явится сюда, будет Хагрид… С первой минуты Совета стало ясно, что преподаватели кардинально разошлись во мнениях. Они разбились на два лагеря, каждый из которых деликатно пытался разъяснить другим свою точку зрения. Одна часть профессоров считала, что верить девушке категорически нельзя, ведь магический мир ещё не видывал таких случаев, и кто знает, может ли такое вообще произойти. Остальные же, напротив, убеждали, что лгать Мисс Грейнджер незачем, и она не является «агентом» каких-либо вражеских, тёмных сил. Иногда в споре проскальзывала искра чьего-либо раздражения, однако рамки приличия и взаимное уважение преподавателей друг к другу быстро гасили отрицательные вспышки эмоций. – …Дорогая Роланда, невозможно, чтобы ребёнок был переброшен на другое временное течение благодаря одному лишь зелью! – горячо доказывал Флитвик свои взгляды стоящей рядом с ним профессорше, смотря на неё снизу вверх. – Очевидно, что в дополнение к силе зелья была применена внешняя сила извне! Кому-то явно необходимо, чтобы ученица оказалась у нас. – Нет, не верно, – никак не желала соглашаться с коллегой Мадам Трюк. Вертя в руках колпачок от свистка, она упрямо качала головой на эмоциональные доводы мужчины. – Если бы кому-то было необходимо умышленно совершить такое, то защита Хогвартса просто-напросто не допустила бы прорыва через защитное кольцо. Ни одна злая мысль не может материализоваться в стенах замка. После короткого диалога между двумя профессорами, в который не вмешивались остальные, на некоторое время разливалось благосклонное молчание, которое вскоре вновь нещадно прерывалось. – …Нет, как это «не верить девушке и не допускать её вмешательства в школьные дела»?! – возмущалась Профессор Стебль в ответ на монотонную речь Катберта Биннса. – Ваша точка зрения, простите, совершенно недопустима! Ребёнок оказался в поистине жуткой ситуации. Нет, вы как хотите, а я считаю, что её нужно приютить до тех пор, пока не истечёт срок её нахождения тут. – Вопрос в том, как долго будет длиться это «до тех пор»… – недовольно заключил Роджерс Лейвс – преподаватель по изучению рун. Только два профессора не принимали участия в дискуссии – Дамблдор и МакГонагалл. Всеобщая нервозность передалась Минерве через воздух, вместе с отравленным тревогой кислородом, однако она оставалась на удивление спокойной, и лишь тонкие губы её временами сжимались в тугую линию. Дамблдор следил за нитью разговора с профессиональным интересом, изучая настроения преподавателей, отмечая их колебания в выборе позиции или, наоборот, чёткость убеждений. Наконец, не выдерживая затяжного спора, директор поднялся со своего места и похлопал в ладоши, призывая всех к молчанию. Преподаватели устремили на Дамблдора выжидающие взгляды. – Я выслушал вас, уважаемые коллеги, и премного вам благодарен, что к данной проблеме вы отнеслись с такой ценной готовностью. Однако я вынужден сообщить, что уже имею на этот счёт собственное мнение, и некоторые ваши слова только помогли мне его закрепить… – нахмурившись, Дамблдор вздохнул. – Итак, я думаю, что Мисс Грейнджер должна остаться в школе. И я объясню почему. Во-первых, девушка абсолютно честна, уверяю вас, лично вас, Роджерс, что ученица не является «подкидышем тёмных сил». Второй момент: Мисс Грейнджер узнала меня с первой секунды нашего общения, что очень потешило моё тщеславие… Очевидно, я был знаком ей в будущем. Ну и в-третьих, пожалуй, самый главный аспект моей речи – полученное мною предсказание несколько месяцев назад. Вдаваться в подробности совершенно незачем, однако сообщаю: мне было чётко указано, кто явится и почему. У вас есть все причины, дорогие коллеги, не верить ни мне, ни моим доводам, ни моим источникам, абсолютно ничему. Однако уверяю вас, это случилось ни ради зла и даже ни ради добра. Это просто случилось. Сейчас нам кажется, что всё это абсурд, но кто знает, возможно, именно та минута, когда Мисс Грейнджер попала к нам, станет конечной звездой в череде особых событий? И даже если это не так, то неужели мы должны бросить пятнадцатилетнюю девочку одну на грани между отчаянием и страхом?.. Преподаватели молчали. Те, кто изначально встал на сторону Гермионы, теперь расслабленно посматривали друг на друга, в то время как остальные ещё решали, согласны они с мудрым директором или нет. Неожиданно Филиус Флитвик подал голос. – Скажите, Альбус, Мисс Грейнджер всегда знала, что с ней это случится? То есть, могло ли быть, что откровение этого события пришло к ней ещё в детстве, и она всю жизнь понимала его так, как понимает человек дату собственного рождения? – О, нет, что вы, – отрицательно покачал головой Дамблдор. – Видите ли, Филиус, реальность такова, что стирает все временные подсказки. Представьте, завтра вы должны попасть в прошлое. До завтрашнего дня вы и знать не знаете ничего о предстоящем путешествии. И только по возвращении вы поймёте, где были. Всё происходит постепенно. Время не бежит вперёд, не пытается себя обогнать. Мисс Грейнджер ничего не подозревала. И это ещё одно доказательство в её невиновности. – А как же быть с людьми, что повстречаются ей сейчас? Они запомнят эту девушку, и даже когда она очутится в своём мире, память останется? – Совершенно верно, – вздохнул Альбус. – Ещё вчера она не догадывалась, что встречалась со мной в прошлом. – В итоге, что же вы решили, Альбус? – поднялась со своего места властная Мадам Грабли-Дёрг. – Объявите нам о своих планах. Дамблдор пристально оглядел всех преподавателей. – В итоге, повторюсь, дорогие коллеги, я решил оставить девушку в Хогвартсе. Знаю, что многие из вас это решение не одобряют, и поверьте, я ценю ваши взгляды, но довольствуюсь своим тщеславием и дарованной мне довольно спорной властью… Итак, Профессор МакГонагалл, отныне вы являетесь преподавателем Мисс Грейнджер. Мы отправляем девушку на пятый курс, на котором она обучалась до произошедшего инцидента. Мы сообщим, что Мисс Грейнджер до этого постигала азы волшебства в другой магической школе, и, опять же, по строго определённым причинам вынуждена была прервать там своё обучение. Вы, дорогие коллеги, никоим образом не должны удовлетворять любопытства учеников. Всё, что им требуется знать, я сообщу завтра на школьном обеде. МакГонагалл поднялась. Её примеру последовали другие профессора. – Когда Мисс Грейнджер приступает к учёбе? – Дайте ей два дня отпуска, Минерва. Её нужно подготовить. ...После окончания собрания МакГонагалл одна не знала, стоит ли ей уходить. Взглянув на Дамблдора, она всё же подошла к его столу. И только когда дверь за последним профессором закрылась, декан Гриффиндора осторожно поинтересовалась: – Я хочу спросить вас только об одном, Альбус... Что это за источники диктуют вам, как поступать? – Боюсь, вы не так меня поняли, – улыбнулся Дамблдор. – Источники не диктуют мне правил или решений. Они всего лишь отвечают на мои расспросы, причём делают это весьма туманно… Брови МакГонагалл взметнулись вверх. Казалось, от догадки у неё на миг перехватило дыхание. – Неужели кентавры? – Именно, Минерва, – подтвердил Дамблдор. – Именно они.* * *
Речь Дамблдора на школьном обеде произвела эффект разорвавшегося фейерверка, разлетевшиеся во все стороны многочисленные искры которого были подобны витавшим в воздухе слухам. Известие о новой ученице разлетелось моментально. Школа встрепенулась, зазвенела разными догадками и сплетнями, ожила в предчувствии близкой развязки, приближающейся встречи с виновницей переполоха. Гермиона не выходила из своей палаты. Всё ещё не веря в реальность случившегося, она листала книги и учебники, которые любезно приносила ей Мадам Помфри. Каждый раз, натыкаясь на статью о временном зелье, девушка замирала. Её сердце пропускало тревожный удар, похожий на звон огромного колокола, и когда глаза добирались до слов «… к сожалению, способ безболезненного возвращения человека, подвергшегося «Аnsam veniat tempus», пока до сих пор не найден…», оно вновь скатывалось под уклон, вниз, куда-то в бездну. В минуты, когда Мадам Помфри не звенела склянками в соседней палате, Гермиона позволяла себе погоревать. Обычно, сидя на кровати, сжимая до боли в пальцах старенькую книгу, девушка вспоминала свою гриффиндорскую спальню и проворного кота. Постоянная тревога за друзей (ведь они всегда умудряются влезать в неприятные ситуации), подстрекаемая беспокойством за своего питомца и родителей (наверняка не находивших себе места), изъедала её, прогрызая всё внутри до самой души. Ощущение, что она упускает самые важные минуты из жизни своих родных, мёртвой хваткой держало Гермиону за горло, временами мешая дышать. И тем это чувство было сильнее, чем надежда вернуться домой стремительнее таяла. Однажды, после прочтения очередной книги, Гермиона стояла у окна – опечаленная, растерявшая всё своё вновь собранное по клочкам мужество в безжалостных строчках учебника. Так же, как и в реальности, шёл октябрь. Было около пяти часов вечера, на замок уже опускались первые сумерки – фиолетово-синеватые, смазанные и туманные. Через тёмное покрывало небосвода просвечивали багровые полосы, словно мазки огненно-лиловой краски, небрежно нанесённые на чёрное полотно. Иногда тучные облака расплывались, обнажая на некоторое время зазубренный полукруг месяца. Далеко, у края горизонта, толпились холмы, походившие на твёрдые застывшие волны пришедшей в невольное движение Земли, бороздами впивающиеся ввысь. Но в палате Гермионы было светло и уютно, отчего создавалось ощущение защищённости от буйного и словно опьяневшего от осенних просторов ветра. Неожиданно раздался скромный стук в дверь. Оглянувшись, девушка увидела Дамблдора. Тот улыбнулся и кивнул ученице. – Добрый вечер, Мисс Грейнджер. Могу я потревожить ваш покой? Гермиона улыбнулась в ответ. – Конечно, сэр. – Прошу прощения, что за данные два дня я ни разу не проведал вас. Я желал дать вам время освоиться и прийти в себя. Надеюсь, я не прогадал с выбором решения, – Дамблдор подошёл к окну и встал рядом с Гермионой. Устремив взгляд на фиолетово-аспидную полоску горизонта, он некоторое время молчал. – Итак, Мисс Грейнджер, насколько я знаю, сегодня утром к вам наведывалась Профессор МакГонагалл? – Да, мы с ней беседовали насчёт моего обучения, – медленно выговорила Гермиона, подняв глаза на директора, внимательно вглядываясь в его морщинистое лицо. – Значит, вы решили позволить мне остаться и начать учиться наравне с другими? – Ну конечно, Мисс Грейнджер. Я призван верить в людей, верить в их слова, в то время как школа призвана защищать их и оберегать. Я очень хочу думать, что вы одобряете моё решение, принятое совместно с преподавателями. Гермиона слегка повела плечами, словно пожимая ими, но тут же вновь замерла и выпрямила спину. – Я не могу сказать, что рада быть в этой реальности. Но у меня нет выбора. Всё произошло слишком неожиданно, однако я вам очень благодарна. – О, не стоит, – улыбнулся Дамблдор. – Итак, Мисс Грейнджер, хочу вам сообщить, что с завтрашнего дня вы начнёте своё обучение. Поверьте, я был бы очень рад отложить ваше появление в школе с целью дать вам максимальный отдых, но, видите ли, некоторые ученики ещё до моего официального заявления уже знали о вас, и, поверьте, лучше переступить через себя и нырнуть в новую жизнь раньше, чем потом разбираться с путаницей и липкими сплетнями… Однако есть один важный принцип, Гермиона, – Дамблдор сделал небольшую паузу, после чего заговорил твёрдо, властно, с интонационными расстановками. – Вы должны пообещать мне ни при каких обстоятельствах не рассказывать никому о будущем, которое вы видели, слышали или изучали. Ни один человек не может знать порядка вещей, исключая что-то малозначительное. Даже если будущее ужасно (особенно если оно таково), даже если кого-то ждёт ужасная временная нить, вы не должны пытаться что-либо изменить ни при каких условиях. Как бы вам ни хотелось, как бы ни бунтовала ваша душа. Вы обязаны молчать… Думаю, вы достаточно умны, чтобы понять, чем грозит изменение будущего в текущей реальности. Гермиона опустила глаза на концы штор, полупрозрачным покрывалом укрывающих паркет. Перспектива учиться никогда в жизни её не пугала, не внушала ни паники, ни боязни, однако сейчас что-то ледяное разрослось под самым солнечным сплетением – мягкое, рыхлое, как таящий снег. В горле пересохло, и, казалось, сердце опалила какая-то знойная струя встречного огня. Дамблдор продолжил, не сводя пристального взгляда с побледневшей девушки: – Я сообщил ученикам ваше имя, ваш возраст и будущий факультет. Но я утаил способ, с помощью которого вы к нам попали. Запомните, Мисс Грейнджер, вы – ученица ранее неизвестной школы волшебства Рияр Белантиа, расположенной в Италии. Будем считать, что по загадочным обстоятельствам вы решили перейти в Хогвартс. Причин этих я не назвал и считаю, вам также не стоит их обнажать. Гермиона со вздохом на миг прикрыла глаза. – Но вам я должна рассказать о себе всё, что необходимо знать о будущей ученице? – Нет, ни в коем случае, – нахмурился Дамблдор. – Я повторяю, Мисс Грейнджер, вы не должны даже косвенно сообщать кому-либо о будущем. Я знаю о вас достаточно: ваше имя, время вашей жизни в Настоящем, вижу ваш характер и умение вести себя в различных ситуациях. Поверьте, эти три, казалось бы, незначительные характеристики могут создать о человеке куда более правильное и чистое впечатление, нежели подчас ненужные, ложащиеся слоями, подробности… Изучение вашей жизни в коей-то мере будет являться попыткой заглянуть в будущее, от чего я всегда старательно и бесстыдно бегу... – Дамблдор вдруг, подавшись вперёд, положил сухую тяжёлую ладонь на плечо девушки. – Вам не нужно ничего бояться, Мисс Грейнджер. У вас хорошие покровители. Вам ничего не грозит. Гермиона кивнула и попыталась изобразить на лице некое подобие улыбки. Дамблдор напоследок легонько сжал плечо девушки. – Завтра Профессор МакГонагалл зайдёт за вами перед школьным завтраком. Она представит вас всему Хогвартсу, после чего вы с ней подберёте себе спальное место, учебники и необходимый для вас список предметов… Ничего не бойтесь, Мисс Грейнджер. Будьте собой. …Школа кипела, меж её невозмутимых каменных стен бурными потоками сновали ученики. Тут и там восклицания бумерангами бились о своды украшенного резьбой потолка. В гостиной Гриффиндора, как всегда полу-пустующей в ранние часы, раздался дружный взрыв хохота. Один-единственный человек, восседающий в кресле у камина, обернулся. В следующую секунду, спустившись с лестницы, трое юношей ворвались в зыбкую сонливость душной комнаты. Не переставая ухмыляться и переговариваться, ученики кинулись к обитым бархатом креслам, расположенным полукругом у каминного портала. Отталкивая друг друга, борясь за места, юноши достигли своей цели и самые проворные из них тут же плюхнулись на кресла. – Привет, жаворонок! – поприветствовал друга приземлившийся на соседнее кресло юноша. При этом сиденье под ним издало такой ворчливый стон, что создалось впечатление, будто оно всеми силами пытается не развалиться. – Давно здесь? – С того момента, как проснулся. – И не лень же людям рано вставать, – широко зевнул Сириус Блэк, при этом красочно завывая. Чёрные волосы его были спутаны и катастрофично торчали во все стороны. Самые стойкие пряди восседали на затылке юноши практически перпендикулярно плоскости его головы. – Не лень, да, Римус? – Да, не лень, ведь кто-то должен делать невыполненное вечером домашнее задание, чтобы вы потом могли его списать, – буркнул друг. Под его глазами от недосыпания залегли тёмно-лиловые круги, однако друзья делали вид, будто ничего не замечают. Все знали, что эта ночь – последняя в цикле месячного полнолуния, а, значит, уже завтра Люпин будет спать, как ни в чём не бывало. – Ты наш спаситель по части домашнего задания, – хлопнул Римуса по плечу один из юношей, очки которого были заляпаны отпечатками пальцев. – После смерти мы за тебя помолимся, можешь даже не переживать. – Я ваш Бог Мудрости, чего уж там скромничать. Питер, взиравший на друзей опухшими глазами, по-девичьи высоко рассмеялся. Совершенно неслышно в гостиную спустился Энди Уоллер и бесшумно встал за спинами однокурсников. Ухмыльнувшись, он вытащил из кармана круглый оранжевый шарик и с силой сжал его в кулаке. В следующую секунду по комнате разлился чудовищный вопль, и юноши, непринуждённо развалившиеся в креслах, разом подпрыгнули. – Уоллер, чокнутый! – гаркнул Сириус, обернувшись. Энди, хмыкнув, развёл руками. – Всего лишь мщу вам за тот несчастный маггловский будильник, который вы в приливе дружеских чувств подложили мне под кровать. – Ты храпел, – просто отозвался Джеймс. – У нас не было выбора. Энди со снисходительной улыбкой обогнул друзей и присел на крайнее слева кресло, рядом с Римусом. – Я не храпел. Я пел вам колыбельную. – Я от твоей колыбельной поседел, – Сириус запустил в Уоллера маленький бумажный комочек. – Те чернила, что ты выпил на спор, компенсировали это, – парировал тот, уклоняясь от снаряда. Джеймс захохотал, вспоминая памятный день. Сириус же, пожав плечами с невозмутимым видом, закинул голову назад, принявшись рассматривать низкий потолок, покрытый круглыми солнечными зайчиками, словно веснушками. Затем он, разом передёрнувшись, щёлкнул пальцами перед носом задумавшегося Римуса. – Одолжишь мне сегодня банку для зелий? Свою запасную я вчера разбил. – Что ты с ней сделал? – Заколдовал в огромного хрустального паука и подсунул этой слизеринской свинье – Бертэлли… Этот идиот не растерялся: наступил на моё творение своей лапищей, ещё и попрыгал потом на нём… Я не злюсь, ведь человеку всего-навсего не досталось мозгов, – честно сознался Сириус. Римус сокрушённо вздохнул. – О, Боже мой. Джеймс тем временем, вытягивая вперёд ноги и отталкиваясь ими, вместе с креслом подъехал ближе к Энди. Шарлаховый палас от таких жестоких действий обиженно сморщился и застыл волнообразными складками под креслом юноши. – Кстати, сегодня новенькую покажут? – Ага, – Энди, приоткрыв один глаз, взглянул на Поттера. Сириус, моментально отреагировавший на слова друзей, обернулся. Уоллер тут же рассмеялся. – Да-да, Блэк, она симпатичная. – О-о-о, заткнись, – взмолился однокурсник. – Если она новенькая и привлекательная, это ещё не значит, что я непременно за ней приударю. – Ага, – хмыкнул Римус. – Ты ему веришь? – обратился к Люпину Энди. – За кого ты меня принимаешь? – Сколько ставишь? – Десять сиклей. – Понял, Сириус? Если не сдержишься – платишь Римусу десять сиклей. – Обойдётесь, – скривился Блэк. – Ты успел с ней пообщаться? – поддался вперёд к Энди Питер, не желая пропустить из диалога ни слова. – Конечно, – с самым серьёзным видом сознался Уоллер. – Если не считать, что она через две секунды, как пришла в себя, сразу же потеряла сознание, то, да, мы с ней отлично пообщались. Мы успели обсудить самые важные темы, у нас вышла светская и занимательная беседа. – А потом, когда прекрасная дама упала в обморок, ты, как истинный рыцарь, на руках отнёс её в медпункт? – поинтересовался Сириус. – Уже ревнуешь? – О, да, – кивнул тот. – Это ведь ничего не значит, что я ни разу в жизни её не видел… Уже страстно ревную. – Как вы думаете, почему эта новенькая перешла к нам только сейчас? На пятом курсе? – задумчиво поинтересовался Питер, оглядев водянистыми глазками воззрившихся на него друзей. Римус пожал плечами, Джеймс словно и не услышал вопроса, Сириус же отвернулся, делая вид, будто никакая, даже самая элементарная, информация об ученице его не интересует, и только Энди просто и лаконично ответил: – Я и сам об этом думал, – вдруг нахмурившись, юноша подтянул вытянутые вперёд ноги и выпрямился. Обведя друзей настороженным взором, он уверенно начал: – Я считаю, что с новенькой вообще не чисто. – Да ну? – расслабленно отозвался Джеймс. – Точно вам говорю… На ней была наша мантия. И сказала она, что учится на пятом курсе на Гриффиндоре. А вчера Дамблдор попробовал выставить всё в таком свете, будто она попала к нам из другой школы. Но если это так, почему она лежала на полу одна, без сознания, да ещё одетая в нашу школьную мантию? – Ты всё усложняешь, Энд, – не согласился Римус. – Мантию она могла надеть до того, как ты её нашёл. Шла она по коридору по своим делам, и вдруг стало ей плохо. У человека, по-твоему, не может быть обычного обморока? – Но почему тогда прежде о ней ничего никто не знал? И разве дозволено ли ей было бы просто так гулять по школе? – не унимался Энди. – Эй, старик, не строй фантастических догадок, – вмешался Джеймс. – Сам подумай: ты нашёл её, а на следующий день Дамблдор объявил о новой ученице. Может быть, всё так и было запланировано? Её пригласили в Хогвартс раньше, возможно, за неделю до официального заявления, чтобы она могла освоиться. Вот и всё. Энди прищурился. Понимая, что приятели не разделяют его пессимизма, он предпочёл промолчать, пожав плечами. Однако в душе юноша знал, что прав: у него будет достаточно времени, чтобы всё обдумать. Внезапно на лестнице послышались лёгкие шаги. Юноши все как один обернулись, а увидев спустившуюся в гостиную девушку, с кровожадными улыбками воззрились на напрягшегося и замершего Джеймса. Тот завороженно следил за однокурсницей, которая, мельком взглянув на него, нахмурилась и устремилась к двери, ни слова не говоря. Её рыжие волосы резко взметнулись вверх, и, упав, рассыпались жидким золотом по плечам, укутанным в школьную мантию. – Эй, Лили, привет! – поприветствовал её Сириус, скалясь Джеймсу. – Доброе утро, – холодно проронила та, не оборачиваясь и не замедляя хода. Подойдя к двери, она с поразительной для такой хрупкой фигуры силой толкнула её, и ровно через мгновение исчезла в коридоре, оставив после себя лишь цветочный аромат женьшеня и ириса. Джеймс, барабаня пальцами по деревянному подлокотнику, стараясь сохранить невозмутимость, предложил: – Ну… может тоже пойдём уже на завтрак? – Конечно, конечно, – сюсюкая, отозвался Сириус. – Только когда мы случайно догоним Эванс, не бросайся сразу на неё, как змея на добычу, договорились? А то она, чует моё обливающееся кровью сердце, рано или поздно решится испробовать на тебе действие какого-нибудь яда… …Гермиона стояла в центре Большого Зала, на возвышении, чуть сбоку от стола преподавателей. Кровь накатами приливала к голове, отчего в ней то громче, то тише раздавался надоедливый свистящий звон. Большой Зал оставался тем же. Он, как единственная не изменяющаяся страница магической жизни, походил на древнего старца, с любопытством взирающего на сменяющиеся поколения волшебников. Рядом с Гермионой, гордо расправив плечи, замерла строгая и хладнокровная МакГонагалл. За столами всех четырёх факультетов расположились люди, незнакомые Гермионе и от этого ещё более пугающие, чужие. Осознание того, что всем подросткам, сейчас жадно ловившим каждое её движение, уже должно быть вдвое больше лет, чем ей, сводило девушку с ума. Поминутно бросая молящие взгляды на Гриффиндорский стол, она то и дело пыталась отыскать Гарри или Рона. Однако, как и следовало предположить, их там не было. Неожиданно профессор МакГонагалл повернулась к Гермионе, неловко сложив губы в улыбку и спокойно произнесла, глядя на пылающее от ужаса и смущения лицо девушки: – Вы готовы, Мисс Грейнджер? Хорошо себя чувствуете? Девушка, с секунду поколебавшись, кивнула. Дамблдор встал со своего места. Хлопнув в ладоши, привлекая внимание к себе, он звучно поблагодарил ребят за пунктуальность и здоровый аппетит. И когда все смешки и довольные ухмылки учеников мало-помалу растаяли, он, куда более деловым тоном, прокомментировал давно мучившую всех новость: – Итак, не для кого не секрет, что к нам поступила новая ученица. Надеюсь, что вы покажете наше гостеприимство и доброжелательность… Прошу вас, Минерва, – обернулся Дамблдор к МакГонагалл. Та, разом встрепенувшись, кивнула Гермионе, и они вместе вышли на середину возвышения перед преподавательским столом. От мгновенно наступившей хрустальной тишины, какой не было даже при речи Дамблдора, казалось, могли лопнуть барабанные перепонки. МакГонагалл твёрдо начала свою речь, избегая каких-либо выразительных пауз или художественных интонаций. Гермиона буравила взглядом тяжёлые дубовые двери. Понимая, что выглядит сейчас как статуя, она, тем не менее, не могла ни улыбнуться, ни пошевелиться, ни как-то отреагировать на слова профессора – ни жестом, ни взглядом. Рассматривая на дверях сложные узоры, девушка мысленно считала секунды до окончания речи декана. И вдруг, прерывая МакГонагалл на полуслове чудовищным скрипом, распахнулись двери, пропуская во внутрь пятерых юношей. Минерва резко втянула носом воздух, что говорило об её крайнем недовольстве. Опоздавшие же, на долю секунды застыв в проходе, удивлённо переглянулись, а потом, разрезая, словно материальное, молчание, вразнобой попросили прощения. Не медля больше, они быстро подскочили к своему столу и тут же слились с другими учениками. МакГонагалл продолжила говорить, будто ничего не произошло. А Гермиона, ранее от шеи до затылка залитая густым румянцем, стремительно побледнела. Чтобы скрыть дрожь в пальцах, она вцепилась руками в плотную ткань своей мантии и, если бы та не была достаточно прочной, то девушка просто-напросто изодрала бы её в клочья. Юноши тем временем, усевшись рядом друг с другом в просвете между другими гриффиндорцами, молча воззрились на новую ученицу, думая каждый о своём. Через несколько секунд Джеймс, ткнув локтём сидящего слева Энди, приглушённо отозвался: – А всё-таки я ставлю двадцать сиклей на то, что Сириус за ней приударит. Уоллер криво ухмыльнулся. – Замётано.