Малика

Малика искренне любит жить. Она любит Инквизицию, холодный Скайхолд и всех его жителей так, как никогда не любила никого из Хартии. Эта любовь заведомая, даже если кто-то оказывается предателем, не оправдывает надежд. Просто тогда любить становится чуточку больнее. Малика чувствует себя наивной дурой, но ничего не может с этим поделать. Из-под израненного сердца пробивается болезненная нежность, которой гномка прежде никогда не знала. Может быть, нечто похожее она испытывала к Лантосу когда-то. Но Лантос сейчас далеко. Малика любит жить и свою жизнь тоже, какой бы она ни была, какие раны бы ни приносила. Потому что Кадаш теперь другая и чувствует себя по-другому. Нет больше ощущения бессмысленности происходящего, как бывало каждый день в Хартии. Сейчас, даже если смысл не всегда ясен, он все равно есть. Неважно, в каком виде. Теперь Малика знает, что делает то, что делает, не кому-то вопреки, а для других. И для себя тоже во многом. Эта неожиданная любовь к жизни многое открывает в ней, в том числе и черты, которым не давало раскрыться окружение хартийцев. Малика замечает в себе милосердие, прежде заталкиваемое от греха подальше. Она считает это слабостью поначалу, но, кажется, со временем понимает, что нет ничего более правильного, чем прощение и помощь в подходящий, нужный момент. Малика замечает, что в Инквизиции ей и думать становится легче. Простые размышления начинают приносить ей удовольствие, которого она долгое время была лишена - и ей кажется впервые, что практически все прошедшие годы она жила во мраке. В мареве жестокости и боли, мешающем разуму обрести ясность. Малика почти любит себя новую - или, быть может, очищенную от прежней грязи, это не столь важно. Она почти любит смотреть в зеркало по утрам, но все еще старается делать это пореже. Она почти верит, что достойна счастья, но пока что хочет дать счастье другим - это не столько проявление искреннего альтруизма, сколько отрицание своей важности. «Важны все, кроме меня, - думает Малика. - Инквизиция ничто без всех этих людей. Меня выделяет лишь метка». Это «почти» отделяет ее от последней линии, которую она боится переступить. Боится чего-то, что неизбежно наступает после принятия себя. Этот мир за границей пугает Малику до тошноты. Она почти убеждает себя в том, что чувствует себя комфортно в своем нынешнем состоянии. Что любовь к другим позволяет ей не любить себя. Она смотрит в заляпанное отпечатками пальцев зеркало и учится любить свои глубокие шрамы, словно кислота изъевшие лицо. Учится любить наконец-то обстриженные жесткие волосы, облезший нос, вновь обгоревший на солнце. Учится любить себя, чтобы наконец-то начать любить других по-настоящему. Не сравнивать с собой и признавать чужое превосходство, но соотносить заслуги и черты характера и делать выводы более объективные. Малика только боится, что совсем скоро не останется никого, кого она сможет полюбить. И тогда для ее не вышедшей на свет любви не останется никого другого, кроме ее самой. Но до того момента еще есть время.