Малика

Тетрас нервно цедит алкоголь в стороне. У Тетраса дрожат руки, и он старается скрыть это. Малика неловко замирает перед ним и Защитницей Киркволла. Они не смотрят друг на друга, стоят, отвернувшись. Так быть не должно. Это ведь Варрик и Хоук. Это ведь само собой разумеющееся. Их дружба. Кадаш понимает, что здесь замешано что-то очень личное, и поэтому ощущает себя безнадежно лишней. Она помнит каждый рассказ Варрика о Мариан Хоук, каждое его слово, пропитанное теплотой. Инквизитор не может понять, что произошло между ними, если сейчас они даже не обращают друг на друга внимания. Хоук передает информацию о Корифее и Серых Стражах: вид ее измученный, усталый, будто она вот-вот упадет в обморок. Малика не может не рассматривать ее украдкой, замечая, что Защитница все так же красива, несмотря на все сражения с другими и с собой. Они виделись в Киркволле не больше двух раз, но лицо Хоук, по-аристократичному бледное и чистое от влияния времени, трудно забыть. Она говорит тихо и спокойно, не меняясь в интонациях и мимике, и вцепляется тонкими, ровными пальцами в камень крепостной стены, лишь этим выдавая свое напряжение. Кадаш думает, что у этой женщины должно быть больше седых волос, чем есть сейчас. Малика младше нее, но у нее самой седина сверкает почти в трети непослушной шевелюры. Увидев на пороге своего поместья хмурую гномку, по привычке сжимавшую рукоять кинжала на поясе, Хоук устало признала, что с хартийцами пора завязывать. Гномка смотрела на нее снизу вверх и выглядела по-настоящему грозно. Мариан даже стало бы не по себе, если бы она страшно не хотела спать. В самом деле, кто приходит в гости в шесть утра? Только Андерс вставал так рано, но он-то хотя бы умудрялся не будить Хоук, которая всегда была той еще засоней. — Я к вам, кхм, — начала гномка, и Мариан удивилась ее внезапной вежливости и мрачной застенчивости. «Мрачная застенчивость» — это точно что-то похожее на Фенриса, а как иметь дела с Фенрисом, Мариан знала очень хорошо, — по поводу моих ребят. «Ага, — вспомнила Защитница, — те хартийцы, которые зачастили ко мне играть в карты. Видимо, это их босс». — А что не так, собственно? — поинтересовалась она, не успев уследить за интонацией. Хотела сказать вежливо, а получилось с вызовом. У нее всегда так. Хартийцы были веселые. Наивные даже в чем-то. Их было легко обыгрывать в карты, хотя, конечно, за оружие они тоже хватались частенько. Они приходили к Мариан в общей сложности четыре раза и оставили кучу деньжат. А началось все с того, что Хартию послали устраивать к ней разборки по заказу кого-то из Торговой Гильдии. В доме Хоук проходила очередная партия в «Порочную добродетель», и она учтиво предложила гномам присоединиться. Те не могли воспротивиться такому вежливому обращению, забыв все, что собирались сделать. Варрик долго еще смеялся над этой историей. Это одна из его любимых. Гномка шумно вздохнула. — Ну, в общем-то, из-за вас дело они просрали, — начала перечислять она. — Денег я не получила. Да и плевать на это. Просто хочу вас попросить не пускать их к себе больше. Так за ними труднее уследить, а вы, я думаю, представляете, что такое толпа гномов-преступников. За ними глаз да глаз. — Ага, — кивнула Хоук. Гномы и сами ее успели достать. Нашли бесплатную выпивку, называется. — Их деньги вам не нужны? — Да не, — отмахнулась гномка. — Оставьте себе, будет им урок. Разговор был коротким, но продуктивным. Решилось сразу две проблемы с двух сторон. Кажется, после хартийцев, устраивавших у нее в поместье пьяные дебоши, в жизни Хоук больше не было ни одного действительно веселого момента. Хмурую гномку она замечала еще пару раз по ночам в районе «Цветущей розы», но больше они не разговаривали. Когда пропали Серые Стражи, когда Андерс начал слышать Зов, Мариан впервые после Киркволла написала письмо Варрику. Она до сих пор не может сказать точно, почему так и не ответила ни на одно его послание, неизбежно находящее ее, где бы она ни скрывалась. Возможно, это из-за чего-то, что въедается в разум вместе с бесконечным бегством. Возможно, ей просто слишком больно вспоминать город, который она так сильно любила. Это почти животный страх. Ей не хочется знать, что о ней думают в Киркволле после всего, что произошло. Считают ли до сих пор Защитницей? Убрали памятник или еще нет? Нет-нет-нет, ей нельзя думать об этом. Варрик пишет ей в ответ, что недавно прославившаяся Вестница Андрасте — бывший босс Хартии, пришедшая на смену Ратигану. И у Мариан перед глазами почти сразу же появляется хмурая гномка с рассеченным шрамами лицом. И Мариан думает: если Создатель дал второй шанс хартийцу, то смеет ли она сама надеяться на него? Кадаш встречает Хоук на исходе дня в таверне. Защитницу никто не узнает, и видно, что она рада этому. Ее легкий доспех неприметный, такой же, как и у всех путников в это непростое время, и только посох слишком золотой для обычного скитальца. Когда Малика подсаживается к ней за столик в углу, то чует, что из кружки Защитницы доносится терпкий запах травяного чая. Это удивляет и даже интригует. — Добрый вечер, Инквизитор, — говорит Хоук бесцветно и отпивает чай, морщась от того, что обожглась. Ее взгляд тут же цепляется за что-то впереди, и, обернувшись, Малика замечает, что в зал вошел Варрик. Он тоже задерживается взглядом на Хоук, но почти сразу же хмуро смотрит вниз и проходит мимо. Защитница тоже отводит глаза. — Вы отправляетесь в путь завтра утром? — не желая лезть в чужие дела, продолжает разговор Кадаш. — Да, — кивает Хоук и дует на горячий чай. У нее глаза одного цвета с чистым лириумом, почему-то замечает Малика. — Вы можете остаться у нас на пару деньков, — слишком быстро предлагает она, поймав себя на бесстыдном разглядывании женщины напротив. — Путь до Скайхолда не из легких, наверняка вы очень устали. — Все в порядке, — слабо улыбается Защитница. — Будет неловко заставлять Страуда ждать в Крествуде. Вам бы тоже поскорее отправляться вслед за мной. — Ох, — вздыхает Кадаш, понимая, что ей трудно поддерживать разговор. — Ну, у нас, к сожалению, еще есть проблемы во Внутренних землях. Но как только мы закончим там, то отправимся отрядом в Крествуд. Ей неловко, потому что, в самом-то деле, кем она была, когда Хоук была героем, спасителем сирых и убогих? Да никем. Лупила подчиненных и заключала договоры по поставкам лириума. Она и предположить боится, что думает о ней Защитница, если помнит их встречу. Это будет очень стыдно, если окажется, что она не забыла, кем была Кадаш до Конклава. — У вас тут хорошо. В Скайхолде, — тихо отмечает Хоук. — Да? — смущается Малика. — Мы только начали работы по отстройке. Вот, — она легонько пинает бочку под столешницей, служащую подставкой, — даже в таверне все временное. — Нет, — качает головой Защитница и вдруг еле слышно смеется, от чего в уголках ее глаз появляются тонкие морщины. Тут же Кадаш всматривается в нее внимательнее, и мраморная красота Защитницы осыпается: видно, что ее волосы давно потеряли прежнюю густоту и мягкость, что ее глаза покрасневшие, и в одном из них лопнул сосуд, а ногти приняли нездоровый желтоватый оттенок. Малике хочется, чтобы Хоук осталась в Скайхолде подольше, чтобы она наконец-то отдохнула от всех своих невзгод. Но у них действительно нет времени на отдых. — Дело в самой обстановке. И в людях. Все очень приятные. — О, поверьте мне, они приятные до тех пор, пока их лучше не узнаешь, — шутит Кадаш. — Все такие же, как везде. Просто объединены мы немного другими целями. — Я бы не справилась, будь я на вашем месте, — произносит Хоук, подперев голову кулаком и смотря в сторону на многочисленных посетителей таверны. Ее взгляд задумчивый и печальный. Малике становится ее очень жаль, пусть она и не знает точно, что послужило причиной ее усталости и меланхолии. — Ну, я тут не так уж и давно, — пытается отшутиться Кадаш, но ее выдает нервный смех. — Посмотрим еще, справлюсь или нет. — Справитесь, — Защитница переводит взгляд на нее и улыбается легко и по-настоящему искренне. — Вы мне нравитесь, леди Инквизитор. В вас есть что-то, что заставляет чувствовать себя увереннее. Малика поражается такой прямоте и не знает, что ответить. Бормочет что-то вроде «спасибо, постараюсь оправдать ваши ожидания» — это фраза, которую она то и дело говорит в разных вариациях почти каждый день с момента назначения на пост Инквизитора. Хоук, кажется, не винит ее за скромность. Допивает свой чай и, извинившись, уходит спать перед завтрашним путешествием. Малика больше не может найти Тетраса в таверне и почему-то расстраивается. Ей хочется, чтобы у них все было хорошо. Варрик защищает Хоук перед Кассандрой, Варрик отмахивается от любых вопросов о Хоук, пока она в Скайхолде, а позже — в Крествуде. Блэкволл пытается разговорить его, а Тетрас ворчит, что лучше бы он опять вел себя как Певчий. Малика молчит, не вмешивается. Блэкволл почти не разговаривает со Страудом, Варрик — с Хоук. И Малике хочется свернуть шеи всем четверым. Даже Коул притихает, растерявшись от количества невысказанной боли, окружившей его в одночасье. В Западном пределе ситуация не меняется. Кажется, все оборачивается даже хуже — магия крови крайне редко является хорошим знамением. Не становится она им и сейчас. Хоук рассказывает Страуду что-то из своего опыта, пока весь отряд идет к стоянке лагеря, а Варрик плетется в хвосте, отмахиваясь от сетований Блэкволла на происходящее в Ордене. Малика шепчет Коулу: «Ты можешь что-нибудь сделать?», а он отвечает по-настоящему расстроенно, словно ребенок: «Я ей не нравлюсь». Малика шумно выдыхает через нос, гася раздражение. На привале у костра Хоук по иронии судьбы некуда сесть, кроме как рядом с Варриком. Кадаш смотрит на них украдкой, помешивая в котелке тушеное мясо сомнительного происхождения и подсыпая туда немного специй из своего запаса для вкуса. Над лагерем, еще не обжитым Инквизицией, висит тишина: Коул по обыкновению куда-то пропал, а остальные разговаривать друг с другом не стремятся, и в ночи раздается лишь стук ложки о котелок, треск костра да отдаленные вопли ночных животных. Малика вздыхает, поднимая взгляд и оглядывая своих спутников. — Хоук, я видела у вас ожог на руке, — говорит она, чтобы прервать молчание. — У меня есть бальзам для этого случая. Защитница кивает, одергивая обожженный рукав, будто вспомнила о нем только сейчас. — После ужина, спасибо. — Сколько у тебя там этих бальзамов, Кадаш? — вдруг заговаривает Варрик. — Кажется, ты всю аптеку тащишь в поход. Малика хмурится, насупившись. Блэкволл чуть усмехается, но осекается, кашлянув. — Мешок у вас и правда будто бездонный, Инквизитор. — Это предусмотрительность! Никогда не знаешь, что понадобится в пути и в бою, — ворчит Кадаш в ответ. Страуд тактично молчит, хмуро глядя в костер, но Хоук вдруг подает голос, еле слышно фыркнув: — Удобно вы тут устроились, ничего не скажешь. Все жизненно важное таскает начальник. — А ты все скидывала на меня и Фенриса, — оскорбляется Тетрас. — Как вспомню, сколько ты на него навалила на Тропах, так спина начинает болеть. — Ты меня видел? — не распознав иронии, восклицает Хоук. — Как бы я все это утащила? Малика громко хмыкает, сдерживая смех. Хоук переводит взгляд на нее и неожиданно смущается, пойманная на эмоциях. Варрик кашляет и тоже замолкает. Над лагерем повисает ожидаемая неловкость. Когда котелок пустеет, у костра остаются только они втроем. Малика не выдерживает и произносит, смотря в угли: — Не мое дело, конечно, но очень не по себе видеть, как вы друг друга игнорируете. — Это моя вина, — неожиданно говорит Хоук. Варрик отчего-то не выглядит удивленным ее словами и лишь качает головой. — Если не хочешь объяснять, не объясняй, — тихо произносит он. — Нет, я… — Защитница осекается, морщась. Видно, что ей тяжело даются эти слова. Малике вдруг становится еще более неловко. Она думает, что нужно вежливо сходить отлить или еще куда-нибудь, но не двигается с места, опустив взгляд и скрестив руки перед собой в замок. — Ты ведь знаешь, мы с Андерсом в этом похожи, — продолжает Хоук, тоже смотря вниз на землю. — В обрывании связей, я имею в виду. — Я давно говорил, что вы оба сбрендившие. Ты написала мне всего два раза за все время. Малика все же тактично уходит, не желая никого смущать своим присутствием. Ей не хочется спать — как тут уснешь после такого дня — и в своем маленьком путешествии вокруг лагеря она в итоге натыкается на Коула, сидящего на камнях тевинтерских руин и смотрящего на небо, усыпанное звездами. Он слышит Кадаш до того, как она успевает что-то сказать, и оборачивается. — Все сегодня печальные, — говорит он, опустив плечи. — И никто не хочет, чтобы я им помог. — Ты сказал, что ты не нравишься Хоук. Она тебя обидела? — осторожно спрашивает Малика, забираясь на камень рядом с духом. — Она поняла, что я не настоящий. Видела много таких, как я. Привязывала к себе. Она давно никому не доверяет и всегда ищет подвох. Это делает ее усталой. — Она просто тебя не знает, — тепло улыбается Малика, приобнимая Коула за плечо и на секунду стискивая в крепких объятьях. — И, знаешь, вряд ли она видела хоть кого-нибудь, похожего на тебя. Ты у нас один такой невероятный. Они разговаривают еще какое-то время: о звездах, созвездиях, окружающих их руинах и о Серых Стражах, которых они видели сегодня. Уставшая за день Малика возвращается в лагерь и видит, что у затухающего костра Варрик обнимает Хоук, уткнувшуюся лицом ему в плечо. Кадаш улыбается и тихонечко забирается к себе в палатку. В Адаманте тяжело, но терпимо. Они ведь пережили Убежище. Кадаш пережила Теринфаль. Но в Тени тревога все равно затопляет ее с новой силой. Малика смотрит на Соласа, прибывшего вместе с войсками Инквизиции, и пытается перенять немного его воодушевленности. Коулу неспокойнее всех. Хоук молчит на слова демона, обращенные к ней. Малика думает, что нужно было взять с собой Варрика, но кто мог знать, что они провалятся в Тень? Хоук молчит, сжимает до побелевших пальцев свой посох, но перед одним из боев с демонами до Кадаш доносится, как Защитница шепчет, готовясь к атаке: — Праведные, стояли они перед врагом, как камень стоит перед потоком… И Малика, слышавшая этот станс не раз и не два в рядах солдат Инквизиции, заканчивает у себя в мыслях: «…неколебимо, поддерживаемые рукой Создателя». И воины демонов налетели на их щиты, как волна налетает на скалы. Кадаш, разрубающей очередную тварь мечом, кажется удивительным, как эти слова подходят в их ситуации. Хоук тяжело дышит, опираясь на посох. Малика подходит к ней, когда бой стихает, и кладет руку на плечо. — Все в порядке? Она все больше жалеет, что с ними нет Варрика. — Да. Да, спасибо, — кивает Защитница и выпрямляется. Из ее носа течет струйка крови, и она торопливо вытирает ее тыльной стороной ладони. — Не беги в авангард, держись рядом с Соласом, — советует Малика и кивает на размазанную кровь под чужим носом. — Тебе в голову ничего не попало? — Нет, нет, это просто, — Хоук вздыхает. — Бывает при использовании некоторых заклинаний. Кадаш чуть хмурится, а затем отдает приказ двигаться дальше за духом Верховной Жрицы. Ей жаль Хоук. Она понимает, что Варрик в своей книге не написал и половины того, что Защитница пережила на самом деле. Но Малика не знает, чем может ей помочь, как поддержать, и со странным чувством печали понимает, что они в чем-то похожи. Хоук оглядывается по сторонам, задерживается взглядом в углах, и взгляд ее болезненный, забитый. Малика видит в этих углах себя, но никогда никому не расскажет об этом. Малика жалеет, что рядом нет Варрика, потому что ей приходится решать судьбу Хоук. Хоук, которая, кажется, и правда смиренно готова пожертвовать собой. Тетрас накричал бы на нее за такое, но Малика только говорит напряженно: — Хоук, не глупи. Малика думает, что это неправильно. Страуд не должен умирать, но и Защитница тоже. Малика и сама бы осталась, не будь на нее навешан такой огромный долг. Хоук будто отходит ото сна, вздрагивает, с болью смотря на Кадаш, а затем переводит взгляд на Страуда. Страж уверенно кивает и разворачивается. Когда они выбираются из Тени, у Малики трясутся руки. Она закрывает разрыв и смотрит на растерянных Стражей, будучи не менее разбитой. Ей опять приходится принимать решения, в которых она ничего не смыслит. Кадаш не хочет иметь столько власти над чужими жизнями. Это придавливает ее к земле, заставляет сомневаться. Она боится ошибиться все больше и больше. Если Защитница Киркволла, имев влияние на судьбу всего одного города, так уничтожена сейчас, то что будет с Маликой после? Сможет ли она остаться в себе? Хоук устало улыбается ей на прощанье, а затем не выдерживает и, чуть наклонившись, обнимает. Малика в ответ кладет ладони ей на лопатки. От них обеих пахнет потом и гарью, но обниматься вот так оказывается приятно и спокойно. Хоук говорит, чуть посмеиваясь: — Вы невероятная, Инквизитор. Намного лучше ваших бывших подчиненных, опустошавших мой винный погреб. — Так вы помните, — смущается Малика, не размыкая объятий. — Честно признаться, без помощи Варрика я бы не вспомнила. Кадаш чувствует, как смех Защитницы оседает воздухом на ее волосах. — Вот засранец, — беззлобно бормочет Малика. Она предлагает Хоук отправиться с ними в крепость Грифоновы Крылья, чтобы отдохнуть и отмыться от грязи, но Защитница лишь качает головой, говоря, что так недолго и навсегда остаться с Инквизицией. Ее голос шутлив, но Малике почему-то кажется, что Хоук на самом деле не шутит. Когда Защитница отправляется в Вейсхаупт, Кадаш потерянно размышляет: смогла бы Хоук стать Инквизитором? Справилась бы? Ей становится немного стыдно, что она заняла чье-то место. Ведь и Героиня Ферелдена тоже на него претендовала. Но Варрик уберег Хоук, и Малика думает, что он сделал все правильно. Хоук пора отдохнуть от бесконечной борьбы. А Кадаш постарается оправдать ее ожидания. В самом деле, не каждый же день красивые женщины называют ее невероятной.