Малика

Было ли в тот день что-либо важнее голосов, шепчущихся, кричащих в душной толпе? Когда они, жители этой сырой деревушки, собрались здесь, чтобы посмотреть на без пяти минут мертвеца, пересуды и общее волнение сплотили их. Они были воодушевлены так, будто бы он был знаменитым проповедником, молва о котором прокатилась через всю Вольную Марку в начале осени. Проповедник этот ходил по деревням в предместьях городов и уверял людей, что Создатель где-то среди них, заглядывает в их лица, следит за их работой, что Он сравним со случайным всадником, просящим у вас воды, а после вновь срывающимся в дорогу. Храмовники объявили проповедника в розыск за ересь, и жители деревушки ждали его теперь, чтобы получить награду за поимку, а не ради красивых речей. Хартиец, накануне убивший и ограбивший одного из местных, был ничем не хуже. Наказание его, напротив, было более желанным, так как имело оттенок личной мести. Его поимка была быстрой и слаженной: правосудие Тантерваля славилось своей эффективностью и немилосердностью. Хартия обходила Тантерваль стороной. Малика любила его именно за это. У Шибача, конечно, были связи и в этих краях, но дел здесь она никогда не получала. То, что в один день ей было поручено спасать задницу одного из гномов, было пустяком. Кадаш все равно его не спасла. Его тело болталось в петле, пока она слушала, как две старушки обсуждают, что приготовить на обед. Один здоровяк из местной дружины смерил гномку подозрительным взглядом, и она подошла к нему поближе, чтобы спросить, кого повесили. Грязь хлюпала под подошвами. Мужик ответил, что повесили «ублюдка из сраной Хартии», и Малика понимающе закивала. Мол, да, сраная Хартия, чего ей не живется спокойно? Шибач не говнился и не кудахтал, когда Кадаш вернулась ни с чем. Она подозревала, что ему просто нужно было сбагрить ее куда-нибудь подальше на какое-то время. Неизвестно только, ради каких целей. Грязь точно так же хлюпала под ногами, когда Том Ренье творил свою чушь на глазах у половины Вал Руайо. Грязи много скапливается там, где куча народу, а дождь превращает такие сборища в игру на выживание. Малика пробиралась сквозь толпу, кляня свой рост, и думала зло: тоже мне, висельник нашелся. Ты висельников не видел, мужик. Они молчат и ни в чем не каются. Отбиваются иногда, пытаются сбежать. Хартиец в деревушке под Тантервалем сбегал три раза, а вешали его с переломанными ногами. Он долго-долго умирал. А ты будешь долго-долго жить. Конечно, в тюрьме она ничего этого не сказала. Они покричали немного друг на друга. Кадаш ударила по решетке, прорычав, чтобы Ренье заткнулся и выслушал ее. Будто бы она невинных не убивала. Будто из-за нее не травились лириумом. Но, естественно, она Вестница Андрасте теперь, и все грехи отмыты. Смотри, Создатель, ходящий средь людей, какая красота. Да хер там плавал. Разве у магов, у храмовников, у разбойников, которых они убивали, не было семей? Разве их не любили в детстве мамы? Это, что, ее обязанность теперь, переубеждать всяких идиотов? Голоса на площади в тот день удивлялись и гневались, но Малика не вслушивалась. Может, кто-то оскорблял Ренье. Может, кто-то рассуждал, что приготовить на обед. — Если тебе дают второй шанс, так пользуйся им. У кого-то неспасенные собаки, у кого-то гномы, доведенные до самоубийства. У кого-то мертвые дети, а у кого-то десятки кровавых разборок между кланами Хартии. Но это же так не измеряется. Вина относительна. Серые Стражи отрабатывают свои прегрешения в Инквизиции. Почему бы Серому Стражу Блэкволлу не продолжать. Почему бы ей самой, Малике, не продолжать. В конечном итоге, это то, что они все делают здесь. Меняют мир к лучшему. Меняют себя.