Малика

Прошло пятьдесят три дня с роспуска Инквизиции. Жози сказала, что Малике нужно поправиться. Прийти в себя. Привыкнуть. Что может лучше подойти для этих целей, кроме солнечной, теплой Антивы? Малика считала, что Солас должен был убить ее, а не проявлять сраное милосердие. Если бы она была на его месте… Нет, эти мысли были совсем глупыми. В Антиве в это время года было жарко и душно; первую неделю Кадаш не вылезала из постели, укрываясь теплым пуховым одеялом. Показываясь из-под него по вечерам, она представляла собой жалкое зрелище: вспотевшая, взъерошенная, умывающаяся через день. Когда Жозефина вежливо стучалась в дверь, Малика запрещала ей входить. В эти дни ее видели лишь служанка и лекарь, приходивший осматривать культю. Малика отворачивалась, боясь увидеть на их лицах отвращение. А потом она начала уходить по ночам. Пробиралась через коридоры для слуг на неспящие улицы Антивы, натягивала капюшон плаща пониже, прятала изуродованную руку за длинным рукавом. Город встречал ее пьяным смехом и песнями уличных музыкантов. Малика терялась в этом шуме, стараясь заглушить грохот собственных мыслей. Недавно прошедший дождь сверкал лужами на брусчатке. Особняк Монтилье находился в районе старого порта, который давно стал прославленным местом для развлечений любого рода. Малика вдохнула полной грудью соленый морской ветер, смешанный с привычным запахом конского навоза, и зашагала вдоль двухэтажных домов из желтого кирпича. Ее встретили пестрые лавочки с вином и угощениями и сутулые нищие у стен. Взгляд зацепился за привязанную к столбу худую рыжую псину, спавшую рядом с табличкой «Собаке на корм». Чуть дальше какой-то разодетый в золото акробат пытался засунуть ноги себе в задницу, а пара зевак хохотали над его вывертами. Малика поморщилась. В ту ночь она зашла в первый попавшийся трактир и пила до тех пор, пока наконец не смогла заснуть. Ее ограбили и стащили кинжал, когда-то подаренный Калленом. Но все это больше не было важно. *** В Антиве были свои правила: не заплатишь — не уйдешь далеко. Каждый встречный пытался содрать побольше, обмануть поизящнее. К сожалению, Малика не выглядела такой уж богатой, чтобы антиванцы обращались с ней хотя бы немного вежливо. С другой стороны, она была рада начистить пару мерзких морд. Пусть это все чаще и заканчивалось тем, что она лежала на брусчатке, не в силах подняться. Левая рука беспомощно висела вдоль тела, а правой она никогда не умела бить достаточно сильно. Твою мать. Жози, встретившая ее одним ранним утром в коридоре особняка, взглянула с суровой решимостью и, схватив под локоть, потащила смывать грязь и кровь в ванную. Монтилье не были богаты, но на удобстве не экономили: ванная посреди небольшой комнаты была сделана из розоватого мрамора, а на полочках стояли многочисленные пузырьки с маслами, солями и шампунями. — Лаванда или роза? — спросила Жозефина как ни в чем не бывало. — Лаванда, — выдавила из себя Малика. — Жози, я справлюсь сама, спасибо. Ей не хотелось раздеваться перед ней, показывать свое уродливое тело. — Дай за тобой поухаживать. Это большее, что я могу для тебя сделать. — Ты и так много сделала для меня, Жози. Жозефина была слишком хорошей для пропитавшейся кровью Антивы. А, может быть, и для всего Тедаса. После полудня они отправились на прогулку. Малика переоделась в чистую одежду, от которой исходил тонкий древесный запах, а Жози надела легкое белое платье и соломенную шляпку. Вручив Кадаш увесистую корзинку, она поймала извозчика на улице и попросила отвезти их на пляж. Днем Антива совсем не походила на то чудовище с тысячей загребущих щупалец, в которое она превращалась по ночам. Они ехали в открытом экипаже, мимо персиковых садов и виноградников, и даже в тенях не было видно лиц никаких врагов. Малика больше не верила своему зрению, но в этот день решила поверить. Ради Жози. И ради себя, быть может, тоже. Они расположились на песчаном пляже в паре кварталов от особняка. Сюда, похоже, не пускали простолюдинов: неподалеку отдыхала семья аристократов, разбившая на пляже шатер. Они увлеклись игрой с какими-то палками и не обратили на Малику и Жозефину никакого внимания. Малика одернула левый рукав и помогла Жози расстелить покрывало для пикника. Затем Жозефина раскрыла привезенный с собой кружевной зонтик и воткнула его в песок. — Не хочу, чтобы ты обгорела, — пояснила она. — Солнце в это время года в Антиве очень злое. Солнце только-только перевалило за зенит. Было жарко, но прохладный ветер с моря дарил коже покой. Волны накатывали на песчаный берег, оставляя на нем немного пены. Жозефина тем временем достала из корзины фрукты и разложила их на причудливых фарфоровых тарелочках с изображениями ярко-оранжевых абрикосов. На дне корзины была бутылка вина. — Разбавленное, — предупредила Монтилье. — Нечего напиваться в первой половине дня. Можно было сказать и вовсе: «Нечего напиваться», но Жози была слишком тактичной. — Спасибо, — тихо сказала Малика и кинула в рот пару сладких черных виноградин. Над морем парили чайки, высматривая в волнах добычу. Где-то вдалеке плыла рыбацкая шхуна, соревнуясь с птицами в том, кто выловит больше рыбы. Дети из семьи знати мочили ноги в теплой воде, немного приподнимая светлые платьица. Родители запрещали им купаться. Малика взяла с тарелки персик и хотела было как обычно разломать его пополам, но поняла, что сделать это одной рукой будет очень сложно. Жози тут же помогла ей и беспечно произнесла: — А вечером разрежем арбуз. Бутылку вина они так и не открыли. *** Однорукий моряк криво улыбнулся ей и отсалютовал потертым крюком. Малика улыбнулась в ответ и бросила взгляд на кинжал на его поясе. Рукоять с медвежьей головой, ферелденский орнамент на ножнах. — Славный ножик, — сладким голосом сказала она, и моряк в ужасе замер, наконец узнав ее. — Так отдашь, или потанцуем? В Антиве было неплохо. Похоже, Жози не ошиблась. Малика обязательно поправится.