Малика

Малика не могла уснуть. Все ворочалась, глядя то на стены Троп, то на непроглядную тьму вместо неба. — Спи давай уже, — проворчал Варрик у нее под боком. — Что же мы наделали? — тихо спросила она. — Мы все… — О чем ты, Кадаш? — О лириуме. Варрик промолчал. Малика тоже не стала ничего говорить, и Тетрас не выдержал: — А можно конкретнее? — Мне мало было чувствовать себя чудовищем до этого, а теперь я все не могу перестать думать… О том, что мы столетиями… Мы все… Гномы, люди… Жили за счет этих существ… Титанов. Варрик фыркнул. — Не мучайся совестью, Кадаш. Мы много за счет кого живем. — Ты не понимаешь… Это будто… Будто все это время мы уничтожали самих богов… — О, ну это уже слишком. — Тебе просто неприятно об этом думать, признайся, Варрик. — Ты просто любишь выставлять себя страдалицей, Кадаш. Они вновь замолчали. Тейг Гейдрун полнился звуками: треском дров в костре, поскрипыванием деревянных лесов, установленных Инквизицией, копошением подземных зверьков в норках. И где-то далеко отсюда, там, где они оставили Валту, лириум пел песню, которую Малика не могла услышать. Она не знала Камня и ее путей, не понимала посланий и тайн. Всю жизнь лириум был для нее вредной дрянью, которой так любят травиться маги и храмовники. Гномы наживаются на них и хохочут: что за дураки. — Что с нами будет, когда лириум закончится? Варрик вздохнул. Тяжело. Малика знала эти вздохи: в мыслях Тетрас называл ее занудой. — Возможно, нам и не придется думать об этом, подруга, если Корифей надерет нам задницы раньше. — А потом? Мы выжрем столько лириума, что его не останется: выпьем их вены досуха. — Какие кошмарики на ночь глядя. Малика надулась, натянула одеяло повыше. — Вот так всегда. С тобой не поговоришь нормально, Варрик. — Вот и доставай завтра Смеюна с этим. Он-то всегда рад поболтать о великих проблемах. — Ладно. Спи давай. — Ну спасибо. Ладно. Кто Малика такая, чтобы рассуждать о вечном? Она наземница, которая никогда не почувствует объятие матери. Тропы не приведут ее домой. Имена ее предков были стерты из памяти веков, а ее собственное никогда не прозвучит в залах Хранителей. Валта смотрела на нее и знала, что Малика не поймет. Она вежливо улыбалась, но всегда отстранялась, когда Кадаш хотела спросить ее о Камне. Малика не поймет. Валта — свет и сила, и разум, которого не постичь. Камень благоволит ей, Малике не благоволит никто. За ней не стоит ни одного дрянного бога. У Андрасте не хватило бы терпения разгребать ее дерьмо. Но Камень — не Создатель и не Андрасте, и ее отсутствие ощущается больнее. Малика никогда не станет большим, чем она есть. Якорь на ее руке — случайная зараза, непрошенная и незаслуженная. Андрасте никогда не приходила к ней. — Варрик. — Ну чего тебе еще? — Тетрас устал. Размышления Малики вызывают у него тревогу. Она знает, потому что Варрик — ее друг. — А что, если Камень никогда и не было? Что, если это всегда — всегда — были титаны? Представляешь, как это все изменит? — Да чтоб тебя, Кадаш… Я тебя сейчас пну. Иди проветрись, хотя где в этой дыре ветер, я без понятия. — Как думаешь, Валта понимает? Варрик промолчал, а затем серьезно ответил: — Я не думаю, что она на самом деле понимает. У нее, должно быть, сейчас столько шума в голове. Знаешь, Кадаш… Был я знаком с одним парнишкой. Рукастый, любую вещицу превращал в магию. Руны только так стругал. Вот только в голове — та еще каша. Так Валта такая же, только мозги у нее на месте. Но это, может быть, пока. — Ты думаешь, тот парень тоже встретился с титаном? — А кто его знает. Но вещи вытворял — с ума сойти, нет второго такого гнома. Когда мы были на Тропах, малец потерялся. Все его обыскались, а он стоял себе рядом с кучей дохлых порождений да огром в глыбе льда. Вот что там случилось? Он-то, конечно, не объяснит, а нам гадай. Малика прикрыла глаза. Где-то в глубине Троп тоскливо проскрипел металл. Тропы всегда были местом, где она чувствовала себя лучше. Будто под землей все обретало смысл. Но это никогда не было правдой. — Спасибо, Варрик. Спасибо. Мне легче. — Спи, Кадаш. Мы все заслужили немного хорошего сна.