"Я хочу предложить тебе сделку..."

Канеки протяжно зевнул и недовольно протер глаза, не обращая внимания на красноречивый взгляд преподавателя. После трех выпитых с утра чашек кофе юношу немного мутило. Нудное бурчание сварливого профессора не прибавляло ему ни ясности ума, ни бодрости духа и взгляд сам собой устремился к отвлекающему пейзажу за окном. Время неслось, словно быстрая горная река, сметая своим сильным и мощным потоком все посторонние переживания. Думать о чем-либо лишнем было некогда. День и ночь сменяли друг друга, кофе литрами гулял по желудку, о нормальном сне приходилось только мечтать. Самая напряженная часть сессии, когда зачеты закончились и экзамены следовали один за другим высасывала последние силы из изможденного организма. Альбер Энштейн сказал как-то: «Я никогда не думаю о будущем. Оно наступает достаточно быстро». По мнению Кена, будущее наступало непозволительно быстро. От усиленной зубрежки и недосыпа он стал жутко рассеянным и начал путать слова. Когда парень впервые заметил за собой подобную оплошность, лишь рассмеялся, но со временем его веселье улетучилось. Приходилось постоянно следить за тем, что он хотел сказать, продумывать дважды каждую фразу. Ведь если студент вдруг случайно ляпнет какую-то грубость Ариме или разболтает что-то явно для него лишнее, проблем потом точно не избежать. Подготовка к экзаменам и «уплата долгов» следователю забирали почти все время. Та крохотная часть, что оставалась от суток, тратилась на занятия музыкой с Дзиро-саном и сон. Времени не хватало даже на то, чтобы спокойно обдумать ситуацию с ребятами, которые ясно давали понять, что не собираются эту самую «ситуацию» оставлять в нынешнем состоянии и всячески напрашивались на встречу. Когда непокорный мозг начинал вспоминать Тоуку-тян, все валилось из рук. Во время игры на фортепиано он беспрестанно сбивался и ошибался, о чем позже искренне сожалел. Ода-сан был добр, терпелив и всячески подбадривал приунывшего ученика. И от этого тому становилось только хуже. Игра на клавире давалась Канеки, на удивление, легко, словно он занимался этим всю сознательную жизнь. Единственной трудной частью была теория и то, только потому, что юноше приходилось учить материал не в самое подходящее для этого время. Ловкие и послушные благодаря тренировкам и боевой закалке пальцы хорошо брали даже сложные аккорды и через пару занятий студент уже мог неплохо играть обеими руками. Хотя вчера возникли непредвиденные трудности. Профессор учил его «соединять» руки, играть ими одновременно. Нет, конечно, со своей ловкостью «Сколопендре» не было сложно перескакивать с одних клавиш на другие, но вот мозг упрямо «буксовал». Ощущение, которое испытал парень, пытаясь уследить за обеими конечностями, было странным. Внимание рассредоточилось и в идеально выученные для каждой руки партии закралось множество ошибок. Однако, когда Кен расстроенно поморщился, Дзиро-сан заявил, что он и так далеко продвинулся и подобные трудности со временем пройдут без следа. Это заверение сильно обнадеживало, так как недавно Арима-сан заявил, что будет периодически контролировать его успехи на новом поприще. Нависшая над головой грозовой тучей опасность, исходящая от раздраженных его недружелюбным поведением гулей, заставляло сердце гулко стучать в груди. Нишио-семпай злобным изваянием застывал в воротах кампуса каждое утро, кружил по университетским коридорам и сторожил основные входы и выходы, когда была возможность. И Канеки только благодаря большому опыту в выслеживании и чуткой интуиции удавалось его избегать. Тоука-тян, была слишком стеснительной, чтобы заходить каждый день и навещала Хидэ раз в два дня. Большую часть времени девушка кругами обходила близлежащие улицы и наблюдала за корпусами Камии издалека, словно коршун выслеживающий добычу. И полугуль прекрасно понимал, что ее застенчивость не сравнится по силе с ее же легендарным гневом, когда она все же настигнет его. Во всей этой неприятной истории было несколько странных и неизвестных Кену моментов, которые могли существенно повлиять на его жизнь. Юноша не знал, сказали ли Нишики и Киришима о его возвращении остальным или пытались пока все решить самостоятельно. И если сказали, то где все? Был ли у них какой-то план? Но так же не стоит упускать возможность того, что ребята все же пока молчали. И в таком случае, возникают уже другие вопросы. Как скоро они поделятся новостью? Что предпримут другие, когда все узнают? Из всех его друзей, больше всего проблем мог доставить Цукияма-сан. Нишио-семпай был слишком «пофигистичен», если есть такое слово, для того, чтобы добиваться своего излишне долго. Конечно, гуль всегда стремился достигнуть поставленной цели, про его упорство ходила даже парочка легенд на младших курсах, но он не станет сильно наседать, если не получит какого-либо отклика в скором времени. Слишком уважает частную жизнь, свою и чужую. Тоука-тян, естественно, была куда настойчивей. Она точно не оставит его, пока все не выяснит и не поговорит лично. А возможно, даже и после этого. Но она довольно темпераментна, будет срываться на крик и после застенчиво обходить его стороной из-за столь опрометчивого поступка. Больших неприятностей она, если не прознает про его связь с CCG, доставить не должна. «Клоуны» будут с интересом наблюдать за его мучениями со стороны, пока не увидят для себя какой-либо выгоды или забавы получше. Банджо-сан со своими людьми, несмотря на не презентабельный вид, слишком деликатны, чтобы идти напролом и настаивать на том, чего он не хочет. Так что самой большой «занозой в заднице», как сказал бы Нишики, был именно Цукияма, со своим помешательством на нем и наклонностями маньяка. Обладая большим количеством связей во всех сферах общества, острым умом и безумным желанием съесть Канеки, он был способен доставить множество проблем и разрушить все то немногое, чего юноша достиг за последнее время. «Гурман» мог похитить Хидэ и шантажировать Кена этим или полакомиться его другом в отместку за недостаточное внимание к своей персоне. Мог силами своего клана схватить его по дороге на учебу и держать взаперти в фамильном поместье. Он вообще слишком многое мог, по мнению студента. И самое ужасное из этого списка, что Шуу мог даже как-то разузнать про его связь с Аримой и CCG, чего юноша никак допустить не мог. Легче было сразу проткнуть себе сердце одним из куинке «Бога Смерти». Нет, Канеки, конечно рассматривал возможность того, что как-нибудь вскользь упомянет про то, что теперь «работает на Управление по Борьбе с Гулями», чтобы как-то объяснить свою необщительность и отпугнуть ребят, дабы те не сильно его тревожили, но все же рассказывать о чем-то подобном лишний раз не хотелось. А распространяться о своем «спасителе» тем более. К тому же, если его друзья проявят к следователю излишний интерес, он заинтересуется ими в ответ. И обойтись «малой кровью» точно не удастся. Даже думать о том, что может предпринять Арима было страшно. В общем, полугуль находился в той ситуации, когда мог лишь обреченно смотреть в будущее. Глаза резало, в ушах шумело, а взгляды философа, полные надменности и презрения, раздражали до хруста в пальцах. Сейчас студент искренне недоумевал, зачем вообще пошел на необязательную консультацию перед экзаменом. Аудитория была почти пустой, конспект последней лекции тщательно вела лишь пара человек. Кто-то просто лежал на парте, другие незаметно сидели в соц.сетях. Некоторые, как и Канеки, уставились в окно, где на безоблачном синем небе греясь в лучах солнца летали вороны. Эта картина почему-то навевала сонное спокойствие и умиротворение. Словив очередной брезгливый взгляд сварливого преподавателя, полугуль неожиданно легко принимает решение, которое ни за что бы не пришло ему в голову еще полгода назад. Тетрадь и пенал одним ловким движением оказываются в сумке и юноша поднимается с места, вежливо кивая на прощание вредному мужчине. По выражению его лица трудно сказать, доволен он или нет, получив перспективу избавиться от ненавистного ученика, но «Сколопендру» это сейчас мало волнует. В залитом солнцем коридоре было тепло и тихо. Постояв немного у окна, парень решает поднять себе настроение и направляется на улицу к автомату с кофе. Белизна снега слепит болящие глаза и приходится их прикрыть. Свежий морозный воздух понемногу успокаивает головную боль. Кофе, как всегда, был не самого лучшего качества, но Кен уже к нему привык. Из открытого окна в классе неподалеку слышны отзвуки очередной нудной лекции. Вслушиваясь в негромкий баритон неизвестного преподавателя, полугуль заключает, что это лекция по экономике и, судя по всему, такая же консультация перед экзаменом, с которой он только что ушел. Спустя пару секунд ленивой мозговой деятельности сердце начинает чаще биться в груди. Экономика. В этом семестре не у многих факультетов она есть. Точнее, ее проводят только у первокурсников факультета Международных отношений. А значит, сейчас на ней должен быть Хидэ. Возможно… Если только он, как и Канеки, не прогуливает. Ноги сами несут юношу к раскрытому окну, нос улавливает мерзкий запах краски, что объясняет необычный феномен раскрытого нараспашку окна в холодное время года. Ближе, еще ближе. Родной силуэт виднеется совсем рядом. Похоже, Нагачика решил начать «закаляться». Парень сидит совсем рядом с окном и что-то неторопливо пишет. Кен недовольно хмурится. Сидеть на сквозняке зимой в одной тонкой кофте и даже не накинуть лежащую рядом куртку было сумасшествием. Но Хидэёши никогда не отличался боязнью простудиться. Как же полугулю хотелось, если бы было можно, сейчас с ним поговорить. Хотя, стоп. Как раз сейчас они смогут увидеться! Семпай на практических занятиях до самого вечера, если верить вывешенному в холле расписанию. А ему верить можно на все сто процентов. С дисциплиной в Камии порядок. Тоука-чан в школе и освободится она, самое раннее, где-то через час, и до университета Канеки ей идти двадцать минут пешком. Значит, у Кена было еще полтора часа действительно свободного времени! Руки немного подрагивали от накала чувств, все-таки юноша впервые делал что-то подобное. Сбежать с занятий в компании друга было весьма заманчивой идеей, однако он вряд ли бы когда-то решился устроить нечто подобное. Но сейчас ему точно ничто не помешает осуществить свой план. Лист из тетради по философии вырывается с характерным звуком и студент мстительно мнет его. Комок получился небольшой и плотный, по всем расчетам должен без проблем долететь до адресата. «Сколопендра» выглянул из своего «убежища» и прищурился, прицеливаясь. Клочок бумаги попал точно по виску недовольного этим Нагачики. Друг морщится и косится на окно, чтобы отыскать обидчика, когда замирает от неожиданности. В его глазах ясно читается удивление и неверие и парень может это понять. Все-таки, из-за проблем с ребятами, ему пришлось перестать общаться с Хидэ и они долго не виделись. Хидэёши по этому поводу сильно волновался и непрестанно его искал и, в конце концов отчаявшись, напросился на встречу с куратором друга. Та потом немедля вызвала Канеки к себе в кабинет, передавая всю степень своего испуга. Когда приятель спросил, почему ее подопечный прогуливает занятия, она в панике принялась проверять посещаемость. Ведь Кен был отличником, после первого семестра совсем не появлявшимся на занятиях. И после первых «признаков выздоровления» опять потерять его из виду она хотела меньше всего. Но, к ее счастью, студент теперь исправно посещал университет, о чем она не замедлила сообщить взволнованному Нагачике. И хотя тот не оставлял попыток с ним связаться, с тех пор тот стал выглядеть еще угрюмей, чем раньше. Полугуль радостно улыбнулся, знаками предлагая другу прогулять лекцию. А тому большего и не нужно было. Секунда и конспекты с пеналом быстро впихнуты в сумку, а куртка накинута на плечи. Парень вежливо извиняется и почти выбегает из аудитории. Неловкость после долгой разлуки быстро развеивается и друзья весело смеются над очередной шуткой Хидэёши. Сперва, правда, студент лихо отчитал «Глазную повязку» за подобные «выкрутасы» и «игнор его замечательной персоны». Он скрупулезно описывал всю глупость такого поведения и свои «обманутые надежды», которые его «разбитое сердце» никак не могло оставить. И, наверное, раз шесть повторил приятелю, что «кролики умирают от одиночества». Кен, на эту тираду, мог только виновато улыбаться и просить прощения. В парке в это время было не многолюдно и тихо. Лучи солнца задорно скользили по сугробам и обледенелым веткам деревьев. Соскучившиеся друг по другу товарищи обсуждали все, что только могли вспомнить. Разговор не затихал даже тогда, когда они пили кофе из уличной лавки, пытаясь отогреться. Идти в шумные кафе и рестораны им не хотелось. — А теперь объясни мне, почему ты избегаешь Тоуку-тян и семпая?! Я тебя не понимаю, Канеки. Ладно, семпай временами не слишком приятный человек. Но Тоука-тян! Она ведь даже очень ничего! И кто-то по ней «сох», кажется, а? Нагачика заискивающе пихнул друга в бок локтем. — Боже, прекрати, не было ничего такого!… Хидэ, я… М-мне нужно с тобой кое-что обсудить. Ты обещаешь не кричать на меня? Кен напряженно прищурился и закусил губу. Он опасался этой темы. Как объяснить другу, что ему теперь нельзя общаться ни с Нишики, ни с Киришимой, хотя бы ради их же блага? — Канеки… Что произошло? Вот такой взгляд приятеля, полугуль очень не любил. Глаза Нагачики потемнели и выглядел он довольно серьезно. И как только могут так быстро мелькать выражения эмоций на его лице? Буквально мгновение назад он смеялся и буквально светился изнутри, а сейчас, казалось, сам поглощает посторонний свет. — Я… Мне… Понимаешь… В общем, я больше не хочу общаться с семпаем и Тоукой-тян. Так что, пожалуйста, не говори с ними обо мне… Друг молча разглядывал его минут десять, сведя брови вместе. Похоже, он был совсем не доволен таким раскладом дел. — Почему? Вы ведь раньше были довольно близки. — студент поднял руку, призывая собеседника не перебивать — Знаешь, я… Я даже иногда чувствовал себя лишним, сидя вместе с вами в «Антейку». Ты был так счастлив и, казалось, я остался «где-то за бортом вашей лодки». Мы давно знакомы, черт возьми, ты мой лучший друг! Я знаю тебя, как никто другой! Мы столько лет общаемся! И я ни с чем не спутаю твою счастливую улыбку. Не ту, что ты натягиваешь, когда боишься кого-нибудь огорчить, а настоящую. И сейчас я не понимаю, почему ты убегаешь от этого. Парень легко покачал головой, пристально разглядывая лицо товарища и Канеки неосознанно прищурился и нервно затеребил подбородок рукой. — Я не могу тебе объяснить, прости. Просто… пожалуйста, сделай, как я прошу. — И не подумаю! Я хочу, чтобы ты был счастлив и буду стремиться к этому, даже если ты будешь против. Ты должен снова начать общаться с теми, кто тебе дорог. Чувство вины из-за того, что ты их игнорируешь выедает тебя изнутри, не думай, что я не вижу. И я не позволю тебе мучиться напрасно. У Канеки перехватило дыхание. Хидэ еще никогда не был так откровенен. Обычно, приятель всегда заходил издалека, только намекая ему о своей точке зрения и ненавязчиво вмешивался в его проблемы, когда пытался что-то поправить. Эта неожиданная тактика открытого выступления пугала. И очень злила одновременно. Они не кричали друг на друга, не сказали каких-то обидных слов, да и вообще не проявили обычных признаков размолвки, но полугуль чувствовал, что только что впервые поссорился с лучшим другом. И вместе со злобой и обидой, по венам потекла боль. Они прогуливались в тишине еще какое-то время, пока тихо не попрощались и не разошлись по домам.