~ * * * ~
Лезвие с сытым чавкающим звуком выскользнуло из податливой плоти, и еще несколько секунд назад полный жизни и огня человек рухнул на землю разрубленным куском мяса. Мадара оттолкнул его ногой, освобождая себе дорогу, и по тому, как тело поддалось, понял, что от него что-то отвалилось и откатилось в сторону. Не утруждая себя даже взглядом в том направлении, он двинулся вперед, выискивая врагов раскаленными красными глазами. Желто-коричневая, растрескавшаяся от сухости земля крошилась под его ногами, и он оставлял на ней выжженный кровавый след. Не было ничего — ни неба, ни земли — лишь алая бездна вокруг, полная криков и запаха гари. Не было ничего приятнее, чем поддаться ее искушающему зову. Там, за гранью правды и всего того, чему его когда-то учил Акайо-сенсей, Мадара чувствовал себя по-настоящему свободным и счастливым. Здесь все было просто — убей или убьют тебя, а уж убивать за прошедшие восемь лет он научился прекрасно. Он был всемогущим и неуязвимым — его глаза прожигали нападавших насквозь, и ему не нужно было даже складывать печати для того, чтобы превращать их плоть в пепел, уничтожать, стирать с лица земли само воспоминание о них. Люди с гербами Сенджу на своих доспехах превращались в пыль, и их крики алым цветом наполняли его бездну. — Отпускать его было ошибкой, — произнес Изуна, глядя, как раненый конь уносит едва живого шиноби противника с поля боя. — Он предупредит их. — Мы не всегда сходились с отцом во мнениях, но в одном он был прав — в неравном бое нет радости и чести, — отозвался его брат. — Пусть знают. Я не хочу заколоть их спящими в теплых постелях. Пусть повеселят меня на поле боя и станцуют для меня, прежде чем присоединиться к моей коллекции. — Я бы сказал, что ты безумен, брат, но твои слова звучат на удивление здраво, — отозвался тот, помолчав. — Но все же я был удивлен, когда узнал, что ты решил сам лично отправиться туда. — Отец этого хотел, — кратко отозвался Мадара. — Последнее желание умирающего, которое я обещал исполнить. — Кто бы знал, что его хватит удар так внезапно, — покачал головой Изуна. Выбрав местечко почище и посуше, он присел на землю и разложил перед собой свое оружие. Потом неторопливо принялся вытирать его от крови, совершенно не обращая внимания на обрубки чужих тел, раскиданных вокруг. — Каждому из нас отпущено свое время, — отозвался его брат, ничуть не изменившись в лице. — Я лишь рад, что успел повидать его перед его смертью. Это дает мне какое-то чувство… завершенности, знаешь ли. — Он оборвал сам себя на полуслове, скривившись и прижав ладонь к глазам. — Что такое? — напрягся Изуна. — Ничего, — злобно буркнул его брат. — Просто… вспышка боли. — Ты слишком часто используешь свой новый шаринган, брат, — мягко заметил тот. Сталь плясала в его тонких женственных пальцах, бросая солнечные зайчики на оплавленные доспехи, лежавшие неподалеку. — Тебе стоит поберечь себя. — Не могу… удержаться от соблазна, — с неохотой признался Мадара. — Это совершенно потрясающее чувство. Такая… легкость во всем теле. Мне кажется, я могу летать и… Все они кажутся такими мелкими и незначительными. А все, что я делаю, таким… оправданными и верным. — Он нахмурился, недовольный тем, что зашел так далеко в своих признаниях. Несмотря на то что с годами брат остался одним из немногих его сколько-нибудь близких людей, он все же не привык делиться с ним своими глубинными внутренними переживаниями. Сам не знал почему, но доверять их Изуне казалось опасным. Его кроткий вежливый брат с этими его большими глазами и холодными руками был хорошим советчиком и верным товарищем, но найти в нем понимающую душу Мадара не чаял. Не мог заставить себя доверять, и это мучило его почти так же, как воспоминания об их прошлом. — И все же тебе следует быть осторожнее, — произнес Изуна. Только сейчас старший Учиха заметил, что у младшего в волосах застрял кусочек чьей-то плоти. Он выглядел как гротескная уродливая заколка, вроде тех, которыми знатные дамы украшали свои изысканные сложные прически. Мадара попытался прикинуть, как он туда попал, но в голову ничего толком не шло. Алая бездна отступала, и он снова чувствовал себя измотанным и раздраженным. Чтобы вернуть ощущение покоя и правильности, нужно было как можно скорее вступить в следующий бой. Или же заменить кровавые реки хмелем и продажными женщинами — это тоже помогало. Не так хорошо и надолго, но все же. — Прикажи собрать совет, — наконец решил он. — Мы выступаем на крепость завтра на рассвете, и мне нужно быть уверенным, что каждый знает свое место и свою роль в этом наступлении. — Хорошо, брат, — покладисто согласился Изуна. С тех пор, как его старший брат стал главой клана, он старался лишний раз с ним не спорить. И без того сложный характер Мадары, кажется, еще больше испортился после обретения им верховной власти. И коли уж ему было необходимо периодически выпускать пар, Изуна делал все от него зависящее, чтобы не самому попасть под горячую руку. Пусть даже интуитивно он верил в то, что брат не причинит ему вреда, порой в глазах Мадары словно бы исчезал всякий здравый смысл, уступая место чему-то кровожадному и бесконтрольному, и в такие моменты от него старались держаться подальше все, кто его знал. Ну, за редким исключением. — Это дерьмо теперь черта с два отскребешь. Какого хера ты палил в мою сторону? — Прости, я просто немного не рассчитал. Ты движешься слишком быстро! — пытался оправдаться побледневший от смущения и неловкости мужчина с гербом Учиха на спине. Он был почти на голову выше девушки, с которой разговаривал, но почему-то это ему сейчас хотелось вжать голову в плечи и отступить назад. — Слишком быстро, говоришь? — процедила сквозь зубы та, а потом плавным скользящим движением, словно серебристая змейка, скользнула к нему и приставила закопченный клинок к его шее. Дернувшийся от испуга кадык едва задел темную сталь, и на коже выступила крошечная капелька крови. — Амари, оставь его, — раздался недовольный голос Мадары позади нее. — Он и так сейчас в штаны наделает. — Понабрал в отряд всякое отребье, — скривилась та, опустив оружие. — И с этим сбродом ты собираешься одолеть Сенджу? — Во-первых, я уже их одолел, — кивнул он на трупы разведчиков, по частям разбросанные вокруг нее. — А, во-вторых, ты тоже часть этого, как ты выразилась, сброда. Хочешь сказать, я и тебя зря взял? Амари страдальчески закатила глаза, мысленно досчитала до пяти, потом развернулась к нему. — Ладно, — заключила она, потом швырнула свой испорченный клинок к ногам все еще не отошедшего от испуга мужчины их клана. — Приведи мои мечи в порядок, и я так и быть закрою на это глаза. — Да, Амари-сан, — поспешно закивал он, радуясь, что у него появился шанс избежать более болезненных последствий. О взрывном характере Учиха Амари по клану ходили легенды. В свои четырнадцать она уже была известна как безжалостная и хладнокровная убийца, высококлассная шпионка и непревзойденная куноичи. Худая и жилистая, она не обладала выраженными женскими формами, и со спины ее вполне можно было бы принять за юношу. Хищные и слегка заостренные черты лица придавали ей сходство с лаской, а удивительная пластичность и грациозность — со змеей или ящерицей. Ее сложно было назвать красивой, но дерзкая самоуверенность и необычайно богатая мимика наделяли ее трудноуловимой харизмой и выразительностью. Амари всегда выделялась в толпе и приковывала взгляд, а, уж заполучив вожделенное внимание, не отпускала его, пока не сцеживала последнюю каплю. Крови, обожания или страха — все зависело от того, какую цель она в тот момент перед собою ставила. Ее считали негласной ученицей Мадары и его правой рукой. И если главу клана все боялись, но уважали, то Амари просто старались обходить стороной, чтобы лишний раз не нарваться на проблемы. — Какой у нас план? — подстроившись под тяжелую, но достаточно быструю поступь Мадары, девушка теперь шла рядом с ним, легко перепрыгивая через глубокие рытвины в земле, оставшиеся после боя. Рядом со своим наставником она всегда становилась на редкость послушной и сдержанной — ровно до того момента, пока кто-нибудь со стороны, обманутый ее показной кротостью, не совершал фатальную ошибку и не пытался отодвинуть ее от него. В буквальном или метафорическом смысле. — Насколько я знаю Сенджу, они выйдут сражаться в поле, — отозвался Мадара. — Хаширама постарается увести сражение как можно дальше от гражданских и от самой крепости, приняв основной удар на себя. Если он будет знать, что именно я веду войска, то соберет по максимуму сил, а значит внутри их останется не так много. Мы займем их, а ты меж тем вместе с небольшим отрядом проберешься к ним в тыл и займешь крепость. Убедишь коменданта подписать все бумаги, которые подтвердят переход Найто в руки нашего нанимателя. Как только они официально объявят о своей капитуляции, Сенджу уже ничего не смогут сделать, потому что это обратное будет означать помощь изменникам и борьбу против законной власти. — Проще пареной репы, — хмыкнула девушка, польщенная тем, что ей доверили такую важную часть миссии. — А за каким чертом вам уводить Сенджу? Не проще ли прирезать их всех на месте? Они шли по пыльной выцветшей дороге, пролегавшей сквозь желтую пустошь. Кряжистые колючие кустарники упрямо впивались тощими корешками в сухую землю, а редкие зеленые стебли жались к камням, ища в их тени спасение от палящего солнца. Это лето выдалось необыкновенно жарким во всей Стране Огня и за ее пределами. В лесах это ощущалось не так сильно, но здесь, на открытой местности, Учиха на своей шкуре ощутили, насколько неласковыми и жгучими могут быть долгие июльские дни. — Я же сказал тебе, с ними глава их клана, — произнес Мадара, и его глаза странно сверкнули, полные то ли предвкушения, то ли удовлетворения. — Он один смог бы положить всех наших людей, поэтому его нужно будет занять. — Думаешь, тебе не под силу будет с ним справиться? — искренне удивилась Амари, покосившись на него с недоверием. — Я думаю, что наш главный поединок случится не здесь и не сейчас, — отозвался он. — Много лет назад мы оставили этот вопрос незакрытым. И я бы не хотел все делать поспешно и по указке других людей. Сейчас главное для нас получить крепость. Крепость, а не тлеющие руины, ты меня поняла? — Да, братик, — удивительно покорным и тихим голосом подтвердила она, глядя на него по-прежнему с сомнением, но с пылающей, безоговорочной преданностью. — От отца есть новости? — спросил он, переводя тему. — Он писал мне не так давно, что у меня родился двоюродный брат, — отозвалась она, нахмурившись и припомнив что-то. — Назвали Кагами, кажется. Еще приглашал приехать в гости и все такое, но я нужна тебе здесь, так ведь? — Она спросила это внешне беспечно, но глаза ее тревожно заблестели в ожидании ответа. — Да, так, — рассеянно кивнул Мадара. — Я был бы рад повидать учителя, но ты права, сейчас не время для светских визитов. Амари расплылась в довольной улыбке и развела руками, мол, ну вот видишь. Она не скучала по отцу — не больше, чем по оставленной в имении клана старой игрушечной панде, набитой соломой и пухом. Для нее он был далеким и туманным воспоминанием о чем-то, что она стремилась оставить позади. С ранних лет Мадара стал для нее образцом для подражания, наставником и ближайшим другом. Она во всем на него равнялась, всегда поддерживала и жаждала его признания. Если бы однажды он назначил ее генералом своей армии, о большем она бы и мечтать не смела. Война стала школой ее жизни, смыслом ее существования и стимулом к движению вперед. Амари не умела толком носить тугое тяжелое кимоно, собирать икебану или накрывать на стол, зато умела выполнять приказы и убивать. И делала это невероятно хорошо. — Таким образом, двигаясь вот к этому плато, мы сумеем оттянуть основные силы от крепости. А используя дымовую завесу сумеем сократить их обзор, чтобы они не имели возможности отступить, если кому-то внутри все же удастся послать сигнал бедствия, — резюмировал Мадара, проведя рукой на переплетением чернильных линий карты. В шатре, где он собирался вместе с командирами своих отрядов, царил приглушенный блекло-желтый полумрак. Немногочисленная походная мебель, расставленная внутри, была покрыта налетом пыли с пустошей, и тряпичный полог, закрывающий собравшихся здесь от садящегося солнца, почти незаметно покачивался на неощутимом ветру. Пахло песком и разгоряченным человеческим телом, а также дымом — тонкой, едва уловимой ноткой. Этот запах всюду сопровождал клан Учиха. — Никакого сигнала бедствия не будет, — уверенно проговорила Амари, сложив руки на груди. — Это я беру на себя. — Твой план неплох, Мадара-кун. Но я по-прежнему не услышал, какое место ты в нем отводишь мне и моим людям. Мадара медленно перевел глаза на грузную угрюмую фигуру на противоположном конце стола. Учиха Изаму, Черный медведь, постаревший, но все такой же грозный и свирепый, ответил на его взгляд возмущением, граничащим с вызовом. После смерти Таджимы он официально перешел под командование Мадары, и ни тот, ни другой не выказывали особого восторга по этому поводу. Изаму был человек старой закалки, к тому же всю жизнь прослуживший под началом куда более, как ему казалось, великого и достойного человека. Человека, чья смерть казалась ему очень подозрительной. Мадара же не мог воспринимать Черного медведя иначе, как пережиток прошлого — причем не самой лучшей его части. Он мог бы простить ему то, что Изаму всю жизнь верно прислуживал Таджиме, выполняя самые безумные его поручения. Он мог бы поверить в то, что тот готов служить сыну так же верно, как служил отцу — превозмогая внутреннее сопротивление, но не отступая от данного слова и воинской чести. Он бы даже получал какое-то извращенное удовольствие от того, что Черный медведь теперь склоняет голову перед ним и называет его своим господином, и мог бы использовать его силу и военный опыт в своих целях. Если бы не одно но. Если бы это не Изаму сжег Харуну в то утро на их заднем дворе. — Тебе я приготовил самое важное поручение, — произнес Мадара неторопливо, натягивая перчатки на мозолистые стертые руки и намеренно переходя на «ты». — Ты, Изаму-сан, останешься здесь, в лагере. Будешь присматривать за сменными лошадьми и ранеными. Кто-то же должен это делать. Лицо его собеседника побагровело, а Амари, не особо скрываясь, усмехнулась и покачала головой. — Я… уверен, что мои знания… Что мой опыт будет более полезен на поле боя, Мадара-кун, — с трудом сдерживая ярость, процедил Изаму. — Твой отец всегда выпускал меня и моих людей в авангард, и это кажется мне наиболее разумным решением. — Твое мнение очень ценно для меня, — кивнул Мадара, упиваясь яростью на лице своего врага. — И я, бесспорно, приму его к сведению. Мне будет очень спокойно, когда я буду знать, что наши тылы охраняет кто-то настолько достойный и умелый. — Мы привезем тебе пару голов Сенджу, дедуля, — хохотнула Амари, распаляясь ядовитой язвительностью своего наставника. — Чтобы ты не забывал, как выглядят павшие враги. — Те, кто переходит мне дорогу, долго не живут, — подтвердил молодой глава клана, насмешливо сверкая глазами. — Мы с удовольствием докажем это. А в твоем возрасте, Изаму-сан, уже следует подумать о суставах и костях. Даже сильнейших из нас подводит здоровье. Он улыбнулся, но эта улыбка больше походила на оскал, и Изаму отступил — переполненный гнева и бессилия. Все они сейчас были против него. Мадара и его дьявольская кошка, поддакивающая каждому его слову. И все остальные, кто не смел даже вмешаться в этот разговор. Он вышел из шатра резко, хлопнув пологом за своей спиной, и его тяжелые шаги скоро стихли в отдалении. Он уносил с собой горечь поражения и уязвленную гордость, и сердце его было переполнено жгучей обидой, готовой пустить корни и прорасти глубоко в его сердце. — Он мог бы принести больше пользы, чем вреда, брат, — негромко произнес Изуна, стоявший чуть в отдалении от прочих. Он как всегда читал поступки старшего брата как открытую книгу, но свое мнение предпочитал выражать ненавязчиво и мягко, понимая, что оно вряд ли сыграет большую роль. — Я не понимаю, о чем ты, — пожал плечами Мадара, сохраняя изумительно спокойное выражение лица. — Изаму-сан действительно самый опытный из нас, и мне было бы спокойнее знать, что такой человек, как он, остается в тылу и не погибнет напрасно на поле боя. Он прекрасный советник, но уже слишком стар, чтобы быть солдатом, разве не так? Он обвел прищуренными черными глазами остальных собравшихся здесь командиров. Те ничего не решились возразить, только поочередно поклонились ему, признавая его власть и право самому решать, кто и для чего завтра выйдет на поле боя. — Решено, — коротко подвел итог он, и его губы снова дернуло довольной усмешкой. — Наточите свои мечи и будьте готовы искупать их в крови Сенджу. Мой отец всегда считал, что самый достойный бой — это бой с лучшими. И если завтра кому-то из нас суждено пасть в этом бою, я благословляю его на смерть, ибо выжившие будут пировать на его останках. Почувствовав, как восторг и безудержное волнение горячей волной прокатываются в груди, Амари первой подняла меч и отсалютовала им главе клана, и вскоре ее звонкий голос потонул в стройном хоре поддерживающего рева. Мадара улыбался, и глаза его горели раскаленными углями в тяжелых складках век.~ * * * ~
Солнце уже коснулось края горизонта, когда Мито, натягивая поводья и сдерживая разгоряченного коня, въехала во внутренний двор крепости Найто. С большим удовольствием спрыгнув на землю, она хрустнула затекшими плечами и кинула поводья подоспевшему конюху. Cпустя пару минут следом за ней во двор въехал ее отряд, запыхавшийся и чумазый от пыли. — Не стоило вам так торопиться, госпожа, — укоряюще прогудел Акико, грузно, но на удивление грациозно спешиваясь. — Это был слишком длинный день, и мне не терпелось его закончить, — отозвалась она. — Я давно не была в седле столько часов подряд. — Оно того стоило, госпожа. На своих двоих мы бы добирались до крепости куда дольше. — Я понимаю, — коротко согласилась она, закончив таким образом этот разговор. Лошади в обиходе шиноби использовались не слишком часто — это считалось привилегией знати и армии феодала. На поле боя животные скорее мешали и создавали хаос, нежели помогали, но для долгих поездок из одного конца страны в другой они были незаменимы. По крайней мере, для тех маршрутов, которые были оснащены дорогами. Дневная жара постепенно отступала, и серо-желтые пыльные сумерки погружали окружающие Найто пустоши и горную лощину в густое непроглядное марево. Исходящий от земли зной уступал место долгожданной прохладе, и было слышно, как вдалеке тявкали и переругивались койоты. Эти земли лежали почти на самой границе со Страной Ветра, и потому местная природа скорее соответствовала ее колориту, нежели плородным и лесистым долинами Страны Огня. Мито чувствовала себя здесь не слишком уютно — ей не хватало запаха моря, сосен и убаюкивающего прибоя. После целого дня в седле болели бедра и спина, и девушка втайне мечтала о том, чтобы забраться в горячую ванну и раствориться в ней вместе с морскими солями. Но, кажется, о чем-то подобном не стоило и заикаться. Сейчас она здесь — полновластный представитель клана Узумаки. И то, как она себя проявит, может иметь огромное значение для будущего отношений между их кланами. Забавно, но о том, что где-то здесь сейчас находится ее будущий муж, Мито совсем не думала. Может быть, оттого, что на самом деле эта мысль пугала ее до чертиков, и она всем своим существом противилась ей, заталкивая как можно глубже в подсознание. И тем не менее, когда к ней приблизился высокий светловолосый мужчина в синих доспехах, она ощутила, как сердце забилось быстрее, а ладони немного вспотели от волнения. — Сенджу-сама? — неуверенно проговорила она и поклонилась. Тот смерил ее долгим и, как ей показалось, немного удивленным взглядом, под которым она почувствовала себя очень неуютно. Словно бы некая картинка в его голове категорически не сошлась с тем, что он сейчас увидел. — Узумаки-сама, — наконец произнес он и вернул ей вежливый поклон. — Вы хорошо добрались? Она смотрела на него с затаенным сомнением и вместе с тем — все сильнее набиравшим обороты любопытством. Последние восемь лет клан Сенджу был для нее скорее мифом, чем реальными людьми. Но вот она здесь, и этот человек здесь. Он смотрит на нее, говорит с ней, и глаза у него такие же красные, как ее волосы, туго стянутые в два пучка на голове. Белая кожа, блекло-серые, словно бы седые, волосы, цепкий взгляд. От него исходило ощущение силы и уверенности, даже более того — властности. Наверное, именно таким и должен быть истинный лидер. Пусть даже Мито с неясной грустью вдруг осознала, что быть женой этого человека ей совсем не хочется. — Да, благодарю вас, — наконец заставила себя заговорить она, стараясь держать спину прямо, а голову гордо поднятой. — Я бы попросила ваших людей позаботиться о наших лошадях. Мой отряд вымотался в дороге. — Да, конечно, — кивнул он. — Они могут сложить оружие в арсенале и после этого поесть. Ужин закончился не так давно, уверен, мясо еще теплое. — Благодарю, — склонила голову Мито, а потом сделал знак Акико, возвышавшемуся позади нее. Тот понятливо развернулся и направился к остальным Узумаки, чтобы позаботиться об их устройстве в крепости. — Я заметила, что вы удвоили патрули вокруг крепости. Что-то случилось? — Да, к сожалению, — не стал лукавить Тобирама. Они двинулись к главному зданию Найто. Мито, никогда прежде не бывавшая в таких местах, с интересом изучала окружающее пространство, подмечая про себя сильные и слабые места в случае гипотетической осады. Отец не готовил из нее военачальника, поэтому она допускала, что многое упускает из виду, но ей сразу бросился в глаза тот факт, что стены строились явно с расчетом на сопротивление обычной армии. Для тренированного шиноби запрыгнуть на них не представляло особого труда. Да и с помощью стихии земли их можно было снести всего одним прицельным ударом. Было совершенно ясно, что основное сражение будет не здесь и что все эти укрепления и стены здесь скорее символические. Тем не менее стоило окружить крепость защитным куполом и на всякий случай поставить несколько печатей-ловушек вдоль канализационных каналов и прочих гипотетических мест проникновения врага извне. — …И поэтому мы очень рассчитываем на вашу помощь, — закончил ее спутник, и Мито вдруг сообразила, что, отвлекшись на планирование обороны, совершенно не слушала, что именно он ей говорил. И по тому, как изменилось его лицо, он, кажется, это понял. Что-то внутри Мито сжалось, как давным-давно в детстве, когда госпожа Хьюга с ледяным презрением в глазах отчитывала ее за неверно сделанное задание по каллиграфии. — Мои люди в вашем распоряжении, Сенджу-сама, — торопливо проговорила она, панически боясь недовольства или раздражения в его голосе. Но он, на удивление, лишь кивнул и не стал ничего комментировать. Какое-то время они шли молча, и Мито, раздосадованная и случившимся, и собственной детской реакцией на это, больше не поднимала головы, изучая песок под своими ногами. — Мне жаль, что брат не смог выйти и встретить вас, — неожиданно произнес ее спутник. — Я говорил ему, что это невежливо, но он совершенно не в себе после того, что случилось днем. — Ваш брат? — непонимающе уточнила Мито. — Да, — с неудовольствием подтвердил он. — Хаширама, пусть и глава клана, но совершенно пока не разбирается в вопросах этикета и светских обязанностях. — Оу, — выдохнула девушка, почувствовав, как в голове у нее что-то замкнуло. — Значит, Хаширама-сама ваш брат, а вы… — Тобирама, — отозвался он. — Иногда мне кажется, что самой судьбой мне предопределено быть у брата секретарем и следить за его делами. Сам он на это категорически не способен. Она выдохнула с облегчением и тут же устыдилась того, насколько сильным было это чувство. Возможно, перед своим настоящим женихом она предстанет в чуть более выгодном свете. Да и он сам окажется… другим. Спроси ее сейчас, каким именно, она бы не смогла ответить с уверенностью. Но за несколько минут, проведенных рядом с Тобирамой, она осознала, что брак по расчету в самом деле может быть смертельной ловушкой. И что мужчина из далекого «потом», оказавшись в невыносимо близком «сейчас», может воплощать в себе окончательный приговор всем ее надеждам и смелым фантазиям. — Вы когда-нибудь сталкивались с Учиха прежде? — спросил Тобирама немного погодя, когда Мито смогла с удобством разместиться в одной из комнат крепости, выделенной специально для нее. Отсюда открывался красивый вид на горы и пустошь позади них, но сейчас, в сгустившихся сумерках, они походили на белое море с черными зубчатыми берегами. — Я лично не сражалась с ними на поле боя, — кратко отозвалась девушка. — Но моим людям доводилось это делать. Они хорошо обучены и знают, как избежать ловушки шарингана. — А что насчет этой… запечатывающей техники? — уточнил он, сложив руки на груди и наблюдая за тем, как девушка аккуратно раскладывает свои нехитрые пожитки. — Она не в полной мере запечатывающая, скорее сдерживающая, — проговорила она, серьезно нахмурив брови. — Мы не можем окончательно блокировать силу додзюцу, но способны временно парализовать глазной нерв. Таким образом, шиноби просто не сможет наложить технику, так как не будет знать, где находится цель. — На каком расстоянии работает ваша техника? — В голосе Тобирамы появилось воодушевление и даже как будто легкое волнение. Он подошел ближе, с жадным интересом вглядевшись в свитки, которые Мито раскладывала на столе. — В идеале нужен физический контакт для наложения печати, но я понимаю, что в бою это зачастую довольно непросто. — Почувствовав его неподдельный интерес, девушка снова обрела утерянную уверенность в себе и голос ее зазвучал тверже и спокойнее. — Поэтому вот. — Она протянула Тобираме кунай с закрепленной на ручке бумажной печатью. — Точное попадание в любую часть тела обеспечит мгновенную активацию техники. Таким образом ее сможет использовать даже тот, кто не владеет мастерством наложения печатей. — То есть любой шиноби? — ухватил ее мысль Тобирама. — Да, любой ваш человек будет способен противостоять Учиха, если окажется достаточно ловок и сноровист. — Она улыбнулась ему, и его прежде столь холодное и сдержанное лицо осветила ответная улыбка — пусть даже сдержанная и короткая. Мито внезапно подумала, что с этим человеком они все-таки смогут найти общий язык, и осознание этого согрело ее изнутри. — Сколько… сколько таких кунаев у вас есть? — справившись с волнением, спросил он. — Вы сможете сделать еще, если будет нужно? — Да, смогу, — кивнула она. — Теоретически эту технику можно наложить на любое оружие, в том числе меч, но ее слабое место в том, что она одноразовая, и в этом плане больше подходят именно кунаи — за счет того, что ими можно атаковать с расстояния, и что их можно взять с собой больше. — Значит, все дело в печати, так? — Тобирама с большим интересом покрутил один из кунаев в руках, вглядываясь в линии. — Я до сих пор чувствую чакру в ней. Это вы готовили их? — В основном я, — смутившись, кивнула она. — К сожалению, эта техника довольно сложная и требует высокой концентрации, поэтому мне пришлось самой… — Это просто поразительно, — с чувством проговорил он, поднимая на нее глаза. От того, каким искренним восхищением светились его глаза, Мито окончательно покраснела и забыла, о чем говорила только что. Еще никогда прежде незнакомый мужчина не смотрел на нее так и не был к ней столь добр. Ей снова стало стыдно за испытанное во дворе крепости облегчение, когда Тобирама дал ей понять, что замуж ей предстоит выйти не за него. Они говорили о печатях, пока за окном окончательно не стемнело. Тогда, опомнившись, Тобирама извинился за то, что отнял у нее столько времени, и кратко ввел девушку в курс дела. Вся крепость была наготове, потому как Учиха могли напасть в любой момент, однако все же их не ждали раньше завтрашнего дня, потому как, судя по последним донесениям разведчиков, их лагерь находился отсюда в двух днях пути. Договорившись, что Мито проведет инструктаж для остальных Сенджу завтра на рассвете, Тобирама пожелал девушке спокойной ночи и оставил ее одну. Накопленная за день усталость накатилась тяжелой войлочной волной, погребая под собой и не позволяя сопротивляться. Слишком много впечатлений для одного дня, слишком долгая дорога и слишком много не дающих покоя мыслей. Мито лишь усилием воли заставила себя попросить у служанки крепости принести ей таз теплой воды, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Спустив с плеч легкую ткань хлопковой безрукавки с вышитым на спине гербом их клана, девушка принялась медленно разматывать сдерживающие грудь тугие бинты. Впрочем, надо признать, что сдерживать им приходилось не так много. Осторожно прикоснувшись кончиками пальцев к глубоко въевшимся в кожу красноватым отметинам, девушка вздрогнула от неприятного болезненного ощущения, россыпью мурашек прокатившемуся вдоль хребта. От прикосновения мокрой мочалки к телу она на несколько секунд вся съежилась, подавив рваный всхлип. За день тугие бинты сперва намокли от пота, а потом до кровавых пузырей натерли ее нежную белую кожу, не привыкшую к таким суровым испытаниям. Добавить сюда ломоту в бедрах от целого дня в седле, и Мито уже начала удивляться тому, как ей вообще удалось столько времени держать лицо и вести разумную беседу с кем бы то ни было. Кое-как помывшись, она села на кровать, полностью обнажившись по пояс сверху. Теперь ее тело в полной мере объявило свой протест — натертая кожа горела и пульсировала болью, а усталые мышцы отказывались повиноваться. У Мито даже не получалось поднять руки, чтобы распустить волосы. Впрочем, при мысли о том, что они тоже будут касаться ее груди и спины, ее передернуло, и она решила оставить все, как есть. Распаковав свою седельную сумку, девушка достала несколько склянок с заживляющими мазями, благоразумно привезенными с собой с острова. Когда она откупорила одну из них, комната наполнилась ароматами растертых тысячелистника, рогоза и сирени. Продолжая страдальчески морщиться, она принялась осторожно втирать их в свое тело. Это был хороший урок на будущее — в следующий раз для долгих путешествий по жаре стоило выбрать более щадящую экипировку. Пальцы Мито замерли, скользнув под грудь, и девушка на несколько секунд почти перестала их чувствовать, скованная оторопью испуга. Из темного окна на нее пристально смотрели два пылающих красных глаза. Чудовище из ее детских снов, так долго не дававшее ей покоя, вернулось, и теперь, усмехаясь, таращилось на нее, бесстыдно и насмешливо. Взвизгнув от испуга, девушка дернулась назад и свалилась с кровати, больно приложившись копчиком об деревянный пол. Ей понадобилось несколько долгих секунд, барабанами бивших в ушах, чтобы осознать, что на такой высоте за ней никто не мог бы подсматривать. Если только кто-то нарочно не взобрался по отвесной стене, чтобы насладиться видом измученной девушки. И даже в этом случае казалось совершенно безумным допустить, что кто-то из Учиха смог незаметно оказаться на территории крепости, но вместо того, чтобы устроить саботаж или выведать нужную информацию, решил заняться подглядыванием. Успокаивая себя этими мыслями (и почти совсем не веря собственному голосу разума), Мито заставила себя встать на ноги и подойти к окну. И хотя до последнего часть ее ждала, что прямо сейчас из темноты на нее кинется тот самый монстр из снов, ее встретила только прохлада позднего июльского вечера, запах песка и невнятный шум из внутреннего двора внизу. А то, что она приняла за красные глаза, были огни далеко в пустоши. Возможно даже, это были отсветы лагеря Учих — сказать наверняка было сложно. Постепенно испуг отпускал девушку, и она вдруг задумалась о том, что могла бы сейчас быть на другой стороне. Если бы много лет назад ее отец договорился с Учиха, а не с Сенджу, она бы сейчас помогала красноглазым шиноби с веером на спине. Стояла бы посреди ночной пустоши и смотрела на возвышающуюся на фоне гор крепость. Мысли эти были до мурашек тревожными, и она сама не понимала почему. Словно бы на несколько секунд полог мироздания отошел чуть в сторону, дав ей посмотреть на то, что было скрыто внутри. Одно решение в далеком прошлом, одно слово, одно согласие, один, может быть, кивок головы, и из него, словно из семечка, проросла и вызрела эта ночь накануне битвы. Все могло быть иначе. Все еще может быть иначе. У Мито закружилась голова, и она торопливо отошла от окна. Этот вечер и так слишком затянулся. Наутро она, как они и договаривались с Тобирамой, должна была проводить инструктаж для шиноби Сенджу. После неспокойной ночи и болезненно-мучительных снов, вернувшихся к ней впервые за много лет, она чувствовала себя не слишком хорошо, а потому выбрала длинную дорогу до места встречи, надеясь, что прогулка на свежем воздухе хотя бы немного ее взбодрит. Подавляя рвущие рот зевки, она неспешно двигалась вдоль аккуратно выстроенных палаток, где хранилось оружие и припасы Сенджу. Стоило, наверное, найти Акико и убедиться, что вчера ее люди хорошо отдохнули и сытно поели. Выглядывая среди прочих знакомую ярко-красную шевелюру, Мито внезапно услышала громкий мужской смех — громкий даже по меркам суетящегося и шумного внутреннего двора крепости. Странно было думать, что в утро накануне смертельной битвы, кто-то может так искренне и весело хохотать, а потому девушка не смогла удержать любопытство в узде. Прошмыгнув между палатками, она осторожно отодвинула полог одной из них и выглянула из-за него. Чуть поодаль стояли двое — мужчина и женщина. Мужчина стоял к ней вполоборота, и его она как следует не разглядела — только длинные черные волосы, какими и не каждая женщина смогла бы похвастаться. Его собеседница в форме куноичи была явно чем-то недовольна, но даже сквозь это недовольство ярким внутренним светом проступала безграничная любовь к тому, кто стоял напротив нее. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы прочитать это в ее глазах. — Я уверяю тебя, Тока-чан, все будет хорошо, — донеслись до Мито его слова. — А ну не хмурься, а то оставлю тебя здесь, домывать тарелки. Знаешь, сколько их там скопилось? Наши дорогие друзья из клана Узумаки вчера ни в чем себе не отказывали. Мито слегка покраснела, но вместе с тем ощутила непонятную гордость — и как будто легкое злорадство. — Хаширама, ты слишком легкомысленен, — покачала головой женщина-куноичи. — Это плохо кончится рано или поздно. Почему ты не можешь быть серьезным? — Я буду серьезным, — пообещал он, явно широко улыбаясь. — А ты будешь волноваться? — Дурак! — воскликнула она и несильно стукнула его кулаком по плечу. Он снова рассмеялся, но уже тише и мягче, а потом обнял ее, прижав к себе. Глядя в ее счастливые влюбленные глаза, Мито в третий раз пожалела о том, что ее суженым должен был стать не младший Сенджу.