Сага об Основателях

Серое туманное утро накрыло пустоши тяжелым войлочным одеялом. С небольшого пологого холма, где расположились ударные отряды войска Учиха, крепость походила на темное грозное изваяние у подножия горного хребта, отделявшего Страну Огня от Страны Ветра. Ветер, шедший с запада, нес в себе запахи людского жилища — мокрого дерева, лошадей, соломы и еды. Сложив руки на груди и внимательно прищурившись, Мадара смотрел на крепость, и его тяжелые, чуть влажные волосы медленно, словно водоросли на глубине, колыхались за спиной. Между крепостью и его шиноби оставалось всего лишь несколько часов пути, а если бегом — и того меньше. Открытая местность исключала возможность подкрасться тайком, но это и не входило в его планы. Он знал, что Хаширама обязательно сам выйдет ему навстречу, и от одной только этой мысли его сердце начинало колотиться быстрее. За прошедшие восемь лет они практически не виделись. Случалось сталкиваться в бою, но ни разу — лицом к лицу. Ни разу у них не было возможности поговорить после того злополучного дня на реке, когда их отцы, казалось бы, навсегда развели их по разные стороны. Конечно, Мадара не раз пытался представить себе, какой была бы эта встреча. Что бы они могли сказать друг другу. До него дошла весть, что Хаширама первым занял место главы своего клана, но сегодня они сравнялись и в этом. Задумавшись на мгновение, Мадара коротко усмехнулся себе под нос — Сенджу всегда ставил для него планку. Все началось с попытки запустить камешек через реку, а теперь они состязаются в том, чтобы заполучить целую крепость. И пусть формально все это объяснялось внутриклановыми интригами в высшем обществе, для которого шиноби были лишь инструментом и расходным материалом, Мадара был уверен, что его старый друг ждет их схватки с неменьшим энтузиазмом и волнением. Чем больше он об этом думал, тем сложнее ему становилось держать себя в руках. Он уже очень давно не испытывал этого радостного возбуждения, граничащего с чем-то давно забытым и призрачным. Сосредоточившись на этом смутном чувстве и попытавшись определить его для себя, Мадара с удивлением пришел к осознанию, что счастлив. Да, мысли о том, что уже скоро — возможно, через несколько часов — он скрестит мечи с Сенджу Хаширамой, делали его счастливым, мурашками покалывая кожу. Мужчина медленно поднял ладони, скрытые под тонкой тканью перчаток, и осознал, что у него дрожат руки. Стиснув кулаки до боли в сведенных костяшках, он медленно и широко улыбнулся, и именно в такой позе его застал Изуна. Ему не сразу удалось дозваться брата и обратить на себя его внимание. — С каких пор ты стал мальчиком на побегушках для разведки? — сухо поинтересовался Мадара, спускаясь на землю. Похожие на пылающее синее стекло доспехи Сусаноо, одной из лучших его техник, растаяли в сером влажном воздухе, оставив после себя легкий запах серы. — Может быть, с тех самых, когда ты решил, что демонстрировать свое секретное оружие еще до начала боя, это хорошая идея, — отозвался Изуна, глядя на него с легким недовольством. — Сможет ли мышь превратиться в пса, если кошка покажет ей свои когти? — философски поинтересовался Мадара. — Мне нечего скрывать и нечего бояться. К тому же я хочу быть уверен, что Хаширама знает о моем присутствии. — И все же мне кажется, это было лишним, — кротко заметил его брат, впрочем не горя желанием вступать в дискуссию. — Пойдем, ты нужен нам. Мадара бросил последний взгляд на крепость, которую с земли было совсем не видно, и последовал за Изуной. Тот, как всегда, ступал удивительно легко и грациозно, словно сама земля несла и поддерживала его. При взгляде на него никак нельзя было догадаться о том, что за этой изящной и по-женски тонкой внешностью скрывается один из лучших мечников Страны Огня. Изуна практически не расставался со своими катанами, они всегда привычно оттягивали его пояс. В любой момент они были готовы захлебнуться свистом и чужими криками. Не используя глаза и техники, даже Мадара не мог быть уверен, что одолеет брата в честном бою один на один. В спаррингах Изуна практически всегда ему уступал, но старшего Учиху не покидало ощущение, что тот просто поддается — по каким-то своим причинам. — Надеюсь, новости важные, — проворчал Мадара, приближаясь к небольшой группе разведчиков, которых еще ночью отправил убедиться, что рядом с крепостью нет ловушек или иных скрытых вражеских техник. Практически все они были сенсорами и притом достаточно хорошими — пусть никто из них и не дотягивал до уровня Сенджу Тобирамы. От воспоминания о младшем брате Хаширамы Мадара испытал ноющую боль, похожую на зубную, и скривился. Вот уж с кем он совсем не хотел видеться. — Мы обнаружили защитные барьеры по периметру крепости, господин, — с поклоном отчитался старший разведчик. Выглядел он усталым и помятым, а еще от него ощутимо тянуло чакрой — так от человека, вернувшегося из горящего леса, пахнет дымом. — Защитные барьеры? — удивленно и недовольно переспросил глава клана. — Я не знал, что Сенджу сильны в подобного рода техниках. Расскажите подробнее. — К сожалению, структура барьера мне незнакома, господин, — пристыженно проговорил разведчик, опустив голову. — Она слишком сложная, и ее явно возводили профессионалы. Мадара нахмурился и метнул короткий взгляд в сторону крепости, давно скрывшейся из виду в серой туманной пелене. — Насколько велик размер барьера? — уточнил он. — Насколько нам удалось определить, он полностью покрывает крепость, но отходит от нее не более чем на три-четыре тё. К сожалению, подобраться поближе и выяснить точно не представлялось возможным. — Значит, они хотят защитить людей в крепости, а не войско, — логично рассудил Мадара, и на его лице на несколько мгновений снова появилось спокойное и даже довольное выражение. Впрочем, надолго оно не задержалось. — Но это может стать препятствием для второй части нашего плана. Изуна. — Он обернулся к брату, и тот кивнул, дав понять, что готов его слушать. — У нас есть специалист по барьерам и защитным техникам в лагере? — Возможно, — не очень уверенно отозвался тот. — Мы не были готовы к такому повороту событий, но я постараюсь кого-нибудь найти. — Это не похоже на Хашираму и его обычную стратегию, — продолжал лихорадочно размышлять Мадара. — И к тому же ты сказал, что это не обычный барьер. — Да, господин, — снова поклонился разведчик. — Мне нужно увидеть его, — резюмировал глава клана. — Мадара-сама, это очень опасно! — мгновенно вскинулся тот. — Прошу вас… — Мои глаза лучше твоих, — снисходительно отозвался Мадара, уже приняв для себя решение. — Если они поймут, что мы знаем о барьере, тогда могут что-то предпринять, — мягко заметил Изуна. — Ты ведь не собираешься просто подойти к нему и потыкать палочкой? — Я польщен тем, какого ты высокого мнения о моих способностях военачальника и стратега, брат, — едко отозвался Мадара. — Седлайте коней, я хочу быть там к обеду. И найдите мне человека, который знает, как решить эту проблему. Немного сбитый с толку разведчик поклонился и поспешил ретироваться, а Изуна, еще какое-то время помедливший для того, чтобы убедиться, что брат знает, что делает, отправился на розыски специалиста по печатям. По лагерю быстро поползли слухи. Войско, которое еще несколько часов назад, было заряжено боевым духом и готово выступить на противника в любой момент, сейчас превратилось в людское море, наполненное сомнениями. Никто толком не знал, что случилось, и каждый фантазировал в меру собственных страхов и неуверенности. Изуна, на которого во время краткого отсутствия брата в лагере, легла ответственность по поддержанию морального состояния людей и их боевой готовности, как мог пытался сдержать распространение сплетен, но они охватывали воинов Учиха, как лесной пожар. Сейчас, когда грозный глава клана не стоял прямо перед ними, внушая ужас и восторженный трепет одним своим видом, они могли позволить себе перешептываться и мрачно поглядывать на серую утреннюю морось, окружавшую крепость Найто. Учиха сражались с Сенджу уже много лет и прекрасно знали, что для них нет противника опаснее и яростнее. Им еще ни разу не удавалось одержать над заклятыми врагами убедительную победу — впрочем, как и позволить одержать ее другой стороне. Бои с Сенджу всегда были самыми жестокими, кровопролитными и тяжелыми. И если бы простые шиноби знали, каким счастливым делала их лидера мысль о еще одном таком сражении, они пришли бы в ужас. Именитые прославленные воины могли находить в битве высокий смысл своего существования, но простые шиноби не хотели умирать. На того, кто бы рискнул произнести нечто подобное вслух, посмотрели бы как на труса и предателя, но эта мысль, этот страх застыл в глазах многих, и когда Учиха Мадара в сопровождении нескольких других воинов покинул лагерь, некоторые из них с надеждой начали шептаться о том, что, возможно, никакой битвы не будет. Возможно, из крепости пришли вести о том, что они сдаются. Что какие-то важные и богатые люди, чьи холеные белые ноги никогда не касались песков этой пустоши, решили, что им не нужно убивать сотни людей для того, чтобы решить, в чей карман пойдет каждая третья монета, проходящая через этот пост. Это звучало безумно и совершенно невозможно, но находились те, кто верил в это — или, может быть, просто хотел верить всем своим сердцем. Мадара натянул поводья, останавливая коня, и тот загарцевал на месте, недовольный тем, что ему не дали в полной мере показать себя. Утренний туман уже рассеялся, но солнце так и не вышло, и блекло-серые облака низко-низко стлались над чуть влажной от росы землей. Вблизи крепость выглядела не так значительно и таинственно — ее стены казались тонкими и низкими, а ворота можно было снести одним прицельным ударом хорошей техники. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что оставшихся внутри людей Сенджу решили прикрыть барьером. Пусть даже обе стороны прекрасно понимали, что в разрушении стен и убийстве мирных жителей внутри нет ровным счетом никакого смысла. И все же это было нетипично для них, и прежде ничего подобного Мадара не видел. Шаринган видел ажурную вязь линий печати, создававших своеобразный купол над крепостью. Судя по всему она была построена так, чтобы отражать как физические атаки, так и ниндзюцу. Действительно тонкая и сложная работа, и вряд ли кому-то из Сенджу, если только они не решили сменить специализацию, это было бы под силу. Мадара знал только один клан во всей Стране Огня и за ее пределами, который смог бы провернуть нечто подобное — в таких масштабах и в такие сжатые сроки. — Мне никто не сообщил, что им на подмогу придут Узумаки, — недовольно проговорил он, погасив шаринган. — Это можно как-то обойти? Специалист по фуиндзюцу, которого он взял с собой, с трудом удержался от того, чтобы не спешиться и не подойти ближе. То, что для Мадары было просто хитроумным переплетением нитей чакры, для него раскрывалось удивительной красоты цветком. Или точнее каменным черепашьим панцирем, монолитным и одновременно элегантным в своей правильности и симметрии. — В лучшем случае я смогу пробить небольшую брешь, — подумав немного, проговорил он, и в его голосе одновременно звучали неуверенность и уважение. — Но для этого мне нужно, чтобы барьер хотя бы немного повредили извне. Чтобы воспользоваться трещиной и создать проем. Мадаре вдруг вспомнилась ожесточенная схватка на дороге, случившаяся много лет назад. Тогда он, наивный и самоуверенный мальчишка, хотел поразить своего отца и доказать, какой он хитрый и талантливый стратег. А вместо этого едва не лишился жизни под ударами крепких кулаков красноволосого гиганта. Было бы забавно, если бы этот бугай сейчас тоже был здесь — у них с Учихой остались свои незакрытые счеты. Мужчина коротко и зло усмехнулся, ощутив, как зачесались кулаки. А потом из его воспоминаний вдруг вынырнуло другое лицо. Там была девочка. Девочка в кимоно из розового и золотого шелка с волосами, убранными в два высоких пучка. Она зачем-то спасла ему жизнь. Человеку, который хотел ее похитить и мало ли чего еще. Глупая и неуместная жалость или что-то иное? Прежде он не задумывался об этом, но сейчас поступок той незнакомой девочки казался ему удивительно созвучным с тем, о чем они говорили с Хаширамой во время их встреч на реке. Мадара попытался вспомнить ее лицо, но не смог, а потом и вовсе, ругнувшись, отбросил все эти мысли в сторону — сейчас было не время и не место предаваться воспоминаниям. От крепости меж тем отделилась небольшая группа конных всадников. Как Учиха и предполагал, его появление со штандартом клана и в парадных доспехах главы не могло не привлечь внимания. По древним законам любой войны, он имел право потребовать встречи с командиром противостоящего ему войска и попробовать решить дело миром. И пусть даже такой исход событий бы совершенно его не устроил, ведь он уже полностью и совершенно настроился на битву со старым другом, старая традиция могла стать отличным отвлекающим маневром для того, чтобы вблизи посмотреть на новое неожиданное препятствие. — Ты и твои люди переходите под командование Амари, — приказал Мадара, цепко следя взглядом за постепенно увеличивающимися фигурками Сенджу. — Когда начнется бой, вы будете сопровождать ее и убедитесь, что она сможет миновать барьер. — Я не могу дать гарантий, что у нас получится… — начал было его собеседник, но пылающий, словно раскаленное железо, взгляд главы клана заставил его замолкнуть, оборвав себя на полуслове. — Я приложу все усилия, чтобы Амари-сан смогла попасть на территорию крепости. — Отвечаешь головой, — коротко произнес Мадара. — Если с ней что-то случится, ты и все твои люди поплатятся за это жизнями. Я достаточно ясно излагаю? — Достаточно, — смиренно и обреченно отозвался он. — От ее миссии зависит успех всей кампании. Мне неважно, что именно и как вы сделаете, но она должна пройти за барьер. — Он снова выпрямился и придал своему лицу скучающее и немного самодовольное выражение, чтобы приближающиеся Сенджу не догадались о том, зачем именно он здесь и что его тревожит. И все же, когда в одном из всадников он внезапно узнал Хашираму, то эмоции снова вышли из-под его контроля, и улыбка сама собой появилась на лице. — Сенджу-сама, как я польщен вашим вниманием, — практически пропел он, сверкая глазами и крепко, до боли, сжимая поводья в ладонях. Он жадно осматривал остановившегося напротив него мужчину в красных доспехах и пытался разглядеть в нем нелепого пацана со стрижкой под горшок, с которым играл в детстве. Хаширама был серьезен как никогда, прямой, как стрела, брови решительно сдвинуты, взгляд не предвещал ничего хорошего. Ничего похожего на неуверенного в себе плаксу, каким он был тогда. Мадара даже ощутил легкое разочарование — прежде ему так легко было быть сильным и насмешливым на его фоне, а теперь, кажется, придется постараться. — Мадара, — коротко произнес Хаширама, приветствуя друга. — Зачем ты здесь? — Зачем мы все здесь, разве не в этом весь вопрос, мой друг? — ухмыльнулся он, разводя руками. — Почему мне кажется, что ты не рад меня видеть настолько, насколько я тебя? — Может, потому, что у меня в лазарете лежит едва живой разведчик, сожженный тобой и твоими воинами? — сдержанно отозвался тот. — Ты хочешь вступить в переговоры? Мадара не мог отвести взгляд от лица друга. Все, что он чувствовал много лет назад, сейчас возвращалось к нему. В Хашираме по-прежнему воплощался тот огромный и правильный солнечный мир, в который ему так хотелось верить тогда. Но если раньше это были просто детские мечты, то сейчас он видел и чувствовал силу, которая была способна воплотить их в жизнь. От этого у него закружилась голова, а во рту вдруг появился сладковатый привкус. На несколько мгновений он забыл и о барьере, и своей цели, и обо всем за пределами здесь и сейчас. — Мадара? — На лице Хаширамы проступило недоумение и тревога. — Что ты задумал? — Я просто хотел убедиться, — произнес тот, сам не осознавая, каким глубоким и бархатистым вдруг стал его голос. — Хотел убедиться, что ты здесь и что ты готов к тому, что грядет. Если не хочешь напрасной смерти своим людям, отдай нам крепость миром. Этот жалкий, выжженный солнцем кусок земли не стоит их жизней. — Я бы хотел сказать, что сегодня никто не погибнет, но мир, в котором мы живем, диктует свои правила, — отозвался Хаширама, и взгляд его остался все так же тверд и непроницаем. — Тогда готовься к тому, что твои лазареты переполнятся горелым мясом. — Увидев, как болезненно дернулось его лицо, Мадара испытал нечто сродни вспышки возбуждения. Хаширама ничего не ответил — молча развернул коня и пришпорил его. Провожая его глазами, Мадара чувствовал, как волны жара окатывают его тело. — Дай сигнал к атаке, — обратился он к одному из своих сопровождающих. — Мы идем на крепость.

~ * * * ~

О том, что Хаширама покинул пределы крепости, направившись на встречу с главой клана Учиха, Мито узнала со слов Акико. Ее верный друг и телохранитель успел завести пару полезных знакомств — одно на кухне, другое среди элитных шиноби личного отряда Сенджу Тобирамы. Девушка была не против получать информацию от него, потому что у нее самой категорически не было времени участвовать в светских раутах и беседах. Да и, чего скрывать, желания тоже. У нее несколько раз была возможность лично поприветствовать главу клана и своего будущего мужа, но после того, как она увидела его, сжимающего в объятиях другую, то сумела себя убедить, что это совершенно ни к чему. У него, наверняка, было полно других важных дел помимо того, чтобы обхаживать незнакомую девицу из другого клана. Будь Мито менее строга и придирчива к себе, то слова Тобирамы о требуемом этикете, правилах хорошего тона и в конечном итоге банальной вежливости имели бы шанс достучаться до нее, но Узумаки слишком привыкла считать себя неинтересной, незначительной и неважной для других людей. Она знала свою цель и уверенно шла к ней, готовая, если нужно, дать отпор самому Учихе Мадаре, дьяволу во плоти, как о нем говорили, но это не меняло того факта, что девушка была глубоко и искренне убеждена — кроме ее отца, никому на свете нет до нее дела. Как нет дела до ее клана с его проблемами, ее чувств и ее переживаний. Уважение в глазах Тобирамы в вечер их знакомства ненадолго окрылило и приободрило ее, но уже на следующее утро Мито как-то незаметно для самой себя пришла к выводу, что его поразили ее техники, а не она сама. И что ее личной заслуги в том никакой нет. Ее разум складывал кусочки этой мозаики один к одному так быстро и естественно, что она даже не успевала отследить этот момент. Задай ей кто-нибудь прямой вопрос о том, как, на ее взгляд, к ней относятся окружающие, она бы, не лукавя и без мнимого кокетства, ответила бы, что она здесь — не более чем рабочие руки с нашивкой клана Узумаки. Строчки в контракте, воплощенные в теле пятнадцатилетней девушки. Она не замечала направленных на нее заинтересованных мужских взглядов, не ощущала непривычной теплоты в голосе Тобирамы, когда он накануне прощался с ней, не слышала завистливых шепотков куноичи, которые между собой называли ее «красноволосой принцессой», пытаясь вложить в это прозвище весь свой сарказм. Мир, в котором люди думали о ней в аспектах, не касающихся техник, политики кланов и взаимных обязательств, не существовал для Мито вовсе. Он поджидал ее, коварный, неуправляемый и непостижимый, но пока девушке удавалось идти по своей натянутой стальной проволоке с закрытыми глазами и не замечать пропасти у себя под ногами. — Эта техника слишком сложная, Узумаки-сама, — взмолилась бледная от усталости куноичи Сенджу, расцепляя дрожащие, сведенные судорогой пальцы. — Нам ни за что ее не осилить за столь короткий промежуток времени. — Я постаралась по максимуму облегчить структуру печати, — сочувственно поджав губы, проговорила Мито, — но если снять еще больше элементов, цепь может оказаться недостаточно прочной. Чтобы противостоять такому врагу, как Учиха, нельзя полагаться только на удачу. — Может быть, стоило отправить в поле ваших бойцов, Узумаки-сама? — спросил другой шиноби, тоже взмокший от прикладываемых усилий. — От нас было бы больше проку здесь. — Вы не совсем точно видите картину, — покачала головой Мито. — Чтобы поддерживать барьер, необходимо обеспечивать идеально точный приток чакры в связующие узлы. Любое, даже мало-мальское расхождение с заданным вектором может привести к распаду всей конструкции… Куноичи в задних рядах зашептались, поглядывая на нее. Язык изъяснения этой чужестранки казался им чрезмерно, неуместно выспренным — как, впрочем, и все ее поведение. Они чувствовали себя как будто снова на лекциях со старыми занудными преподавателями, которые заставляли их учить падежи существительных и написание сложных иероглифов. — Могла бы попроще объяснить, — прошептала одна из девушек, обращаясь к своей подруге. — Как будто нарочно нас запутать хочет. — И не говори, — кивнула та. — У меня руки уже вообще ничего не чувствуют. Надо было больше людей с собой брать, раз такие сложные техники напридумывала. — Согласна, — поддержала ее подруга. — Мы на это не подписывались. Я была бы куда полезнее в своем отряде на поле боя, чем тут, с этими бесполезными печатями. — Совершенно же ясно, что у нас не получится заучить это все за два часа! Ты же видела, Сенджу-сама отправился на переговоры с этими Учиха! — Ох, ты думаешь, что есть шанс, что они все решат миром? — Да какое там! Я почти уверена, что красноглазые просто тянут время, чтобы занять более выгодную позицию. — А вдруг он решит напасть на Хашираму-сама? — вдруг побледнела одна из говоривших девушек. Вторая не успела ей ответить, потому что рядом с ними вдруг возникла Тока — проходившая мимо и привлеченная их громким шепотом. — Хаширама-сама не даст себя в обиду, — уверенно проговорила она, положив таким образом конец их дискуссии. Молоденькие куноичи покраснели и торопливо поклонились ей. Тока считалась приближенной Хаширамы, а значит входила в узкий круг доверенных и влиятельных лиц. Внутри клана не существовало строгой иерархии и званий, но среди простых рядовых шиноби девушку не звали иначе как капитан Тока. — Капитан, — хором проговорили девушки. — Значит, это и есть наша уважаемая гостья с островов? — уточнила она, сложив руки на груди и внимательно рассматривая Мито, которая, словно бы не замечая происходящего, продолжала давать наставления остальным собравшимся ниндзя. — Да, капитан, — подтвердила одна из девушек. — Ясно. Тока смотрела на Мито иными глазами — не такими, как эти болтливые куноичи, и не такими, как Тобирама. Она видела в ней не занудную чужестранку и не одаренного мастера фуиндзюцу, она видела в ней женщину и соперницу. Ту, на которой Хаширама, согласно данному много лет назад глупому обещанию, должен был жениться еще через год. К своему удовлетворению, Тока пришла к выводу, что Узумаки совсем не так красива, как она успела в страхе и сомнениях себе навоображать. Наоборот, в ее внешности было что-то ненормальное, даже отталкивающее. Чувствовалось, что она принадлежала совсем к другому народу и среди Сенджу выглядела белой вороной. Эти ярко-красные волосы, слегка округлое лицо с широкими скулами и острым подбородком, желтые глаза. При взгляде на нее Токе отчего-то вспоминались старые сказки, которые ей в детстве рассказывала мать — о ками и ёкаях, живущих в лесах. В этих сказках мужчины теряли голову от нечеловеческой красоты волшебных существ, принимающих облик женщин. Но здесь, среди потных, уставших и измотанных ожиданием шиноби, накануне опасной битвы, эта экзотическая красота была как бельмо на глазу — бессмысленной и отвлекающей. «Он не сможет ее полюбить, — с уверенностью проговорила про себя Тока. — Она слишком… иная. Даже если ему придется взять ее в жены, как можно испытывать чувства к этой ненормальной?» — Она и в самом деле немного перегибает палку, — скучающим тоном проговорила она, немного расслабившись. — Мито-химе! Мито повернулась на ее голос и вопросительно подняла брови. В прозвучавшем голосе и этом подчеркнуто ироничном обращении чувствовались нотки довольства и превосходства, и это немного сбивало ее с толку. — В чем дело? — вежливо спросила она. Голос у нее был мелодичный, но низкий, грудной. — Вы когда-нибудь сталкивались с Учиха на поле боя? — уточнила Тока, проходя вперед сквозь неплотную толпу шиноби. В золотисто-карих глазах Мито мелькнуло узнавание, и она как-то подобралась и словно бы сжалась, готовясь защищаться. Токе это понравилось. — Нет, мне не довелось сражаться против них лицом к лицу, но у меня было достаточно теоретических данных, чтобы подобрать верные элементы для печатей и… — Это все хорошо, — перебила ее Тока. — Не сочтите это за дерзость или попытку каким-то образом ущемить ваш авторитет, но, думаю, все присутствующие со мной согласятся — идти с подобного рода техникой против Учиха это самоубийство. Мито почувствовала, как у нее защемило в груди, а кровь прилила к щекам. Ей стоило определенных усилий сдержать эмоции — вспомнились давнишние уроки у тетушки в доме Хьюга. — Прошу вас пояснить вашу позицию, — проговорила она, стараясь, чтобы голос не звучал оскорбленно. — Наши люди не справляются с последовательностью печатей, и им сложно удерживать технику в рабочем состоянии столько, чтобы она возымела эффект, — пояснила Тока. Ее переполняло пьянящее чувство удовольствия от того, как побледнело лицо желтоглазой девицы Узумаки. Никогда прежде она бы не подумала, что унижать кого-то может быть так приятно. Часть ее сопротивлялась этому — та самая часть, что привыкла всю жизнь быть хорошим другом и человеком. Но она просто не могла себя сдержать. Эта девушка собиралась покуситься на то, что Тока считала безоговорочно своим. Она пришла сюда как захватчица, а значит априори не могла быть союзницей. — Я считаю, что им просто следует побольше тренироваться и концентрироваться. Порой сложно приноровиться к чему-то новому, потому что разум отказывается верить в то, что это возможно, — возразила Мито. Скрытые длинными рукавами ее руки медленно сжались в кулаки, и острые коготки ощутимо врезались в мягкую плоть ладоней. Боль отрезвляла и помогала держать себя в руках. — У нас нет на это времени, — развела руками Тока. — Если они ошибутся, ценой этой ошибки может быть их жизнь. Мы благодарны вам за эту чудо-технику и за то, что ваши люди охраняют крепость и гражданских. Но, наверное, пора признать, что никому из нас не стать Узумаки за полдня. Окружавшие ее Сенджу поддерживающе загудели. Мито, чувствуя, что осталась одна против всех, невольно отступила на шаг назад. Тока же триумфально улыбнулась. Поняв, что одолела соперницу, она даже почувствовала легкий укол совести за то, как именно это было сделано, и потому проговорила сдержанно и почти ласково: — Мито-химе, вам лучше остаться в крепости вместе со своими людьми. Так будет безопаснее для вас. Я не сомневаюсь, что ваша техника ослепления действительно полезна, но в одиночку вы все равно много не навоюете, особенно учитывая, что у вас нет боевого опыта как такового. Я и мои люди возьмем те кунаи с печатями, что уже готовы, и будем надеяться, что их хватит. Это уже большая помощь, и мы вам за нее благодарны. Она поклонилась, и следом за ней поклонились и остальные Сенджу, но Мито продолжала стоять неподвижно, окаменев и словно бы потеряв дар речи. Еще утром идея попробовать обучить печати хотя бы самых способных к фуиндзюцу казалась ей отличным вариантом на случай, если кунаи по каким-то причинам окажутся неэффективными. Тобирама, с которым она виделась вскользь, это одобрил, но сейчас его здесь не было, чтобы поддержать ее и объяснить остальным, что в этой чертовой печати нет ровным счетом ничего сложного — если бы только, подзуживаемые своим капитаном, эти люди не решили упереться лбом в стену. — Хорошо, — сдалась она, и лицо Токи просияло. — В таком случае не смею вас больше задерживать. Мито тоже поклонилась собравшимся, ощущая, как тяжесть всего мира давит на ее плечи, потом выпрямилась и бездумно зашагала вперед, не особо выбирая направление. Она была почти уверена, что в спину ей громыхнет довольный смех Сенджу, но этого не произошло. Впрочем, пульс так шумно колотился в ее ушах, что, кажется, она бы и не расслышала этого. На эмоциях девушка буквально взлетела вверх по лестнице и остановилась, лишь когда перед ней вдруг распахнулось серое плато пустошей, на кромке которой волновалось и переливалось флагами войско Учиха. Туман таял, словно занавес, поднимающийся над сценой. Двое военачальников уже разъезжались в разные стороны, и по тому, как они гнали своих лошадей, можно было предположить, что переговоры прошли неудачно. Вглядываясь в спину Учихи Мадары, закрытую тяжелой волной неубранных волос, Мито, сама не зная почему, снова подумала о том, что могла бы сейчас быть на другой стороне. Если бы восемь лет назад переговоры ее отца прошли иначе, она бы сейчас поддерживала Учиха. И этот косматый мужчина, о котором с таким болезненным придыханием шептались в стане Сенджу, мог бы стать ее мужем. Губы Мито дернула нервная усмешка, которая спустя несколько секунд превратилась в гримасу. Ноги отказались ее держать, и она сползла на каменный пол внешней стены крепости. Рыдания бурно клокотали у нее в груди, но вместо этого девушка смеялась — сдавленно и рвано, словно в истерическом припадке. В ее голове внезапно сложилось два и два. Та девушка с ее насмешливыми речами и Сенджу Хаширама, в чьих объятиях она нежилась, словно пригревшаяся кошка. Проклятая сделка, заключенная ее отцом. Заслужила ли Мито слова, что были ей сказаны? Настолько ли плоха ее техника или дело тут совсем в другом? Разве она просила — хоть раз, хоть однажды — просила о том, чтобы все решили за нее? Все ее детство ее убеждали в том, что она не имеет права распоряжаться собственной жизнью, и она почти в это поверила. Она поверила отцу, который казался таким мудрым и всепонимающим. Она согласилась на условия, который он выдвинул, она последовала его приказанию и прибыла сюда. Знал ли он, что Сенджу, о союзе с которыми он так мечтал много лет назад, унизят и поднимут на смех его единственную дочь? А если знал — или хотя бы догадывался, — то разве могла она после этого верить ему и снова следовать чужой воле? Она уже поклялась себе тогда, на закате на своем сосновом берегу, что не позволит своей жизни просто уйти в песок и что имя ее клана прогремит на весь мир. Но сейчас Мито уже не понимала, правильно ли поступает и оправдана ли ее жертва. То, что сейчас случилось там внизу, было ли это еще одной неизбежной ступенью или она уже давно сбилась с пути, потому что изначально выбрала неправильный? Она не могла сказать, сколько просидела там, на холодных камнях, обхватив себя за плечи и всхлипывая, как брошенный ребенок. Повезло, что на этом отрезке стены сейчас не было патрулей и караульных. Она бы не выдержала унижение жалостью в глазах незнакомого человека. Незнакомого Сенджу. Нужно было найти Акико, убедиться, что у ее людей все готово и что с барьером не возникнет проблем. Нужно было сделать это, потому что она — дочь главы клана Узумаки, потому что она сильная и должна с этим справиться. Но все эти мотивирующие и внушающие уверенность речи не работали, стоило ей вспомнить глаза толпы, обращенные на нее. Толпы, которая не желала видеть и слушать ее. Толпы, которая гнала ее от себя, исторгала как чужеродный объект. И торжествующий взгляд русоволосой куноичи, что стояла во главе, самодовольно сложив руки на груди. Нет, нет, ни за что. Даже если это будет означать позор и потерю чести, она не спустится туда и не вернется к этим людям. Они сами ее прогнали, так пусть теперь в полной мере насладятся плодами своих стараний. С пустошей накатывающей тревожной волной донесся звук трубы. Вздрогнув, Мито, практически против своей воли, снова подскочила на ноги и, вцепившись руками в край стены, бросила взгляд на войско Учиха. Не прошло и пары секунд с тех пор, как затих долгий звук сигнала, как людское море в синих доспехах хлынуло на пустоши. Наполненный серым песком ветер высушил слезы в уголках глаз девушки. Пораженная и захваченная масштабом происходящего, она отступила назад, крепко прижимая сжатые кулаки к груди. Красноглазые шиноби наступали, и имя им было смерть.

~ * * * ~

— С такой высоты это кажется почти поэтичным, не так ли, старый друг? Задыхаясь от дыма, исторгаемого горящими деревьями, Хаширама перевел непонимающий взгляд на застывшего напротив него Мадару. — Не верю, что тебе… может в самом деле это нравиться… — прохрипел он, а потом, собрав всю силу воли в кулак, оттолкнулся одной рукой от опоры под ногами и выпрямился. Легкие горели и надсадно пульсировали от дыма, нательная рубашка под доспехами насквозь промокла и прилипла к спине, склизко хлюпая при резких движениях. Перед глазами все плыло и двоилось, и только усилием воли Хаширама удерживал себя в сознании. После последнего коварного удара своего соперника он едва не потерял равновесие и не упал на землю — а оная осталась так далеко внизу, что такая оплошность могла запросто стоить ему жизни. Мадара выглядел флегматичным, даже скучающим. Дрожащее синее стекло доспехов Сусаноо защищало его от разъедающего дыма, и Хаширама вдруг подумал, что на доспехах Учиха с начала боя не появилось ни одной царапины. — Поле боя всегда напоминало мне огромный зал для танцев, — задумчиво проговорил Мадара. — Лишь самые достойные могут продержаться достаточно долго и не выбыть из соревнования. — О чем ты… вообще… — Отбросив назад влажные волосы, Хаширама наконец полностью выпрямился, ощущая, как разбушевавшаяся чакра внутри него постепенно восстанавливает свой привычный ритм и бег. — Посмотри. Сусаноо резко двинул огромной синей рукой, и застлавшие все бело-серые облака на несколько секунд расступились в стороны. Хаширама помимо своей воли опустил взгляд. Поле под ними напоминало муравейник — шевелилось и пульсировало, то распадаясь на отдельные движущиеся точки, то снова сливаясь воедино. Оно казалось красно-черным, как гниющая рана, и лишь иногда то там, то здесь вспыхивало рыжими росчерками огненных техник Учиха. — Я вижу лишь смерть и боль, — с глухой горечью в голосе произнес Хаширама, отворачиваясь. — А я вижу, как нити человеческих жизней переплетаются и рвутся под чарующие песни клинков, — расплылся в полубезумной улыбке Мадара, довольно сверкая глазами. — Я хорошо обучил своих людей. Мы знаем ваши слабости и вашу тактику. Тебе давно пора признать, что вам нас не одолеть. Посмотри на себя, Хаширама. Минуту назад ты стоял передо мной на коленях, практически уничтоженный. Что мешает тебе сдаться? Что мешает признать, что все эти годы ты ошибался? Нет мира, кроме войны. Все мы рождены в ее горниле и там же сгинем. Смотри, Хаширама! Он хлопнул в ладоши, концентрируя чакру. Сусаноо, послушный его воле, начал медленно поднимать меч, готовясь нанести удар. На лице Хаширамы мелькнула паника, и он начал торопливо складывать ручные печати, что-то бормоча себе под нос. — Не успеваешь, старый друг, — почти добродушно хохотнул Мадара, выбросив одну руку вперед. Повинуясь этому движению Сусаноо нанес сокрушительный удар, и грохот от него был сопоставим с громовым раскатом. Земля содрогнулась под их ногами, и красно-черное людское месиво внизу одновременно застонало на сотни разных голосов. Взметнувшиеся ввысь толстые ветви гигантского дерева смогли лишь немного сбить траекторию, по которой двигался меч, но не остановить его. И грохот, который услышали они все, должно быть был грохотом обрушившейся крепости. В воздух взметнулись облака серой пыли, и на несколько секунд все вокруг пропало из виду. — Зачем? — едва слышно выдохнул Хаширама, глядя на старого друга в ужасе. — В их смерти нет смысла. Тебя прислали сюда не за этим. Твой наниматель… — Учиха никому не подчиняются! — высокомерно отозвался он. — Тебе бы стоило это знать, Хаширама. Хочешь правду, старый друг? Мы оба здесь всего лишь хозяйские псы, которым велено лаять друг на друга. Разве об этом мы мечтали, когда были детьми? Лицо Сенджу исказила гримаса непонимания. Гнев придал ему силы, и, когда он заговорил снова, голос его был громок и раскатист и как будто звучал из каждого листа на том дереве, где он стоял. — Ты убиваешь на моих глазах сотни невинных людей и после этого смеешь говорить о нашей мечте? Кем ты возомнил себя, Мадара? Богом? Так знай, что ты никакой не бог и не тебе решать чужие судьбы. Ты просто мальчишка, который не мог помочиться, когда рядом с ним кто-то стоял. Ты мог вырасти и обрести невиданную силу, но ничто — ни эта сила, ни твое войско, ни ваше положение в мире — не дает тебе права решать и выносить приговор! К его удивлению, Мадара ответил на эти слова довольной улыбкой — но не насмешливой, как можно было ожидать, и не озлобленной. Как будто на несколько секунд сквозь все года и шрамы на Хашираму взглянул тот самый пацан, с которым они швыряли камешки через реку. — Ты прав, старый друг, — подтвердил он. — Я лишь хотел убедиться, что ты тоже по-прежнему остался тем, кого я помнил. Хаширама обернулся, ища глазами дымящиеся развалины крепости. Но все, что он увидел, это пылающие в воздухе символы барьерной печати. Синий меч Сусаноо прорубил барьер, но лишь на несколько метров, так и не достав до крыш строений. — Ты нашел себе хороших друзей, Хаширама, — удовлетворенно проговорил Мадара. — Я в тебе не сомневался. Хаширама не слышал его, отчаянно пытаясь собрать в уме распадающуюся мозаику. Брат говорил ему о клане Узумаки и о том, что они собираются защитить крепость. Но до этого момента он и представить себе не мог, что этот барьер может оказаться настолько прочным, что выдержит прямой удар самой мощной атакующей техники клана Учиха. Наверное, все же стоило выкроить в своем расписании немного времени, чтобы… — О чем ты думаешь, Хаширама? Не отвлекайся! — вместе со словами в его сторону полетел увесистый синий кулак, но Сенджу остановил его, даже не оборачиваясь. Из древесного ствола под ним вырвалась огромная деревянная рука, схватившая Сусаноо за запястье и намертво заблокировавшая удар. — Я думаю, что мы достаточно церемонились с тобой, — медленно произнес Хаширама, снова поворачиваясь к Мадаре. — Хватит играть в игры. Выметайся отсюда и забирай своих людей. Эта крепость наша, и вам ее ни за что не взять. — Вот теперь, кажется, ты стал серьезнее, — азартно облизнулся Учиха, чуть согнувшись, словно готовясь принять прямой удар в корпус. — Самое время. — Пожалуй, что так, — кивнул Хаширама, сузив глаза. — Долгое время я пытался убедить себя, что ты… это все еще ты. Что наши мечты, о которых ты так беспечно упомянул, действительно что-то значили. Я хотел верить, что все еще можно вернуть и что наши кланы не обязаны до скончания веков проливать кровь друг друга. Но, видимо, ты такой же, как твой отец. И понимаешь только язык силы. Лицо Мадары изменилось и потемнело. — Ты ничего не знаешь о моем… — Хватит разговоров. Хаширама соединил ладони, завершая долго подготавливавшуюся технику, и на несколько секунд Мадаре показалось, что глаза его старого друга и одновременно заклятого врага стали ярко-желтым, а на коже, сквозь сажу и грязь, проступили куда более явные черные полосы. Деревянная рука, крепко державшая Сусаноо, снова начала двигаться, пока ее обладатель, деревянный голем высотой почти в целый тё, старался выбраться из плотного древесного кокона. И в то же время из земли со всех сторон к небу рванули другие ростки, набухая и распускаясь прямо на лету. Вокруг брызнула зелень, яркая и густая, словно только что омытая дождем. Эта зелень, как огромные легкие, втягивала в себя дым, разлившийся плотным ядовитым облаком над полем сражения. Серая земля дрожала и рассыпалась под ногами сражающихся шиноби, вызывая среди них священный трепет и панику. — Что ты… — Теперь пришла очередь Мадары недоуменно пятиться и хватать ртом воздух. — Что ты делаешь, Хаширама? — То, что следовало бы сделать уже давно, — отозвался он, и обреченность в его голосе мешалась с твердой решимостью. Корни, разрывая землю, опутывали ноги шиноби из клана Учиха, утягивая их за собой в темную пучину. На глазах изумленных и еще не пришедших в себя Сенджу почти половина войска их врага в буквальном смысле слова провалилась в тартарары. Другая же, ошеломленная случившимся, дрогнула на несколько мгновений, и этого было достаточно, чтобы окрыленные успехом, Сенджу погнали их прочь от крепости. — Ты мог сделать это… с самого начала… — давясь яростью, прошипел Мадара. Древесный голем не давал Сусаноо пошевелиться, обхватив его, словно истосковавшийся любовник. — Почему не сделал? Почему позволил этому зайти так далеко? Где твое хваленое человеколюбие? Сколько смертей сегодня на твоей совести? Хаширама не смог ему ответить — после столь мощного выброса чакры силы практически оставили его, и он с трудом держался на ногах. — Знаешь, что я не люблю больше всего, Хаширама? — выдохнул Мадара, со скрежетом сжав зубы. — Когда из меня делают дурака. Сусаноо вздрогнул, словно сквозь него пропустили мощный электрический разряд, а потом начал таять в воздухе, словно утренний мираж. Древесный голем покачнулся, когда из-под его рук ушла опора, и всего секунду спустя его гигантскую фигуру охватило бушующее яростное пламя. Хаширама едва успел спрыгнуть с его головы, прежде чем огонь добрался до него. Он приземлился на соседний древесный ствол, но ноги тут же отказали ему, и Сенджу вдруг понял, что падает. Просто летит сквозь пространство в никуда, и у него нет сил даже для того, чтобы сложить одну-единственную печать. Он не успел подумать о смерти или примириться с ее неизбежностью, потому что в этот момент совершенно из ниоткуда рядом с ним появился Тобирама. Брат перехватил его за грудь и одним мощным прыжком оказался на ближайшей толстой ветви. Отсюда до земли было ближе и было слышно, как внизу кричат люди и скрежещет сталь. — Откуда ты здесь? — только и смог выдохнуть старший Сенджу. — Это вместо спасибо? — суховато уточнил Тобирама, на чьей ладони медленно гасла незнакомая Хашираме печать. — Сто раз говорил тебе, оставляй немного чакры про запас, не нужно так рисковать. Еще пару секунд, и ты бы себе шею свернул. — Брат, уходи отсюда. — В его глазах появилась тревога. Он вскинул голову наверх, пытаясь разглядеть в переплетении опаленных ветвей фигуру Мадары. Учихи пока не было видно, но это не означало, что он не прячется где-то поблизости, готовый нанести новый удар. — Это только моя битва. — Мы оба знаем, что это не так, — помотал головой его брат. — Слушай, нам удалось оттеснить клятых Учих. Сусаноо повержен. Чтобы снести голову Мадаре, нужен всего лишь один удачный момент. Я много лет тренировался противостоять шарингану, и я уверен, что готов. Ты выдохся, и тебе нужно отступить. Хаширама, люди нуждаются в тебе. Если ты останешься… — Если ты погибнешь из-за меня, я никогда себе этого не прощу! — в отчаянии воскликнул старший Сенджу, до боли сжав предплечье младшего. — Мадара — мой груз, и мне нести за него ответственность. Убедись, что его войско разгромлено. Тобирама, я прошу тебя. Уходи отсюда. Тот колебался еще несколько секунд, а потом в досаде сплюнул и поднялся на ноги. — Если ты погибнешь здесь, брат, мне придется изобрести новую технику, которая бы вернула тебя из мертвых, — процедил сквозь зубы он и, не оглядываясь, прыгнул куда-то вперед. Хаширама улыбнулся, но потом его улыбку сменила гримаса боли. Чакры у него в самом деле практически не осталось. Он все еще был не так хорош в использовании техник отшельника — не в таком масштабе. То, что заставило Учиху Мадару трепетать и отступать в ужасе, на деле практически убило самого Хашираму. Однажды он сможет использовать подобные техники чаще и больше. Но сейчас… Сейчас ему просто нужно выжить и добрести до конца этого безумного дня. — Вот значит как. Хаширама обернулся на прозвучавший голос медленно и с усилием. Не нашел ничего лучше, чем выхватить кунай из-за пояса и поднять его на уровень лица. Нападать на Учиху Мадару с кунаем — это в самом деле могло войти в историю как самый глупый поступок в мире. К его удивлению, Мадара совсем не походил на человека, горящего желанием продолжить бой. Он придерживал обвисшую правую руку, и один его глаз был страдальчески зажмурен, а второй был темным и пустым — лишенным алого пламени шарингана. — Вот он ты, и вот он я, — меж тем проговорил Мадара и, хромая, приблизился к старому другу. — Все эти годы у нас не было возможности перекинуться даже парой слов. А теперь на твоих руках кровь моих людей. И наоборот. О чем мы будем говорить сейчас, а, Хаширама? Он устало опустился на древесную ветвь, свесив ноги и откинув голову назад. — Мы все еще те самые мальчишки, — добавил он, чуть помолчав. — Только игрушки у нас стали побольше, но мы все еще толком не умеем с ними управляться. Ведь так? — Твои люди под землей… Они живы. Ты сможешь откопать их, если найдешь хорошего сенсора, — проговорил Хаширама. Мадара рассмеялся, хрипло и каркающе. — Я совсем не удивлен, старый друг. Совсем не удивлен. Бой внизу постепенно стихал, и Хаширама вдруг обратил внимание на то, что впервые за целый день на небе появилось солнце — блеклое и похожее на серебристую монетку, но все же. — Мир совсем не изменился, — наконец произнес он. — Вопрос лишь в том, изменились ли мы. Они обменялись долгим молчаливым взглядом, и Мадара вдруг ощутил, что внутри него что-то оживает и снова поднимает голову. То самое чувство, что он испытал еще перед битвой. — Я был рад увидеть тебя, — сказал он, и это прозвучало почти совсем всерьез. — Ты хорошо поработал над собой. Это был… славный бой. — Нет славных боев, Мадара, — покачал головой тот, кое-как поднимаясь на ноги. — Любая война несет боль и смерть, и в этом нет ничего славного ни для победившей стороны, ни тем более для проигравшей. — Подашь мне руку, старый друг? — устало улыбнулся Мадара. — Глаза болят как черти, видимо от дыма. Ничего не вижу. Помедлив секунду, Хаширама все же протянул ему руку и, приняв ее, Учиха кое-как выпрямился. — Вы признаете свое поражение? — спросил Сенджу, глядя на бывшего друга с подозрением и опаской. То, как сильно он хотел поверить в искренность Мадары, мешало ему думать здраво, и оттого Хаширама лишь сильнее начинал сомневаться и в нем, и в самом себе. — Что ж… — Мадара со вздохом обернулся на крепость. — Наверное, сейчас самое время это сделать. — Хорошо, тогда мне нужно, чтобы ты официально объявил о капитуляции перед своими… Над главной башней крепости, к которой был прикован взгляд Учихи, в воздух, словно по волшебству, взмыл белый флаг. Это могло означать только одно — ее обитатели сдавались. Битва была окончена. — Что это? — Сенджу прищурился, пытаясь убедиться, что глаза его не обманывают. — Что это значит? — Самое время объявить о своей капитуляции, мой старый друг, — торжествующе улыбнулся Мадара. — Это был в самом деле чертовски славный бой.