~ * * * ~
Мито чувствовала, как яркие блики на воде прожигают насквозь чувствительную поверхность ее глаз, оставляя на ней красно-черные пятна, но не могла отвести взгляд. Она ощущала себя погруженной в этакое студенистое варево, в котором было невероятно сложно двигаться, а потому даже легкое движение головой вызывало волны удушающей усталости, прокатывающейся по всему телу. Они покинули особняк клана Хьюга несколько дней назад, но разумом девушка все еще была там. Стоило ей прикрыть глаза, как перед ними возникал образ кровавого пятна на татами. Ручка куная в руках стала скользкой, а сам он казался слишком тяжелым, и, наверное, поэтому у нее не получилось поднять его еще раз, чтобы начертить последние две или три полоски на своей руке. И только поэтому все закончилось не так, как могло бы. Мито помнила, с каким глухим стуком оружие упало на пол, и помнила собственное отупелое состояние. Она не понимала, почему кричит служанка и откуда в комнате взялось так много крови. Все ее эмоции и сам ее разум оказались словно бы окруженными толстой непроницаемой стеной, за которую почти не проникали внешние звуки. Боль от предательства Сенджу ушла, покинув тело вместе с кровью и оставшись лишь в физическом воплощении — том самом, который девушке всегда было гораздо проще переживать и испытывать внутри себя. Еще она хорошо запомнила взгляд тети — презрительный, полный отвращения и гадливости. Мито, пока ее бинтовал семейный доктор клана, слышала краем уха, как госпожа Хьюга приказала немедленно сжечь испорченные татами. Ей захотелось извиниться за них и сказать, что она никому не хотела причинить вред. Даже самой себе. Правда была в том, что это не было вредом — наоборот, только так она могла справиться с огнем, что сжирал ее изнутри, и не сойти с ума. Но объяснить это тем, кто сам никогда не испытывал ничего подобного, просто не представлялось возможным. Она не делала этого с собой много лет. Опасная привычка, появившаяся в детстве, постепенно осталась в прошлом. Когда на их островах снова стало спокойно и тихо, когда они с отцом, казалось, нашли общий язык, а сама Мито твердо решила стать выдающейся куноичи, которая в будущем поможет своему клану, когда прошло это убивающее чувство беспомощности и отсутствия контроля над собственной жизнью, она надолго отложила острые предметы в сторону и практически забыла о своей тяге к ним. Теперь все вернулось — одним ослепительным мигом, скоропалительным решением, невозможностью ответить как-то еще. Все произошло слишком быстро, и Мито сорвалась, как срывается завязавший с саке выпивоха, вдруг обнаруживающий у себя бутылку в руке. Боль была ее наркотиком и ее утешением, но мысль о том, что эта ее постыдная и сладостная тайна в мгновение ока стала достоянием общественности, была невыносима. Чувство стыда, ненависти к тем, кто посмел сначала ранить ее в самое сердце, а затем осудить за то, как она попыталась с этим справиться, переполняли девушку, и она не смогла оставаться в поместье Хьюга больше ни одного дня. Несмотря на то, что ее рана, полученная в бою у Найто, еще не до конца затянулась, Мито на следующий же день уехала от тети. Хидеко пыталась ее отговорить. Девушка плакала и во всем винила себя, утверждала, что не знала о том, что Мито и Хаширама были помолвлены, она даже, по словам прислуги, пыталась изрезать на куски свое свадебное кимоно, но Узумаки словно не слышала и не воспринимала ее. Она не могла простить старую подругу, как бы та ни старалась пробиться сквозь стену отчуждения, которую она возвела вокруг себя. В ее глазах слишком красивая, правильная и во всем превосходящая ее Хидеко не могла не быть заодно со своей матерью, а значит вся та боль, что Мито испытала в их доме, была и ее виной. Замкнувшись внутри собственной ярости и обиды, девушка и думать не могла о прощении и не допускала мысли о том, что произошедшее, возможно, было спланировано лишь отчасти и в последний момент. И что своим дерзким поведением в разговоре с тетей она сама невольно спровоцировала этот огонь на свою голову. Возвращаясь на родной остров, Мито поклялась, что больше никогда и ни за что не переступит порог дома Хьюга, не станет с ними договариваться и не подаст им руки. Все дурное в людях, что она успела узнать за свою недолгую юную жизнь, теперь сосредоточилось в них. Она уже забыла о страшной битве у Найто и обо всем, что там случилось. Забыла о ранении, о высокомерии главы клана Сенджу, который так и не вышел ее поприветствовать или поблагодарить, о зверствах Учиха, заживо сжигавших людей, и даже о собственном самонадеянном желании разорвать помолвку с Хаширамой. Она снова и снова прокручивала у себя в голове подробности той сцены с кимоно, вспоминала слова тети и ее самодовольное выражение лица, когда она отправила девушку помочь Хидеко. Вспоминала, с каким восторгом ее двоюродная сестра рассказывала о своей будущей свадьбе. И какими глазами они обе потом смотрели на ее разрезанные руки и кровь на татами. Мито заставляла себя помнить это, один за другим отбрасывая те воспоминания, что не соответствовали выстраиваемой ею картине мира у себя в голове. И к тому моменту, как она ступила на родную землю, ее апатия и заторможенность сменились чувством ярости — и жаждой мести. Узумаки нашла отца на веранде в саду, где тот работал над новой техникой. Судя по всему, дело продвигалось медленно — в воздухе чувствовался запах горелой бумаги, а в стороне валялось уже несколько испорченных свитков. Наметанным глазом Мито с ходу определила несколько слабых мест в создаваемой отцом структуре. Как и всегда, стоило ей подумать о техниках, таких простых, правильных и изумительно логичных, сжимавшие ее грудь тиски слегка разжались. Она давно не работала над своим старым проектом, который обещал стать прорывным в истории шиноби. Стоило бы вернуться к нему, пока он совсем не зарос пылью. Но это дело могло подождать. — Приветствую вас, отец, — произнесла она, опускаясь рядом с ним на колени и кланяясь. — Я вернулась. — Добро пожаловать домой, лисенок, — улыбнулся ей Узумаки Ашина, оторвавшись от своей работы. — Что скажешь об этой новой печати? Мне кажется, ей недостает легкости. Она выходит слишком громоздкой для накладывающего, и я никак не могу понять, в чем причина. — Если позволите, отец, я покажу, — кротко предложила она, и он кивнул. Тогда девушка, аккуратно закатав рукав своего дорожного кимоно, чтобы не испачкать его в туши, взяла в руки кисть и короткими круговыми движениями обвела несколько ключевых сочленений в нитях печати, начерченной у отца на свитке. — Вот здесь и здесь слишком много связующих звеньев. Перебор со скоплением энергии. Как… перегруженный перекресток, где пытаются разминуться сразу три паланкина, рикша и телега с рисом. Чакра застревает здесь и здесь, а позже выходит слишком большим и грубым объемом, что сбивает дальнейшие настройки. Я бы, на вашем месте, перенаправила вот эти два потока в обход, а затем использовала Принцип Слияния Двух Рек, описанный… — Да, я понял, — с энтузиазмом и довольной улыбкой кивнул Ашина. — Глупо, что сам не додумался. Рядом с тобой, дочка, я всегда чувствую себя слишком старым и неповоротливым. — Вы преувеличиваете, отец, — скромно отозвалась она и положила кисть на тушечницу. Работа над печатью, даже такая короткая и неглубокая, заставила ее почувствовать себя лучше. Если так подумать, ее эмоции и мысли тоже застряли на перегруженном перекрестке, но что делать с ними и где проложить для них новое русло, девушка не знала. На эти мысли еще не до конца зажившая рука отозвалась тупой ноющей болью, и Мито рефлекторно одернула левый рукав кимоно, чтобы отец не дай боги ничего не заметил. — Как все прошло у Найто? — меж тем спросил он, совершенно легко и непринужденно перескочив с одной темы на другую. Можно было бы подумать, что он просто общается с дочерью по душам, а не получает у нее отчет по всем правилам, который требовалось предоставить главе клана по итогу выполненной миссии. Мито, которая давно готовилась к этому вопросу, начала неторопливо и вдумчиво излагать последовательность событий, их взаимосвязь и логику, приведшую в итоге к известному финалу. Она позволяла себе иногда отвлекаться от сухого изложения фактов, чтобы высказать несколько своих мыслей о тактике и поведении противника на поле боя, и Ашина удовлетворенно кивал, находя в рассуждениях дочери много правильных и уместных замечаний. Мито не стала останавливаться на подробностях и причинах того, почему в самый разгар боя она сама оказалась во внутреннем дворе крепости, и свой собственный «подвиг», как это называли Сенджу, описала кратко и мимоходом. Ей было стыдно за то, что эмоции подвели ее и что страх перед настоящей битвой оказался сильнее чести и воспитания, а потому все последующие события в ее сознании были лишь удачным стечением обстоятельств и не более того. Тем более что они уже давно поблекли на фоне более свежих впечатлений и происшествий. — Хочешь сказать, что Сенджу Хаширама так и не встретился с тобой? — нахмурился Ашина, когда его дочь закончила свой рассказ. — Мне сказали, он был слишком занят, — неубедительно отозвалась она, не глядя на него. — Я не знаю, отец. Я думаю… Думаю, наш союз с ними был ошибкой. — Отчего же? Да, глава их клана поступил не слишком вежливо по отношению к тебе, но я полагаю, что у него были свои причины вести себя таким образом, — мягко заметил он. — Да, не сомневаюсь. — Мито с большим трудом сдержала язвительность в голосе. Эмоции снова брали над ней верх, раззадоренная собственным рассказом и повторным переживанием случившегося, она больше не могла сдерживаться. — Отец, они предали нас. — О чем ты говоришь? — нахмурился Ашина. — Так вы еще ничего не знаете? — удивилась она, но потом, словно споря с самой собой, покачала головой: — Ну конечно, они наверняка хотели позаботиться о том, чтобы это как можно дольше оставалось в тени. — Лисенок, прошу тебя. Что ты хочешь сказать? Что произошло? — На пути сюда мы останавливались у тетушки Хьюга, — отозвалась Мито, чувствуя, как ее руки сами сжимаются в кулаки. — Там я узнала, что Хидеко… Я узнала, что она… — Произнести это вслух оказалось совсем не так просто. — Они заключили с Сенджу брачное соглашение. А это значит, что я… что мы… Ашина потрясенно молчал. Он видел, что его дочь, обычно столь сдержанная в проявлении эмоций на людях, буквально дрожит от переполняющей ее обиды. Его сердце сжалось от боли и сострадания к ней, но спустя всего несколько мгновений здравый смысл вновь одержал верх, и мужчина спросил: — Ты уверена, что все поняла правильно? Сенджу не присылали никаких вестей о разрыве нашего союза. Их воины все еще охраняют наши берега, и я регулярно получаю от них отчеты. Я многое слышал о Сенджу Хашираме. Его называют легкомысленным мечтателем, наивным и в чем-то большим ребенком, но никто и никогда не упрекал его в отсутствии чести или нарушении данного слова. Я просто не могу поверить в то, что он смог бы так легко, да еще и у нас за спиной, отказаться от своего обещания. Мито хотелось поверить отцу. Ей хотелось закрыть глаза на все, что там произошло, выдумать любое подходящее оправдание тому свадебному кимоно, поверить даже в то, что тетя и Хидеко все это подстроили лишь с целью унизить ее, но она никак не могла забыть Хашираму, обнимающего незнакомую ей девушку перед битвой и ее влюбленные глаза. Что она по сути знала об этом человеке и на чем могла строить свое мнение о нем? В ее жизни все никогда не бывало просто. Она получила право быть куноичи, потеряв мать. Она с раннего детства привыкла думать, что ее судьба предопределена и что лишь кровопролитная борьба за каждую крупицу счастья может это изменить. Видимо, и сейчас судьба не собиралась быть к ней снисходительна. Она лишь на несколько секунд допустила, что Сенджу Хаширама может стать для нее чем-то большим, чем просто вынужденным политическим марьяжем, и это закончилось лезвием куная в ее руке. — Нет, — помотала головой она. — Я убеждена, что все поняла правильно, отец. Это объясняет, почему Хаширама-сама не захотел лично со мной встретиться. Полагаю, ему было слишком стыдно, учитывая, что к тому моменту он уже знал о том, что наша свадьба не состоится и что у меня по сути нет причин и обязательств помогать ему в этой битве. — Мито! — взмолился ее отец. — Не нужно так говорить. Мы ничего не знаем о том, что произошло. Но… мы можем это выяснить. Я прямо сейчас напишу Хашираме-сану письмо и отправлю его с самым быстрым нашим соколом. Если то, что ты говоришь, действительно правда, мы узнаем об этом из первых рук. — Думаете, это хорошая идея? — с сомнением проговорила его дочь. — Разве это не будет выглядеть... жалко? Словно мы униженно выпрашиваем себе крупицу внимания? К тому же после того, как с нами обошлись? — Она снова начала горячиться. — Послушай, все и так уже слишком запуталось, а своим молчанием мы лишь усугубим ситуацию, — покачал головой Ашина. — Хаширама-сан взрослый человек, способный нести ответственность за свои действия. Я не стану спрашивать у него в лоб или обвинять в чем-либо, если ты этого опасаешься. Напишу, что ты благополучно добралась и чувствуешь себя хорошо. Что тебе жаль, что у вас двоих не получилось встретиться, и что ты надеешься, что это обязательно изменится в будущем. Также отправлю пару регулярных отчетов от его патрулей у наших берегов, задам несколько вопросов по их обязанностям и работе, а в самом конце невзначай упомяну, что слышал об их союзе с кланом Хьюга. Не волнуйся, все будет предельно тактично и в рамках приличия. — Жаль, — не смогла сдержаться Мито. — Что? — удивленно поднял брови ее отец. — Простите, — поклонилась она. — Я просто имела в виду, что вся эта выспренная риторика и расшаркивания неуместны в нашей ситуации. Только благодаря нашей помощи, Сенджу выиграли битву у Найто. А сразу после этого мы выясняем, что все это время они орудовали и строили планы за нашей спиной. Разве после этого не стоит разорвать с ними всякие отношения без выяснения причин и любезничания? Отец, вы всегда слишком осторожны и предупредительны. Они этого не заслуживают. Они… — У нее внезапно сорвался голос, и девушка умолкла, осознав, что еще несколько секунд и она расплачется. Мито не плакала на людях уже много лет, но переживания последних нескольких недель совершенно подорвали ее нервную систему. — Я во всем разберусь, обещаю тебе, — поднял руки он. — Пока же не делай никаких глупостей, ладно? Мне нужна твоя помощь здесь, на острове. Скопилось множество дел, с которыми мне не разобраться в одиночку. Ты нужна мне, Мито, и мне нужно, чтобы ты рассуждала здраво, слышишь? Его твердый и даже немного раздосадованный взгляд немного остудил ее пыл. Девушка кивнула и снова поклонилась, не осознавая, что сжимает правой рукой левую — то самое место, где еще недавно были кровоточащие раны, а сейчас остались лишь красные шрамы, покрытые тонкой коростой. Вернувшись к себе в комнату, Мито долго сидела на одном месте, обхватив колени и прижав их к груди. Ее мысли носились в голове, как стая горланящих ворон, и девушка даже не пыталась с ними совладать. Произошедшее на материке что-то всколыхнуло и разбудило в ней — то, что она считала давно забытым и похороненным. По пути домой ей несколько раз снились старые кошмары — о тени с красными глазами, что пытается ее поймать. Этой ночью она снова вернулась, и была сильнее, чем прежде. На этот раз Мито не удалось сбежать, и чудовище из темноты загнало ее в угол. Девушка чувствовала, как чьи-то пальцы с острыми когтями смыкаются у нее на горле. Она кричала и вырывалась, но тень была сильнее, вжимала ее в постель и разрасталась над ней во все стороны. Она проникала в нее, словно туман сквозь шелковую занавеску, напитывая собой и пожирая изнутри. Пытаясь отбиться, Мито кричала, но из ее горла выходил лишь хрип и сдавленные стоны. Она чувствовала, как чудовище из темноты распирает ее изнутри, как двигается и толкается внутри ее беззащитного распятого тела, и красные глаза, так похожие на глаза Учиха, смеялись над ней. Девушка проснулась посреди ночи с криком, сжав колени и выгнувшись дугой. Ее тело било судорогой, острой и яркой, берущей свое начало где-то в основании ее туловища. Тяжело дыша, Мито пыталась прийти в себя, но сон все еще владел ею, и все вокруг казалось нереальным. Проводя ошарашенным взглядом по комнате, она наткнулась глазами на маленький черный силуэт у своей кровати. Мертвая лиса, вырвавшая лапу из капкана, пришла посмеяться над ней, и ее золотые глаза пылали, как раскаленные угли. — Я знаю твою тайну, Узумаки Мито, — пролаяла она своей окровавленной развороченной пастью. Мито в ужасе отмахнулась от нее и потеряла равновесие. Она проснулась второй раз, ударившись об пол при падении с кровати.~ * * * ~
Опускаясь за лес, солнце иногда то ярко вспыхивало между высоких прямых стволов, то снова терялось за ними и тогда прохладный воздух почти ощутимо похрустывал на зубах. После того, как Хаширама покинул резиденцию клана, он не встретил по пути ни одного человека. Дорога к кладбищу была совершенно пустынной, и тишину вокруг нарушали лишь голоса цикад. Шиноби казалось, что, стоит ему хорошенько прислушаться, он сможет услышать, как растут деревья — как их корни роют мягкую мокрую землю, а ветви тянутся во все стороны, стараясь захватить как можно больше последнего августовского тепла. Иногда он жалел, что деревья не умеют разговаривать и чувствовать так, как люди. Они покорно и послушно росли в его руках, преображая мир вокруг, и они еще никогда не подводили и не предавали его. А он никогда не подводил их. Впервые за очень долгое время Хаширамой владели сомнения в правильности избранного им пути. Прежде он никогда не задавался вопросами, убежденный в том, что лишь упорством и настойчивостью можно изменить этот упрямый закостеневший мир. Он видел и чувствовал то прекрасное будущее, что ему и его клану было под силу создать, и потому шел к нему уверенно, не сбавляя темп даже на крутых поворотах. Но теперь он споткнулся и не знал, как поступить правильно. Прежде его разум и сердце говорили в унисон, а теперь они рвали его на части, и он чувствовал себя совершенно беспомощным в этом противостоянии. — Здравствуй, мама, — проговорил он, опустившись на колени рядом с могилой. — Надеюсь, ты не против, что я пришел к тебе сюда. У нашего семейного алтаря слишком много… — Он сбился, не зная, как сказать, что там стало слишком много табличек с именами и слишком много тех, кто носивших эти имена оплакивал. — А здесь так тихо и спокойно. Я надеюсь, тебе и моим младшим братьям здесь хорошо. Хаширама заботливо отряхнул могильные плиты и положил к ним несколько сорванных по пути полевых цветов. От прикосновения к холодному камню его кожа покрылась мурашками, словно бы прячущиеся в тени высоких криптомерий могилы изголодались по живому человеческому теплу. — Тобирама задал мне задачу, с которой я никак не могу справиться, мама, — продолжил он, выпрямившись и подняв глаза к небу. Солнце опустилось совсем низко, и на восточном склоне неба уже были видны первые звезды. Со стороны резиденции клана доносился приглушенный гул человеческих голосов, но отсюда не было видно ни огней, ни крыш, и лишь полупрозрачный дым от горящих очагов слегка туманил чистое вечернее небо. Хаширама сделал глубокий вдох, наполняя легкие свежим и густым лесным запахом. Кладбище Сенджу заметно увеличилось за последние несколько лет. Как бы он ни старался уберечь всех своих людей, как бы ни преуспел в дзюцу врачевания, война все равно отбирала сыновей у матерей и мужей у жен. Он поклялся оберегать свой клан и был готов на все ради этого. Так, по крайней мере, ему казалось до недавнего времени. — Разве это правильно — нарушать данное слово и отказываться от однажды взятых на себя обязательств? — с мучительным сомнением произнес он. — Мама, как бы я хотел, чтобы ты была рядом и помогла мне. Насколько бы проще и светлее была бы наша жизнь, если бы ты и мои младшие братья все еще были с нами. Задумавшись об Итаме и Кавараме, Хаширама окончательно пал духом. Сев на траву и подтянув колени к груди, он обхватил их руками и почти уткнулся подбородком в грудь. Здесь, рядом с могилами матери и братьев, ему не нужно было быть главой клана, опорой и твердым плечом для всех вокруг. Можно было снова стать тем самым потерянным ребенком, который никак не возьмет в толк, почему мир так несправедлив, а очевидных правильных решений больше не будет. Он слышал, как сзади к нему приблизилась женщина — ее легкую, едва уловимую поступь его натренированный слух выцепил и поймал за несколько десятков шагов. И потому, когда ему на плечо опустилась теплая мягкая ладошка, Хаширама не вздрогнул, а просто с усталой улыбкой поднял голову и повернулся навстречу подошедшей. — Твой брат сказал, где искать тебя, — произнесла Тока. На ней было светло-коричневое кимоно с узорами в виде листьев гинкго, волосы девушки были собраны в высокую аккуратную прическу. Если бы не ее стать и военная выправка, ее почти можно было бы принять за обычную горожанку, которая пришла на кладбище навестить могилы усопших родственников. Лицо ее выражало сострадание и нежность, и Хаширама без всякой задней мысли позволил себе с головой окунуться в тепло, что она излучала. Он обнял колени старой подруги, и его большая голова уютно устроилась на оби ее кимоно. Сперва удивленная и не верящая своему счастью, Тока все же заставила себя откликнуться и тоже приобнять его одной рукой за плечи, другой мягко гладя по волосам. — Я совсем запутался, Тока-чан, — признался Хаширама, чуть помолчав. — Мне кажется, все ждут от меня какого-то правильного и единственно верного решения, а я… Я его не вижу. Не знаю, как поступить. И мне стыдно перед своими людьми за то, что я такой и что у меня не выходит быть таким решительным и уверенным, как им нужно. — Говорят, эта Хьюга Хидеко писаная красавица, — проговорила Тока, перебирая его длинные густые волосы. — В ее клане все женщины как на подбор, но о ее красоте поговаривают даже при дворе даймё. Если бы наш феодал уже не был женат, ее бы вполне могли сосватать и за него. — Считаешь, мне повезло? — невесело усмехнулся Хаширама. — Честно? — уточнила девушка. Он кивнул, и тогда она присела на колени рядом с ним, чтобы их лица были почти на одном уровне. — Хаши-кун, если быть честной, я не думаю, что любая красавица Страны Огня, даже самая распрекрасная, тебя достойна. — Ее темно-карие глаза воодушевленно сверкнули, и она, осмелев и внутренне обмирая от волнения и трепета, положила свою ладонь поверх расслабленной руки Хаширамы. — Твое сердце принадлежит этим землям и этому народу. Не думаю, что в нем найдется место для кого-то еще, кроме нас. — Возможно, ты права, — мягко согласился он и задумчиво погладил пальцами ее кожу. Девушка вспыхнула и отвела глаза, а тонкие волоски на ее руке встали дыбом, словно от разряда электротока. — Но дело не только во мне и моих желаниях, ты же понимаешь? Тобирама говорит, что поступить так значит поступить правильно. Это откроет для нас возможности, которые прежде были нам недоступны. Возможно, он понимает в этом больше меня. Все эти… подковерные интриги, заговоры и тайные союзы похожи на корни, что растут глубоко под землей. Я могу лишь догадываться, куда и зачем они пробиваются сквозь темноту. И уж совершенно точно не могу контролировать или направлять их. — Сенджу Хаширама, который не может контролировать древесные корни? — немного нервно улыбнулась она, чувствуя, как от его близости и прикосновений все быстрее колотится сердце и начинает кружиться голова. — Ни за что не поверю. Хаши-кун, я знаю тебя с детства, и я совершенно убеждена, что ты лучше других умеешь двигаться в полной темноте. Потому что тебя ведет не логика, а твое сердце. И сердце никогда не ошибается. Хаширама внимательно вгляделся в ее слегка порозовевшее от волнения лицо, удивленный тем, как точно ее слова совпали с его собственными недавними размышлениями. Может быть, Тока была права, и ему в самом деле следовало послушать сердце, отбросив в сторону более очевидные, но куда более скользкие и двусмысленные доводы рассудка? — Я боюсь совершить ошибку, — произнес он. — Боюсь, что могил на этом кладбище будет становиться все больше, и я ничего не смогу с этим поделать. — Они будут появляться здесь так или иначе, — с сожалением произнесла Тока. — Ты не можешь этого изменить. Пока что не можешь. — Но разве союз с Хьюга не был бы первой ступенью на пути к лучшему будущему для всех нас? — возразил он. — Разве мир, построенный на обмане и предательстве, это то, к чему ты стремишься? — подняла брови девушка. — Хьюга не имеют права ставить тебе условия и диктовать свою волю. Сегодня они вынуждают тебя принять их условия в браке, а завтра начнут рассказывать, как тебе строить твою деревню и с кем дружить. Думаешь, они одобрят союз с Учиха, который ты так жаждешь заключить? — Откуда ты… — Застигнутый врасплох, Хаширама даже покраснел. — Твой брат любит пожаловаться на жизнь, когда думает, что выглядит уставшим воспитателем в детском саду, — хмыкнула Тока. — Его эта мысль доводит до трясучки, он даже говорить об этом спокойно не может — сразу глаза кровью наливаются. Почему он так ненавидит их? — А разве ты нет? — задал резонный вопрос он. Куноичи немного помялась, но наконец ответила, твердо глядя ему в глаза: — Я вижу, что твое отношение к ним неоднозначно. Прежде я не воспринимала это всерьез, но теперь… Если уж выбирать между Учиха и Хьюга… — Ты серьезно? — рассмеялся Хаширама, не веря своим ушам. Тока, смущенно улыбнувшись, пожала плечами. Из того, что она слышала, глава клана Учиха и Хаширама когда-то в детстве были близкими друзьями. А значит сближение этих двух кланов точно не должно было идти через политические браки. Девушка не знала, насколько это выгодно стратегически и политически, но если нужно было выбирать между самой красивой девушкой Страны Огня из клана Хьюга, заучкой из клана Узумаки с ее мерзкими желтыми глазами и, вероятно, безумцем с манией мирового господства из клана Учиха, она собиралась сделать ставку на последнего. В идеале в окружении Хаширамы не должно было остаться вообще никого, кроме верных шиноби, брата и ее. Тогда у Токи точно были бы шансы заставить его взглянуть на себя другими глазами. В конце концов не ради ли этого она сегодня влезла в это чертово тесное и неудобное кимоно? — Я просто хочу, чтобы ты смотрел на мир своими глазами, Хаши-кун, — с чувством произнесла она. — А не глазами брата или Хьюга. Они ничего не смыслят в том мире, который ты собираешься построить. Хочешь знать мое мнение? Сенджу и Учиха сейчас два могущественнейших клана во всей Стране Огня. Если вы объединитесь, то тут даже сам даймё не рискнет диктовать вам свои условия. Хьюга же всего лишь напыщенные аристократы с чрезмерно раздутым эго. Нам не нужна их помощь и их ресурсы, чтобы изменить мир. Когда мы закончим, они сами придут просить нас дозволения жить в нем. Глава клана Сенджу ответил не сразу. Он крепко сжимал ее руки, такие белые и тонкие в его смуглых крупных ладонях, и вглядывался в ее лицо, необыкновенно лучезарное и красивое в этих летних сумерках, и что-то внутри него разрасталось и горячилось все сильнее. Словно бы ему наконец удалось сбросить невероятной тяжести груз со своих плеч. — Ты права, Тока-чан, — с чувством произнес он. — Спасибо тебе. Я… я действительно смотрел совсем не в ту сторону. И думал не о том. Ты… ты не представляешь, как помогла мне. — Ну что ты, Хаши-кун, ты бы и без меня принял верное решение, — совсем засмущалась она, растворяясь в ощущении его прикосновений. На таком близком расстоянии она чувствовала, как его кожа источает запах свежего дерева. Так же пахло, когда рубили лес или закидывали поленья в очаг. Ей хотелось собрать этот запах со всего его тела и пропитаться им самой с ног до головы. Чтобы в ней физически не осталось даже частички, не связанной с этим человеком, ведь, кажется, в ее душе таковой уже не было. — Пора возвращаться, — наконец произнес он, поднимаясь и помогая встать ей. Немного разочарованная, Тока последовала за ним. Лишившись источника тепла, ее руки быстро остыли и замерзли на прохладном вечернем ветру, и она сунула их в рукава кимоно. Но даже это не смогло испортить ей настроения от только что одержанной победы. Стоило хорошенько продумать свой дальнейший план действий. Сближение Учиха и Сенджу представлялось чем-то из ряда вон выходящим и совершенно невероятным, но Хаширама, кажется, искренне верил, что это возможно, а значит следовало поверить и ей. Не было ничего сложного в том, чтобы убеждать его в том, чтобы он поступал так, как хочет, а не так, как велят законы клана или здравый смысл. Следовало лишь вовремя подливать масла в огонь и следить за тем, чтобы Тобирама не оказывал на старшего брата слишком большое влияние в этом вопросе. Переубедить младшего Сенджу у Токи, конечно, вряд ли бы вышло — она не обладала ни достаточным красноречием, ни собственной заразительной убежденностью, ни смелостью, чтобы в открытую перечить такому человеку, как Тобирама. Зато всего этого с лихвой хватало у Хаширамы. А еще он обладал властью, а значит последнее слово всегда оставалось за ним. Ну или за тем, кто вовремя шепнет его ему на ухо. Совершенно довольная собой и полная разного рода идей и планов на будущее, Тока тем же вечером получила еще одну возможность не просто утвердить или лишний раз основательно продумать свой план, но и начать немедленно воплощать его в жизнь. Когда они вернулись в поместье Сенджу и разделились, к Токе подошла одна из младших куноичи клана, которая в том числе занималась доставкой и расшифровкой почтовых сообщений. Девушка выглядела усталой и немного больной, и было видно, что она была очень рада найти хоть кого-то из верхушки клана, кому можно было бы отдать срочное донесение. Сейчас, после начатой Хаширамой бурной деятельности по объединению кланов Страны Огня, в почтовом кабинете был постоянный аврал — птицы с ответами, вопросами, предложениями, приглашениями и просьбами прилетали по несколько десятков раз за день. В основном они приносили шифровки, которые, даже будучи краткими, все равно требовали времени на анализ и приведение в читаемую форму. А учитывая, что Хаширамы довольно часто не бывало на месте, послания либо копились в долгом ящике, либо заставляли несчастных курьеров бегать кругами по поместью в поисках неуловимого адресата или хотя бы его брата. Так что не было ничего удивительного в том, что, едва завидев Току, куноичи из почтового отряда со всех ног бросилась к ней и отдала ей очередное письмо без всякой задней мысли. Узнав гербовую печать на свитке, Тока не стала долго сомневаться. Отчего-то в ней возникло твердое убеждение, что судьба благоволит ее затеям и намерениям и сама посылает ей в руки оружие для победы над главным врагом. Идея, пришедшая внезапно ей в голову, была просто удивительно хороша, и нужно было бы быть круглой идиоткой, чтобы упустить свой шанс. — Возможно, стоит сообщить об этом письме главе клана? — спросила уставшая куноичи из почтового отдела и поправила аккуратные очки на милом курносом носу. — Не стоит беспокоить Хашираму-сама, — покачала головой Тока. — Он сейчас очень занят, и ему не до этих расшаркиваний. Я сама напишу ответ от его имени. Ее собеседница согласно кивнула — она слишком устала за этот длинный суетливый и взбаломошный день, которых стало слишком много в ее прежде столь спокойной и размеренно текущей жизни книжного червя, чтобы спорить или тем более ставить под сомнения решения одной из приближенных главы клана. Наверное, она имела право поступать так, как считала нужным. — Как прикажете, Тока-сама. — Ты можешь быть свободна, — кивнула она, и обрадованная куноичи с облегчением выдохнула и зашагала обратно в сторону почтового кабинета. Ее рабочая смена почти закончилась, и как удачно, что не пришлось бегать по темноте и искать братьев Сенджу, которым прямо не сиделось на своих местах. Спустя еще несколько минут она забыла и о письме с гербом клана Узумаки, и о странном выражении лица Токи, с которым та его читала. Еще через пару часов она уже не вспомнила бы о них, даже если бы кто-то задал ей прямой вопрос.