~ * * * ~
Амари встречала рассвет, сидя на крыше и глядя на светлеющее небо. Окутывающая Коноху тишина наполняла девушку чувством спокойствия и умиротворения. Она редко позволяла себе расслабиться, и эти прохладные предрассветные часы были одной из немногих ее отдушин, когда она позволяла своим проблемам просто не существовать. Непростая практика, к владению которой она пришла далеко не сразу. Проблемы не желали уходить просто так и разжимать свою стальную хватку. Они осаждали ее сознание, тычась в него пестрым растревоженным роем и оставляя грубые зазубрины на нежной плоти. Дела клана, помощь Мадаре, ее собственные достижения и стремления. Ей всегда казалось, что она способна стать еще лучше, прыгнуть еще выше и дальше. Амари изматывала себя тренировками, уделяя им практически все свободное время. Владение мечом, тайдзюцу, ниндзюцу и, конечно, искусство шарингана. Она стремилась достичь идеала во всем, стать совершенным оружием в человеческой плоти, чтобы быть способной защитить своего наставника и их клан. К сожалению, наглядный пример Мадары, более одаренного от природы, постоянно стоял у нее перед глазами, не давая возможности быть довольной собой и своими стараниями. Их всегда было слишком мало. Учиха отказывалась принять тот факт, что ей никогда не встать вровень с главой клана, и продолжала свою бесконечную и бессмысленную гонку за недостижимым. За этот день, который еще толком даже не начался, она успела пробежать несколько километров и как следует размяться. Утренняя тренировка обычно заканчивалась душем и плотным завтраком, после которого Амари позволяла себе полчаса вот такого отдыха. Здесь на крыше, в одиночестве, она ощущала себя свободной ото всех обязательств, полностью погружаясь в физические ощущения разбуженного и приведенного в тонус тела. Ей было хорошо. Мадара накануне вернулся домой поздно, очень неохотно отвечал на вопросы и выглядел каким-то потерянным. Во время вечерней тренировки с ним что-то произошло, но Амари могла только догадываться что именно. Глава клана никогда не был особо словоохотливым, особенно в том, что касалось его личных переживаний, и ее это всегда тревожило и сбивало с толку. Пытаясь ежеминутно быть именно такой, какой он хотел бы ее видеть, девушка особенно остро переживала те периоды, когда наставник ограждался от нее. Она понимала, что на свете в принципе едва ли есть такой человек, которому он бы доверил свои истинные чувства, но это не умаляло ее печали и беспокойства. Поэтому сегодня ее утренний ритуал очищения от лишних эмоций во время встречи рассвета дался ей особенно непросто, а, едва закончив, она тут же направилась в личные покои Мадары. Если уж он не считал нужным делиться своими истинными чувствами, она хотя бы могла просто быть рядом. Это уже многого стоило. Когда она постучала и вошла, Мадара обнаженный выше пояса сидел на футоне, положив локти на согнутые колени и свесив кисти рук к полу. Его и без того буйная шевелюра сейчас напоминала какого-то лохматого грязного животного, вцепившегося ему в череп. В комнате пахло алкоголем и грязным телом. Нахмурившись, Амари решительно прошла через комнату и открыла окна, впуская внутрь немного свежего воздуха. Затем собрала несколько рассыпанных по полу пустых бутылок из-под рисовой водки и, высунувшись в коридор, отдала слугам распоряжение подготовить ванну и выбросить мусор. — Что вчера произошло, братик? — спросила она, сев на колени перед Мадарой. — У тебя когда-нибудь было чувство, что ты летишь в пропасть, но вместо того, чтобы ухватиться за что-то, ты просто подчиняешься силе тяжести и приветствуешь ее? — очень хриплым, надтреснутым голосом спросил он, не глядя на нее. — Я... могу понять, о чем именно ты говоришь, — осторожно кивнула она. — Это из-за сегодняшнего собрания кланов? — Нет, — вяло отмахнулся он. — Это не из-за него. — А из-за чего? Мадара с усилием поднял на нее взгляд воспаленных красных глаз, и его губы скривила мучительная усмешка. Он не ответил ей, и она тяжело вздохнула, покачав головой. — Ты плохо пахнешь, братик. Сегодня же важное событие, а ты совсем на себя не похож. Позволь мне помочь тебе. Прошу тебя. — Я... иногда думаю, что не заслуживаю твоей помощи, Амари-чан, — проговорил он. — А, может, вообще ничьей. — Ох, даже не думай, что я позволю тебе снова начать хандрить, — поморщилась она. — Мне вполне хватило прошлого раза. Прошлый раз, конечно же, относился к периоду после смерти Изуны. Тогда Мадара мог днями ни с кем не разговаривать и впадать в буйство, когда на него пытались давить. Именно после тех нескольких месяцев в ближайшем окружении главы клана не осталось никого, кроме его давней подруги и ученицы. — Я не чувствую земли под ногами, — признался он, когда с помощью нескольких слуг и пары угроз Амари удалось дотащить Мадару до ванной комнаты и усадить в наполненную горячей водой фурако. — Что? — переспросила девушка, в тот момент закатывавшая рукава. — С тех пор, как Изуна умер. Иногда я просто не понимаю, что я делаю и ради чего. Что правильно, а что нет? Думаешь, это пройдет? — Я бы ответила тебе серьезно, братик, но мне кажется, это в тебе все еще говорит алкоголь. Зачем ты вчера столько выпил? Мадара, в одной набедренной повязке сидевший на встроенной в купель деревянной скамье, повернулся к ней с совершенно бессмысленным выражением лица. Как будто она говорила с ним на иностранном языке или вроде того. Вздохнув, Амари набрала прохладной колодезной воды в деревянное ведро и опрокинула ему ее прямо на голову. Учиха выругался и дернулся в сторону, но ловкая девушка тут же схватила его за плечи и сильным нажимом усадила обратно. Расправила прилипшие к его лицу пряди волос, а потом осторожно запустила пальцы в его влажную шевелюру, массируя ему кожу головы. Это был своего рода запрещенный прием — его тайная слабость, о которой она прекрасно знала и которой не стеснялась пользоваться, когда иных способов унять его гнев или досаду не находилось. — Я верю в тебя, — добавила Амари чуть погодя, когда он наконец начал расслабляться под ее пальцами. — В чем бы ни было дело, я думаю, ты все сделаешь правильно. — А если нет? — Его голос стал более расслабленным и томным. — Хочешь, чтобы я отпустила тебе твои грехи? — фыркнула она. — Я на твоей стороне, вот все, что тебе нужно знать. Что бы ни случилось и как бы ни повернулась наша жизнь, я всегда буду с тобой. Мне жаль, что ты не доверяешь мне... что ты никому не доверяешь, но мне важно было сказать это. Он долгое время молчал, и Амари, закончив массировать ему голову, переключилась на плечи. Когда ему прямо в купель принесли завтрак и она поднялась, чтобы дать ему возможность побыть наедине с собой, мужчина вдруг произнес — тихо, почти неразличимо: — Спасибо. К середине мая в Коноху, помимо Сарутоби и Шимура, съехалось еще несколько более мелких кланов, которые тем не менее были приняты здесь с почетом и должным пиететом. И сегодня представители всех известных фамилий должны были собраться в доме Сенджу для того, чтобы избрать Первого Хокаге — нового официального представителя и главу деревни. Мадара практически не сомневался в итогах предстоящего голосования, а потому совсем не торопился на это собрание. Его присутствие было обязательным, да и остальные Учиха бы вряд ли поняли его нежелание принимать участие в этом заранее расписанном цирке, но мужчина буквально силой заставлял себя собираться на него. После того, что произошло накануне возле тренировочных полигонов, он все еще не до конца пришел в себя. Он слишком хорошо помнил вкус и запах покоренной девушки и то, как она стонала под ним — то ли от боли, то ли от удовольствия, а, может, и от всего сразу. Да, он потерял голову и переступил черту, но разве не все мы совершаем иногда опрометчивые поступки, будучи уверенными в собственной правоте и безнаказанности? Он хотел заполучить девицу Хьюга, и он получил ее. Что бы ни произошло в дальнейшем, она всегда будет нести в себе его отпечаток, подобно застывшей глине. Уничтожить его невозможно — разве только разбить весь сосуд целиком. Когда все было кончено, его наваждение прошло. Она лежала перед ним на земле, рыдающая, раздетая, грязная. Он не испытывал к ней жалости, только легкое чувство презрения и — как будто затаившийся где-то в глубине его естества страх. Не перед ее семьей или оглаской или чем-то подобным. Страх перед ней самой, уничтоженной и раздавленной им по собственной прихоти. Он сам бы не смог объяснить природу этого страха, но именно это чувство заставило его помочь ей одеться. Ему казалось странным, что она не отбивается, не бежит и не кричит, а позволяет ему касаться себя снова. Позволяет укутывать ее худенькие белые плечи в рваную юкату, а после и вовсе — вести ее под руку обратно в деревню. Это было бессмысленно и противоречило всем его представлениям о женщинах и их поведении. И лишь сильнее разжигало его необъяснимую тревогу. Когда они шли по лесной тропе и она опиралась на него, он заметил собственное семя, стекавшее по внутренней поверхности ее ног. Оно смешивалось с небольшим количеством крови, говорившем об ее отобранном девичестве, и Мадара вдруг подумал, что эта липкая мерзость будет теперь вечно преследовать его во снах. Может быть, поэтому и напился, отчаянно пытаясь понять, что же именно он натворил. Но ночью ему не снилось никаких кошмаров, а наутро все произошедшее с Хьюга стало казаться немного нереальным. Ее полные боли и ужаса глаза постепенно начали блекнуть в его памяти, оставляя после себя лишь приятные воспоминания о ее узком тугом лоне, в котором он так легко скользил туда-сюда. Может, еще через пару дней все это будет казаться не более чем очередным эротическим сном, после которых он порой просыпался с каменной тяжесть внизу живота, а порой — уже в мокрой от его несдержанности постели. Все это было неважно, потому как принадлежало прошлому, а он, Учиха Мадара, привык двигаться только вперед. Когда он прибыл в дом Сенджу, собрание уже началось. Он занял свое место под неодобрительными взглядами присутствующих, ощущая, как они ползают по его коже, словно жуки, не причиняя ровным счетом никакого вреда. Ему было плевать на всех, кто считал себя вправе так смотреть на него. Все это было неважно — не более важно, чем кровь и семя на ногах Хьюга Хидеко. Удивительным было скорее другое — то, как приветливо ему улыбнулся мужчина из клана Шимура, рядом с которым он сел. У него были резкие и немного угловатые черты лица, и Мадара с трудом мог определить его возраст — от двадцати до сорока, а возможно даже больше. Его звали Иори, и он был одним из тех немногих, кто не пал под чарами Хаширамы во время их традиционной прогулки по окрестностям Конохи. Зато он, наоборот, очень внимательно приглядывался к Мадаре и уже сделал пару недвусмысленных намеков на то, что их кланам следует сблизиться и занять одну позицию в решении будущих вопросов. — Мы опасались, что вы не придете, — заметил он, когда Учиха занял свое место. — Было бы несправедливо решать столь важный вопрос без вашего присутствия, не так ли? — В последнее время мы решаем слишком много важных вопросов, — недовольно скривился тот. — Я уже не помню, когда в последний раз в этом доме не было просителей, советчиков или доносчиков. — Возможно, Сенджу-сан с вами согласен, а потому решил сегодня не приходить. Сперва мы думали, что он застрял где-то с вами, но, судя по всему, оказались неправы. — Хаширамы здесь нет? — опешил Мадара, теперь принявшись куда внимательнее разглядывать собравшихся. Место во главе стола занимал Тобирама, рядом с ним сидела их девчонка-секретарь, чьего имени он не помнил. Справа от него восседал глава клана Сарутоби, слева — красноволосая Узумаки. Дальше располагались представители остальных кланов, но Хаширамы не было ни среди них, ни среди зрителей, которые расселись вдоль стен и наблюдали за проходившим собранием. На несколько мгновений взгляд Мадары задержался на лице Хьюга Хидеко. Он и не подозревал, что у нее хватит смелости и силы воли прийти сюда сегодня. Когда они встретились глазами, девушка побледнела и закусила губу, словно пытаясь сдержать более явное проявление эмоций. Он почувствовал, как уснувший было голодный зверь снова шевельнулся где-то в глубине его нутра. — Я считаю неправильным, что вас посадили на другом конце стола, а не рядом с ними, — отметил Иори, обмахиваясь веером с гербом своего клана. Его голос струился, подобно сладкому яду, заставив Учиху испытать трудно сдерживаемое желание стряхнуть что-то с себя. — Эти Сенджу слишком много на себя берут, вы так не считаете? — Я сам бы ни за что не сел рядом с Тобирамой, — отозвался его собеседник. — Не думал, что сегодня придется любоваться на его самодовольную рожу. Почему собрание ведет он, а не его брат? — Я тоже хотела бы это знать, — вклинилась в их разговор сидевшая рядом женщина. — Это все скверно пахнет. Ему стоило бы проявить больше уважения к своим гостям. Он зазвал нас сюда, в свою деревню, а теперь даже не считает нужным объявиться на собрании. Вы ведь знаете, что брат собирается выдвинуть его кандидатуру в качестве нашего... Хокаге? Да, кажется, так они назвали этот титул. — Я слышал об этом, — уклончиво отозвался Мадара. Тот факт, что он внезапно оказался в самом центре оппозиции к Сенджу, его порядком забавлял. — Они уже все, конечно, решили, — продолжила женщина, чьего имени он не знал. Иори кивнул и одним движением сложил веер. Было видно, что ему еще много есть что сказать, но он не торопился пока делиться своими мыслями. — А я думал, что это клан Учиха здесь не любят, — отметил Мадара, продолжая с интересом наблюдать за лицами и реакциями собеседников. — Это преувеличение, — покачал головой Шимура. — Быть может, самим Сенджу выгодно распускать такие слухи, вы не думали об этом? Лично я считаю их политику чересчур мягкой. Он уже сделал главное — собрал нас здесь. Так почему бы не пойти до конца? — Вы о чем? — уточнил Учиха. Этот персонаж интриговал его все больше, и он даже начал жалеть, что не сблизился с ним достаточно во время их традиционной прогулки. — Уж вы-то должны понимать, о чем я говорю, — выразительно сверкнул глазами он. — Сегодня мы выберем нашего Хокаге. Первого человека среди шиноби, под контролем которого будет целая армия. И не просто армия с луком, стрелами и мечами, а армия, способная изменить ход истории и рельеф континентов. Сенджу-сан хочет мира с даймё и его правительством, но это все равно что тигру преклонять голову перед псом. Вот если вы спросите моего мнения по этому вопросу, то я считаю нам нужно кардинально сменить намеченный вектор и пойти по силовому сценарию, пока те ребята в своих дворцах... Иори продолжал говорить, но Мадара внезапно осознал, что не слушает его. Его взгляд оказался прикован к жене Хаширамы — сперва неосознанно, но потом со все более нарастающим интересом. Прежде он видел ее лишь издалека и совсем недолго, а теперь она сидела всего в нескольких шагах от него. Сливочно-белое кимоно с удлиненной нижней юбкой красного цвета, собранные в скромное оданго волосы, аккуратно подведенные глаза и чинно сложенные на коленях руки. Она не была красавицей в общепринятом смысле этого слова, но выделялась на общем фоне и привлекала внимание. А когда в какой-то момент она почувствовала его взгляд и подняла глаза, Мадара почувствовал, как его сердце словно бы стиснули в груди. Ее золотисто-желтые глаза дышали жаром, они опаляли и прожигали до самых костей. Словно бы сквозь них на него смотрела не просто женщина, но нечто иное, запертое и скрытое, но упрямо рвущееся наружу. Нечто подобное он испытывал всего лишь раз в своей жизни — когда сражался с Девятихвостым. И уж точно он даже представить не мог, что подобное ощущение возможно рядом с человеком, а тем более со слабой женщиной. Мито не отводила взгляд, словно бы зачарованная так же, как и он. Она притягивала его к себе, как огромная воронка на поверхности воды, и все остальное отчего-то вдруг перестало иметь смысл — звуки, слова, принимаемые решения и совершенные проступки. Мадара не мог сопротивляться этому притяжению — да и совсем не хотел этого. Оно было совсем не похоже на то, что он испытывал к Хьюга — да и вообще к любым другим женщинам в своей жизни. Когда он подчинил себе Хидеко, это было изъявление его скучающей воли, требование его жестокого любопытства и похоти. Он сделал это, потому что мог и захотел попробовать. Охватившее же его чувство сейчас было совсем иного толка. Оно походило на приливную волну, которая с силой разбилась о камни, раздробив ему кости и разорвав все до единой жилы в его теле. Он не выбирал, хочет ли испытать его — это оно решило вдруг испытать его, за несколько секунд скрутив в бараний рог и выплюнув. Мито смотрела на него, не отводя взгляд, и все его естество покорялось этому настойчивому и безжалостному зову. За несколько упоительно долгих секунд он превратился в того самого простачка из легенд о кицунэ. И ничего не мог с этим поделать. — Мадара-сан. — Он очнулся от того, что Иори осторожно дотронулся до его локтя. — Вы в порядке? — Что? — Возвращение к реальности стало почти болезненным, Мадара в прямом смысле слова почувствовал, как его словно бы со всей силы ударили по голове. — Я буду голосовать против назначения Хаширамы Первым Хокаге, — пояснил тот, глядя на него недовольно и начиная подозревать, что его собеседник перестал воспринимать информацию намного раньше. — Я тоже, — подтвердила незнакомая Учихе женщина справа от него. — Если так пойдет и дальше, мы вообще больше не избавимся от Сенджу и их порядков. Сегодня наш последний шанс, и я собираюсь им воспользоваться. Мадара тряхнул головой, тщетно пытаясь вернуть себе ясность рассудка. Когда он снова посмотрел на Мито, та уже отвернулась и о чем-то тихо переговаривалась с Тобирамой. Тот внимательно выслушал ее и кивнул. Потом поднялся и громогласно объявил: — От имени всех собравшихся и по их согласию, я выношу на голосование вопрос о назначении Первого Хокаге Деревни Скрытого Листа.~ * * * ~
— Боги мои, это надо немедленно прекратить! — в ужасе возопил хозяин дома, хватаясь за голову и отползая в сторону от стола. Хаширама, только что выложивший на стол свою последнюю карту, запрокинул руку за голову и почесал в затылке. — Я не специально, — проговорил он, лучезарно улыбаясь. — Последние деньги! — продолжал убиваться сидевший напротив мужчина. — Это просто непростительно, как мне теперь жене в глаза смотреть! — Скажите ей, что это была моя идея, и вы не смогли отказать большому страшному шиноби, — неловко предложил Сенджу. — Нет, если вы позволите мне отыграться... — Никаких отыгрываний! — теперь его соперник по картам уже вскочил на ноги, явно собираясь броситься бежать, если тот продолжит настаивать. — Вы проиграли мне все свои деньги, и я сам себя прокляну, если сяду с вами еще за одну партию. Простите, Хаширама-сама, приношу вам свои глубочайшие извинения, но у меня еще много других важных дел, и я вынужден просить вас покинуть мой дом. Дрожащими руками он сгреб со стола весело позванивающие монетки и затем торопливо смахнул карты на пол, глядя на них как на клубок отравленных змей. — Как я вообще мог согласиться, — продолжал причитать он, торопливо выпроваживая все еще глупо улыбающегося главу клана Сенджу за дверь. — Всего одну партию для разогрева перед ужином! — У меня еще есть деньги дома, — доверительно сообщил Хаширама и тут же едва не получил дверью по носу. Из закрывшегося дома еще какое-то время доносились извинения вкупе с сожалениями и самобичеваниями, но больше ему не открыли. Постояв немного на одном месте, мужчина огорченно вздохнул и, развернувшись, вышел на дорогу. Все началось с его неослабевающего желания помочь всем, кто в этом нуждался — и до кого он мог дотянуться, как нередко в таких случаях скептически добавлял Тобирама. У старика, у которого, на его беду, дома оказалась новенькая колода игральных карт, после весеннего половодья покосился забор, и это было заметно даже с улицы, а потому Сенджу не смог пройти мимо. Слово за слово, и вот они уже сидели за игральным столом, а Хаширама весело и задорно проигрывал свое месячное «жалование» в качестве главы клана. Повезло, что с собой оказалось не так уж много, но он честно перетряхнул все карманы и даже проверил в обуви и нижнем белье, прежде чем признать, что категорически сел на мель. Игра была для него отличным способом отвлечься и снять стресс, одним из лучших если уж говорить начистоту. Самым простым карточным играм его в детстве научила мать, остальное он освоил сам — в основном по самоучителям и журналам наподобие «Сборника игорной хитрости для смельчаков». На деле эта «игорная хитрость» и гроша ломаного не стоила и приносила больше вреда, чем пользы, но Хаширама упрямо продолжал верить в то, что однажды найдет свой стиль, так сказать подхватит волну, и тогда ему покорятся все карты мира. Пока что же удача была не на его стороне, но мужчина абсолютно не расстраивался и продолжал верить в лучшее. — Доброго вечера, господин Сенджу, — поздоровалась с ним симпатичная полненькая женщина с тяжелой корзиной на плечах. — Редко вас увидишь в наших-то кварталах. — А мне здесь нравится, — жизнерадостно отозвался он. — Воздух здесь какой-то более... чистый что ли. Давайте помогу. — Он без особых усилий снял с женщины ее груз, и она, раскрасневшись, заохала: — Что вы, что вы, да не стоит. У вас как будто своих важных дел нету, мне, старой, помогать. — Вы не поверите, но нет, — убедительно покачал головой он. — Куда вам ее отнести? — Да вверх по улице, вон видите домик с красной крышей? Сразу за ним. В корзине лежало мокрое чистое белье, и от него шел приятный, хоть и немного резковатый запах хозяйственного мыла. Судя по всему, женщина возвращалась с реки — общедеревенский водопровод все еще находился на стадии проекта, пусть даже частично работы по его прокладке уже начались. В этой части Конохи домики были совсем небольшие: они стояли плотно друг к другу и кое-где даже делили крышу на двоих. Здесь жили крестьяне, торговцы, ремесленники и слуги — люди, не являвшиеся шиноби, но неизменно сопровождавшие их большие и малые поселения. Им, как оказалось, перемешаться друг с другом оказалось проще всего. Те, кто прислуживал Сенджу, запросто выпивали с теми, кто работал на Учиха, а немногочисленная свита прибывшей в деревню Хьюга сидела за одним столом с Сарутоби и Шимура, не разделяя своих господ на аристократов, учителей и шпионов. Там, где шли Хаширама и его спутница, дорога немного уходила в гору, делая плавный изгиб, и снизу было видно наслоение вывесок, следующих буквально одна за другой — парикмахерские, обувные мастерские, питейные заведения, мастерские по ремонту и пошиву одежды, молочные и булочные магазины и овощные лавки. Создавалось впечатление, что люди тут живут и работают прямо друг у друга на головах, но при этом удивительным образом сосуществуют в гармонии, не испытывая друг к другу неприязни и не пытаясь объяснить собственные слабости и нетерпимость какими-то генетическими особенностями, силой древней крови или былыми заслугами перед страной. — Как вам это удается? — с совершенно искренним непониманием и восхищением спросил Хаширама, наблюдая за тем, как из окна третьего этажа одного из домиков спускают старую кушетку — через руки жителей второго и первого. — Что удается, господин? — вежливо уточнила женщина, с простодушным удовольствием ловившая на себе завистливые или просто удивленные взгляды подруг и соседей. Она даже приосанилась и оправила волосы, что не укрылось от взгляда Хаширамы и вызвало теплую отеческую улыбку на его лице. — Жить вот так, в мире. Вы все из разных земель и деревень, никогда прежде не встречались, но так быстро научились жить бок о бок и стали товарищами. — Ну как вам сказать... — немного растерялась она, явно не ожидав такого глубокомысленного вопроса. — Как-то все само завертелось, наверное. Мы когда только переехали, то жили в палатках и рядом с нами была семья из Деревни Белого Чая, что на севере. Они такие же простые люди, как и мы. Так же за водой ходили с ведрами, и комары их кусали по ночам, и ноги мерзли у них. Я им отдала свое покрывало, потому что у них как раз маленький родился, а мне-то, старой, уже на что. Так и познакомились. Я люблю простых людей — которые прямо говорят, что им любо, а что нет, что по сердцу, а что как ногтями по стеклу. С такими просто найти общий язык, и да все мы в конечном итоге хотели одного и того же — спокойной жизни подальше от войны. И вам благодарность великая, Хаширама-сама, что вы нас приняли да обогрели. Мы же все понимаем, правда. — В самом деле? — немного растерянно уточнил он. — Дак конечно, — убежденно кивнула она. — Все же видим, не слепые. Шиноби-то ваши порой совсем детки еще, им бы бабочек гонять да арифметику учить, а их в бой отправляют. Многие думают, что вы не люди... В смысле не как люди, из другого теста, поэтому вам все нипочем. Поэтому и боятся вас. А я думаю, что все не так. Что вы такие же, как мы, и что вам тоже бывает страшно. Мы все здесь знаем, что вы за нас, Хаширама-сама, и что вы помогаете простому народу. Может, никто вам этого не говорит, но так и вы тоже хороши — совсем не спрашиваете. Она легонько шлепнула его по плечу и засмеялась, краснея. Он не смог сдержать ответной широченной улыбки, и, надо признать, с трудом сдержал порыв подхватить ее на руки и немного покрутить в воздухе — просто от избытка чувств и благодарности. Но корзина с бельем в его руках призывала к порядку и степенности, и мужчина подчинился. — А вот и домик мой, — кивнула его собеседница. — Хороший, крепкий, не такой, как раньше у нас был. И груши растут рядом, такие желтые и сладкие, просто сахар. Приходите осенью, я вам сделаю пирожки с грушевой начинкой, вы такие в жизни никогда не пробовали. — Верю, — со смехом проговорил он. — Куда ставить? — А на крыльцо поставьте, — кивнула женщина, видимо уже полностью войдя во вкус командованием плечистым шиноби. — Хотите чая вам сделаю? Такой денек душный. Не дай боги, гроза скоро будет — все посевы побьет. А я вам сразу говорю, что чую грозу. С детства у меня это как-то само собой получалось. — Я бы с удовольствием остался, — с сожалением покачал головой Хаширама, бросив короткий тоскливый взгляд в сторону возвышавшегося на горе поместья Сенджу. — Но меня ждут в другом месте. — Конечно, конечно, — суетливо закивала она. — Ох, спасибо, что с корзинкой помогли. Спина у меня уже совсем не та. Как пирожков захочется, забегайте обязательно. Будем вам рады. Она все еще кланялась и махала ему рукой, когда мужчина спустился обратно на улицу. Уходить ему совсем не хотелось. Сенджу, хоть и не хотел признавать этого открыто, ощущал себя в этом квартале, среди этих людей, куда более свободно, уверенно и спокойно, чем среди шиноби — особенно среди тех, кто сейчас дожидался его в его собственном доме. Хаширама провел не так уж много времени среди людей своего уровня и статуса, но уже успел почувствовать легкий гнилостный аромат, исходивший от слов и поступков некоторых из них. Были те, в ком он был готов признать братьев и товарищей буквально сразу — например, в нынешнем молодом главе клана Сарутоби. Но встречались и другие, ход мыслей которых он не всегда понимал, потому что слишком привык судить людей по себе. Сперва Хидеши из клана Хьюга, который однажды уже поставил его перед непростым выбором, переиграв всю ситуацию так, что Сенджу еще и остался ему должен непонятно за что. Теперь Иори из клана Шимура, сразу давший понять, что его не устраивает нынешняя политика Конохи и направление ее развития. Но при этом говорить прямо о том, чего он хочет и как это соотносится с общей идеей всеобщего мира и братства, он отказался, уйдя в туманные намеки и недосказанности. Были и другие, главы мелких кланов, которые то ли слишком боялись чего-то, то ли не доверяли клану Сенджу настолько, чтобы выложить на стол все карты сразу. Хаширама из-за этого порой чувствовал себя очень несчастным. Старался скрывать свои чувства от брата и Мадары, потому как они оба, не вынося друг друга на дух, были удивительно солидарны в том, что Богу Шиноби, как старшего Сенджу почему-то стали называть за глаза некоторые особо поэтично настроенные личности, не пристало такое чувствовать и так себя вести. Они видели в нем лидера, сильного, настойчивого, упрямого и несгибаемого. Он мог таким быть — или точнее таким казаться, но неудобная правда заключалась в том, что это была лишь одна сторона медали. А о существовании второй все предпочитали порой просто забыть. Но ведь он тоже мог сомневаться — и сомневался невероятно часто. Порой его накрывала волна неостановимой жгучей паники при мысли, что он мог совершить ошибку — или обязательно совершит ее в будущем — и тогда все те люди, что так доверяют ему сейчас, могут пострадать. Они пошли за ним, окрыленные и преисполненные его верой, но знал ли он — только по-честному и без уловок — знал ли он наверняка, куда именно их ведет? И мог ли поклясться перед ликами предков, что ни о чем и никогда не пожалеет? Хаширама остановился, вдруг осознав, что выбрал самый долгий путь к подножью горы и уже во второй раз свернул с него в проулок, который оканчивался тупиком. С тяжелым вздохом он запрокинул голову назад и уткнул кулаки в бока. По небу мягко плыли облака, окаченные золотистым предзакатным светом, в воздухе разносился довольный детский визг и запах готовящихся по соседству рисовых пирожков, а прямо перед мужчиной сидел заинтересованный дворовый пес с простеньким ошейником из куска бечевки. Глядя на шиноби, он лениво втянул воздух влажным черным носом, но, решив, что тот не стоит его внимания, зевнул и принялся остервенело вычесывать блох. Потом вывалил из пасти длинный розовый язык и устало повалился набок, всем своим видом демонстрируя, как нелегко живется на свете простым честным дворнягам. — Тебя непросто было отыскать, — раздался откуда-то сверху голос Мадары. Обреченно сникнув, Хаширама отыскал глазами его фигуру на одной из соседних крыш и поинтересовался: — Тебя Тобирама послал? — Твой брат был бы рад послать меня исключительно далеко и надолго, да только я бы вряд ли даже за лапшой ему сходил, — иронично отозвался Учиха, спрыгивая на землю рядом с другом. Хашираму окатила короткая волна хлесткой силы, исходящей от него, затем тот выпрямился и откинул волосы назад. — Собрание уже закончилось. — Вот как... — неопределенно пробормотал Сенджу. — Ну я вроде как... — Торопился из последних сил, я заметил, — беззлобно фыркнул Мадара. — Поставишь мне саке, я расскажу тебе, что ты пропустил. — Отличная мысль, — тут же взбодрился Хаширама, осознав, что нравоучительная беседа ему не грозит. Вместе друзья покинули безлюдный проулок, где потерявший к ним всякий интерес пес решил, что теперь самое время как следует изваляться в песке. Спустившись вниз по улице, они свернули в изакая, где Мадара заказал немного мяса на углях в качестве закуски и пару бутылок рисового вина. Хозяин, узнавший своих знатных посетителей, умчался на кухню подобно ветру, и заказ был готов буквально в течение нескольких минут. — Почему-то мне кажется, ты уже успел всех здесь запугать, — с обреченной улыбкой отметил Хаширама, краем глаза оценив глубину отвешиваемых хозяином изакая поклонов после того, как тот принес их еду и выпивку. — Мое имя летит впереди меня, — ничуть не смутился его друг. — Это избавляет от многих неудобных моментов. Вроде надобности отрывать руки и выдавливать глаза неугодным официантам. А то утомляет, знаешь ли. Хаширама весело посмеялся его словам, а на кухне кто-то, кажется, тихо сполз вниз по стеночке. Потом Сенджу снова стал серьезным и спросил: — Так что было на собрании? Тобирама... — Он сделал паузу, пытаясь подобрать слова. — Тобирама хотел поднять вопрос о том... — Ах да, — небрежно кивнул Мадара, разливая им вина и поднимая свою чашечку. — Я поздравляю тебя, друг, с официальным назначением Первым Хокаге Деревни Скрытого Листа. — Ясно, — упавшим голосом пробормотал Хаширама, одним махом вливая в себя всю порцию хмеля. — Ты не рад? — уточнил его друг. — Я думал, что дело вроде как решенное. — Ты сам знаешь, что я хотел видеть на этом посту тебя. Мне не кажется это справедливым. Иногда у меня такое... странное ощущение, будто я ничего не могу сделать. Они называют меня Богом Шиноби, а как доходит до дела, я могу просто наблюдать за происходящим со стороны. Думаешь, это правильно? — Думаю, тебе ничего другого не остается, — пожал плечами Мадара. — Ты хотел слышать людей и разделять их мнение. Их мнение таково, что моя башка над этой деревней будет смотреться погано. — Да ну тебя, — расстроенно отмахнулся Хаширама. — А чего ты не пришел-то? Мог бы попробовать их переубедить, — колко заметил его друг. — Может, ты прав, — задумчиво проговорил тот, опорожняя еще одну чашечку вина. — Может, все уже было решено, и я просто не был готов... столкнуться с этим лицом к лицу. Из меня паршивый друг, да? — Он поднял на Учиху невеселый взгляд, но тот лишь рассмеялся. — Ты нюня и плакса, Бог Шиноби, но это не делает тебя паршивым другом. Кампай. Они чокнулись и выпили еще. По мере того, как вино начинало действовать на обоих, тон их беседы немного изменился, стал легче и беззаботнее, и оба почувствовали, как тяжесть на их сердце, свалившаяся туда после ощущения неминуемо грядущих перемен, постепенно перестала ощущаться так остро. — Твой брат, конечно, был весь из себя такой недовольный, но, мне кажется, ему понравилось вести собрание и строить из себя главного. Руку даю на отсечение, он уже примеряет на себя роль Второго Хокаге. — Ты говоришь сущую ерунду, — очень медленно и внушительно отозвался Хаширама, ткнув в него пальцем. — Тобирама печется только о благополучии Конохи. — И она станет безмерно благополучна, когда он меня из нее выгонит, — хохоча, поддержал его друг. — Я бы поспорил с тобой на пару миллионов, что так и будет, но, боюсь, с твоей удачей в азартных играх... — Я не так уж много проиграл! — возмутился Первый Хокаге, а потом, чуть подумав, шепотом попросил: — Но ты только это... брату не говори. — Только ради того, чтобы сдать тебя с потрохами, прохиндей ты этакий, мне бы стоило начать общаться с этим вурдалаком, — пьяно хмыкнул Мадара. — Эй, хозяин, тащи еще вина, эти бутылки пустые, как голова будущего Второго Хокаге! — Да прекрати ты! — без особого успеха попытался перехватить его руки Хаширама. — Давай уже о чем-нибудь другом, а? — Жену твою видел, — вдруг без перехода заявил Мадара, жадно вглядевшись в лицо друга и как будто ожидая какой-то особенной реакции. — Да, она представляла свой клан, — невозмутимо кивнул тот. — За кого голосовала? — Воздержалась, — развел руками Мадара. Его слегка покачивало, но взгляд у него при этом оставался удивительно трезвый и внимательный, и он буквально не сводил его с друга. — Ты мне вот что скажи. Наш прошлый разговор про это дело помнишь? — И помнить не хочу, — отмахнулся тот. — А я тебе что говорил? Пока не начнешь вести себя с ней как мужик, так и будет продолжаться. Сегодня она не уверена, стоит ли за тебя голосовать, а завтра уже кого другого себе в любовники выберет. — Мадара, прекрати! — Он хотел, чтобы это прозвучало грозно, но вышло скорее жалобно. — Черт, да я... я просто... я даже не знаю... как. — Он стремительно покраснел и торопливо выпил еще чашечку вина из новой принесенной им бутылки. Потом, опершись локтями на столик, наклонился поближе к Мадаре и полушепотом продолжил: — Я вот все думаю, может вся эта история... ну про постель, про женщин, про близкие отношения... Ну это не мое как будто. Я просто не из того теста что ли. — Ты просто идиот, — доверительно сообщил ему Мадара. — Девушки они как музыкальный инструмент — да, придется сперва поучиться, но потом все пойдет как по маслу, на каком бы сямисэне ни играл. Понимаешь меня? — Не очень, — пьяно помотал головой Хаширама. Взгляд у него начал расплываться, он с трудом концентрировал его на лице друга. — Я знаю пару мест, где ласковые девчушки быстро тебя научат, куда пристраивать свой стручок. А для Первого Хокаге они еще и скидку сделают, вот увидишь. — Ты-ы-ы... — в ужасе протянул Сенджу, отшатываясь назад и чудом не снося головой проходившую мимо официантку с подносом. — Как у тебя... язык-то повернулся... Мне такое предлагать! — Раз ты Хокаге, тебе нужен наследник, — невозмутимо отозвался Мадара. — А ни ты, ни твой брат как-то пока не преуспели на этом поприще. Да и вообще... глава клана, а к двадцати пяти годам до сих пор не обзавелся стаей спиногрызов. Несолидно, друг мой. — Ох, да кто бы говорил! Сам-то... — Ну я пока не женат. — Он прикрыл глаза, словно бы вспоминая что-то приятное. — А вот ты... Слушай, ну если ты такой дуб и трус, что не хочешь к девочкам, то позволь тебе хоть пару советов дать что ли. А то ты совсем как кусок старого теста, вялый и бесполезный. Хаширама несколько секунд подумал, потом оглянулся по сторонам, снова подумал и наконец с умным видом вынес вердикт: — Нам нужно найти более уединенное место. — Первая адекватная мысль с той стороны стола за весь вечер! — с энтузиазмом воскликнул Мадара. — Уж поверь мне, эту лекцию от Учиха-сенсея ты еще долго не забудешь. И Хаширама почему-то сразу ему поверил.