~ * * * ~
— Смотрите, если перенаправить эти потоки чакры в завершающем элементе печати, можно почти вдвое увеличить силу итоговой техники! — В голосе мужчины удивление мешалось с восторгом собственного внезапного открытия. — Неплохо, Тоби-кун, — одобрил Нобу, кивнув ему и поправив чуть съехавшие очки. — Твой глаз становится зорче моего. Осталось совсем немного, прежде чем ученик превзойдет учителя. — Вы мне льстите, Нобу-сенсей, — покачал головой Тобирама, тем не менее не скрывая довольного выражения на лице. — Не скажу, что это было очевидно, скорее просто случилось внезапное озарение. — Мне нравится твой взгляд на вещи. Он такой... свежий. Сочетать несочетаемое и идти на риск там, где консерваторы бы ни за что не решились. Такими темпами еще через несколько лет ты станешь самым известным создателем техник в своем поколении. Даже в столице к этому делу подходят не столь рьяно. — Ну вы сравнили, сенсей, — недовольно поджал губы Тобирама. — В столице нет настоящих шиноби и мастеров своего дела. Их университет это сборище лентяев и трусов, которые нашли для себя путь и способ сбежать с поля боя. Я готов побиться о заклад, что деканы их кафедр даже не знают, что такое сендзюцу и никогда не видели древесной техники в действии. Зато позволяют себе тратить время на написание бесконечных трактатов ни о чем и создание техник, которые никто и никогда не будет использовать. Глядя на бушующего ученика, Нобу добродушно улыбался, пощипывая края своих рукавов. Когда же Тобирама выдохся и отошел к полуоткрытым сёдзи, он кротко, но с долей лукавства заметил: — Казуэ-сан рассказывала мне, что в детстве ты хотел там учиться. — Это было до того, как началась война с Учиха, — отрезал Тобирама, но от взгляда его учителя не ускользнуло, как у мужчины слегка покраснели уши. — В детстве все мы мечтаем о чем-то несбыточном и глупом, разве не так? — Я думаю, ты бы стал великим ученым, Тоби-кун, — мягко проговорил Нобу. — Деканом по меньшей мере, а то и ректором. В тебе есть два потрясающих качества, которые ты упорно задвигаешь на задний план — любознательность и желание делиться своими знаниями. Если бы вместо того, чтобы постоянно волноваться о Хашираме и деревне, ты занялся бы своей собственной жизнью... — Коноха бы не простояла и года, — перебил его мужчина, но уже чуть менее уверенно. — Ты льстишь себе, мой мальчик, — покачал головой его учитель. — Хаширама отлично справляется и учится на своих ошибках. Тебе стоило бы больше доверять ему. — Я бы доверял ему, если бы не его маниакальная любовь к Учиха! Это уже переходит всякие границы! — вскипел Тобирама, и Нобу мгновенно понял, что зашел на опасную территорию. — Не думаю, что мне есть что сказать по этому поводу, — примирительно отозвался он. — Это ваше с братом дело. Мне только жаль, что ты позволяешь его жизни управлять твоей. Знаешь, почему ты так часто злишься на него? Мужчина дернул плечом, не оборачиваясь, и Нобу продолжил: — Ты пытаешься жить за него, потому что не веришь в то, что он способен контролировать свою судьбу и поступать правильно. Ты так сильно в него вложился, что практически полностью растворился в его истории. У тебя в голове, я почти уверен, существует четкий план и порядок его действий. И когда он отклоняется от этого твоего плана, ты чувствуешь, что теряешь контроль. Но Хаширама не твое отражение и не твоя деревянная марионетка. Ты не виноват в его ошибках и не ответственен за них. Позволь ему жить своей жизнью, Тоби-кун, пока все это не зашло слишком далеко. — Как вы не понимаете, сенсей. — В голосе Тобирамы отчетливо звучало горькое бессилие. — За Хаширамой будущее. За его идеями и его начинаниями. Вы только посмотрите, чего мы достигли буквально за несколько лет. Но он не такой, как все. Он одной ногой стоит в другом мире и не представляет масштабы людской подлости и порочности. Мой брат... Мой брат доверчивый и добрый, совсем как мама. Я боюсь за него. — Вот и зря, — уверенно возразил Нобу. — Он взрослый и умный человек, пусть и немного наивный. Но что куда важнее, он намного сильнее, чем ты о нем думаешь. И способен вынести такие удары судьбы, какие ты себе представить не можешь. Подумай сам, Тоби-кун. Вы оба потеряли братьев и мать по вине Учиха, и ты за это возненавидел их так сильно, что ни время, ни перемирие, ни здравый смысл не смогли пересилить эту ненависть. А Хаширама остался верен своим идеалам и смог протянуть руку бывшим врагам ради общего будущего для всех. Не это ли говорит о его исключительной духовной силе? — Я... не уверен, — кратко отозвался Тобирама. Ему не хотелось продолжать эту тему, потому что, задумавшись обо всем этом, он внезапно ощутил то, что ему совсем не понравилось — порыв обвинить Хашираму в том, что тот забыл о смертях их близких ради дружбы с проклятым Мадарой. Поддался его темным чарам и сделал то, что сделал, не ради общего прекрасного будущего, но исключительно по эгоистичным соображениям ребенка, которому захотелось, чтобы его любимая игрушка всегда была рядом. Эти гадкие мысли на мгновение полностью оплели сознание младшего Сенджу, но он очень ясно понимал, что никогда и никому не сможет рассказать о них, не рискуя нарваться на ответные обвинения в собственной мелочности и черствости. — К слову об университете, — резко сменил тему Нобу, видя, как помрачнело лицо его ученика. — Мы так и не закончили наш прошлый разговор об Академии шиноби. Ты обещал обмозговать это дело и вернуться с более конкретными предложениями. — Да, — отсутствующе кивнул Тобирама, продолжая смотреть в пустоту перед собой и думать о брате. Потом встряхнулся и сфокусировал взгляд на лице сенсея. — Простите, я задумался. Да, Академия шиноби. Сейчас во всех кланах своя методика тренировки будущих воинов. Кто-то делает больший упор на тайдзюцу, кто-то на холодное оружие, кто-то на техники ниндзя. При том, что все дети талантливы по-своему и даже в рамках одного клана встречаются и потрясающие мечники, и бойцы ближнего боя, и будущие мастера ниндзюцу. Мне кажется, пришло время отказаться от традиционных узконаправленных тренировок, призванных развить во всех детях только одно из их боевых качеств — то, что одобрено кланом и издревле считается превалирующим в роду. Если мы создадим место, где все дети будут обучаться на равных и проявлять свои таланты и способности вне зависимости от клановой принадлежности, это поможет и нам, и им в будущем более ясно представлять, чем бы они хотели заниматься и каким именно шиноби быть. И уже в дальнейшем, учитывая индивидуальные особенности каждого, мы могли бы формировать отряды, например, по три-четыре человека, комплектуя их именно так, как стратегически будет наиболее выгодно для каждого конкретного вида миссии. Но это уже, конечно, в перспективе. Говоря это, он понемногу успокоился, а к концу даже разошелся и стал ходить туда-сюда по комнате, делая выразительные паузы между фразами, чтобы Нобу успел обдумать каждую. — В таком случае было бы уместно разместить ее ближе к центру деревни, — подхватил учитель, когда Тобирама закончил. — Выделить отдельную площадку под небольшой тренировочный полигон, подумать, над количеством этажей и классов. Я так думаю, стоит разделить детей по возрасту и умениям. Возможно, в первые годы придется формировать старшие классы с нуля, а потом уже удастся вырастить их с самого начала. Но нужно еще подумать над педагогическим составом. Пригласим сенсеев из разных кланов? — Это неплохая мысль, — кивнул его собеседник. — Но если мы хотим создать абсолютно новую систему, стоит обратить особое внимание и на учителей в том числе. Если просто собрать вместе представителей старой школы, они передерутся между собой, доказывая, что именно их система подготовки студентов самая правильная. Нобу коротко и почти беззвучно посмеялся, качая головой. Потом поправил бликующие на солнце очки и дружелюбно произнес: — Ты, как всегда, прав, Тоби-кун. В прозорливости тебе не откажешь. Что думаешь о том, чтобы самому стать учителем? Хотя бы на полставки? Отберешь самых талантливых ребят из разных кланов себе под крыло и лично займешься их обучением. Я более чем уверен, что это поможет тебе перенаправить твою энергию на внушение прописных истин тем, кто в этом в самом деле нуждается. Тобирама только махнул рукой, чувствуя, что у него уже нет ни сил, ни желания снова спорить и что-то доказывать. — Я передам проект на рассмотрение брату, — просто проговорил он. — Сейчас это его задача утверждать такие вещи. — Да, совет клана внезапно лишился парочки своих приятных привилегий, — совершенно без всякого сожаления улыбнулся Нобу. — Наконец-то у меня будет больше свободного времени, чтобы заниматься работой над техниками, а бедняга Йоширо-сан сможет весь день дремать в саду и заниматься своими пчелами. Нам, старшему поколению, уже пора отойти от дел и все перепоручить вам. А вам, в свою очередь, нужно уже сейчас растить себе достойную смену. Как мы с Казуэ-сан вырастили вас. И, уверен, Академия шиноби нам в этом очень поможет. — Ладно, ладно, — позволил себе коротко улыбнуться Тобирама. — Пусть так. — И еще, Тоби-кун. — Голос Нобу вдруг стал тяжелее, как будто он через силу заставлял себя говорить. — К слову о совете клана. Вчера вечером мы обсудили идею твоего брата. Обсуждение было бурным, как ты можешь себе представить, но в итоге мы единогласно проголосовали «за». — Ясно. — Его голос не дрогнул, но глаза совершенно остекленели. — Спасибо вам за то, что сообщили, Нобу-сенсей. В таком случае мне, наверное, нужно готовиться к свадьбе. После слова «свадьба» с его губ сорвался хриплый нервный смешок. Мужчина медленно поднял руки к лицу, как будто борясь с желанием смять и сорвать с него кожу, потом снова бессильно уронил их. — Нобу-сенсей, я просто не понимаю, за что мне это, — тихо произнес он. — В голове не укладывается. Как дурной сон. — Не думай об этом так, Тоби-кун, — по-отечески ласково проговорил его учитель, подойдя ближе и погладив мужчину по руке. Невысокий Нобу был ему по плечо, и на фоне широкоплечего Сенджу выглядел хрупким и старым. — Найди себе в жены не Учиху, но женщину. Даже среди угля можно найти алмаз. Ты не обязан любить ее и никто не настаивает на том, чтобы ты проводил с ней больше времени, чем захочется вам обоим. Просто позволь решить это своему сердцу, а не голове. Иначе, я боюсь, ты в самом деле загонишь себя в клетку, из которой твой разум не найдет выхода. Если ты позволишь себе не ненавидеть хотя бы одну из них, это уже многое изменит. Поверь мне. Тобирама нехотя кивнул. Все в нем противилось словам учителя, но, похоже, ничего другого просто не оставалось. В конце концов, Нобу мог быть прав и среди десятков высокомерных глупых девиц Учиха, приученных убивать и упиваться своей дерзостью, могла найтись одна-единственная, кто понимал, каковы ее родичи на самом деле. Кто не гордился своим происхождением и не считал себя лучше прочих лишь за то, что родился в этой семье. Приободренный такими мыслями, Тобирама отправился на встречу с братом в почти сносном настроении. Его путь пролегал вдоль реки Накано, потому что сама встреча была назначена в квартале Учиха — и это было лишь первым испытанием перед грядущим апокалипсисом в его жизни. Мужчина ненавидел сковывающее его чувство беспомощности. Он знал, что если бы настоял на своем, то брат не смог бы его заставить. Весь совет клана, да весь клан целиком не смог бы его заставить делать то, что он не хочет. Но его логика, железобетонная, выверенная до волоска и безжалостная в своей неподкупности, говорила ему о том, что идея Хаширамы объективно действительно не так уж плоха. Если он, Тобирама, породнится с кланом Учиха, это может хотя бы на время, но нейтрализовать исходящую от их клана угрозу. Если они поверят в то, что Сенджу полностью им открылись, они могут утратить бдительность. Или, по меньшей мере, перестать на каждом углу кричать о собственной ущемленности. После того, как кандидатура Мадары провалилась на выборах на пост Первого Хокаге, нужно было бросить им какую-нибудь кость. И как бы отвратительно ни было это признавать, Тобирама был идеальной «костью». Что, впрочем, ни в кой мере не умаляло его ужаса от всей этой ситуации в целом. Если бы еще год назад кто-нибудь сказал ему о том, что он сам, по своей воле, пойдет в квартал Учиха выбирать себе невесту, он бы решил, что говорящий такое спятил — или нарывается на хорошую трепку. А теперь только поглядите на него... Будь Тобирама больше склонен к самоиронии, он бы посмеялся над тем, как по-идиотски складывалась его жизнь, а так он лишь чувствовал безмерную усталость, которая накапливалась какими-то космическими темпами. А еще желание все послать к черту. В квартале Учиха его сторонились. Переходили на другую сторону дороги, не кланялись, встречаясь глазами, и не торопились приветствовать. Для них он был чужаком — опасным и непредсказуемым, — и многие из них были бы рады, если бы он никогда не переступал порог их дома. «Это мы построили для вас эти дома! — так и хотелось крикнуть ему в эти самодовольные угрюмые рожи. — Мой брат создавал их своей силой, а я заставил воду течь по вашим трубам, чтобы вы могли мыть свои грязные тела и готовить себе еду. Об этом вы, конечно, не подумали, потому что все должны преклонять колени перед Учиха просто за то, что они носят эту фамилию. Лицемерные твари». Он презирал окружающих его людей — в любом Учиха он мог бы найти куда больше недостатков, чем в самом отъявленном негодяе из другого клана. Их мужчины были виноваты в том, что не умели склонять голову перед тем, кто был сильнее, а их женщины в том, что улыбались слишком нагло и развратно, даже не пытаясь поблагодарить тех, благодаря кому их жалкие семьи теперь жили в мире и достатке. Все им всегда были должны и все вокруг были виноваты в их бедах, кроме них самих. Тобирама сам не заметил, как снова накрутил себя, а потому, когда они с Хаширамой наконец-то встретились около дома Мадары, младший Сенджу пребывал в своем привычном угрюмом расположении духа. — Ну наконец-то, — поприветствовал его брат. — Я думал, ты не придешь. — А я думал, это ты взял за моду пропускать важные собрания, на которых решается твоя судьба, — не остался в долгу Тобирама. — Где они? — Они? — не понял Хаширама. — Эти девицы... на выданье, — не скрывая пренебрежения, отозвался мужчина. — Ты обещал, что я сам смогу выбрать. — Да, конечно... — неуверенно поскреб в затылке старший Сенджу. — Слушай, тут такое дело. — Ох, только не начинай! — взвился Тобирама. — Ты хоть представляешь, чего мне стоило вообще прийти сюда? Я рад, что вы все решили за меня, но это не отменяет того факта... — Если ты думаешь, что с их стороны тут мгновенно выстроилась целая очередь, то заблуждаешься, брат, — неожиданно строго перебил его Хаширама. — Ты успел запугать до полуобморочного состояния практически всех в этом клане, и это касается не только благородных «девиц на выданье». Я бы удивился, если бы здесь вообще нашлась хоть одна женщина, которая бы добровольно согласилась стать твоей женой. И, сказать по правде, — он понизил голос, приблизившись к пылающему лицу брата, — это касается не только клана Учиха. — Что ж, отлично, — нервно отрезал тот. — Видимо, не судьба мне стать достойным супругом. Не могу сказать, что я разочарован, но теперь, если ты не против, я бы хотел заняться другими, куда более полезными и вменяемыми делами. Хаширама не успел ничего ему ответить, потому что в этот момент на дорогу прямо перед Тобирамой спрыгнула девушка. Видимо, все это время она сидела где-то сверху, подслушивая их разговор, а теперь наконец решила вмешаться. Она выпрямилась, и ее толстая коса, затянутая бечевкой на затылке, мотнулась в сторону, обвивая плечи. Темно-серые раскосые глаза, похожие на кошачьи, коротко глянули на Хашираму, а затем обратились к его брату, замершему как вкопанный на одном месте и плотно сжавшему зубы. Девушка была по-своему красива, но красота ее была слишком уж хищной и яркой — истинно учиховской, в самом крайнем и беззастенчивом ее проявлении. И даже изогнутый шрам у правого глаза не портил, а словно бы гармонично дополнял ее. Во всей ее фигуре сквозили гордость и самодовольство, и хотя Тобирама из последних сил убеждал себя, что она лишь проводник или вышла их встретить, по лицу брата он понял, что тут у него нет никаких шансов. — Позволь тебе представить Учиха Амари, — произнес Хаширама, и девушка поклонилась — коротко и неглубоко, явно через силу. Тобирама ей лишь кивнул, на большее его не хватило. — Значит, даже здесь ты не оставил мне выбора. — Голос младшего Сенджу наполнился ледяной тяжестью, от которой сник даже его брат. — Это было общее решение, — коротко ответил он, и в его голосе ощутимо слышалась вина. — И Амари-сан согласилась стать твоей женой. — А я ее, кажется, пока об этом не просил, — ядовито парировал Тобирама. Амари, сложившая руки на груди, наблюдала за ним с нескрываемым скепсисом и без всякого страха или ненависти. — У вас... будет на это время, — неуклюже пробормотал Хаширама, покосившись на девушку с сомнением. Та лишь негромко фыркнула и покачала головой. — Послушайте, мы не хотим и не собираемся на вас давить. Свадьба планируется на середину или даже на конец лета, там еще много чего нужно подготовить... — Я так полагаю, этим вы тоже собираетесь заняться без меня? — уточнил Тобирама. — Может, мне и приходить не стоит, просто прислать теневого клона? — Кого прислать? — удивленно переспросил Хаширама. — Это... одна из моих новых техник... неважно. — Он отмахнулся. — Брат, ты ставишь в идиотское положение и меня, и эту... даму, — Мужчина покосился на девушку, сделав выразительную паузу и как бы всем своим видом намекая на то, что не собирается утруждать себя запоминанием ее имени. Та картинно закатила глаза, а потом вдруг резко приблизилась к нему. На Тобираму пахнуло полынью, ночной свежестью и легким травянистым дымком, но он не покачнулся и лишь слегка вопросительно изогнул бровь, когда лицо девушки оказалось напротив его собственного. — Женись на мне, — выдохнула она. — Что? — переспросил мужчина, будучи убежденным, что ослышался. Взгляд его на мгновение остановился на шраме рядом с правым глазом девушки. Вблизи было видно, что из-за избыточного натяжения кожи в этой области уголок глаза едва заметно сполз вниз, создавая причудливую асимметричность ее лица. — Женитесь на мне, Сенджу-сама, — нараспев и не скрывая насмешки, протянула она. — Я умираю от любви к вашей бессердечной сволочной персоне и мечтаю свернуть вам шею, пока вы спите... То есть, я хотела сказать, прожить с вами всю оставшуюся жизнь. У Тобирамы медленно отвисла челюсть, и он перевел на дурашливо улыбающегося брата возмущенный взгляд. — Цыц, — скомандовала ничуть не смутившаяся Амари, приложив указательный палец к его губам. Тобирама ощутил ее прохладную, загрубевшую от тренировок кожу, и на мгновение буквально перестал дышать. — Хаширама-сан, вы мне его доверяете? — Да, Амари-сан, он весь ваш, — с куда более глубоким и прочувствованным поклоном отозвался старший Сенджу. — Мадара вам доверяет, а мне большего и не надо. — Брат! — возмущенно вскрикнул Тобирама, наконец снова обретя дар речи и стряхнув с себя руку Амари. — Ты не дал девушке ответ, — невозмутимо ответил он. — Она попросила тебя жениться на ней. Не позорь семью, Тобирама, ты и так нарушил все мыслимые и немыслимые правила этикета. Хватая ртом воздух как выброшенная на берег рыба, младший Сенджу снова посмотрел на девушку, что стояла перед ним. Учиха до кончиков пальцев, ни убавить, ни прибавить. Взгляд ее дерзких кошачьих глаз вдруг показался ему знакомым, но он не мог вспомнить, видел ли ее раньше. Амари ждала ответа, но ждала с достоинством и даже с вызовом, всем своим видом демонстрируя, что никакие его слова, оскорбления или намеки не смогут поколебать ее решимости и уверенности в себе. — Я полагаю, у меня нет выбора, — наконец процедил сквозь зубы он, чувствуя себя зверем, на которого охотники уже накинули металлическую сеть. — Вот и славно, — улыбнулась Учиха Амари и, не дожидаясь разрешения, переплела свои пальцы с его, крепко сжав его бессильную ладонь. Из-за того, что Тобирама продолжал с негодованием смотреть на брата, он не видел, как в глазах девушки сверкнули слезы, когда она опустила взгляд. Чтобы выдержать этот разговор и не показать свое отчаяние, ей понадобились все ее силы. И их едва на это хватило.~ * * * ~
— Сколько, ты говоришь, он у нее провел? — нахмурившись, уточнила Тока, поймав взгляд женщины в зеркале. — Несколько часов, госпожа, — подумав, отозвалась та. — Они сидели в саду и разговаривали, а к концу даже вроде смеялись над чем-то. Я давно не видела Мито-сама в таком хорошем расположении духа. Думаю, общение с госпожой Сарутоби идет ей на пользу. — Интересно, — задумчиво пробормотала Сенджу, вертя в пальцах толстый позолоченный шнурок, которым был обтянут ее оби. — А что ты думаешь о госпоже Сарутоби? — Она неординарная женщина, госпожа. Ничего не боится и не стесняется. Живет так, как хочет, и учит этому своих воспитанниц. О ней говорят много хорошего. — Если Мито-сан начнет жить так, как она хочет, к чему, ты думаешь, это приведет? — небрежно спросила Тока, беря с зеркального столика перед собой украшение в форме цветка и прикладывая его к волосам. Потом недовольно качнула головой и положила его обратно, придя к выводу, что оно ей категорически не подходит. Ей казалось, что украшения ярких цветов и крупной формы отвлекают внимание от ее лица. Она начала подводить и выделять глаза пару лет назад, и с тех пор выйти из дома без косметики для девушки было смерти подобно. Глядя на свое бледное ненакрашенное лицо, Тока чувствовала себя просто чистым листом бумаги с крохотными щелочками вместо глаз, отсутствующими скулами, губами и прочим, что полагалось иметь уважающей себя девушке. Тот факт, что еще два года назад собственное отражение вполне ее устраивало и она даже находила себя весьма миловидной, давно выветрился из ее памяти, понукаемый постоянными придирками матери и ее собственными комплексами. И хотя ей казалось, что она знает меру и познала все тонкости макияжа, в ином освещении ее лицо походило на театральную маску из пудры и белил. Тонкие черные и красные линии, выделяющие отдельные черты, лишь усиливали это впечатление. — Если Мито-сама перестанет действовать в угоду общепринятым правилам, я не рискую предположить, что тогда будет, — проговорила женщина, стоявшая у нее за спиной. — Буквально пару дней назад она разогнала практически всю прислугу, поставив новенькую Аю-сан за главную и поручив ей заново набрать толковых, а главное скромных и не болтливых девушек. Думается мне, Ае-сан это могло немного вскружить голову. — Она сказала это неодобрительно, всем своим видом давая понять, что легко доставшаяся власть может плохо сказаться на характере и поведении человека. — Эта Ая, с ней можно найти общий язык? — поинтересовалась Тока, снова откидываясь на спинку стула и с беспокойством вглядываясь в зеркало. Незаметные с первого взгляда изъяны могли скрываться где угодно, а ей нужно было быть идеальной — всегда и во всем. — Она приехала издалека и ни с кем близко не сошлась, пока жила здесь эти месяцы, — отозвалась ее собеседница. — Возможно, это и стало причиной, почему Мито-сама решила ей довериться. — У всех есть свои слабости и свой корыстный интерес. Не спускай с нее глаз, а если будет возможность — попробуй втереться в доверие. Если я смогу получать информацию напрямую от старшей служанки, это многое упростит. Особенно... теперь. — Тока недовольно цокнула языком. — В последний месяц на меня навалилось столько работы, что я, пожалуй, выпустила поводья из рук. Это так неприятно. — Она закатила глаза, стараясь приглушить неотвязно звучавший в голове голос матери. Казуэ в свойственной ей жестко-ироничной манере говорила, что такими темпами дочь даже не заметит, как ее мужчину уведут прямо у нее из-под носа. Справедливости ради стоит признать, что в реальности Казуэ никогда не называла Хашираму «ее мужчиной», а также открытым текстом не призывала дочь разрушить его брак или иным образом вмешаться в личную жизнь Первого Хокаге. Но это не мешало Токе все додумать самой и разглядеть намеки и подтекст там, где их не было. А уж ее мать, порой не задумываясь о том, к чему это может привести, не скупилась на едкие комментарии и замечания в адрес девушки и ее внешности и отношений с мужчинами в целом. — Я сделаю все, что в моих силах, госпожа, — поклонилась женщина за ее спиной. — Все готово. — Отлично. — Тока повертела головой, оценивая свою новую прическу. Минимум украшений в волосах, строго, но элегантно. Единственное, что она себе позволила, это тонкие длинные серьги с аккуратными жемчужными шариками на концах золотых цепочек. — Благодарю, Наоко. У тебя волшебные руки. — Не стоит, госпожа. Я всегда рада вам помочь. — Убедившись, что девушка довольна, Наоко с поклоном удалилась. Оставшись одна, Тока закончила свой утренний туалет, собрала бумаги, которые ей могли понадобиться сегодня, и вышла из дома в россыпь лучей первого летнего дня. Пару минут постояла так, запрокинув голову назад и наслаждаясь теплом, потом встряхнулась и деловито зашагала в сторону дома Хаширамы. За прошедшие годы она прошла много стадий восприятия себя и своих безответных чувств к самому лучшему, по ее мнению, мужчине на земле. Влюбившись в него еще в детстве, она с тех пор не оставляла надежды, что однажды он обязательно ответит ей взаимностью. Порой эта надежда едва тлела, угасая под напором неоспоримых фактов и собственной неуверенности в себе, но потом разгоралась снова, неумолимо и ярко, как лесной пожар. Тока не могла себе позволить думать иначе, не могла опустить руки и смириться с реальностью, которая на самом деле не оставляла ей практически никаких шансов. Она видела в этой своей мечте смысл и причину своего существования, стимул для развития и упорной борьбы. И каждый день убеждала себя, что все будет именно так, как она себе представляет. Что рано или поздно Узумаки Мито просто исчезнет из их с Хаширамой жизни, и тогда все станет как прежде. А уж там Тока возьмет все в свои руки и ни за что не упустит свой шанс. Она засыпала и просыпалась с мыслями о нем, воображала его близость и их долгие задушевные разговоры. Он часто снился ей, и порой эти сны были настолько восхитительно-волнующими, что она просыпалась от яркой вспышки удовольствия, скручивающей все внутри нее и заставлявшей резко выгибаться посреди смятой постели. Тока знала о Хашираме все — все, что он считал нужным показывать или говорить ей. Знала его любимое блюдо, каким он любит чай, как предпочитает одеваться, сколько часов обычно отводит на тренировки и медитации. Знала улицы и тропы в Конохе, по которым ему больше всего нравилось гулять, знала музыкальные инструменты, под звуки которых он порой грустил, думая о чем-то, знала, что его смешит, а что расстраивает. Она наизусть выучила линии его лица и пальцев и могла по памяти воссоздать их хоть с закрытыми глазами. — Доброе утро, Хаши-кун, — поприветствовала она Первого Хокаге, входя к нему в кабинет. — Как спалось? — Спасибо, хорошо. А тебе? — Он привычно улыбнулся ей, на несколько мгновений поймав ее взгляд, и по коже девушке расползлось теплое пятно приятных мурашек. — Ты уже заваривал чай или как обычно свалил всю грязную работу на меня? — смеясь, уточнила она. Прошла через кабинет, ступая легко и грациозно, положила бумаги на стол Хокаге и, потянувшись, хрустнула затекшей спиной. — Заварка вон там, — вернул ей улыбку он. — Ты ведь знаешь, что тебе я доверяю больше, чем себе. Тобирама называл чай моего приготовления невыносимой бурдой со вкусом безысходности. — Твой брат умеет подобрать метафоры, но я бы скорее поставила на то, что он испортил вкус чая своим настроением, — фыркнула девушка. Достав из небольшого напольного шкафчика банку с сухими листьями чая, она высыпала их в глиняный чайник и слегка потрясла внутри, чтобы они распределились более равномерно. Потом добавила в заварку несколько небольших кусочков сушеного апельсина, пару цветков василька, мелко нарезанную веточку розмарина и каплю кленового сиропа. Убедившись, что закипевшая на железном очаге вода успела остыть, Тока сложила нужные печати и, вытянув губы, подула на котелок для воды. Тот сразу забулькал и даже слегка покраснел от жара. Довольная, девушка аккуратно подцепила его за деревянную часть ручки и налила крутой кипяток в заварочный чайник. Затем закрыла его крышечкой, стерла полотенцем капельки, попавшие на пузатые глиняные бока, и с чувством выполненного долга проследовала на свое рабочее место. Там уже скопилось несколько приличных стопок бумаг — часть на подпись Хашираме, часть уже подписанная, часть на разбор, часть в архив. Иногда Тока чувствовала, что уже не справляется с объемом работы — а тот существенно вырос после того, как глава ее клана стал Хокаге всей деревни, — но она бы скорее стала ночевать в кабинете Хаширамы, чем позволила кому-то еще нарушать их уединение. — Что у нас со строительством водопровода? — негромко спросил Первый Хокаге, когда убедился, что его помощница готова к работе. — Вчера поступили отчеты со второго, седьмого и тринадцатого участков, — тут же отозвалась Тока. Она, зная, что именно будет в первую очередь интересовать ее начальника, всегда готовилась к его вопросам заранее. — Там подземные работы окончены. Им удалось обойти горную породу почти везде, а там, где выбора не было, мы ждем прибытия мастеров из Страны Земли. Они должны быть в Конохе к концу июня, если погода не испортится. — Ясно, — кивнул он. — Что с рисовыми полями на востоке? — Последствия половодья в целом устранили, — послушно ответила девушка. — Пострадавшим семьям выделили по два мешка риса из личных запасов деревни. Думаю, они еще успеют провести посадку, так что с урожаем проблем быть не должно. Рабочий день пошел своим чередом. До обеда Хаширама и Тока успели разобрать почти половину донесений, прошений и отчетов, накопившихся за прошедшие дни. Мужчина был очень серьезным, хотя иногда и отпускал добродушные шутки, его помощница тоже почти не поднимала головы от стола, а когда ей хотелось дать отдых глазам, она смотрела на него и представляла, как погружает пальцы в его длинные, идеально прямые волосы. Позже они перекусили вдвоем, выбравшись для этого на балкон, откуда было хорошо видно деревню. Сев рядом, Тока ощущала бедром его тепло, и мир вокруг казался удивительно прекрасным. — Что с распределением патрульных отрядов на границе? — С этого Хаширама начал их послеобеденную рабочую сессию. — А вот здесь пока похвастаться нечем, — со вздохом вынуждена была признать она. — Нам пока не удалось получить от всех кланов перепись их военных сил и оружейных запасов. Кто-то медлит намеренно, другим пока не до этого, ведь они совсем недавно прибыли. Пока у меня на руках не будет итоговой переписи, я не смогу сделать прогнозную разбивку по патрулям. Пока все остается как есть, и основной дозор несут наши люди и люди Учиха. Но работать в одной смене и те, и другие желания не выражают, так что пока их выпускают по очереди. — Я надеюсь, отношение к клану Учиха скоро изменится, — выразительно заметил глава клана, скрепляя своей личной печатью распоряжение о снижении налоговой нагрузки на прибывших в Коноху позднее, чем за полгода до соответствующих сборов. — У нас с Мадарой есть несколько идей на этот счет. Можешь посмотреть, где чаще всего случаются беспорядки такого рода? — Пару дней назад на девушку напали трое рядом с кварталом Учиха. Она не оборонялась, хотя, судя по показаниям свидетеля, была куноичи. Потом ей пришли на выручку, и хулиганы сочли за лучшее убраться подальше. — Имена этих людей есть? — нахмурился Первый Хокаге. — Я бы хотел поговорить с ними. — Имен нет, к сожалению, — покачала головой Тока, немного еще порывшись в своих бумагах. — Они были в рабочих куртках, без клановых нашивок. Возможно, даже не шиноби. — Не шиноби, — пробормотал Хаширама задумчиво. Мальчишка, что попался на глаза Мадаре во время уродования забора краской, тоже не был ниндзя и не принадлежал формально ни к одному из кланов. — Какой в этом смысл? Зачем простым людям приставать к шиноби и намеренно выводить их из себя? Это звучит совершенно бессмысленно. — Я не знаю, — пожала плечами Тока, с легкой тревогой глядя на него. — Может, так они пытаются справиться со страхом? Я читала, что агрессией люди часто маскируют страх. Ты же сам говорил, что мы отличаемся от них и что людям трудно принять тех, кто на них не похож. — Может, и говорил, — медленно пробормотал он, почесав в затылке. — Но это... нет, что-то тут не вяжется. Он думал о женщине с корзиной, которой недавно помог в одном из нижних кварталов, о мужчине, с которым играл в карты, о людях со стройки и маленьких братьях, одного из которых он поймал при падении с крыши. Никто из них не походил на того, кто ненавидит или боится шиноби. Быть может, дело было только в клане Учиха? Да, в прошлом клан Мадары натворил немало дел — разорял деревни и жег поля, чтобы устрашить своих врагов. Но это все давно кануло в лету и даже если в Конохе и нашлось бы несколько человек, кто затаил на Учиха какие-то личные обиды, то разве не было таковых и у других? Сенджу во время бесконечных войн под чужими знаменами и по чужой указке тоже порой перегибали палку и совершали то, чем Хаширама не мог гордиться, но все это сейчас было уже неважно. Или он был не прав? В дверь осторожно постучали, и на разрешение войти в кабинет буквально вбежала бледная молодая женщина, которую Первый Хокаге тут же узнал. Видя растерянность на ее лице, он сразу же поднялся ей навстречу. — Ая-сан? Что произошло? — Мито-сама... — Она задыхалась от быстрого бега и никак не могла прийти в себя. — Ей... очень плохо, господин. Она не разрешала вас беспокоить, но я знаю, что вы... вы умеете исцелять руками. Я боюсь за нее. И Хидеко-сама... — Столкнувшись с холодно-любопытным взглядом Токи, она вдруг замолчала, словно нутром почуяв исходящую от нее угрозу. — Прошу вас, пройдемте со мной. — Конечно, — не стал и минуты раздумывать Хаширама. — Тока-чан, на сегодня ты можешь быть свободна. — Может, я смогу как-то помочь? — тут же подскочила она, но он только покачал головой и покинул кабинет, больше не взглянув в ее сторону. Девушка какое-то время стояла неподвижно, потом медленно перевела взгляд на свой стол, заваленный бумагами, и недовольно цокнула языком. Еще пару минут назад между ними царила идиллия, и она уже подумывала попросить Хашираму сесть рядом — якобы для того, чтобы они вдвоем поработали над одной сложной таблицей. А теперь его нет, и, скорее всего, до завтра она его уже не увидит. И хуже всего то, что он направился к этой красноволосой девице. Что там могло с ней случиться? Ноготь сломала об очередную несчастную служанку? Или от скуки и постоянного сидения на месте у нее плесень начала между ног расти? Продолжая воображать себе всякое и отводя душу в фантазиях о Мито, которую раздавило упавшей колонной, Тока неторопливо сложила рабочие документы, отдельно пометив те, с которых следовало начать завтра, потом убедилась, что окно закрыто и случайный порыв ветра не устроит тут бумажную бурю, и покинула кабинет Хаширамы. До вечера у нее еще было навалом времени, и девушка решила, что самое время прогуляться до ворот, собрать отчеты по вчерашним и утренним новоприбывшим у караульных и заодно немного поболтать с ними. Тока не любила надолго оставаться одна — слишком громким становился голос матери у нее в голове, слишком настойчиво ей хотелось постоянно оглядывать себя в поисках каких-то несуществующих недостатков, слишком острой становилась тоска по тому, кого не было рядом. Да и, чего скрывать, сегодня они пробыли вместе слишком мало, и она не успела насытиться им. Среди других Сенджу у Токи не было настоящих друзей. Зато хватало не вполне настоящих — людей на крайний случай, как она называла их про себя. Тех, с кем можно было погулять, пообедать или даже выпить в пятницу вечером. Она помнила их имена и лица, но на этом ее интерес к этим людям заканчивался. Но за годы она отменно научилась притворяться — притворяться равнодушной к Хашираме и его жене, притворяться покорной рядом с матерью, притворяться дружелюбной по отношению к тем, быть с кем ей не слишком-то хотелось. Одна улыбка здесь, комплимент там, разделенный на двоих бутерброд с тунцом, меткая шутка, и вот она уже желанный гость и среди ребят-патрульных, и среди болтливых куноичи. Порой она даже получала удовольствие от общения с ними, но обычно их совместные прогулки и посиделки были лишь способом занять время перед следующим рабочим днем и встречей с Хаширамой. После беседы с караульными девушка ненадолго зашла домой, где оставила рабочую сумку и переоделась. К ее удовольствию, Казуэ дома не было, и Тока решила, что мать опять пропадала на тренировочном полигоне, одну за одной прогоняя по кругу свои самые известные и опасные техники. Не все шиноби признавали это вслух, но многим не хватало их прежних заданий и миссий, ради которых они, можно сказать, и были рождены и обучены. Но пока статус Конохи не был официально утвержден даймё, а Хокаге не был признан вторым по значимости человеком в стране, они по сути не имели права принимать заказы за деньги. Все эти тонкости не были девушке доподлинно известны, потому что конкретно в эту область она еще не погружалась. Но, насколько она знала, для того, чтобы Коноха смогла оказывать другим селениям (а, возможно, и другим странам) свои услуги, на это требовалось согласие даймё. А тот, известный своей нелюбовью к ниндзя, пока не торопился его давать. Когда она снова вышла на дорогу, солнце уже клонилось к закату и длинные черные тени шелком ложились на оранжевую землю. Тока, как могла, гнала от себя мысли о том, чем сейчас занимаются Хаширама и Мито. Она раз за разом повторяла себе, что между этими двумя ничего и никогда не случится. Хаширама просто не замечал женщин вокруг себя — не только ее, Току. Он любил всех людей одинаково, но эта любовь была отстраненной и в лучшем случае отеческой. Хашираме в его блаженной нирване не были знакомы страсть, желание, пылкость и вожделение. Отчасти девушку это радовало, ведь такое положение вещей означало, что ей не стоит бояться соперниц. Но с другой стороны, лучше бы она отвоевала его в честной борьбе, а не билась снова и снова в стену его отрицания и отчуждения. Разве можно присвоить себе свет солнца и заявить на него свои единоличные права? Хаширама, как и солнце, принадлежал всем — и никому. Любить такого мужчину было сущим мучением. Свернув с проложенной улицы на едва угадывающуюся в траве тропинку, Тока ступила в редкий подлесок, где вперемешку росли дикие вишни, бамбук и невысокие криптомерии. Воздух здесь был гуще и холоднее, и в воздухе вокруг ее лица мгновенно зазвенели голодные москиты. Отмахиваясь от них, девушка старалась тем не менее не производить слишком много шума и не привлекать внимания. Отсюда было едва видно крайние дома деревни, но тем не менее ее мог кто-то заметить. Пусть она ходила этой тропой уже не в первый раз, осторожность никогда не бывала лишней. Отогнув низко стелющуюся над тропой ветку пихты, Тока проскользнула к небольшой лощине, почти невидимой среди густой ивовой кроны, которая, подобно волне оливково-зеленых волос, скрывала притаившийся за ней вход в пещеру. Сперва узкий и темный, проход через несколько шагов расширялся, а после невысокой лестницы, выдолбленной прямо в камне, на стенах появлялись светильники, освещающие путь. Для тех, кто попадал сюда впервые, это место могло показаться зловещим, словно бы спуском в подземные катакомбы, но Тока двигалась уверенно. Тринадцать светильников на правой стене, затем неприметный ответвляющийся коридор вправо, семнадцать шагов в кромешной темноте, и закрытая барьерной техникой дверь из мореного дуба. Девушка приложила к ней ладонь, направив в указательный и средний пальцы немного чакры. Несколько секунд ничего не происходило, а потом дверь, словно оттягиваемая в сторону невидимой силой, ушла у нее из-под руки. Изнутри пахнуло затхлым воздухом и жаром — помещение редко проветривали, чтобы лишний раз не рисковать. Вздохнув и напомнив себе, что все это того стоит, Тока вошла внутрь. Спустилась по лестнице вдоль небольшого амфитеатра и села на одно из свободных мест. Людей в пещере было немного — человек двадцать в лучшем случае. Возможно, некоторые еще не подошли, а, возможно, в идею того, ради чего они собирались здесь каждую неделю, верили все меньше. Собрание началось еще спустя несколько минут, за время которых Тока успела оглядеть собравшихся. Некоторых из них она знала в лицо, другие были ей незнакомы. Они никогда не говорили друг с другом, это считалось вроде как неприличным. Никто не спрашивал ее, зачем она здесь, и она сама могла только догадываться, что двигало другими людьми. Из клана Сенджу она была здесь одна. Возможно, если бы Тобирама знал о существовании их небольшого клуба по интересам... «Нет, — мысленно одернула она себя. — Он бы никогда не спустился сюда. Ведь в конце концов здесь говорят о том, чтобы свергнуть с поста Хокаге его брата». На трибуну, что стояла в центре зала, поднялся мужчина в темном одеянии, чье лицо было скрыто маской. Это был председатель их скромного общества, который называл себя Тенью. Его истинного лица и имени никто не знал — или, по крайней мере, никто не кричал об этом знании вслух, а, как уже говорилось выше, между собой собиравшиеся тут предпочитали не общаться. Токе, по большому счету, было все равно, кто он такой — несправедливо обиженный, фанатик или просто городской сумасшедший, которому стало слишком скучно жить. Она приходила сюда не послушать его проповеди о том, что Коноха избрала неверный путь, что Сенджу Хаширама вел их к пропасти или что даймё вытирает об них ноги. Она, как и, вероятно многие другие, приходила в надежде на перемены в том, на что сама повлиять никак не могла. Тень и его последователи выступали против политики Первого Хокаге. Кто-то упрекал его в излишней мягкости и податливости, кто-то был против союза с Учиха, кто-то, наоборот, считал, что клан Сенджу слишком зазнался и подавляет остальных. Находились те, кто призывал идти войной на столицу и подчинить себе слабовольного даймё, таким образом раз и навсегда решив назревающую проблему двоевластия в стране. А были и те, кто просто «не так себе все это представлял», и был не против почувствовать себя в лоне грозной оппозиции. По сути же Тока видела перед собой просто трусов, кто не решался высказать все свои соображения Хашираме в лицо и предпочитал интриговать за его спиной. Находясь здесь, она одновременно следила за тем, чтобы никто из чрезмерно радикально настроенных жителей деревни не замыслил чего недоброго против ее обожаемого Хокаге. И надеялась, что однажды найдет поддержку среди прочих в своей мысли о том, что Узумаки Мито категорически не подходила на роль первой госпожи Деревни Скрытого Листа. И что на ее место куда лучше будет поставить человека мудрого, рассудительного, а главное — преданного идеалам Тени. Тогда бы она легко предложила им подходящую кандидатуру.