~ * * * ~
Первые летние ночи выдались душными, как комнаты, вплотную забитые людьми. Воздух удавалось цедить маленькими глотками, а любое чересчур резкое движение вызывало одышку. Многие жители Конохи ночевали с открытыми окнами, кто-то даже стелил себе футон в саду под звездами в надежде хотя бы на легкое дуновение освежающего ветерка. Редкие худые облака неохотно ползли по небу, и выжженные пятна звезд казались осколками разбитого дневного светила — такие же жаркие и яростные. Мадара не мог спать совсем. Мучаясь бессонницей, он забрался на крышу собственного дома, где обмахивался веером, разгрызал лед, изнемогал от жары и гонял по кругу одни и те же мысли, каждая из которых успела набить ему порядочную оскомину. Больше всего ему нравилось вспоминать о Мито и их коротком обмене взглядами во время собрания кланов. Спустя несколько дней после произошедшего первоначальное впечатление сгладилось, и он уже не помнил точно, почему именно эта девушка вызвала в его душе такую бурю эмоций. Может быть, все было просто — она была женой его лучшего друга, самой недоступной женщиной в мире, на которую, по-хорошему, ему и смотреть-то не стоило. Но Мадара знал, что дело не только в этом. Да, быть может, в его чувствах было место зависти, но зависти осознанной, а не ребяческой, когда кажется, что у соседа трава в саду всегда зеленее. Было в этой девушке что-то особенное. Именно в ней самой, а не в ее титуле, статусе или фамилии. Он увидел что-то знакомое в ее глазах. Как будто они уже встречались много лет назад. Или как будто их души были знакомы еще до этой встречи. Он увидел в ней бездну, голодную, жадную, ненаполнимую. Бездну, которую, если на то пошло, его демоны могли бы неплохо обжить. Если бы, конечно, не Хаширама. В жизни Мадары было несколько табу, которые он бы никогда не позволил себе преступить. Он никогда бы не причинил боль Амари и никогда не предал Хашираму. Даже когда воспитанница вызывала у него досаду, а друг слишком настойчиво навязывал свои идеи или представления о том, каким должен быть мир и где их место в нем, он все равно принимал их. Позволял им касаться своего сердца и оставлять на нем вмятины — иногда поглубже, иногда едва заметные. Эти двое были его главной и единственной, если уж на то пошло, опорой в постоянно меняющемся мире. Раньше был еще Изуна, но теперь... — Что бы ты сказал мне сейчас, брат? — хрипло спросил Мадара, неожиданно для самого себя начав говорить вслух. — Почти наверняка доказывал бы мне, что я слишком полагаюсь на Хашираму и закрываю глаза на все остальное. А знаешь, я был бы даже рад. Спорить с тобой мне всегда было легче, потому что ты находил для этого подходящее место и время. — Взяв большим и указательным пальцем кусочек льда, отколотый от большой глыбы, что хранилась в самой холодной части погреба, он какое-то время разглядывал, как преломляется свет уличных фонарей в его неровных стеклянных гранях, а потом, сжав ледышку в кулаке, запустил ее в воздух. Взлетев, кусочек сверкнул разок и пропал, упал совершенно бесшумно куда-то в кусты. — У тебя есть план, брат? — спросило его подсознание голосом Изуны. Мадара почти мог вообразить его сидящего рядом в темно-синем хаори и убранными в хвост волосами. Такого спокойного, по-женски изящного, но хлесткого и жесткого, как плеть. Эти фантазии приносили Мадаре странное чувство покоя и удовлетворения. — Чтобы составить план, нужно четко понимать, что происходит и какие фигуры выставлены на доску, — задумчиво ответил он голосу Изуны. — В Конохе сейчас слишком много лишних людей. Незнакомых людей, о которых я ничего не знаю. — Так узнай, — пожал плечами его брат. — Ты глава клана шиноби, которые умеют гипнотизировать и могут добыть любую информацию. Разузнай побольше об этом Иори из клана Шимура и той женщине, что поддакивала ему во время собрания. Войди к ним в доверие, держи руку на пульсе, следи за тем, что происходит. — Войти к ним в доверие? — хмыкнул он. — Вот так просто? Все знают, что я лучший друг Хаширамы, никто не поверит, если я начну строить козни за его спиной. А если поверят, то найдется немало желающих растрепать обо всем его брату. Половина деревни все еще мечтает о том, чтобы мы убрались куда подальше и никогда не возвращались. — Что ж, тогда найти того, кто уже и словом, и делом доказал, что ни ты, ни Хаширама ему особо не нравятся, но кто готов пойти на все ради защиты своего клана, — резонно предложил Изуна, и Мадара какое-то время сидел молча, поражаясь его изворотливости и коварству, пока не сообразил, что Изуна сейчас был плодом его воображения, а значит и идея принадлежала ему самому. Иллюзия развеялась — здесь, на крыше, был только он и жар, исходивший от перегревшейся за день земли. На мгновение Мадарой овладела меланхолия, но он быстро стряхнул ее — сейчас на это не было времени. Нужно было действовать. Спрыгнув вниз, на веранду, он поймал первого попавшегося караульного и потребовал привести к нему Учиха Коичи — поднять его с кровати, если понадобится, но чтобы немедленно. Шиноби понятливо кивнул и поторопился раствориться в ночи, чтобы глава клана не успел заподозрить его в нерасторопности. Мадара же прошел к себе в кабинет, где тоскливо покрывались пылью не просмотренные им бумаги. Стоило бы поручить заняться этим Амари — такова была его первая мысль и лишь после он вспомнил, что Амари здесь больше не было. Девушка еще накануне уехала в дом Сенджу, где ей нужно было провести пару дней и пройти несколько формальных ритуалов знакомства с семьей будущего мужа. Жила она там пока в отдельных комнатах, но тем не менее была уже скорее частью семьи Тобирамы, что своей. Это внезапное откровение поставило Мадару в тупик. Выдвигая кандидатуру Амари на роль жены Сенджу, он как-то упустил из виду тот факт, что она не сможет быть одновременно его женой и остаться помощницей и советчицей Мадары. Было в этом что-то не вполне нормальное, как если бы женщина не просто меняла фамилию и герб, но становилась чужой собственностью и обязана была разорвать все связи с прежним домом и работой. Впрочем, думать об этом сейчас у него не было ровным счетом никакого желания — слишком велик был риск уйти в такие дебри, откуда он бы потом ни за что не вернулся к первоначальному замыслу. Когда зевающий растрепанный Коичи пересек порог его кабинета и опустился на одно колено, как требовал этикет, Мадара уже выбросил из головы все лишнее и был нацелен лишь на одно. — Докладывай, — приказал он. — О чем? — не очень уверенно уточнил Коичи. Его темно-рыжие волосы не были собраны и спускались почти до плеч, а ожог в свете светильников превратился в сплошное темное пятно. Было видно, что мужчина пока не до конца проснулся и туго соображал. — Ты же намеревался собрать доказательства того, что Сенджу интригуют у нас за спиной, — миролюбиво напомнил Мадара, который не видел ровным счетом никакой проблемы в том, чтобы посреди ночи и без предупреждения продолжить разговор, начатый почти месяц назад. — Мне интересно, чего ты добился за это время. — Это... Я... — Рыжий мужчина усилием воли согнал остатки сна и тряхнул головой, пытаясь собраться. — В последние дни участились нападения на наших людей. Чаще всего на девушек или одиноких подростков. — Почему мне не докладывали? — недовольно удивился глава клана. — Возможно, вы задавали вопросы не тем людям, — отозвался Коичи, балансируя на грани откровенной издевки. — Или просто не добрались до этих донесений. Мадара вспомнил о покрывшейся пылью горе бумаг у себя в кабинете. Да, стоит признать, в последние пару недель он был больше озабочен тем, что находится под кимоно Хьюга Хидеко, чем собственной работой. Хьюга Хидеко. Перед его мысленным взором пронесся ворох горячечных сладострастных образов, и мужчине потребовалось приложить усилия, чтобы прогнать их — или хотя бы задвинуть на задний план. Эта история, этот совершеннейший бардак в его жизни, сейчас была совсем не к месту. — В таком случае расскажи мне все, — произнес Мадара. — Кто и почему нападает на наших людей? — В квартале стал нередким вандализм. — Голос Коичи по мере того, как он говорил, обретал уверенность, а под конец уже звенел злостью. — Бьют окна, пишут на заборах, пристают к девушкам, обзывают детей выродками, швыряют во дворы пустые бутылки. Нас провоцируют, Мадара-сама, и я глубоко убежден, что пришло время дать ответ. Пока мы все терпим, пока не отвечаем ударом на удар, они считают нас слабыми. Репутация нашего клана трещит по швам. Кто захочет нанимать на работу слабого шиноби, который не может защитить честь собственного дома? — Мне нужно поговорить об этом с Ха... — Вам не нужно с ним разговаривать! — в гневе перебил его рыжий мужчина. — Он не скажет вам ничего нового. Мы оба понимаем, что Сенджу это выгодно. Выгоден слабый клан Учиха, не способный обороняться. Пока это так, они остаются у власти. Как вы вообще можете доверять им после того, как они выбрали в качестве Хокаге, главенствующего над всеми, одного из своих? — Хаширама выдвигал мою кандидатуру, — не очень убедительно проговорил Мадара. Ему хотелось ответить Коичи пожестче и поставить его на место, но пока он был слишком растерян от обилия обрушившейся на него информации, а потому судорожно размышлял о том, как и почему он мог все это пропустить. — Хаширама-сан знал, что брат не позволит ему так поступить. Он сделал это нарочно, чтобы усыпить вашу бдительность и убедить, что он на вашей стороне. Он даже не пришел на голосование, как я слышал — видимо, был полностью убежден в собственной победе. Все это лишь бессмысленная формальность, пыль в глаза, представление, разыгранное для вас. Мадара-сама, как долго вы будете еще позволять им водить вас за нос? — Коичи смотрел на главу клана с отчаянием и безнадежной злостью в глазах. Так смотрят на прирученного льва, который позволяет бить себя дрессировщику вместо того, чтобы откусить ему руку, сжимающую кнут. — Ты говорил о доказательствах, — холодно напомнил ему Мадара. — А пока я услышал только беспочвенные обвинения. Вы поймали кого-нибудь из вандалов? — Да, — кивнул тот. — Это оказался простой мужик из ремесленных кварталов. Даже не шиноби. — Он рассказал, почему решил напасть на нас? — Мы погрузили его в гендзюцу и допросили, — подтвердил Коичи. — Он не сказал ничего путного. Что-то о том, что всегда ненавидел и боялся Учиха и хочет, чтобы мы выметались из Конохи. Что нам тут не место. — Где этот человек? — тут же подался вперед Мадара. — Я сам хочу с ним поговорить. — Мы отпустили его, — чуть сбавив напор, пробормотал рыжеволосый мужчина. — Согласно вашему распоряжению, мы не имеем права ввязываться в конфликты и тем более удерживать людей в заключении. — Очень интересно, — недовольно цыкнул Мадара. — Послушай меня, Коичи. В следующий раз, если произойдет нечто подобное, вы должны в первую очередь уведомить об этом меня, вам ясно? — Да, господин, — подтвердил тот без особой радости в голосе. — Хорошо. — Глава клана Учиха протяжно выдохнул и помассировал виски. Жара и поздний час не способствовали физическому комфорту, а после услышанного ему стало только хуже. Наверное, все же стоило отложить эту встречу до утра и провести ее, например, прямо в реке Накано или в бочке со льдом. Но теперь-то уже ничего не поделаешь. — Теперь о деле. Я вызвал тебя для того, чтобы поручить важную миссию. Мне отчего-то пришло в голову, что ты лучше всего подойдешь для нее. — Я слушаю вас, — слегка удивившись, качнул головой Коичи. — Ты знаешь кого-нибудь из клана Шимура? — спросил он. — Клан шпионов? — уточнил мужчина, задумавшись и как будто мысленно прикидывая возможную подоплеку этого вопроса. — Да, именно они. Мне нужно, чтобы ты сблизился с кем-то из этого клана. Расскажи им эту свою слезливую историю о том, как глава твоего клана тебя не слышит и не понимает и уверенной рукой ведет Учиха к гибели. Убеди их, что я полностью нахожусь под влиянием Хаширамы и мне нельзя верить. Узнай, что они планируют, разберись в расстановке сил в деревне, выясни, кто кому друг, а кому враг. Шимура, раз уж они такие прославленные шпионы, должно быть это известно. Мне все равно, как ты это сделаешь — подружишься с одним из их шиноби или соблазнишь служанку Иори. Твоя репутация сделает половину дела, тебе останется лишь правдоподобно подтвердить то, что и так все знают. Коичи смотрел на него с широко открытыми глазами и медленно отвисающей челюстью, словно Мадара внезапно заговорил на каком-то иностранном языке. — Господин... — только и смог выдохнуть он. — Если ты уже успел сделать нечто подобное за моей спиной и предать меня, пока я занимался своими делами, самое время удачно переиграть это в нужную сторону, чтобы избежать изгнания из клана или... еще менее приятной судьбы, — не моргнув глазом, отозвался глава клана Учиха, наслаждаясь растерянностью на лице прежде такого уверенного и гордого собеседника. — Почему вы... доверяете мне? — наконец задал застывший на его лице вопрос Коичи. — Ты любишь наш клан, и это я хорошо вижу. И я тоже его люблю, пусть ты мне и не веришь. Ты можешь иметь свое мнение о моей политике и моих друзьях, но я больше чем уверен, что если твой чуткий нос учует в воздухе запах настоящего предательства, ты сразу возьмешь след. Войди в доверие к Шимура, а заодно узнай у них, что они слышали о нападениях на Учиха. Можешь мне не верить, но я обещаю тебе, Коичи, что если ты принесешь мне настоящие доказательства, а не свои бредовые фантазии, я приму их во внимание, даже если они будут касаться Хаширамы. Коичи долго молчал, потом коротко рвано кивнул, не отрывая напряженного взгляда от лица Мадары. Тот улыбнулся и махнул рукой, отпуская его. Шиноби тут же исчез. Утром Мадара направился в дом Сенджу, намереваясь обо всем поговорить с Хаширамой и уточнить, не слышал ли он что-нибудь о погромах в его клане. Но, когда он прибыл, ему сообщили, что Хаширама-сама покинул деревню засветло, отправившись в столицу на встречу с даймё. Сложив в уме два и два, Учиха был вынужден признать, что совсем забыл об этих планах своего друга, о которых тот как-то упоминал раз или два. Даже предлагал тогда составить ему компанию, но Мадара, памятуя, чем закончилась его последняя аудиенция у феодала, вынужден был отказаться. Не хватало только все испортить, вызвав у царствующего правителя плохие воспоминания. И вот теперь Мадара, как дурак, стоит у парадного входа в поместье Сенджу, а внутри нет ни одного человека, кто был бы ему рад. Ну, почти ни одного. Амари расположилась в комнатах, примыкающих к Закатному дворцу, где жила Узумаки Мито. Прямого доступа в личные покои жены Первого Хокаге у нее не было, но из ее окон был виден высокий сплошной забор, которым они были огорожены. Это Мадаре понравилось, и он на какое-то время остановился на веранде, пытаясь с помощью шарингана разглядеть то, что происходило по ту сторону забора, но увидел лишь привычные мазки чакры, ничего конкретного. Другое дело, что чакра эта была пугающе огромной. Прежде такие запасы он видел лишь у Хаширамы и еще буквально нескольких шиноби в своем поколении. О том, что Узумаки Мито может быть не только обворожительна собой, но и сильна, он прежде не думал, но теперь желание сблизиться с ней стало еще острее и настойчивее. — Амари-чан, ты не занята? — Не утруждая себя стуком, он открыл дверь в ее комнату, и слова застыли у него на губах. — Какого черта ты тут делаешь? Тобирама, словно застигнутый на месте преступления, медленно выпрямился. На его обычно бледном лице проступили яркие красные пятна, а на скулах вздулись желваки. Амари так и осталась сидеть на татами, держа на коленях церемониальный обнаженный меч. — Это мой дом, — проговорил младший Сенджу. — Хожу, где хочу. — Она тебе еще не жена! — в гневе вскричал Мадара, вскинув руку в его сторону. — Оставь ее в покое. — Амари-сан сама меня пригласила, — ледяным тоном парировал тот. — Оказалось, что здесь остались мечи нашего клана, которые забыли убрать при подготовке комнаты. Ей стало интересно, для чего они были нужны. — И ты вдруг с чего-то решил, что обязан лично ей это рассказать? — Ваша злость мне непонятна, Мадара-сан. — Тобирама говорил спокойно, но Учихе чудилась в его голосе насмешка. Еще было слишком рано. Пока что он не имел никаких прав на его маленькую сестренку, на его дорогую Амари. Он не должен был быть здесь, не должен был смотреть на нее, даже думать о ней. И уж точно не должен был сидеть рядом с ней плечом к плечу и что-то негромко говорить практически ей на ухо. Такая сцена бы кого угодно вывела из себя. — Не знаю, что тебе наговорил Хаширама, но этот брак — лишь формальность, — прорычал Мадара. — Так что ты не имеешь никаких прав на нее. — Странно слышать это от человека, который буквально сам подарил мне эту девушку на блюдечке с голубой каемочкой, — ядовито улыбнулся Тобирама и в этот же момент получил удар в лицо. От вложенной в него силы мужчину мотнуло назад, и он едва устоял на ногах. Сквозь прижатые к его лицу пальцы были видны крупные капли крови, закапавшие из разбитого носа. — Мадара! — вскрикнула Амари, вскакивая на ноги. — Ублюдок, — выдохнул Учиха, потирая кулак. — Хочешь поговорить, мы можем выйти, — все так же сдержанно произнес Тобирама, вытирая кровь с подбородка. — Прекратите вы оба! — взвилась девушка, вставая между ними. — Братик Мадара, если ты пришел за мной, я буду рада пообщаться с тобой в другом месте. Прошу, не надо все еще больше усложнять. Поймав умоляющий взгляд ее темно-серых глаз, мужчина смягчился. Бросив на Тобираму напоследок короткий пылающий взгляд, он отступил и вышел на веранду. — Из этого никогда ничего не выйдет, — процедил сквозь сжатые зубы Тобирама. — Вы должны это понимать лучше других, Амари-сан. Вся эта затея безнадежно обречена на провал. — Вы можете ненавидеть его. Можете ненавидеть меня. Весь мой клан, — проговорила она, подходя ближе и убирая — не без некоторого сопротивления — прижатую к лицу его руку. — Ни я, ни этот брак, ни ваш брат не изменят вашего сердца, если оно в самом деле превратилось в кусок льда. Мадара сделал вам больно, потому что вы сделали больно ему. И это не прекратится, пока вы сами того не захотите. Нет такого волшебного заклинания или дзюцу, что сделали бы это за вас. Достав из-за пояса кимоно чистый платок, она аккуратно стерла им кровь с лица Тобирамы, серьезно и устало глядя ему в глаза. — Вы согласились взять меня в жены под давлением брата, я это отлично понимаю, Сенджу-сан. Я тоже выхожу за вас не от большой любви, но раз мы оба на это согласились, значит оба понимаем, что это правильно. И что у нас нет выхода, мы должны так поступить ради наших кланов. Разве я не права? — Вы правы, Амари-сан, — вынужден был признать он, зорко следя за каждым движением ее умелых загорелых рук. Прикосновения платка к коже были осторожными, но уверенными, девушка не боялась ни его, ни Мадары, который остался снаружи. К своему удивлению, Тобирама вдруг понял, что за очень долгое время Амари была первой, кто рядом с ним не сжимался в ужасе, ожидая грома и молнии. А уж ей-то, Учихе, стоило бояться этого более всех прочих. И тем не менее она была здесь, она сама позвала его сюда и говорила с ним так, словно их кланы никогда не пытались убить друг друга. А когда в комнату ворвался Мадара, она не бросилась ему за спину и не заняла его сторону, пусть даже он был ее наставником и старым другом. У нее было свое мнение, которое она не боялась высказывать и отстаивать. Сенджу почувствовал, что где-то в глубине его души зарождается странное чувство, похожее на уважение к этой странной, не похожей на прочих девушке Учиха. — Хорошо. — Закончив, она коротко и немного вымученно улыбнулась. — Я бы вам посоветовала дойти до госпиталя. Пока вашего брата нет в деревне, придется на время забыть о чудесных исцелениях одним прикосновением, верно? — Да. Это не слишком удобно. — Уголки губ Тобирамы едва заметно дернуло вверх. — Стоит обучить его технике теневых клонов, чтобы он оставлял одного Хашираму на нужды деревни, когда ему приходится ее покидать. — Да уж, — со вздохом склонила голову Амари. — Тогда я пойду? — Конечно. Спасибо, что уделили мне время. — Она коротко ему поклонилась, а, когда мужчина покинула ее комнату, медленно осела на пол и, прижав ладони к лицу, беззвучно всхлипнула. Амари хорошо запомнила наказ Мадары и собиралась сделать все, что от нее зависит, чтобы Сенджу Тобирама начал доверять ей. Но никто не предупреждал ее, что это будет так тяжело.~ * * * ~
На третий день после схватки с Мито Хидеко смогла подняться с постели без посторонней помощи. Девушка все еще была очень слаба, но, по крайней мере, уже могла себя обслуживать без посторонней помощи, а главное — наконец оставила душную комнату, в которой от жары не спасал ни веер, ни холодная вода. Мито, которая теперь почти постоянно была при ней, помогла сестре обуться и спуститься с веранды в сад, где усадила ее на аккуратно расстеленное покрывало. Накануне к Хьюга заходила Кимико. Она о чем-то долго вполголоса говорила с ней, а потом подозвала к себе Мито и настоятельно порекомендовала той немедленно отправить девушку домой. — Сама она не справится со своими желаниями, не сейчас, — проговорила она, печально качая головой. — Ее силу отобрали, ее волю поработили, и она теперь сама себе не хозяйка. Малышке нужно снова обрести землю под ногами и вспомнить, что мир вращается не вокруг мужчины, что сломал ее. — Она не хочет уезжать, — с горечью возразила Мито. — Сенсей, неужели придется увезти ее силой? Держать взаперти, как животное, пренебречь всеми ее желаниями? Разве этому вы меня учили? — Мито-чан, есть разница между желаниями души и желаниями тела. Ее суть, ее дикая свободная суть, что живет внутри каждой из нас, сейчас порабощена и ослеплена. Хидеко управляют инстинкты, потому что ее разум не может принять того, что с ней случилось. Она отрицает травму, блокирует ее, выворачивает наизнанку, лишь бы найти такой ракурс, в котором она сможет продолжать сосуществовать с ней. Единственный для нее выход — это убедить себя, что она влюблена в этого человека, что все произошло именно так из-за глупого недоразумения или вроде того. Никогда не угадаешь, как именно извернется человеческая психика в попытках уберечь себя. Это наваждение пройдет со временем, но Хидеко-чан нужно вернуться в привычную обстановку. Снизить поток новых впечатлений и еще раз переосмыслить случившееся. Я даже согласна поехать с ней или отправить кого-то из своих учениц, чтобы они приглядели за ней. — Это... щедрый шаг с вашей стороны, — потрясенно пробормотала Мито. — Неужели вы сможете все здесь бросить ради нее? — А что мне бросать? — легко улыбнулась женщина. — Здание для моей школы еще не достроено, а потому мне никак не набрать новых учеников. А старые уже сами, кого хочешь, научат. Я вполне могу себе позволить оставить их на пару недель. Я глубоко убеждена, Мито-чан, что главное сейчас снять острое состояние у малышки Хидеко. Как только она будет в состоянии слышать то, что ей говорят, все мгновенно станет проще. Как только она перестанет отрицать то, что с ней сделал этот человек. Прошу тебя, Мито-чан, убеди ее уехать, пока еще не слишком поздно. А я пока закончу свои дела, чтобы приглядеть за ней в дороге. На разговор с сестрой Мито шла с тяжелым сердцем. Она слишком хорошо помнила безумное выражение ее глаз и эти полубредовые рассуждения о любви и грязи. Хидеко вроде бы стало лучше, но кто знает, что способно ее спровоцировать? Неужели каждый раз придется использовать техники для того, чтобы сдержать ее? Как вообще все успело зайти так далеко и так запутаться всего за месяц? Мито отчаянно пыталась не корить себя за то, что не уследила за сестрой, но у нее получалось это все хуже. Еще и потому, что ее вторая личность, ее скрытая суть, разговаривающая голосом мертвой лисицы с развороченной мордой — она нашептывала, что если бы не Хидеко и ее глупое поведение, Мито могла бы сейчас целиком отдаться тому, что происходило в ее собственной жизни. Думать о Хашираме, неспешно работать над печатями, знакомиться с новыми девушками, которых для нее подобрала Ая, а, возможно, даже рискнуть покинуть свой Закатный дворец и попытаться стать частью того мира, что строил ее муж. Хотя бы просто попробовать. Но вместо этого она вынуждена была опекать взрослую самостоятельную девицу, которой отчего-то пришло в голову, что Учиха Мадара это благородный воин из старой легенды, который посадит ее на своего белого коня и умчит навстречу радуге. Мито немного злилась на сестру — даже не столько из-за того, что она сделала, а из-за того, как легко это сломало ее. Она, Мито, всегда находила способы справляться. Резала руки, рыдала в одиночестве в подушку, злилась и кричала, но никогда не сдавалась. Она билась до самого последнего момента, и судьба наконец смилостивилась над ней, послав ей на помощь мудрую Царицу Обезьян. Быть может, Хидеко тоже стоило немного подождать и потерпеть? Или нежная Хьюга не была способна даже на такую малость? Конечно, когда она думала о Хидеко, ее мысли неизменно обращались и к фигуре Мадары. То, что он сделал, как эгоистично и подло поступил, возмущало ее до глубины души. А после, когда они с ним встретились глазами на собрании кланов, он вел себя как ни в чем не бывало! И виду не подал, что за сутки до этого обесчестил ее сестру. Перед глазами Мито снова всплыли ужасающие синяки и следы укусов на теле Хидеко. Что за звериная жестокость двигала им? Разве такое хоть кто-нибудь в здравом уме мог бы назвать любовью? В те дни, что Хьюга провела в постели, Мито иногда обтирала ее влажным полотенцем, чтобы хоть как-то помочь справиться с жарой. Каждый раз, когда ее пальцы скользили по белой коже с явственными отпечатками чужих пальцев, Хидеко вздрагивала и инстинктивно сжималась, а Узумаки ощущала странное волнение. Нет, не от реакции сестры, а от самих этих отметин. С какой силой нужно было давить на кожу, чтобы их оставить? Что именно он делал в тот момент? В своем бреду перед тем, как напасть на нее, Хидеко говорила о похоти, что оказывается сильнее рассудка, и о грязном удовольствии, которое она получала с этим человеком. Могло ли это удовольствие быть иллюзией ее воспаленного разума, как и любовь, о которой она твердила? Или же там, в области полумрака, где теперь обитала душа Хьюга, боль и наслаждение могли идти бок о бок? — Что он делал с тобой? — не выдержав, спросила она однажды и тут же пожалела об этом. Лицо Хидеко в тот момент потемнело, она отвернулась и стала смотреть в стену, делая вид, что не слышала ее. А когда Мито уже решила, что она так ничего ей и не скажет, девушка отрывисто произнесла: — Это похоже на огненную пропасть, что разверзается у тебя под ногами. Тебя несет потоком огня куда-то на скалы, а ты не можешь сопротивляться. Или не хочешь. Он подчинил себе мое тело, он выжал его до капли, а я могла только просить еще, потому что, только когда он был во мне, я ощущала себя живой. Моя жизнь, моя совесть, моя честь — я отдала ему все и сделала бы это снова. — Почему? — с мучительным непониманием спросила Мито, с трудом сдержав желание встряхнуть ее за плечи. Хидеко снова обратила к ней свой взгляд, и ее глаза выглядели совершенно безжизненными, словно бы стеклянными. — Потому что это и есть любовь, — немного пугающе улыбнулась она, и Узумаки краем глаза заметила, как девушка под покрывалом свела и сжала колени, словно борясь с внезапно подступившим желанием. Той ночью Мито снова приснился кошмар про красноглазую тень, но на этот раз она выглядела не так, как обычно — у нее появилось вполне ясно очерченное тело и даже лицо. Лицо это усмехалось, и она видела кровь на его зубах. — Потому что это и есть любовь, — прорычало лицо, которое едва ли могло принадлежать Учихе Мадаре, а потом она поняла, что видит перед собой Девятихвостого лиса, и это его красные глаза с вертикальными зрачками буравят ее лицо. С высунутого языка демона капала слюна, и Мито не могла увернуться от нее. Тягучая густая жидкость какого-то неприятного белесого цвета потекла по ее шее и груди, и девушка вдруг осознала, что стоит перед Лисом совершенно голая. Смеясь над ней, он склонил клыкастую голову и лизнул ее снизу вверх, от пальцев ног до волос, и прикосновение его теплого шершавого языка заставило задрожать всем телом, мучительно желая продолжения. Желая, чтобы Лис коснулся ее зубами, рассек кожу, пустил кровь, оставил следы своего пребывания на ней, в ней, вокруг нее. Она проснулась возбужденная и влажная, и весь день после этого сна пошел наперекосяк. — Мито, ты о чем-то хотела со мной поговорить? — мягко вывела ее из состояния задумчивого транса Хидеко. — Да, — кивнула та, встряхнувшись и торопливо нарисовав на лице улыбку. — Тебе ведь уже лучше? — Я очень рада, что наконец могу сидеть под открытым небом и касаться травы, — кивнула та. — Мне этого не хватало. Еще неделю назад мне казалось, что я никогда не смогу снова выйти на солнце. — А теперь? — на всякий случай уточнила Мито. — Теперь я думаю, что глупо было считать, что солнце может меня обжечь. Оно видело на земле и другие грехи, но, насколько я знаю, никто еще не сгорел от праведного гнева великого светила. — Она слабо улыбнулась, и ее улыбка угасла практически мгновенно. — Кимико-сама была права, мы слишком большими глазами смотрим в лицо собственным страхам. Я видела много того, чего на самом деле не было и быть не могло. — Это хорошо, — с облегчением кивнула Мито, мысленно благодаря своего учителя. — Это очень хорошо, Хидеко-чан. Я надеюсь, самое страшное уже позади. Когда ты собираешься ехать домой? — Домой? — задумчиво повторила девушка, словно пробуя это странное слово на вкус. — Мито, мой дом теперь здесь. У Узумаки на мгновение пропал дар речи, и она могла только беспомощно открывать и закрывать рот. Хидеко же, все такая же умиротворенная и благостная, продолжила: — Все кланы со всей Страны Огня съезжаются в Коноху, потому что это место, где родилась новая большая мечта для всех. Мой отец этого пока не понимает, но обязательно тоже поймет, вот увидишь. Я буду первой из клана Хьюга, кто официально останется жить на этой земле. Ведь надо же с чего-то начинать. — Вдохновленная и как будто даже растроганная собственными словами, она подняла глаза на Мито. Взгляд у нее был какой-то странный, как будто девушка спала наяву. Узумаки почувствовала, как по ее позвоночнику заскользили холодные бусины тревоги. — А что по поводу Учихи Мадары? — осторожно уточнила она. — Кимико-сенсей считает, что вам не стоит больше встречаться. Она тебе говорила? — Я приношу извинения за свой срыв, Мито, — серьезно проговорила Хидеко, продолжая гипнотизировать сестру своим размытым пугающим взглядом. — Я тогда наговорила много лишнего и могла напугать тебя. У меня все хорошо. У нас с Мадарой-саном все хорошо. Я не так представляла себе мужчину своей жизни, но, проведя несколько дней в постели и обо всем подумав, я не вижу иного выхода, кроме как остаться с ним и ждать его предложения. — Предложения? — переспросила Мито, уже не пытаясь скрыть ужаса во взгляде. — Руки и сердца, — с готовностью пояснила Хидеко, и в ее мутных глазах на мгновение как будто вспыхнул огонек. — Он должен на мне жениться, разве не так? Он достойный и честный человек, вот увидишь. — Нет! — пылко воскликнула Мито, сжав плечи девушки и игнорируя гримасу боли на ее лице. — Он не честный и не достойный. Он садист и мерзавец, и ты должна спасаться, пока не поздно. Хидеко, умоляю тебя, не глупи. Только посмотри на это! — Мито торопливо вздернула рукава ее кимоно, обнажая уже начавшие выцветать синяки. — Он избил тебя и взял силой! Он... — Она замолкла, вдруг подумав, что могла сказать лишнего. Но лицо Хидеко осталось таким же безмятежным, разве что немного удивленным. — Он любит меня, — убежденно возразила она. — А я люблю его. И мы обязательно поженимся. — Это он так сказал? — сжала зубы Мито. — Сказал, что любит? — Он никогда не говорил обратного, — пожала плечами Хидеко. — Не прогонял меня и не делал того, на что я бы не согласилась. — Это ложь! Это... — Мито поднялась на ноги, отказываясь принять услышанное. — Ты просто... Ох, Хидеко-чан, что же мне с тобой делать. Хьюга улыбнулась, едва заметно пожав плечами и глядя на сестру своими страшными пустыми глазами. Не в силах больше выносить этого, Мито развернулась и направилась в дом. Говорить с Хидеко было бесполезно. Она словно бы пребывала в трансе, отказываясь воспринимать любые слова, если они шли вразрез с ее собственным мнением. Как будто кто-то или что-то загипнотизировали ее, как будто... — Не может быть, — выдохнула Мито, чувствуя, как у нее похолодели руки. Плохое предчувствие скрутило внутренности девушки, и она с трудом сдержала рвотный позыв. Зажав рот руками, она несколько секунд стояла неподвижно, глядя в пустоту широко вытаращенными глазами. Потом медленно опустила их, выпрямилась, и во взгляде ее появилась остервенелая решимость. — Ая! — крикнула она, и несколько секунд спустя служанка, склонив голову, уже стояла перед ней. — Я собираюсь спуститься в деревню. Подготовь, пожалуйста, мою прогулочную одежду. — Да, госпожа, — послушно кивнула та. Мито хорошо помнила тропу, ведущую к кварталу Учиха. Все началось именно с нее. Именно во время их прогулки здесь Хидеко увидела Мадару в первый раз. Уже тогда Мито нужно было предостеречь ее, напугать, если нужно, но она промолчала, потому что ей было это неинтересно, потому что Хьюга докучала ей и потому что она и подумать не могла, что ее глупенькая наивная сестра зайдет так далеко в попытках заполучить желаемое. Она знала, что на нее смотрят и показывают пальцем. Знала, что ее красные волосы не оставляют никаких сомнений в том, кто она такая. Знала, что шелковая двухслойная юбка особого кроя, позволявшая ей делать не по-женски широкие шаги и хлопавшая на ветру, вызывает неодобрительные взгляды и шепотки. Знала, что к вечеру в тавернах будут вовсю обсуждать ее гневный полет по деревне, но ей было все равно. Сейчас ей было плевать ровным счетом на все, кроме одного — как быстро она сможет добраться до цели и что ей делать, если Учиха Мадары не будет дома. Но он был. Видимо, о ее приходе ему доложили заранее, потому что он встретил ее на пороге собственного дома, опершись плечом на дверной косяк и сложив руки на груди. — Приветствую, Узумаки-сан, — произнес он, с нескрываемым удовольствием оглядывая ее с головы до ног. — Вы выглядите запыхавшейся. Что-то случилось? — Мне нужно поговорить с вами, Мадара-сан, — с вызовом отозвалась она, глядя ему в глаза. — У вас найдется для меня время? — Вам стоило заранее оповестить о своем приходе, — с деланным вздохом проговорил он. — Я не знаю, сумею ли выкроить для вас время в своем плотном графике... — Что, у вас есть другие несчастные девушки, которым вы запудрили мозги разговорами о женитьбе? — огрызнулась она. — А разве я вам уже такое предлагал? — искренне развеселился он. — Я говорю о своей кузине, Хьюга Хидеко, — процедила она сквозь зубы, глядя на него с такой злостью, что Мадара готов был поклясться, что чувствует, как пульсирует горячий воздух вокруг них. — Хорошо, пройдемте в дом. Тут ужасная жара. Когда она проходила мимо него, мужчина чуть склонил голову, вдохнув запах ее волос. Невысокая Узумаки едва доставала ему до плеча, но прежде, пока они не были так близко, он этого не замечал. Маленькая, но раскаленная, как печка зимой. Это обещал быть интересный разговор. Поборов искушение провести ее в свою спальню и поговорить там, Мадара пригласил свою гостью в кабинет. За прошедшие дни бумаг тут немного поубавилось, но место все равно вызывало щемящее чувство неприкаянности и заброшенности. — Послушайте, Узумаки-сан, я в самом деле не помню, чтобы предлагал вашей кузине... Он не договорил, потому что в этот момент его с ног повалил удар в челюсть такой силы, что мужчину швырнуло через всю комнату прямо в стеллаж со свитками. Тот под его тяжестью буквально развалился на куски, свитки брызнули во все стороны, а Мадара вполне ясно ощутил, как хрустнул его позвоночник, никак не ожидавший такого теплого приема. К тому же при падении он, видимо, прикусил губу, потому что кровь начала заливать его подбородок. В голове мелькнуло воспоминание о разбитом носе Тобирамы. Карма внезапно оказалась той еще сукой. — Что за демон в вас вселился, Узумаки-сан? — смеясь от шока и какого-то беспричинного веселья, спросил он и отер кровь с губ. Она медленно согнула в локте одну руку, поднимая ладонь на уровень лица. Вокруг ее пальцев, унизанных изящными кольцами с крупными камнями — так вот она причина разорванной губы, — медленно угасали голубоватые язычки чакры. — Для наложения, а особенно создания с нуля техник фуиндзюцу необходим исключительный контроль чакры, — проговорила она спокойным, но отчего-то ощутимо угрожающим голосом. — В процессе работы я обратила внимание на то, что если сконцентрировать достаточно чакры в кулаке при ударе и вовремя выпустить ее, сила атаки увеличивается в десятки раз. — Наверное, в таком случае мне стоит поблагодарить вас за то, что вы использовали лишь малую ее часть, — заметил он, медленно выбираясь из разрушенного стеллажа. Спина отозвалась протестующей болью, но он решил, что подумает об этом позже. — Я прошу вас оставить Хидеко в покое, — произнесла она, так же медленно опуская руку и глядя на него со смесью презрения и досады. — Она глупая наивная девочка, но не заслужила такого. Вы должны проявить милосердие и отпустить ее. — Я не держу ее, чтобы отпускать, — усмехнулся он, подходя ближе. Теперь ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо, и это странным образом его будоражило. Он пожирал ее глазами, упивался огнем ее пылающих глаз и запахом. Если Хидеко пахла цветами, то аромат кожи Мито был иным — пряным, дурманящим, похожим на смесь чистого лисьего меха и специй. Ему до дрожи хотелось погрузить пальцы в пылающее червонное золото ее волос и ощутить, как те прожигают его кожу до кости. — Вы прекрасно понимаете, о чем я, — скривила нос она, — Вы наговорили ей всякой ерунды, задурили ей голову, и теперь она убеждена, что любит вас. — Вот как? — рассмеялся он. — Что ж, такого эффекта я, признаюсь, никак не ожидал. У вашей кузины в самом деле не все дома, госпожа. Она снова замахнулась, но на этот раз он был готов и схватил ее за руку, воспользовавшись этим, чтобы дернуть ее ближе к себе. — Я вам гортань вырву, если вы меня не отпустите, Мадара-сан, — честно и даже немного ласково проговорила Мито, когда ее лицо оказалось практически рядом с его. Он хищно улыбнулся ей в ответ. Она чувствовала его дыхание на своих губах и думала о синяках на теле Хидеко. Этот мужчина, эти руки, эти пальцы. Интересно, что бы она сама почувствовала, если бы он... Он отпустил ее, и она с почти не наигранным отвращением приняла растирать свое запястье, за которое он ее схватил. — Видите ли, в чем дело, Узумаки-сан, — миролюбиво произнес Мадара. — Ваша кузина сама пришла ко мне и позволила мне делать с ней все, что я захочу. Я не похищал, не гипнотизировал и не принуждал ее. Она сама сняла одежду и легла под меня. — Вам стоило уберечь ее от этой глупости, — процедила Мито. — Разве вы не понимаете, кто ее отец и что поставлено на карту? — Прекрасно понимаю, — довольно кивнул он. — Это придало ситуации особую... остроту. Но я клянусь, что она была не против того, что случилось. Особенно... во второй и последующие разы. — Последующие? — задохнулась Мито. — Вы обвиняете меня в чужих грехах, Узумаки-сан. Я не пытаюсь никем притворяться. — Он развел руками, словно приглашая ее прильнуть к его широкой груди. — Я это я. Я не демон, но и точно не святой. Я предлагаю плоды своего дерева с протянутой рукой, но никому не заталкиваю их в глотку. Могу и вам предложить. Он осклабился, ожидая от нее возмущения, ярости или новой попытки ударить его, но тут произошло нечто совершенно иное. По-птичьи склонив голову набок, девушка вдруг тоже улыбнулась, и эта улыбка одновременно восхитила и напугала его. — Маловат ваш плод для моей глотки, — почти нараспев проговорила она. — Боюсь ничего не почувствовать. На несколько секунд он оцепенел, а потом начал смеяться — все громче и громче, с восторгом, почти теряя над собой контроль. — Вы восхитительны, Узумаки-сан, — выдохнул он. — Я не представляю, как мой бедный друг вас терпит, но... Продолжая улыбаться, она приблизилась на пару шагов и остановилась совсем рядом. Он перестал смеяться, потому что внезапно потерял возможность дышать вообще. Мерцающие золотые глаза, полные жидкого пламени, смотрели прямо на него, и он готов был поклясться, что каким-то боковым зрением видит пушистые длинные хвосты, бутоном распускающиеся у нее за спиной. — Если я еще раз вас с ней рядом даже учую, я вас убью, Мадара-сан, — произнесла она, и он едва сдержал дурацкое неуместное желание бухнуться на колени и потребовать, чтобы она привела этот приговор в исполнение немедленно, не теряя ни секунды и не мучая его больше. — Я не в ответе за поступки глупой маленькой девочки, Узумаки-сан, — охрипшим и слегка вибрирующим голосом произнес он, лаская ее глазами. — Вы уж меня простите, но я не могу контролировать ее порывы. Чего же такого ей не хватало все эти годы, раз она пришла ко мне? Раз возжелала именно меня, такого порочного и гадкого, каким вы меня, видимо, считаете? Решайте этот вопрос с ней, а не со мной. — Вы взяли ее силой. Вы обесчестили ее. Вы не оставили ей выбора, кроме как следовать за вами, — одно за другим выплюнула она ему в лицо. — Возможно. — Голос у него стал совсем тихим, перейдя на вкрадчивый шепот. Мадара нагнулся к ее уху, и на этот раз Мито не нашла в себе сил оттолкнуть его. — Но судя по всему ей это понравилось. Она вышла от него в ярости, совершенно выведенная из себя — не только его поведением и намеками, но и тем абсолютным осознанием, что в чем-то мужчина был прав. Хидеко вернулась к нему не потому, что он навешал ей лапши на уши или наложил на нее гендзюцу, как Узумаки заподозрила в какой-то момент. Нет, возвращаясь к нему во второй раз, она отлично понимала, кто он такой. Она знала, что будет с ней, и все равно пошла. В ней говорило не только отчаяние, но и что-то еще. Тяга к непристойному, к отвратительному, к грязному. Она надкусила запретный плод и возжелала еще. Она уже была больна насквозь — и телом, и разумом, и не было таких слов или доводов, что могли бы достучаться до нее. Начиная писать письмо, Мито несколько минут размышляла о том, кому его адресовать. Сперва она думала о госпоже Хьюга, но потом ей на ум пришли тягостные воспоминания из ее детства — тетя всегда требовала от них с Хидеко быть идеальными во всем, она не допускала даже малейшего промаха и постоянно твердила о достоинстве и добродетели. Она бы не стала марать свое имя и саму себя, приезжая сюда за Хидеко, а если бы и приехала, то сделала все только хуже, потому что таким людям, как госпожа Хьюга, были неведомы тайны красноглазых монстров и грязи, затаившейся в узорах пальцев. Но вот ее муж, господин Хьюга Хидеши, другое дело. Он беспокоился о дочери — пусть даже как о своем потенциальном вкладе в будущий союз с кем-то, пусть как о своей собственности. Но ему было не все равно, а значит, если суметь подобрать верные слова, он должен будет помочь. Увезти Хидеко подальше, помочь ей вылечиться и забыть обо всем. Он жесткий и категоричный, но Мито хотелось верить, что в глубине его души осталось место для любви к своей несчастной запутавшейся дочери. Мито бросила короткий взгляд в сад, где Хидеко лежала на покрывале и ее руки танцевали в воздухе под неслышимую музыку. Сердце ее сжалось на несколько мгновений, и девушка почувствовала нарастающее чувство вины, что, сбивая все плотины, все-таки поднималось в ней. — Прости меня, сестренка, — выдохнула она. — Прости, что не уследила за тобой. Пальцы Хидеко порхали в солнечном свете, а глаза ее, устремленные в мир за пределами реального, были пустыми и холодными, как грязный февральский лед.