ID работы: 3557001

Сага об Основателях

Джен
R
Завершён
403
автор
PumPumpkin бета
Размер:
1 563 страницы, 84 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
403 Нравится 1596 Отзывы 235 В сборник Скачать

Часть IV. Глава 12. Страна заходящего солнца

Настройки текста
Пытки не приносили Мадаре такого удовольствия, как честная битва один на один. В том, чтобы причинять боль связанному человеку, который не может сопротивляться, не было ничего захватывающего или приятного. Более того, это даже вызывало досаду из-за отсутствия какого-либо противодействия. Грязная и неблагодарная работа, но он отчего-то чувствовал необходимость провести ее в полном объеме и своими руками. Чтобы в будущем никто даже и помыслить не мог о том, чтобы предать его — или использовать в своих интересах. Отступив на пару шагов назад, он задумчиво склонил голову, педантично разглядывая свое творение. Потом снова приблизился и, взяв одно из полупрозрачных колец тонкого кишечника, перевесил его на гвоздь чуть повыше, закрывая большое пустое пятно окровавленной стены. Теперь это почти походило на расправившую крылья бабочку, пусть даже, чтобы ее разглядеть, пришлось бы позабыть обо всех морально-этических и эстетических нормах. — Ты закончил наконец? — с неудовольствием спросил Рэйдо, стоявший под козырьком чуть поодаль и беспрестанно поглядывавший на вход в узкий проулок, где в любой момент могли появиться поздние прохожие. И хотя от любых свидетелей можно было бы избавиться с помощью шарингана, его нервировал сам факт того, что он вынужден наблюдать за происходящим. То, что было запланировано как старомодная месть, превратилось в фантасмагорическую выставку современного искусства, где полотном стала стена «Волшебного сна», красками — внутренности Фэя и его нынешнего компаньона, заведовавшего подпольной бойцовской ареной, а инструментами — руки Учихи Мадары. — Да, — удовлетворенно кивнул тот. — Теперь все. Погоди, нужно убедиться, что на них падает свет. Не хочу, чтобы крысы сожрали половину моих стараний прежде, чем их найдут. — С этими словами он одним прыжком запрыгнул на фонарь и с громким металлическим скрежетом повернул его в сторону двух обезображенных тел. — Теперь нам точно лучше стоит убраться отсюда, — покачал головой Рэйдо. — При всем моем влиянии, если нас поймают с поличным, я смогу в лучшем случае спасти нас от трагической и, бесспорно, случайной смерти при задержании, но не более того. — Разве не о такого рода приключениях ты мечтал, когда спускался из своей Небесной Башни? — фыркнул Мадара, вытирая окровавленные перчатки с налипшими на них кусочками плоти о штаны. Его товарищ только скривил и без того стянутое шрамом лицо и ничего не ответил. Когда все только начиналось два месяца назад, он, прямо скажем, вообще ни о чем не думал. Просто прыгнул в омут с головой, а дальше его встретили такие зубастые и развеселые черти, что выбраться назад уже не представлялось возможным. Мадара довольно быстро восстановил форму. Он до сих пор иногда жаловался на боли в груди, а почесывание зудящей кожи чуть левее сердца уже стало его привычкой, как у иных накручивание волос на палец. Еще ему иногда снились кошмары, но он никогда не рассказывал, кто или что являлось ему в этих снах. Шиноби, что, по приказу Рэйдо, охраняли убежище Учихи, говорили, что тот стонет по ночам и иногда просит кого-то пощадить его. Но чаще просто тяжело дышит, словно задыхается, а потом подолгу сидит на постели и смотрит в окно. Рэйдо не задавал товарищу лишних вопросов, не считая себя вправе лезть к нему в душу — пока ментальное состояние того не мешало их общему делу. Да и в остальном, не считая этих двух моментов, Мадара чувствовал себя куда лучше, чем в прежние времена, когда его изводили голоса в голове. Когда Рэйдо однажды снова завел с Учихой разговор на эту тему, то получил загадочный ответ, что сейчас его разум под надежной охраной. И хотя больше мужчина ничего толком не сказал, у его напарника сложилось некое представление, что тот имел в виду. Возможно, к этому в равной мере имел отношение и зуд в его груди, и та стопка писем на белой и хрустящей рисовой бумаге, что Мадара хранил под замком среди прочих личных вещей. В конце концов, первое из этих писем принес как раз сокол самого Рэйдо. После того, как пребывание целый день на ногах перестало приносить ему дискомфорт, Учиха так и норовил улизнуть из дома несмотря на все попытки напарника его вразумить и удержать на месте. Сперва он лично проследил за тем, как его поддельное тело было обнаружено и выкопано АНБУ Конохи, затем зачастил в Амэ, где, оставаясь в тени и пользуясь именем мертвого брата, выслеживал людей, что имели отношение к заговору против него, едва не окончившегося его бесславной кончиной на бойцовской арене на потеху толпе. Сперва им удавалось от него прятаться, но позже, видимо убедившись в том, что он в самом деле не собирается восставать из мертвых, Фэй и хозяин бойцовской арены утратили прежнюю бдительность. И закончилось это на стене того самого заведения, в котором Мадара некоторое время назад едва не отдал душу подземным богам. «Ты должен был быть мертв!» — кричали они. «Мы отдадим тебе все, что есть», — умоляли они. «Тебе не сойдет это с рук!» — угрожали они. А потом замолчали, как и прочие, захлебнувшись собственной кровью и утратив возможность шевелить размозженными челюстями. Мадара за всю свою жизнь убил столь многих, что сам факт смерти давно перестал трогать его душу, но тот короткий момент осознания неизбежного, что вспыхивал в глазах его жертв перед самым концом — он его тревожил. В этот самый момент в их глазах он видел Космос, и это зрелище сложно было с чем-то сравнить. Разве что с морем белых цветов, покрывшим песчаный берег в тени огромного дерева. — К чему эта демонстративная месть мертвеца? — проворчал Рэйдо, когда они, передвигаясь по крышам, отдалились от злосчастного проулка на достаточное расстояние. — Кого ты пытаешься напугать? Никто не знает, что ты жив и за что ты мстишь. — Ну отчего же. Ты знаешь, — с улыбкой возразил ему Мадара, и от нее у мужчины со шрамом по спине побежали неприятные мурашки. — Я уже почти пожалел, что связался с тобой, — с досадой мотнул головой он. — Если бы Мито-сан видела тебя сейчас... — Во-первых, тебе не стоит лишний раз щеголять тем фактом, что ты в курсе интимных подробностей моей личной жизни, — почти ласково предупредил его Учиха. — А, во-вторых, если бы она меня видела, я не думаю, что возражала бы. В конце концов, это ее человек едва не проломил этим ребятам черепа друг о друга. Ты видел лишь ее светлую сторону, Рэйдо, и потому, возможно, слегка очарован ею. Но, поверь мне, внутри этого очаровательного хрупкого существа живет та, кто умеет причинять боль и упиваться своей властью над ней. Я пару раз имел удовольствие ее видеть, и знакомство было... весьма любопытным. Однако тебе не советую. — Ревнуешь? — коротко усмехнулся Рэйдо, которому было сложно представить маленькую вежливую Мито в роли разъяренной фурии. Мадара остановился так резко, затормозив на жестяной крыше и расплескав во все стороны собравшуюся там в лужи воду, что мужчина со шрамом едва не врезался ему в спину, в последний момент сместившись вправо. — Я скажу это только один раз и только потому, что мы с тобой товарищи, — коротко и очень выразительно произнес Учиха, не глядя на него. Кулаки его в этот момент рефлекторно сжались, но в остальном он оставался достаточно спокоен. — Тебе не стоит даже смотреть в ее сторону с какими бы то ни было мыслями, выходящими за рамки почтительной вежливости. Я не буду потом разбираться, пошутил ты или просто решил проверить свою удачу. Мито — моя. Это ясно? — Я думал, там история немного сложнее, — не подавая виду, что странное и не вполне разумное поведение Учихи его тревожит, заметил его компаньон. — И она не только твоя. — Вот скажи, ты специально нарываешься? — со вздохом уточнил Мадара, повернувшись к нему. — Давишь на больное, прекрасно зная, что я не люблю, когда посторонние лезут ко мне в душу. На что ты вообще рассчитываешь? — Ты же сам сказал, что мною всегда движет любопытство, — пожал плечами Рэйдо. — Быть может, я пытаюсь для себя нащупать ту границу, за которую лучше не переступать. — Ты ее нащупал, — выразительно двинул бровями его собеседник. — И бродишь по ней туда-сюда, как полный идиот. Моя семья тебя не касается. Я не желаю обсуждать ее ни с тобой, ни с кем бы то ни было еще. У тебя, я полагаю, могло сложиться ложное впечатление о том, кем мы нынче приходимся друг другу, но я спешу тебя уверить — ничего не изменилось. Ты мне не друг и не был им. Ты человек, который сам выбрал помогать мне, преследуя удовлетворение собственных амбиций. И, поправь меня, если я ошибаюсь, но я ничего тебе не должен, раз спасти и выхаживать меня ты согласился по доброй воле, не ставя никаких условий. Рэйдо открыл было рот, чтобы возразить, но потом так же быстро его закрыл. Было совершенно очевидно, что упомяни он снова имя Мито и напомни, что это именно она пришла просить о помощи, а потому по сути его должницей была она, Мадара мог бы в порыве ярости сделать какую-нибудь глупость. А учитывая, в каком состоянии сейчас были тела тех, кто разозлил его в последний раз, эта глупость могла быть очень и очень неприятной. — Хорошо, как скажешь, — благоразумно кивнул он, и тогда они снова сдвинулись с места. — Подождем немного, пока тела найдут и в деревне поднимется шумиха, — как ни в чем не было продолжил разговор Учиха. — После, когда убедимся, что грязная пена поднялась до самых высоких кабинетов, ты организуешь мне встречу с остальными старейшинами Скрытого Дождя. И мы с ними детально обсудим сложившуюся ситуацию и постараемся найти из нее выход. — Ты собираешься угрожать Небесным Башням? — не поверил своим ушам Рэйдо. — Считаешь, это разумно? У нас нет достаточного количества людей, чтобы противостоять им в открытую. — У нас есть я, — пожал плечами Мадара. — А у них нет рычагов давления на меня. Если будут сопротивляться, устроим небольшое показательное выступление. Люди под гендзюцу творят любопытнейшие вещи. Могут даже сожрать собственную руку, не чувствуя боли и считая, что глодают кукурузный початок. Правда, интересно? Перед глазами мужчины со шрамом очень ярко встала эта картина, и его невольно передернуло. — Зачем все это? — с досадой спросил он. — Почему тебе так не терпится превратить Амэ в свой личный рассадник кошмаров? — Поверь мне, я к этому вовсе не стремлюсь, — пожал плечами Мадара. — Я хочу просто получить симпатичную квартирку на верхнем этаже и право давать задания тем ребятам в черном, что считаются здесь элитой. Если все это мне отдадут без сопротивления, обещаю — никаких кошмаров, только взаимная вежливость и признательность. — Думаешь, это правильно? — нахмурился Рэйдо. — Ты здесь чужак. Ты ничего не знаешь об этих землях, но приходишь ниоткуда и заявляешь свои права на них, угрожая расправой, если тебе откажутся подчиняться? — Я мог бы понять твое возмущение, если бы в Амэ текли молочные реки вдоль кисельных берегов, — задумчиво произнес Учиха. — Но здесь и без меня хватает крови и помоев, и я достаточно долго прожил в этой деревне, барахтаясь в ее придонных течениях, чтобы понимать, о чем говорю. Кто знает, быть может, после того, как я пинком вытурю из ваших Небесных Башен этих зажравшихся трусливых дармоедов, жизнь в Скрытом Дожде станет чуть менее невыносимой? Как тебе такой вариант? — Не могу себе представить, чтобы человек вроде тебя заботился о нуждах бедняков, — помотал головой Рэйдо. К тому моменту они уже достигли края деревни и, спрыгнув за ее стены, теперь двигались по воде, скрытые от любопытных глаз плотной стеной дождя. Спутник Мадары знал, как обойти окружающие Амэ барьеры, и потому их никто не заметил и не остановил. — Я полон сюрпризов, знаешь ли, — усмехнулся Мадара. — И потом мне было на кого равняться в свое время. Люди удивительно простые существа. Им нужно в меру свободы и возможности прокормить себя и семью, но при этом ощутимые границы, которые не стоит пересекать. Как показывает практика, никого не нужно осыпать золотом — стоит просто дать в руки лопату и показать, в каком направлении копать, чтобы выбраться из дерьма. И если человек начнет копать, на него имеет смысл тратить время в дальнейшем. А иначе пусть себе подыхает, вопя о несправедливости и тирании, мне лично не будет его жаль. Я хочу посмотреть, что будет, если раздать местным целую кучу лопат. Может, Амэ еще всех нас удивит. Его спутник не ответил, тщетно пытаясь вообразить хотя бы примерно, что тот задумал и имел в виду. Но разум Учихи и его грандиозные идеи, граничащие с бредом и маниакальным безумством, были за пределами его понимания. Всякий раз, когда мужчине со шрамом начинало казаться, что он почти разгадал своего компаньона и постиг все грани его противоречивой сущности, тот совершал или говорил нечто такое, что снова совершенно сбивало его с толку. Он мыслил в абсолютно иных категориях и масштабах, и для него, казалось, просто не существовало слово «невозможно». Это в равной мере подкупало и внушало смутный подспудный страх — что, если однажды досадным препятствием на его пути станет что-то или кто-то менее виновный, чем двое нечистых на руку дельцов с нижних улиц? Что, если, следуя за своей, одной ему видимой, темной звездой, Учиха Мадара решит, что умереть нужно десяткам — или сотням? Там, где обитали силы, о которых он говорил и мечтал, не было разделения на добро и зло, на правильное и неправильное, на Космос и Хаос. Что или кто сможет остановить его, если однажды утром он окончательно потеряет связь с реальностью и позволит своим грандиозным, но губительным мечтам окончательно его поработить? Рэйдо не хотел об этом думать, но избавиться от этих мыслей с каждым днем становилось все сложнее. Им нужен был какой-то запасной план, какой-то аварийный рычаг, за который можно было бы дернуть, если все покатится по наклонной. Но пока, когда он размышлял об этом, ему на ум приходил только один человек — тот самый, чьи письма Мадара так бережно хранил под замком в своем сундуке для бумаг вперемешку со свитками и книгами, посвященными риннегану. Вернувшись домой в тот вечер, Учиха, убедившись, что за ним никто не наблюдает — по крайней мере, уж совсем в открытую и через окно — открыл этот самый сундук и достал из него последнее свернутое в несколько раз письмецо, пока еще не слишком мятое и не захватанное им. Оно пришло всего несколько дней назад, и Мадара до сих пор иногда доставал его, чтобы перечитать. От бумаги, к сожалению, пахло скорее птицей, чем той, кто наносил на нее иероглифы, и все равно мужчина не мог удержаться от соблазна поднести ее к лицу и вдохнуть аромат. Ему нравилось представлять, как Мито писала это — вероятно, склонившись над столом, выводя символы один за другим, и закатное солнце играло в ее струящихся по плечам алым волосам. За окном было видно море и зеленые кроны сосен, а теплый августовский ветер заносил в комнату запахи соли и рыбы. Иногда он так погружался в этот образ, что готов был поклясться, что слышит перезвонный шум прибоя, тающий в отдалении. «Здравствуй, мой хороший. Мне удалось выкроить немного времени, чтобы написать тебе. Мы по-прежнему здесь, в стране заходящего солнца. Мой муж решил подремать после обеда, а сын умчался на берег играть с местными мальчишками. Ему очень здесь нравится — он куда спокойнее и комфортнее ощущает себя в среде обычных детей, не умеющих владеть чакрой и не ожидающих чего-то подобного и от него. Тут он такой же, как все, а не сын своего отца. Я вижу, как ему этого не хватало и как сильно на него давит громкое имя его родителей. Мне кажется, когда мы соберемся возвращаться домой, это может стать настоящей проблемой, но пока мне не хочется думать об этом. В своем предыдущем письме ты спрашивал, как идет выздоровление моего мужа. Что ж, ему уже лучше. После того, как мы сюда приехали, он стал лучше спать и постепенно избавляется от своей угнетающей меланхолии. Мы много гуляем: я прикатываю его кресло на берег, и мы смотрим на закат. Он уже пытается вставать сам, но получается с переменным успехом. И тем не менее мы верим в лучшее. Ему идет на пользу общение с сыном и с моим отцом, с которым они вечерами напролет режутся в карты на террасе нашего дома. Хорошо еще, что я отговорила мужа играть на деньги, иначе он бы уже проиграл всю нашу деревню. Меня печалит лишь то, что он, кажется, совершенно потерял уверенность в себе. Постоянно бормочет себе под нос, что он просто развалина, что ни на что не годится. Собирается назначить брата вместо себя, когда вернется, представляешь? Это так глупо и так... бессмысленно. Неужели, чтобы он захотел жить так, как ты предлагал ему, нужно было обязательно сломать ему ноги и отнять волю к жизни? Эта мысль что-то убивает внутри меня, я не могу и не желаю видеть его таким. Порой я думаю, что, быть может, если бы я рассказала ему, что ты в порядке, это бы заставило его очнуться и прийти в себя. Но не беспокойся, я этого не сделаю. Мне кажется, что, если он поймет, что не справился и не смог защитить деревню даже такой дорогой ценой, то это окончательно сломит его. Прости, что тон моего письма стал таким горестным, я вовсе не хотела выплескивать это на тебя. Но эта переписка стала для меня отдушиной, как будто возможностью выкричаться в пустоту. Ох, могу поклясться, ты уже трижды проклял тот день, когда решил впервые написать мне. А я все не могу остановиться, слова сами соскальзывают с кисти, и скоро мне придется отправлять не одного сокола, а целый выводок птиц, чтобы донести их все. А потому мне приходится заканчивать. Что же касается твоего последнего вопроса, то здесь я не могу сказать тебе ничего определенного. Он иногда говорит со мной в моих снах, но, мне кажется, он жил там всегда, даже когда мы не были единым целым. А потому он меня не пугает. Даже легче от того, что... Ну знаешь, что можно убеждать себя, что это все он, а не я. Меня пугает лишь мысль о том, что он может вырваться. Он иногда говорит об этом. Что во мне много тьмы, которую я привыкла сдерживать и контролировать. И что однажды он ею воспользуется. Как думаешь, неужели это в самом деле возможно? Напиши мне, как твои дела. Как твое здоровье и не беспокоит ли тебя та штука в груди. Мне не слишком понравилось то, что ты писал об этом в прошлый раз. Быть может, имеет смысл показаться доктору? Хотя, признаюсь, я сама не знаю, к кому можно обратиться с такой... необычной проблемой. В любом случае береги себя и не делай того, о чем бы тебе не хотелось мне писать. Я буду ждать твоего ответа. Твоя Ми.» «Не делай того, о чем бы тебе не хотелось мне писать», — он дважды пробежал глазами эту строчку. Потом неловко хмыкнул, размышляя, стоит ли писать той, что так ждала его ответа, о сцене, что сегодня разыгралась на задворках Амэ. Постепенно пришел к выводу, что нет, не стоит. По крайней мере — не во всех подробностях. Обойдемся чем-нибудь лаконичным и туманным, например: «Я недавно навестил наших старых друзей, с которыми ты имела возможность познакомиться во время своего первого визита в эти дождливые земли. Если бы могли, они бы передали тебе привет и свои искренние извинения за доставленные неудобства, но, боюсь, по ряду причин это более не представляется для них возможным». Улыбнувшись себе под нос и продолжая думать о тех, кто сейчас находился за много десятков ри от него, Мадара пододвинул к себе тонкую бумагу для писем, предназначенных для отправки соколиной почтой, и начал писать ответ.

~ * * * ~

Волны неторопливо накатывали на берег, оставляя после себя на каменистом берегу кружевные клочья пены. Солнце медленно клонилось к закату, превращая воду в кипящее золото, что слепило глаза. Сняв сандалии и держа их за ремешки в руках, Мито неспешно шла вдоль полосы прибоя, осторожно ступая по нагревшейся за день влажной гальке. Ветер с моря сдувал ее длинные распущенные волосы вбок, и она придерживала их пальцами у левой стороны лица, чтобы они не лезли в рот и в глаза. Ее кимоно было подвязано выше колен, чтобы не намокнуть, и она улыбалась ощущению крупных соленых капель попадавших на открытую кожу. Здесь она снова чувствовала себя ребенком, лишенным тревог и не отягощенным ошибками прошлого. Это ощущение было сложно с чем-то сравнить — эти берега остались прежними, такими, каким она их знала и помнила, а вот она сама очень изменилась. И теперь ей сложно было не задаваться вопросами о том, какие перемены и события в ее жизни были по-настоящему важны. Словно здесь, у моря, залитого светом заходящего солнца, она встретила саму себя из прошлого. И та, маленькая, Мито внимательно и серьезно смотрела ей в глаза и спрашивала, а помнит ли она, о чем они мечтали и кем хотели стать. Что тогда считали важным и в чем себе клялись. А взрослая Мито не знала, что ей ответить. Слишком многое переменилось с тех пор, как она ребенком выкидывала в воду свои украшения для волос и обижалась на отца за то, что он постоянно уезжает и оставляет ее одну. Теперь она приехала на этот остров с мужем и ребенком, и ей сперва было непросто встроить их в окружающий пейзаж. Словно допустить к самому сокровенному, позволить глазами и рукой переворошить ее детские воспоминания. Они еще никогда не были здесь вдвоем — Хаширама заезжал к ее отцу еще до рождения Итамы и потом бывал здесь проездом, когда направлялся на переговоры в Страну Воды. А она сама... Она сама практически не выбиралась из Конохи до этого года. И теперь очень жалела об этом, потому что нигде ей не дышалось так легко и нигде мир не казался таким правильным и приветливым, как здесь. Узушио больше не была ее домом, но она до сих пор была местом, где обитало ее детство и воспоминания о времени невинности и веры в то, что мир справедлив и честен. Прикрыв глаза от солнца ладонью, она всмотрелась в неподвижную фигуру в кресле, сидящую на краю искусственно созданной каменистой насыпи, игравшей роль волнореза. Хаширама смотрел на закат, мыслями витая где-то очень далеко отсюда. Но эта легкая дневная греза больше не походила на глубокое топкое болото, откуда он не смог бы выбраться без посторонней помощи. За последние полтора месяца, с тех пор, как они прибыли сюда, у него больше не было ни одного провала в памяти. Ветер раздувал его длинные волосы, завивая и закручивая их за его спиной, солнце золотило его смуглую кожу, а взгляд мужчины был спокоен и умиротворен. Из-за плеска воды он не слышал мягких шагов жены по камням, но когда она обняла его за плечи, он не вздрогнул — только улыбнулся, накрыв ладонью ее руку на своем плече. — Где Итама? — спросил он. — Они вместе с другими мальчишками ныряют со скал на южной оконечности острова, — отозвалась Мито. — Это ведь не опасно, правда? — уточнил он, качнув головой. — Не более опасно, чем лазать по деревьям в лесу Койо, — пожала плечами она. — Волны там слабые, и подводных течений нет. Ребятня там прыгала, еще когда я была маленькая. Поколения меняются, а забавы остаются все теми же. И это они еще не знают, сколько там подводных пещер с жемчужными раковинами! — Ты тоже ныряла вместе со всеми? — спросил ее муж, пытаясь что-то себе представить. — Нет, — помотала головой она. — Мама считала, что девочке моего статуса не положено играть с чумазыми детишками рыбаков. Мне дозволялось только степенно прогуливаться в кимоно вдоль берега вместе со своей няней. Я им жутко завидовала, помнится — тем, кому не приходится ограничивать себя и кто может жить той жизнью, которую сам себе выбрал. — А сейчас? — Хаширама наконец повернулся к ней лицом, из-за чего ему пришлось изогнуть шею и поднять голову кверху, поскольку жена стояла позади его кресла. — Сейчас я прихожу к пониманию, что люди могут сознательно выбирать себе очень непростую жизнь, — задумчиво отозвалась она. — И тем не менее быть счастливыми. Жизнь, состоящая сплошь из веселья и радости, это иллюзия, в которую мы верим, пока не повзрослеем. Но в то же время, взрослея, мы учимся принимать испытания, что посылает нам судьба, со стойкостью и терпением. А некоторые даже с азартом. Быть счастливым — это выбор, но куда более непростой, чем может показаться на первый взгляд. — Когда-то я думал, что буду счастлив, если сумею изменить мир к лучшему, — отозвался Хаширама, немного поразмыслив над ее словами. — А теперь... да, теперь понимаю, что все немного сложнее. И что даже самые прекрасные и возвышенные мечты могут разочаровать, если их исполнение не наполнит тебя тем счастьем, каким наполняют... вещи, о которых ты прежде и не помышлял. Лицо его заволокло тенью, и Мито, которая уже привыкла мгновенно подмечать тот момент, когда ее муж начинал погружаться в меланхолию, тут же отвлекла его вопросом: — Хочешь искупаться, пока солнце еще не село? Вместо обычной вечерней гимнастики? Помнишь, что говорил доктор? — Но как же... — удивленно и немного растерянно вскинул брови он. — Я сама тебе помогу, — пожала плечами она. — Не такой уж ты и тяжелый, как они все там делают вид. Мне кажется, после такого философского разговора про выбор и счастье, самое время доказать на деле, что ты готов выбирать для себя. Она обошла его кресло и, встав напротив, протянула ему руку. Хаширама какое-то время сомневался, словно пытаясь придумать или вспомнить такие аргументы, которые смогли бы разубедить его решительно настроенную жену, но не смог. И потом, ему до сих пор было неловко за тот раз, когда она была рядом во время одного из последних его сеансов гимнастики. Инструктор настаивал на том, чтобы Сенджу дошел до конца тренировочной дорожки, представляющей собой два параллельных деревянных поручня, служивших ему опорой. А у него тогда категорически не хватало на это сил, но что куда важнее — это казалось ему совершенно бессмысленным, ведь было очевидно, что ему никогда не вернуть себе прежнюю форму. И, может быть, поэтому или потому, что он просто разрешил себе сдаться, мужчина упал на половине пути, ударившись плечом об один из поручней. Вскинув взгляд, он увидел, как в тот момент побледнела Мито, и почти ощутил ее порыв немедленно броситься к нему и помочь подняться на ноги. Но она осталась стоять неподвижно — как и его инструктор. Они оба стояли молча и ждали, пока он передохнет, а потом сам встанет на ноги. Потому что знали, что он может это сделать — знали и заставляли его тоже это признать. Но он не стал. Просто остался сидеть на полу, глядя в открытое окно на растущие в отдалении сосны. Инструктор тогда ушел, так и не дождавшись, что он изменит свое решение. А Мито осталась. Она сама опустилась на татами, положив локти на согнутые колени, и больше не двигалась с места. Не помогала ему дойти до его кресла на колесиках, не предложила воды или еды, не спрашивала, как он себя чувствует. Просто была рядом и ждала, пока он сам решит сделать эти проклятые три шага. Тогда он испытал по отношению к ней много разных эмоций, начиная от трудно подавляемого раздражения, что в целом было не свойственно его натуре до всех этих печальных событий, и заканчивая столь приятной в тот момент жалостью к себе. Они сидели в том зале до самого вечера, и лишь когда Хаширама осознал, что его жена ничего не ела и не пила больше шести часов, это заставило его взять себя в руки и встать. Когда он дошел до конца дорожки и потом все же сел в свое кресло, Мито ничего ему не сказала. Просто мягко поцеловала в щеку, а потом покатила его в комнату, где их ждал давно остывший ужин. Но отчего-то эти холодные рисовые колобки со свежей рыбой внутри тогда показались Сенджу удивительно сочными и вкусными, словно он уже в принципе давно не ощущал вкуса настоящей еды. Мужчина и понятия не имел, как горько плакала его жена в ту ночь, уткнувшись лицом в подушку и глотая рыдания, чтобы ни единая живая душа не услышала ее. Тогда, поглощенный собственным отчаянием и меланхолией, он просто не задумывался о том, как тяжело ей было сохранять надежду и продолжать быть сильной для него. Чего скрывать, он принимал ее жертвы и помощь как должное и искренне считал, что именно с ним судьба обошлась суровее всех. Но вот сейчас, без особой гордости вспомнив тот эпизод с тренировочной дорожкой, Хаширама все же без лишних слов позволил жене помочь ему подняться, а потом, обхватив ее одной рукой за плечи и опираясь на них, спуститься к воде. Закатав его летние шаровары повыше и подвязав их тесьмой, Мито окинула его ноги коротким внимательным взглядом, словно убеждаясь, что за прошедшие сутки с ними ничего не произошло. Нет, ничего не изменилось — та же взрытая шрамами, изуродованная плоть, лишенная каких-либо четких линий и прежнего рельефа. То же угрожающе опухшее левое колено, которое у мужчины до сих пор не сгибалось, и те же темные вены, вязью проступавшие сквозь истончившуюся кожу. Даже Хаширама, который никого и никогда не оценивал по внешности, находил этот вид отталкивающим, но Мито, казалось, он совершенно не пугал и не смущал. Она помогала ему мыться и делала лечебный массаж, благо что практика с Акико в этом отношении сослужила ей добрую службу. И когда она поднимала глаза от его ног, он видел в них только любовь — и твердую убежденность в том, что все можно исправить. Возможно, именно благодаря ей, он и сам постепенно начинал верить во что-то подобное. — Хорошо, теперь сюда, — кивнула она на следующий большой камень, и Хаширама послушно поставил туда левую ногу. Потом, перенеся основной свой вес на поддерживающую его жену, сделал шаг правой и ощутил, как его щиколотку окутала теплая морская вода. Прикосновение было приятным и слегка щекочущим, и, несмотря на привычную ломоту и тяжесть во всем теле, Первый улыбнулся. Увидев его улыбку, Мито довольно качнула головой и сказала: — Еще немножко осталось. Скоро станет полегче. Она была права — когда вода поднялась ему выше колен, дно стало песчаным и более приветливым к его неуклюжим шагам, и к тому же теперь он чувствовал, что его поддерживает не только невысокая худенькая жена. И скоро он даже смог отпустить ее плечи и держаться в воде самостоятельно, медленно двигая ногами и иногда ненадолго опуская их на песок. В море он всегда чувствовал себя лучше. Возможно, еще и потому, что был уверен — у него под ногами нет переплетенных корней, спящих и ждущих своего часа, чтобы вцепиться в него. Поэтому, когда Мито отступила от него на несколько шагов и, обернувшись, поманила к себе, как ребенка, только учащегося ходить, он не испытал ничего, кроме теплой волны благодарности по отношению к ней. Сейчас ему было странно думать, что еще год назад он не мог себя заставить прикоснуться к этой женщине или заговорить с ней о чем-то постороннем. Тогда она представлялась ему воплощением всех его слабостей и пороков, которые он отказывался принимать в себе. А теперь, словно по мановению волшебной палочки, она совершенно преобразилась — и стала средоточением его силы и веры в лучшее. Не будь ее рядом, он бы, наверное, действительно сдался, погребенный чувством вины и разочарования в самом себе. А с ней — просто не мог себе этого позволить. Если она сумела простить его за все эти годы, но что куда важнее — за то, что он сделал с их мечтой на троих, он просто не имел права ее подвести. Хаширама давно уже убедил себя в том, что все, что Мито делает для него и как ведет себя, дается ей легко и без особых душевных усилий. Просто потому, что она была сильной, великодушной и мудрой. О том, скольких слез и полных отчаяния ночей ей стоила эта сила, он даже не догадывался. А, может, просто, как всегда, не хотел этого знать. — И все же почему ты остаешься со мной? — с искренним непониманием спросил он, когда ему удалось преодолеть разделявшее их расстояние, и он даже нашел в себе силы не повиснуть на ней сразу же, чего очень хотелось его подрагивающим от напряжения и мышечной боли ногам. — Я же... — Еще раз скажешь «развалина», я за себя не ручаюсь, Сенджу Хаширама! — нетерпимо поджала губы она. — Но ведь так и есть, — с грустной улыбкой заметил он. — Я уже даже не могу быть Хокаге. А мои собственные дзюцу убивают меня. Моя необыкновенная способность к регенерации, которую Акайо-сан называл надеждой будущих поколений и потенциальной революцией в медицине, привела к тому, что мое тело... — Он скривился. — Превратилось в то, во что превратилось. И я уже очень давно не чувствую той воли и решимости, что столько лет заставляли меня защищать нашу деревню. Во мне больше совсем ничего не осталось. — Ты не прав, — покачала головой Мито, чуть сдвинув брови. Ее светлое кимоно посерело от пропитавшей его воды и всплыло пузырями к поверхности, а мокрые волосы прилипли к спине. Чуть разведя руки в воде, она балансировала на кончиках пальцев, как танцовщица, и он смутно видел изящные линии ее белых бедер под водой. — Я не знаю насчет Хокаге или твоих дзюцу, но ты по-прежнему мужчина, которого я люблю. И который сводит меня с ума. Любить тебя было самым сложным и самым прекрасным испытанием в моей жизни, но я не жалею, что не отступилась от него. — Мито, но я же... — Его взгляд наполнился горечью. — Посмотри на меня. — Я смотрю, — кивнула она. — Вижу те же глаза, те же губы, те же плечи и руки. И пара шрамов на твоих ногах меня не пугает. И совершенно точно не отменяет того факта, что я безумно скучаю по твоему телу. Она приблизилась, и он ощутил движения воды от ее мягко перебирающих по дну ног. Потом, оттолкнувшись от песка, молодая женщина обняла его за шею и, притянув к себе, поцеловала его соленые и чуть влажные от воды губы. Он сперва ей не ответил, тщетно пытаясь отыскать в этом поцелуе жалость или попытку его утешить. Но потом сдался, ощутив к тому же весьма ясный сигнал снизу, что не вся вторая половина его тела пострадала и выведена из строя. Когда она отстранилась, призывно и искушающе улыбаясь, ее золотые глаза так и искрились нетерпением и желанием, и Хаширама почувствовал, что начинает терять голову. Он не знал, как у нее это выходит, но Мито сейчас смотрела на него так, словно не было всех этих лет, их недопониманий и взаимных упреков, не было битвы с Мадарой и его тяжелого ранения. Словно они лишь недавно познали близость друг друга, и теперь ей не терпелось распробовать ее в полной мере. Словно во всем мире были только они одни и время остановило свой бег. Ее глаза обещали ему блаженство, а ее тело, все такое же гибкое, податливое и мягкое, как много лет назад, когда они впервые разделили ложе, все еще было для него воплощением совершенства — опасного и полностью осознающего свое пленительное превосходство над его здравым смыслом и самообладанием. — Здесь нет никого, кроме нас, — шепнула она ему на ухо, когда он, разгоряченный и заведенный до предела, раскрыл ворот ее кимоно, обнажив шею, плечи и грудь, и припал к ним губами. — Ты с ума сошла, — пробормотал он ей в ответ, горячим дыханием щекоча ее кожу. — Не прямо же здесь... — Нас никто не увидит. А если даже и увидит... Что ж, пусть завидуют мне. — Она усмехнулась, склонив голову набок и кусая губы. — Сумасшедшая, — мотнул головой Хаширама, продолжая, однако, целовать ее. — Смирись с неизбежным, Первый Хокаге, — фыркнула она, просунув руку к нему под одежду и крепко сжав его самую чувствительную на тот момент часть тела. С губ мужчины сорвался короткий хриплый стон, а перед глазами запрыгали радужные мушки. У них столько времени не было близости, потому что он искренне считал, что больше на это не способен, а она не хотела давить на него, пока он восстанавливался. Может быть, именно поэтому — а еще, конечно, потому, что его жена была просто восхитительно горяча в тот момент, когда одной рукой ласкала его и нашептывала ему на ухо, чего именно ей хочется — ей не понадобилось больше ничего делать, чтобы, давя глухой судорожный стон, вжимаясь губами в ее нежное белое плечо, он излился прямо ей в ладонь. — Прости, — тяжело дыша, после сконфуженно пробормотал он, потом приглушенно и немного рассмеялся. — Прости, я не специально. — Ладно, будем считать, что ты легко отделался, — вздохнула молодая женщина, встряхивая пальцы под водой. — Но я тебе это еще припомню. А Хаширама продолжал смеяться, обнимая ее одной рукой и уже совершенно не чувствуя боли в искалеченных ногах. Позже, когда они выбрались на берег и принялись приводить в порядок наполовину слезшую и насквозь мокрую одежду, мужчина уловил момент и, придвинув к себе жену, проникновенно прошептал в ее живот. — Твоя мамочка та еще проказница, малыш. А твой папочка совершенно не может ей противостоять. Сам еще узнаешь, каково это. Бес-по-лез-но. — Последнее он произнес по слогам, прикрыв глаза и по новой проматывая у себя в голове то, что только что произошло в воде. — Может, это будет девочка, — заметила Мито, наблюдая за ним с равной долей смущения и умиления. — Ох, — пробормотал Хаширама, поднимая лицо к жене. — Если она хотя бы вполовину будет так же хороша, как ее мама, нам не избежать судьбы того государства, которое пало из-за деревянного коня. — А если это будет мальчик и он будет хотя бы вполовину так силен, как его отцы, то нас ждет, по меньшей мере, еще целая эпоха великих перемен, открытий и чудес, — не осталась в долгу она. — Открытий и чудес, мда, — пробормотал он и немного погрустнел, снова вспомнив о Мадаре. Но, впрочем, надолго тень на его лице не задержалась. Пусть их весна и домик на берегу остались в прошлом, кое-что хорошее из того времени им все же удалось забрать с собой. Что-то, не запачканное кровью и сожалениями и представляющее собой концентрацию той большой и беззаветной любви, что они осмелились разделить на троих. — Давай завтра придем пораньше? — предложил Хаширама, кивнув на медленно остывающее после заката небо, на туманных окраинах которого уже проступили из сумеречной дымки первые звезды. — Эта тренировка мне понравилась больше тех, которыми меня изматывает сенсей. — Что ж, посмотрим на твое поведение, — многозначительно заметила Мито, оправляя прическу и поднимаясь на ноги. — Идем? Сев в свое кресло и с громадным удовольствием откинувшись на его спинку и расслабив дрожащие после неожиданной нагрузки ноги, Хаширама вложил свою широкую смуглую ладонь в ее маленькую белую ручку. — С тобой — куда угодно, — ответил он, любуясь смущенной, но полной нежности улыбкой осветившей ее лицо. Рана в его душе, нанесенная сперва серпом Мадары, а потом своим собственным мечом, которым он пронзил Учиху, еще не заросла и мучительно давала о себе знать долгими бессонными ночами, соревнуясь в этом с болью в его ногах, которую до конца не могли заглушить ни одни отвары и медицинские дзюцу. Но здесь и сейчас, на этом пустынном берегу, под первыми звездами, глядя в глаза любимой женщине, Хаширама впервые подумал, что, возможно, он как-нибудь сумеет с этим справиться.

~ * * * ~

Над рынком витал густой и плотный аромат пряностей, перебивающий все прочие запахи и сильно ударяющий в голову. На проседающих под тяжестью товаров прилавках стройными рядами расположились мешочки с пряностями — шафраном, паприкой, красным перцем, карри, имбирем, мускатным орехом, куркумой и еще множеством других специй, которые своим красочным многоцветьем перекликались с одеждами местных жителей и торговцев. Льняные многослойные хламиды, перехваченные тонкими кожаными поясами, совсем не походили на традиционные кимоно, и первое время жизни в Скрытом Водопаде Хидеши находил возмутительным тот факт, что они обнажали женские голени почти до самых колен. Местные женщины украшали свои щиколотки звонкими монистовыми браслетами, а кисти рук — цветочными узорами, выполняемыми специальной краской из сушеных листьев. Они не убирали волосы в строгие прически, предпочитая частично заплетать их в многочисленные косы, перевитые разноцветными лентами. Они были смуглыми и дерзкими и не боялись смотреть ему прямо в глаза, что считалось возмутительным и почти провокационным в той среде, где он вырос и был воспитан. Хьюга находил их до крайности распущенными и не понимал, почему их мужчины позволяют им так себя вести. К слову, мужчины здесь тоже носили одежды разных цветов, чаще всего оранжевых и красных, что обозначало их принадлежность к воинскому сословию шиноби. Торговцы ходили в грязно-голубом и сером, ремесленники и крестьяне — в коричневом и бледно-желтом. Сам же Хидеши так и не рискнул примерить на себя их одежды, слишком свободные и продуваемые всеми ветрами, предпочитая свои старые кимоно. На него здесь многие оборачивались, и дело было не только в том, какую одежду он носил. К заинтересованным и откровенно заигрывающим женским взглядам он давно привык и даже не воспринимал их как нечто требующее реакции. Куда больше его интересовали другие взгляды — напряженные, внимательные, отслеживающие каждый его шаг. Он чувствовал их, затаившихся в тени, и ему для этого даже не нужно было активировать бьякуган. Однажды он прихлопнет этих навязчивых кровососов, но пока что ему приходилось делать вид, что он их не замечает. Такиро Сеиджи, лидер Скрытого Водопада, следил за ним скорее по годами въевшейся привычке, чем из реальной необходимости, но так уж вышло, что на этот раз его паранойя его не спасла. Хидеши действовал исподтишка, растягивая свои сети медленно, но неотвратимо, одну за другой воруя фигуры противника и переводя их на свою сторону. Вот и сейчас из двоих сопровождающих, что следовали за ним с Яро от самого дворца, один был их человеком — сам того не подозревая, конечно. И если бы вдруг возникла такая необходимость, он бы отвлек разговором или даже напал на своего спутника, повинуясь мысленным командам Яманака и считая это исключительно собственным решением, логически и эмоционально обоснованным. — Ты бы смогла такое носить? — кивнул Хьюга на вывешенный около одного из прилавков комплект одежды, состоящий из коротких небесно-голубых шаровар и безрукавки того же цвета. Вокруг последней был небрежно обвязан пестрый пояс, по фактуре и мягкости больше походивший на шарф. — Он не выглядит удобным, господин, — подумав, отозвалась его светловолосая спутница. — Меня бы отвлекали мысли о том, насколько плотно запахнут ворот и не слишком ли задрались штанины. Цель одежды — скрывать тело и защищать его, а не привлекать внимание. Особенно для шиноби. — Я тоже так считаю, — серьезно согласился он. — Таким вещам место в спальне, но никак не на улицах. На мгновение его разумом завладела яркая, но совершенно непрошенная картинка — он представил, как бы подобная одежда смотрелась на его дочери. Даже будучи мертвой, даже сбежав от него за порог смерти, где он никак не мог ее достать, Хидеко все еще обитала где-то в глубине его разума, незваным призраком выбираясь на поверхность именно тогда, когда он ждал этого менее всего. С годами он начал забывать черты ее лица и запах ее волос, но ее глаза — большие, широко открытые, полные столь сладостных для него страха и покорности — он помнил прекрасно. Помнил, ненавидел и обожал одновременно. То, как она смотрела на него, когда он приказывал ей ложиться на стол и поднимать подол кимоно, было лучшим и самым будоражащим его воспоминанием, насытиться которым он не мог даже с течением неумолимых лет, все дальше уносящим его от тех восхитительных моментов и превращая их то ли в старый сон, то ли в лихорадочную фантазию — из тех, что наполняли его промежность свинцовой горячей тяжестью. — Господин? — Яро осторожно тронула его за плечо, возвращая к реальности. — Прости, я задумался, — несколько резковато ответил ей он, отворачиваясь, чтобы она не увидела горячечного румянца на его щеках. — Думаю, на сегодня хватит прогулок. Мне нужно связаться с Токой-сан и убедиться, что все идет по плану. Ты можешь это устроить? Яро неуверенно обернулась, чтобы убедиться, что его последние слова не услышали их конвоиры, которые сейчас стояли всего в нескольких шагах позади. Обычно Хидеши не позволял себе подобной несдержанности, наоборот — его хладнокровие всегда восхищало ее. И тем не менее, провоцируемый совершенно разными вещами, связи между которыми девушка не улавливала, он порой погружался в это болезненно-возбужденное состояние, во время которого ему не стоило попадаться под руку. Однажды, будучи на взводе, он избил одну из служанок Такиро за то, что она якобы подала ему остывший ужин. А кулаки у него были тяжелые и точные, он, без сомнения, знал, куда и как надо бить, чтобы не оставлять следов. Служанка после того случая, как узнала Яро, еще полмесяца мочилась кровью и едва могла ходить, а Хидеши не запомнил ни ее имени, ни даже лица. К счастью, саму Яманака он никогда не трогал — да и она была достаточно благоразумной, чтобы в периоды его временного помешательства не провоцировать мужчину, а лучше и вообще не попадаться ему на глаза, если он сам не хотел иного. Покинув рынок, они прошли по длинной извилистой улице, утопающей в зеленой тени сомкнутых над крышами древесных крон. Словно сетуя на слишком тесные квартиры, над ней гроздьями нависали самодельные балконы, между некоторыми из которых были даже натянутые веревочные мостики. Балконы опасно накренялись под тяжестью стоявших на них скатанных ковров, висящего стираного белья и кадок с цветами, и порой Хьюга искренне опасался за свою жизнь, когда они с Яро шли под ними. Этот квартал Скрытого Водопада напоминал ему неустойчивый карточный домик — если баланс будет нарушен хотя бы в одной его части, это неминуемо повлечет за собой обрушение и всех остальных. К дворцу Такиро вела длинная лестница, выдолбленная в природной скале, по обеим сторонам которой спускались мелодично журчащие водные каскады, чьи берега густо поросли мокрецом. Сквозь каменные ступени, потемневшие от времени и сырости, кое-где пробивался мох, и когда шел дождь, здесь невозможно было пройти, не используя чакру — иначе существовал весьма ощутимый шанс поскользнуться. Сам дворец, укрытый красной деревянной крышей, располагался на вершине холма и оттого с его балконов было видно всю деревню внизу. Хидеши знал, что лидер деревни любил распивать чаи, сидя на одном из них и окидывая Скрытый Водопад благодушным взглядом рачительного и любящего хозяина. Он как-то сказал Хьюга, что его владения напоминают ему муравейник, в котором каждый жучок знает свое место и занят важным делом. И в тот момент он выглядел таким довольным и самоуверенным, что Хидеши с трудом сдержал ядовитую усмешку — знал бы его временный союзник, сколь скоро в этом муравейнике объявится новая матка. Капля камень точит, и, если хочешь достичь чего-то, следует проявить выдержку и терпение — так считал Хьюга, и потому ему не доставляло никаких неудобств их с Яро весьма растянувшаяся во времени кампания по привлечению союзников и распространению мысленного влияния Яманака. Более того, пройди все быстро и гладко, он бы чувствовал в этом какой-то подвох. Но в то же время нельзя было не признать, что теперь, когда они наконец-то перешли к одной из самых важных частей их плана, Хидеши ощущал приятный азарт, волнами адреналина прокатывающийся по венам. Ему стоило определенных усилий сдержать себя и не дать понять своей собеседнице, бледным мигающим призраком возникшей перед ним, как сильно его волнуют ее успехи. — Порадуете нас хорошими новостями, Тока-сан? — манерно растягивая слова, уточнил он. Призрачная девушка, что не видела его, но лишь слышала его голос, испуганно вздрогнула и по старой привычке сперва завертела головой. Потом успокоилась и, сложив руки на коленях, ответила: — Как я вам уже говорила ранее, Хьюга-сан, мои ресурсы сейчас весьма ограничены. И принимая во внимание тот факт, что вы запретили мне лично появляться в резиденции Хокаге, чтобы не вызывать лишних подозрений, все обстоит несколько сложнее, чем я рассчитывала. Но! — Последнее она воскликнула торопливо, перебивая саму себя, словно бы вживую увидела недовольную гримасу на лице Хидеши. — Но у меня остались связи в поместье Сенджу, одна из тамошних служанок до сих пор мне верна. В конце концов, кому, как ни слугам, открыт доступ ко всем потайным уголкам дома и грязному белью нужных нам людей? — Она неловко улыбнулась, словно ожидая одобрения, но ее собеседник ничего на это не сказал, и молодая женщина продолжила: — И к тому же мне несказанно повезло, потому что один человек из вашего списка пару дней назад заходил в нашу с Кобаяши-сенсеем аптеку. Я сумела незаметно прилепить одну из бумажных печатей, что вы передали мне через своих людей, к внутренней подкладке его плаща, пока они с сенсеем решали свои дела в соседней комнате. — Вы уверены, что вас никто не видел? — уточнил Хьюга. — Меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы столь тщательно продуманный и изящно выверенный план проварился из-за вашей невнимательности. — Я уверена, — пробормотала Тока, вжав голову в плечи, но потом, словно подумав о чем-то, она добавила более твердо: — Я не просила вас поручать это дело мне, но если вы решили так поступить, вам придется мне доверять, не так ли? — Прошу избавьте меня от этой мелодрамы, — отмахнулся мужчина, поморщившись. — Я просто хочу быть уверен в своих инвестициях, только и всего. Если вы говорите, что все хорошо, значит мне не о чем волноваться. Яро, в тот момент державшая руки над его головой, недоверчиво поджала губы. Тока ей не нравилась, она была слишком нервной и слишком сильно пыталась угодить ее господину, не понимая, что тот просто использует ее и не более того. Напоминала собаку, которую выбросили на улицу и которая теперь ластится к каждому прохожему в надежде вновь ощутить крепкую хозяйскую руку, что ласково потреплет ее между ушами. Но несмотря на свою неприязнь к Сенджу, она мирилась с ее присутствием в их с господином жизни, потому что та помогала им осуществить его замысел, и, к сожалению, иных вариантов у них на текущий момент все равно не было. Хидеши и Тока поговорили еще какое-то время, обсудив дальнейшие действия молодой женщины и назначив время следующего сеанса связи. Потом Яманака завершила технику и, встряхивая чуть зудящие от чакры пальцы, поинтересовалась: — Все идет так, как вы планировали, господин? — Пока что да, — удовлетворенно кивнул тот. — Нам играет на руку тот факт, что Хаширамы нет в деревне. Его брат завален работой, и ему не до того, чтобы шпионить и вынюхивать. Все эти годы из-за него и его АНБУ я опасался переходить к активной фазе, но теперь все складывается исключительно удачно. — Я все-таки опасаюсь насчет этой... насчет вашего посредника, — проговорила Яро. — Она не выглядит надежной. — Тока-сан склонна к чрезмерному драматизму там, где можно без этого обойтись, — согласился Хидеши. — Но она обученная куноичи, доказавшая свою преданность и к тому же умеющая не привлекать к себе внимания. Как говорится, хочешь что-то спрятать — оставь это на виду. Тока-сан — моя ловушка на самом видном месте. И потом, как я уже говорил, Тобираме сейчас не до того, чтобы дергать за все ниточки и следить за каждым подозрительным лицом в своей деревне. Я не думаю, что у нас еще будет такой шанс и не воспользоваться им сейчас было бы просто глупо. — Как скажете, господин, — послушно согласилась она. — Я вам еще нужна сегодня? Хьюга обернулся к ней, все еще стоявшей за его плечом и с хрустом разминавшей костяшки пальцев. В теплых летних сумерках ее кожа казалась особенно светлой, почти прозрачной, словно она в самом деле была русалкой, вынырнувшей из морских глубин и гипнотизирующей простых смертных своим вкрадчивым мурлыкающим голосом. Иногда Хидеши задавался вопросом, а не покопалась ли Яманака в его собственной голове, убедив его, что нужна ему и что без нее он никак не сможет осуществить свои планы? Но даже если так, он не возражал. Ее общество было ему приятно, а ее исполнительность и ответственность превосходили многих более именитых и прославленных шиноби, с которыми ему доводилось работать. Яро давно стала для него незаменимой не только из-за ее уникальных способностей, но и из-за умения находить нужные слова, когда нужно, и молчать, когда необходимо. И такое положение дел устраивало их обоих. — Да, соедини меня с нашим славным лидером, — попросил мужчина, отвечая на ее вопрос. — Мне кажется, ему сейчас просто необходимо кому-то выговориться. Тень последние несколько лет провел за пределами Страны Огня, наводя мосты и выстраивая долгоиграющие дипломатические отношения с другими странами. Где-то его принимали с распростертыми объятиями, где-то мягко, но однозначно давали понять, что подобного рода связи для них невозможны ввиду тесных отношений с Конохой и Хокаге. Хидеши не был в курсе всех его перемещений и планов, знал лишь их итоговую цель — найти достаточно сильных и лояльных союзников, с помощью которых можно было бы сменить власть в Скрытом Листе. Привести к ее порогу внешнего врага, раз уж не получилось действовать изнутри. По крайней мере, именно так Тень ее озвучивал, не позволяя остальным Последователям в нем сомневаться. Он все еще носил свою фарфоровую маску с узкими прорезями для глаз, и Хьюга до сих пор не знал его настоящего имени, но, честно говоря, его это не смущало. Тень для него, как и Тока, как и Такиро, был всего лишь способом добиться желаемого, не более того. Он готов был терпеть его причуды и подыгрывать ему, когда нужно, но при этом Хидеши ни на миг не забывал о собственной цели — отомстить Хашираме и Мито, раз уж до Учихи Мадары ему не удалось добраться первым. Потому что именно эти двое оправдали мерзавца, посмевшего забрать себе то, что мужчина всегда считал своим. — Хидеши, это ты? — с ощутимым недовольством в голосе поинтересовалась призрачная фигура, возникшая посреди комнаты, когда Яро вновь активировала технику. — И как всегда, вы чувствуете меня прежде, чем я успеваю обратиться к вам, — улыбнулся Хидеши. — Вы не устаете меня поражать. — Знаю, ты считаешь, что техника этой твоей девчонки невесть какое уникальное новшество, но, поверь, она проста как дважды два, если знать принцип работы. — Он говорил отрывисто и резко, и по его тону собеседник быстро понял, что его начальство не в духе. — В прошлый раз вы оборвали связь, когда я сообщил вам о смерти Учихи Мадары, — напомнил Хьюга. — На самом деле я удивлен, что вы узнали об этом только недавно. Неужели в соседних странах об этом никто не говорил? — Здесь полно своих героев и беглых преступников, — раздосадованно отозвался его собеседник. — Я слышал краем уха о великом сражении, сотрясшем Страну Огня, но и представить не мог, что речь идет о Мадаре. Хидеши прищурился, внимательно изучая дрожащее и расслаивающееся лицо своего лидера. О том, что между Тенью и Мадарой существовала какая-то особенная связь, он догадался после того, как тот не сдержал своих эмоций от новости о смерти Учихи во время их прошлого сеанса связи. Теперь же мужчина настойчиво и целенаправленно пытался разгадать сущность этой связи, с трудом воскрешая в памяти летние погромы в клане Учиха и все последовавшие за ними события, включающие гибель шпиона Коичи и суд над Последователями. Однако пока его попытки не увенчались успехом — Тень слишком многое скрывал и даже Яро при всем ее таланте не могла пробраться внутрь его головы. По крайней мере, пока он находился так далеко от нее. — Вы сказали, что у вас есть свидетели — те, кто видел его смерть, — проговорил Тень. — Я хочу лично их допросить. — Боюсь, что на данный момент это невозможно, и вы сами должны понимать почему, — тактично произнес Хьюга. — К тому же тот шиноби, что лично видел, как Хаширама заколол Мадару мечом, уже отправился на следующую миссию, и его нет в деревне. — Несколько секунд мужчина колебался, размышляя, стоит ли сообщить ли своему союзнику о том, какова была суть порученной Какузу миссии, но потом решил приберечь эту информацию на потом. Мало ли, вдруг Тень решит, что Первый Хокаге ему по любой из возможных причин нужен живым и здоровым, а вот как раз долгих лет жизни и крепкого здоровья Хьюга своему давнему врагу совсем не желал. Если, ослабленный битвой, Хаширама падет от убийцы из Скрытого Водопада — тем лучше и проще. Это значит, что останется одна лишь Мито — слабая женщина с множеством секретов и уязвимых точек, так и требующими, чтобы на них надавили. И когда она тоже упокоится в земле, его Хидеко будет отомщена, а сам он сможет спать спокойно. — Я не верю, что он погиб! — меж тем снова воскликнул Тень, отвлекая своего собеседника от куда более приятных мыслей. — Я бы... почувствовал это. Я сам... Сам должен был отомстить ему! — За что вы хотели отомстить ему, лидер? — спросил Хьюга, отчасти надеясь, что, будучи на эмоциях, тот скажет ему то, что не собирался, но его собеседник не поддался на эту нехитрую уловку: — Из-за его шпиона планы Последователей провалились. Из-за его глупого приказа Учихам не применять силу. Если бы не Мадара, мы бы возглавили Коноху еще восемь лет назад! Этого мало, по-вашему? — Я думал, вы делали на него ставку в борьбе против Хаширамы, — напомнил ему Хидеши. — Я недооценил его, — вынужден был признать тот. — Не смог просчитать его поведение и понадеялся на его гордость и самомнение. Я не повторил бы этой ошибки, но он должен был... Должен был выжить! Я не верю. — Он сложил руки на груди и категорически помотал головой. — Я не верю! — Не верите, что он мог умереть вот так, не дождавшись вас? — поинтересовался Хьюга, почти не сдерживая иронии в голосе. — Не верю, что Хаширама мог убить его. Из того, что я когда-либо знал о них двоих, Первый Хокаге никогда бы так не поступил. Но он мог... инсценировать смерть Учихи, чтобы Коноха могла официально прекратить его преследовать как беглого шиноби... — Последнюю фразу он произнес очень медленно, словно эта идея только пришла ему в голову и еще толком не сформировалась. — Он мог защитить лучшего друга и дать ему возможность зажить новой жизнью. Это куда больше похоже на того Сенджу, которого я знал. Хьюга какое-то время молчал, тоже обдумывая эту гипотезу. В самом деле звучало достаточно разумно, не считая того факта, что в тот момент, когда Хаширама убил своего друга, он не знал о том, что за ним наблюдают. Или знал? Могло ли все это быть одной большой иллюзией, выстроенной специально для тех, кто в этот момент случайно оказался рядом? Мозг Хидеши, привыкший идти сложными, извилистыми обходными путями, нашел эту теорию, по меньшей мере, стоящей дополнительного анализа на досуге. — Но АНБУ Конохи нашли и забрали его тело, — помимо его воли вырвалось у него. — Создать нужное тело не сложнее, чем раструбить новость о якобы погибшем, — отмахнулся Тень, который с каждой секундой все больше и больше уверялся в своей идее. — Он жив. Я уверен. — Хотите, чтобы я разыскал его? — уточнил Хидеши. — У меня достаточно ресурсов, чтобы организовать поиски. Скрытый Водопад не откажет в помощи. — Нет, — категорично качнул головой его призрачный собеседник. — На этот раз я все сделаю сам. Сам разыщу его и узнаю правду. Подумай сам, какой эффект это произведет, когда станет известно, что Первый Хокаге всех обманул, покрывая преступника. Я уже предвкушаю газетные заголовки и надписи на транспарантах. — Он мечтательно поднял скрытое маской лицо, и его собеседник был почти уверен, что тот сейчас улыбается. — Решено. — Значит, вы возвращаетесь в Страну Огня? — уточнил Хьюга. — Да, — подтвердил Тень. — Продолжай свою работу и подготовь все для моего возвращения. — Будьте уверены, — подтвердил его собеседник. — Когда мы с Яро закончим, в деревне вас будут ждать с распростертыми объятиями. — Я рассчитываю на это, — кивнул мужчина и, взмахнув рукой, развеял технику Яманака. Девушка, для которой такое искусственное прерывание отозвалось пульсирующей болью в висках, поморщилась и с хрустом сжала нудящие пальцы. — Что теперь? — негромко спросила она, справившись с собой. — А теперь, моя дорогая, — с неприятной, искажающей его мраморно-идеальное лицо улыбкой проговорил Хидеши, — начинается самое интересное.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.