Сага об Основателях

Выйдя на порог отцовского дома, Мито на несколько секунд остановилась, чтобы в последний раз окинуть взглядом двор и сад. С ее полуоткрытых губ сорвалось облачко пара, и молодая женщина поплотнее стянула на груди подбитый мехом плащ. Ноябрь в этом году выдался необычайно холодным и ветреным, и каждое утро темные прибрежные скалы оказывались покрыты изморозью, которая потом медленно оттаивала в лучах поднимающегося солнца. Рыба ушла на глубину, и недовольные голодные чайки осаждали рыбачьи лодки начиная с самого утра, оглашая округу пронзительными воплями. Рыбаки привычно материли их и гоняли веслами, потому что наглые глупые птицы буквально лезли под руки. Для Мито все это было одновременно таким знакомым и непривычным, и она не могла перестать чувствовать себя незваной гостьей, призраком, исподтишка подсматривающим за жизнью живых. Ей здесь больше не было места. И дело было не в том, что она много лет жила в другой деревне и с другими людьми, на долгое время позабыв о своей маленькой островной родине. А в том, как теперь все здесь на нее смотрели. Она ощущала их взгляды даже спиной — огромная безликая толпа, состоящая лишь из глаз, полных страха, непонимания и отторжения. Хаширама так и не рассказал ей, что именно она сделала, когда была во власти Лиса, но Мито и не нужны были его слова, чтобы свести воедино все факты — разрушенный рынок, множество жертв и все эти взгляды, обращенные ей в спину. Это не было последствиями их битвы с тем шиноби, как бы Первый на этом ни настаивал. Это сделала она — или что-то в ней, что всегда мечтало о свободе и вседозволенности. Возложить вину на Девятихвостого было проще всего, но Узумаки слишком ясно понимала, что он выбрался наружу лишь потому, что она ему это позволила. Он воспользовался ее слабостью, ее беспомощностью и неуверенностью в собственных силах. Он внушил ей, что она не сможет защитить Хашираму без его силы, и она ему поверила, потому что он в точности знал, какие слова ей нужно сказать. Всего этого бы не случилось, если бы она верила в себя и если бы страх потерять мужа не затуманил ее разум. Если бы злость на того человека, что напал на него, не оказалась такой пьянящей. В этом была вторая проблема. Проблема, о которой Мито не сумела рассказать Хашираме, потому что не знала, какими словами ей нужно это сделать. Ей понравилось. Нет, не то, что она не могла управлять собой, а то, что именно она чувствовала, когда ее несло вперед силой столь невообразимой, что в сравнении с ней теряли всякий смысл и морально-этические, и нравственные нормы. Эта сила воплощала в себе ту самую свободу, к которой Узумаки стремилась с самого детства и жажды которой так стыдилась. Свобода выбирать мужчин — одного или сразу двух, свобода не чувствовать себя уязвимой и смертной, свобода не бояться никого и ничего, свобода не прогибаться под чужие установки и навязанные ценности. Быть собой, сбросив тесное кимоно и рамки приличий. Нестись куда-то, задрав хвосты и оглашая безлюдную равнину торжествующим ревом дикого и свободного зверя. Не стесняться ни одной из своих мыслей или решений и не оглядываться ни на чье мнение. Это всегда было желанно для нее и всегда — невозможно до той самой поры, пока она продолжала жить в обществе, существование правил внутри которого было залогом выживания и нормального функционирования, а не попыткой ущемить чьи-то личные стремления. Может быть, именно поэтому Мито была так счастлива, когда они с Хаширамой и Мадарой жили втроем в лесу, вдали от людей и их условностей. Там она была свободна по-настоящему — пусть, к сожалению, и очень недолго. Но теперь из-за нее погибли невинные люди. Ее свобода и возможность отпустить себя окрасились алым, и осознание этого что-то надломило внутри нее. Ведь раз ей понравилось ощущать эту силу внутри себя невзирая на последствия для других, это означало лишь одно — она была плохим человеком. Размышляя обо всем этом, молодая женщина вновь и вновь тщетно задавалась вопросами о том, почему истинная свобода так близко соседствует с разрушением и не являются ли они по сути одним и тем же. Мадара наверняка смог бы ее понять и поддержать этот непростой разговор. Но, пока она вынуждена была соблюдать постельный режим, а рядом с ней постоянно были то доктор Кимура, то Хаширама, то отец, у Мито не было невозможности написать ему и рассказать обо всем. Лишь потом, когда ее состояние наконец улучшилось и доктор разрешила ей вставать с постели и постепенно возвращаться к привычному образу жизни, Узумаки выкроила немного времени, чтобы черкнуть мужчине короткое послание, в котором сообщала, что с ней и Хаширамой все хорошо и что они вернутся в Коноху в начале зимы. Ответ от него она получила уже перед самым отъездом — послание Учихи было сдержанным, но даже сквозь эти короткие отрывистые строки она ясно ощутила его облегчение от того, что с ними все в порядке. И в этот самый момент Мито невыразимо захотелось оказаться рядом с ним. Свернуться в клубочек рядом, уткнувшись носом в его пахнущую пеплом сухую кожу, и попросить мужчину, в чьей крови кипела война, сказать ей, что в ее стремлении к свободе не было ничего дурного. И что не прав весь остальной мир, а не она. И пусть это было бы ложью, она бы поверила ему и позволила его наглости, его несгибаемой силе и упрямству заслонить ее от всех этих осуждающих взглядов. Потому что Мито нисколько не сомневалась, что Мадара примет ее любой, со всеми ее пороками, страшными тайнами и изъянами — примет такой, какой ей всегда тяжело было принять себя самой. — Ты в порядке? Она обернулась на голос мужа и привычно, почти не отдавая себе отчет в том, что делает, улыбнулась ему. Эта улыбка, усталая, самую чуточку вымученная, всегда появлялась у нее на лице, когда он оказывался рядом. Мито не хотела его тревожить — не после того, как много он сделал для нее и как яростно защищал от нее самой. — Я думала о том, что вряд ли вернусь сюда в ближайшие годы, — проговорила она, одной рукой привычно поддерживая уже заметно налившийся живот. — Здесь слишком много прошлого, до которого у меня все равно уже не получается дотянуться. — А мне здесь понравилось, — заметил Хаширама, приобнимая жену за плечи. — Время в Узушио как будто течет иначе. Мы пробыли здесь почти полгода, а мне кажется, что это была целая маленькая жизнь. Я толком не помню, каким был, когда мы только приехали, но сейчас я чувствую себя... обновленным. В хорошем и правильном смысле. — Мне... приятно это слышать, — склонила голову она, и сдерживающие бумажные печати, которыми она украсила два пучка у себя на голове, затрепетали перед ее лицом, поднятые порывом ветра. — Решение привезти тебя сюда было скорее импульсивным, чем продуманным. И теперь я думаю, что во многом надеялась, что ты обретешь здесь то, что я сама когда-то здесь оставила — спокойствие, защиту и гармонию с самим собой. — Так и вышло, — серьезно согласился он. — И я жалею лишь о том, что ты сама этого не нашла. — Иногда мы переоцениваем собственные возможности, — едва заметно пожала плечами она, тоже обняв его и ткнувшись лицом ему в плечо. — И не можем просчитать наперед, в какой момент реальность... перестанет соответствовать нашим планам. — Идем. — Почувствовав, что голос Мито погрустнел, Хаширама решительно сжал ее руку и повел за собой. Они спустились по слегка припорошенной снегом каменной лестнице, ведущей от поместья Узумаки к гавани, где их ждало небольшое парусное судно, готовое перевезти семью Первого Хокаге на материк. Ашина и Итама были уже там — мальчик сидел у деда на плечах и иногда громко шмыгал носом. Ему совсем не хотелось уезжать, ведь на следующей неделе местные ребятишки, с которыми он так сдружился, собирались отправиться в поход к заброшенному дому на восточной оконечности острова, где можно было развести большой костер и всю ночь рассказывать страшные истории. Только долгими уговорами, напоминанием о том, как по нему соскучились Хирузен, Акико и дядя Тобирама, а также обещанием непременно приехать в Узушио следующим летом родителям удалось убедить мальчика собрать свои вещи и занять свое место на борту. Он долго и слезно прощался с дедушкой, как будто они расставались, по меньшей мере, на сто лет, и Мито после этого было даже как-то неловко самой демонстрировать слишком бурные эмоции от предстоящей разлуки. — Ты ведь приедешь, когда она родится? — несмело спросила она, обняв отца. — Лучше вы приезжайте, — уверенно отозвался он. — У вас есть Тобирама-сан, на которого можно оставить дела деревни, а у меня здесь, сама видишь, никого нет. Мы с Итамой-куном уже договорились, что он встанет во главе деревни вместо меня еще лет через десять. А что? Коноха ему все равно не нравится, а тут, можно сказать, его вторая родина. — И слышать ничего не хочу, — помотала головой Мито, сдерживая непрошеные слезы, заколовшие глаза. — Ты еще в самом расцвете сил, папа, и Итаме придется еще долго ждать и учиться, прежде чем он сможет тебя заменить. — Хех, ну что ж, поглядим, — отозвался Ашина, улыбнувшись. — Ты уж приглядывай за ним. Он парень толковый, но ему нужны рамки. Иначе он так и будет расплескиваться во все стороны, как переполненный стакан. Не откладывай с Академией, лисенок. Возможно, из моего внука и не выйдет великого шиноби, но дисциплина ему пойдет только на пользу. — Возможно, ты и прав, — не слишком уверенно качнула головой она, обернувшись на сына, который, сидя у отца на руках, требовал показать ему похожие на веер паруса поближе и уже весь раскраснелся от переполнявших его эмоций и восторгов. — Все будет хорошо, лисенок, — мягко произнес ее отец, сжав холодные руки дочери. — Ты слишком много волнуешься о том, что все равно никак не изменить. Как и твоя мама. Просто выдохни и позволь течению подхватить тебя. — Я бы хотела, папа, честно, — тихо ответила она, опустив глаза. — Будь я матерью одного из тех мальчишек, с которыми Итама играл на берегу, все было бы куда проще. Но я жена Первого Хокаге и джинчуурики Девятихвостого. И если я позволю течению нести меня вперед, оно почти наверняка швырнет меня на скалы. Глядя в ее наполненные обреченностью и вместе с тем упрямой решимостью глаза, Ашина не нашел что ему возразить. Ему отчего-то вдруг захотелось обернуться и посмотреть на тех людей, что молча стояли на причале за их спинами. Они пришли сюда, чтобы удостовериться, что Мито уплывает. Хотели лично увидеть, как она сядет в лодку и покинет остров. Девочка, которую все они так любили, когда она была забавной красноволосой малышкой, на их глазах превратилась в жестокого убийцу, и никто здесь не готов был признать, что это произошло не по ее воле. Что он мог сказать ей сейчас, зная, что память у островитян длинная и прощение здесь считалось скорее проявлением слабости, чем милосердия? — Быть может, у меня и получится приехать, — задумчиво и немного неловко проговорил он, сжимая ее руки. — Я передам кому-нибудь дела на время и... Думаю, еще обязательно увидимся, не переживай ни о чем. — Склонившись к дочери, он поцеловал ее в лоб, и она едва слышно произнесла: — Прости меня, папа. За то, что я сделала с твоим островом и с твоими людьми. Мне очень жаль. Потом, решительно отстранившись, она торопливо поднялась на борт и обернулась к нему в последний раз. Налетевший с беспокойного темного моря промозглый ветер снова заставил бумажные печати непокорными бабочками взмыть по обе стороны ее лица. Узумаки в последний раз вскинула тонкую белую ладонь и закусила губу, чтобы не позволить набрякшим в ее глазах слезам выкатиться на щеки. Но Ашина не смог себя заставить помахать ей в ответ. Мужчину внезапно охватило беспощадное и трудно преодолимое чувство, что он видит дочь в последний раз. Ему даже захотелось крикнуть, остановить их, но свинцовая тяжесть устремленных ему в спину взглядов не позволила ему открыть рот. Ее не прогнали раньше и не обвиняли в лицо лишь потому, что он был ее отцом. Но рано или поздно чаша народного терпения оказалась бы переполнена. И если бы сейчас он не позволил ей уехать, это могло стать последней каплей. С неба мелкой крошкой посыпался колючий снег. Оседая на его воротнике и плечах, он постепенно отделял Ашину от Мито, становясь все плотнее и непрогляднее. И скоро даже алый отблеск ее непокрытых волос не мог пробить эту густую белесую завесу. — Вот, госпожа, садитесь, — проговорила доктор Кимура, тронув молодую женщину за плечо. — Я для вас устроила местечко помягче и поудобнее. Идемте под крышу. Усадив Мито на подушки, женщина с розовыми волосами опустилась рядом и заботливо поинтересовалась, комфортно ли ее пациентке. На что Узумаки ответила утвердительно, но скорее для того, чтобы не продолжать этот разговор. Чем дольше она обо всем этом размышляла, тем отчетливее становилось ее осознание, что никому из окружающих не под силу в полной мере понять ее. И их попытки каким-то образом облегчить ее состояние постепенно начинали восприниматься ею с раздражением. За прошедшие три с лишним месяца Узумаки успела убедиться, что никто из них не знал и даже не представлял себе, на что это было похоже — закрывать глаза и видеть красноглазого зверя с девятью хвостами, который, даже не говоря ни слова, воплощал в себе все то, с чего она столько лет боролась в самой себе. И с течением времени Мито все менее отчетливо видела смысл в этой борьбе. Ее жертвы и попытки быть хорошей ни к чему не привели — один из ее любимых мужчин до сих пор не оправился после травмы, а второй вынужден был скрываться от всего мира. А ей понадобился всего один-единственный толчок, чтобы превратиться в монстра из собственных детских кошмаров, и теперь люди на ее родине боялись и ненавидели ее. После событий августа у нее было еще два срыва. Первый едва не случился прямо во сне, когда Девятихвостый сумел уболтать ее и почти склонить на свою сторону. Тогда помогли печати Хаширамы, и тот факт, что сам он был рядом и смог вовремя разбудить ее. Второй раз сопровождал один из осмотров доктора Кимуры, когда та по неосторожности заглянула слишком глубоко, пытаясь понять, не установилась ли связь между формирующейся чакрой ее ребенка и Лисом. Девятихвостому это не понравилось, и он выразил свое недовольство, ошпарив женщину своей чакрой, которая внезапно пузырем вздулась у Мито на животе. В тот вечер ей пришлось заново стягивать затрещавшую по швам печать, и Узумаки впервые не на шутку испугалась того, что Хвостатый сможет вырваться из нее. — Во время родов она ослабнет еще сильнее, — сказала тогда доктор Кимура. — Будет нужно, чтобы кто-то контролировал печать прямо в процессе. Иначе я не могу ручаться за то, что Девятихвостый не разломает свою клетку силой. Сейчас очень много вашей энергии, Мито-сама, уходит на поддержание и питание ребенка, но ее все равно не хватает. Боюсь, в этот раз для полноценного развития ему может понадобиться больше времени. — Больше? — нахмурилась молодая женщина. — Сколько? — По моим прогнозам, не меньше десяти месяцев, — озабоченно покачала головой та. — Однако я прошу пока не принимать мои слова на веру. Когда мы вернемся в Коноху, я буду рада поделиться своими выводами с коллегами, а также тем врачом, который наблюдал вас ранее. Все это так... необычно! — Доктор Кимура не сдержала воодушевления в голосе и выразительно сверкнула очками. — Первый подобный случай в моей практике. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы все прошло хорошо, но вам стоит подумать над тем, что я сказала. Хаширама-доно сможет в случае необходимости присутствовать при появлении малышки на свет и поддержать вашу печать? — Да, думаю, что да, — кивнула она. Однако позже, когда они поговорили на эту тему с самим Хаширамой, его реакция несколько обманула ее ожидания. Услышав о том, что Хвостатый может вырваться во время родов и в целом представляет опасность для будущего ребенка, Первый Хокаге начал всерьез размышлять о том, чтобы каким-то образом извлечь его из Мито — или найти какой-то другой способ, чтобы оградить их от влияния его чакры. Узумаки сперва пыталась объяснить ему, что после слияния разделить их с Девятихвостым едва ли возможно, не нанеся фатального ущерба ее системе чакры, но потом просто разозлилась на его упрямство и замкнулась в себе. С тех пор они говорили о чем-то подобном еще несколько раз, но так и не пришли к взаимопониманию или хотя бы компромиссу, и вот в день отплытия из Узушио Сенджу снова поднял эту тему. Пока Итама, наполовину свесившись за борт и удерживаемый за пояс крепкой рукой древесного клона своего отца, наблюдал за барашками на темных волнах и периодически вопил, что видит в воде морских духов, сам Хаширама устроился напротив своей жены, которая все еще находилась под впечатлением от расставания с отцом и столь гнетущей разлуки с родными берегами. Доктор Кимура, поймав его выразительный взгляд, тактично оставила супругов наедине. — Я думаю, самим нам не справиться, — без вступления или перехода заявил он, серьезно сведя брови. — О чем ты? — не поняла она, с трудом заставив себя сфокусироваться на его лице и голосе. Плеск волн за кормой убаюкивал ее и манил опустить веки, вновь погрузившись в ярко-голубое мерцающее марево — туда, где ее ждал тот, кто очень убедительно утверждал, что понимает ее лучше всех на свете. — Нам нужна помощь. Я больше не могу ждать и терять время, надеясь, что проблема каким-то образом решится сама. Я должен действовать. — Хаши, я тебя не понимаю, — качнула головой она, инстинктивно сплетя руки на круглом животе. — Я слышал, что в Скрытом Песке, в Стране Ветра, нашли способ контролировать Хвостатого и использовать его силу на благо деревни. Я хочу поехать с официальным визитом к Казекаге и узнать от него этот способ. Возможно, они смогут нам помочь. — Ты в самом деле... — подняла было брови она, и на ее лице тут же проступила плохо скрываемая досада. — Хаши, мы уже сто раз об этом говорили! Доктор Кимура почти уверена, что все пройдет хорошо, если мы просто будем следить за печатью во время родов. — Почти уверена! — подловил ее на слове мужчина. — Я не могу так рисковать, Мито. Ты должна меня понять. Если существует хоть малейшая вероятность того, что тебе или ребенку будет угрожать опасность... Я не смогу простить себя, если ничего не сделаю, чтобы это предотвратить. — А, может, ты больше тревожишься за Коноху? — нехорошо сузила глаза она. — Ведь если Лис вырвется, то пострадает твоя любимая деревня. У него на несколько мгновений перехватило дыхание, и он был вынужден опустить голову, чтобы совладать с собой. Потом произнес — на удивление тихо и мягко: — Я понимаю, почему ты можешь так думать. Но это не так. Ты и наш ребенок для меня на первом месте. — Если бы это было так, ты бы не стал с ним сражаться. И Мадара сейчас был бы с нами! Она не сдержалась. Знала, что это удар ниже пояса, но усталость, тревога за ребенка, боль от расставания с отцом и все нарастающее ощущение, что она совершенно одинока в своих переживаниях, понять которые был никто не в силах, сделали свое дело. Ей просто хотелось, чтобы муж пообещал, что будет рядом с ней, что поможет ей пройти через это и что сделает все, как рекомендует ее доктор. А не бросит ее в одиночестве, погнавшись за ответами, которых может на самом деле даже не существовать. Слова Мито больно ранили его. Но хуже было даже то, что он отчетливо увидел это в ее глазах — стремление причинить ему боль, желание оттолкнуть и спрятаться. После всего, что произошло на острове, это казалось ему мучительно несправедливым, пусть даже он понимал, что сказано это было в сердцах и на эмоциях. Им действительно недоставало Мадары. Будь он сейчас здесь, то разрядил бы атмосферу какой-нибудь не слишком удачной и не очень смешной шуткой, переключил бы внимание Мито на себя и с каким-то умопомрачительным самообладанием выдержал все ее нападки, как бы сильно она ни кусалась и ни царапалась. Он умел ее успокаивать и в то же время дарить своему другу ощущение легкости и уверенности в завтрашнем дне. Когда Учиха Мадара смеялся, даже сама смерть отступала перед этим смехом, потому что в те моменты он был сильнее нее. Интересно, если бы он знал, что умрет от руки лучшего друга, лежа в грязи под дождем, то все равно бы продолжал смеяться? Хашираме отчего-то казалось, что да. — Прости меня, — тихо произнесла его жена, наклонившись и взяв мужчину за руку. — Пожалуйста, давай не будем говорить обо всем этом сейчас. Будь рядом со мной. Это все, о чем я тебя прошу. — Я буду, — подтвердил он, накрывая ее тонкие пальцы своей широкой натруженной ладонью. — Но и ты меня пойми — я не могу поступить иначе. Ты вернула меня к жизни и заставила снова поверить в себя. И теперь я не могу просто сидеть на месте и ждать неизбежного. Я должен найти способ помочь тебе, слышишь? Мито, пожалуйста, просто позволь мне помочь тебе. — Какой же ты... упрямый, — с досадой мотнула головой она, отнимая у него свою руку и отворачиваясь. — Пусть так, — не стал спорить он. — Но я сделаю то, что должен. И мне было бы легче, если бы я сделал это с твоего согласия. Жизнь моя, доверься мне, прошу тебя. Как я доверился тебе. Она не ответила, покусывая щеки изнутри и с непримиримым выражением лица глядя на падающий за бамбуковой шторкой снег. Тогда Хаширама просто тяжело вздохнул и пересел к ней, обняв жену одной рукой за плечо. Мито не прогнала его, но они больше так и не говорили ни о чем до самой гавани в Стране Огня.

~ * * * ~

Отыскать Шимура Иори было непросто. После изгнания из Конохи старый шпион отошел от дел и залег на дно, предпочитая вести тихую и уединенную жизнь. Он выкупил небольшое пасечное хозяйство и с тех пор больше общался с пчелами, чем с людьми, находя даже тех, кто порой его жалил, более приятными собеседниками. Годы спокойной и лишенной тревог жизни благотворно сказались на его характере, и из подозрительного и напряженного параноика, готового в любой момент дать отпор или уйти в оборону, он превратился в благодушного пожилого человека, отрастил узкую длинную бородку и предпочитал теперь убирать волосы в пучок на макушке на западный манер. И тем не менее Иори остался верным своим принципам и отказался ехать к Мадаре через полматерика, сказав, что если тому так хочется с ним встретиться, он с удовольствием примет его у себя и угостит прекрасным медом. Услышав об этом, Учиха даже не удивился. Более того, такой ответ его вполне устроил, словно бы дав понять, что Шимура остался тем же человеком, каким он его запомнил — готовым поставить собственную жизнь на кон для защиты того, что он считал важным. И не утратившим чувства собственного достоинства. И хотя Рэйдо, который, по мнению Мадары, как обычно был склонен к излишнему беспокойству на пустом месте, до последнего отговаривал своего компаньона от этой поездки, в первых числах декабря Учиха в очередной раз покинул свое убежище в лесах, окружающих озеро Амэ. Двигаясь по северной территории Страны Огня, мужчина несколько раз ловил себя на мысли, что уже бывал в этих краях прежде. Правда, чтобы вспомнить детали, ему пришлось изрядно напрячь память. Тогда из ее глубин поднялись на поверхность изрядно затертые временем образы — худая девушка на грязном постельном белье, которая предрекала ему смерть от клыков Демона-лиса, и потемневшая от времени табличка, висящая между деревьев. Чудовище живет внутри. Мадаре было интересно, сумеет ли он отыскать ту деревушку на границе Леса Демона, как его называли в те годы. Сумеет ли найти девушку по имени Юрико, к которой обещал вернуться после победы над Девятихвостым. Он провел в поисках целых два дня, но, блуждая в северных лесах на границе со Страной Железа и безуспешно сверяясь со старыми картами, он лишь напрасно потратил время. Прошлое растворилось без следа, внушив ему подспудно тревожное сомнение в его собственных воспоминаниях. А была ли та осень вообще? Сражался ли он с Лисом или все это ему просто приснилось? Сидя поздно вечером возле разведенного на жесткой промерзшей земле костра, он до рези в глазах вглядывался в окружающую его темноту и порой был почти готов поверить в то, что за пределами этого узкого круга тепла и света нет и вовсе ничего. Падающие снежинки таяли в бесцветном столбе дыма, поднимающемся между хмурых криптомерий, и их заменяли снопы рыжих искр, срывающиеся с распадающихся в огне поленьев. Если прикрыть глаза и смотреть на пламя сквозь ресницы, можно было увидеть танцующих в нем крошечных человечков в длинных пышных нарядах. А через некоторое время — даже услышать музыку, что влекла их в танец. Нежный голос бамбуковой флейты переплетался с дрожащими звуками сямисэна и приглушенного барабанного боя, задающего ритм. Голова Мадары становилась все тяжелее и тяжелее по мере того, как музыка духов звучала все громче, и он сам не заметил, как уронил ее на грудь. К утру костер погас, а прогоревшие поленья занесло свежевыпавшим снегом. Проснувшись на рассвете и продрогнув до самых костей, Учиха вообще едва смог вспомнить, где он находится и что вообще происходит. Пару минут он просто бесцельно таращился на снег и пытался пошевелить пальцами ног. Потом встряхнулся, отчего в воздух с испуганным криком взметнулась сойка, которая прежде считала его просто заснеженным кустом и намеревалась поискать что-нибудь съедобное в густой гриве его волос. И тут же громко выругался, когда правую ногу словно бы пронзило сотней острых иголок. Продолжая материться сквозь неплотно сжатые зубы, Мадара несколько раз хлопнул в ладоши, возвращая чувствительность онемевшим пальцам. Не снимая промокших рукавиц, он откопал занесенные снегом поленья, которые не успел вчера сжечь, и, не долго думая, дохнул на них огненной техникой. В воздух с шипением взметнулось белое облако, но в тот момент мужчина не думал о том, что его могут обнаружить. Он мучительно хотел согреться и потому, содрав плотные дубленые варежки, сунул бледные, покрытые старыми шрамами руки ближе к неохотно разгорающемуся огню. От медленно согревающихся конечностей по плечам и спине побежали приятные мурашки, и мужчина не сдержал стон удовольствия. Цапнув из сумки флягу с водой, он сделал быстрый глоток и, ощутив, как горло царапнуло льдом, с трудом сдержал порыв немедленно выплюнуть обжегшую его холодом жидкость. — Какой любопытный зверек нынче попался ко мне в силок, — услышал он знакомый голос откуда-то сбоку. Без особого энтузиазма обернувшись через плечо и увидев стоявшего у одной из криптомерий Иори, одетого в светло-коричневый полушубок, он вяло поинтересовался: — Так это ваших рук дело? — Не совсем, — отозвался он, без особой опаски подходя ближе. — В этом лесу растут интересные кусты, Мадара-сан. Из нектара, который собирают с них мои пчелы, в самую пору варить сонные зелья. Но, как выяснилось, дым из горящих веток дает результат ничуть не хуже. Вам стоит быть осторожнее. — Я мог бы сказать, что вот кусты-то на меня еще не нападали, но вы не поверите, Иори-сан, я уже имел дело с весьма гнусными растениями. Как вы нашли меня? — Мадара поднялся на ноги и принялся отряхиваться, поворачиваясь к медленно разгорающемуся костру то одним, то другим боком. — У меня осталась пара старых трюков, — вежливо ответил Иори. — А еще я не любитель незваных гостей, так что предпочитаю знать обо всех, кто пересекает границу моих владений. И тем не менее я парадоксально рад вам. Особенно учитывая активно циркулирующие слухи о вашей преждевременной кончине. С этими словами он, отряхнув для себя местечко, опустился на поваленное дерево с другой стороны костра и тоже с удовольствием поднес ладони ближе к огню. — Будем считать, что эти слухи несколько преувеличены, — усмехнулся Мадара, порывшись в сумке и вытащив оттуда остатки вчерашнего ужина. Запустив зубы в слегка зачерствевшую лепешку, он мотнул головой, отрывая от нее кусок, и запил ее водой из фляги. У него осталось еще немного вяленого мяса и засахаренных конфет, которые он, повинуясь какому-то мимолетному порыву, купил в последней попавшейся ему на пути деревушке. Рисовые колобки с рыбой и красными бобами закончились еще пару дней назад, но Учиха до последнего не хотел переходить исключительно на солдатские пилюли, которые пусть и отлично восстанавливали силы, но ни внешне, ни по вкусу вовсе не напоминали еду. — Мне трудно поверить, глядя на вас, что вы в самом деле сражались с Первым Хокаге и проиграли ему, — покачал головой Иори. — Отчего так? — поднял бровь Мадара. — Я слышал, его травмы были куда серьезнее, и он до сих пор не полностью от них оправился. Вы же выглядите так, будто провели это лето на оздоровительном курорте. — Он окинул мужчину выразительным взглядом. — Я польщен вашими наблюдениями, однако вынужден признать, что травмы, о которых вы упомянули, нанес Первому Хокаге не я. — С усилием пережевывая жесткое, вязнущее на зубах мясо, Учиха подбросил в костер еще поленьев, предусмотрительно избегая тонких веток сонного кустарника. На лице Иори проступила явная заинтересованность, он даже придвинулся чуть ближе, чтобы не упустить ничего из того, что мог сказать Учиха. — Полагаю, вся эта история куда более захватывающая, чем мне рассказывали, — проговорил он. — И тем не менее это не объясняет то, зачем вы искали меня, Мадара-сан. Насколько я помню, мы с вами расстались при довольно... неблагоприятных обстоятельствах, и ваш интерес к моей скромной персоне спустя столько лет наводит на размышления, которые мне не слишком нравятся. — Признаюсь, мне любопытно послушать ваши варианты, — улыбнулся Мадара, делая последний глоток из фляги и убирая ее обратно в сумку. — Раз вы живы, но не объявили об этом за столько времени, то, скорее всего, не хотите, чтобы об этом знал кто-то, кроме ваших доверенных людей, — неторопливо начал Шимура, внимательно наблюдая за своим собеседником, чтобы понять, в правильном ли направлении он движется. — И я полагаю, что нужен вам, чтобы установить связь с Конохой через мой клан. Или, быть может, вам интересно, что стало с Последователями после изгнания, и вы надеетесь, что я расскажу вам об этом. Но вынужден вас разочаровать — ни того, ни другого я вам дать не в силах. — Для начала должен сказать, что не верю вам, Иори-сан, — угрожающе-ласково улыбнулся Учиха. — Вы почти наверняка поддерживаете связь с кем-то из своего клана, и я более чем уверен, что вы в курсе последних дел Последователей. Однако я не стану на вас давить, потому что, как ни странно, пришел к вам не за этим. Я пришел предложить вам сделку, от которой вы вряд ли сможете отказаться. Иори рассмеялся — коротко и приглушенно, но от души. Качая головой, он заметил: — Вы повеселили меня, Мадара-сан, должен признать. Но боюсь, что вам совершенно нечего мне предложить. — Как насчет возможности вернуться в Коноху и снова стать уважаемым членом общества? Вернуть свой клан, свое положение и статус? — искушающе сверкнул глазами мужчина. — Ваша племянница, как мне говорили, неплохо справляется с вашими обязанностями, но многие Шимура хотели бы видеть во главе клана именно вас. А учитывая нынешнее нестабильное положение и готовность всех стран вцепиться друг другу в глотки по мало-мальски вескому поводу, им бы пригодился человек, знающий толк в международном шпионаже. — Я слышу ваши слова, но не понимаю их, — возразил Иори, склонив голову набок. — Я при всем желании не смогу вернуться в деревню, потому что меня, как вы, возможно, уже забыли, клеймили как изгнанника. Если я приближусь к воротам Конохи, барьерная печать сработает как бомба, в лучшем случае просто лишив меня одной руки. Мадару его слова, однако, никоим образом не смутили. — При всем моем желании взглянуть, на что бы это могло быть похоже, я все же надеюсь снять с вас эту печать, — сказал он. — И восстановить ваше доброе имя, не прибегая к отсеканию конечностей. — Как? — Шимура с досадой понял, что нетерпения и надежды в его голосе прозвучало больше, чем ему следовало себя позволить. — Как мне может помочь человек, официально считающийся мертвым? — Так вышло, что я близко знаком с одним мастером фуиндзюцу, которому под силу разобраться с любой печатью, — развел руками Мадара. — И если я сумею ее убедить, что вы для нас будете скорее полезны, нежели вредны, она поможет вам вернуться. — Она? — прищурился тот. — Речь, надо полагать, идет о Мито-сан? Значит, те слухи, что ходили о вас с ней, в самом деле имели под собой твердую почву? — Только посмотрите, годы идут, а нюх вам не изменяет, Иори-сан, — с улыбкой отметил Учиха, качая головой. — Да, именно с помощью Мито я сумею вам помочь. Ее влияние на Хашираму очень велико, а потому она сумеет донести до него те мысли, которые будут выгодны нам обоим. И если вы будете достаточно полезны, я сумею добиться вашего помилования. Ну, что скажете? Шимура на некоторое время прикрыл глаза, словно давая им отдых от ярко блестящего на солнце снега и почти потерявшегося на его фоне костра. Чутье и опыт подсказывали ему, что надежнее будет отказаться от этого сомнительного предложения и не ввязываться в игру, которая может выйти боком не только ему, но и всему его клану. Но с другой стороны, это мог быть его последний шанс вернуться к семье и увидеть, как растет Данзо, которого Иори любил как внука и всегда мечтал сделать главой клана Шимура. И к тому же теперь, зная тайну Мадары, он имел возможность повлиять на него и заставить играть ему на руку. Пусть с годами Иори разочаровался в идеях Последователей, он все еще искренне переживал за Коноху, а особенно теперь — когда ситуация на мировой политической арене в самом деле становилась все более непредсказуемой день ото дня. В это время он должен был быть там, среди тех, кто принимает решения — или хотя бы дает советы, — а не здесь, среди пчел, на этом заснеженном краю земли. — Я уже вижу, что вы готовы согласиться, — удовлетворенно отметил Мадара, заметив, как оживились и наполнились внутренним огнем глаза его собеседника. — Я еще не дал вам ответа, — возразил тот, усилием воли успокоив бешено колотящееся сердце. — Вы так и не сказали, что хотите взамен. — Для начала, раз уж речь зашла о Последователях, то признайтесь — неужели вы в самом деле ничего о них не знаете? — прищурился Мадара. — Полагаю, они считают меня списанным материалом из-за моей печати, — пожал плечами мужчина. — Я пытался их разыскать сразу после своего изгнания, но мне дали понять, что мне там не будут рады. Думаю, они опасались, что через эту печать Хокаге сможет следить за мной, а значит и за ними. Однако кое-что мне все же известно. Не так много, как я бы хотел, но тем не менее. — Он нахмурился, словно в последний раз взвешивая все за и против, потом снова заговорил: — Я знаю, что Хьюга Хидеши последние пять или шесть лет скрывается в Скрытом Водопаде под протекцией тамошнего лидера Такиро Сеиджи. Знаю, что Тень последние годы много странствовал, пытаясь найти поддержку за границей в своих амбициозных планах по свержению Первого Хокаге, а остальные Последователи предпочитают не высовываться лишний раз и не привлекать к себе внимания. Но думаю, они в любой момент готовы откликнуться на призыв своего лидера. — Вы знали, что Тень принадлежит к клану Учиха? — спросил его Мадара, внезапно очень ярко вспомнив их встречу с человеком в фарфоровой маске. — Я... догадывался, — признался Иори, помолчав и глядя на своего собеседника со сложно читаемым выражением лица. — Не был уверен наверняка, но у меня были причины так думать. А вы откуда это узнали? — Я расскажу вам, — кивнул он. — Это и еще множество любопытных вещей о погромах в моем клане тем летом. О смерти Учиха Коичи и об истинных мотивах человека, который пытался выставить всех Учиха злодеями и головорезами, чтобы подорвать доверие к Хокаге. Но только после того, как вы обещаете мне, что примете мое предложение и станете главой моей тайной канцелярии и службы шпионажа. — Что? — вот теперь совершенно искренне удивился Шимура. — Вашей тайной канцелярии? Мадара-сан, я боюсь, что не вполне понимаю вас... — Что ж, быть может, я действительно немного забегаю вперед, — прикинув, согласился Учиха. — Вы не против немного пройтись? Может, покажете мне вашу пасеку? Было бы изумительно, если бы там вдруг нашлась баня или хотя бы теплое отхожее место. Обещаю, что расскажу вам обо всем по дороге. Иори, вслед за своим собеседником поднявшийся на ноги, сомневался еще несколько секунд, но в конце концов любопытство и свойственная всем шпионам жажда новых знаний взяли верх, и он, знаком попросив Мадару следовать за собой, повел его к своему дому. Мужчины шли сквозь заснеженный и посеребренный поземкой лес, и свежий наст с хрустом ломался под их ногами. В невероятно чистом и едва слышно позванивающем от холода воздухе сновали и перекликивались птицы, а на одной из криптомерий Мадара заметил толстую серую белку, которая проводила их весьма меланхоличным взглядом блестящих черных глаз. Солнце поднималось все выше, рисуя бледно-голубые тени на искрящемся снегу, и Учиха с удовлетворением отмечал, как его тело, согретое едой и теплом костра, снова наливается силой и крепостью. А при мысли, что ему удастся где-нибудь раздобыть бадью горячей воды, сладко екало под ложечкой. Он уже нисколько не сомневался в правильности своего решения привлечь к их с Рэйдо делу Шимуру Иори, и потому не слишком ограничивал себя в подробностях, когда рассказывал тому об их планах. Хошида Рэйдо был одним из шести старейшин, заправлявших Амэ и имевших во владении каждый свою Небесную Башню. Все вопросы, связанные с управлением деревней и внешней политикой, решались ими коллегиально путем голосования, и таким образом ни у кого из них не было полной и единоличной власти. Между шестью старейшинами были разделены сферы влияния — один занимался торговлей, второй тренировками шиноби, третий заведовал всем производством в Скрытом Дожде, четвертый контролировал денежные потоки и регулировал финансовую область, пятый отвечал за международные связи и шпионаж, а под протекцией Рэйдо находились нижние улицы и все криминальные местные группировки. Благодаря своей второй жизни и возможности внедриться в это самое криминальное общество напрямую, Хошида всегда был в курсе того, о чем ему следовало знать, и ничего в подпольном мире Скрытого Дождя не происходило без его ведома. Мадара объяснил, что такая структура при всей ее мнимой устойчивости и демократичности на самом деле ничего деревне не давала — каждый из старейшин тянул одеяло на себя, в конечном итоге занимаясь не своими прямыми обязанностями, а попытками в чем-то урезать и обойти своих коллег по совету, используя свои ресурсы и связи, чтобы доказать, что именно он — самый влиятельный и важный член шестерки. Таким образом, обладая одной из самых сильных школ по тренировке шиноби и имея все возможности достичь результатов того же Скрытого Водопада, которого во всем мире знали наравне с Пятью Великими Странами, Амэ прозябал в нищете и захлебывался в грязи и помоях, окатывающих подножия высоченных и лишенных жалости Небесных Башен. — Эта деревня могла бы стать превосходным плацдармом, — с важностью отметил Мадара, расслабленно откинув голову на борт деревянной купальни, которую Иори все-таки наполнил после его настойчивых и многочисленных просьб. Сам Шимура, отделенный от своего гостя полупрозрачной бумажной перегородкой, раскатал у себя на рабочем столе карту Страны Огня и близлежащих земель и делал на ней пометки по ходу рассказа Учихи. — Подумайте сами, Иори-сан. Если привести ее в порядок и выгнать в шею всех дармоедов и паразитов, мы за несколько лет превратим это место в собственное секретное оружие. Никто ничего толком не знает об Амэ, никто не ждет, что они могут сыграть хоть сколько-нибудь значимую роль в будущих событиях. — Тот факт, что она расположена на границах Страны Огня, Земли и Воды, делает ее позицию одновременно очень уязвимой и очень выигрышной, — проговорил Шимура, сосредоточенно изучая рельеф окружающих Скрытый Дождь земель. — Попомните мои слова, Мадара-сан, эту деревню ждет непростая судьба. Либо ей суждено стать посредником и влиятельным регулятором отношений между великими нациями, либо они превратят ее в свое поле боя. — Значит, нам стоит приложить все усилия, чтобы претворить в жизнь именно первый вариант, — серьезно кивнул его собеседник, а потом, сняв руки с бортиков купальни, на пару секунд окунулся с головой. Вынырнул, отплевываясь и встряхивая головой, как большое животное, а потом с неохотой поднялся на ноги и потянулся за полотенцем, заботливо оставленным Шимурой рядом с ним. Вытершись насухо и привычно почесав ногтями белое пятнышко на груди, Мадара накинул на голое тело толстый банный халат и еще раз промокнул волосы, с которых продолжало капать. — Надо полагать, у вас уже есть план? — уточнил Иори, когда его гость присоединился к нему за столом. — Можно сказать и так, — кивнул тот. — На примере одного моего друга, небезызвестного вам, я пришел к выводу, что куда надежнее держать власть в одних руках, а не раздавать ее всем по чуть-чуть. — Думаете, эти старейшины так просто отдадут ее вам? — усомнился Шимура. — Я встречал не так уж много людей, которых нельзя было бы убедить, — задумчиво отозвался Мадара, привычным жестом почесывая грудь сквозь ткань халата. — У всех есть свои слабые места. Лесть, угрозы, деньги. Близкие. — Последнее он произнес с каким-то особо кровожадным выражением лица, которое Иори совсем не понравилось. С другой стороны, он прекрасно понимал, о чем Учиха говорит. У всех людей были секреты, некоторые из которых могли стоить им уважения и статуса, а иные — даже жизни. И порой достаточно было разузнать один такой секрет, чтобы превратить даже самого сильного и неподкупного человека в мягкую глину в собственных руках. — Вы затеяли большую и опасную игру, Мадара-сан, — наконец произнес он, глядя ему прямо в глаза. — Но мне это, пожалуй, даже нравится. Именно об этом я говорил вам много лет назад. И рад видеть, что вы наконец приняли свою суть и свою роль в общемировом порядке. Для меня будет честью помочь вам. При соблюдении всех договоренностей, конечно. — Последнее он добавил, прежде чем протянуть Мадаре руку для рукопожатия, и выразительно двинул бровями. — У нас товар, у вас купец, — ухмыльнулся тот, встряхнув протянув ему руку. — Признаюсь, мне всегда доставляло особенное удовольствие общаться с вами, Иори-сан. И, наверное, уже тогда, когда вы так элегантно обошли меня в прошлую нашу встречу, я понял, что должен привлечь вас на свою сторону во что бы то ни стало. — Приму это как комплимент, — склонил голову Шимура, довольно улыбнувшись, а потом добавил с нескрываемой иронией: — И в ответ могу сказать вам, что безмерно рад тому, что вы вытащили голову из задницы и наконец созрели для решительных действий, которых от вас все так долго ждали. Улыбка Мадары стала острее, но он ничего на это не сказал. В чем-то он был согласен с ним и признавал, что в самом деле слишком долго ждал непонятно чего и спускал свою жизнь в выгребную яму вместо того, чтобы делать что-то стоящее. Но вслух он, конечно, никогда бы этого не сказал. — Так каков наш план? — уточнил Иори чуть позже. — Возвращаемся в Амэ? — Не совсем, — к его удивлению, отозвался Учиха. — Я, к сожалению, не смогу составить вам компанию, но дам подробную карту и предупрежу своих союзников о вашем скором прибытии. — Я... не совсем понимаю, — нахмурился тот. — А что вы сами собираетесь делать? — У меня есть кое-какие дела в другом месте, — лаконично отозвался Мадара. — Видите ли, я тут провожу небольшое исследование, не связанное напрямую с главной нашей целью. И прежде я рассчитывал, что смогу собрать всю необходимую мне информацию из... скажем так, открытых и общедоступных источников. Но, к своей досаде, пришел к выводу, что это было глупой затеей. Поэтому я намерен обратиться к знаниям, более надежно охраняемым, но зато куда более достоверным. — Вы ведь не собираетесь сделать глупость, о которой потом будете жалеть? — нахмурился Шимура. — К сожалению, Иори-сан, молва гласит, что именно такие глупости мне удаются лучше всего, — обезоруживающе улыбнулся Учиха. — И я твердо намерен испытать свою судьбу еще раз.

~ * * * ~

К Новому году улицы Конохи замело снегом, и жители деревни всерьез взялись за украшения своих домов. В этом году многие из них обвесили свои окна и стены переливающимися электрическими гирляндами — новомодным украшением, полюбоваться сиянием которого раньше, до того, как Шио Такеру и его команда начала работу по электрификации деревни, просто не было возможности. А теперь Коноха буквально утопала в море огней, и по вечерам от яркого пестроцветья начинало рябить в глазах. У ворот магазинчиков и оружейных лавок появились первые кадомацу из сосновых веток и косо спиленных стволов бамбука, украшенные красными ягодами, рисовой соломой и папоротником. На воротах некоторых домов их обитатели вешали традиционные новогодние обереги из скрученных веревок, ярко-красной бумаги, соломы и сливовых веточек. А в самих домах наряжались мотибана — голые ивовые и бамбуковые веточки, которые украшали цветами, фруктами и рисовыми шариками моти, раскрашенными в разные цвета. Такое новогоднее деревце, оплетенное к тому же одной из тех самых гирлянд, мягко мерцающих золотыми огоньками, стояло и в офисе Хокаге, где Тобирама и его команда к концу года уже начали буквально ночевать. Однако такое трудолюбие определенно давало свои плоды, и потому большинство рабочих дел было закончено заранее, и когда Хаширама с Мито и Итамой вернулись в деревню, Тобираме было даже немного жаль возвращать брату его кресло. — Я вот так подумал, — глубокомысленно произнес младший Сенджу, грея руки о чашку с горячим чаем, пахнущим корицей и бадьяном, — что в целом титул Второго Хокаге это не так уж плохо. — А я тебе давно говорил, — добродушно рассмеялся его брат, покачав головой. — К этому месту прикипаешь. Оно становится и смыслом, и целью, и причиной. Поверь, я хорошо понимаю. Поднявшись с кресла Хокаге, он подошел к окну, за которым раскинулась огнистая синь вечерней деревни, перемигивающейся разноцветными огоньками, как большая новогодняя игрушка. — Даже не верится, что эта затея с электричеством так быстро дала плоды, — невольно вырвалось у него. — И я опять все пропустил. — Поверь, брат, это скорее видимость, — покачал головой Тобирама, становясь рядом с ним и складывая руки на груди. — Шио-сан очень хотел успеть закончить к праздникам именно то, что касается украшений. К нам на той неделе приезжали журналисты и фотографы из столицы, он все вертелся перед ними, распушив хвост. А в домах света по-прежнему почти нет. Полностью оборудовали больницу, это здание и Академию. Электрификация жилых кварталов запланирована на следующие несколько лет. Так что ты сполна еще успеешь поучаствовать во всем этом. Поверь, это... весьма увлекательно. Особенно когда нужно проложить провода через квартал, в котором все в один голос заявляют, что не желают иметь ничего общего с этой вашей «фекацией», и приходится делать крюк в четверть ри, на который не заложено ни материалов в смете, ни времени в плане. — Он с усилием потер шею, словно пытаясь ее размять. — Я прямо чувствую, сколько в твоем голосе любви к нашей деревне, — снова рассмеялся Хаширама, качая головой. — И ты все еще хочешь шапку Хокаге? — Я не знаю, может ли в деревне быть сразу два Хокаге, но в конце концов — эй, это мы тут устанавливаем правила и издаем законы, — развел руками его брат. — Почему бы и нет? — А я почти вспомнил, каково это, — вдруг с нежностью в голосе произнес Хаширама, снова переводя взгляд на деревню. — Гореть чем-то, стремиться изменить это место к лучшему, позволять его чарам полностью покорить тебя. Сейчас мне сложно поверить, что летом я физически не мог здесь находиться и меня не интересовало то, что происходит на этих улицах. — Мужчина нахмурился, пытаясь вызвать к памяти те воспоминания, но натыкаясь на размытое знойное облако. Наверное, он пока что был к этому не готов. — Это хорошо, — с чувством кивнул его брат. — Я рад, что отдых на водах смог тебе помочь собраться с силами и все расставить по местам. — Отдых, да уж, — пробормотал себе под нос Хаширама. Перед его глазами снова встал полевой госпиталь, оборудованный доктором Кимурой. Резкий запах лекарств, пропитанные кровью бинты, стоны раненых и слезы их семей. И лицо Мито — такое... безмятежное и спокойное. Ее улыбка, когда она играла с сыном в карты спустя всего несколько дней после трагедии. Тогда он так радовался, что с ней все хорошо, так рьяно пытался защитить от любых атак со стороны, что решил просто не обращать на это внимания. А теперь отчего-то не мог выбросить это у себя из головы. Увидев, что его старший брат снова ушел в себя, Тобирама решил, что сейчас самое время пройтись и немного подышать свежим воздухом. Тем более что им предстояло обсудить еще несколько очень важных вещей. Поэтому он заставил Первого Хокаге собраться с мыслями, надеть верхнюю одежду и, замотав шею длинным клетчатым шарфом, спуститься на улицу. Там их дружно поприветствовала стоявшая у дверей резиденции Хокаге охрана, а позже, пока они шли по залитым электрическим светом улицам, им кланялись и махали руками прохожие. Одна девушка даже, стесняясь, отчаянно краснея и как будто на спор, судя по тому, как гнусно хихикали ее товарки, оставшиеся в стороне, попросила Хашираму подписать черно-белую открытку с его изображением, которые пару лет назад начали зачем-то активно печатать в столице. От растерянности Первый Хокаге даже не сразу понял, что и зачем она просит, и сказал, что у него нет при себе даже карандаша. Тогда закативший глаза Тобирама сунул ему чернильную ручку, и, поставив пару неловких клякс, старший Сенджу все же смог исполнить просьбу неистово алеющей девушки. — От этого ты, надо полагать, тоже отвык, — заметил его брат, когда она отошла. — Я вообще не понял, что это только что было, — признался он, сам изрядно смутившись и отчаянно пытаясь вытереть чернильные пятна, оставшиеся на пальцах, о рукав. — Коноха скучала по тебе не меньше, чем ты по ней, — пожал плечами Тобирама. — Ваша искренняя и пылкая любовь взаимна, как ни крути. — Да ну тебя, — отмахнулся его брат, но по его лицу было видно, что ему очень приятно это слышать. — Так о чем ты хотел поговорить? Они миновали широко распахнутые двери одного из новых местных ресторанов, где главной особенностью зала была возможность жарить кусочки мяса прямо за столом, в каждый из которых была встроена жаровня. Там уже несколько часов сидела развеселая компания из клана великанов Акимичи — эти ребята могли за вечер уничтожить месячный запас мяса. Но и сделать месячную выручку, поэтому им здесь всегда были рады. А располагавшаяся в доме напротив аптека клана Нара всегда могла прийти на помощь в случае непредвиденных последствий таких застолий. — Ты в самом деле планируешь отправиться в Страну Ветра? — спросил младший Сенджу, когда они с братом прошли мимо ресторана, как по команде повернув головы на аппетитный запах жареной свинины. — Да, собираюсь, — подтвердил Хаширама. — Только не говори, что Мито попросила тебя меня переубедить! Я уже обо всем договорился с Казекаге и выезжаю сразу после праздников. Если все пройдет по плану, я как раз успею вернуться до родов. И, если все сложится удачно, нам не придется рисковать жизнью Мито и нашего ребенка. — Нет, я вовсе не собирался тебя отговаривать. Скорее предупредить, — поджал губы его брат. — Страна Ветра... непредсказуема и коварна. И я имею в виду не только песчаные бури и переменчивую погоду. Казекаге никогда не пытался притворяться нашим другом, лишь давал понять, что не является врагом. — Тогда это отличная возможность узнать друг друга ближе, — покачал головой Первый Хокаге. — Я вообще глубоко убежден, что куда полезнее наносить личные визиты, чем вести нудные официальные переписки и обмениваться послами. Когда мы собирали здесь, в Конохе, первые кланы, мы с Мадарой встречались с главой каждого из них в неформальной обстановке. Это помогало лучше понять, что за человек перед нами. — Я помню, — кивнул его брат. — Но Казекаге это... это человек другого уровня. Я слышал, он убил всех своих братьев, чтобы занять место главы своего клана — еще до основания Скрытого Песка. И смерть их была... малоприятной, так скажем. А когда встал вопрос о том, кого назначить главой деревни, в Скрытом Песке разразилась эпидемия пустынной лихорадки, лекарство от которой, вот удивление, обнаружилось именно у его клана. — Ты на что-то намекаешь? — нахмурился Первый Хокаге, останавливаясь и поворачиваясь лицом к брату. — Лишь на то, что разные люди идут к своим целям разными путями, — серьезно ответил Тобирама. — Если даже Казекаге и известен секрет контроля биджу и он сможет помочь твоей жене, самое время задаться вопросом, какую цену он за это запросит. — Мне все равно, — твердо ответил его брат, мотнув головой. — Это неважно. Мито пострадала из-за меня. Если бы... Если бы я не ответил на вызов Мадары, если бы не вышел против него, ей бы не пришлось... запечатывать в себе Лиса. И всего этого не произошло бы. Младший Сенджу какое-то время молчал, но потом все же заставил себя спросить, не особо надеясь получить ответ: — Ты когда-нибудь расскажешь мне о том, что там произошло? — Ты знаешь, — пожал плечами Хаширама, чье лицо мгновенно превратилось в бесстрастную деревянную маску. — Мадара угрожал деревне, и мне пришлось остановить его. Он стал опасен. — Значит, слухи, которые я слышал, были правдивы, — как будто самому себе сказал Тобирама. — Брат, ты... Тебе не стоит брать это на себя. Ты ведь не считаешь, что поступил неправильно? — У меня есть вся оставшаяся жизнь, чтобы решить это, — ответил тот, едва заметно пожав плечами. — Я почти сумел убедить себя, что не мог поступить иначе. Потому что, каковы бы ни были мои истинные чувства к этому человеку, я тогда действовал не от имени Сенджу Хаширамы, но от имени Первого Хокаге. И как Хокаге я не мог ему позволить сделать то, что он намеревался. Мадара... до последнего хотел видеть во мне своего друга, позабыв о том, что я уже давно не принадлежу самому себе и своим желаниям. Он так и не смог понять этого и потому погиб. — А если бы ты мог все вернуть назад? — Тобирама сам не знал, зачем это спрашивал. Быть может, чтобы до конца понять своего брата, который с детства все возможными средствами избегал убийства даже своих врагов в бою, предпочитая нейтрализовывать или обездвиживать их, а не убивать, а потом вонзил меч в грудь лучшего друга, не найдя иного выхода. — Если бы я мог... — Лицо Хаширамы погрустнело, и он с усилием прогнал воспоминания, что гудящим облаком окутали его голову. — Я бы попрощался с ним иначе. Я бы сделал тот выбор, которого он требовал от меня, не заходя так далеко и не обманывая самого себя. Тот человек, которого он хотел видеть во мне, исчез в тот день, когда появился Первый Хокаге. Я жалею, что не смог донести это до него. — Некоторое время они молчали, глядя на отражение в стеклянной витрине, за которой лежали новенькие блестящие кунаи, сюрикены и короткие одноручные мечи. На каждом из них был аккуратно выгравирован символ Конохи — древесный лист с закручивающейся спиралью вместо прожилок внутри. Сейчас в честь приближающихся праздников на оружие была сделана неплохая скидка, но Хашираме чудилось что-то противоестественное в том, что инструменты, созданные для того, чтобы отнимать жизнь, красовались в праздничной витрине и были перевязаны подарочными красными бантиками. Быть может, в самом мире шиноби, созданном с целью обучить людей обманывать и убивать друг друга, было что-то глубоко неправильное? К горлу мужчины подкатила тошнота, и он торопливо отошел на пару шагов в сторону. Тобирама, нахмурившись, последовал за ним. — Ты в порядке, брат? — спросил он, осторожно тронув его за плечо. — Расскажи мне о ситуации с Лесом Смерти, — глухо попросил его тот, не оборачиваясь. Словно бы просто для того, чтобы сменить тему. — Заражение наконец остановилось, — ответил младший Сенджу. — Общая его площадь все еще до конца не определена, но стоит исходить из того, что от границы чащи до ее сердца около ри с четвертью, если двигаться по прямой. Я приказал огородить Лес высоким забором и предупреждающими знаками, но так и не решил, что с ним делать. В АНБУ ходят шутки о том, что его можно было бы использовать как полигон для тренировок, учитывая, что местная фауна там в сотни раз превосходит свои нормальные размеры и так и норовит сожрать всякого, кто попадется ей на глаза. — А в этом что-то есть, — невесело усмехнулся Хаширама. — Да, возможно. Но не раньше, чем лет через пятьдесят, когда то, что ты разбудил в этом лесу, снова заснет. А до той поры я бы вообще никого туда не пускал. Тебя в первую очередь. Тут, словно вспомнив о том, в каком состоянии был его брат после того, как Всемирный лес едва не закусил его ногами, Тобирама опустил взгляд на его ноги и отметил: — А ты неплохо держишься. Летом Акайо-сан даже не был уверен, что ты когда-нибудь сможешь самостоятельно вставать с кровати. — Да, я уже с ним виделся, — кивнул Первый Хокаге, и его лицо на несколько секунд осветила улыбка. — Он часа два не выпускал меня из лаборатории и очень настойчиво хотел отрезать от меня небольшой кусочек, чтобы поизучать его на досуге. Назвал меня медицинским чудом и умолял больше не сражаться ни с кем страшнее генина, чтобы не повредить «ценный генетический материал для исследований». Услышав это, Тобирама коротко и приглушенно рассмеялся, качая головой, потом отметил: — Это так в его духе. Я против отрезания кусков от моего брата, но насчет сражений с генинами ты подумай. Я как раз ищу в Академию преподавателя для начальной группы. Только представь, сколько писка и восторга будет, если их станет учить сам Первый Хокаге! И не смейся, пожалуйста, там есть очень способные ребятишки — думаю, через пару лет им будет вполне по силу надрать твой искромсанный зад. — Ох, я почти верю, — справившись с дурацким приступом веселья, произнес Хаширама. — Но все-таки оставлю это дело тебе. К слову, ты наконец определился с составом своей будущей команды? — Да, — кивнул его брат. — Моя команда мечты так и не собралась воедино, поэтому я думаю взять в ученики Данзо и еще пару ребят, когда они закончат Академию. — Данзо? — искренне удивился старший Сенджу. — Честно говоря, я в своих предположениях ставил скорее на Хиру-куна. Он мне кажется более способным и... — Он замолк, не будучи в силах подобрать верных слов, чтобы описать свои ощущения. Хирузен по характеру и складу ума напоминал Хашираме его самого в юные годы, а вот Данзо... В Данзо Первый чувствовал какую-то угрозу, смутную и не до конца ясную ему самому. Однако высказать свое мнение брату он не решился, посчитав, что тому, вероятно, виднее, ведь он проводит с Шимурой куда больше времени. Тем не менее Тобирама уловил его сомнения и ответил: — У Данзо есть задатки превосходного стратега. Для своего возраста он даже слишком умен. Я хочу помочь этому уму развиться в нужном направлении и послужить на благо Конохе. А Хирузен и без моего наставления вырастет замечательным человеком и сильным шиноби. — В твоих словах есть смысл, брат, — вынужден был признать Хаширама. — А кого ты думаешь взять Данзо-куну в товарищи? — Да есть у меня на примете пара ребятишек. На этот раз я не стал выбирать самых ярких и сильных, но, думаю, в команде будет достаточно и одного самородка. Продолжая говорить о будущих генинах и Академии, мужчины сделали большой круг по деревне, а потом расстались и разошлись в разные стороны. Попрощавшись с братом, Тобирама зашел в их с Амари любимую лапшичную и купил им еды на вынос, уже представляя, как они, уединившись и открыв сёдзи в сад, будут сидеть за котацу, есть горячую наваристую лапшу и смотреть на заснеженный сад. В этих удивительно мирных вечерах, которые, впрочем, имели свойство быстро вспыхивать и становиться горячее, младший Сенджу находил для себя ту самую надежную и уютную гавань, которой ему, как он недавно понял, долгое время не хватало. Одиночество и холодный рассудок, много лет позволявшие ему гордиться собственной выдержкой и здравомыслием, больше не казались такой уж привлекательной альтернативой этим вечерам. А колючая заноза Учиха внезапно превратилась в его колючую занозу. И не такую уж колючую на самом деле, если уметь найти к ней подход. Правда уже некоторое время находить этот подход ему удавалось с трудом. Амари в какой-то момент как будто закрылась от него, но все его попытки добиться от нее прямого ответа она либо игнорировала, либо сводила к шутке. Но если сперва его это действительно беспокоило, то потом в связи с набравшим обороты проектом по электрификации на них навалилось столько работы, что мужчине стало совершенно не до этого. Да и на том, что происходило в их постели, это никоим образом не отразилось, а потому он довольно быстро перестал обращать внимание на странности в ее поведении, списав это на переживания после потери Мадары и вынужденного долгого пребывания на одном месте. Но сегодня Амари была какая-то особенно взвинченная, и Тобираме, который уже настроился на уютный семейный вечер, это не слишком нравилось. В конце концов, нервотрепок и претензий ему хватало и на работе — не далее как сегодня утром пришлось выслушать длинную отповедь от многодетной матери, которой уличные украшения светили в окно и будили детей. Она требовала «убрать это мракобесие» с ее улицы и отказывалась уходить, пока Тобирама клятвенно не заверил ее, что передаст это важное дело на рассмотрение самому Первому Хокаге. — Да что с тобой такое в последние дни? — раздраженно спросил он, когда на его простой вопрос о том, как прошел день, Учиха коротко буркнула: «Нормально» — и демонстративно отвернулась от него. — Со мной все хорошо, — не слишком убедительно ответила она. — Хотя тот факт, что тебя это в самом деле волнует, меня почти удивляет. — Амари, — устало закатил глаза он. — У меня нет никаких сил на все это, вот правда. — Что, растратил их все на кого-то другого? — выразительно уточнила она, все еще сидя к нему спиной. — Да, — без всякой задней мысли подтвердил он. — На просителей из деревни, на АНБУ и на собственного брата. Если ты не знаешь, он снова собрался в скором времени уехать. И куда! В Страну Ветра! Убежден, что добьется от тамошней образины раскрытия государственных секретов просто по доброте душевной. — Если у кого это и получится, то только у него, — негромко произнесла Амари, немного сбавив агрессию в голосе и опустив лицо. — Тебе стоит больше верить в своего брата. — Мой брат еще недавно не мог подняться с инвалидного кресла, а едва встал на ноги, тут же стремится засунуть голову в другую петлю. Что за идиотская мания подвергать себя опасности, — с досадой скривился он. Потом, сдавшись, потянулся к жене и, взяв ее за плечи, попытался притянуть ближе: — Амари, прекрати выкручивать мне руки, я тебя прошу. Я и так каждый день, словно грудью на амбразуре, у меня нет сил сражаться еще и с тобой. — Я много думала об этом, — с усилием выдохнула она, не поддавшись ему, но наконец развернувшись лицом. — Она же из клана предателей, чья вина была официально доказана. Почему ты так быстро снял с нее все подозрения и подпустил к делам АНБУ? А теперь и вовсе практически поставил ее наравне с собой в управлении ими. Все эти годы я думала, что дело в каких-то ее личностных качествах. В том, что она хороший шиноби. А недавно поняла, что все вообще не так. Тобирама сразу понял, о ком она говорит, и лицо его сковало непроницаемым холодом. Мужчина сузил глаза и сложил руки на груди, уйдя в оборону. Он не стал перебивать жену и позволил ей высказаться в полной мере, прежде чем ответить на ее все более явные обвинения. — Когда я увидела вас в первый раз, то даже не знала, что и думать. Но, знаешь... сумела себя убедить, что это могло быть что угодно. Что ты утешал ее, например — ну так, по-дружески. Ведь вы так давно знакомы и не чужие друг другу. Я говорила себе, что мне несолидно быть ревнивой истеричкой и что наплевать на то, что мой муж самый... — Она оборвала саму себя, закусив губу и словно не желая делать ему лишних комплиментов. — В общем я с этим справилась, потому что я большая девочка. Но с тех пор я стала наблюдать за ней... и за тобой. И знаешь, что я выяснила? Что без пяти минут Второй Хокаге проводит как-то слишком много времени с одной замужней дамой и ее сыном. Все те разы, когда ты говорил, что просто идешь в Академию проверить ребят, вы там встречались с ней. Когда задерживался по вечерам с делами АНБУ, отправляя меня домой, она была с тобой... — Амари, ее сын учится в Академии, — очень терпеливо, почти мягко произнес он. — И мы с ней действительно вместе занимаемся делами АНБУ. Ты видишь то, чего нет... — Я еще не закончила! — перебила она его, и ее глаза на какую-то долю секунды вспыхнули красным узором шарингана, но потом молодая женщина сумела подавить его. — Ты не упускаешь случая проводить ее до дома, хотя, насколько я знаю, она куноичи, а значит сама может за себя постоять. И тут я узнаю, что, оказывается, ты собрался взять ее сына себе в ученики. Из всех сотен детей Конохи, которые мечтали оказаться под твоим руководством, ты выбрал именно его. — Амари, ты ревнуешь? — прямо спросил он, чуть склонив голову набок и отчего-то улыбаясь. И именно эта улыбка, немного снисходительная и ироничная, окончательно вывела ее из себя. Молодая женщина вскочила на ноги и, глядя на мужа сверху вниз, процедила сквозь зубы, с трудом держа себя в руках: — К черту мои чувства. К черту твою ложь и всю эту идиотскую ситуацию. Шимура Джина — шпион Последователей, и она использует тебя в своих целях. А ты настолько ею ослеплен, что не замечаешь очевидного. Мито была права — ты совершенно не умеешь выбирать людей, достойных доверия. Улыбка медленно сползла с его лица, и Тобирама тоже выпрямился. В его нарочито неспешных и плавных движениях Амари вдруг ощутила угрозу, и потому инстинкты заставили ее отступить на два шага, держась спиной к открытому пространству сада. — Я даже не буду говорить, насколько глупо ты сейчас выглядишь, — произнес мужчина, глядя на нее холодным и не предвещающим ничего хорошего взглядом. — Нас с Джиной связывают исключительно дружеские и глубоко доверительные отношения. Оскорбляя и огульно обвиняя ее в подобных вещах, ты дискредитируешь лишь саму себя. Если у тебя нет никаких доказательств — а их и не может быть потому что... — Есть! — перебила его она, чувствуя, как гудит до боли напряженная спина. Сдвинув брови и глядя мужу прямо в глаза, Амари повторила: — У меня есть доказательства. По информации, добытой Лисицами, я наверняка знаю, что некая женщина поддерживает связь со Скрытым Водопадом, который, насколько я знаю, не числится в союзниках Конохи. И у меня есть все основания предполагать, что это Джина. — Я был бы рад чуть более подробно услышать об этих самых основаниях, — произнес он, и от тона его голоса ей стало по-настоящему зябко. — Когда я наблюдала за вами... за ней, я видела, что она каждую неделю тайно отправляет кому-то почтовых соколов. Я перехватила одного из них... — Амари! — не веря своим ушам, воскликнул Тобирама, но она проигнорировала праведное возмущение, вспыхнувшее в его глазах. — Я перехватила одного из них, — с нажимом повторила Учиха. — Письмо, которое он нес, было адресовано Шимуре Иори. Ее дяде, который, как ты, возможно, помнишь, был официально признан виновным по делу Последователей и изгнан из Конохи. Мужчина не сразу переварил эту новость. Склонив голову к груди, он пробормотал, как будто обращаясь к самому себе: — Она говорила, что в ее клане многие хотят его возвращения. Но... Сама она была против. — Видимо, не так уж и против, — пожала плечами Амари, почувствовав наконец, что ей удалось поколебать его уверенность. — Где это письмо? — меж тем снова вскинул на нее требовательный взгляд Тобирама. — Я хочу его прочесть. Амари открыла и закрыла рот, а потом недовольно цыкнула и с досадой призналась: — Я не читала его. Не хотела вскрывать и привлекать внимание. К тому же оно почти наверняка было зашифровано. — Тогда откуда тебе знать, — помедлив, спросил мужчина, — что именно было в этом письме? — Ясно, — почти беззвучно выдохнула она, качая головой и глядя на него с разочарованием. — Ты не желаешь меня слушать. Но ладно. Если тебе нужны доказательства, я их тебе добуду. — Амари, не нужно, — с тяжелым вздохом попросил он. — В тебе говорит ревность, и ты сама не своя. Потом тебе самой будет стыдно за эту ерунду. — Пусть так, — тряхнула короткими, полоскающимися по плечам волосами она. — Но пусть лучше мне будет стыдно, чем мужчина, которого деревня готова назвать своим Вторым Хокаге, окажется в дураках, потому что его обвела вокруг пальца та, кому он имел глупость доверить не только свое мужское эго, но и свои тайны. — Амари! — воскликнул Тобирама, пытаясь остановить ее, но молодая женщина уклонилась от его рук и выпрыгнула в сад, а оттуда — на крыши. Он с досадой стукнул кулаком о раму сёдзи и позвал жену еще раз, но его голос лишь напрасно прокатился в ночной тишине, окутавшей поместье Сенджу.