Сага об Основателях

Покидать поместье Сенджу Мадаре пришлось по крышам и в спешке, но он был настолько одуревшим от какого-то глубинного первобытного счастья, которое охватило его, когда он впервые взял на руки их ребенка, что ему было совершенно на это наплевать. Мито родила девочку, здоровую и крепкую вопреки всем опасениям доктора Кимуры. И когда малышка впервые посмотрела на Учиху, у него закружилась голова, словно его мощной ударной волной вышвырнуло в открытый космос. Она была крошечной и походила скорее на лупоглазого лягушонка, чем на тех розовощеких младенцев, какими порой хвастались счастливые мамочки, но для него этот лягушонок показался самим красивым маленьким человеком на всем белом свете. И ничего он в тот момент не желал больше, чем остаться с ней и ее матерью и заботиться о них, не жалея сил. Чтобы отдать ребенка Мито и покинуть ее спальню, ему пришлось совершить над собой усилие, равному которому, как ему казалось, он еще никогда не делал. Но все и так зашло слишком далеко, и каждая секунда промедления могла обернуться разоблачением, которое он никак не мог себе позволить. Даже его мангекё не мог удержать разум Сенджу Тобирамы в плену слишком долго, и это был лишь вопрос времени, когда тот придет в себя. Наконец отойдя на достаточное расстояние от поместья, Мадара остановился и сунул руку в карман, где лежало незапечатанное письмо, которое он забрал со стола Мито. Он сразу узнал эту бумагу и стиль письма, когда увидел послание в ее кабинете. Повезло, что его заметил именно он, а не остальные шиноби, что толпились в этом оказавшемся таким тесным помещении в попытках за полчаса овладеть одним из сложнейших фуиндзюцу современности. Мадара лишь надеялся, что его возлюбленная не будет против, что он проявил подобную вольность, но с другой стороны — это письмо все равно рано или поздно оказалось бы у него, разве не так? И, возможно, только благодаря тому, что оно грело ему карман, мужчина вообще нашел в себе силы уйти оттуда и не попасть в неприятности. Оглядевшись, он выбрал дерево повыше и запрыгнул на него, после чего удобно устроился в развилке ветвей, сметя с них снег. Он прежде никогда не покидал Коноху таким образом — не через ворота, а по Скале Хокаге, двигаясь в противоположную сторону от деревни. Этот лес был ему незнаком, и судя по всему здесь пролегали разве что маршруты патрулей. Странное чувство — найти в местах, что знал с юности, что-то новое и прежде не изведанное. На ветку чуть выше него сел толстый черный ворон. Глянув на Учиху одним глазом, он громко каркнул и распушил перья. — Чего тебе? — поинтересовался Мадара. — Еды у меня нет. Птица не ответила, но, перебрав лапками по ветке, села ближе к нему. В серых зимних сумерках, остро пахнущих талой водой и дымом, ее силуэт, возвышавшийся над ним, внушал чувство беспокойства, но Учиха, все еще находящийся в плену сладостного восторга от становления отцом, не желал поддаваться ее мрачному настрою и, погрозив ворону кулаком, принялся читать неотправленное письмо. Тон его ему не понравился сразу. Обычно послания Мито были полны нежности и сдержанной грусти — она писала о том, что любит и скучает, писала об их с Хаширамой жизни, о своем сыне и течении беременности. Иногда рассказывала какие-то забавные короткие истории из своей жизни, но в основном делилась своими мыслями и заботами, которые ему было очень приятно разделить. Но в этом неотправленном письме она говорила не о себе, а о нем и — внезапно — об Изуне. Чувствовалось, что Узумаки не знает, как именно подойти к этой теме и объяснить, что ее тревожит. Это в целом было для нее несвойственно, поскольку молодая женщина всегда прямо и недвусмысленно выражала свои мысли. И эти ее неуклюжие фразы напоминали попытки коснуться раны, не причинив при этом боли. Мадара, подумав об этом, не сдержал улыбки — теплой, но грустной. Ему снова захотелось оказаться рядом с ней, заглянуть в ее прекрасные золотые глаза и услышать ее голос, говорящий ему о том, что его любят несмотря ни на что. Встряхнув головой и заставив себя сосредоточиться, он снова вчитался в неровные столбики иероглифов. «Я не знаю, может ли это быть правдой, но чувствую, что должна сказать тебе. Пусть это будет лишь попытками Девятихвостого меня запутать, но мне будет спокойнее, если я передам тебе его слова. Он сказал, что часть души твоего брата каким-то образом могла передаться тебе вместе с его глазами. Что видит его запертым... внутри твоей головы. Я не хочу в это верить и не хочу думать, что ты бы не рассказал мне, если бы это в самом деле было так. Прошу, развей мои сомнения...» Здесь письмо обрывалось, но Мадаре вполне хватило того, что было написано ранее, чтобы на несколько минут лишиться дара речи. Все эти годы он думал об Изуне как о порождении собственного разума, исковерканного проклятием Учиха и его тяжелой судьбой. Принимал его как болезнь, неизбежную и жестокую, но вполне оправданную и даже в чем-то заслуженную. Ему и в голову не приходило, что все это время Изуна из его кошмаров, столь непохожий на его брата, каким тот был при жизни, мог быть... настоящим. Крошечный кусочек чужой души, не способный осознать себя и не могущий вместить в себя всю его прежнюю личность, но забравший самые темные и жестокие ее стороны. Но даже если так — даже если проклятый Лис был прав — что это меняло? Даже если много лет назад часть личности его брата оказалась внутри него, то теперь от нее все равно мало что осталось. Все, что в нем было человеческого, давно сгинуло, растворившись в ядовитой пене безумия. Запертый, лишенный почти всех своих прежних чувств и помыслов, Изуна деградировал до уровня дикого животного, буйного пациента лечебницы для душевнобольных. Мадара уже упустил любую возможность достучаться до него и каким-то образом упокоить с миром, заставив его покинуть свой разум. Теперь он был обречен вечно терпеть его соседство, обороняясь от заразы его разлагающегося разума той стеной, что ему удалось воздвигнуть в своем сознании с помощью Мито и Хаширамы и того прекрасного, что они разделили на троих. Учиха верил, что пока его близкие живы и здоровы и пока он убежден в правильности того, что делает, Изуна — то, что от него осталось — не сможет навредить ему. Об остальном он думать себе запретил. Вскоре после его возвращения в Амэ деревню накрыла настоящая буря — свирепствовавший ветер сотрясал стены зданий, облицованные металлом, швырял в узкие окна мокрый снег и неистово царапал ледяными когтями стекла. Здесь, на верхнем этаже одной из Небесных Башен, шторм, казалось, заполонил собой весь мир, словно они находились на корабле в бушующем море. Мадара находил такую погоду исключительно подходящей для того разговора, что давно назревал и наконец-то должен был состояться между ним и старейшинами Скрытого Дождя. По примеру Тени, он скрыл свое лицо под маской и собрал свои длинные косматые волосы в толстый тугой пучок, чтобы те не бросались в глаза. Сам он говорил мало, в основном предоставляя слово Иори и Рэйдо, которые действовали согласно его плану, однако искренне упивался происходящим. То судьбоносное собрание началось с недовольной тирады одного из старейшин на тему того, какого дьявола их собрали посреди ночи в такую непогоду. В отличие от Рэйдо, который и организовал эту встречу и которому не пришлось покидать собственную башню, остальные пятеро его коллег вынуждены были воспользоваться сетью подземных переходов, связывающих между собой все шесть Башен. Двое из них до сих пор выглядели так, будто досыпали на ходу, но на лицах остальных уже начала проступать обеспокоенность. — Повод, по которому вы нас собрали, должен быть весьма важным, Рэйдо-сан! — недовольно произнес самый пожилой из старейшин, чьи седые волосы были тщательно зачесаны назад в попытке скрыть лысину на макушке. — Я не верю, что это не могло подождать до утра! — Я рад вам сообщить, мои дорогие друзья, что благодаря слаженной работе моих людей на нижних улицах и ваших шиноби, мы сумели найти того маньяка, что украсил стену уже ставшего газетной легендой «Волшебного сна» кишками наших многоуважаемых граждан. — Мадара мог только мысленно поаплодировать своему компаньону, потому что голос Рэйдо звучал в равной мере торжественно и иронично, а в его глазах так и прыгали злые смешинки, которые не предвещали собравшимся ровным счетом ничего хорошего. — Давно пора, — устало качнул головой другой старейшина. — Проклятые писаки так раскрутили это дело, будто в стране больше не происходит ровным счетом ничего интересного. Это даже начало утомлять. Рэйдо коротко улыбнулся — чрезмерная активность журналистов, нагнетающих обстановку и превративших и без того жестокое убийство в возрождение древнего культа убийц, желающих пробудить к жизни древних богов, чтобы те поглотили зарвавшихся владык Амэ, тоже была его рук делом. Стараниями его и его людей в Скрытом Дожде едва ли бы нашелся человек, который не слышал о том, что произошло у «Волшебного сна», или не связывал бы это так или иначе с Небесными Башнями и старейшинами. — Так кто он? — подключился к разговору третий. — Его поймали и убили на месте, я надеюсь? — Это глупо, — поморщился первый старейшина. — Дело такого уровня следует расследовать публично и показать, что людям нечего бояться, пока Амэ управляет железный шестипалый кулак. Помешанных на этих улицах всегда хватало, но до такого непотребства они еще не доходили. Где он, Рэйдо-сан? Вы поместили его в тюрьму? Или держите в одном из ваших уютных подвалов, ожидая нашего решения? — Ни то, ни другое, — отозвался тот, склонив голову. — Я привел его сюда. — Что? — Одна из двух женщин, входящих в высший совет Амэ, зачем-то вскочила на ноги, словно бы собираясь прямо сейчас броситься бежать. — Зачем вы это сделали? — Чтобы я имел возможность познакомиться со всеми вами, — произнес Мадара, выходя из тени. Его крепкая широкоплечая фигура, производящая впечатление на фоне более худощавого и сухого Рэйдо, заставила почти всех собравшихся измениться в лице. — Это что, шутка такая? — с недовольством спросил первый старейшина. — Рэйдо, будьте добры, объяснитесь. — С превеликим удовольствием, — кивнул тот. — Мой друг, признаю, несколько не сдержан в проявлении своих эмоций, однако он клятвенно меня заверил, что сегодня будет держать себя в руках. Если, конечно, никто из вас не будет делать необдуманных заявлений или чересчур резких движений. — Рэйдо, вы забываетесь! — воскликнула вторая дама-старейшина, тоже поднимаясь на ноги. — Я немедленно прикажу арестовать вас обоих! Объясняться будете в камере! — Можете попробовать, — благодушно кивнул Мадара, а потом швырнул прямо на стол отрубленную голову бывшего главнокомандующего шиноби Дождя, которую все это время предусмотрительно держал наготове на столике за колонной. И хотя Рэйдо с самого начала не слишком поощрял подобную театральщину, даже он вынужден был признать, что жест получился эффектный. Нервная дама, что первой вскочила из-за стола, едва завидев Учиху, завизжала в голос, еще один мужчина так сильно выпучил глаза, что они едва не вылезли у него из глазниц, а все остальные просто подались на стульях назад в тщетной попытке спасти свои мантии от брызнувшей во все стороны крови. — Ах да, — выдержав нужную паузу, подтвердил Рэйдо. — У нас будут иметь место некоторые кадровые перестановки. Надеюсь, вы не против. В этот момент Учиха вдруг подумал о том, что было бы, если бы в этом кресле сейчас сидел не Хошида, а Хаширама, а дело было бы не в Амэ, а в Конохе. Если бы тогда восемь лет назад Мадара вот так же швырнул на стол в зале собрания кланов голову Тени, какой бы была деревня сегодня? Если бы он с самого начала был тем, кем должен был быть для своей семьи и своих людей, сколь многое бы изменилось в их и его жизни? Была и еще одна мысль, признать и как следует обдумать которую ему помешала гордость — он был бы совсем не против быть тем человеком, кто стоит за креслом Хокаге, а не сидит в нем, и делает грязную работу за того, чьи руки должны оставаться чистыми. Для того, чтобы защитить Хашираму и убрать помехи с его пути, он был на это готов. Жаль, что осознание этого пришло к нему так поздно. После того, как голова командира шиноби Амэ оказалась на столе, в комнате повисла длинная напряженная пауза, во время которой каждый из старейшин оценивал произошедшее и пытался предугадать, что в таком случае грозит ему лично. — Чего вы хотите? — наконец спросил один из них — тот, что заведовал финансами и банками. — Денег? — Деньги это заманчиво, — кивнул Хошида, — но мерить все только ими одними было бы недальновидно и глупо. — Он хочет власти, — мрачно произнес более догадливый первый старейшина. — Вы собрались поставить нам ультиматум, Рэйдо? — Если вам угодно так его назвать, — серьезно подтвердил мужчина. — Завтра утром газеты выйдут с сообщением о том, что в ходе голосования высшим советом старейшин Амэ было принято решение о выборе официального представителя, который будет отныне и впредь говорить от его имени. И я так и быть соглашусь принять на себя эту ответственную ношу. — Если вы рассчитывали напугать нас своим представлением, то зря старались, — сдержанно возразил тот. — Даже если мы подпишемся под этим решением, уже завтра вас вынесут отсюда вперед ногами, потому что один никогда не будет сильнее пяти. В этом и смысл шестипалого кулака, разве не так? — Мой дорогой друг, — с чувством произнес Рэйдо, переплетя пальцы и немного наклонившись вперед. — Вы, безусловно, правы, и именно поэтому я отчаянно пытаюсь договориться со всеми вами, а не убивать вас здесь и сейчас. Шимура-сан, будьте добры. Иори, который до того стоял у стены, сложив руки на груди, приблизился к столу и, обходя его по периметру, положил перед каждым и пяти старейшин конверт из плотной коричневой бумаги. После он тоже встал позади Рэйдо рядом с Мадарой. — Что это? — с опаской поинтересовалась одна из дам-старейшин. — Мои гарантии, — улыбнулся Рэйдо. — Причины, по которым вам не захочется меня убивать. Неуверенно переглянувшись и все еще ожидая какого-то подвоха, старейшины Амэ тем не менее зашуршали бумажками. Один из первых, кто прочел то, что было в них сказано, смертельно побледнел, и голос, которым он задал вопрос, прерывался и дрожал: — Как вы узнали о моей дочери? — Вы хорошо ее спрятали, — кивнул Хошида. — Но недостаточно хорошо для того, кто умеет искать. — Иори за его спиной коротко улыбнулся. — Вы ничего не докажете! — меж тем вскричал другой, вскакивая на ноги и потрясая кулаком. — Вы хорошо заплатили свидетельнице, которая видела, что вы сделали со своим братом, чтобы не делиться с ним наследством, — качнул головой Рэйдо. — Но то, что было куплено однажды, всегда можно перекупить. Хотите продолжать жить на верхнем этаже или спуститесь в тюремные подвалы? Я слышал, их часто затапливает, это так неудобно. — Голос Рэйдо звучал потрясающе безмятежно, и Мадара, чье лицо было скрыто маской, не сдерживал широкой довольной ухмылки. Он сам едва ли бы смог преподнести все лучше. Буря за окном, кажется, пошла на убыль — снег сменился ледяным дождем, и звук долбящих по металлической крыше Небесной Башни крупных капель почти заглушал звучащие здесь голоса. — А на меня у вас ничего нет! — вдруг закричал молчавший до этого последний старейшина с обтянутым шелком большим животом, напоминавшим раздувшуюся рыбу фугу. — Я чист! Ничего вы мне не сделаете! — Вы у нас в самом деле уникальный экземпляр, — подтвердил Хошида. — Даже наш мастер по поиску чужих секретов не смог ничего про вас найти. Но вот что интересно, дорогой коллега — оказывается, настоящие секреты по сути ничем не отличаются от выдуманных. Вонь поднимается точно такая же, а правда потом уже никого не интересует. Мы переговорили с вашим племянником, которого вы по доброте душевной приютили у себя десять лет назад. И — вы не поверите! — этот добрейший души юноша согласился при необходимости подтвердить, что все его детство вы частенько навещали его по ночам с... весьма недостойными и подлыми намерениями. Конечно, при условии, что после вашего ареста он сможет занять ваше место в обновленном совете. — Это... что... Это немыслимо! Этот маленький гаденыш не мог... — Лицо толстяка пошло красными пятнами. — Я повторю еще всего один раз, — уже отвернувшись от него, произнес Рэйдо. — Или вы поставите подписи под этим документом и тем самым передадите всю полноту власти над Амэ в мои руки, или завтрашний рассвет одна половина из вас встретит за решеткой, а вторая в трауре или сумасшедшем доме. Так или иначе, я добьюсь своей цели, и вам нужно только решить, какую роль в этом сыграет каждый из вас. — Я подпишу, — заявил старейшина, в коричневом конверте которого был адрес и черно-белый снимок его несовершеннолетней дочери, которую, как он думал, он надежно спрятал в Стране Земли. — Дайте сюда этот проклятый документ! Рэйдо, продолжая улыбаться, придвинул к нему заранее составленное постановление и кончиком протянутой чернильной ручки указал на нужное место. Старейшина расписался там и, словно бы за несколько минут постарев на десять лет, с обреченным вздохом уронил голову на руки. — Кто следующий, господа? — спросил Хошида, и будто для того, чтобы придать весомости его словам, в эту самую секунду ветер с ужасающим грохотом оторвал одну из металлических пластин в крыше над их головами и зашвырнул ее куда-то вниз. Позже ее нашли вошедшей под косым углом в размякшую глинистую землю. В доме, рядом с которым она приземлилась, вылетело одно окно, а его жители не спали до самого рассвета, гадая о том, что происходит в единственно ярко освещенной Небесной Башне. Мадара покинул Рэйдо и старейшин раньше, чем собрание было официально закончено и распущено. Свою роль в спланированном представлении он сыграл, и своим выступлением остался доволен. Ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, что именно от Хошиды исходила идея по захвату власти в Амэ, а, учитывая его криминальные связи, это даже не вызвало особого удивления. А сам Мадара теперь легко мог называться его телохранителем, и на этом основании появляться и мелькать в любой из Небесных Башен, не привлекая внимания и не вызывая ненужных подозрений. В конце концов, кому может прийти в голову, что маньяк-потрошитель на поводке новоявленного лидера Скрытого Дождя может оказаться мозгом всей операции и тем самым человеком, кто принимает все решения? Это же снимало с него обязанность принимать участие в скучных формальных мероприятиях и заниматься бумажной работой, которая всегда была ему ненавистна. Зато предоставляло ровно столько свободного времени, сколько было нужно, чтобы, во-первых, продолжить исследование риннегана, а, во-вторых, иметь возможность в любой момент сорваться с места и оказаться там, где он был нужнее. На эту ночь у него была запланирована еще только одна встреча, для которой он совершенно неожиданно для себя самого отыскал в своей душе то самое великодушие и благородство, которыми не иначе как заразился от Хаширамы. Она ждала его у себя, не спала и зябко куталась в рваный полосатый халат. Глядя на нее сейчас, он с трудом мог поверить, что видел в этом лице черты Узумаки Мито. Их роднил разве что необычный цвет глаз и широкие скулы, но в остальном Цуки не была даже бледным подобием женщины, что раз и навсегда поработила его сердце. И тем не менее именно она согревала его долгими дождливыми ночами, когда больше никого не было рядом. А это чего-то да стоило. — Мада-чан, ты так давно не появлялся! — с порога защебетала она, кинувшись ему на шею. — Я начала волноваться! — Волноваться, не помер ли я в ту ночь, когда ты выставила меня за дверь? — усмехнулся он, отстраняя ее от себя. Только сейчас ему пришло в голову, что она была совсем еще девчонкой, глупой, жадной и надоедливой, но безвредной и по-своему милой. Особенно когда спала зубами к стенке. — Да я же знала, что ты будешь в порядке! Ты ведь такой сильный! — отмахнулась Цуки, но по тому, как забегали ее глаза, он понял, что девушка тоже много об этом думала и вспоминала. И даже сейчас была не вполне уверена, зачем он явился — взять ее тело или ее жизнь. Что ж, нравы в Амэ действительно были суровыми, и последний вариант здесь не казался таким уж диким. — Я чуть не умер той весной, — припомнил Мадара, качая головой. — Было неприятно. — Ну я... Я же... Ты же... Ты же в порядке. — Она тряслась как маленькая напуганная собачонка, комкая в руках пояс своего полосатого халата. Наверное, она могла бы позвать кого-то, кто бы защитил ее, заранее зная о том, что Мадара придет. Но здесь никого не было, и отчего-то этот факт тронул его. Такие, как Цуки, выживали в одиночку и ни от кого не ждали помощи или защиты. Перед теми, кто был слабее, они не стеснялись показывать зубы, чтобы отхватить себе кусочек пожирнее. Перед сильными юлили и виляли хвостом, отчаянно надеясь, что сегодня им не придется сносить побои. И иногда им везло. — Вот. Это тебе. — Решив больше не тянуть резину, произнес Учиха и положил на маленький обшарпанный стол в ее кухне, за которым в свое время так много раз ужинал, бумажку с аккуратно написанными на ней иероглифами. — Что это? — пугливо спросила Цуки, все еще не решаясь подойти к нему. — Номер счета, который я открыл на твое имя. Оказывается, если самый главный банкир едва не нагадил в штаны за твоим столом, такие вопросы можно решить очень быстро. — Он усмехнулся и покачал головой. — Счета? На мое имя? — переспросила девушка, как будто забыв значения этих слов. — Здесь хватит, чтобы ты наконец смогла переехать, — кивнул он. — Не на самый верх, конечно, но, кажется, даже пятнадцатый этаж звучит не так уж плохо, как думаешь? — В Небесную Башню? — вытаращила глазенки Цуки. — Мне? Мада-чан... Мада-чан! Она рванулась к нему, раскрыв объятия, но в последний момент все же свернула к столу и сперва цапнула бумажку. Но его это даже позабавило. — Не будь дурой, Цуки, — посоветовал он ей напоследок. — Это, возможно, твой единственный шанс изменить свою жизнь к лучшему. Некоторое время назад мы с моим товарищем, можно сказать, поспорили о том, сможет ли Амэ раскопать то дерьмо, в котором увяз, если дать ему лопату. Я даю тебе лопату, а ты сама реши, что с ней делать. Но я буду надеяться, что выиграл в том споре. — Мада... чан... — Ее глаза наполнились слезами, и спустя пару секунд девушка уже ревела в голос, прижимая к груди бумажку с номером счета. Добродушно усмехнувшись, Учиха потрепал ее по темным волосам и развернулся, чтобы уйти. — Мада-чан! — остановила его она, схватив его за плечо. — Останься. Пожалуйста, останься. Я... Я не возьму с тебя денег. Я хочу, чтобы ты остался. — Прости, милая, — покачал головой он, осторожно сняв ее руку и прикоснувшись губами к ее худеньким пальцам с обкусанными ногтями. — Я не могу. У меня... дочка недавно родилась. И ее мама, узнай она о тебе, просто голову бы мне оторвала. — Он нежно улыбнулся, представив что-то, и рассмеялся. — Поэтому я никак не могу остаться. — Ох... — Ее заплаканные глаза округлились, а потом она засмеялась, забавно вжав голову в плечи и закрывая рот ладонью. — Поздравляю, Мада-чан. — Будь здорова, Цуки, — кивнул он и вышел из ее квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. Буря в Амэ наконец закончилась, и в разрыве между туч на востоке была видна нежная розовая плоть разгорающегося рассвета.

~ * * * ~

Из-за песчаных бурь, сделавших перемещение по пескам Страны Ветра едва возможным, Хаширама задержался в дороге почти на неделю, и уже в пути получил новости от брата о том, что опоздал. В том коротком послании, что Сенджу доставило призывное животное, способное в отличие от почтовых птиц разыскать человека где угодно, коротко говорилось о том, что Мито родила девочку и что ей удалось сдержать Лиса своими силами. Прочитав это, Хаширама несколько минут просто стоял на одном месте, пораженный и растерянный. Он чувствовал, что что-то не так. Некоторое время назад кристалл амарина, надетый на шею его жены, начал подавать ему отчаянные сигналы, призывая на помощь, но мужчина тогда был еще слишком далеко, чтобы поспеть вовремя. А потом — все внезапно прекратилось, словно кто-то прижег бурно кровоточащую рану. И теперь он не мог поверить, что Мито удалось справиться с этим самостоятельно. Он знал, насколько все было плохо, и, чего скрывать, уже мысленно готовился к самому худшему. Широ не сразу смог дозваться одеревеневшего Первого Хокаге, и парню пришлось даже аккуратно встряхнуть его, чтобы добиться хоть какой-то реакции. — Что там? — поинтересовался он, кивнув на письмо. — Нам нужно торопиться, — ответил ему Сенджу, сжав клочок бумаги в кулаке. Они ускорились, и скоро Нара понял, что категорически не успевает за своим спутником. Попросить его немного сбавить темп у него просто не повернулся язык, и парень смирился, что прибудет в Коноху в одиночестве. С другой стороны, его присутствие там бы все равно ничего не изменило. В итоге Хаширама обогнал его почти на полдня, и к тому времени, когда Широ увидел маячившие в отдалении стены, опоясывающие деревню, он уже был в поместье Сенджу и разговаривал с доктором Кимурой, с которой столкнулся на пути к спальне жены. — Как все прошло? — не скрывая нетерпения и беспокойства, спросил мужчина, у которого до сих пор не укладывалось в голове, как Мито могла справиться с Девятихвостым в одиночку. — Было трудно, — признала женщина в розовых очках. — В какой-то момент я была почти уверена, что нам не справиться, но потом... — Ее взгляд стал задумчивым и немного отстраненным, словно бы, заглянув в себя, доктор пыталась вспомнить что-то, что постоянно ускользало от нее. — Потом госпоже удалось стабилизировать печать. Думаю... думаю, у нее просто не осталось другого выбора. — Что с ребенком? — спросил мужчина. — Она в порядке, — кивнула та. — Родилась немного раньше срока, но в остальном с ней все хорошо. Всю Коноху на уши поставила ваша нетерпеливая дочурка. Она тепло улыбнулась, и Хаширама впервые за все долгое время обратного пути почувствовал, как сжимающая его сердца стальная хватка немного ослабла. — Спасибо вам, — с чувством произнес он, а потом, повинуясь внезапному порыву, вызванному громадным чувством облегчения, все горячее растекавшемуся у него в груди, обнял женщину, чуть приподняв ее над полом. Она ойкнула, покраснела и рассмеялась, а когда снова оказалась на своих двоих, кокетливо погрозила ему пальцем. Сенджу в ответ подмигнул ей и зашагал к комнате Мито. Но, к его удивлению, жены там не обнаружил и, поспрашивав у прислуги, узнал, что та некоторое время назад отправилась подышать свежим воздухом. Немного бестолково побродив туда-сюда, он в итоге неожиданно обнаружил ее в заснеженном саду Закатного дворца — давно уже необитаемого и закрытого даже от слуг. Узумаки сидела на их старой скамейке, покачивая на руках спящего младенца, укутанного в теплое красное покрывало, расшитое золотыми нитями. Итама копошился в снегу рядом, занимаясь сооружением снеговика, но, увидев отца, бросил это дело и, пыхтя, заспешил ему навстречу. — Вот я и дома, — проговорил Хаширама, подхватывая сына на руки и улыбаясь жене. — Мы ждали тебя, — кивнула она, и он снова увидел этот особенный взгляд, который заметил еще в Узушио. Взгляд человека, хранящего в сердце какую-то важную и благословенную тайну. Прежде он думал, что причина была в ребенке, которого она носила, но теперь осознал, что дело было в чем-то другом. Разум Мито был как будто частично не здесь, как будто некие ее мысли, недоступные и не предназначенные для других, были огорожены от прочих непроницаемыми золотым покрывалом. И несмотря на всю радость от встречи Сенджу поймал себя на мысли, что после того, что произошло в Узушио, жена с каждым днем все сильнее отдаляется от него. — Прости меня, — шепотом произнес он, садясь рядом с ней и ставя Итаму на землю. — Мне не стоило уезжать. — Все в порядке, — отозвалась Мито, улыбнувшись ему. — Мы справились. — Можно? — неуклюже спросил он, чувствуя себя немного глупо. Жена кивнула и осторожно передала ему мерно посапывающий красный сверток. Взяв дочь на руки, Хаширама пару секунд вообще не дышал, а потом осторожно, впервые задумавшись о том, какие у него большие и грубые от тренировок и боев пальцы, откинул нависающий над личиком младенца уголок покрывала. — Она... так похожа на него, — тихо проговорил он пару секунд спустя. — Она похожа на любого другого младенца, — с улыбкой покачала головой Узумаки. — И мне кажется, у нее будут красные волосы. — Ты уже назвала ее? — спросил Хаширама, продолжая завороженно смотреть на расслабленное лицо спящего ребенка. — Айко, — нежно ответила она. — Дитя любви. — Айко, — повторил он, зачем-то покачивая и без того спящую дочку на руках. — Наша девочка. Итама, что думаешь о сестренке? — Она маленькая, — поморщил нос тот, а потом от души вытер его рукавом. — И спит все время время. А когда не спит, то плачет. — Она просто еще не понимает, где она, — отозвался Хаширама. — Вот представь, что ты вдруг очутился в огромном незнакомом тебе мире, не помнишь, кто ты и откуда пришел и ничего не можешь ни сказать, ни сделать, потому что у тебя крошечное тело и даже зубов еще нет. — Наверное, это немного страшновато, — подумав, произнес мальчик, и его взгляд, обращенный к мирно спящей сестре немного изменился. — Папа, а откуда мы все приходим? — Оттуда, малыш, — улыбнулся он, кивнув наверх. — Со звезд. Итама запрокинул голову назад, и с его удивленно приоткрытых губ сорвалось облачко пара. — А почему... почему я ничего не помню? — наконец спросил он, с усилием нахмурив брови. — Ты помнишь, — возразил ему отец. — Просто эти воспоминания закопаны где-то глубоко-глубоко, и чем старше ты становишься, тем больше наслаивается поверх них. Но тебе ведь иногда снится, что ты летаешь? — Да, — подумав, просветлел мальчик. — На этой неделе точно снилось. Было так здорово! Погрузившись в свои воспоминания, он принялся прыгать по снегу, размахивая руками и воображая себе, что его окружают не сугробы, а большие пушистые облака. — Хаши, мне нужно с тобой поговорить, — меж тем произнесла Мито, и по ее тону он сразу понял, что разговор будет серьезный. — Что такое? — спросил он, продолжая мягко покачивать спящего ребенка. — Мне стоило рассказать тебе обо всем раньше, но, кажется, я слишком долго ждала подходящего момента. — Она с досадой на саму себя закусила губу и мотнула головой. — Но теперь дальше тянуть уже нельзя. — Да, мне тоже нужно кое-что тебе сказать, — кивнул он, вспомнив о своей договоренности с Казекаге. Когда Сенджу покидал Суну перед возвращением домой, Рето еще раз напомнил ему об их соглашении, подчеркнув, что Скрытый Песок очень щепетильно относится к исполнению своих и чужих обязательств и что Мито вместе со всеми данными по исследованию амарина ждут в Стране Ветра не позднее лета. Для шиноби отправляться в долгий путь вскоре после рождения детей было обычной практикой, напоминающей, что еще совсем недавно они были разрозненными и зачастую кочевыми кланами, не имеющим постоянного дома. — Я первая, — предупредила Узумаки. — Иначе боюсь, что опять не наберусь смелости. Хаши, я думаю, мне скоро придется уехать. — Как ты узнала? — искренне удивился он, пытаясь сообразить, могли ли каким-то образом новости об их с Казекаге сделке добраться до Конохи прежде него. — О чем ты? — не поняла Мито. — Это... Хаши, это очень давнее дело. Я была тогда молодой и глупой, и мне очень хотелось доказать, что мой клан чего-то стоит на фоне таких громких фамилий, как Сенджу и Учиха. Я дала обещание, которое так и не смогла исполнить за десять лет, и подвергла опасности свою родную деревню. И после того, что случилось летом, я не могу больше игнорировать свои обязательства. Я знаю, что те люди погибли из-за меня. Я знаю, что я в долгу перед Узушио, и не вижу иного способа вернуть этот долг. — Жизнь моя, что ты имеешь в виду? — Хаширама чувствовал себя растерянным и сбитым с толку. — Когда мне было пятнадцать лет, я обещала даймё Страны Огня, что поймаю для него Девятихвостого, — произнесла она, и лицо ее стало непроницаемым и бесстрастным. — Он не поверил мне тогда. И в наказание за мою дерзость он лишил мою страну своей защиты и поддержки. Поэтому Узушио вынуждена была заключить невыгодный ей союз со Страной Воды и открыть свои порты для ее торговых и военных кораблей. Это продолжается уже много лет, но сейчас ситуация в мире стала слишком нестабильной, и мой отец боится, что в какой-то момент Мизукаге станет выгоднее не просто быть в союзе с нашим островом, но полностью владеть им. В прежние времена Страна Огня всегда приходила нам на выручку, но теперь... — Теперь у вас есть Коноха, — наконец не выдержал и перебил ее муж. — Мы защитим вас. — Ты так думаешь? — с горечью спросила Мито. — Если Коноха вступит в открытый конфликт со Страной Воды без одобрения и приказа даймё, что, как ты думаешь, произойдет? Это назовут мятежом и попыткой свергнуть существующий строй правления. Ты забываешь, мой милый, что Хокаге деревни Коноха не может принимать таких решений самостоятельно. Пусть мы и не связаны со столицей финансово и юридически, мы все еще армия Страны Огня. Армия не может сама решать, с кем ей воевать. И Мизукаге тоже об этом прекрасно знает. Пока мой отец жив, Узушио не тронут, но он уже стар и... Я даже думать не хочу, что станет с моей родиной после его смерти. Ее глаза обожгло слезами, но молодая женщина не позволила им пролиться, упрямо сжав зубы. — Я должна это сделать, — наконец произнесла она, подняв лицо. — Я уже все решила. Дольше откладывать нельзя. — Почему... Почему ты не рассказала обо всем давным-давно? — с мучительным непониманием спросил Хаширама. — Мы могли бы... могли бы что-то придумать. — Это было моей ошибкой, — ответил его жена. — Мне... мне было стыдно, я думаю. И потом все это было бессмысленно, пока мы не поймали Лиса. Я искала его все эти годы, но после того, как Акико и его отряд потерпели неудачу во время последней охоты, его больше никто не видел. Я и представить не могла, что Мадара... Что все это время он мог призвать его в любой момент и доставить ко двору в лучшем виде. Мы потеряли столько времени. — Она обреченно покачала головой. — Мито, ты не можешь поехать к даймё, — выразительно проговорил Сенджу, заглядывая ей в глаза. — Не сейчас. — Я возьму Айко с собой, не беспокойся, — мягко произнесла она, кладя руку ему на локоть. — Итаме придется остаться здесь, потому что уже весной в Академии начнутся первые задания, и я не хочу, чтобы он их пропустил. — Ты все-таки решила отдать его туда? — не сдержал краткой улыбки он. — Он сын Первого Хокаге, — пожала плечами она. — И пусть ему не стать таким великим шиноби, как его отец, но он должен знать нашу историю и представлять себе, что значит быть ниндзя и следовать своему пути. Где еще его смогут этому научить, кроме как в Академии? Тем более Хиру-кун обещал присмотреть за ним. А он уже в выпускном классе, так что его мнение будут уважать. Послушай, я очень надеюсь, что мне не придется оставаться в столице слишком надолго. Ведь Девятихвостый теперь часть меня, а значит принадлежит Конохе. Я попрошу даймё изменить условия соглашения. Уже столько лет прошло... Быть может, он просто ждет, пока я приду и поклонюсь ему в ноги. И если дело стало только за этим, то я как-нибудь справлюсь. — Она немного устало, но светло улыбнулась. Хаширама молчал. Он не знал, как сказать ей, что сделал ее предметом своего собственного соглашения с Казекаге. В тот момент, когда они с Рето договаривались об этом, подобная цена казалась незначительной за те знания, которые Сенджу жаждал обрести. Но визит в Храм Заблудших Душ не дал ему ничего, кроме понимания собственных ошибок. Но создал долг, который следовало оплатить неукоснительно и в срок, ведь, как правильно сказала Мито, ситуация в мире раскачивалась все сильнее с каждым годом. И оставлять незаконченных дел не стоило. Тем более когда речь шла о самой технологически продвинутой державе, чья армия являлась примером и образцом для подражания во всем мире. — Когда ты планируешь вернуться? — негромко спросил он, снова переведя взгляд на мирное личико дочери, спавшей у него на руках. — Доктор Кимура говорит, нам следует подождать до весны, прежде чем отправляться, чтобы Айко окрепла, а дороги растаяли, — ответила Мито. — Я надеюсь, что успею вернуться к Празднику Цветущих деревьев, но... ты ведь знаешь. — Она выразительно на него посмотрела. — В жизни редко все идет по плану. — Да, — с сожалением согласился он. — Это я понял очень хорошо. — А о чем ты хотел поговорить? — уточнила молодая женщина, радуясь тому, что наконец-то сняла с плеч долго томивший ее груз. — Я уже не уверен, что хочу говорить об этом, — покачал головой он. — Мне нужно все обдумать. Как думаешь, наверное, мне стоит поехать в столицу с тобой? Возможно, мое присутствие надежнее убедит даймё изменить условия вашей сделки? — Я думала об этом, — кивнула Мито. — Но пришла к выводу, что, увидев тебя, он может почувствовать угрозу. Между вами и так... весьма натянутые отношения еще с той поры, как ты отвоевал для Конохи независимость в принятии решений. Боюсь, он может все неверно истолковать и станет только хуже. — Если моя жена собирается склониться перед кем-то, то и мне не зазорно встать на колени, — возразил он. — Я тоже умею просить. — Я знаю, — выдохнула она, накрыв его руку своей. — И я не могу тебе позволить сделать это. Ни ради Конохи, ни ради меня. Я не прощу себе, если тебе придется унижаться из-за моих ошибок. И если кто-то и должен заплатить за мою глупость, то это я сама. — Мы все совершаем ошибки, — покачал головой ее муж. — И некоторые из нас больше, чем другие. Но ты не обязана оставаться с этим один на один. Для этого ведь и нужна семья, разве не так? Айко на его руках заворочалась, а потом открыла большие серые глаза. Несколько секунд испуганно смотрела на незнакомого человека, который держал ее на руках, а потом наморщила крошечный нос и захныкала. Узумаки аккуратно забрала у Хаширамы проснувшуюся дочку и стала ее успокаивать мягким, почти мурлыкающим голосом, от звука которого у мужчины по спине побежали мурашки. Он пропустил все эти моменты с маленьким Итамой, но теперь не мог избавиться от мысли, что роль матери удивительно шла Мито. Делала ее волнующе привлекательной, но с какой-то иной стороны, нежели раньше. Мужчина вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы посмотреть, как она будет кормить малышку грудью, и смутился. Ведь почему-то в его фантазии, коротким электрическим всплеском мелькнувшей у него в голове, на его жене в этот момент не было ровным счетом никакой одежды. — Я справлюсь, — наконец произнесла Мито, поднимаясь со скамейки. — Ты нужен здесь. Ты и так слишком часто оставлял деревню в этом году. Или официально надень на своего брата шапку Хокаге, или дай ему наконец-то пожить и своей жизнью. Он ведь тоже твоя семья, ты помнишь? И ты уже и так очень крупно задолжал ему. — Тобирама... — обреченно произнес мужчина, как будто только вспомнив о его существовании. — Все будет хорошо, — еще раз кивнула она. — Так ты... точно ничего не хочешь мне сказать? — Не сейчас, — покачал головой он, а потом ободряюще улыбнулся ей: — Ты права, все обязательно образуется. Пойдем домой. Здесь очень красиво, но довольно прохладно. Да и... Я голодный, как волк. — Его улыбка стала немного виноватой. В тот день они больше не говорили о делах и данных кому-то обещаниях, и на фоне новых известий и истории с даймё Хаширама как-то позабыл о том, что собирался расспросить жену о том, как ей удалось совладать с Лисом в одиночку. Да и, чего скрывать, ему даже представлять не хотелось, каково ей было здесь, без него — чувство вины за то, что он все пропустил и подверг жену, ребенка и всю деревню опасности, до сих пор нестерпимо мучило его. — Хорошо, что вы были рядом, — выразительно произнес он, поднимая чашечку саке в сторону Тобирамы, который сидел за столиком изакая напротив него. — Я так тебе обязан. — Мы ничего не сделали, — пожал плечами младший Сенджу, привычно хмурый и уставший. Под его глазами залегли глубокие темные тени, а волосы в приглушенном желтоватом свете казались не просто светлыми, но совсем седыми. — И это меня беспокоит, если хочешь знать. — Меня тоже, — с чувством подхватил его брат. — Я не сделал еще больше, чем вы, и чувствую себя круглым дураком. — То, что ты дурак, я говорил тебе с детства, — не преминул отметить Тобирама, ткнув пальцем в его сторону. — Но речь о другом. Я не уверен, что помню, как все произошло. Я пытался помочь выбранным шиноби активировать технику удержания. Потом из спальни Мито вышла Амари, чтобы сказать, что у нас нет больше времени, а потом... — Что? — Потом все вдруг уже было кончено, — пожал плечами он. — Я слышал, что некоторые дети рождаются очень быстро, но тут... как будто прошло несколько секунд. Это странно. — Тебя это тревожит? — уточнил Хаширама. — Знаешь, иногда время вытворяет странные штуки. У тебя никогда не бывало, что ты во время прыжка как будто зависаешь в воздухе и паришь там? Успеваешь сложить ручные печати и выпустить дзюцу и как будто совсем не двигаешься? — Да, пожалуй, — помолчав, кивнул его брат и отпил еще саке. — Возможно, мы все тогда были на нервах и... Не знаю, я прежде никогда не присутствовал при появлении человека на свет. До сих пор не вполне пришел в себя и осознал, что там произошло. — Когда родится твой собственный ребенок, впечатление будет еще сильнее, поверь, — улыбнулся старший Сенджу, но отчего-то эти слова совсем не порадовали Тобираму, а как будто, наоборот, заставили вспомнить о чем-то неприятном. — Ты уже слышал о деле Шимура? — спросил он, помолчав. — Урывками, — отозвался тот. — Как раз хотел у тебя спросить, что там вообще произошло. — Амари... пришла ко мне некоторое время назад и обвинила Джину в том, что та работает на Последователей. А когда я не поверил ей, она... Джина сказала, что она забралась к ней в дом и выкрала одно из писем ее дяди, которые тот действительно ей писал. Она показала мне эти письма, и в них действительно не было ничего такого, но... Но было уже поздно. Совет кланов вынудил меня признать ее виновной. Я... даже опомниться не успел. Выслушав его, Хаширама какое-то время не мог подобрать верных слов, чтобы ответить, но потом все же спросил тихим голосом: — У тебя есть предположения, почему Амари могла так поступить, если... если Джина-сан говорит правду? — К сожалению, — с досадой подтвердил тот. — Она думала, что между мной и Джиной... что наши отношения... не только дружеские, если ты понимаешь, о чем я. — Вот как, — поднял брови Хаширама. — А у нее... были причины так думать? — Нет! — резко отрезал его брат, но потом, помолчав немного, добавил устало: — Я не знаю. Это ее не касается и никогда не касалось. И прежде она совсем не интересовалась тем, с кем я провожу свободное время. — Значит, было принято решение выслать Джину-сан из Конохи, как и ее дядю? — резюмировал старший Сенджу. — Это решение, которое я не хотел принимать, — мотнул головой его собеседник. — Мне его навязали. — А что говорит сама Амари? Ты спрашивал ее о письме и... остальном? — Она убеждена, что защищает деревню, — вяло отмахнулся Тобирама. — Отказалась признавать, что сделала это из ревности, и настаивает, что Джина хотела причинить мне вред. Когда я ее прижал, сказала только, что и не ждала от меня благодарности, потому что я готов поверить кому угодно, но не ей, потому что она Учиха и всегда ею будет. — Он в отчаянии поднял руки, как бы признавая поражение. — Тогда я понял, что ничего более вменяемого мне от нее уже не добиться. А знаешь, что самое поганое? — Что? — с сочувствием спросил его брат. — Я уже сам не знаю, кому из них верить, — глухо отозвался он, уронив лицо на ладони. — И даже если Амари и подделала то письмо... Возможно, у нее были на то причины. И Лисицы ведь засекли кого-то, кто общался со Скрытым Водопадом. Я пытаюсь рассуждать логически, но всюду натыкаюсь на стены. — Ты просто устал, брат, — с сочувствием произнес Хаширама, похлопав его по плечу. — И я тому виной и признаю это. Но я вернулся и не намерен в ближайшее время куда бы то ни было уезжать. Если вдруг понадобится отправить кого-то на переговоры или на открытие шахты, пусть едет Второй Хокаге, я так решил. — И ты туда же, — беззлобно ругнулся его брат. — Хотя... Чего скрывать, это с самого начала было неизбежно. — И я о том же, — широко улыбнулся Первый. — Ты был рожден для этой роли. Как и я для своей. Этот год был непростым для нас обоих, но я считаю, что можно с уверенностью сказать, что мы с честью преодолели все выпавшие на нашу долю испытания. Что скажешь? — С честью, хах, — крякнул тот, качая головой, но на его лице уже появилась слабая улыбка. — Я бы сказал, с ужасом и немалой долей удачи. Как вспомню, так вздрогну. — Но мы все еще здесь, так? Ты и я против всего мира, как в детстве. За это стоит выпить. — Хаширама поднял чашечку с саке, и Тобирама ответил ему тем же. — За Коноху, — предложил тост Первый Хокаге. — За отпуск и полноценный восьмичасовой сон, — поддержал его Второй, и спустя короткую паузу изакая огласил их негромкий, но искренний смех.

~ * * * ~

Когда в Конохе зацвели сакуры, снег еще лежал в низинах и оврагах. Грязный и спекшийся на солнце, он тем не менее упрямо сопротивлялся теплу и отказывался сдавать позиции. Однако его старания были тщетны — в деревне уже никто не помнил о зиме и жизнь упрямо и стремительно неслась вперед. В Академии шиноби вовсю шла подготовка к новому учебному году, и Сенджу Итама, проходя мимо светлого здания школы с желто-оранжевыми карнизами и крышей, уже со все большим интересом и энтузиазмом задавал Хирузену вопросы о том, что там находится внутри, как проходят уроки и сложно ли учиться. Сарутоби отвечал охотно, обещая, что его маленькому другу обязательно там понравится, и тот тоже постепенно приходил к такой мысли. И хотя Итаму до сих пор расстраивал тот факт, что его мама снова собралась уехать без него, но почему-то с его маленькой сестренкой, которая только совсем недавно перестала походить на красного лягушонка, то большое и новое, что ждало его впереди, постепенно заполняло все его мысли, отодвигая на задний план обиду и печаль. За несколько дней до своего отъезда в столицу Мито навестила свою старую знакомую, с которой они в последнее время практически не общались несмотря на то, что когда-то были очень близки. Ая, ее бывшая старшая служанка, уже три года была замужем и жила в доме своего мужа, помогая его родителям в их магазине и лишь изредка встречаясь с Узумаки и вспоминая старые деньки за чашкой зеленого чая с жасминовыми лепестками. Сейчас иметь прислугу для шиноби было уже не принято, это считалось отзвуками старых времен, и молодое подрастающее поколение и вовсе не представляло, что когда-то у их родителей были няньки, кухарки или горничные, взбивавшие им подушки перед сном. Эта традиция сохранилась только в старых консервативных кланах вроде Хьюга и в семьях высокородных столичных аристократов. Сегодня, когда Мито решила навестить свою давнюю подругу, Ая как раз вывешивала белье на заднем дворе. Ее темные волосы были собраны в неряшливый пучок на затылке, а узкий пояс плотно обхватывал немного раздавшуюся за прошедшие годы талию. Как и ее госпожа, женщина не любила кимоно и предпочитала им более свободную и даже порой сшитую по подобию мужской одежду. У них с мужем не было детей, но зато по двору, гоняясь друг за другом, носились две большие собаки песочного цвета, на которых она порой по-матерински строго прикрикивала. Позвав ее по имени, Мито помахала ей рукой из-за невысокого забора, ограждавшего задний двор, и Ая расплылась в улыбке, увидев свою гостью. Наскоро закончив с бельем, она вытерла мокрые руки о штаны и подошла ближе. Ее собаки, тоже привлеченные знакомым голосом, уже вертелись около забора, вскидывая на него передние лапы и радостно виляя хвостами. — А ну расступитесь! — с притворным раздражением воскликнула женщина, расталкивая их. — Ну и увальни, с ума просто сойти. Простите их, госпожа, они у меня такие балбесы. — Я давно говорила, что я тебе больше не госпожа, — рассмеялась Мито, качая головой. — А ребята просто рады меня видеть. — Они всему радуются, — фыркнула Ая, складывая руки под грудью. — Лошадиной лепешке, дохлому голубю, суповой косточке. Мне иногда кажется, что пока остальным собакам раздавали мозги, мои двое стояли в очереди за неиссякаемым оптимизмом. А ну кыш отсюда, дармоеды! Они еще немного поговорили о собаках, погоде и прочих малозначительных вещах, которые порой просто необходимы в беседе, чтобы придать ей цельность и форму, прежде чем переходить к сути. Когда же Мито задала главный вопрос, ради которого и пришла сюда, Ая на какое-то время замолчала, обдумывая услышанное, и вертикальная морщинка у нее между бровями стала заметнее и глубже. — Я понимаю, что это немного внезапно, и сожалею, что заставляю тебя решать в последний момент, — проговорила Мито, видя, что та колеблется. — Но эта идея мне самой пришла в голову только вчера вечером. Мне бы не хотелось ехать туда одной, но если ты не захочешь, я все пойму. — Это и в самом деле немного неожиданно, госпожа, — растерянно призналась Ая. — У меня есть обязанности в магазине, и я не знаю, что скажет свекровь, если я вдруг решу вот так все бросить... — Я же просила не называть меня так, — покачала головой Узумаки. — Я пришла сюда не как твоя госпожа, я пришла просить тебя как друга. И если ты согласишься, тебе вовсе не придется подносить мне расческу или заправлять постель. Я... не очень умею говорить такие вещи, но ты всегда была одной из немногих, кому я могла доверять, и это очень важно для меня. Поэтому если бы у тебя получилось выбраться, я была бы очень рада. Ая какое-то время молчала, склонив голову набок и изучая серьезное лицо стоявшей напротив нее молодой женщины. Мито очень изменилась с тех времен, когда они встретились впервые и когда для нее было в порядке вещей накричать на кого-то из прислуги, унизить их ни за что и всем своим видом и поведением показывать, что ее судьба тяжелее и несправедливее всех. И Ае хотелось верить, что в том была в том числе и ее заслуга, ведь она была одной из первых, кто отнесся к запертой в Закатном дворце девушке по-человечески и помог ей вернуть веру в людей и саму себя. — Хорошо, — улыбнулась она наконец. — Я что-нибудь придумаю. Можете на меня рассчитывать. Лицо Узумаки просияло, она кивнула и даже как будто слегка покраснела от удовольствия. И хотя у Аи в тот вечер случился весьма непростой и не слишком приятный разговор с родственниками ее мужа, она ничуть не пожалела о принятом решении. В конце концов, когда бы еще ей довелось побывать в столице да к тому же в такой, чего скрывать, весьма примечательной компании. Рядом с Мито легко было оставаться незаметной — ее яркая, сочная, необычная красота, с годами лишь набравшая цвет, стягивала к себе все любопытные взгляды. Но теперь, помимо красоты, которая поразила Аю еще в первый день их знакомства, в Узумаки было что-то еще. Не копая слишком глубоко, это можно было бы назвать зрелостью и жизненным опытом, что отражались и ее суждениях, и в помыслах, но чем больше ее спутница вглядывалась в расслабленное и отстраненное лицо своей бывшей госпожи, тем яснее осознавала, что дело не только в этом. Это походило на некий изъян, который ей никак не удавалось поймать взглядом. Как будто невидимая глазу трещина на идеально гладком стекле, из-за чего вся его структура становилась хрупкой и ненадежной. Мито как будто спала наяву, и Ае отчего-то не хотелось думать о том, каких чудовищ может породить сон ее разума. В столице женщины поселились в одной из местных гостиниц в традиционном старом стиле, где имелись свои бани и уютный сад, со всех сторон пойманный в ловушку замкнутой прямоугольной формой здания. Мито выбрала номер, около окон которого росли раскидистые сосны с длинными пушистыми иголками, и наутро Ая обнаружила несколько этих самых иголок в своих вещах. И только прибыв ко двору в заранее объявленный и утвержденный день, они узнали, что даймё Страны Огня скончался несколько недель назад. Из-за возникших вопросов престолонаследия это еще не было объявлено официально и стало весьма неожиданным и спутавшим все карты Мито событием. И как бы ей ни хотелось верить, что вместе со старым феодалом умерли и все старые договоренности, молодая женщина настояла на встрече с его старшим сыном, который на текущий момент считался самым вероятным претендентом на отцовский трон. Наследник прежнего даймё оказался невысоким, но хорошо сложенным мужчиной с залихватски зачесанными набок волосами и немного раздражающей привычкой постоянно вертеть что-то в руках. Он принял Мито у себя в личном кабинете, сразу с порога объявив, что считает аудиенции в больших залах прошлым веком. — Я, знаете ли, Мито-сан, считаю, что более интимная обстановка способствует более доверительному общению, — счел нужным сообщить он. — Так чем я обязан вашему приятному визиту? Из окна, открытого за его спиной, пахло весной — талым снегом, нагретым металлом карнизов и водостоков и распаренной землей. Здесь, в столице, ночи все еще были холодными, а несколько дней назад прошел сильный снегопад. — Я пришла поговорить с вами о той сделке, что была заключена между мной и вашим отцом десять лет назад, — произнесла Мито, сев напротив него и сложив руки на коленях. Для визита во дворец даймё она нарочно выбрала скромный и неброский наряд, и даже ее прическу сегодня украшали лишь бумажные печати, сдерживающие чакру Девятихвостого. Но, сама того не желая, своей скромностью она лишь подчеркнула свою природную красоту, естественностью и свежестью затмевавшую сухие напудренные лица придворных дам. — Я все знаю об этом, — подтвердил наследник даймё, с удовольствием изучая глазами ее лицо и фигуру. — Вы обещали моему отцу зверя на поводке, который бы сделал его самым могущественным человеком в Стране Огня, не обязанного идти на поводу у кого бы то ни было. Признаюсь, в нынешних обстоятельствах я был бы счастлив получить такого зверя. Мое положение, Мито-сан, пока еще очень шаткое, и многие министры моего отца до сих пор не присягнули мне на верность, предпочитая держать выжидательную позицию. Мой младший брат представляется им более желанным человеком на троне, потому что им легче управлять. Я не буду утомлять вас подробностями дворцовых интриг, но скажу как есть — если вам есть что мне предложить, я готов вас выслушать. Он склонился в ее сторону, сложив руки на столе. Золотисто-желтое парадное кимоно даймё было расшито белыми хризантемами и шло мужчине больше, чем его крупному полному отцу. На вид он был едва ли много старше самой Мито, но она, как ни старалась, не могла увидеть в нем равного. Да что там — даже просто человека. Для нее он был лишь громким титулом, лишенным каких-либо личностных черт. — Мы поймали Девятихвостого, — наконец произнесла женщина, глядя ему прямо в глаза. — Это прекрасные новости, — кивнул наследник. — Но вы с ними немного запоздали. Мои люди уже давно доложили мне о том, что произошло. Учиха Мадара подчинил своей воле Лиса и собирался с его помощью напасть на Коноху, и Первый Хокаге, сразившись с ним, убил предателя, чтобы этого не допустить. После смерти Учихи вы запечатали в себе биджу, став его первым джинчуурики за многие столетия. Я ничего не упустил? — Вы прекрасно осведомлены, даймё-сама, — нисколько не изменившись в лице, подтвердила Мито. — И я расцениваю ваше прибытие ко двору сегодня как заявление о готовности поступить ко мне на службу, — закончил тот. — Пусть изначально я рассчитывал получить Девятихвостого так сказать во плоти, но ввиду сложившихся обстоятельств, готов пойти вам на уступки. — А что со Страной Водоворота? — спросила молодая женщина, нахмурившись. Ей совсем не нравилось, какой оборот вдруг принял этот разговор. Еще не выслушав ее и ее предложение, наследник уже как будто все для себя решил и едва ли был готов рассматривать альтернативы. — Здесь никаких проблем, — пожал плечами он. — Я готов отправить на острова своего посла и возобновить переговоры о протекции со стороны Страны Огня сразу же, как мы с вами обговорим все нюансы вашего пребывания при дворе. Вы желаете отдельные покои в главном здании или, быть может, предпочитаете расположиться в дальнем дворце? — Мне вполне удобно в городской гостинице, благодарю вас, даймё-сама, — поклонилась она. — В гостинице? — прищурился он. — Какая ерунда. Вы не можете жить там постоянно. Это просто глупо. — Я и не собиралась, — согласилась Мито. — Мне нужно вернуться в Коноху. По договоренности с Казекаге, я должна прибыть в Страну Ветра в последних числах мая. Он ждет меня для совместной работы над фуиндзюцу по запечатыванию Хвостатых. В эту самую секунду, уже договаривая, она осознала, что совершила огромную ошибку, и ее прошиб холодный пот. Выражение лица будущего даймё резко изменилось, едва он услышал о Стране Ветра, и улыбка окончательно и бесповоротно исчезла с его лица. — Могу ли я узнать, — резко и почти с угрозой спросил он, — на каком основании и по чьему приказу вы собрались раскрывать не дружественной нам стране наши военные секреты? — Нет, даймё-сама, все не так, — торопливо возразила Узумаки. — Речь не идет о раскрытии секретов. Мы хотели поделиться своим опытом в обмен на возможность поработать на их оборудовании и в их лабораториях. В Стране Огня еще нет таких технологий, но Казекаге согласился... — Казекаге не принимает таких решений! — грубо перебил ее он, и в этот момент она ясно увидела в этом мужчине не будущего правителя, но нетвердо стоящего на ногах подростка, загнанного в угол и запуганного своими врагами. Еще минуту назад он воспринимал ее как союзника, но теперь, с каждым ее словом, взгляд его все больше затуманивался. — Как и ваш Хокаге! Вы с ним всего лишь мои подданные и вы обязаны решать такие вопросы только и исключительно с моего позволения. — Вы правы, даймё-сама, — решила пойти на попятную его собеседница. — Но вопрос был срочный, и нам было необходимо решить его на месте. Если бы мы отправили запрос в столицу и ждали вашего согласия, время было бы упущено. — Об этом и говорил мой отец! — вскинул указательный палец тот, глядя на нее уже без всякой симпатии. — Коноха слишком много себе позволяет. Считает себя вправе не только диктовать условия своему даймё, но и вмешиваться во внешнюю политику Страны Огня. К вашему сведению, Страна Ветра никогда не была и не может стать нашим союзником. Их первоочередной целью всегда являлись наши плодородные земли на приграничных территориях. А получив их, они больше не будут нуждаться в импорте нашего леса и зерна. Вы хоть представляете, что это значит? — Он уже почти кричал, но в этом крике она слышала не гнев, но страх. — Я представляю, — не повышая голоса, согласилась она. — Страна Ветра уже превзошла нас в технологическом и военном развитии, и от звания величайшей мировой державы ее отделяет лишь скудность собственных исконных территорий и торговая зависимость от других стран. — Вот! — раздосадованно, но как будто немного успокоившись, подтвердил сын даймё. — А вы говорите, что собрались поделиться с ними той информацией, что теоретически может переломить ход этой гонки? Я слышал о том, что Хокаге удалось поймать и запечатать Треххвостого. Это хорошие новости, и я настаиваю, чтобы он на этом не останавливался. Стране Огня нужно столько Хвостатых, сколько мы сумеем найти. И сильнейший из них — то есть вы, Мито-сан — останется здесь. Даже думать забудьте о поездке в Страну Ветра. Вам еще повезло, что я прямо здесь и сейчас не обвинил Коноху в измене и не отдал вашего Хокаге под суд за такое самоуправство! Узумаки в тот момент подумала, что не сделал он этого, скорее, не из-за своего благородства, а потому, что нос еще не дорос против ее мужа выступать, но благоразумно оставила эту догадку при себе. — Даймё-сама, даже в этом случае, — осторожно проговорила она, — я не могу остаться при дворе слишком надолго. У меня есть обязательства перед моей семьей и моими подчиненными. — У вас есть обязательства перед вашей страной, Мито-сан, — снова повысил голос мужчина. — Вы не просто моя подданная, вы — шиноби, а значит ваш отказ подчиниться может быть расценен как прямое неповиновение приказу. Или судьба Страны Водоворота настолько вас не волнует? Мито открыла было рот, чтобы ответить ему, но жгущие ей губы злые насмешливые слова так и остались непроизнесенными. Она не спросила, в самом ли деле он считает, что он и его горстка стражников могут диктовать условия Конохе. Не спросила, не боится ли он, что ее мужу может не понравиться тон, которым он с ней сейчас говорит. Не спросила, не боится ли он призраков, которые могут оказаться не настолько мертвыми, как все о них думают. И даже не спросила, понимает ли он, что силы, что клубится внутри нее и рвется на свободу, хватит, чтобы сравнять его дворец с землей. — Я поняла вас, — негромко произнесла она, поклонившись. — В таком случае я немедленно распоряжусь о том, чтобы мои вещи перевезли. Меня устроит дальний дворец, о котором вы упоминали ранее. — Вот и замечательно, — удовлетворенно кивнул он. — Сразу бы так. Мито медленно подняла на него взгляд. В ее золотых глазах вспыхивали и гасли искры, как над пока еще еле тлеющим, но готовым в любой момент вспыхнуть в полную силу пламенем. Но человек, стоявший напротив нее, не почувствовал исходящей от хрупкой женской фигуры угрозы и лишь махнул ей рукой, мол, идите, мне больше нечего вам сказать. Покинув его кабинет, Мито некоторое время стояла неподвижно в коридоре у одного из окон. В гостинице ее ждали Ая и Айко, а также ненаписанное письмо Хашираме, в котором она должна была подобрать слова и убедить его, что у нее все под контролем, и не позволить ситуации обостриться еще сильнее. Они действительно зашли слишком далеко. Заигравшись в богов и демонов, они позабыли о том, кем являлись от рождения и к чему их это обязывало. Они были шиноби, армией Страны Огня, и были обязаны подчиняться своему даймё. В мире, замершему на краю неизбежной войны, у них просто не было иного выхода. — Тебе стоило показать ему, что ты можешь, девочка, — произнес Лис. Погрузившись в себя, Мито снова увидела его — огромного, самодовольного, ухмыляющегося. Но больше не внушающего ей страха или чувства беспомощности. Ступая по голубому искрящемуся мареву, она подошла совсем близко к нему, и он довольно оскалился, глядя на нее сверху вниз. — Я бы дал тебе свою силу, — продолжил зверь. — На время, конечно, но мы бы славно здесь повеселились. И ни одного из твоих глупых мальчишек не было бы рядом, чтобы заставить меня отступить. Неожиданно Мито улыбнулась — одними губами, мягко, но отчего-то Лису совсем не понравилась ее улыбка. И его еще не успевшие толком оформиться подозрения оправдались уже в следующую секунду, когда, взмахнув рукой, она заставила ошейник вокруг его шеи сжаться с небывалой силой, а потом дернула цепь вниз, отчего Девятихвостый от всей души приложился нижней челюстью о то, что в этом месте заменяло пол. — Ты все еще не понял, верно? — негромко спросила Мито, склонив голову и глядя прямо в его широко раскрытый круглый красный глаз с вертикальным зрачком. — Тебе нужно бояться не Хашираму и даже не Учиху Мадару. Ты здесь, потому что это я так захотела. Не для Конохи, не для даймё, а только для себя. Ты называешь себя воплощением человеческой ненависти и ярости и угрожаешь уничтожить мой мир. Славно. — Она подошла ближе и запустила пальцы в его мех, который на морде был достаточно тонким и мягким, чтобы податливо приминаться под ее ладонью. Наклонившись ближе, Мито шепнула ему: — Тогда я станцую на его обломках. В эту самую секунду цепи, что прежде лишь сдерживали Лиса, вдруг завибрировали от переполнившей их чакры, а затем зверь ощутил, как силы вдруг начали покидать его, вольготными и широкими потоками устремившись вдоль его золотых оков к той, что сжимала их концы у себя в руках. Узумаки откинула голову назад и блаженно улыбнулась от чувства переполнившего ее дурманящего жара. Тогда, в Лесу Демона, она испугалась того, что он вызвал и пробудил в ней, но сегодня не собиралась сдерживаться и останавливаться. — Ты... Ты! — зарычал Лис, тщетно пытаясь вырваться и дотянуться до нее хотя бы краешком одного из своих гигантских когтей. — Я! — рассмеявшись, выкрикнула ему в лицо Мито. — Я та, кто заберет всю твою силу. Я, слабая хрупкая девчонка, беспомощная и ни на что не способная. Ты считал разрушителем себя? Ты ошибался, Девятихвостый. Этот мир слишком многое отнял у меня и слишком упорно стягивал удавку на моей шее все эти годы. И если ты думаешь, что я боюсь пламени, в котором он может сгореть, то ты глубоко, глубоко заблуждаешься. Она замолкла на несколько секунд, а потом развела руками, охваченными красной пылающей чакрой, как крыльями. — Я и есть это пламя, — выдохнула Узумаки Мито, и улыбка пропала с ее лица.

Конец четвертой части