ID работы: 3557001

Сага об Основателях

Джен
R
Завершён
403
автор
PumPumpkin бета
Размер:
1 563 страницы, 84 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
403 Нравится 1596 Отзывы 235 В сборник Скачать

Часть V. Глава 2. Песчаный лев

Настройки текста
На время Бала Осенних Листьев столичные декораторы совершенно преобразили приемный зал дворца даймё, который его отец прежде использовал для аудиенций. Украшенные красными полотнами с вышитыми на них летящими листьями, его стены словно бы пылали, пронизанные ясными лучами послеполуденного солнца. Между колоннами с восточной стороны расположился приглашенный оркестр из музыкантов, которые обычно играли в одном из местных театров. С западной стороны на небольшом расстоянии друг от друга сидели бродячие мудрецы, пришедшие на Бал, чтобы поделиться своими знаниями. Один из них рассказывал об иглоукалывании собравшимся вокруг него разряженным дамам в цветастых кимоно. Другой разложил перед собой пучки разных трав, чей запах, по его уверениям, способен был излечить любой недуг, начиная от подагры и заканчивая мужским бессилием. Третий предлагал любому желающему сыграть с ним в го, уверяя, что сумеет одолеть даже мастера. Четвертый рассказывал рассевшимся вокруг него слушателям о дальних странах — о парящих скалах Страны Молний, о столице Страны Воды, стоящей на десятке крошечных островов, соединенных мостами, как нитками, о песках Страны Ветра, зимой похожих на серебряные сугробы, и о каньонах и ущельях Страны Земли, эхо в которых никогда не затихало. Пятый зачитывал наизусть стихи собственного сочинения, и его голос то нарастал, то затихал, подобно накатывающим на галечный берег волнам. И были еще многие-многие другие, каждый из которых прятал в рукаве какое-нибудь маленькое чудо, способное поразить воображение даже искушенных жителей большого города. Бал открывали наложницы даймё, которые специально для него и его высоких гостей исполнили танец с покрывалами и веерами. Зажатые в их изящных тонких пальцах, полупрозрачные полотна взмывали ввысь, подобно расправленным крыльям, и медленно опадали, ручьем струясь сквозь воздух. Посеребренные веера отражали свет, вспыхивая среди волнующегося шелкового марева и привлекая внимание к наполовину скрытым под масками женским лицам. Но даже маски не могли обмануть пытливые взгляды собравшихся и спрятать от них неоспоримую и, без сомнения, прошедшую тщательный отбор красоту танцовщиц. Сам даймё сидел на троне рядом со своей супругой, наблюдавшей за танцем с внимательностью самого строгого судьи. Не все из этих восхитительных девушек были близки с ее мужем — некоторые из них предстали перед ним сегодня впервые, и это был их шанс проявить себя. И хотя она не имела оснований видеть в них соперниц, досадливый червячок женской ревности все-таки подтачивал ее уверенность в себе изнутри. Будучи женой даймё Страны Огня, эта женщина привыкла на всех смотреть сверху вниз и всегда получать то, что ей было желанно. Но она была достаточно умна, чтобы понимать, что все ее привилегии и само ее положение целиком и полностью зависели от одного человека и его собственных желаний. И если однажды ему вдруг придет в голову, что он желает видеть рядом с собой другую, ей придется лишь подчиниться — или надеяться, что влияния семьи ее отца будет достаточно, чтобы предотвратить эту несправедливость. И потому, разрываясь между желанием ублажить своего мужа и страхом потерять его, она острым, как игла, взглядом впивалась в лицо каждой танцовщицы, мысленно прикидывая, достаточно ли она хороша, чтобы понравиться ему, и не достаточно ли хитра и проворна, чтобы вызвать в нем более сложные и глубокие чувства. Узумаки Мито была далека от всех этих мучительных сомнений и вопросов. Здесь, на Балу Осенних Листьев, ее место было самым сложно определяемым и неоднозначным. Она присутствовала здесь как шиноби, но не носила форму или доспехи. На ее желто-золотом, в тон глазам, кимоно были вышиты рыжие лисы, прячущиеся в темных зарослях бамбука. Перехваченное узким поясом и плотно сидящее по фигуре, оно не стесняло движений — и не стеснялось говорить о том, что скрыто под ним. Широкий шелковый подол темно-багряного цвета, струящийся из-под плотной ткани кимоно, доходящей молодой женщине до щиколоток, стелился по полу, волнуясь при ее движении, как беспокойная водная гладь. Убранные в сложную, пронизанную драгоценными нитями прическу, волосы венчала маленькая золотая тиара, которая при всей своей скромности придавала ей более царственный вид, чем жене даймё со всеми ее сложными украшениями, из-за которых ей приходилось прикладывать изрядное количество усилий, чтобы держать голову ровно. На лбу Мито, ясно видимая издалека, красовалась метка-ромб темно-фиолетового цвета, а по обеим сторонам лица, закрепленные шпильками в волосах, покачивались бумажные печати с тонкой вязью защитных символов. Подведенные красным и черным, ее глаза смотрели твердо и внимательно, и среди гостей находилось не так много тех, кто мог вынести этот взгляд дольше нескольких секунд. Узумаки знала, что о ней говорят за ее спиной. Большинство из присутствующих здесь знали, кто она такая, и знали, почему даймё держит ее рядом с собой, как трофейную добычу. Те, кому не было знакомо мудреное слово «джинчуурики», использовали более простое и обиходное — демон. Мито называли лисой-демоном, и ее кимоно сегодня было своего рода ответом всем этим словоохотливым болванам, для которых, видимо, не существовало иного способа провести свой досуг, кроме как обсудить и осудить ближнего своего. Впрочем, и к любопытным, и к испуганным, и даже к неприязненным взглядам она давно привыкла, и они уже совершенно не задевали ее. А вот видеть полные решимости и страсти глаза Хикари, который, конечно же, тоже сегодня был здесь, было для Мито необычно, и молодая женщина пока так и не решила для себя, как вести себя в этой неловкой и слегка абсурдной ситуации. — Мито-сан, вот вы где! — Он протиснулся к ней сквозь толпу. — А я вас искал! — А я вот она, — подтвердила Узумаки, обреченно улыбаясь. — Я ничуть не удивлен, что нашел вас именно здесь, — подтвердил юноша, лучась от удовольствия. — Я всегда знал, что такая умная женщина, как вы, должна потрясающе играть в го. — На самом деле я безбожно проигрываю, — рассмеялась она, качая головой и переставляя свой белый камушек по доске. — Даже не представляю, как выйти из этой ситуации, не уронив окончательно собственного достоинства. — Госпожа преувеличивает, — возразил сидящий напротив нее пожилой мужчина в темно-сером кимоно. — Мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы удержать инициативу на своей стороне. — В моей деревне есть мальчик, Сарутоби Хирузен, — проговорила Мито. — Вот он играет просто невероятно. Кажется, что каждый его ход продуман на десять шагов вперед. Более того — что и каждый ваш ход тоже входит в эту схему и что выбиться из нее совершенно невозможно. Я играла с ним всего однажды, но мне этого хватило, чтобы осознать, чем отличается глупое баловство от настоящего мастерства. Мое почтение вам, господин, вы отстаете от него всего на несколько шагов, а это весьма достойный результат. Не вполне уверенный, что сказанное ею следует принимать за комплимент, а не изощренную насмешку над его мастерством, мужчина тем не менее почтительно склонил голову, а потом с несколько виноватым видом подвинул свой черный камешек, ставя Мито в безвыходное положение. — Досадно, — резюмировала она, поджав губы, однако по ее лицу никак нельзя было предположить, что проигрыш в самом деле хоть сколько-нибудь ее задел. — Благодарю за игру. Хикари помог Узумаки подняться с дзабутона, воспользовавшись этим моментом, чтобы покрепче стиснуть ее локоть сквозь ткань рукава. Ее запах слегка кружил ему голову, и юноша с трудом сдержал порыв прижаться плотнее. — Вы что-то хотели, Хикари-сан? — спросила меж тем молодая женщина, когда они отошли немного в сторону от общего скопления народа. Пробивавшееся сквозь верхние окна закатное солнце, не схваченное красным шелком драпировки, золотило ее белые щеки и делало глаза похожими на два глубоких прозрачных омута, залитых медом. У юноши слегка перехватило дыхание, и, покраснев, смог лишь неловко пробормотать: — Вы помните, о чем я просил вас, Мито-сан? Позвольте пройти с вами по залу, держа вас за руку. Это все, на что я смею рассчитывать. — Хотите, чтобы все видели нас вместе? — улыбнулась она, и улыбка эта, пусть и лишенная неприязни, тем не менее пахнула на него холодом. — Это было бы прекрасно! — с чувством и без всякой задней мысли подтвердил он. — Хикари-сан, вы совсем меня не знаете, — помолчав, произнесла она. — Вы даже не выехали в лес на охоту, а уже хотите похвастать всем пойманной добычей. Так не пойдет. — Но вы же знаете, как я люблю вас! — с искренним непониманием упрямого ребенка воскликнул он. — Я весь мир готов бросить к вашим ногам, лишь попросите! Я даже готов отправиться на эту проклятую войну и сражаться наравне с вашими товарищами из Конохи! — Зачем? — Теперь пришла очередь Мито удивленно поднимать брови. — Зачем вы хотите умереть на поле боя, чтобы доказать мне свою любовь? — А как же иначе! — пылко произнес он. — Вы даже... Вы просто не представляете, Мито-сан, какими силами наполняете меня, каким восторгом и желанием жить, какой смелостью! Глядя на вас, я чувствую себя таким сильным! О, если бы только вы позволили мне... — Позволила вам что? — тут же подхватила она, даже в некоторой степени заинтересованная тем, во что может вылиться это признание. — Стать ближе к вам, — неуклюже закончил он, краснея. — Я не прошу о многом! Мне хватит и мелочи, сущей мелочи, чтобы не бояться отправиться на смерть! И, клянусь, я умру счастливейшим из людей. — Ох, милый мой Хикари-сан, — покачала головой Мито, мягко погладив его по гладкой мальчишеской щеке. — Не нужно вам умирать. Живите, Хикари-сан. Правда это сложнее и, возможно, не так достойно и захватывающе, как пасть на бессмысленном поле битвы за любовь, которую вы сами себе придумали. — Мито...сан... — тихо пробормотал он, сжав ее маленькую руку, и, словно охваченный безумной смелости порывом, приник к ней губами, пьянея от аромата и вкуса ее гладкой прохладной кожи. — Мито-сан, вы нужны мне, — услышали они за своими спинами не слишком довольный увиденным голос даймё. — Простите, Хикари-сан. — Молодая женщина мгновенно посерьезнела и торопливо отняла свою руку, стараясь незаметно стереть о внутреннюю часть рукава следы чужого прикосновения. — Долг зовет. — Да... — как будто едва слыша ее, пробормотал он, глядя куда-то в сторону со слегка очумелым выражением лица. Мито вздохнула и коротко качнула головой. Хикари был влюблен не в нее, а в само чувство влюбленности — в свою молодость, юношескую крепкость, положение и мир, что одаривал его столь щедро. Попадись ему на глаза какая-нибудь другая женщина, которую он счел бы достойной зваться его идеалом, он сейчас пел бы оды ей все с тем же рвением. Это одновременно уязвляло и смешило Узумаки. В конце концов, поверить в то, что она может быть для кого-то воплощением всех достоинств разом и что этот кто-то даже готов умереть за нее, было очень соблазнительно. Но она даже ради мимолетной лести самой себе не могла позволить себе спутать эти чувства с настоящей любовью. Просто не имела на это права, чтобы не оскорбить таким сравнением память о прошлом. — Что вы хотели, даймё-сама? — спросила она, когда они вышли на балкон дворца, нависающий над садом, где, как и много лет назад, жили белые цапли и прогуливались прекрасные дамы с изукрашенными цветами бумажными зонтиками от солнца. На этом самом балконе почти семнадцать лет назад вот так же бок о бок стояли Хаширама и Тока, которым получасом ранее удалось добиться независимости для Конохи. И вот, спустя столько времени, Мито занималась примерно тем же — разве что используя другие методы. — Юный Хикари не досаждает вам? — поинтересовался даймё, опершись на широкие перила и глядя на красно-оранжевое море деревьев, раскинувшееся перед ними. — Я беспокоюсь, как бы он не сделал глупость, о которой потом пожалеет, — покачала головой Мито. — Меня вполне устраивал мой прежний статус при дворе, когда на меня показывали пальцем, но не решались подойти слишком близко. А этот юноша слишком уж настойчиво пытается сломать устоявшийся порядок вещей. — Я не думаю, что ваш муж одобрил бы его поведение, — отметил ее собеседник, по-прежнему не глядя на нее. — А я думаю, что мой муж так же, как и я, больше беспокоился бы за душевное благополучие этого молодого человека, а не за мое, — пожала плечами она. — Впрочем, все это неважно. О чем вы хотели поговорить со мной? Даймё молчал, не отвечая ей, и в какой-то момент Узумаки даже заподозрила, что он увел ее от слишком настойчивого поклонника исключительно из неуместной ревности, ведь, согласно устоявшейся традиции, все женщины во дворце принадлежали феодалу — даже если они были замужем за другими. Но даже если в этом нелепом предположении и была толика истины, он никак не дал ей это понять. Когда он наконец повернулся к ней лицом, брови его были сдвинуты, а рот превратился в тонкую прямую линию. Мито хорошо знала это выражение его лица — что-то случилось. — Вы слышали о встрече двух Каге, что была организована Скрытым Дождем? — поинтересовался он, глядя ей прямо в глаза. — До меня доходили слухи, — уклончиво кивнула она. — Хокаге не советовался со мной по этому поводу и не ставил меня в известность лично. По крайней мере, если он и отправил мне письмо, я еще его не получила. А что? — Ему не стоило торопиться, — покачал головой даймё. — Это деликатный и непростой вопрос, и, на мой взгляд, он требует присутствия не только Каге, но и правителей обоих стран, разве не так? — Я ни разу не слышала о том, чтобы Каге и даймё что-то обсуждали за одним столом, — честно призналась Мито, не вполне понимая, куда он клонит. — У нас нет исторических прецедентов... — Конечно, нет! — перебил ее он. — Сколько лет ваш муж носит титул Хокаге? Шестнадцать? Семнадцать? А моя семья правит Страной Огня уже несколько поколений. Откуда взяться традиции или, как вы изволили выразиться, историческому прецеденту, если еще полвека назад никто и слыхом не слыхивал ни про Каге, ни про Скрытые Деревни? — Я могу понять вашу обеспокоенность, — ничуть не изменилась в лице она, продолжая говорить все тем же негромким и бархатисто-нежным голосом, каким когда-то успокаивала своих плачущих детей. — Но хочу вас уверить, что ни Казекаге, ни мой муж не собираются принимать никаких решений. Они лишь обсудят ситуацию и, не сомневаюсь, придут к пониманию, что нынешнее состояние войск обеих стран таково, что при столкновении лоб в лоб мы лишь бесцельно растратим человеческие ресурсы. Нет смысла убивать друг друга, если в итоге мы все равно вернемся к необходимости решать все вопросы за столом переговоров. — Поверьте мне, Мито-сан, — с истинно мужской надменностью, убежденной в своей правоте, проговорил даймё, — если один из сидящих за таким столом переговоров носит звание побежденного, у него не будет прав диктовать свои условия победителю. И переговоры без всяких сомнений пройдут именно так, как захочет последний. Ради этого и ведутся войны. — И ради этого стоит умирать сотням и тысячам ни в чем не повинных людей? — возразила она. — Они шиноби, — жестко припечатал даймё. — Они были рождены для того, чтобы умереть по моему приказу. И вы тоже. Узумаки почувствовала, как внутри нее шевельнулся Лис. Словно бы просто приоткрыл один свой красный глаз с вертикальным зрачком и выдохнул облачко своей отравленной чакры сквозь неплотно сжатые зубы. Несколько секунд она молчала, не только собираясь с мыслями, но и подавляя мгновенно охватившую ее ярость. — Мы не выбирали, кем рождаться, — наконец произнесла Мито, и голос ее остался прежним, ровным и спокойным. — Как и вы. Как и каждый в этом мире. Никто не должен быть приговорен к смерти лишь из-за того, кем и где он рожден. — Быть шиноби это выбор, — раздраженно пожал плечами ее собеседник. — Никто не просил вас учить дзюцу и надевать форму. Но вы выучили и надели. Теперь поздно возмущаться тому, что вас просят исполнять свой долг. Нельзя быть солдатом и отказываться идти в бой. — Но можно иметь свою голову на плечах, — не отступила молодая женщина. Она не могла понять причину столь резкой перемены в настроении феодала. Еще полчаса назад он был совершенно спокоен и с должным удовлетворением принимал подносимые ему дары, а теперь как будто готов был в любой момент сорваться на крик. — Одно дело, играть роль пушечного мяса для удовлетворения чужих амбиций и совсем другое — сражаться за правое дело. Коноха отправит своих людей на смерть, только если не останется другого выбора. Это принципиальная позиция моего мужа, и я целиком его поддерживаю. Мы не для этого сражались за независимость и собирали кланы, ненавидевшие друг друга, в одном месте, чтобы потом забыть обо всех своих целях и снова броситься грудью на штыки, пока люди вроде вас попивают чай и самоуверенно рассуждают о ценности каждой конкретной человеческой жизни! «Ты лицемерка, Узумаки Мито, — услышала она грудной, вибрирующий голос Девятихвостого. Сонный и ленивый, но все такой же насмешливый и бьющий точно в цель, как и всегда. — Тебе всегда было плевать на жизни других людей. Если бы, принеся их всех в жертву, ты обрела бы столь желанную тобой свободу и семью, ты бы едва ли стала сомневаться». Лис отвлек ее, и она не сразу сумела сосредоточиться на том, что говорил — а точнее почти кричал ей — даймё. Нависнув над невысокой молодой женщиной и сжав кулаки, он поносил на чем свет стоит вольнодумцев, дезертиров и «слишком много думающих» вояк, которые забыли свое место. Было видно, что этот вопрос для него наболевший, а этот вспыхнувший как будто на пустом месте спор — всего лишь повод выплеснуть давно нараставшее раздражение. Но Мито не собиралась отступать, пусть даже какая-то часть ее — та самая, где все еще жила запуганная маленькая девочка, которую били деревянной планкой по пальцам, когда она ошибалась и была недостаточно идеальной — впадала в ужас от самого того факта, что кто-то повышал на нее голос и был так зол. — Я, безусловно, совершил ошибку, когда сохранил за Конохой ее статус-кво! Стоило уже давно приструнить вас, как хотел мой брат! Вам, без всякого сомнения, удалось запудрить мне мозги, Мито-сан — этой своей мнимой покорностью и услужливостью! Вы заставили меня действительно поверить в то, что Хокаге мой друг и что я полностью контролирую ситуацию! А теперь... Теперь где мне искать виноватых и кого укорять во всем этом беспорядке, кроме самого себя? Думаете, быть даймё так легко? Хокаге отвечает лишь за горстку своих шиноби и одну деревню, а я должен думать о целой стране! И как прикажете мне о ней думать, когда вопросы серьезной международной политики решаются на коленке и без должного обсуждения наверху? Сколько минут размышлял ваш муж, прежде чем дать Казекаге согласие на встречу? — Я не удивлюсь, если даже ни одной, — дерзко ответила Мито, устремив на него пылающий взгляд золотых глаз. — Вы считаете Каге простыми генералами своих армий, не имеющими права голоса, но именно шиноби этих армий придется погибать на поле боя. И кому, как не человеку, что обещал защищать их пусть даже ценой своей жизни, следует принимать решение о том, стоит ли вся эта ваша война такой цены! — Так может быть это Хокаге стоит жить во дворце и сидеть на троне в приемном зале? — запальчиво выкрикнул даймё. — Возможно! — подтвердила Мито, и в этот самый момент, прежде чем они успели снова накинуться друг на друга, на балкон выбежала Айко. — Мама! — Она бросилась к матери, ее маленькое бледное личико было искажено от страха. — Мама, это правда? — Что правда? — не поняла та, выбитая из колеи столь внезапным вторжением. Присев на одно колено, она обняла девочку, чувствуя, как ее хрупкое тело дрожит под тканью розово-зеленого детского кимоно. — Они сказали, что папин отряд попал в засаду! — задыхаясь от волнения и подкатывающих все ближе слез, пролепетала та, изо всех сил цепляясь за руки матери, как будто что-то утягивало ее вниз и грозилось лишить всяческих оставшихся сил. — Я не... Я... — Мито вскинула встревоженный взгляд на даймё, и, по выражению его помрачневшего лица, мгновенно поняла, какой была истинная причина только что устроенной им сцены. — Что вам известно? — Не так много, — вынужден был признать тот. После появления Айко и ее слов он весь как-то сник и словно бы даже сгорбился. — Все произошло сегодня рано утром. Мне доложили, что их атаковали в горном ущелье на подступах к Амэ. Застали врасплох. — Не беспокойся, кузнечик, твой папа очень сильный, его не одолеть какой-то глупой засадой, — проговорила Мито, прижимая дочь к себе и гладя ее по волосам. — Все с ним хорошо. — Я сразу сказал, что это была глупая затея и что ему не следовало... — начал было снова даймё, но Узумаки больше не желала его слушать. Она выпрямилась, взяв дочь за руку, и произнесла, глядя на него с бескомпромиссной решительностью: — Я немедленно возвращаюсь в Коноху. — Вы не имеете права, — напомнил он, сложив руки на груди. — У нас с вами договор. Не слушая его, молодая женщина направилась к выходу с балкона, и тогда мужчина вынужден был снова повысить голос: — Это нарушение прямого приказа, Мито-сан! Если вы уйдете, я буду вынужден объявить вас изменницей. Узумаки остановилась в шаге от двери и, помедлив пару секунд, обернулась через плечо, поймав в переплетение своих растрепавшихся алых волос последние закатные лучи. Какое-то время она молчала, глядя в глаза человеку, который столько лет держал ее на поводке и болезненно дергал его всякий раз, когда она позволяла себе чуть больше, чем он считал приемлемым. А потом коротко и равнодушно выдохнула: — Ну так объявляйте. Спустя секунду раздвижные балконные двери негромко схлопнулись, оставив раздосадованного даймё в одиночестве.

~ * * * ~

Пыль осела только ближе к полудню. Обрушенные стены узкого ущелья, через которые пролегал путь Первого Хокаге и его отряда, расколотыми обломками преграждали путь, превратив горную тропу в непроходимую неустойчивую насыпь. Все произошло очень быстро, буквально за считанные секунды. Они двигались по ущелью растянутой цепочкой, в которой Хаширама и его сын замыкали шествие — и именно поэтому, когда прогремел взрыв, у Первого Хокаге не было возможности мгновенно среагировать и защитить всех. Вырвавшиеся из его рук древесные ветви приняли на себя основной удар, но им физически не хватило скорости для того, чтобы успеть накрыть всех. Воздух дрожал от переполнявших его стонов. Выжившие после обвала отползали назад от места обрушения, и за некоторыми из них по камням тянулись длинные кровавые полосы. Те же, кто не мог двигаться сам, звали на помощь, и их голоса были наполнены пронзительной болью в искореженных телах. Хаширама медленно опустил внезапно ставшие очень тяжелыми руки. Его потрясение от случившегося было столь велико, что несколько долгих секунд он просто не мог сдвинуться с места. И лишь глухой звук раскрывающегося деревянного кокона заставил его медленно повернуть голову в сторону. Итама, на чьем лице не осталось даже каменной пыли, выбрался из защитного кокона наружу, ошарашенно вертя головой и надсадно кашляя. — Папа! — Он сперва бросился к нему, но на полпути его шаг замедлился, по мере того, как парень начал осознавать, что именно произошло. Ступив в кровавый след, оставленный кем-то из АНБУ, он остановился, а потом, словно не веря самому себе, поднял к лицу свои чистые руки. Обернулся, чтобы посмотреть на раскрывшийся деревянный кокон, который защитил его от удара, а потом снова перевел взгляд на Хашираму. — Папа, что ты сделал? Зачем ты… Как ты мог?! — Итама... — Первый и сам едва расслышал собственный голос. — Ты в порядке? — Я в порядке, — подтвердил он, снова ускоряясь и хватая отца за грудки. — Я в порядке, но ты не должен был спасать меня! Ты должен был закрыть всех! Вместо того, чтобы тратить чакру на этот проклятый кокон, ты должен был защитить остальных! Хаширама побелел. Крики раненых и умирающих терзали его слух, но, переведя взгляд на пустой кокон, он с трудом мог вспомнить, как создал его. Кажется, его руки сложили эти печати быстрее, чем разум осознал необходимость в этом. — Я сделал это инстинктивно, — наконец произнес он, тяжело дыша. Воздух в обрушившемся ущелье был жаркий и душный, и от него в голове все быстрее нарастала болезненная пульсация. — Потому что я слабый? Потому что ты знал, что я не смогу позаботиться о себе? — накинулся на него Итама. — Нет. Потому что ты мой сын. Ты моя плоть и кровь, и мое тело среагировало быстрее, чем я успел остановить его. Парень замер, дрожа то ли от потрясения, то ли от злости, но потом просто махнул рукой и, развернувшись, поспешил на помощь к раненым. В эту же секунду рядом с Хаширамой приземлился мужчина в маске совы и белом застегнутом плаще АНБУ, обозначающим высший ранг носящего его. — Мы осмотрели округу, — сообщил он глухо звучащим голосом. — Вражеских шиноби не обнаружено. Это похоже на заранее активированную ловушку, поэтому наши сенсоры ничего не почувствовали при входе в ущелье. Взрыв был точно рассчитан по времени. — Значит, кто-то нас ждал, — удивительно спокойным голосом произнес Хаширама, поднимая лицо к стремительно бегущим в каменном разрезе облакам. — Это не может быть случайностью. — О том, что мы пройдем именно здесь, знали немногие, — помолчав, сказал АНБУ. — С другой стороны, это ущелье является кратчайшим путем к берегам озера Амэ, — возразил Первый. Потом, сделав паузу, он добавил уже тише: — И мы не можем быть уверены, что другие пути к деревне не были так же заминированы. — Папа! Папа, скорее, иди сюда! Привлеченный криком Итамы, Хаширама коротко приказал АНБУ в белом собрать всех боеспособных членов отряда и провести тщательную и крайне осторожную разведку дальнейшего пути до берега озера, где их должны были ждать шиноби Скрытого Дождя. — Если встретите их, передайте, что мы попали в ловушку и что нам требуется помощь. Пусть вышлют отряд медиков с носилками. — Первый, вы уверены, что это... не их рук дело? — помедлив, спросил ниндзя в маске совы. — Если даже и так, я предпочту честный бой лицом к лицу, а не прятки под камнями, — помотал головой он. — Иди. — Понял. АНБУ исчез, словно бы мазнув своей тенью по воздуху, и Хаширама поспешил к Итаме, который вместе с парой других шиноби пытался сдвинуть с места огромный валун, придавивший нижнюю часть тела истошно кричащего мужчины. Его маска была расколота пополам, и сквозь образовавшуюся трещину на Первого Хокаге взирал вытаращенный от боли голубой глаз. — Папа, помоги! — Голос Итамы, сломавшийся лишь недавно, сейчас совсем не походил на голос мужчины, и это ранило его отца в самое сердце. Ему не стоило поддаваться на уговоры сына и брать его с собой. Он еще не был готов к тому, что таила в себе настоящая война. Думая так, Хаширама совершенно забывал о том, что сам узнал смерть, когда ему было намного меньше лет, чем сейчас его сыну. Создав мир, в котором дети были защищены от ужасов, что довелось пережить ему самому и его братьям, он обрек их на затянувшуюся невинность, которая для шиноби была скорее помехой, нежели достоинством. — Разойдитесь, — коротко приказал Первый Хокаге, опускаясь на колени. Сложив нужную последовательность ручных печатей, он прижал ладони к горячей и как будто все еще гудящей земле. Сперва каменная насыпь, из глубины которой тоже доносились стоны раненых и умирающих, не поддавалась ему, но когда он усилил напор, все же начала мелко подрагивать и осыпаться. А потом словно бы взорвалась изнутри, заставив Итаму и еще одного самого юного и впечатлительного члена АНБУ вскрикнуть и отбежать назад. Но камни не брызнули хаотично во все стороны — наоборот, они степенно поднялись, словно распускающийся цветок, каждый поддерживаемый своим древесным стеблем, туго обвитым вокруг. Другие изгибающиеся ветки, покрытые мягкими листьями, несли в своих бережных объятиях тела АНБУ — некоторые из них содрогались, другие висели абсолютно безжизненно. У того шиноби, которому до этого пытался помочь Итама, были полностью раздавлены ноги и часть таза, и лишь благодаря тому, что, перетянув нижнюю половину его тела, деревянный жгут сохранил установившееся зыбкое равновесие в искореженной плоти, он все еще был жив. Он и еще два пострадавших были особенно тяжелыми, и ими Хаширама занялся в первую очередь. Но когда он опустился рядом с одним из них, мысленно прикидывая, с чего начать процесс исцеления, его память вдруг затопили другие воспоминания — о похожем дне, но в десятках ри на восток отсюда. Тогда он вытаскивал переломанных людей из обрушившихся зданий и повсюду натыкался на пузырящиеся лужицы кроваво-алой чакры, которую источала его потерявшая разум жена. Как и в тот раз, он собирал кости и сращивал порванные ткани, и его чакра утекала сквозь пальцы полноводным стремительным потоком, стремясь занять все место в чужом прохудившемся сосуде. Она обжигала его пальцы, чтобы через несколько минут после оставить их холодными и онемевшими, и по мере того, как он щедро, не думая, отдавал ее другим, в глубине его естества расширялась и скалила зубы алчная пустота. Она требовала наполнения, и о да, она знала, где может получить желаемое. Она призывала корни, что выжидали своего часа под землей, и они откликались на ее зов. Хаширама чувствовал, как они шевелятся там, в глубине, как ворчат и нетерпеливо вгрызаются в глину и песок, пробивая себе путь наверх. «Отдай нам свою душу, и мы одарим тебя силой, какая тебе и не снилась, — шептали они. — Сдайся и позволь нам вкусить твоей чакры. Чакры, что была украдена у нас и что должна быть возвращена. Отдай нам свою силу, внук Кагуи, и в награду мы спасем каждого из этих людей». — Папа? — Итама тронул его за плечо, оставив на темной ткани его дорожной одежды влажный кровавый след. — Ты в порядке? Хаширама с усилием поднял глаза и прищурился от солнца, что проглянуло сквозь разрыв в облаках. — Да, — ответил он, и сам неприятно удивился тому, как неуверенно прозвучал его голос. — Первый, здесь еще один! — позвал его кто-то из его людей. Он перевел взгляд на мучительно серьезное и совершенно обескровленное лицо девушки из АНБУ, которой в тот момент оказывал помощь. Грудина ее была почти полностью раздавлена упавшим камнем, и лишь чудом расщепившиеся и сломавшиеся ребра уберегли от той же участи ее сердце. — Идите, — выдохнула она. — Мне уже лучше. Кажется, я переживу этот день, а это звучит вполне неплохо. — Если у тебя есть силы шутить, это очень хороший знак, — улыбнулся он ей, но прежде чем уйти, еще раз наскоро просканировал ее тело с помощью чакры. Она действительно выжила скорее вопреки судьбе, чем благодаря ей, но это не означало, что эта удача продлится долго. Травмы подобного рода были опасны тем, что порой давали о себе знать не сразу. Если не заметить внутреннего кровотечения или разрыва какого-то важного органа, смерть могла быть не только болезненной, но и очень быстрой. — Первый, прошу вас! — на выдохе произнесла пострадавшая, сжав его руки своими окровавленными пальцами. Хаширама почувствовал, как по его хребту словно бы дохнуло холодком — три из пяти ногтей этой женщины были сломаны и вывернуты с мясом, но она словно бы даже не чувствовала этого. — Я в порядке, — повторила она, и с усилием, которого никак нельзя было ожидать от ее раздавленного тела, оттолкнула его от себя. — Следи за ней, — приказал Хаширама, обратившись к одному из сидевших неподалеку АНБУ, баюкавшего на груди сломанную руку, но в остальном выглядевшем чуть бодрее остальных. — Если потеряет сознание, сразу зови меня. — Понял, — кивнул тот и занял место рядом с бледной девушкой. Первый же, поднявшись на ноги и справившись со внезапно овладевшим им головокружением, направился к следующему пациенту, но там даже его невероятные целительские способности уже были бессильны. Одним из обломков взорванной скалы парню снесло половину лица. Он какое-то время бредил и смеялся, бешено вращая одним сохранившимся глазом, но потом как-то вдруг затих и обмяк. Сквозь окровавленные желтоватые кости его черепа виднелся запорошенный каменной пылью мозг, и Хашираме на секунду показалось, что он все еще движется и сокращается там внутри, подобно сердечной мышце, чего, конечно, быть не могло. К горлу мужчины подкатила тошнота, и он, повидавший на своем веку множество ран и увечий, сейчас с трудом смог себя сдержать. Но он не имел права показывать свою слабость — ведь все они смотрели на него и ждали его указаний. Ждали, что Первый Хокаге решит любую проблему и голыми руками, если нужно, разберет каждый камень в этом завале. Что ж, он сам приучил их думать именно так. Один из посланных вперед разведчиков неожиданно вернулся назад. Сперва, увидев его, Сенджу с тяжестью в сердце предположил, что остальные попали в другую подобную ловушку и он единственный смог избежать верной гибели, но, как оказалось, дело было в другом. — Ребята пошли дальше, — сообщил шиноби, приземлившись рядом со своим командиром. — Меня отправили назад показать вам вот это. Мы предполагаем, что это часть сработавшего взрывного устройства. Он вложил в раскрытую ладонь Хаширамы оплавившуюся с одной стороны металлическую скобу, к которой была прикреплена леска. В другой подобной ситуации последняя едва ли пережила бы взрыв, но эта была необычной. Тронув ее пальцем, Сенджу ощутил, как сквозь его тело словно бы пропустили слабый электрический разряд. На момент срабатывания устройства эта леска служила проводником чакры. Своего рода бикфордов шнур, только ведший не искру, а чакровый разряд, необходимый для активации заранее установленной бомбы. Хаширама был прав в своих подозрениях — все это было спланировано заранее и никак не могло быть несчастным случаем или совпадением. — Я видел такие устройства прежде, — произнес АНБУ, стоявший рядом с ним. — Их чаще всего используют в пустыне, где нет возможности устроить полноценную засаду из-за отсутствия укрытий. Их называют «песчаными львами». Итама, который в это время как раз подошел к отцу, привлеченный их разговором, спросил странно изменившимся голосом: — Ты сказал, их используют в пустыне? — Верно, — подтвердил АНБУ. — Пап? — выразительно двинул бровями парень, всем своим видом выражая один сплошной намек. — Нет, — покачал головой тот, опустив обломок бомбы. — Я не верю, что Казекаге стал бы нападать на нас исподтишка. Это не в его стиле. — А я верю, — горячо возразил Итама. — Ты слышал, что о нем говорят, верно? Он убил своих... — Своих братьев, чтобы получить место главы своего клана, я слышал! — протестующе поднял руку его отец. — Это просто слухи. Я лично знаком с Рето, и я убежден, что если бы он хотел убить меня, то сделал бы это, глядя мне прямо в глаза. И никак иначе. — Твоя глупость просто поражает! — с искренним негодованием воскликнул парень. — Ты живешь какими-то устаревшими принципами, до которых никому нет дела! А ты не думал, что этот Рето мог сговориться с лидером Амэ, и все это изначально было одной большой ловушкой? — Нет. — От абсурдности этого предположения Хаширама даже усмехнулся, хотя усмешка эта была уставшей и немного вымученной. — Если даже ты прав и Казекаге имеет к этому отношение, неужели он попытался бы убить меня такой... игрушечной ловушкой? Итама, ты плохо думаешь о своем отце. — В самом деле? — язвительно уточнил тот, изогнув брови, и в этот момент был особенно похож на свою мать. — Ты потратил безумное количество чакры, чтобы вытащить этих людей с того света. Можешь считать, что я плохо о тебе думаю, но даже для Бога Шиноби это немного чересчур. Если они нападут сейчас... — Никто на нас не нападет, — терпеливо возразил Первый Хокаге. — Если хочешь знать мое мнение, все это больше похоже на провокацию. — Что бы это ни было, они поплатятся! — в гневе воскликнул Итама, окидывая взглядом разрушенное ущелье. Трое из отряда Хаширамы погибли на месте, еще двое скончались уже после разбора завалов. Пятеро было тяжело ранены, остальные могли самостоятельно передвигаться, но тоже нуждались в помощи и отдыхе. И только трое, не считая Хаширамы, его сына и вернувшегося АНБУ, были по-прежнему в строю. Если бы Итама оказался прав и их сейчас атаковали превосходящие силы противника, Первый Хокаге, конечно, сумел бы их сдержать, но вопрос был в том, какую цену ему бы пришлось за это заплатить. В прежние времена, когда он мог, не скупясь, черпать природную энергию из земли и воздуха, у него под рукой был практически неиссякаемый запас энергии. Но теперь, ограниченный ресурсами лишь собственного тела, он стал уязвимее. Бог Шиноби, которому при жизни возводили статую высотой в сотню человек, был куда сильнее и могущественнее в легендах, где ему, пожалуй, только и следовало бы обитать. А Сенджу Хаширама был просто мужчиной сорока с лишним лет, у которого в дождливые дни болело левое колено и на чьей совести много лет несмываемым пятном лежала смерть лучшего друга. Мужчиной, который никогда не скупился отдавать другим то, что, возможно, ему стоило сохранить для себя. И если еще лет десять назад он бы с уверенностью сказал, что оно того стоит и что это путь, который он сам для себя выбрал, то сейчас, сидя на коленях посреди залитого кровью ущелья, он вынужден был заставлять себя верить в то, что раньше казалось ему естественным и незыблемым. У него даже не хватало дыхания, чтобы урезонить кипящего от гнева сына, все штаны и руки которого были испачканы чужой кровью. И, быть может, глядя сейчас на его прямую напряженную спину, Хаширама был даже рад, что у Итамы хватало сил злиться, и он не сидел сейчас рядом с ним, опустошенный и раздавленный случившимся. АНБУ вместе с шиноби Скрытого Дождя вернулись к середине дня. Они принесли носилки и обезболивающие, потому что даже чакра Первого Хокаге не способна была полностью унять боль более чем у десятка взрослых людей, половина из которых была страшно изуродована при обвале. — Не беспокойтесь, Хаширама-сама, — почтительно произнес командир отряда из Амэ, поклонившись Хокаге. — Мы здесь все тщательно осмотрим и позаботимся о том, чтобы виновные были найдены. — Уж вы постарайтесь! — резко подтвердил Итама, который до этого момента молча помогал укладывать раненых на носилки. Его черные волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч и прежде собранные в низкий хвост, растрепались по обе стороны скуластого смуглого лица, желтые глаза сверкали от с трудом сдерживаемой злости. — И не дай боги выяснится, что кто-то из ваших имел к этому отношение. Коноха такого не простит. — Мы возьмем ситуацию под контроль, молодой господин, — с непроницаемым лицом ответил ему шиноби Скрытого Дождя. — Если выяснится, что к этому происшествию причастен кто-то из наших людей, они будут наказаны по всей строгости. — Я надеюсь, — выразительно кивнул парень. — И проследите, чтобы тела павших также забрали. Мы никого не бросаем позади. Это наши люди, и мы не допустим, чтобы они гнили... — Итама, успокойся, — мягко попросил его отец, прервав его бурный поток красноречия и положив ладонь ему на плечо. — Я думаю, ты выразился достаточно ясно. Итама пробурчал что-то маловразумительное и отступил. Хаширама же, немного пришедший в себя, но по-прежнему одолеваемый самыми мрачными мыслями о будущем этих с самого начала не задавшихся переговоров, принес полагающиеся по этикету извинения и сказал, что он и его изрядно потрепанный отряд проследуют за шиноби Дождя. Его сыну подобное поведение показалось недостойным, буквально кричащим об их слабости и зависимости — а через них и о слабости всей Конохи. Однако он так ничего и не сказал, решив высказать свое мнение, когда они с Первым останутся наедине. Уложив тяжелораненых и погибших на носилки, часть отряда шиноби Скрытого Дождя двинулась вперед, оставшиеся же сопровождали тех, кто по разным причинам не мог идти так же быстро. Командир отряда шел рядом с Хаширамой, и последний как бы невзначай поинтересовался у него, прибыла ли в Амэ делегация из Скрытого Песка. На что получил утвердительный ответ, что шиноби Суны уже ждали их и готовы были вступить в переговоры. — Значит, у них было время... прогуляться по окрестностями и насладиться вашим гостеприимством? — небрежно уточнил Хаширама. — Я полагаю, что так, — кивнул его собеседник, потом, словно сообразив, к чему тот клонит, добавил: — Я не хочу, чтобы вы делали поспешные выводы. Я почти уверен, что многие заинтересованы в том, чтобы ваша с Казекаге встреча прошла неудачно. Но даже если это люди из его ближайшего окружения, это не значит, что своими действиями они выражают истинную волю Песка. Радикалы, заинтересованные в обострении конфликта, наверняка есть и с той, и с другой стороны. Задача Каге, как глав своих деревень, отделить зерна от плевел и суметь услышать друг друга, а не голос тех, кто кричит громче и яростнее. А задача Амэ обеспечить возможность такого диалога. Я даю вам обещание от лица Хошиды Рэйдо, что, пока вы находитесь под защитой Скрытого Дождя, никто больше не пострадает. Если бы мы могли предположить, что на вас будет совершено покушение в непосредственной близости от границ деревни, то встретили бы ваш отряд намного раньше. Однако с этой минуты мы удвоим все патрули и тщательно прочешем всю эту область. Доверьте это нам, Хаширама-сама, и сосредоточьтесь на том, ради чего вы сюда прибыли. Не допустите новой войны. Последнее он произнес тише, чем все остальное, как будто это вырвалось из самых глубин его сердца. Вглядевшись в его лицо, Первый прикинул, что этот мужчина был почти его ровесником, а значит его детство тоже выпало на Эпоху Воюющих провинций, как называли период междоусобиц между кланами шиноби. И он знал, каким тяжелым и сладким становился воздух, напоенный запахом гари и крови. — Я сделаю все, что смогу, — пообещал Хаширама, серьезно сдвинув брови. — И если это будет зависеть от меня, эта война никогда не начнется.

~ * * * ~

«Черт возьми, как он постарел!» Эта мысль первой вспыхнула в сознании Мадары, когда он наравне с Рэйдо и пользуясь статусом его телохранителя встречал прибывших в Амэ высоких гостей. Его неприятно поразили седые пряди в волосах друга, его запавшие глаза и глубокие морщины, залегшие на лбу и в уголках глаз. Хаширама никогда не сдерживал своих эмоций — смеялся во весь голос и впадал в уныние, жалостливо поджимая губы. И все эти эмоции, годами пронизывавшие его открытое солнечное существо, теперь явственно отпечатались на его лице. Но хуже всего был его взгляд — это был взгляд старика, уставшего, измученного жизнью и где-то вовсе растерявшего весь свой боевой задор. И разве Мадара не знал с самого начала, что все будет именно так? Разве не об этом он твердил ему тогда, почти девять лет назад, когда убеждал оставить кресло Хокаге и пожить для себя? Он не хотел оказаться прав и, быть может, подсознательно все эти годы надеялся, что недооценил своего друга и что приходившие к нему бессчетными толпами просящие однажды насытятся, успокоятся и оставят своего Бога Шиноби в покое. Им овладел безотчетный порыв немедленно растолкать всех этих людей, что окружили Хашираму, подобно стае голодных волков, вырвать его из паутины их цепких и требовательных взглядов, и увести Сенджу как можно дальше. Запереть где-нибудь в укромном уголке, а потом на пару с Мито, которая, безусловно, не откажется составить ему компанию в этом благородном деле, просто никуда не выпускать их Хокаге, пока из его глаз не исчезнет это обреченное выражение святого мученика. Но, конечно, Учиха не двинулся с места и никоим образом не выразил своего узнавания или интереса к фигуре в белом хаори, которая, самую малость припадая на левую ногу, прошествовала мимо него, не обратив никакого внимания на его лицо, скрытое фарфоровой маской. Он не рискнул заговорить с ним, вполне обоснованно опасаясь, что не сумеет сдержать своих чувств, если не только увидит, но и услышит в его голосе тяжесть, что придавливала его друга к полу. А ему никак нельзя было выдавать себя — не сейчас, когда он был так близок к тому, чтобы овладеть риннеганом и изменить мир по-настоящему. Сделать это одним волевым росчерком, перечеркнув и прошлое, и настоящее, и, вероятно, чье-то будущее, но зато раз и навсегда. Он все расставит по своим местам и спасет Хашираму от него самого. И когда все будет кончено, Сенджу обязательно признает, что его друг был прав с самого начала — и что это был единственный и лучший вариант для всех. — Что произошло? — спросил Мадара, отозвав в сторону командира отряда Амэ, посланного навстречу делегации Хокаге, и кивнув на бледных помятых АНБУ, что следовали за своим лидером. — В ущелье сработала ловушка, — кратко отозвался тот. — Я уже отправил следственную группу на место, чтобы выяснить все обстоятельства. Тяжелораненые были доставлены в нашу больницу, им будет обеспечен лучший уход. — Какая еще ловушка? — сузил глаза его собеседник. — Разве вы не проверили весь путь следования отряда Хокаге до их прибытия? — Проверили, — согласился тот, понизив голос. — Еще неделю назад он был абсолютно безопасен. Судя по всему, ловушку установили недавно. Вот. — Он протянул Мадаре обломок взрывного устройства, найденный одним из АНБУ Конохи. — Это «песчаный лев». Такие используют в Стране Ветра. — Интересно, — протянул Учиха, взяв его в руки и привычно активировав шаринган. Чакры в этом оплавленном кусочке металла уже почти не осталось, но он определенно чувствовал ее остывающее тепло. В мире было не так много людей, способных уловить особенности ее энергетической структуры в таком состоянии и выйти на того, кому она принадлежала. И, к сожалению, из всех знакомых Мадары это было под силу только сероволосому брату Первого Хокаге, который, при всем своем гипотетическом желании помочь, был сейчас слишком далеко. Но тем не менее опускать руки Учиха не собирался: — Проверьте ее и вытяните из этой штуки все, что сможете. Если понадобится, возьмите пробу чакры у каждого из наших гостей из Страны Ветра. — Господин, прошу прощения, это кажется мне неразумным, — неуверенно произнес командир отряда. — Пока у нас нет иных причин подозревать их, подобная проверка может быть истолкована превратно. Следует быть осторожными, иначе мы рискуем сыграть на руку тем, кто на самом деле стоит за этим нападением. И хотя Мадара был близок к тому, чтобы прикрикнуть на него — а лучше взять за грудки и ударить спиной о стену, прошипев в лицо, что кто-то пытался убить его лучшего друга и это нельзя так оставить, — он сумел совладать с собой. Как ни крути, этот парень был прав. Учитывая весь контекст ситуации, сейчас им нужны были не угрозы и взаимные обвинения, а именно то, что лучше всего удавалось Первому Хокаге — готовность слушать и верить. Впрочем, подстраховаться все равно не помешало. — Я поручу это дело лично Иори-сану, — проговорил Мадара, наконец приняв решение. — Кто бы за этим ни стоял, мы его вычислим. И проследи, чтобы о раненых позаботились. Им должно быть обеспечено все необходимое и лучше даже сверх того. — Да, господин, — понятливо кивнул его подчиненный, кланяясь и отступая в тень. Учиха повернулся в сторону лестницы, на которой несколькими минутами ранее скрылись Хаширама и его люди. Хокаге было выделено несколько отдельных комнат в одной из Небесных Башен, которую на эти несколько дней специально очистили от посторонних. На самом деле, если бы Мадара не опасался разоблачения, он с удовольствием предоставил бы другу свои собственные апартаменты, но, приняв во внимание все риски, он был вынужден отказаться от этой идеи. И тем не менее Учиха уступил своим желаниям хотя бы в той малости, что теперь из своего жилища мог видеть окна той квартиры, где жил Хаширама — гостиную в традиционном стиле с татами и часть кухни. Памятуя о любви Сенджу к долгим чаепитиям, Мадара надеялся, что на последней тот будет проводить достаточно много времени, и это даст Учихе возможность наблюдать за ним. И представлять, что тот его слышит, когда он, глядя на него сквозь стекла и дождь, будет говорить с ним и укорять в том, как его старый друг запустил себя. Встреча Казекаге и Хокаге в рамках официальных организованных Амэ переговоров состоялась на следующий вечер после прибытия последнего. И хотя и сам Хаширама, и Рэйдо с подачи Мадары настаивали на том, чтобы перенести ее еще хотя бы на несколько дней, чтобы, во-первых, полноценно восстановиться после произошедшего в ущелье, а, во-вторых, собрать об этом инциденте всю возможную информацию, Рето наотрез отказался идти им навстречу. По его словам, он и так потратил слишком много времени в Амэ и не мог себе позволить прохлаждаться еще неделю в ожидании, пока Хокаге «будет в настроении» пообщаться с ним. Поэтому не было ничего удивительного в том, что с самого начала эта встреча проходила совсем не в той атмосфере, на которую оптимистично рассчитывали некоторые из ее участников. Для беседы Казекаге и Хокаге Рэйдо предоставил свой личный кабинет, отделанный темным деревом и выдержанный в аскетическом благородном стиле старых поместий Страны Огня. Они сидели друг напротив друга за низеньким столиком, на котором стоял небольшой плоский ящик, заполненный жемчужно-серым песком с начертанными на нем символами Конохи и Суны, Скрытого Листа и Скрытого Песка. Позади Рето расположились его ближайшие советники и помощники — крупный лысый мужчина с татуировкой дракона, занимающей всю левую половину его лица, и фигура в маске пустынного шакала, судя по всему, женская. В качестве сопровождающих Хокаге выступали его сын и АНБУ в застегнутом белом плаще. Между всеми участниками переговоров ощутимо сквозило недоверие и напряжение, и какое-то время после обмена дежурными приветствиями, положенными по этикету, в комнате царила звонкая тишина, лишь слегка разбавляемая треском пламени в очаге из черного камня. Седьмой участник сегодняшнего собрания оставался невидимым для остальных — он наблюдал за происходящим из соседней комнаты с помощью специальной конструкции из зеркал и слуховых трубок. Учитывая уровень собравшихся здесь сегодня шиноби, это был самый безопасный, пусть и не слишком удобный вариант. — Я рад, что вы в добром здравии, Хокаге, — произнес Рето, наконец прерывая тягостное молчание. — Мне доложили о том, что с вами произошло на пути сюда. — Я склонен считать это происшествие досадным недоразумением, — кротко отозвался тот. — Однако оно стоило жизни нескольким моим людям, и потому, конечно, его нельзя будет оставить без внимания. — Хошида-сан согласился выделить своих людей для того, чтобы всесторонне расследовать этот инцидент, насколько мне известно. Полагаю, нам стоит довериться нашим партнерам и ждать результатов, — произнес Казекаге. — Да, — согласился Хаширама. — А нам с вами между тем предстоит обсудить вопросы иного характера. И прежде всего я хотел бы выразить вам свою признательность за то, что вы сегодня здесь. Это много значит не только для меня лично, но и для всей Конохи и Страны Огня. Рето хмыкнул, сложив руки на груди и ненадолго опустив лицо. — Вы не сделали этот выбор легким, Хокаге, — отметил он, снова взглянув ему в глаза. — Учитывая наши прошлые взаимоотношения, я совсем не чувствую, что могу доверять вам, вашим словам или обещаниям. То, что я прибыл в Скрытый Дождь и согласился встретиться с вами, никак нельзя назвать вашей личной заслугой. Но на этой встрече настаивали мои советники и... люди, чьим суждениям я доверяю. Хаширама краем глаза увидел, как едва заметно шевельнулась женщина в маске шакала позади Казекаге. По ее фигуре невозможно было определить ни ее возраст, ни какие-либо иные внешние приметы. Судя по всему, она была представителем тайной службы Песка аналогичной АНБУ. С опозданием Сенджу подумал о том, что им следовало сделать эту встречу полностью открытой и запретить ношение масок. Но сейчас было уже поздно. — Вы правы, Казекаге, — подтвердил он. — В прошлом я подвел вас и признаю свою вину. В оправдание свое могу сказать лишь то, что в дело вмешались силы, противостоять которым у меня не было полномочий и возможности. Моя супруга вынуждена была срочно прибыть ко двору даймё и... — Меня это не волнует, — довольно грубо перебил его он, и этот тон покоробил Итаму, до того очень внимательно наблюдавшего за ходом встречи. — Меня не волнуют ни ваши оправдания, ни причины, которые вы избрали в качестве заслуживающих того, чтобы поставить под удар дружественные отношения между нашими деревнями. — Но я же отослал вам все наши исследования по амарину, — напомнил Хокаге. — И мой лучший ученый, Учиха Акайо, провел в Суне почти два года, помогая вам с работой. Ему пришлось оставить очень важное исследование, от которого в буквальном смысле слова зависели жизни людей, но Коноха была готова пойти на эту жертву, принимая во внимание то, что Песок сделал для нас. — Ваши исследования оказались бесполезны, — пожал плечами Рето, явно не собиравшийся проявлять милосердие или снисхождение к своему оппоненту. — Без личного участия Мито-сан мы потратили невероятное количество времени на то, чтобы разобраться в них — и лишь для того, чтобы выяснить, что созданная ею формула изначально была пригодна лишь для симбиоза двух живых энергетических структур, а потому априори не подходила для нашей цели. Тот факт, что ее видоизмененный вариант был способен удерживать Хвостатых внутри амариновых шаров, был признан не более чем математической погрешностью. Я ждал от вас мастера фуиндзюцу, способного воспользоваться нашими ресурсами и собственным потенциалом на благо обеих деревень, а получил плевок в лицо, приукрашенный красивыми словами и бессмысленными оправданиями. Тон Рето нарастал по ходу его монолога, и по его лицу было заметно, что сейчас он категорически не настроен на прощение и понимание. Хаширама открыл было рот, чтобы согласиться с ним и еще раз попросить прощения за то, что произошло восемь лет назад, когда тишину вдруг прорезал чистый и неестественно высокий голос Итамы. — А что дали нам вы, Казекаге? Старого немощного монаха, проповедующего любовь и братание с демонами? Моя мать могла умереть, давая жизнь моей сестре, а Лис, что живет внутри нее, в таком случае вырвался бы на свободу и обратил Коноху в руины. Вы строите из себя оскорбленную сторону и обвиняете Хокаге в чужих грехах, но, кажется, совершенно забываете о своих собственных! Вы ничем нам не помогли, когда мы стояли на грани краха, а значит и вовсе не имеете права требовать от Конохи возвращения этого мифического долга! Мадара, внимательно следивший за собранием, не смог сдержать восхищенного присвиста, благо что никто не смог бы его услышать. Мальчишка-то был не промах. Ему не хватало, пожалуй, рассудительности и хитрости, которые всегда требовались для подобного рода переговоров, но вот горячности и уверенности в себе ему было не занимать. А за одно то, что малец вступился на защиту своего отца, не ожидая и не надеясь, как многие прочие, что Первый Хокаге со всем разберется сам и спасет положение, Учиха был готов крепко пожать ему руку. После эмоциональной тирады сына Хаширамы Казекаге некоторое время молчал, переводя взгляд с сердитого лица юноши на смущенное лицо его отца и обратно. Затем заговорил, и голос его был холоден, как февральский лед: — Дело не в том, что вы получили или не получили от нас, мальчик. Твой отец дал нам обещание, согласившись получить взамен кота в мешке. Я предупреждал его о том, что он может не найти того, что ищет. Никто его за язык не тянул. — И вы считаете это справедливым? — обомлел младший Сенджу. — Мой отец готов был поступиться правилами и подставить себя под удар столицы ради того, чтобы исполнить данное вам обещание... — А, может, он с самого начала не собирался этого делать, — пожал плечами Рето. — Именно потому, что знал, что его даймё никогда не позволит ему этого сделать? И потому он так легко дал обещание, которое вовсе не планировал выполнять? О каком доверии между странами и скрытыми деревнями может идти речь, если любые наши договоренности могут быть аннулированы по внезапной прихоти вашего Хокаге? — Это не было внезапной прихотью! — не сдержавшись, Итама вскочил на ноги, и лысый мужчина с драконом на лице тут же последовал его примеру, положив руку на рукоять меча. Женщина в маске не шевельнулась, но Хаширама, даже не видевший ее лица, вдруг почувствовал ее взгляд, буравящий его лицо. Как будто в комнате больше вообще никого не было. — Прошу, — мягко произнес Хокаге, поднимая руки. — Не нужно насилия. Итама, твое поведение совершенно неприемлемо. Я прошу тебя покинуть собрание. Рето-сан, я приношу извинение за дерзость моего сына, но прошу вас проявить снисхождение к его возрасту — он молод и горяч и не вполне понимает, где находится и с кем говорит. — Нет, я прекрасно понимаю! — Итаму уже было не остановить. Его трясло от гнева, и его желтые глаза пылали, как расплавленное золото. — Я говорю с убийцей и мерзавцем! Я знаю, что то нападение было ваших рук делом! Вы хотели убить моего отца и меня исподтишка, как гадюка. Потому что все знают, что в честном бою он бы мокрого места от вас не оставил. Вы ни на что не способный старый трус! Вы убили моих товарищей, и вы поплатитесь за это! В следующие несколько секунд произошло сразу несколько событий. Итама вытащил кунай из закрепленных сзади на поясе ножен и прыгнул вперед, замахнувшись на Казекаге. Мужчина с драконом на лице отбил его неумелую атаку мечом, даже не вынимая его из ножен, а потом с силой оттолкнул парня назад, из-за чего тот рисковал влететь спиной прямо в окно, но был пойман в воздухе выросшими на его пути пружинистым кустом. АНБУ в белом плаще метнулся вперед, снимая перчатки, кожа рук под которыми как будто пришла в движение, а затем начала испускать зеленовато-желтый дымок, который при более близком рассмотрении оказался стайкой маленьких жучков. Его остановила женщина в маске шакала, резко поднявшаяся на ноги и сложившая ручную печать, которая Хашираме была незнакома. АНБУ замер, словно налетев на невидимую стену, но его жуки проигнорировали произошедшее и окутали фигуру его противницы, заставив ее закричать и судорожно замахать руками. Все это случилось почти одновременно — так быстро, что никто толком не успел понять, что происходит и в какой момент переговоры, пусть и весьма напряженные, переросли в открытое столкновение. — Мне вмешаться? — вполголоса спросил у Мадары Рэйдо, сидевший рядом с ним и также имевший возможность наблюдать за происходящим в комнате. — Пока нет, — покачал головой тот, внимательно вглядываясь в лицо Хаширамы. Он знал это его выражение. Оно отзывалось ноющей болью у него в груди и заставляло его остервенело скрести ногтями собственную кожу, твердую и белую, как штукатурка. — Хватит. Властный раскатистый голос Первого Хокаге прокатился по комнате, заставив всех, кто до этого двигался, замереть на месте. Мадара коротко улыбнулся, ощутив смешанное чувство гордости и затаенного испуга. Именно таким голосом говорил Хаширама из его кошмаров, прежде чем раздавить его в кулаке своего деревянного божества. Казекаге Рето медленно поднялся на ноги. Демонстративно стряхнул пару дохлых жучков со своего рукава, чьи отяжелевшие тельца от его прикосновения рассыпались мелким песком. Потом произнес: — Эти переговоры были обречены на провал, Хокаге. Мы с вами оба это понимали. Между нашими странами нет и не может быть никакого понимания и доверия. Не после того, что здесь сегодня случилось. — Пусть так, — не стал спорить Хаширама. — Но это не значит, что мы должны быть врагами. Наши с вами личные противоречия не должны коснуться наших детей и людей, которые нам доверяют. Я не хочу посылать своих подчиненных на смерть из-за того, что не смог сдержать данное вам слово. Хотите наказать меня за это? Наказывайте. Но ни Итама, не кто-либо другой тут ни при чем. — Хотите пожертвовать собой? — неприятно улыбнулся Рето. — Это благородно с вашей стороны, но совершенно бесполезно для меня. Я знаю, что вы задумали, Хокаге. И скоро об этом узнает и весь остальной мир. Вы можете сколько угодно утверждать, что не собирались меня обманывать, но мы с вами оба знаем правду. Хвостатые слишком ценное приобретение, чтобы ими делиться, не так ли? — Хвостатые представляли угрозу, — нахмурился Хаширама. — Там, где они сейчас, они никому не причинят вреда. — А кому-то еще и принесут пользу, — выразительно двинул бровями его собеседник. — Вы слишком полагались на свою репутацию, Хокаге, и смогли почти всех убедить в том, что ваши намерения чисты — лишь из-за того, кто вы такой и что сделали в прошлом. Но я всегда видел вас насквозь. — Вы ничего не знаете о моем... — снова попытался было вмешаться Итама, но в этот самый момент юркий древесный стебель плотно запечатал ему рот, оставив негодующему парню возможность разве что гневно мычать. — И что мы будем делать, Казекаге? — негромко спросил Хаширама, чьи руки спокойно лежали на коленях, а взгляд был чист и открыт, словно он уже смирился с неизбежным. — Не нам принимать это решение, — пожал плечами Рето. — Но если мой даймё спросит меня, что я думаю о Стране Огня и о возможности договориться с ними мирным путем, я отвечу как есть. Страна Огня это мыльный пузырь, миф, построенный человеком, который хотел, чтобы люди видели в нем спасителя и доверяли ему без оглядки. Это кровожадный и жестокий, а главное — лживый и насквозь фальшивый монстр, которого опасно иметь врагом, но еще опаснее звать другом. Смиритесь с неизбежным, Хокаге. Этот мир давно раскусил вас, и ваше гнилое нутро никому здесь не по нраву. Но я обещаю, что, когда все будет кончено, я сорву с вас маску героя, и тогда ваш собственный сын, что так защищал вас, плюнет вам в лицо. Сенджу молчал. Он не понимал, откуда в Казекаге взялось столько желчи и ненависти к нему. Его последняя тирада звучала так, будто ему была известна некая постыдная тайна Хаширамы, но даже если допустить, что он каким-то непостижимым образом узнал самый главный его секрет о Мадаре и Мито, то какое значение это имело сейчас? Учиха давно был мертв, да и личная жизнь Хокаге, какой бы сомнительной и спорной она ни была, не имела никакого значения, пока он мог верно служить своему народу и своей стране. Так в чем же было дело? Он почти задал этот вопрос, но сдержался в самый последний момент. Может быть, из-за Итамы. Та правда, которая едва ли затронула бы чувства посторонних ему людей, могла нанести слишком глубокую рану его впечатлительному и такому категоричному сыну. И потому Хаширама промолчал и не остановил Казекаге и его свиту, когда они покинули комнату переговоров. — Значит, будет война, господин? — тихо спросил АНБУ в белом, снова надевая перчатки. — Я не знаю, — честно ответил тот, опустив лицо. — Я уже ничего не знаю.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.