Двойная жизнь

…На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно… Б.Л. Пастернак

— Почему мы постоянно спим в твоем доме? — спросил Хаус на следующее утро, проснувшись рядом с Кадди и заглянув в ее серые глаза, устремленные на него, ожидающие его пробуждения. — Возможно, потому, что это не накладывает на тебя никаких обязанностей, — сказала Кадди, обнимая его и проводя рукой по заросшему щетиной лицу, все еще немного сонному. — Здесь ты мой гость. И от тебя не требуется готовить ужин и завтрак, мыть посуду, приводить жилище в порядок, заботиться о чистоте постельного белья. А также, возможно, потому, что ты не любишь смены обстановки. — Я не отказался бы сменить обстановку хотя бы на один вечер, — сообщил Хаус, запутывая правую руку в ее волосах. — Я тоже не отказалась бы, если бы ты приготовил ужин, придвинул стул, постелил чистое постельное белье, — призналась Кадди. — Тогда сегодня вечером у меня, — предложил Хаус. — Хочу показать тебе самое дно самого разнузданного разврата. И они скрепили договор долгим поцелуем. Вечером, входя в распахнутую перед ней дверь, Кадди оказалась словно в самом центре идеального беспорядка. Хаус никогда не утруждал себя систематической уборкой в квартире, тем более не было смысла утруждать себя теперь, когда гадкий белый пес потрошит все, что видит. Пока Кадди с печалью в глазах смотрела на ужасающий бардак, главный виновник погрома в квартире подбежал к ней. — Ты не говорил, что у тебя есть собака, — сказала Кадди Хаусу, присаживаясь на корточки и протягивая руку, чтобы погладить животное. Пес заурчал от удовольствия уже после двух прикосновений к его белой шкуре. — Это Гектор, пес Уилсона, — объяснил Хаус. — Он у меня временно, и, надеюсь, это время истечет прежде, чем я решусь на убийство. — Ты его не убьешь! — выразила протест Кадди, вытягиваясь во весь рост рядом с Грегом. — Он очарователен. — О да, конечно, он — само очарование, — саркастически согласился Хаус. — А помойку в квартире устроил я, свои вещи превратил в лоскуты тоже я! Кадди умиротворяюще поцеловала его, обхватив одной рукой его спину и касаясь ладонью второй руки его затылка. Пальцы инстинктивно взъерошили спутанные светлые волосы. Хаус мгновенно ответил углублением поцелуя. Обе его ладони Кадди почувствовала на своей спине, рукоять трости оказалась плотно прижатой к ее левой лопатке. И мир сосредоточился в них двоих, а вся мелочная повседневность оказалась стремительно опрокинутой в бездну, имя которой — ничто. — Ужин будет? — не выпуская Хауса из объятий, спросила Кадди. — Ужин привезут из итальянского ресторана, — обменявшись с ней дополнительным коротким поцелуем, ответил Хаус. — Чистое постельное я забрал из прачечной по дороге с работы. — Хаус, ты не перестаешь удивлять меня своей изобретательностью, — улыбаясь, призналась Лиза. — Похоже, я и в самом деле тебе нравлюсь, — предположил Хаус. — Раньше ты во всем обвинила бы мою природную лень и была бы права. Они еще раз поцеловались и, держась за руки, прошли на кухню, где обеденный стол был единственным островком чистоты и образцового порядка. Хаус сел на стул возле стола и, устроив руки на талии Лизы, потянул ее к своему здоровому бедру. Мгновение спустя они сидели в обнимку на одном стуле, погружаясь в хмельной водоворот взаимного притяжения. Звонок в дверь возвестил об окончании этих быстротечных, никем не считанных минут наслаждения близостью. — Ты когда-нибудь мыла руки вслепую? — спросил Хаус, возвращаясь из гостиной после того, как запер дверь за ресторанным посыльным. Кадди в этот момент открыла кран и собиралась подставить руки под воду. — Как это? — поинтересовалась Кадди, оглядываясь на него. Хаус приблизился к ней вплотную, слегка нагнулся и коснулся губами ее губ. Провел языком по ее губам, напрашиваясь на приглашение внутрь. И языки заключили друг друга в объятия, губы обменивались обжигающим теплом. Грег вытянул руки вдоль рук Лизы, взял ее ладони в свои и подставил под воду все четыре руки разом. Не открывая глаз и не обрывая глубокого поцелуя, правой рукой он пошарил возле раковины в поисках мыла. Взяв мыло, он сначала намылил свои руки, потом, мягкими ласкающими движениями, руки Кадди. Тщательно смывая мыло, Грег стремился прикоснуться к каждой частице кожи на ладонях, пальцах, тыльной стороне рук Лизы. Он чувствовал нарастающее возбуждение во всем теле от поцелуя и тесного контакта с телом Кадди. Аромат ее духов, неназойливо дразнящий сексуальные фантазии, принимал во всем этом самое активное участие. Игру нужно было прекращать, чтобы не пришлось есть холодный и оттого невкусный ужин. Хаус завершил поцелуй легким прощальным касанием губ. Прошел пару шагов в сторону от Кадди, оторвал от рулона бумажное полотенце и протянул его Лизе. Она лучезарно улыбалась и не сводила с него восхищенного взора. После ужина Грег и Лиза, обняв друг друга за талию, направились в спальню. Они остановились посереди коридора, охваченные обоюдным порывом несдерживаемой страсти. Целовались так, словно от их поцелуя зависят жизнь и смерть Вселенной. Кадди расстегнула рубашку Хауса, и под ее ладонями оказались жесткие, но приятные на ощупь волосы, растущие на его груди. Хаус внезапно прервал поцелуй и, глядя мимо Кадди в неведомую пустоту, тихо сказал: — Музыка. — Что с тобой? — заглядывая в голубые глаза и едва касаясь ладонью его правой щеки, спросила Кадди. Отрешенный, почти отсутствующий взгляд и немного ошеломленное выражение лица напомнили ей моменты озарения, которые многократно доводилось наблюдать на работе, когда он правильно складывал очередную медицинскую головоломку. Она обожала смотреть на него в такие минуты, в ее памяти существовал специальный раздел «Хаус в минуты озарения». Там хранилась коллекция воспоминаний, собранная из мельчайших подробностей удивительных и незабываемых мгновений. Кадди перебирала эту коллекцию лишь изредка, когда было тяжело, одиноко и жизнь представлялась абсолютно бессмысленной. Но сейчас у Хауса нет медицинской головоломки, что-то другое всецело завладело его сознанием. Завладело настолько, что Кадди почувствовала легкие царапины ревности. Не глядя на нее, Хаус устремился в гостиную. Кадди пошла за ним, удивленно наблюдая, как он садится на стул перед пианино и начинает проигрывать первые аккорды покоряющей слух мелодии. Она села на диван и полностью сосредоточилась на слуховых ощущениях. Красота музыки пробуждала воображение, извлекала из тайников души красочные образы, вызывала сердечное волнение и учащенную пульсацию крови. Все поцелуи, подаренные Грегом и Лизой друг другу, воплотились сейчас в этой музыке, стали ее сердцевиной. Эта мажорная, торжествующая, жизнеутверждающая музыка звучала внутри Хауса, а его импровизаторский талант позволил ей стать неподражаемым компонентом реальности. Очарованная, Лиза слышала музыку еще несколько мгновений после того, как Грег прекратил играть. Он убрал руки с клавиш и, улыбаясь, посмотрел на Кадди. — Классно, правда? — спросил Хаус, и Кадди залюбовалась ярким сиянием в его глазах. — Необыкновенно красиво, — подтвердила она. — Хочу еще раз послушать. — Возьми стул и сядь рядом, — потребовал Хаус. — Сыграем в четыре руки. — Я не умею играть без нот, — возвращаясь из кухни со стулом и устраиваясь рядом с Грегом, сказала Лиза. — Если у тебя превосходный музыкальный слух и отличная память, ноты не нужны, — Хаус проиграл начальные аккорды только что сочиненной мелодии. — Ну же, ты можешь, — подбодрил он Кадди. Музыка, рожденная вдохновением Хауса, вновь наполнила комнату, обогатившись новыми лирически-тонкими звуками. Совместное творчество превращало прекрасное в совершенное. Закрыв глаза, Хаус взволнованно прислушивался к различным оттенкам звучания уже знакомой мелодии. Он снова почувствовал себя в плену неутолимого желания и не мог ему не поддаться. Закрыв крышку пианино, Хаус и Кадди в обнимку ушли в спальню. Гектор в двух шагах от входной двери азартно потрошил толстый телефонный справочник. Захлопнув дверь спальни и включив свет, Хаус вернулся к прерванному поцелую, и мгновенно усилившееся головокружение увлекло их с Лизой на постель. Хаус оказался лежащим на спине, его руки поспешно освобождали Кадди от блузки и лифчика. Выполнив необходимое действие, его ладони завладели ее великолепной грудью, которую теперь можно было сжимать и гладить. Обхватывать двумя пальцами соски, целовать ложбинку между белоснежными холмами. Губы Лизы расстались с губами Грега и переместились на его грудь, оставляя на коже причудливо изгибающиеся тропинки поцелуев. Та же участь чуть позже постигла мускулистый живот, после чего Кадди расстегнула пуговицу на брюках Хауса. Через ткань она чувствовала его полную боевую готовность. В это мгновение они услышали звонок в дверь. Кадди, завершив прикусывающий поцелуй нижней части живота Хауса, подняла голову и вопросительно посмотрела на него. В глазах Хауса она увидела недоумение, смешанное с раздражением. За первым звонком последовал второй, более продолжительный, за вторым третий, еще более длительный и настойчивый. Скрипнув зубами, Хаус потянулся за тростью, оставленной на тумбочке. Встал на ноги, застегнул рубашку и брюки, пошел открывать дверь. За дверью обнаружился склонный к полноте незнакомый мужчина средних лет. Не обращая внимания на свирепый взгляд Хауса и не дожидаясь приглашения, он перенес через порог свое грузное тело. Хаус оказался в своей гостиной лицом к лицу с непрошеным и крайне нежелательным гостем. — Я насчет мотоцикла, — сказал наглый визитер. — Он в порядке, ремонт не требуется, — быстро ответил Хаус, одновременно раздумывая, нужно ли прямо сейчас развернуть гостя лицом к дверному проему и выкинуть из квартиры или подождать полминуты, пока тот сам сообразит, что пора уходить. — Супер! — восхитился мужик. — Я его покупаю! — Мотоцикл не продается, — отрезал Хаус. — Ты че, передумал? Или уже продал? Еще бы, за тыщу-то долларов. — Продать мой мотоцикл за тысячу долларов? — изумленно переспросил Хаус. — Да я за него отдал семь тысяч! — Постой, но это ты Грег Хаус? — Грегори, — внес уточнение Хаус. — А для тебя меня вообще нет дома. — Так ты передумал продавать мотоцикл? — Я и не собирался его продавать. Слушай, иди отсюда, пока я не вызвал копов! — Да ладно тебе, — отступая за порог, сказал покупатель, — не хочешь, не продавай. Но зачем так нервничать? Хаус захлопнул за ним дверь и вернулся в спальню. — Что случилось? — спросила Кадди, вглядываясь в раздраженного и взвинченного Хауса. — Какой-то псих хотел купить мой мотоцикл, — ответил Хаус, усаживаясь рядом с ней на кровать. Близость желанной женщины, наполовину раздетой, мгновенно настроила его на совершенно иной лад, и он добавил: — Поговорим об этом потом, о`кей? Кадди кивнула, они обнялись и соединили губы в глубоком поцелуе. Укладывая Лизу на спину, Грег расстегнул молнию на юбке и нежно погладил кожу бедра, приподняв резинку стрингов. В этот момент снова позвонили в дверь. — Шакальи подкидыши, — выругался Хаус, резко обрывая поцелуй и покидая постель. Пока он шел по коридору и пересекал гостиную, позвонили еще дважды. У порога квартиры теперь находились два молодых человека, всем своим видом оповещавшие каждого встречного, что они — подающие весомые надежды рок-звезды. У одного из парней из-за спины выглядывала гитара, другой держал подмышкой свежую вечернюю газету. — Мы по объявлению, — сказал молодой человек с гитарой. — Вы продаете тот мотоцикл, который мы видели возле входной двери? — одновременно с товарищем спросил второй посетитель. — Я не продаю мотоцикл, — устало проговорил Хаус. — А что так? Уже продали? — полюбопытствовал рокер с газетой. — И не собирался. Мой мотоцикл — мой друг, а друга нельзя продать! — призвав на помощь все свое самообладание, терпеливо объяснил Хаус. — Но вот тут же написано, — разворачивая газету, настаивал музыкант, — продается мотоцикл Honda CBR1000RR Repsol Replica в отличном состоянии, технические характеристики, цена 1000 долларов. Обращаться по адресу: Бейкер-стрит, 221 Б, после 22-х часов до 8 утра, звонить в дверь пять раз, спросить Грега Хауса. — Ситуация проясняется, — тяжело вздохнув, сообщил Хаус. — Значит, продаете? — обрадовался визитер с гитарой. — Ни в коем случае! Я теперь понял, что мотоцикл — не просто мой друг, он — мой единственный преданный друг! — заявил Хаус. — Спокойной ночи, ребята! И Хаус захлопнул дверь перед недоумевающими посетителями. Затем Грег подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. На шум захлопнутой двери из спальни вышла Кадди, и Хаус внутренне простонал, увидев, что она полностью оделась и привела себя в обычный образцовый вид. — Уилсон! — крикнул Хаус в трубку. — Ты уже составил завещание? — Нет, а что? — спокойно спросил Уилсон. — А то, что оно понадобится твоим женам уже очень скоро! Я тебя удавлю, а потом будет вечеринка века для стервятниц! — Хаус, тебе приснился плохой сон? — осведомился Уилсон. — Я давно говорил, что тебе нельзя смотреть перед сном фильмы ужасов. — Ты выставил на продажу мой мотоцикл! — Я не мог этого сделать, ты не говорил, что хочешь его продать. — Ты знаешь, что я не хочу! А поскольку мой мотоцикл не мог сам дать объявление о продаже себя самого, то тебе пора готовиться к смерти, Уилсон! — и взбешенный Хаус повесил трубку. Он закрыл глаза и схватился правой рукой за больное бедро. Весь вечер вполне терпимая боль была локализована в бедре, после завершения разговора с последними посетителями она начала распространяться в соседние области тела и сейчас пульсировала повсюду. Кадди встревожено наблюдала за ним и помогла удержаться на ногах, когда он покачнулся. Опираясь на нее, Хаус проковылял к дивану. — Где викодин? — спросила у него Кадди, помогая устроиться на диване в положении полулежа. — В больничной аптеке, — попытался пошутить Хаус, поднимая ближайшую к себе диванную подушку и обнаруживая под ней пустой пузырек от любимых таблеток. — Посмотри в ванной. Или нет, в коридоре, в шкафу в куртке. В куртке Кадди нашла почти полную упаковку викодина и отдала Хаусу. Грег проглотил одну за другой три таблетки. Кадди присела рядом с ним и обняла, прижавшись щекой к его макушке. В этой ласке в данную минуту не было ничего общего с любовным неистовством, точно так же она обнимала бы своего маленького сына, разбившего коленку. — Грег, что случилось с твоим чувством юмора? — спросила Кадди, желая отвлечь его от мрачных мыслей. — Ты недавно сказал Уилсону, что ему нужно переспать со мной, он теперь утверждает, что тебе нужно продать твой мотоцикл. По-моему, все вполне в пределах допустимого. — Я его самого завтра же продам в рабство иорданскому шейху! — пригрозил Хаус. — Через Интернет в наше время можно всё. В дверь опять настойчиво позвонили. Хаус сделал попытку встать с дивана, но Кадди его удержала: — Лежи, я сама открою. За дверью оказались двое мужчин, один лет пятидесяти, второй лет двадцати пяти, вероятнее всего, отец и сын. Оба приветливо улыбнулись, увидев Кадди. — Нам нужен Грег Хаус, — сказал старший мужчина. — Его нет дома! — крикнул Хаус с дивана. Он непроизвольно сжал кулаки, заметив, что младший посетитель бесстыдно уставился на откровенный кружевной вырез блузки Лизы. — Проваливайте к дьяволовой матушке! Слышал, она приторговывает заморенными душами, способными продлить ваше никчемное существование! — Извините, мотоцикл не продается, — спокойным тоном объяснила посетителям Кадди. — Произошло недоразумение. Друг мистера Хауса не слишком удачно пошутил. — Понятно, — смущенно пробормотал старший визитер. — Примите извинения. И отец с сыном ушли, сын еще раз обернулся посмотреть на Кадди, но увидел только быстро закрывшуюся дверь. — Да, черт возьми! — крикнул им вдогонку Хаус. — У меня всё самое лучшее! И мотоцикл, и женщина! Но я их никому не отдам! Во всем мире нет столько денег, чтобы вы их смогли купить! Приятно ли узнать о себе, что находишься в одном ряду с мотоциклом по степени важности, а твоя ценность приравнивается к ценности двухколесного средства передвижения? Кадди улыбалась, не зная в действительности, смеяться ли ей или плакать. И все же, неизвестно почему, в устах Хауса самые нелепые фразы порой звучат словно признания в любви. — И ты еще считаешь возможным относиться к этому с юмором! — слегка успокоившись, сказал Кадди Хаус. — Ты не поняла всего коварства этой дружеской шутки? — Объясни, как понял ты, — попросила Кадди, присаживаясь на боковину дивана в ногах Грега. — Это очень жестокий план, — пожаловался Хаус. — Цель этого плана — выгнать меня из квартиры как минимум на три дня. Примерно столько времени нужно, чтобы весь тираж газеты переместился на помойку, и объявление потеряло всех читателей. И это в том случае, если объявление подано только одно в одну газету. Уилсон прекрасно знает, что я не выдержу постоянной беготни к дверям из-за больной ноги. А из-за нетерпимости к людскому идиотизму мне еще сильнее захочется сбежать хоть на край света от всего этого подальше. — Мы можем немедленно поехать ко мне. — Да, мы так и сделаем, — согласился Хаус. — Но вся соль в том, что Уилсон не знает о наших отношениях и наверняка рассчитывал, что я переберусь жить в гостиницу или в свой рабочий кабинет. А меня, разумеется, не устроило бы ни то, ни другое. Да, шедевральный план. Снова позвонили в дверь, Хаус встал с дивана и, опираясь на трость и сильно подволакивая больную ногу, подошел к двери. — Вам сколько лет? — спросил он у пожилого мужчины, обнаруженного перед порогом. — Шестьдесят три, а какое это… — А такое, что в вашем возрасте пора научиться понимать реальность! Невозможно купить вещь за тысячу зеленых, если она стоит семь тысяч! — Повысили цену? — осведомился посетитель. — О боже! — закатил глаза Хаус. – Нет, не собирался продавать! — А в газете написано… — И до каких же пор в этом мире будут верить печатному слову и не доверять здравому смыслу? — задал риторический вопрос Хаус. Визитер пожал плечами, посмотрел на Грега странным взглядом и счел за лучшее удалиться. — Мир несовершенен, Грег, — сказала Кадди, протягивая ему кожаную куртку, шлем и ключи от мотоцикла. — И ты лучше всех знаешь, что не в наших силах это исправить. — Нет, ты видела? — поинтересовался Хаус, одевая куртку. — Этот идиот еще и психиатром себя мнит, принял меня за психопата и поставил диагноз! — В любом случае, у него нет права дать официальное заключение о твоем психическом здоровье, — улыбнувшись, заметила Кадди. — А фантазировать каждый вправе что угодно. — Надо было попытаться продать Гектора, — бросив раздраженный взгляд в сторону белого пса, зажавшего в зубах пульт от телевизора, сказал Хаус. — И мне уже не пришлось бы каждый день заезжать домой, чтобы покормить его и вывести на прогулку. С этими словами Хаус и Кадди вышли из квартиры, Грег запер входную дверь на ключ. Вместе они подошли к мотоциклу, стоящему у края тротуара. Хаус любовно провел ладонью по оранжевой верхушке его бока, и этот жест лучше всяких слов вопил на всю улицу: «я никогда не расстанусь с тобой!». Полюбовавшись на обожаемую игрушку еще пару мгновений, Грег сел на мотоцикл, подождал, когда Кадди устроится за его спиной и стартанул с места на предельно возможной скорости. Он попытался унять участившееся сердцебиение, когда Лиза обхватила его двумя руками вокруг пояса и прижалась к нему всей верхней частью тела. Но укрощать сердце так же бесполезно, как укрощать стихию. Прижимаясь к нему, Кадди чувствовала всеохватное волнение от его близости, от его уверенного управления мотоциклом, от предвкушения еще одной упоительной ночи в его объятиях. Ей нравилось, что они летели, обгоняя ветер, словно страшились опоздать на свидание с земным воплощением счастья. Полчаса спустя, сбросив одежду на пол спальни, Хаус и Кадди лежали на боку лицом друг к другу, крепко обнявшись и отдаваясь поцелую со всем пылом неутоленного желания. Не прерывая поцелуя, Грег аккуратно вошел в переполненный влагой грот наслаждения, терпеливо ждавший его весь этот сумасшедший вечер. Сближение двух тел при подобном проникновении было очень тесным, и одно только это бросало во власть беспредельного исступления. Грег с силой сжал упругие ягодицы Лизы и тотчас почувствовал, как ее умеренно длинные ногти впиваются в его спину чуть выше лопатки. На ней останутся синяки, на нем — памятные царапины, но в настоящую минуту болезненные ласки доставили дополнительное удовольствие. Завершение процесса обладания произошло в свой черёд так же неотвратимо, как и всегда. Но за несколько секунд до разъединения они парили над вершинами блаженства вне времени. Этот ослепительный миг, завершающий один цикл и открывающий простор для нового, и был для них воплощением полнокровной земной жизни. Поутру, заехав в свою квартиру вывести Гектора на прогулку, Хаус снова задумался над ситуацией, созданной Уилсоном. Грег не имел ничего против того, чтобы провести в доме Кадди не менее недели под предлогом полной непригодности его личной среды обитания. Сжимать Лизу в объятиях семь дней подряд независимо от того, есть у него пациент или нет — в этом скрывался особый, чрезвычайно заманчивый соблазн. В то же время прожить ближайшие дни в своей квартире Хаусу представлялось делом принципа. Торжествующая улыбка заиграла на губах Грега, когда он понял, каким образом может сорвать триумф Уилсона. Вернувшись вечером с работы, Хаус прикрепил к входной двери квартиры два листа формата А-4. На верхнем листе крупными буквами было напечатано: «Мотоцикл не продается». На втором листе чуть крупнее: «Продается злая-презлая собака. Цена 7000 $».